Музыка

А пятница еще впереди

Вчера, оказывается, Оззи Осборн давал концерт в Хельсинки, причем работал, судя по отзывам, потрясающе. Пишут, что его диски не дают никакого представления о том, что это такое, Оззи Осборн. Лично я, конечно, преклоняюсь перед его силой воли. Все видели, какой развалиной он был после болезни. Да, следы видны до сих пор, и никуда не денутся, но он и в такой форме лучше массы его коллег.



А вот это я слушаю медитативно, можно сказать. Именно в этом исполнении, очень уж проигрыш нравится, и вообще...

@темы: "музыка"

---

Очень интересно! Ришелье и кошки, мррр...

09.09.2010 в 10:00

Пишет  Zinder:

Кошки кардинала Ришелье

Жан Ало. Кардинал де Ришелье представляет уезжающего в Рим Пуссена Людовику XIII.

Истории о кардинале и кошках кочуют по сети давно, но увы, мало кто указывает автора(ов) перепубликуемой с различными вариациями статьи. Посему мне остается лишь последовать всеобщему примеру и процитировать ее как есть (без купюр и комментариев, хотя местами ну очень хочется). Боян, но симпатичнейший боян, мурчливый и пушистый. ))

"КОШКИ КАРДИНАЛА И НЕ ТОЛЬКО… Наверняка, нет среди читателей человека, который бы не видел советского еще мультфильма “Пес в сапогах”, лихо перекроившего мушкетерскую историю Дюма-отца. Главные герои мультика – собаки – мушкетеры и кошки, гвардейцы кардинала соответственно. Вроде бы ничего нет непонятного в музыкальной рисованной ленте, простая и веселая пародия на Д`Артаньяна и его друзей. Но мультфильм оказался, так сказать, исторически правдив. И дело все... в кошках.

Да, да, в кошках Армана Жана дю Плесси Ришелье (1585–1642) – кардинала с 1622 г., с 1624 г. – главы Королевского совета, фактического правителя Франции. Единственными живыми существами, разделявшими короткие часы досуга Ришелье и искренне к нему привязанными, были населявшие дворец кардинала Пале-Кардиналь многочисленные кошки.

История сохранила имена кошек принадлежавших Ришелье. Самой любимой была белоснежная кошка по имени Мириам. Еще одной любимицей была Сумиз (Soumise), что в переводе означает "особо легкого поведения".

В честь своего детища газеты с одноименным название «La Gazette» была таким же именем названа трехцветная кошечка Газетта. Кот с именем, которое я не возьмусь переводить: Mounard le Fougueax, обладал донкихотским характером и был очень раздражительным. Хорошим охотником на крыс был кот по кличке Людовик Жестокий (Ludovic le Cruel). Именно Ришелье стал одним из первых в Европе владельцев кошек ангорской породы. Ему привез такую кошечку из Анкары его друг Николь - Клод Фарби де Пейрешем, ученый и политик, много путешествовавший по Турции. Ангорскую кошку звали Mimi-Paillon. Кот привезенный из Британии звался Фелимор (Felimare), он был похож на тигра. Придворные и дипломаты знали об увлечении Ришелье кошками и преподносили ему их в качестве подарка. Из Польши привезли для него кошку, которую звали Лодоиска (Ludoviska). Кошечка с красивым именем Rubis sur L'Ongle, что в переводе обозначает Рубин, была истинной леди. Она прославилась тем, что был очень капризна и никогда не оставляла в блюдечке ни капельки молока. Еще одну пушистую подругу кардинала звали Серполетта (Serpolet).
Серая парочка котов, которая любила спать, связавшись вместе в узел звалась Приам и Тисба. Еще одна парочка котов была рождена в парике драматурга Ракана, поэтому их звали Racan (Ракан) и Перрюк (Парик). Легенда говорит о том, что Ракан, собираясь в гости к кардиналу, надел парик и не заметил спящих там котят, обнаружены они были только в доме Ришелье. Хотя мне кажется, что это только легенда.

Пожалуй, самым знаменитым котом Ришелье был черный кот Люцифер. Люцифер, чёрный кот, названный по имени падшего ангела, сатаны. Это было время охоты на ведьм, которых Ришелье преследовал безжалостно. В это же время Ришелье подписал хартию Сотни. Сотня была ассоциацией французских джентльменов, служивших своей стране, которых дали титулы и землю в Новой Франции в Новом Свете. Они должны были привозить на новые земли поселенцев, строить церкви и правительственные здания, развивать страну. Есть легенда, что Люцифер помогал контрабандой пробираться на корабли, отправлявшиеся в Новый Свет, кошкам, которых тоже преследовали при охоте на ведьм. Известно, что моряки любят кошек, потому что их магические способности на корабле менее опасны, чем крысы, так что кошкам там всегда были более чем рады. По этой легенде более тысячи кошек таким образом добралось до современной Канады и США.

Про других котов тоже говорят, что они помогали перебираться другим кошкам в Новый Свет. Аристофан (также известный как Манг) предположительно спас около двух тысяч кошек, спрятав их в заброшенном сарае. К сожалению, их убежище было обнаружено. Аристофану пришлось основать кошачью колонию, которая, как говорят, до сих пор существует в лесах. Три других кота пожертвовали жизнью ради спасения своих друзей. Джонатан, как говорят, спас более пятисот кошек, Пикл спас одиннадцать сотен, а Софти спас более пятнадцати сотен кошек. Предположительно все эти кошки отправились в Новый Свет с разрешения кардинала.

“Кто знает, – пишет современный историк П.П. Черкасов, – быть может, кардинал, не чуждый мистики, прослышал, что кошки заряжают человека какой-то неведомой (космической или биологической, как сказали бы мы сейчас) энергией, в которой он так нуждался для поддержания сил. Во всяком случае, Ришелье относился к своим кошкам с редкой привязанностью и даже любовью, которой не удостаивал никого из людей”. Так-то оно так, но кошки отличаются и еще одной удивительной способностью. Любя человека, с которым их связала судьба, они способны облегчать ему течение многих болезней, что могут засвидетельствовать специалисты, посвятившие себя изучению кошачьего племени. Кардинал не отличался крепким здоровьем. С юных лет его преследовала хворь, проявлявшаяся в воспалении суставов, головных болях и слабости, на недели, а порою и месяцы приковывавшей Ришелье к постели. Все старания ученых медиков оказывались тщетными. Облегчали страдания лишь тишина, полутьма, прохладная повязка на лбу и кошачья “терапия”.

Так вот, только кошки способны были утишить физические страдания Ришелье. И особенно Мириам. Однако лечение это влекло за собой неизбежное побочное следствие – вездесущую кошачью шерсть, особо неодолимую в не знавший еще пылесосов век. Именно эта шерсть и станет препятствием в нарождавшейся “истории любви” кардинала и самой королевы. Итак, о кардиналах и королевах… Всякому, кто читал в детстве “Трех мушкетеров” или смотрел одну из многочисленных экранизаций, памятен пылкий роман между юной королевой Анной Австрийской и блистательным Джорджем Вильерсом, герцогом Бэкингемом (1592–1628) – фаворитом и министром английских королей Якова I и Карла I Стюартов. Им то и чинил всяческие козни коварный кардинал Ришелье. Но мало кому известно, что был и другой, увы, несостоявшийся роман – между королевой и кардиналом… Напомним читателям, что к началу нашей истории Ришелье едва исполнилось сорок лет – пик зрелости и для государственного деятеля, и для мужчины, даже если учесть, что в те времена люди взрослели гораздо раньше, а жили, как правило, меньше, чем сейчас. Время не надежд, но свершений, достойных кардинала и главного государственного министра Франции.

Алое кардинальское облачение оттеняло бледность узкого лица, обрамленного черной, ниспадающей густыми локонами шевелюрой. Высокий, мощный лоб; чуть приподнятые, словно в удивлении, брови; длинный, с горбинкой, тонкий нос; волевой рот. Удлиненность овала лица усиливали лихо, по-солдатски закрученные вверх усы и заостренная бородка-эспаньолка. Пронзительный, проникающий взгляд больших серых глаз придавал лицу Ришелье суровое, но, как отмечали современники, одновременно приветливое выражение. Чаще всего в этом взгляде читались ясность и спокойствие уверенного в себе человека. Глаза его вообще обладали некоей завораживающей силой, особенно действующей на женщин. Он знал это и временами не отказывал себе в удовольствии проявить свою власть над ними. Власть, которую в полной мере испытала на себе даже вдова Генриха IV и мать Людовика XIII Мария Медичи, благодаря чьему расположению и вознесся он на государственные высоты. Путь к ним был дорогой через вершины и пропасти. Позади – учеба в Наваррском колледже и академии Плювинеля, кафедра епископа Люсонского и членство в Королевском совете, министерский портфель и многолетняя опала… С отроческих лет Ришелье уяснил, что жизненным его предназначением является служение Франции на политическом поприще. А чтобы преуспеть в этом намерении, требовались соответствующие свойства натуры. А именно честолюбие и властолюбие – и того и другого ему было не занимать. Увы, этим дело не ограничивается: бытует убеждение, будто политик должен руководствоваться лишь рациональными соображениями, трезвым расчетом, изгнав из души все привязанности, любви и нелюбви. Опыт многих великих – от Перикла до Черчилля – доказывает ложность вышеназванного тезиса. Но Ришелье уверовал с младых ногтей, и всю жизнь последовательно применял этот принцип в жизни. Он никогда и никого не любил, ни с кем не заводил дружбы – окружающие делились для него на политических союзников и противников, которые в любой момент могли легко поменяться местами, а также на исполнителей его воли.

Он легко отрекался от недавних сотоварищей и мирился с врагами, причем не в силу беспринципности, а ради следования основополагающему принципу. Однако правила, как известно, крепки исключениями. Однажды (случилось это на исходе 1624 года) кардинал к великому собственному удивлению осознал, что в его сердце возникла пылкая страсть, не имеющая никакой политической подоплеки: любовь к жене Людовика XIII – красавице Анне Австрийской, чьим духовником он стал с первого же дня пребывания испанской инфанты на французской земле.

Теперь несколько слов о королеве. Анна Австрийская (1601–1666) – французская королева, с 1615 года жена Людовика XIII. В 1643–1651 годах была регентшей при их малолетнем сыне Людовике XIV. Предоставим слово независимому от двора биографу-современнику: “Анна Австрийская находилась тогда в расцвете красоты. Отливавшие изумрудом глаза были полны нежности и в то же время величия. Маленький ярко-алый рот не портила даже нижняя губа, чуть выпяченная, как у всех отпрысков австрийского королевского дома Габсбургов, – она была прелестна, когда улыбалась, но умела выразить и глубокое пренебрежение. Кожа ее славилась нежной бархатистой мягкостью, руки и плечи поражали красотой очертаний, и все поэты эпохи воспевали их в своих стихах. Наконец, волосы ее, белокурые в юности и принявшие постепенно каштановый оттенок, завитые и слегка припудренные, очаровательно обрамляли ее лицо, которому самый строгий критик мог бы пожелать разве только чуть менее яркой окраски, а самый требовательный скульптор – побольше тонкости в линии носа. У нее была походка богини”. Уж ничуть не похожа Алиса Фрейндлих, исполнительница роли королевы в знаменитом фильме, на это описание…

При дворе уже давно поговаривали о неладах в королевском семействе. Поначалу юный супруг (напомню, в 1615 году, когда был заключен брак, обоим венценосцам было по четырнадцать лет) боготворил молодую жену. Однако юношеский пыл быстро иссяк, и король вскоре отдалился от Анны, предпочитая общество лошадей, охотничьих собак и ловчих птиц. Он целыми днями пропадал на охоте или забавлялся стрельбой по птицам в аллеях Тюильри. Впрочем, давала пищу для сплетен и сама королева, относившаяся к Людовику ХIII с явным пренебрежением. У нее были свое общество и свои забавы. Не было только одного – любви. Фрейлины и статс-дамы, по опыту зная, чем излечивается дамская меланхолия, нашептывали: вокруг столько кавалеров, которые готовы охотиться не только на кабанов и оленей! И первый из них – кардинал Ришелье. Воспитанная при испанском дворе, куда более ханжеском, нежели французский, Анна, разумеется, и помыслить не могла, чтобы снизойти к кому-либо из придворных. Однако Ришелье – хоть и не помазанник Божий, но в каком-то смысле даже больше, чем король: она прекрасно понимала, что подлинные величие и власть обитают не в Лувре, а в дворце Пале-Кардиналь. Но однажды Анна кокетливо заметила: “Какая там любовь! Кардинал сух, желчен и, вероятно, вообще не умеет веселиться. Ей-богу, если эта живая мумия станцует сарабанду, я буду готова на многое…” И что же? Ришелье сбросил сутану и сплясал! Двор ахнул. Разумеется, на страницах “Трех мушкетеров” этому эпизоду места не нашлось, между тем он свидетельствует, сколь глубокой была охватившая кардинала страсть, ибо сей факт совершенно выпадает из его предыдущего и последующего поведения. Рискуя карьерой, всегда осторожный и предусмотрительный Ришелье даже написал королеве, в самых пылких выражениях излив на бумаге свои чувства. И та, истосковавшаяся по любви, по сути любви еще не знавшая, не устояла.

Увы, дело ограничилось лишь несколькими тайными свиданиями. И всякий раз по их окончанию преданные фрейлины заставали повелительницу в слезах, теряясь в догадках о вызвавшей их причине. На расспросы Анна отвечала: “Не знаю… Стоит ему приблизиться – и я уже плачу. Он умеет говорить и уговаривать. Он вовсе не сухарь, но… Не знаю, я просто не могу. Не могу!” В конце концов, кардинал устал и охладел, вместо пылкой красавицы обнаружив в королеве беспричинную плаксу. Погасла, так по-настоящему и не загоревшись, королева. А вскоре, в 1625 году, в Нотр-Дам де Пари состоялось заочное венчание сестры Людовика XIII, принцессы Генриетты Французской, с английским королем Карлом I Стюартом. Чтобы сопроводить юную королеву на новую родину в Париж прибыл специальный представитель британского монарха – блистательный герцог Бэкингем. И началась иная история, подробности которой вы можете без труда почерпнуть хоть в исторических хрониках, хоть в тех же “Трех мушкетерах”.

О хворях сильных мира сего… Болезнь кардинала Ришелье уже нам известна; известен и способ облегчения страданий. У королевы случай еще сложнее для медицины того времени. От предков Анна Австрийская унаследовала не только знаменитую “габсбургскую губу”, представлявшую собой лишь потомственную портретную черту, но достаточно серьезную болезнь – в те времена представлявшуюся непонятной, хотя и аристократичной (слово “аллергия” еще не было тогда в ходу). Если помните, в романе Дюма наперсницей королевы была кастелянша госпожа Бонасье – фигура, казалось бы, для подобной роли отнюдь не подходящая. Но только на первый взгляд. Дело в том, что прикосновение к телу даже тонкой льняной ткани вызывало у королевы столь сильное нервное раздражение, что она падала в обморок. Она могла носить лишь белье из тончайшего полупрозрачного батиста. Много позже кардинал и первый министр Джулио Мазарини, преемник и бледная тень Ришелье, шутил: “В аду, дорогая, вместо раскаленных сковород вам просто застелют постель полотняными простынями”. Не зря говорят, что прототипом героини андерсеновской “Принцессы на горошине” послужила именно Анна Австрийская. Не выносила она и запаха многих цветов, особенно роз. Именно в силу аллергии она физически не могла терпеть рядом с собой мужа, чей костюм нередко благоухал псиной – по тем временам запах для увлекающегося охотой мужчины вполне достойный. Шерсть любимцев и целителей кардинала также вызывала у Анны Австрийской острую аллергическую реакцию, проявлявшуюся в раздражении глаз и кожи. В общем, кошки одного лечили, а другую – раздражали в прямом физиологическом смысле. Аллергия победила нарождавшуюся любовь и не позволила взаимному влечению королевы и кардинала вылиться в роман, способный не радикально, может быть, но все-таки поменять ход истории."

@темы: "зверята"

---

Ну очень мило, особенно мурчание!

08.09.2010 в 22:52

Пишет  Нари:

www.perfectfit.ru/tools/language - переводчик с кошачьего.

@темы: "зверята"

---

Хе-хе

Ну, танк и есть...

Стоп-стоп! Достаточно! Похоже, самая подходящая для вас роль - Леди Макбет

Вот образцовая спутница жизни для любого успешного политика. Всегда рядом, всегда и во всем поддержит: если надо, и кинжал направит, и в крови руки обагрит. И кто бы мог подумать, что в старике может быть столько крови? Вашей решительности и силе воли позавидовали бы многие мужчины, так что не удивляйтесь, что эту женщину выпало играть именно вам. У вас все под контролем, вы как стрела, летящая к своей цели. Хотя какая там стрела – по эффекту скорее уж танк или бульдозер, сметающий все преграды на своем пути. Эх, вашу бы энергию и амбиции да в мирное русло...

Пройти тест

@темы: "нетягостная бредь"

---

05.09.2010 в 11:56

Пишет medieviste:

Нечто новое о средневековой истории Святой Земли

Мы так мало знаем об истории Святой Земли, что это просто потрясает. Хуже того, голова у нас забита мифами, искажающими эту историю до неузнаваемости. Например, подавляющее большинство считает, что после восстания Бар-Кохбы Святая Земля опустела, евреев на ней почти не было, и, тем более, не было никакой еврейской деятельности. Но вот вам статья на сайте jewage.org, которая, опираясь на хорошо известные и вполне доступные исторические документы ("Анналы" Евтихия (Ибн-Батрика), Себеоса), доказывает, что ещё в VII веке нашей эры жившие на Святой Земле евреи собрали большую армию и попытались восстановить Иудейское царство и Храм. Что в корне меняет взгляд на средневековую историю еврейского народа и Святой Земли.

@темы: "Чтиво"

---

05.09.2010 в 22:12

Пишет medieviste:

Книга о жизни исландского ведуна
Новая книга Леонида Кораблева "Йоун Книжник-Чародей"! Это красочное жизнеописание выдающегося деятеля исландской культуры XVII века, Йоуна Гвюдмундс-сона Ученого (1574-1658 гг.), исландского ведуна, рунолога и друга эльфов.
Издание богато иллюстрировано, включает 40 фотографий, связанных с жизнью Йоуна Ученого, статью профессора Эйнара Г. Пьетурссона и краткий древнегерманский мифологический словарь. Книга в твердом переплете с золотым тиснением.

В книге идет речь об исландской магии, а в качестве дизайна используются настоящие гальдра-ставы!

Более подробную информацию о книге смотрите на Сайте автора.

@темы: "Чтиво"

---

Пойти узнать, какой ты котик http://uborshizzza.livejournal.com/711777.html

@темы: "нетягостная бредь"

---

Весело про еду

05.09.2010 в 13:04

Пишет  Tai-ka:

«Книга жизни», 1470 год
* речной рак — лучшее средство от меланхолии.
* горох помогает производству семени, но вреден для почек и мочевого пузыря.
* Тыква спасает от жажды.
* В яйце пригоден для еды лишь желток, зато он — мощный афродизиак, хотя и может вызывать веснушки.
* Гусятина прибавляет храбрости.
* Сырые овощи вредны для здоровья, они вызывают лихорадку и понос.



Подобные образовательные трактаты о здоровом образе жизни комически обыгрываются в «Гаргантюа и Пантагрюэле», где есть научный диспут о том, что лучше использовать в качестве подтирки для зада — шляпу или зайца.

А вообще, подробно о еде в 15 веке можно узнать здесь
www.liveinternet.ru/users/3259969/post131045863...

@темы: истории о медицине

---

Порция красотищи

05.09.2010 в 16:46

Пишет  Gabriel Vega:

Корсеты и лифы
Отрывок из книги Розмари Хоторн "Неглиже", глава "В самом начале".

Примерно к 900 г. н. э. одежда европейских женщин стала походить на саван — туники и плащи с сильным "религиозным" оттенком. Даже в XII в. и мужчины и женщины все еще носили свободную, ниспадающую одежду одинаково неопределенной формы, правда, на талии обычно был повязан свободный пояс. Однако к концу следующего столетия начались перемены: женской одежде была в крое и в отделке придана более женственная форма, которая к XIV в. приобрела яркость и выразительность.

Под элегантным узким корсажем носили льняную рубаху, предшественницу викторианской сорочки, и новый, жесткий льняной нательный предмет одежды, который назывался cotte, что в грубом переводе означает "прилегающая к ребрам одежда". К XV в. У cotte появилось другое название — лиф, а если говорить точнее, то это была пара лифов, две части, застегивающиеся спереди и сзади.

В Испании для придания жесткости модели, впоследствии известной как испанский лиф, использовали проволоку и сталь. Испания была лидером в мире моды того времени, и именно там была выдумана эта железная дева, которую непобедимые английские авантюристы с такой же алчностью присвоили и увезли к себе за море, как и другие испанские сокровища. Лиф в XVI в. Стали укреплять деревянными пластинками и китовым усом; его можно было носить как нижнее белье или — если он был выполнен из роскошных и дорогостоящих тканей — как верхнюю одежду.

В обоих случаях эта одежда была весьма обременительной и сковывала движения. Знатные женщины эпохи Тюдоров и даже елизаветинской эпохи во всей полноте познали эту пытку — быть в буквальном смысле упакованными в дерево и китовый ус от подмышек до бедер. Лиф модного платья представлял собой конусообразный футляр, пе¬редняя часть которого заканчивалась мысом — таким низким, что его обладательница с трудом — с трудом! — могла сесть. Сутулиться было не только непозволительно, но и физически невозможно.

Лиф часто изготовляли из кожи и вставляли пластинки из китового уса (звучит примерно так же соблазнительно, как брезентовые трусики!). Он, конечно, был жарким и очень вонючим. Писатель того времени, наблюдая эту добровольную пытку, отмечал: "...после изысканного гишпанского лифа адские муки покажутся нашим женщинам избавлением".

Будет исключительно верно и справедливо написать здесь о тяжелой доле кита. На протяжении веков китовый ус использовался для придания жесткости женской — и муж-ской — одежде. Сырьем для него служат роговые пластины кита, у которого может насчитываться до трех сотен таких пластин с каждой стороны челюсти. Эти пластины имеют примерно десять футов в длину и один фут в ширину, и каждая по форме напоминает треугольник. С одной стороны такая пластина гладкая и твердая, с другой — покрыта тонкой бахромой, похожей на волоски.

Обработка китового уса была огромной отраслью промышленности; эластичный, легкий китовый ус заменил железо и сталь в корсете XVI в. И продолжал пользоваться спросом в хх в. — по тому же назначению. Пластину китового уса можно расщепить по всей длине, сделав полоску любой ширины, и при этом материал не утратит своих свойств, столь необходимых для успешного изготовления хорошего корсета. К счастью для китов, в конце XIX в. была изобретена волокнистая сталь, нержавеющая сталь, а со временем и гибкие пластиковые косточки, и киты перестали быть мучениками человеческого тщеславия.

Первая четверть XVII в. Была на исходе, когда новая мода переправилась через ла-манш в англию вместе с Генриеттой Марией, молодой женой Карла I. Неудобный удлиненный елизаветинский лиф был модифицирован; вырезы платьев стали глубже, а громоздкие юбки сделались более мягкими, легкими и в целом более изящными. Теперь одежда была значительно менее душной, женские формы округлились, грудь не так стягивалась, а лиф сменил свое название на грацию — название, которое используется по сей день среди пожилых людей. Моей подруге за девяносто, она рассказывает, что слово "грация" считалось правильным и приличным во времена ее юности, а слово "корсет" использовалось исключительно в сфере торговли.

Раньше всю одежду для аристократии, как для мужчин, так и для женщин, включая корсеты, кроили и шили портные-мужчины, но в 1675 г. - французские портные потеряли эту монополию и были вынуждены признать женщин как коллег, когда те стали образовывать гильдии портних. С тех пор знатные дамы для изготовления верхней одежды и нижнего белья могли пользоваться услугами представительниц своего пола, за единственным исключением — из-некоторые портные-мужчины — довольно разумно, надо признать, — стали называть себя tailleur du corps baleine (портной, изготовляющий лифы из китового уса), поскольку они утверждали, что женщины не обладают не-обходимыми навыками и силой для того, чтобы кроить и изготовлять эти тяжелые корсеты. По тем же причинам они монополизировали и изготовление мундиров, плащей и костюмов для верховой езды, наладив таким образом специализированную торговлю и став поставщиками двора и аристократии. Получается, что они были предшественниками современных портных, изготовляющих мужскую одежду на заказ.

Эта мужская прерогатива изготавливать корсеты распространилась по всей Европе: в каждом городе появился свой корсетный мастер. Они были очень важными персонами в своей профессии и к XVIII в. Стали мишенью для карикатуристов, которые безжалостно отображали суть работы корсетного мастера в духе "ничего-себе-работка-если-понимаете-о-чем-я".  Однако французская революция положила конец их монополии. Связь с королевским двором погубила их, а когда появились более легкие материалы и были разработаны улучшенные технологии, женщины-кутюрье приняли эстафету в изготовлении корсетов, так же как и в пошиве платьев. К тому времени, когда в 1850-6 гг. появилась швейная машинка, всплеск корсетного бизнеса был так мощен, что сотни женщин получили работу в этой отрасли.

И все же ни одному последующему столетию не удалось превзойти XVIII в. Изобилием и разнообразием в одежде. Это было богатое столетие, когда каждый желал щегольнуть остроумием, благоразумием и изобретательностью, — возможно, самый элегантно одетый век в истории. Красота и очарование женской одежды достигли высшей точки, и корсеты были великолепны. Они укоротились, их можно было шнуровать спереди, сзади или обоими способами. Талия была туго затянута, а груди приподняты и выпирали, подобно двум пышкам. Общий вид получался очаровательный и чрезвычайно женственный: широкие юбки, собранные в складки, выгодно оттенялись тугими лифами.

До появления лифчика было еще далеко, но когда XVIII в. подходил к концу, уже забрезжили идеи, которым суждено было сделать подобный предмет туалета реальностью на западе. Правда, потребовалась еще сотня лет, чтобы идеи обрели материальную форму.

@темы: "красотища"

---

Смешной гороскоп

Людей делит на два сорта - свита, которая допускается к телу, и холуи, об которых точат когти и зубы. Эгоист, конечно, но Льву эгоизм прощаешь за его святую и непоколебимую веру в собственную офигительность. Падок на лесть,зараза, с помощью нее изо Льва можно вытащить все что угодно. Великодушен и не дурак сам над собой посмеяться. Всем остальным от насмешек надо Львом стоит воздержаться, если нет желания провести оставшиеся часы мучительного существования в реанимации с колом пониже спины. Хамоват, но элегантен. Способен любого втоптать по уши в какашки, что иногда и проделывает из чистого любопытства и детского желания "позырить". Барин во всем. Партнеру недвусмысленно дает понять, насколько офигенное счастье пришло к нему в виде Льва и требует к себе соответствующего обращения. Не против, если в быту его зовут просто Всевышний. Верный, впрочем, друг, любит дарить дорогие и ценные подарки, чтобы все в очередной раз прониклись его офигенностью. Любит пожрать, поспать и потрындеть, из-за чего часто дружит с Близнецами. Невыносим в больших количествах, если вы Дева, Рак или Рыбы.



Получить свой шуточный гороскоп

@темы: "нетягостная бредь"

---

Неделя прошла

Дыбр

Пятничный экзамен по анатомии оказался неожиданно легким: строение мышцы, кости руки, кожа и роль скелета. Насколько помню. Поэтому, от неожиданности, написала я его, по-моему паршиво. Надеюсь, хоть на трояк, чтобы он был зачтен – не последний, приличный балл можно будет потом добыть. Почему-то вмиг забыла финские термины. Долго и мучительно вспоминала, как будет «локоть» по-фински. Теперь надо к понедельнику подготовиться к экзамену по микробиологии, а я успела только к разбору иммунитета. Остальные 50 стр. придется самостоятельно разбирать. Ну ладно, систематизирую хотя бы то, что уже знаю.

Чувствую себя в училище странно. Начиная с того, что окружающие, по-моему, странно одеты. Ну знаете, когда майка видна из-под футболки, а сверху еще кофтенка, которая короче футболки. Или водолазка с джинсами, из-под которой кокетливо торчит что-то вроде кружевной комбинации. В лучшем случае – туника с джинсами же. Это уже практически шик. Когда было тепло, на 90% дев были надеты кофтенки, спущенные с одного плеча. Все эти предметы одеяния изготовлены из дешевейшего х/б трикотажа, который теряет цвет и форму после первой стирки. Преподы одеваются почти так же. Ну, может, не в такую же дешевку, но стиль тот же.

Я – не из модниц, одежду предпочитаю функциональную, но, все-таки, дорогую. Чтобы и ткань, и покрой, и пуговицы даже были красивыми. К тому же, футболки я в спортзал ношу. Максимум – в местный магазин выбежать. На работу, под форменную куртку. Но не в присутственные места. В общем, я одеваюсь «на люди», как типичный офисный работник. Попыталась всю неделю мимикрировать, но получается неважно, потому что мимикрировать нечем, нет у меня вещей такого типа. Думаю, плюну на всё, и буду одеваться, как нравится мне, хотя явно нарушу этим местный дресс-код. Не закупать же новый гардероб из вещей, который мне категорически не нравятся?

И еще одна проблема, забавная. За 9 лет жизни в деревне я привыкла, что мы все друг друга как бы и не видим. Настолько все знакомые лица кругом, что не рассматриваем встречных. И тут я попадаю в столицу))))
Все друг на друга пялятся с искренним интересом. Допустим, в поезде можно уставиться в книгу, в трамвае – в окно, но училище??? Не понимаю, как не подавилась, когда в столовой ко мне подсел какой-то совершенно незнакомый красавчик, похожий на Эрика Нортона из True Blood, и стал интенсивно меня общать на предмет, кто я. За что?

Я так отвыкла от подобного, что сильно расстроилась, и стала всерьез думать, «чем могла спровоцировать подобное поведение». А потом до меня дошло, что это слова моей матушки в ответ на мои подростковые рассказы из серии «я иду, а он стоит и смотрит». Конечно, на меня же можно обратить внимание только потому, что я сделала что-то неправильно! Мараааазм... Когда я жила среди людей, то, в общем-то, поверила, что на меня можно смотреть и с позитивным интересом, и даже очень. И что красивые парни, знакомясь со мной, почему-то явно не считают это чем-то непристойным. Но 9 лет размеренной, изолированной жизни вернули меня на исходные позиции, усвоенные с детства. Какое счастье, что мне уже не 20 лет, и какой-то опыт за плечами имеется: это помогает не комплексовать дольше пары часов.

В общем, даже не верится, что еще весной я почти рыдала над тем, что моя жизнь стала такой рутинно-размеренной, что потеряла всякий смысл. Словно не жила, а доживала эту жизнь. Ну-ну, и мяукнуть не успела, как всё перевернулось, и начался совсем новый период

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Японское пятистишие вашей души

Ваше имя Вам подходит... Сердце мое Словно раненый зверь, Но только с родины вести придут, Станет ручным, Утихнет.

все гадания на aeterna.ru

@темы: "нетягостная бредь"

---

Почему архивы закрыты от историков

Прошерстила я много сайтов, просмотрела много статей. Схема сложности в Европе и США выглядит приблизительно так:

Например, историка интересует архив о событиях, в которых активно было замешано семейство А. Известно, где находятся интересующие его документы. Историк посылает запрос, в котором просит дать ему допуск к тому и сему, и вот по какому поводу. Ему отвечают: потомок рода А, г-н В, жив, живет там-то, и без его разрешения мы допустить вас работать с документами о его семействе не можем.

Историк связывается с г-ном В. Допустим, тот не возражает в целом, но ставит ряд условий относительно того, о чем упоминать можно, о чем нельзя. И слово его - закон. Один историк жаловался, что его "разрешитель" поставил условием, что историк прочтет в его деревне лекцию о его семействе. Текст лекции надо было предварительно отослать к местному знатоку истории, викарию. Ладно, историк лекцию написал, текст на одобрение отослал. Приходит от викария рецензия, что он отдает должное усилиям историка, но не думает, что г-н В будет доволен, что его род будет выставлен в таком свете.

В июле 2000-го года министерский комитет Евросоюза издал документ, рекомендации по допускам к архивам.

В них указывается, что под допуском подразумевается открытие архивов для пользования согласно национальным законам. Доступ к документам должен быть обоснован, и условия пользования документами оговорены.

Любая информация, при помощи которой может быть идентифицирована личность, не может быть опубликована без разрешения этой личности, под угрозой судебного наказания.

Не допускается опубликование материалов, могущих оскорбить кого-либо, или нанести этой личности какой-либо ущерб.

В принципе, доступ к архивам - это конституционное право, но с двумя исключениями:

1. Если в документах затронуты вопросы, имеющие национальное значение (от вопросов безопасности до "спокойствия умов широкой публики")

2. Если отдельные граждане возражают против допуска к материалам, затрагивающих их приватную жизнь.

То есть, может быть открыта часть архива, например, о государственной деятельности какой-то личности, но не о частной жизни этой личности, если у нее, личности, есть живые потомки, или такая репутация, изменение которой вызовет у нации слишком большое потрясение.

Вот, собственно, и всё. И это в наше демократичное время. Так что очень даже может быть, что документы, отвечающие на интересующие нас загадки истории, вполне существуют, но не могут быть опубликованы.

запись создана: 20.04.2010 в 21:11

@темы: "Чтиво"

---

Когда короли могут не всё

Найджел Сол пишет про браки английских королей в книге «Три Ричарда».

Брак был важен для королей по двум причинам. Во-первых, по причине биологической: именно при наличии непресекающейся линии наследования династия могла укрепить свои позиции. Во-вторых, брак имел четкие политические функции. При помощи королевских браков формировались политические альянсы, укреплялись социальные связи, примирялись нации.

Именно второй фактор объясняет наличии большого количества королев французского происхождения в средневековой Англии: Элеонора Аквитанская, Элеонора Прованская, Изабелла Ангулемская, Катарина Валуа и Изабелла – «Французская Волчица». В стороне от общей тенденции стоят три брака, браки трех Ричардов. Жена Ричарда I была из Наварры, жена Ричарда II – из Богемии, и женой Ричарда III стала англичанка. В династическом смысле все три брака были фиаско. Эти короли остались без наследников.

Ричард I женился на Кипре, в Лимассоле, на дочери короля Наварры Санчо. Беренгария не была той женой, которую хотел бы для своего сына Генри II. Генри замахивался выше, гораздо выше. Он наметил в жены своему второму сыну леди Элис, дочь короля Луи VII Французского. Дело было не только в том, что король хотел со спокойной душой принять участие в крестовом походе. Был у него план задержаться на Востоке на некоторое время, и ничто не было бы лучшей гарантией мира между Англией и Францией, чем Элис при английском дворе. В результате 12-летняя девочка была передана королю Генри, и, поскольку Ричарду было около 12 лет тоже, никто не сомневался, что они вырастут вместе и полюбят друг друга. О помолвке объявляли не один раз, но... и через 20 лет пара не поженилась.

Конечно, поползли сплетни. Роджер Ходен и Джеральд Уэльсский утверждали, что король соблазнил Элис, а принц заявил, что никогда не женится на любовнице отца. Были ли для этих сплетен основания – мы не знаем, но известно, что Филипп, который стал королем Франции, спорил с Генри насчет одной области Нормандии, согласившись считать эту область приданным леди Элис. Здесь была потенциальная опасность, что если Элис умрет бездетной, эта область Нормандии будет затребована Филиппом обратно, потому что она считалась бы «женской землей», переходящей не к мужу, а к детям владелицы. Очевидно, Генри решил не рисковать. А леди Элис лишилась репутации и осталась незамужней.

Когда Ричард стал королем, он был вынужден предложить Филиппу компромисс: они отправляются в крестовый поход вместе, и ни у кого не будет возможности воспользоваться отсутствием соседа-короля. Филипп, который и сам был связан клятвой участия, согласился с одним условием: если Ричард подтвердить свое обручение с леди Элис, что Ричард и сделал.

Но не только Франция была угрозой для колониальных владений Ричарда. Он ссорился и с правителем Тулузы, Рэймондом V, из-за Курси, области, входившей в Аквитанию. Если войну, длившуюся 6 лет, можно назвать ссорой. Отправиться на Восток, зная, что Рэймонд немедленно оккупирует Курси, Ричард не мог – все историки подчеркивают, что Ричард был особенно привязан именно к своим французским владениям. Значит, ему нужен был на юге союзник, и Ричард начал тайные переговоры с Санчо, королем Наварры. Из хроник известно, что во время переговоров обсуждались возможности семейных связей, и что Ричард согласился жениться на Беренгарии. Но в крестовый поход он отправился, не подтвердив обручения. А Беренгария отправилась в Италию, чтобы встретиться там со своим женихом.

Филипп ничего не знал, но этот альянс в какой-то момент стала невозможно держать от него в тайне. В марте 1191 года Ричард был вынужден объявить своему наиважнейшему союзнику, что он не женится на его сестре. Увы, рыцарь без страха и упрека сделал это, очернив леди Элис основательно. Он заявил, что леди Элис стала любовницей короля Генри, и даже родила тому сына. Разумеется, он нашел и свидетелей, с готовностью данный факт подтвердивших. Разговор пока шел приватно, но Ричард дал понять, что не поколеблется оговорить леди Элис перед всем светом. Филипп сдался. Репутацию своей сестры он оценил в 10 000 марок, освободив за эту сумму Ричарда от его слова. После этого два короля разошлись, каждый в свою сторону. Ричард отправился на Кипр, где и женился на Беренгарии.

Стоила ли игра свеч? Как оказалось, не стоила. Со временем англо-наваррские отношения стали весьма холодными, и не в последнюю очередь потому, что Ричард и Беренгарии не только не имели детей, но и вообще провели вместе совершенно ничтожное количество времени. Найджел Сол довольно сдержанно относится к предположению, что этот брак остался фиктивным из-за гомосексуальности Ричарда. Он напоминает, что, во-первых, у Ричарда был бастард – Филипп, кстати его звали. И что любовные отношения между молодыми рыцарями в те времена отнюдь не были исключением, скорее правилом. Так что Ричард, по его мнению, был бисексуалом, и его бездетность не могла быть объяснена невозможностью для него сексуальной связи с женщиной. Скорее всего, Ричард и Беренгария просто невзлюбили друг друга.

Ричард II оказался на троне необрученным по простой причине: его родители были слишком заняты друг другом. Здесь была и невероятно пылкая любовь, и долгая болезнь Черного Принца... В общем, родителям было не до сына. Тем не менее, юный король среди монархов Европы котировался очень высоко. Уже в первый месяц ему предложили своих дочерей Шарль V Французский и Шарль Наваррский. Чуть позже – Роберт Шотландский и Висконти, герцог Миланский. Но Ричард и его ближний круг нацелился на Анну Богемскую. Почему? Богемия для англичан была далекой страной, о которой они мало что знали. Брат Анны поставил очень жесткие условия. Отец Анны провел большую часть жизни при французском дворе, его отец погиб, сражаясь на стороне французов при Кресси. Тетка Анны была женой короля Жана Доброго. Найджел Сол считает, что именно профранцузские настроение Люксембургского семейства и сделали брак с Анной Богемской таким привлекательным для Англии.

Вышла промашка. Англичане расчитывали оторвать Империю от Франции, и построить англо-германский союз, но король Венцель был слишком ненадежным союзником, который и пальцем не пошевелил ради Англии. Неудивительно, что в Англии брак Ричарда вызвал довольно негативную реакцию: вместо того, чтобы жениться на даме Висконти и получить головокружительное приданое, Ричард с советниками заплатили безумные деньги Венцелю ни за что. А потом вмешалась болезнь, и Анна умерла – бездетной. Второй брак Ричарда II был политически более успешным, но его жена была еще ребенком. Брак был чисто политический, и никакой возможности в обозримом будущем в плане наследника Ричарду не открывал. Похоже, что Ричард стал играть именно этой картой, проводя политику «разделяй и властвуй» в вопросе назначения своего преемника. Ему было, на чем играть. Партия дяди Лайонела была сильна правом старшего сына, но это правo там передавалось по женской линии. Партия дядя Гонта была сильна наличием сыновей, но Джон Гонт не был старшим сыном. Их Ричард и стравливал. Хроники действительно утверждают, что Ричард назначил своим наследником графа Марша – в 1385 году. Но вот уже в 1389 он с энтузиазмом встречает вернувшегося из испанского похода дядю Гонта. По всему понятно, что сам Джон Гонт в короли не метил, но очень аккуратно строил имидж своего сына в глазах придворных и народа. А Ричард позволял всем им ломать головы и предполагать. Игра для человека с железными нервами, в которой так прославилась в будущем королева Элизабет, но которая была тяжеловата для Ричарда.

В отличие от своих тезок, Ричард III наследника имел. Наверное, никто и никогда с точностью не скажет, почему именно Ричард женился на Анне Невилл. Те, кто его не любит, будут утверждать, что из чистой жадности: она и ее сестра Изабель унаследовали земли богатейшего лорда Англии, графа Варвика. Те, кому Ричард нравится, будут говорить о том, что Ричард предотвратил трагедию в доме брата, и забрал оттуда потенциальный камень преткновения, Анну, поместив ее вне пределов досягаемости для слишком нечистоплотных соискателей – в монастырь. А, познакомившись в результате этой операции, Анна и Ричард полюбили друг друга. Я лично верю версии любви, и совсем не из романтических соображений. Ричард Глочестер был практичен прежде всего. Практичен, эффективен, и отнюдь не глуп. Он не мог не знать, что в роду Анны мальчики рождались крайне редко. Поэтому рождение у них сына было просто подарком судьбы – недолгим, как выяснилось. Мальчик был болезненным, и умер (хотя почему умер – это еще вопрос).

После смерти жены и сына Ричард был обречен назначить преемника из линии непрямой. Известно, что при жизни Анны он согласился на племянника в качестве наследника, но потом оставил эту идею, когда жена умерла: сын Изабель тоже был слабеньким во всех отношених. Найджел Сол ничего не говорит о предположении, что один из сыновей Эдуарда остался жив, и Ричард планировал назначить в наследники именно его. Со своей стороны, я не понимаю, почему никто не рассматривает возможность, что Ричард мог жениться и получить прямого наследника. В конце концов, его поражение было полной неожиданностью и для Генри Тюдора, и для самого Ричарда, и для историков. Он не должен был проиграть – но проиграл. Правда, нельзя не признать, что этот Ричард оказался еще более изолированным, чем его тезки. У тех были и политические связи, и семья, свой Дом. А вот у Ричарда III их просто не было. Он слишком долго был просто помощником своего брата, и слишком недолго королем, да еще и королем с испорченной репутацией.

Как ни крути, королева была личностью, вокруг которой строилась сила королевского дома, династии. Она была консортом, обладающим в отсутствие короля равной властью. Она была центром династии. К позднему Средневековью роль королев формально сжалась до роли продолжительниц рода, но только формально. У королев был свой двор, свое хозяйство, своя печать, свой канцлер. И каждая королева могла стать по-своему влиятельной личностью. Та же Анна Богемская была встречена в Англии без всякого энтузиазма – мягко говоря. Но уже через несколько лет ситуация стала совсем другой. В 1381 она упросила короля помиловать участников Великого Бунта. В 1384 она спасла жизнь мэра Лондона. В 1388 она пыталась спасти лордов, повинных в казни Саймона Берли – безуспешно в этот раз. В 1392 она упросила мужа помиловать горожан Лондона, у которых Ричард забрал их привилегии в отместку за то, что они не дали ему заем.

А вот королева Ричарда I никогда и не выказывала никакого интереса ни к делам своего мужа, ни к жизни его подданных, ни, собственно, к нему самому. Она просто жила своей жизнью во Франции, имела свой двор, и больше знать ничего не хотела. Да и сам Ричард не сделал ни одной попытки как-то вовлечь жену в обычную для королевы государственную жизнь.

О роли жены Ричарда III говорить не приходится: она не успела ничего.

запись создана: 24.11.2009 в 22:40

@темы: "Чтиво"

---

Основные исторические работы по Тюдорам

Я как-то говорила, что существует не так много биографических трудов давних лет, по которым сейчас и работают историки, разрабатывая отдельные моменты, исправляя неточности по мере открытия архивных документов. Различаются современные работы по лдной теме только мнением авторов, которому они ищут (и находят, конечно) подтверждения в архивах. Все очень суьъективно.

Решила написать, что думает Дэвид Старки о работах других историков по Тюдорам. Почему-то я его мнению доверяю. Может, потому, что его собственные книги богаты ссылками на первоисточники, и что они инспирируют думать: когда подается разносторонняя информация, мозаика начинает складываться. Кстати, наиболее старые книги вполне доступны в сети на Архивах, я некоторые читала, а некоторые там видела:
www.archive.org/details/texts

Стандартные биографы Елизаветы, M. Creighton, J. E. Neale, N. Williams, W. MacCaffery освещают ее жизнь до коронации очень «штрихообразно». Гораздо лучше об этом пишет L. Wiesener, La Feunesse d’Elizabeth d’Angleterre (Paris, 1878). Богат ресурсами труд первого биографа, А. Стрикленд (A. Strickland), хотя там много путаницы с хронологией (Lives of the Queens of England).

Лучшее описание церемоний тюдоровского периода содержится в книге ”The Ryalle Book”

Стандартная биография Катарины Арагонской написана G. Mattingley, но она слишком напоминает Жития Святых, королева там иконизирована.

Лучший анализ проблем наследования английского престола принадлежит M. J. Bennett, ”Edward III’s Entail and the Succession to the Crown, 1376 – 1471”

Главным источником материалов о детстве и юности королевы Мэри остается книга F. Madden, ”The Privy Purse Expenses of the Princess Mary”.

Книга Стрикленд о Екатерине Парр осталась непревзойденной, но появились новые полезные дополнения: B. Kemeys, J. Raggatt, ”The Queen, Who Survived” (London, 1993),
M. Dowling, ”Humanism in the Age of Henry VIII” (Beckenham, 1986).

Все произведения королевы Элизабет (письма, переводы, поэмы, речи) изданы M. Perry, ”The Word of a Prince” (Woodbridge, 1990).

Невероятно ценны работы современников Тюдоров: E. Hall, ”The Union of the Two Most Noble and Illustre Families of Lancaster and York”, T. Cranmer, ”English Prayer Book”, и “English Bible”.

О царствовании Эдварда VI и его характере лучше всего судить по его собственному дневнику, ”Cronicle”, который издал W. K. Jordan (London, 1966)

А.J. Collins, ”Jewels and Plate of Queen Elizabeth I” (London, 1955) пишет о судьбе и карьере гувернантки Элизабет, Кэт Эшли, и о Джоне Эшли.

О Джейн Грей и Мэри хорошо пишет J. G. Nichols, ”The Cronicle of Queen Jane and Queen Mary” (Camden Society, 1850).

“The Reign of Mary Tudor”, J. A. Froude по сей день является лучшим историческим повествованием об этой королеве.

О заговорах в пользу Элизабет против Мэри пишет D. M. Loades, ”Two Tudor Conspiracies” (Cambridge, 1965), но он сильно приуменьшает участие Элизабет в этих заговорах.
А вот J. E. Neale в ”The Accession of Queen Elizabeth I” (1950) описывает подготовку Элизабет к вооруженному перевороту.

И, наконец, источником материала и хронологии событий служат W. D. Hamilton, ”The Cronicle of England, 1485 – 1559” (Camden Society, 1875, 1877)

@темы: "Чтиво"

---

К вопросу об английском престолонаследии

Недавно меня спросили о престолонаследии в Англии, о том, было ли принято всегда очень рано отделять наследников престола? Я ответила, что престол в Англии переходил к старшему сыну крайне редко, вечно что-нибудь случалось. Наткнулась сегодня на старый свой пост по этому поводу, здесь подробнее.

Нашла изумительную книгу: "The royal bastards of medieval England", Chris Given-Wilson, Alice Curties. Вот что они пишут:

Между 1066 и 1485 гг Англией правили 18 королей, пятеро из которых (Эдвард II, Ричард II, Генрих VI, Эдвард V и Ричард III) были лишены короны и/или убиты. Семеро (Вильгельм I, Вильгельм II, Генри I, Генри II, Ричард I, Генри III и Эдуард IV) оказались вынужденными воевать против своих сыновей, братьев или жен. Трое (Стивен Блуасский, Джон и Генри IV) остались в истории узурпаторами, занявшими не предназначенное им место. Всего три короля из восемнадцати (Эдвард I, Эдвард III и Генри V) жили в ладу с семьей и родственниками.

Очень часто причиной конфликта был конфликт сильных личностей, но основной причиной враждебности, раздирающей королевские семьи, была неясность с престолонаследием. В самом деле, ведь с 1066 до 1216 года английский трон перешел от отца к старшему сыну только один раз: от Генри II к Ричарду I. Дважды старших сыновей обошли совершенно сознательно: Вильгельм Завоеватель разделил свои владения между тремя сыновьями, и Англия досталась второму сыну. Стивен был вынужден лишить права престолонаследия обоих своих сыновей в 1153 году. Дважды вопрос престолонаследия решили бароны, выбрав Стивена вместо Матильды, хотя трижды (!) клялись ее отцу уважить его волю, и предпочтя Джона Артуру Бретонскому.

После этого передача власти проходила более или менее спокойно следующие 200 лет, пока Генри IV не узурпировал власть бездетного Ричарда II. Что уж говорить о войне Роз и той неразберихе с престолонаследием, которая за войной последовала.

Ситуация почти всегда усложнялась еще и изрядным количеством бастардов в королевских семействах. Не секрет, что учения церкви о святости брачных уз оставались без должного внимания у тех, кто женился не по любви, а по политическим или экономическим причинам. Опять же, власть притягивает, и неудивительно, что вокруг королей всегда роилось достаточно красивых, ярких, интересных женщин, чтобы короли время от времени отвлекались от жен, которых, обычно, если и не любли, то хотя бы уважали.

К первой категории королевских бастардов относились дети от случайных связей. Стивен Блуасский признал одного сына-бастарда, Жервайса (Джарвиса), от нормандки Даметы. Жервайс стал аббатом в Вестминстере. Ричард I признал своего бастарда Филиппа, но неизвестно, кто был матерью Филиппа. С Эдвардом I ситуация несколько туманна: John de Botetourt мог быть его бастардом, но доказательства этому хлипкие. Эдвард II имел сына Адама, хотя о матери снова ничего не известно. Ричард III признал двоих бастардов. Джон стал капитаном Кале, а Катрина вышла замуж за графа Хантингтона. Личность матерей неизвестна.

Вторая группа бастардов английских королей происходили от связей, котоые длились достаточно долго. Генри I, Генри II, Джон, Эдвард III и Эдвард IV имели, общим счетом, 36 признанных бастардов. У одного Генри I их было совершенно точно 20, и почти точно еще 3. А сколько могли умереть во младенчестве, сколько не было признано – о том история молчит.

Самым знаменитым бастардом Генри II был Жоффрей Плантагенет, который начал канцлером у отца, и стал архиеписком Йоркским, ухитрившись рассориться на этом посту и королем Джоном, и с королем Ричардом – своими братьями по отцу.

У короля Джона признанных бастаров было семеро. А вот имен его подруг никто не знает – очевидно потому, что близостью к королю с репутацией злодея никому из потомков хвастаться не хотелось. В случае Эдварда III, речь идет скорее не о любовнице, а о подруге жизни: «национальный скандал» Алиса Перрерс была рядом с ним почти 15 лет, после того, как жена Эдварда умерла.

Эдвард IV просто любил женщин. Всех. «Он не пренебрегал никем, ни замужними, ни свободными, ни благородными, ни низкорожденными», - писали его хронисты. Обычно король соблазнял деньгами и обещаниями, но в двух случаях его привязанности были более серьезными, чем обычно. Современные историки практически не сомневаются в справедливости утверждения, что в молодости он женился втихаря на Элеонор Батлер. Ведь на Лиз Вудвилл он тоже женился тайно. И третьей длительной привязанностью стала «второй национальный скандал» - Джейн Шор. Эта хоть и дарила своим вниманим не только короля, с королем она оставалась до самой его смерти.

Бросается в глаза, что именно это пятерка королей была необыкновенна удачлива в своем правлении – за исключением Джона. Это не значит, что для того, чтобы быть великим королем, нужно быть бабником. В конце концов, самые великие короли Англии, Вильгельм Завоеватель и Генри V, вели жизнь безупречную. Но несомненно то, что умение привлекать к себе сердца подданных было нелишним в профессии короля.

Кто становился королевскими любовницами? Да кто угодно, за исключением нескольких табу. Табу были иностранные принцессы, воспитывающиеся при дворе в качестве невест или воспитанниц-заложниц, и дочери высшей аристократии страны – особенно те, кто наследовал дольшие состояния. Одной из особенностей короля Джона, немало способствующей его непопулярности, была именно привычка этого короля намертво прицепляться именно к дочерям и женам своих высших лордов. Крестьянки табу не были, но где король мог с крестьянкой встретиться? Известен только один случай: Генри II на охоте. Уж таких моментов хронисты не пропускали!

Часто, очень часто в описаниях королевских любовниц присутствует слово «низкорожденная» или «простого происхождения» - нельзя понимать это в современном смысле слова. Для норманнов-аристократов, чьей родней были великие короли и могучие герцоги, жены и дочери баронов, рыцарей, джентри и городсвой буржуазии были все одинаково низкорожденными.

Тем не менее, Ансфрида, любовница Генри I, была вдовой рыцаря; Эдит, которая родила королю одного бастарда, была дочерью нортумберлендского барона; Сибил была дочерью сэра Роберта Корбета. Знаменитая Розамунда Генри II была дочерью шропширского рыцаря. Его же Нест Блоэ была женой сэра Ральфа Блоэ. Мать епископа Жоффрея тоже была дочерью рыцаря, хотя про нее как раз и писали, что она была «из простых». Алиса Перрерс была дочерью барона. Про Джейн Шор можно сказать, что она была «из простых», потому что она была дочерью лондонского торговца. Другая подружка веселого короля Эдди, Люси Вайат, была хемширского джентри.

То, как короли относились к своим любовницам, полностью зависело от личных характеристик этих королей. Единственное, что бросается в глаза, так это практически полное отсутствие попыток возвеличить своих любовниц, как это будут позднее делать Тюдоры. Некоторым исключением является Алиса Перрерс, которой король Эдвард III вроде надарил изрядное количество недвижимости, но и в ее случае реальность была несколько другой. Маленькая Алиса была великим администратором, умело спекулирующим земельными участками, и скопила себе изрядное состояние и без королевских подарков – что даже сумела впоследствии доказать. Что до подарков, то большая их часть наверняка были отданные в управление наделы, а вовсе не подарки в личную собственность. Но даже этот факт сделал Алису «национальным скандалом», разбираемым на заседании парламента после смерти короля.

Поэтому в интересах королевских любовниц было держать низкий профиль и тщательно скрывать любой проблеск влияния на короля, если такой и был. В случае с Алисой наличие влияния было несомненно, за что она и поплатилась. Больше всего люди любили таких, как Розамунда: тихо ждала и трагически умерла молодой и красивой.

Так обстояло дело с королями и их любовницами. Отношение к королевам, имеющих любовников, было другим. В принципе, английским королям с женами везло, за редким исключением. Этими исключениями были Изабелла Эдварда II, Маргарет Генриха VI и Алиенора Аквитанская Генри II. Хотя доказанно с любовником открыто жила только Изабелла. Относительно Маргарет всё недоказуемо, хотя сомнений практически нет. А вот Алиенора... Для начала, это была дама с репутацией еще до замужества. Насколько заслуженной репутацией, непонятно. Сам яркий характер этой дамы уже был пищей для сплетен, особенно благодаря ее проповедям в честь любви куртуазной, не к мужу. Где заканчиваласт у Алиеноры теория и начиналась (если начиналась) практика, не знает никто. Опять же, для англичан все три королевы были крайне нелюбимыми иностранками, так что расчитывать на беспристрастность их современных историков было бы наивно.

Так настороженно к походам королев на сторону относились отнюдь не из чувства шовинизма. Лучший пример тому – сложная история личной жизни матери Ричарда II, Джоан, о которой я писала. Джоан так и не отмылась никогда от сплетен, что Ричард – вовсе не сын Черного Принца, а ребенок какого-то французского клерка при дворе. Да и Генри IV в свое время пытался разыграть карту незаконнорожденности свергаемового им оппонента.

Чаще всего королевские бастарды были абсолютно преданы своему отцу-королю, и рассматривались им, как свои, самые близкие и верные – ведь их карьера полностью зависела от отца. Незаконнорожденные дочери тоже считались политической ценностью, скрепляя своими браками политические союзы. Но и потенциальной опасностью бастарды тоже были, если воспринимали себя (или были воспринимаемы другими) кандидатами на трон. В Англии только в 11-м веке было два короля-бастарда: сын короля Кнута Харальд, и сам Вильгельм Завоеватель.

Из «бастардной» линии пошли и Тюдоры. Сам-то будущий Генри VII был абсолютно законным сыном своих родителей. А вот его матушка была внучкой знаменитого Джона Гонта от его любовницы Катарины Свинфорд. Да, дети Джона и Катарины впоследствии были легитимизированы и папой, и парламентом, но с условим, что никогда ни они, ни их потомки не будут претендовать на трон страны. Так всё это было серьезно.
Батюшка Генри VII, Эдмунд Тюдор, имел происхождение еще более подозрительное. Для начала, Оуэн Тюдор, утешавший молодую и всеми забытую вдову Генри V, был невероятно далек по рангу от королевских семей, к которым принадлежали и Валуа. То есть, сам факт, что он смешал свою кровь с королевской кровью в аж трех детях, было достаточно дерзко. Будь тогда в Англии у власти не Генрих VI, а другой король, не сносить бы Оуэну головы, а дети были бы несомненно отданы в монастыри.

Но Генрих-то к родству и крови относился более, чем серьезно. И мать свою он тоже очень любил. Вот и воспитал он своих сводных братьев при дворе, да и Оуэн как бы был принят если не равным, то своим. Слабый король, Генрих был невероятно упрям и неуправляем, когда дело касалось лояльности к тем, кого он считал своими.Один-то из этих плодов странного союза (ведь даже неизвестно, действительно ли Катрина и Оуэн озаботились пожениться, или это было придумано потом) и женился на представительнице другой «как бы королевской» ветви. А их сын стал королем, хоть и происходил, по сути, от двух ветвей бастардов.

И все же, короли Англии выглядели чуть ли не пуританами по сравнению со своими коллегами с материка. Про Филиппа Бургундского Доброго говорили, что у него любовница в каждом городе его обширных владений, и он признал 15 бастардов. Миланец Франческо Сфорца, незаконный сын наемника и незаконной дочери герцога Миланского, имел 37 детей, по большей части незаконных. В Сицилии 12-го и 13-го веков, и в Испании и Португалии 14-го века бастарды становились королями в обход законных наследников.

@темы: Англия

---

Свежей партии ПЧ

Очень много новых людей, очень много интересных дневников, очень мало времени их читать((( Когда-нибудь у меня появится это время, и я подпишусь на всех своих ПЧ, а пока просто приветствую вас здесь, у себя:

---

Джеффри Паркер. Филипп II. Король за работой. Часть 2.

Перепост отсюда: icorso.livejournal.com/profile

Смерть Эспиносы отнюдь не привела к возвращению хаотичного образа правления, присущего 1560-м годам. Не возможно было повернуть время вспять, потому что объём работы, с которой приходилось иметь дело государственному аппарату, возрос неимоверно. Советы собирались всё чаще – с 1571 Совет Индий обязан был заседать три раза в неделю - утром и днём - при этом количество обсуждаемых документов всё увеличивалось. К примеру, Военный Совет, который в 1560-е года за год нарабатывал две-три кипы документов, 1590-м поднял продуктивность до тридцати. Объём работы всех четырнадцати советов рос пропорционально увеличению количества поступающих документов, при чём в ранее не виданных масштабах. Число меморандумов и всёвозможных петиций с просьбами о милости и наградах зашкаливало. В мае 1571 года, когда Эспиноса убедил Филиппа II создать отдельный секретариат под его личным управлением, за месяц на королевский стол легло 1252 меморандумов – более сорока в день. И король должен был ответить на каждый из них.

Не удивительно, что временами Филиппа II посещала мысль о том, что он никогда не завершит свою работу. «И хотя передо мной на столе 10000 документов, я всё же напоминаю Вам…», - начинает он одно из писем. С другой стороны, он всё же стоически прочитывал и подписывал по 400 документов в день. Король был неутомим: он мог работать всегда и везде. Если позволяла погода, он брал бумаги с собой во время выездов на природу (хотя предпочитал всё-таки выезжать без оных): «… и так как я до сих пор не разделался с этими чёртовыми бумагами, мне пришлось взять их с собой за город, откуда имею в честь писать Вам». Король часто читал депеши, находясь в поездке, даже на борту корабля. Когда королевская семья путешествовала по Тахо в Аранхуэс, Филипп «взял с собой маленький стол, и сидя за ним, подписывал приносимые слугой бумаги». А в это время на берегу под аккомпанемент струнного оркестра танцевали фрейлины.

Обычно же работа редко так мило сочеталась с удовольствием. Временами король испытывал такое давление от неё, что попросту сдавался. Например, он как-то жалуется секретарю: «До позднего утра сего дня я разбирал и подписывал бумаги по Фландрии, у меня больше не осталось сил. За сим, выезжаю на дачу за город. Если по приезду удастся сделать более, я Вас оповещу». Схожим образом он отвечает уже при иных обстоятельствах: «Только что получил от Вас очередной пакет бумаг. У меня нет ни времени, ни сил на их изучение, поэтому я не буду открывать его до завтрашнего дня. Уже одиннадцатый час, а я ещё не обедал. Мой стол завален бумагами на завтра, потому что на сегодня силы мои иссякли». Или вот: «День незаметно пролетел, уже десять часов, я скверно себя чувствую и умираю от голода. Эти бумаги подождут до завтра». Очень часто король жалуется глазную боль (об этом он упоминает в своих письмах), что, несомненно, вызвано длительной работой и плохим освещением.

Работа подрывала здоровье и влияла на характер короля, так что жизненно необходимым стало снижение его личного участия в решении маловажных вопросов. В апреле 1573 года бывший личный секретарь Эспиносы Матео Васкес предложил простой способ облегчить его бремя. Он пишет напрямую королю: «Считаю необходимым обратить внимание Вашего Величества на отсутствие у Вас личного секретаря, в результате чего многие важные документы остаются не прочитанными и не подписанными; по причине же Вашей крайней занятости мы боимся за Ваше здоровье, ведь всем известно, какое пагубное влияние оказывает на человека подобная работа». Васкес предложил пересылать всю личную почту короля ему, тем самым избавив «Ваше Величество от лишней работы». Идея понравилась королю, и в течение следующих восемнадцати лет Васкес оставался при Филиппе II личным секретарём. Ему разрешалось подготавливать, а иногда и подписывать ответные послания короля. Согласно коллегии:

"Вот как они взаимодействовали. Обычно Его Величество сидел за столом, в то время как секретарь подходил к нему с документами. Садясь рядом на скамью, Васкес докладывал Его Величеству содержание самых важных писем и петиций. Выслушав доклад, Его Величество решал, что он желает предпринять по каждому отдельному вопросу. Все решения тут же документировались секретарём, подписывались Его Величеством и направлялись министрам. Когда приходила consulta с рекомендациями советников, секретарь Васкес читал её содержание вслух, после чего Его Величество в присутствии секретаря принимал наилучшее решение по каждому делу. Секретарь записывал решение на листе бумаги, после чего собственноручно в краткой форме излагал его на полях consulta и отдавал на подпись королю."

Васкес также координировал различные неофициальные комитеты, создаваемые Филиппом с возрастающей частотой после 1560-х годов. Король и его секретарь решали, кто должен быть включён (и когда исключён), даты заседаний и план обсуждения. Как было замечено, без Васкеса «система хунт не работала бы»: его роль в осуществлении управленческого принципа короля «запутай и властвуй», когда его министры оставались в неведении относительно всего, что выступало за рамки их полномочий, была исключительной.

В 1574 году венецианский посол отмечает, что Филипп II никогда полностью не доверял никому – «Говорят, король страдает от той же болезни, что его отец – подозрительность». Даже льстящий Филиппу биограф Лоренцо Ван дер Гаммен отмечает, что «подозрительность, недоверие и сомнения были основой его благоразумия». В особенно негативном ключе эти качества проявлялись при вознаграждении своих подданных. Труд лишь немногих из них оплачивался в соответствии с их реальными заслугам. Многие министры жаловались, что буквально разорялись на службе у короны. Более всего страдали самые знатные аристократы, наподобие герцога Альбы, который однажды заявил, что потратил более 500000 дукатов из собственного кармана, выполняя поручения короля. Похоже, что Филипп поступал так намерено. В 1575 году другой дворянин, верой и правдой служивший королю долгие годы, герцог Медина Сели, умирал. На смертном одре он крайнее негодовал по поводу всех лишений, которые понёс на службе у короны. Секретарь проинформировал об этом короля, на что тот ответил: «Вы совершенно справедливо полагаете, что я предпочитаю более делать для мёртвых, нежели для живых, посему, когда герцог покинет нас, я не премину отдать ему должное».

Король не доверял никому, и в этом заключалась истинная причина, по которой он требовал предоставления документов для своего личного ознакомления. Конечно, он не был в состоянии находить все ошибки, подмечать любой обман и недомолвки, что прекрасно осознавали его министры. Но в тоже время они никогда не были уверены, что король в следующий раз сможет увидеть, а что нет. Один небольшой случай личного участия Филиппа в раскрытии факта мошенничества со стороны государственного служащего касался сына представителя Совета Индий, который использовал свои внутренние связи с целью присвоения 400 дукатов серебром с корабля, прибывшего из Америки в 1580 году. Он был вычислен, и в 1582 году приговорён Советом Индий к 4-летней ссылке и штрафу 20000 мараведи (53 дуката). В июле 1583 года осуждённый подал аппеляцию, и Совет, не без уважения к его отцу, принял решение о помиловании. Приказ был послан на подпись королю, но тот случайно, перед тем как подписать, причитал документ. Король пришёл в ярость. «Это серьёзное преступление, которое заслуживает сурового наказания. А учитывая мягкость приговора – что само по себе непростительно – я не вижу причин, по которым мы должны хотя бы на день сокращать ему срок, и тем более прощать. Пусть отбудет своё наказание по полной».

Благодаря подобным инцидентам, ставшим предметом для сплетен при дворе, Филипп II приобрёл славу «короля бумаги», монарха, обожавшего строчить письма секретарю, сидящему за дверью. Безусловно, Филипп куда с большей охотой предпочитал читать и писать, нежели говорить и слушать. «Если Вы рядом», - писал он одному из придворных, - «желательно услышать все подробности по этому делу непосредственно с Ваших слов. Но коль скоро Вы в состоянии сообщить мне их в письменной форме с гарантией полной безопасности, я думаю, это было бы лучшим выходом». Даже со своими близкими он был немногословен. Когда в 1585 его дочь Каталина уезжала, чтобы выйти замуж за герцога Савойского: «Я не смог попрощаться ни с тобой, ни с герцогом, равно как не смог сказать тебе, всего, о чём думал…». Поэтому, после того как он поднялся на башню ближайшего монастыря, чтобы последним взглядом проводить уходящую галеру, он написал дочери письмо, в котором смог выразить все свои внутренние переживания.

Привычка вести дела посредством письменных указаний вызывала массу критических замечаний, как у современников, так и у историков. Для людей XVI века, большинство из которых и читать-то могли с трудом (и даже если могли, то в основном вслух), предпочтения Филиппа слову письменному были крайне непонятными. «Не затем Господь наделил королей властью, чтобы те могли беззаботно читать, писать, молиться и перебирать чётки», - однажды сказал королю священник, намекая на то, что Филипп предпочитает письменное общение. «И тем более не для того, чтобы Ваше Величество могло найти более удачное оправдание Вашему отдалению от людей». В этих словах есть доля правда: король временами признаётся, что не любит, когда вокруг него постоянно кто-то находится. Но тому было ещё одно объяснение. Он ненавидел принимать сиюминутные решения, а когда вопрос приходил в письменной форме, то мог какое-то время поразмыслить. Более того, не смотря на то, что его секретари, архитекторы и министры приходили каждый в отдельно назначенный день и час, и что аудиенции иностранным дипломатам он давал в заранее определённое время, иногда ему с трудом удавалось запомнить всё, что ему было сказано.

Однажды, когда один видный министр просил королевского секретаря об аудиенции, король согласился с явной неохотой: «Я бы с радостью принял его, но, у меня, правда, нет времени, да и мало чего я запоминаю из того, что говорится на этих встречах - но только об этом никому ни слова. Я говорю о большей их части, не обо всех». И последнее, и самое важное: королю попросту не хватало времени на то, чтобы разобраться с каждым возложенным на него делом, даже при условии предварительного предоставления ему краткого отчёта. Те, кто хоть раз имел дело с административными органами, знает, сколько времени тратится на решение любого вопроса. А если прибавить к этому размеры Испанской империи и настойчивое стремление Филиппа в изучении любого приказа, изданного от его имени, то можно понять с каким гигантским объёмом бумажной волокиты приходилось иметь дело секретарям короля и ему самому. Эффективность системы доказывается тем фактом, что большое количество документов, отсылаемых королю, возвращалось с его подписью в течение одного - двух дней. Некоторые даже возвращались в тот же день: «В 6 по полудню с посыльным прибыло письмо для короля от Антонио Переса. В 8 часов посыльный вернулся с ответом» - достаточно частая запись в журнале королевского секретаря.

О цене, которую пришлось заплатить Филиппу II за подобную административную эффективность, можно только догадываться. В 1590 году хорошо информированный придворный подсчитал, что за всю жизнь король написал такое количество писем, что ими можно было наполнить четыре гружёных мула – при том, что у короля впереди ещё восемь лет жизни! Приблизительно в тоже время флорентийский посол утверждал, что Филипп по 8-9 часов в день, сидит за столом, соблюдая всё тот же ранее заведённый распорядок, что всегда.

Просыпался он мгновенно, обычно в 8 утра, затем в течение часа, или около того, занимался чтением документов, лёжа в постели. Вставал он только приблизительно в 9:30, потом цирюльник его брил, и слуга одевал. Незамедлительно после этого король следовал в молельню и слушал мессу, после чего до 4 часов по полудни принимал аудиенции, затем он обедал. После короткого сна он приступал к основной работе, которая продолжалась до самого ужина. Стол накрывался приблизительно в 9 часов вечера, либо позже, если король задерживался. Ко сну он отходил опять же в зависимости от объёма работы. Весь распорядок дня был подчинён рабочему ритму его администрации, которая начинала функционировать в 8 часов утра, чтобы привести документы в надлежащий вид для последующей их передачи на прочтение королю. Королю нравилось ощущать себя частью административного механизма. Даже свидание с супругой Филипп чередовал с должностными обязанностями: перед посещением мессы, после ужина и перед самым отходом ко сну (королевская чета обычно спала – как это было принято в королевских семьях в то время - в отдельных комнатах). В жизни Филиппа II такая вещь как отдых и свободное время имели место только, когда король был настолько истощен, что просто не мог больше работать.

@темы: Elisabeth I

---

Снова "власть переменилась")))

учебное

В общем, вышло так, что для группы, с которой я начала, я оказалась как бы чересчур продвинутой, и меня перевели в группу, занимающуюся по интенсивной программе - совсем в другую часть Хельсинки. Смысл в том, что с ними я получу диплом не за 3, а за 2 года. Сегодня ездила знакомиться с новой руководительницей группы, и меня сразу заперли на урок((( Зато это был настоящий урок, анатомия, а не болтовня ни о чем. Теперь придется догонять, что они там за 2 недели успели.

Это значит, что придется пахать на совесть. Дни будут длиннее, потому что диплом выдается за 120 учебных недель в любом случае, растянуты они на 3 года, или сжаты на 2. Учимся каждый день где-то до 16:00. Домой буду попадать около шести. Готовка, подготовка, домашние дела, повторение, проекты, ессе - на Тюдоров будет оставаться не слишком много времени. Так что набирайтесь терпения. Я действительно хочу поскорее расправиться с учебой и начать работать за нормальные деньги. Если буду умницей, выпущусь уже в начале июня 2012 года.

---

С добрым утречком))))

Из неприятного: много писанины и чтива по учебе, возвращаюсь поздно. Элементарщина, но ее надо, тем не менее, писать, и, желательно, качественно.

Из приятного: пришла "Елизавета" Старки. Он сосредоточился на ее жизни до коронации, отпустив на остальное 3 главы. Обещает много нового, и я ему верю, потому что документы он раскапывает славно, и жизнь Элизабет до дня Х действительно освещают скупо. Любопытно, что Старки разделяет Елизавету на Элизабет и Глориану, называя последнюю монстрообразной.

"Я благодарю Бога за то, что он благославил меня такими качествами, что даже если бы я оказалась в любом месте христианского мира в одной рубашке, я бы выжила и преуспела" - Так 34-летняя Элизабет охарактеризовала себя в 1567 году.