Вильгельм Руфус был храбрым человеком, вряд ли кто в этом сомневается. Он также был воином, то есть человеком, привыкшим к мысли о том, что его жизнь может закончиться внезапно. И, судя по всему, он был человеком нормально верующим, но отнюдь не суеверным, благодаря ироничному складу ума. Тем не менее, он был человеком. Он мог посмеиваться над знамениями и предсказаниями наяву, но он не был властен над работой мозга во сне. Уильям Малберийский рассказывает историю о том, что в ночь на день своей гибели Руфус увидел кошмар, от которого проснулся с криком, велел слугам зажечь свет и не покидать помещение до утра. Ему приснилось, что ему делали обычное кровопускание, но струя крови ударила в самое небо, залив солнце и превратив день в ночь.
читать дальшеКошмар был просто кошмаром, вызванным количеством вываливающихся на его голову ежедневных завуалированных предупреждений не встревать в политику Франции. Умом он это понимал. Тем не менее, беспокойная ночь повлияла на короля таким образом, что он не отправился на охоту с утра, как планировал, а занялся текущими бумажными делами, чтобы восстановить равновесие. Почему-то этот рассказ выглядит не притянутым за уши драматизированием обстановки известного исторического события, как это часто случается, когда не факты фиксируют для потомков историю, а история пишется по известным уже фактам.
Уильям Малмсберийский также пишет, что за обедом король выпил больше, чем это было ему свойственно.
Ордерик ничего не пишет о том, как король провел ночь, но рассказывает, что когда Руфус закончил обед, к нему пришел некий кузнец и принес шесть стрел. Стрелы королю понравились, он наградил кузнеца, а затем дал две стрелы Вальтеру Тиреллу, сказав, что «самые острые стрелы должны быть у того, кто знает, как делать самые смертельные выстрелы». Именно в этот момент королю передали письмо от аббата Серло. Король прочел его, и сказал Тиреллу: «Разберись толком с тем случаем», на что Тирелл ответил, что будет исполнено. После этого Руфус сказал, что аббат Серло – здравомыслящий старик и хороший аббат, и совершенно не понимает, зачем тот тратил чернила, чтобы сообщить, о чем видят сны его монахи.
Заметки Ордерика очень интересны. Как минимум, его трактовкой. Он делает вывод, что король расплатился жизнью за то, что не прислушался к предупреждениям священников о том, что правит неправильно. То есть, представляет смерть Руфуса настоящей Божьей Карой. Тем не менее, то, как Ордерик описывает события царствования Руфуса и его персону, совершенно не соответствует морализирующим пассажам этой же летописи. Совершенно невозможно сказать, случилось ли это невольно, или Ордерик писал фактическую летопись, собрав все возможные для неё источники по монастырям и учреждениям, но дабы избежать цензуры, пересыпал факты мнениями и трактовками, которых от него ожидали.
Во всяком случае, обмен фразами с Тиреллом выглядит продолжением разговора, которому пересказавший эти две фразы человек не был свидетелем. Что касается связи между письмом аббата Серло и сном монаха, то её нет. Именно это письмо могло быть о чем угодно, просто имя отправителя напомнило королю о предыдущем послании, в котором аббат зачем-то описал сон монаха. Судя по дате получения, именно это письмо аббата, скорее всего, сообщало о странной проповеди Фулькреда, которую в Глостере услышали накануне, и явно не восприняли аллегорией пассаж о стреле и натянутой тетиве.
Благодаря Ордерику мы знаем, что вместе с Руфусом на охоту отправились его брат, граф Генри, и Вильгельм де Бретейль. С этим де Бретейлем связана очередная биографическая двусмысленность. Википедия утверждает, что он был аббатом Бретейля, но генеалогия говорит, что Вильгельм де Бретейль был графом Бретейля. Википедия утверждает, что некий Асселин «Волк» де Голль де Персиваль взял этого Вильгельма в плен, и пытал до тех пор, пока тот не согласился выдать за него свою дочь Изабель.
Генеалогические расследования рассказывают более сложную историю. Они говорят, что этот Асселин владел многими поместьями в Сомерсетшире, а в Нормандии он унаследовал замок д’Иври, который герцог Роберт почему-то решил отдать де Бретейлу (в наказание за то, что брат Асселина плохо обошелся с женщиной, жившей в городе, принадлежавшем де Бретейлу). За этим последовала война, где сэра Асселина поддерживали «некоторые члены семьи короля Франции, Филлиппа», а также Ричард де Монфор. В феврале 1090-го года случилась битва, в которой де Бретейль попал в плен, где находился около трех месяцев. Держали его в холодной камере на вершине замка сэра Асселина, где зимой было татак холодно, что рубашка примерзала к спине.
Поначалу граф предполагал, что в ситуацию как-то вмешается герцог Роберт, но быстро понял, что придется договариваться. Де Бретейль предложил за свое освобождение три тысячи фунтов, лошадей и оружие, обязался передать Ассельну д’Иври, и выдать за него свою единственную дочь. К слову, брак де Бретейля был бездетным, так что Изабель была его внебрачной дочерью (и не единственным внебрачным ребенком).
Условия договорили, договор подписали, но как только де Бретейль вышел на свободу в 1091 году, как сразу собрал большое войско и отправился мстить за свое пленение. Он собрал войска в монастыре Сен-Мэри, который укрепил, и откуда собрался отвоевать д’Иври, но и сэр Асселин не дремал, внезапно окружив монастырь своими силами, и держал графа в осаде всё лето. Самому графу удалось, на этот раз, бежать, но многие его рыцари попали в плен. Так что до самого 1094 года ему пришлось выплачивать выкупы. А в 1094 году он предложил Филиппу Французскому семь сотен фунтов за помощь, и сумел привлечь внимание своего герцога, наконец, так что теперь соединенные силы осадили уже замок сэра Асселина. В конце концов они договорились практически на тех же условиях, на которых был в 1091 году особожден де Бретейль. За исключением того, что д’Иври таки остался за де Бретейлем, но поскольку Изабель вышла, наконец, замуж по этому договору, то Асселин «Волк» де Голль де Персиваль получил на этот замок права жены. Первый их сын родился в 1101 году, а второй, Жиль «Волченок», стал прародителем английских Ловеллов.
К слову сказать, проблемы с д’Иври продолжались вплоть до 1119-го года, и там много чего случилось. Например, в 1119-м году его защищала от своего отца внебрачная дочь Генри I Джулиана, которую тот выдал за брата Изабель де Бретейль. Это с ними связана та страшная история о неудачном дипломатическом обмене заложниками, когда английский король приказал ослепить обеих своих внучек, дочерей Джулианы. Там что-то случилось с сыном коннетабля д’Иври, который был в заложниках у Джулианы и Юстаса де Бретейла. В любом случае, Джулиана попыталась убить отца, вызвав его под предлогом переговоров о сдаче замка, а любящий папаша ответил на эту попытку приказом сбросить дочь со стены в ров, наполненный ледяной водой. Но Джулиана оттуда выплыла, выжила, и вскоре добралась до мужа.
В общем, Вильгельм Руфус отправился на свою последнюю охоту в интересной кампании. Чем жил все эти годы его братец, граф Генри, я пока не знаю. Но всё, что о нем известно, говорит о Генри как о человеке жестоком и коварном. Де Бретейль был настолько на короткой ноге с французским королем, что дважды за прошедшее десятилетие призывал его к себе на помощь. И, конечно, был ещё Тирелл, загадочный Тирелл, который выстрелил в короля с убийственной точностью, перебив ему шейную артерию.
Загадочный потому, что, по его собственным словам, он в тот день даже не был в одной части леса с королем. И потому, что у него не было ни одной причины в мире убивать короля, которому служил с самого 1087 года. И потому, что никак не поимел никакой выгоды в результате. Даже если правдивы слухи, что король Генри его амнистировал, Тирелл не вернулся в Англию. Он тихо жил в своем нормандском поместье, а затем, крестоносец Первого Крестового, присоединился ко Второму, и закончил свои дни в Святой Земле. Также говорится, что в группе короля были два шурина Тирелла, Гилберт и Роджер де Клеры, и вот их история с Вильгельмом Руфусом была далека от идиллии. И Гилберт де Клер был женат на Аделизе де Бретейль, из клермонской ветви де Бретейлей.
по поводу фото на паспортУвидела я где-то на жж инфу, как надо на паспорт фотографироваться. Сделала всё по-науке, даже потребовала у фотографа продемонстрировать результат. Он заныл "мы клиентам обычно не показываем", но я энергично возразила, что закон мне такое право гарантирует. "Какой?" - проблеял козлобородый фотограф. "Закон о правах личности!" - нагло заявила я. - "У ателье нет права отправлять в распоряжение государства фотографии, которые могут унизить мое человеческое достоинство!"
Вообще, правильно они делают, что клиентам не показывают. Этот хрыч ухитрился сместить фокус даже при том, что место носа там было обозначено квадратиком. Но в принципе морда получилась опознаваемой, особенно для машины, которая в аэропортах её и будет опознавать. Без слез не взлянешь, конечно, потому что всё пространство фотографии заполнено литсом. То есть, получается "ряха на всю рамку". Зато я смогла оценить советы по макияжу.
Пудра есть зло. Особенно та, которых две. Сначала мажешься крем-пудрой, а потом пудришься нормальной. Я ещё на первом-втором курсе экспериментировала с крем-пудрой, и результат был тот же: она не красит. Просто каждая мимическая складка ею подчеркивается. Имхо, если только на коже нечего замазывать, лучше ограничиться окраской глаз и рта. Или если хочется пудриться, то лучше только "сухой" и подходящей к типу кожи. Перепробовала я много чего, но единственной пудрой, которая не выглядела на мне штукатуркой, была пудра от Shiseido. И это не только моя особенность, потому что у подруг эффект от крем-пудры был такой же. И дороговизна продукта ничего не решает. Грим, всё-таки, только на сцене хорош.
А вообще, рожа у меня таки наглая, оказывается. Наглая и самоуверенная. А ведь когда-то мне говорили, что я похожа на тургеневскую барышню, а потом - что на "рабыню Изауру" Но учитывая то, что тургеневские барышни мне и в школе не нравились, а рабыня Изаура была, кажется, дура-дурой, результатом я почти довольна. В смысле, не фотографией, которую я покажу только и только аэропортовскому автомату, а именно лицом, которое "заслужила". Наверное, я хотела бы быть другой - более холодной, надменной, похожей на Снежную Королеву из старого мультфильма, но уж что выросло, то выросло.
Жуть или уныло. Глядя не деваху из Македонии, поняла всю глубину выражения "перезревшее тело", которое она демонстрировала с усердием, достойным лучшего применения. Собственно, пела там только представительница Эстонии, у которой была совершенно офигительная юбка, выступающая и декорацией по совместительству. Выступления Израиля не поняла вообще - извините, ребята. О выступлении Белоруссии можно только сказать, что вьюнош сделал недавно впечатляющее отбеливание зубов, и очень старался, чтобы это все заметили. Все заметили. Ирландия решила ударить в самое сердце таргетной группы, рассказав историю "любви до гроба" двух милых пареньков. Думаю, пройдут в финал. Хотя сама песня безбожно уныла. Попами вертели и чехи, и это единственное, что можно сказать об их выступлении. А ещё там пела про любовь какая-то девица со слепленным пластикой лицом, причем выражение этого литса было таким, что я все время ожидала, что она достанет скалку. Кажется, пели ещё болгары и армянин. И я не видела первую пятерку.
Сара Аалто, хвала Всевышнему, была одета по-сценически, и даже не пускала петухов, как делала это в выступлениях в Финляндии. На мой вкус, звук мог бы быть и богаче, гуще, но в целом, на фоне других, она мне даже понравилась.
Прежде чем перейти к заключительным сценам яркой жизни Вильгельма Руфуса, давайте рассмотрим декорации, в которых она произошла. Король погиб в Нью Форест, который, несмотря на название, не был полностью лесом. Название Нью Форест носила территория, используемая английскими королями и приглашенными их гостями как комплекс, расположенный в удобной близости от побережья, на котором располагались так называемые «охотничьи домики», которые вовсе не были скромными хижинами. Ландшафт территории достаточно уникален, и сохранился в достаточно близком к первозданному состоянию, потому что почва там для сельского хозяйства не подходит – глина, песок и гравий. Поэтому римляне там не селились вовсе, англосаксы образовали всего два небольших поселения, а король Кнут и вовсе объявил Нью Форест королевским лесом. В этом лесу было довольно много открытых территорий, заросших папоротником, вереском и кустарниками.
читать дальшеПри Кнуте охранять Нью Форест было некому, не хватало ресурсов, поэтому потихоньку вокруг заповедника стали возникать деревеньки, населенные людьми, уставшими уворачиваться от непрекращающихся инвазий, войн и локальных конфликтов. Поскольку в сельскохозяйственном смысле территории не представляли большого потенциала, обитатели деревень начали жить «с леса», как говорится – охотиться, пасти там скот, потихоньку валить деревья, копать глину и торф, жечь уголь. Завоеватель прекрасно понимал, что заповедник не будет в безопасности, пока вокруг него живут люди, считающие этот лес своим ресурсом, и расселил обитателей местных деревень куда подальше. Завоеватель также перевез в Нью Форест животных из других частей страны, где они были более или менее обречены стать добычей местных лордов и браконьеров-крестьян. Нет, экологом этот норманн не был, но здравым смыслом обладал.
В какой степени меры, принятые Завоевателем против браконьерства, были источниками страданий для местного населения, трудно оценить на основании записей церковных хронистов. Потому что они были очень заинтересованной стороной в конфликте короны и местных традиций. В каждой деревне, как понимаете, была какая-никакая церквушка, то есть церковь включала территории Нью Форест в свои приходские владения, и действовала там соответствующе. Лес и всё, что он давал, были нужны не только простолюдинам, но и прелатам. А Завоеватель взял, да и попер оттуда всех, без разделенния на чистых и нечистых. Обида церкви была жива и остра ещё во времена, когда Ордерик писал свои заметки о норманнской династии. «Освященные земли стали местом обитания диких зверей!», - восклицает он, и намекает, что смерти сыновей и племянника Завоевателя в этом лесу были Божьей Карой и ничем иным.
Вообще-то, не стали. В Нью Форест жили многочисленные лесничие, королевские охотники (которые и выполняли большую часть работы во время королевских охот), и немалый бюрократический аппарат от лесного дела. И они владели, из поколения в поколение, землями в Нью Форест, данными им королем, что означало, что там по-прежнему были в немалом количестве хутора и поселения, население которых занималось тем, чем обычно жители леса занимаются – ухаживали за этим лесом, чтобы он не превратился в непроходимую чащу. И, разумеется, эти жители имели хозяйства. Только за каждым хозяйством были закреплены места, где можно пасти скот и копать глину и торф, и за пределами этих мест промысел был незаконным и наказуемым. Причем, ограничения распространялись на всех. Именно Руфус оставил документы, в которых приказывал монахам Рочестера и Чартси ограничиться охотой за зайцами и лисами, и оставить оленей и косуль в покое. Более того, поскольку Нью Форест был королевской территорией, король персонально разбирался в возникающих там конфликтах.
В самой истории о смерти Вильгельма Руфуса содержится столько легенд, написанных через много десятилетий, что истинный ход событий восстановить практически невозможно, хотя кое-что можно отсеять.
В группу, явно заслуживающую быть отсеянной, безусловно относятся придуманные позднее пророческие сны, якобы предвещающие смерть короля. Их немало. Ордерик Виталис пишет, что в июле 1100-го года, когда король готовился погрузиться на корабли для пересечения канала, некий святой монах из Глостера увидел ужасный сон. Он увидел Христа и Деву (церковь), которая жаловалась Спасителю на свои страдания в руках жестого короля (тот продолжал запускать руку в реликварии святых отцов). И Спаситель сказал Деве, что пусть она ещё немного потерпит страдания с христианской кротостью, ибо близится им конец, и Господь отомстит жестокому королю. Аббат Серло из Глостерского аббатства послал королю письмо с описанием опасного сна, но король, по словам Ордерика, только расхохотался от всего сердца: «Он же монах, и видит свои монашеские сны не без причины – дайте ему сто шиллингов!»
Запись о следующем сне принадлежит Уильяму Малмсберийскому. Какой-то иностранный монах (уж не французский ли?) увидел сон, как Вильгельм Руфус зашел в церковь, огляделся вокруг с присущим ему высокомерно-небрежным видом – и вдруг набросился, оскалив зубы, на распятие, отгрыз руки Христу, и принялся уже за ноги, как изображение пнуло нечистивца так, что тот отлетел на пол, и когда святотатец открыл рот, то пламя вырвалось изо рта, и клубы дыма достигли небес. Якобы, сон этот монах рассказал советнику короля, Роберту Фиц-Хэмону, и тот не был настроен принять историю легко, но когда Фиц-Хэмон передал её королю, то Руфус только смеялся и отмахивался. А дело-то было, между прочим, именно 2 августа!
Что касается знамений, то тут не всё так прямолинейно. Явления-то были, только вот попытки привязать эти явления к драматическим историческим событиям выглядят не совсем корректно. Англосаксонские хроники пишут о «крови, забившей из-под земли» в Беркшире, около 20 мая 1100-го года, и связывают это со смертью короля 2 августа. Джон Вустерский в 1117-18 годах находит уже знамения в звездах на протяжение всего царствования Руфуса, и помещает феномен «кровавого источника» в период за три недели до смерти короля и неопределенно говорит об «ужасном видении», явившемся «королю, Ранульфу и другим» в лесу. Джон Вустерский то ли не смог вообразить, что же ужасное видение король с приближенным видел в лесу, то ли постеснялся сказать, что это было видение самого Дьявола, о чем написал около 1125 года Уильям Малмсберийский. О «кровавом источнике» упоминают также Винчестерские хроники, которые помещают источник уже конкретно в Фанчамстед – тот самый, где уже упоминался залив «пузырящийся кровью». И спасибо им, а также Маргамским хроникам за это уточнение – поискав, я сразу наткнулась на информацию, что именно в районе Фанчамстеда археологами в 2012 году были найдены древние разработки железной руды и даже остатки плавильной печи ещё эры Железного века. То есть, совершенно точно и залив мог пузыриться, и источник красный бить несколько недель – ведь дождливая погода, которая длилась пару лет, не могла не размыть частично и рудные жилы. К слову, именно эти хроники не пытаются придать явлению зловещего смысла. По-видимому, большая часть летописцев была вполне в курсе причины явления.
Очень интересна ещё одна история, рассказанная Ордериком.Касается она проповеди, которая наверняка действительно была произнесена аббатом Шрюсбери, Фулькредом, которого пригласили проповедовать в Глостерском Аббатстве в честь праздника освобождения св. Петра из цепей. Аббат сказал буквально следующее: «England is allowed to become a heritage trodden under foot by the profane, because the land is full of iniquity. Its whole body is spotted by the leprosy of a universal iniquity, and infected by the disease of sin from the crown of the head to the sole of the feet. Unbridled pride stalks abroad, swelling, if I may say it, even above the stars of heaven. Dissolute lust pollutes not only vessels of clay, but those of gold, and insatiable avarice devours all it can lay hands on. But lo! a sudden change of affairs is threatened. The libertines shall not always bear rule, the Lord God will come to judgment of the open enemies of his spouse, and strike Moab and Edom with the sword of his signal vengeance, and overthrow the mountains of Gilboa with a fearful convulsion. The anger of the Lord shall no longer spare transgressors, and the wrath of heaven shall rage against the unbelieving children. The bow of divine vengeance is bent on the reprobate, and the swift arrow taken from the quiver is ready to wound. The blow will soon be struck, but the man who is wise enough to correct his sins will avoid the infliction».
Проповедь была произнесена 1 августа 1100-го года, и на следующий день король был застрелен. Так что проповедь не была пророчеством, она была объявлением человека, точно знавшего, что, как и когда произойдет, и уже задающего направление оценки случившегося от лица «the man who is wise enough to correct his sins». Речь идет, скорее всего, о Генри, брате короля.
Аббатство Шрюсбери было основано Роджером де Монтгомери, и Фулькред был назначен аббатом лично сэром Роджером. Де Монтгомери был среди тех, кто восстал против Руфуса за Куртгёза , но Руфусу как-то удалось с ним помириться ещё до того, как восстание было подавлено, так что никаких недобрых чувств между ними не осталось. Да и умер сэр Роджер ещё в 1094 году, а его наследник Хью – в 1098 году в сражении с норвежцами, напавшими на Англеси. В 1100-м году графом Шрюсбери был Роберт де Беллем, и этот Роберт, как и его брат Хью, были сторонниками де Мовбрея во время заговора 1097 года. Только вот Хью был в Англии, и был помилован Руфусом за штраф в 3000 фунтов, а Роберт сидел в своем континентальном сеньорате, отошедшему к нему от матушки, и напрямую замешен в английских делах не был. В континентальных приключениях Вильгельма Руфуса Роберт выступал как союзник короля Англии, но был ли он союзником?
Кстати, немозможно не упомянуть матушку Роберта де Беллема – Мабелль Талвас де Беллем, даму д’Алансон, де Сии и де Беллем, графиню Шрюсбери и леди Арунделл. Кажется, дурная кровь, которая сделала Роберта де Беллема пугалом для своих современников, была получена именно от этой достойной дамы, которая закончила свои дни чрезвычайно необычным для матери десяти детей образом – ей отрезали голову в её собственной постели.
Леди Мабелль была маленькой, разговорчивой, подвижной женщиной, способной на любую жестокость, на любое вероломство, и решительно ничего не боявшейся. Мужа она, похоже, уважала – в конце концов, он женился на ней в критический для её семьи момент, и никогда не выступала против его воли явно. Но доставлять своим врегам неприятности можно и мирным путем. Например, в один монастырь, находившийся под покровительством её мужа, леди имела привычку наезжать с огромным эскортом военных, и оставаться там гостьей надолго. Кормя своих солдат за счет монахов. Тех, на чьи земли она нацеливалась, леди побеждала силой. Тех врагов её семьи, которых, через годы, решил простить её супруг, прекрасная леди Мабелль попросту отравила. Для того, чтобы с ней покончить, понадобилась сила четырех мужчин (некоего Хью Бунелла, чьи наследственные земли она отжала, и трех его братьев).
Роберт де Беллем унаследовал изначально именно огромные владения своей матери, а потом, после смерти брата Хью, и владения отца. Мог ли он участвовать в заговоре против Руфуса? Если и да, то не именно ради себя, перекрещивающихся интересов с королем Англии у него не было вообще. Более благодарная фигура для теорий заговора – его брат Роже, по кличке Пуатевинец. Да-да, тот самый, который ухитрился сдать довенную ему Руфусом для обороны крепость Аржантайн Филиппу I Французскому в первый же день осады. И у него действительно были владения в том самом Пуату, через брак с дочерью графа Ла Марша, и не было при Руфусе шансов выдвинуться оттуда, куда король его задвинул после сдачи Аржантайна – из игнора. И вот жена Роже, Альмодис, очень страным образом, через свою тётку (тоже Альмодис) состояла в родстве и с Фульком Анжуйским, и с половиной французской аристократии.
Дело в том, что Альмодис де ла Марш ухитрилась за 51 год своей жизни трижды побывать замужем, и была при этом чрезвычайно фертильной особой. Сначала всё складывалось традиционно: когда ей исполнилось 18 лет, она вышла за Хью V де Лузиньяна, и родила ему двух сыновей и дочь. Потом что-то случилось, и супруги решили разойтись по причине близкого родства – самой доступной уловки аристократии того времени. Причем, Хью уже в 1040 году, на третий год брака, сам вел переговоры со следующим мужем своей жены – с Понсом Тулузским. Альмодис вышла за Понса и родила ему четырех детей, в том числе и знаменитого Раймонда IV Триполийского, который отправился в Первый Крестовый то ли грехи замаливать, то ли под страхом отлучения.
Когда Альмодис было 33 года, её похитил граф Барселоны, Рамон Беренгар I, аж прибегнув к помощи мусульманского эмира Тортозы! Пара поженилась немедленно, при том, что оба предыдущих супруга прелестной Альмодис были ещё живы, а со вторым она даже не была разведена. За эти художества папа Виктор II новобрачных от церкви отлучил, но всего-то года на два с небольшим.
И представьте себе, что эта дама ухитрялась дружить и со своими бывшими мужьями, и с детьми от предыдущих браков. Она была на свадьбе своей дочери от второго мужа в Тулузе, и поддерживала восстание своего первого мужа против его сеньора, герцога Аквитании, послав ему на помощь старшего сына от второго брака. А потом сыновья Альмодис от трех браков поддерживали друг друга во многих военных кампаниях, а Хью де Лузиньян, Раймонд Тулузский и Беренгар-Рамон ещё и крестоносцами стали. Правда, между родными братьями согласия, почему-то, не было. Беренгар-Рамон убил своего брата-близнеца Рамона-Беренгара (представьте – тоже через несчастный случай на охоте, и тоже не своими руками), а Раймонд всячески притеснял дочь старшего брата. В общем, неизвестно, чего бы ещё наинтриговала Альмодис, если бы её не убил сын третьего мужа от первого брака.
Так вот, дедом этой красавицы был Адальберт I де Ла Марш, чья вдова вышла замуж за герцога Аквитании и графа Пуату, Гильома V. Правда, во времена Руфуса герцогом был уже Гийом IX, и не потомок этого брака, но таки родня жены Роже де Беллема. То есть, и его родня через брак.
читать дальшеНе уверена, правда, в терминологии. Обычно говорят, что стариков помещают в "хоспис", но Википедия говорит, что хоспис - это "бесплатное медико-социальное учреждение, где обеспечивают уход и обезболивание, оказывают медицинскую, социальную, психологическую, духовную и юридическую помощь неизлечимым больным, а также их семьям, как в период болезни, так и после утраты близкого человека". В финском контексте это был бы End-of-life care, то есть предсмертный уход. Таких заведений в стране всего несколько, в Хельсинки даже всего один, и то постоянно на грани закрытия из-за трудности финансирования. Тренд состоит в перенесении этого ухода на дом. Ну, поставят машину, выдающую энное количество инъекций в единицу времени, плюс гигиенический уход. Типа больницы на дому. Система работает скверно. Обычно умирают, все-таки, в больнице, кроме случаев с особо упертыми пациентами, которые запрещают отправлять их в больницу письменным распоряжением, которое фиксируется в электронной истории болезни. Разумеется, все такие пациенты - это и наши пациенты. Как ни крути, а это всего несколько посещений в день, обычно 4, но теперь может быть и 6-7. Качество полностью зависит от того, кто именно приходит. Например, далеко не всякая медсестра будет кормить умирающего из ложечки, поверьте. Половина спросит, хочет ли пациент есть (на что он всегда ответит, что не хочет, аппетита-то нет как такового, нет чувства голода), некоторые сунут в руки банку с йогуртом, и единицы начнут реально кормить. Конечно, есть родные... Но дети наших умирающих уже сами старые, а их дети ещё работают, потому что отцы народа подняли пенсионный возраст до 65. Да и не все могут себя заставить контактировать с умирающим близким.
Вторая модель - дома для престарелых. Это - "государственная или частная организация, где престарелым людям, нуждающимся в круглосуточном наблюдении, предоставляется кров и надлежащий медицинский уход".
Так вот, если говорить о государственной организации, то эта система в Финляндии практически больше не существует. То есть, она есть, но под названием "учреждение с усиленным медицинским уходом". Опять же, стариков держат дома до упора и даже дальше. Лечим их, следим за их питанием и ухаживаем за ними мы - служба лечения и ухода на дому. Опять же, это - только посещения, и качество ухода опять же зависит от того, кто приходит.
Сейчас очень популярно понятие "сохранения способности к самообслуживанию", то есть, стариков погоняют делать разные домашние дела самостоятельно, под направляющими подсказками медсестры. Все знают, что это не работает. Те, кто способен что-то делать автономно, делают это и без нашего чуткого руководства. Делают даже больше, чем следует, на гране риска упасть, обжечь пальцы. И таки падают и обжигают. Большинство не могут уже даже штаны спустить в туалете, потому что для этого нужны две руки, а эти руки держатся за роллатор. Чувства голода у большинства, опять же, нет. Тем не менее, удивительное количество приходящих медсестер просто разогревают обед, и оставляют подопечного с ложкой в руке перед тарелкой. Даже если в плане ухода ясно написано "контролировать процесс питания". Да, говорить каждую минуту "ты ешь, ешь". Периодически подогревать еду в процессе. Ну, о том, что только редкие медсестры приводят за время подобного жилье подопечного в порядок, я и не говорю. И нет, дело не в возрасте. В последнее время я заметила, что очень снизилось качество работы как раз "старого" персонала. Ну, у персонала "молодого" оно никогда и не поднималось выше планки "делать самое необходимое".
И дело не в недостатке времени, к слову. Время-то мы сами вычисляем, сколько в каждом случае его уходит. Просто... Ну не для медсестры эта работа. Для помощника, которого можно подготовить довольно быстро - да. Накормить, помыть-подмыть, вокруг прибрать. Для этого вовсе не надо человека учить несколько лет всевозможным медсестринским премудростям. Лекарства - да они, по большей части, приходят уже расфасованными из аптеки, нам остается только варфарин да уколы инсулина, давление, INR, обработка ран, катетры, диализ и прочие машины. Тем не менее, попытку ввести в работу категорию помощников, с годовым обучением (на самом деле, дней 10 достаточно), налетело на бешеное сопротивление профсоюза. Потому что это привело бы к сокращению рабочих мест медсестер, и часть была бы вынуждена работать помощниками, за более низкую оплату, а многие оказались бы в картотеке безработных. Но если всё это заранее известно, и человек идет на подобную работу, то зачем потом устанавливать планку для своей работы елико возможно ниже? Хотя - о чем я. Для молодежи наша служба - это просто перевалочная база. Взрослые - такие же, как и я, как минимум с одним академическим дипломом в кармане, если не с двумя. Переучки, уставшие от постоянной беготни за очередным проектом, и возжелавшие верной работы, которая не закончится никогда. Но для нас эта работа дает слишком мало в интеллектуальном плане, интересные случаи в нашей епархии редки. В какой-то момент наваливается дикая тоска, перспектив-то никаких. Помогает чувство собственно достоинства, кстати. Которое не дает халтурить.
В учреждениях с усиленным медуходом немного лучше с уборкой, и за питанием следят больше - во всяком случае, вывозят всех в общий зал, где, по идее, персонал помогает тем, у кого самостоятельно не получается. Плюс - какая-то гимнастика, какая-то активность днем (терапии разные, прогулки). На самом же деле, и тут как повезет. Проблема в том, что когда вычисляют, сколько медсестер нужно в смену на одного больного, учитывается и весь административный персонал, который никак в прямом уходе не участвует. Ну и получается, что ни на что никогда не хватает времени. Пытаются привлечь к выгуливанию и сопровождению на терапии добровольцев, но их очень мало, всё-таки. У лютеран заповедь "помоги себе сам" поколениями в подсознание вбита. Тем не менее, чтобы попасть даже в такой дом для престарелых, старик должен оказаться в состоянии, угрожающем его жизни. И выжить в нем некоторое время - пока комиссия (собирающаяся раз в две недели) одобрит его кандидатуру (с первого представления обычно не одобряют), и потом ещё 3 месяца (максимальный срок, в течение которого закон обязывает устроить прошедшего комисию человка).
Вся вышеописанная тягомотина не бесплатна. Оплата этих услуг процентуально зависит от доходов человека и его состоятельности. Например, если в активе есть квартира, учитывают и её. Но максимальная граница - 85% от дохода. Где-то лекарства и гигиенические принадлежности старик вынужден оплачивать сам, в исключительных случаях их выдают бесплатно (но это уже исчезающая практика).
Сейчас пытаются сделать уход за престарелыми открытым рынком. То есть, вскоре нам выдадут лист фирм, которые администрация одобрила в качестве провайдера медицинских и гигиенических услуг. По цене муниципальных. То есть, муниципалитет будет этим фирмам платить. Тут два скользких момента. Во-первых, слишком велико для этих фирм искушение выбрать из желающих только самых автономных, на обслуживание которых нужно меньше ресурсов. Во-вторых, вопрос квалификации персонала. Даже если начнется отток квалифицированных медсестер из муниципальной службы, эта работа подразумевает постоянную проверку квалификации и обучение. Вот мне интересно, как это будет работать у частников. Пока - вообще не работает. Лично ходила ставить уколы в подобную организацию, где работали медсестры, но права ставить уколы у них не было. Тем не менее, наша муниципальная служба в таком тупике, что лучше искать новые формы организации ухода, чем бесконечно раздувать штаты, которые всегда, почему-то, недостаточными оказываются.
Ну а теперь - частные дома для престарелых. Которые называются здесь "домами с обслуживанием". Ключ в том, что "дом" и "обслуживание" - это два отдельных понятия в таком заведении, чего многие не знают. Я вот раздобыла проспект того дома для престарелых, где живет около половины наших клиентов-пациентов, и который считается элитным в плане услуг и условий.
В понятие "дом" входит только аренда квартиры. Обычно это "двушка": маленькая спальня и большая совмещенная гостинная-кухня-коридор. Метраж - 43,5 кв. метров. Есть буквально несколько однокомнатных на каждом этаже, штуки три, угловые. Так вот, стоимость аренды - 1883 евро/мес + вода 25 евро на человека (пар не много, но они есть). После выезда жильца, с его ресурса взымается ещё одна месячная плата.
В понятие "услуги" входит три пакета.
Первый называется "Еженедельный", стоит 1101 евро/мес, и включает: браслет безопасности ("тревожная кнопка", вызывающая персонал, но только кнопка, каждый приход персонала - отдельно платный), возможность позвонить дежурной медсестре 24/7 (но только пообщаться по телефону), составление индивидуального плана по уходу и услугам (сами уход и услуги стоят отдельно), обновление этого плана, культурные программы и программы по интересам (это есть, хотя умение привлечь добровольцев-выступающих с концертами может быть разным у разных директоров), пользование библиотекой, прачечной, тренажерами, сауной и бассейном (есть), услуги ресепшн (в смысле, существование ресепшн, за каждую услугу, как то заменить батарейку или вызвать такси, надо платить отдельно). Далее: возможность читать свежие газеты в общих помещениях, уборка раз в две недели, ланч. Газета ровно одна центральная, одна на шведском, плюс бесплатные, но большинство выписывает себе личные. Даже те, кто их читать уже не может. С уборкой - горе горькое. Время закручивают настолько, что за последние три года весь состав уборщиц массово увольнялся раз пять в знак протеста. Ланч становится всё более убогим с каждым сезоном, но всё же голодным никто не остается. Народ практиковал придерживание супа с ланча на ужин у себя дома, но предыдущая директор это запретила, суп на ужин надо было покупать отдельно, за 4 евро, и вынос еды из зала категорически запрещался. Нынешняя этот запрет отменила, но не все об этом знают. Далее, каждую четвертую неделю - проверка общего состояния (30 мин) фельдшером. Давление там, вес, поговорить. Возможность заказывать лекарства на ресепшн (но не выдача лекарств по часам, за это тоже надо платить отдельно). И ещё таинственная "помощь по дому" 1 час в неделю, которую никто не получает, потому что в неё включена помощь в ресторане - это когда персонал приносит разнос, помогает сесть, выкладывает на тарелку.
Пакет "Ежедневный" стоит 1365 евро/мес, и включает, кроме вышеперечисленного, ещё 15 минут персональной помощи в день. Привезти ланч и ужин (за именно ужин как еду надо платить отдельно), или доставить на кресле из квартиры в ресторанный зал. Или выкупать раз в неделю. Внимание: 15 минут в день - это +264 евро/мес к базовому пакету.
Пакет "Всё включено" - это всё, что перечислено в двух предыдущих, плюс завтрак, еженедельная стирка, и помощь в день 45 мин. Стоит это 2 149 евро/мес. Вот здесь народ чаще всего ошибается. Они думают, что если всё включено, то включено всё, хотя по первому пакету я перечислила, что практически по каждому шагу надо платить ещё.
Так вот вопрос: кому такие частные дома для престарелых по карману? Вот серьезно, зарплата медсестры чистыми (после налога и автоматических социальных выплат), без надбавок за работу в выходные и по вечерам - это 1700 евро. Пенсия, ясен пень, будет где-то 75% и от этих копеек. Ну, нормально здоровый человек, у которого выплачены все кредиты-ипотеки, проживет на эти деньги не только на овсянке, но если что-то случится (попадет в больницу, заболеет, придется покупать что-то крупное, или ремонтировать), то будет трындец. А когда понадобится помощь на дому, и придется платить за уборку и уход? Тогда будет уже не трындец, а пушистый северный зверек крупным планом. Разве социал что подбросит, но это ж надо ходатайствовать.
У обитателей частных домов для престарелых деньги образуются, в основном, от продажи имущества. Они так думают, что продал тысяч за 300 свое жилье, и можешь доживать спокойно и досмотренным. Ага-га. На сколько тех денег хватит, даже если идет пенсия. А лекарства сейчас такие, что живут на них и правда долго - очень долго. Многие, в результате, сваливаются в самые тяжкие годы, когда помощь нужна во всем и постоянно, на руки муниципальным службам. Ещё хуже тем, кто имущество не реализовывал, а потихоньку раздарил детям-внукам-правнукам. С условием, что те будут доплачивать за их содержание в частном доме для престарелых. И всё идет несколько лет прекрасно, но потом родные устают. Потому что имущество то уже подарено и в деньгах никакого дохода бенефиты получившим не приносит, а деньги за содержание престарелого приходится платить каждый месяц из года в год, а тот всё живёт и живёт. Не подумайте, что дети-изверги реально смерти старикам-родителям желают. Ни в коем случае, хотя редкие исключения есть. Но они начинают торговаться за расходы. Поскольку с расходами за питание-проживание-лекарства ничего не поделаешь, торгуются они за всё остальное, и вот в этом заходят очень далеко. Первым делом сокращаются биодобавки в виде спечиального питья, содержащего жиры, клетчатку, протеин, коллаген - ну кому там чего не хватает. Хотя потерявшим вкус к еде старикам это питье необходимо. Потом начинается экономия на предметах гигиены. На этих чертовых подгузниках. Докупать к тому, что можно получить бесплатно, запрещают. А бесплатно можно нынче получить только такой минимум, с которым управится достаточно автономный старик, у которого всё ок с головой, но никак не престарелые с деменцией, которые, тем не менее, убийственно точно помнят, что если в трусы попала хоть капля, трусы надо сменить. То, что на них надеты трусы-подгузники, понять могут не все. Хотя бы уже потому, что эти же подгузники вбирают и запах. И вот шкандыбает бабка в туалет, доходит вовремя, спускает труселя - а оттуда такой одор, что - сами понимаете, только менять. Другая категория - клиентура с сердечной недостаточностью, которым постоянно идет мочегонное лошадиными дозами. Там или жить в туалете, или постоянно менять подгузники. А их-то ограниченное количество в день выдают, а докупать родные запретили. Мы обычно стараемся лавировать так, чтобы всем заказывать положенный максимум бесплатных, и потом перетаскивать от тех, кому надо меньше, тем, кому надо больше. Но есть больные на голову медсестры и фельдшеры, которые гордо подбочениваются: лгать не привыкла, это бесплатное оплачиваем мы, налогоплательщики. Да чтоб вас, холера, пару раз аж наорала - не на продажу ведь, а малоимущим старикам, у которых родные раскошеливаться не хотят. Или не могут - что мы о жизни этих родных знаем?
И вот при всем при этом парламент проголосовал против закона об эвтаназии. Даже не помог громкий случай с известным австралийским экологом 104 лет, который подарил себе на день рождения полет в Швейцарию, на эвтаназию. Потому что считает, что в таком возрасте о качестве жизни даже говорить невозможно, и дальше будет всё только ужаснее, а эвтаназия и в Австралии запрещена.
Сама-то я не то чтобы за эвтаназию. Во всяком случае, сама усыпить человека не смогла бы (хотя право делать подобные уколы дают только врачам, но как мерило, насколько врача можно обязать не лечить, а убивать - сойдёт). Но если подумать о перспективах, то как стареть-то?
Целый день трудилась в саду. Теперь я точно знаю, что у нас 16 (!) кустов черной смородины, потому что я их сегодня проредила и укоротила. Плюс три клумбы. Фоточек не будет, не бойтесь, потому что цветы ещё не цветут, просто листья повылазили. Хотя на восточной стороне уже отцвели, почему-то, три ириса. Почему-то - потому что я точно втыкала их осенью намного больше, и как они зацвели раньше тюльпанов-нарциссов? А, мы ещё напару стригли ползучую гортензию. Пота, кстати, тоже не было, потому что грело максимум на +16.
Сюжет, безусловно, вкусный, но бедность воображения некоторых граждан удручает. Ну ежу понятно, что аморалка. Но попытаться понять, почему деваха поступила так, как поступила - по этому поводу можно порассуждать. Хотя вопрос стоял о правильности или неправильности действий бабушки, а не о моральном облике невестки, кстати. А бабушка там - особа интересная. С бесследно пропавшим мужем. И где гарантия, что в ситуации с невесткой она не увидела посторение своей ситуации, которую решила определенным способом Или, как в версии другого комментатора, дитя от ненавистной невестки подменила, чтобы потом сына развести.
По какой-то причине, официальные современные хроники правления Вильгельма Руфуса не отмечают ничего значительного в период между возвращением короля из Нормандии и его смертью. Известно просто, что королевский двор собирался на Рождество в Глостере, на Пасху – в Винчестере, и на Троицу – в Вестминстере. Хотя происшествий в этот период хватало и помимо королевских приемов.
Бертрада де Монфор и Филипп I Французский
читать дальшеОколо 20 мая, на охоте в Нью Форест погиб племянник короля – Ричард, один из сыновей-бастардов герцога Роберта Нормандского. Если точнее, то Ричард был застрелен одним из рыцарей, участвовавших в охоте. Возможно, это был несчастный случай, потому что Ричард при дворе был любим, и, на первый взгляд, ни для кого не представлял угрозы. Тем не менее, рыцарь, застреливший парня, сорвался сразу после выстрела в аббатство Сен-Панкрац в Сассексе, где немедленно принял монашеский обет в качестве наказания за убийство. Возможно, этот порыв был искренним раскаянием, но как минимум вторым по важности резоном для подобного скоропостижного пострига была защита от суда и мести.
Если смерть Ричарда была результатом спланированного убийства, то в чьих интересах было убрать юношу, который был всего лишь бастардом герцога, и, по сути, не имел никаких перспектив, кроме жизни обычного родственника правящего семейства? В свете того, что случилось вскоре с самим королем, подобное убийство могло быть генеральной репетицией. Или действительно несчастным случаем.
Что касается короля, то с самой осени он, похоже, занимался переговорами с Вильгельмом VII, графом Пуату, который был ещё и герцогом Аквитании под порядковым номером Вильгельм IX. Этот Вильгельм рвался в Святую Землю, намеревался набрать большую армию, и рассматривал возможность заложить свои земли Вильгельму Руфусу, как это сделал ранее герцог Нормандии. Во всяком случае, Уильям из Малмсбери утверждает, что на вопрос, где король намеревается провести Рождественский прием в 1100-м году, тот ответил «в Пуату».
Ордерик, правда, писал, что граф Пуату хотел заложить Руфусу вообще все свои земли, но, скорее всего, речь шла именно только о Пуату, здесь Мэйсон права. Нельзя заглатывать больше, чем можешь протолкнуть в пищевод, не подавившись до смерти, и Руфус прекрасно это понимал. Опыт у него был с Нормандией, и он легко мог себе представить, чего будет стоить организация управления ещё одного графства. Собственно, «заложить герцогство/графство» означало, что Руфус получал в счет покрытия долга доходы от этих земель.
Только надо иметь в виду, что в реале его доля с доходов не была велика. Львиная часть денег вливалась обратно в систему через управление, своя часть шла в казну, а уж профит согласовывался относительно той части, которая шла лично графу/герцогу от его личных земель. И не факт, что все 100%, скорее всего – только часть. И истинная выгода в таких договорах крылась только в случаях, если должник умирал, и на покрытие его долга наследники отдавали земли, или если должник находил, что ему сложно отдать долг деньгами, и предпочитал отдавать его землями.
Руфус знал, что Роберт Нормандский возвращается, причем возвращается более богатым человеком, чем был на момент отъезда – спасибо удачной женитьбу и богатству тестя. Так что прожекты графа Пуату выглядели для английского короля вполне привлекательной альтернативой. Особенно если учесть, что с Робертом никогда нельзя было быть уверенным, на какую авантюру его может уговорить ближний круг, и что он может отчебучить по возвращении. Для короля Франции, те же перспективы выглядели жутковато. Даже если бы граф Пуату не заложил Руфусу и Аквитанию тоже, присутствие такой личности, как Вильгельм Руфус, рядом с Аквитанией и в одном с ней домене, означало опасность, что бароны Аквитании подружатся с ним слишком хорошо, и найдут общий язык в планах на домен самого короля Франции. Потому что Англия, Пуату и Аквитания сделали бы Руфуса не менее могущественным в плане ресурсов, чем был король Франции. А уж в момент, когда Руфус управлял ещё и Нормандией, он стал бы гораздо сильнее французского короля. Что интересно, граф Пуату и герцог Аквитании был ещё и союзником Руфуса по кампании в Вексене, что делало их переговоры ещё более неприятными для Филиппа Французского и его наследника.
Ордерик, собственно, пишет о том, что Руфус уже собирал флот и армию «для расширения границ своей империи», но я не согласна с обычной интерперетацией, что он намеревался не пустить брата в Нормандию. Во-первых, Нормандия легально принадлежала Роберту, а во-вторых, Роберт возвращался как герой Первого Крестового. Было бы не просто низко, но и глупо становиться у него на пути, а дураком или подлецом Вильгельм Руфус не был.
Просто часть Нормандии и так принадлежала Руфусу после его «наказательной» кампании на той территории, да и уговорить брата на подвиги он вполне мог. Также известно, что когда граф Пуатье таки отправился воевать в 1101-м году, финансы он получил у Бертранда де Сен-Жиля. То есть, он явно вел с Сен-Жилем переговоры в отношении Тулузы, предполагая, что если заложит часть земель королю Англии, а Тулузу – де Сен-Жилю, то оба будут присматривать друг за другом. Что, впрочем, не делало ситуацию легче для Филиппа Французского.
Была на пути переговоров между графом Пуату и Вильгельмом Руфусом и другая преграда. Причем, буквально на пути. У преграды было имя – Фульк Анжуйский, который был оверлордом Эли де Божанси и сам претендовал на графство Мэн. Чтобы попасть в Пуату, Вильгельму пришлось бы пройти через Мэн и Анжу, что вряд ли приводило Фулька в восторг. Хотя он вполне мог увидеть в ситуации и возможности для себя.
Насколько переговоры Руфуса с французами били секретными, не знает никто. Естественно, детали их не объявлялись в кафедральных церквях до поры до времени, но вот общие направления были известны. Детали могли быть переданы на континент архиепископам Ле Манса Хильдебертом, которому пришлось тащиться в Англию в самый паршивый для морских путешествий период, чтобы держать ответ за свои действия против короля в Мэне. Предполагаемые действия, потому что за руку себя поймать почтенный прелат не дал. Он отговорился от обвинений и в Лондоне, но было известно, что Руфуса он воспринимал тираном и по отношению к Мэну, и по отношению к себе, любимому. В конце концов, жизнью в зимнем проливе архиепископ рисковал вполне конкретно. Известно, что Хильдеберт сумел подружиться с Фламбардом и ещё несколькими придворными высшего ранга, которые нашли его общество интересным. Можно даже не сомневаться, что в этих беседах затрагивались перспективы на будущее, и умный Хильдеберт сумел сложить детали мозаики в общую картину. И, по возвращении на континент после Пасхи, доложил о них французам.
Похоже на то, что Филипп Французский реально боялся, что Вильгельм Руфус и Фульк Анжуйский найдут общий язык против него. Да, Фульк зарился на Мэн, но пятая и последняя жена этого бабника, красотка Бертрада де Монфор, сама бросила его, сбежав к Филиппу Французскому. Более того, вечно воюющему на множество фронтов Фульку пришлось отдать Филиппу Гатине и Шато-Ландо. Так что шанс, что старый лис сговорится с тем, кто сможет крепко настучать Филиппу по всем местам, был очень велик. Поход Вильгельма Руфуса в Пуату не должен был состояться.
Добрые дела наказуемы – это знают все. Что нам не известно, так это возраст данной сентенции. Возможно, во времена Вильгельма Руфуса до этой глубоко верной и чрезвычайно циничной мудрости человечество ещё не деградировало. В любом случае, так благородно отпущенный Руфусом на все четыре стороны Эли де Божанси начал систематично проводить рейды на королевских землях. С Пасхи 1099 года, как только сам Руфус уехал в Англию. Более того, граф Эли стал нападать на королевские отряды. Как ни странно, королю об этом сообщить то ли постеснялись, то ли постыдились.
читать дальше В результате, де Божанси собрал значительные силы, и осадил столицу своего графства, которая теперь принадлежала королю. Гарнизон столицы, вместо того, чтобы быстро отправить гонца, решил дать бой осаждающим, и (ожидаемо) проиграл. Более того, преследующие королевских вояк солдаты графа ворвались в город прежде, чем удалось закрыть ворота, так что гарнизону пришлось запереться в городской цитадели. Благо, та была в порядке во всех отношениях, и даже припасов было достаточно для того, чтобы выдержать продолжительную осаду.
Горожане встретили Эли де Божанси буквально на ура. Свой, родной граф пришел освободить их из-под ига злобного норманна! Вот только с освобождением не сложилось – Вальтер Фитц-Энжер решил поуменьшить ликование, пуская из катапульты «зажигательные бомбы» на крыши честных горожан. Как и следовало ожидать при сухой, ясной погоде, крыши загорелись почти мгновенно. Силы де Божанси попытались прекратить это безобразие, но стены цитадели были практически неприступны (для того ж и строили), а пожар спокойно себе разгорелся до того, что его заметили и за пределами Ле Манса, и сообщили о происходящем Роберту де Беллему, занимающегося укреплением замка с веселым именем Баллон, где-то в 20 км от столицы. В распоряжении де Беллема было энное количество гвардейцев короля, но он не кинулся воевать сломя голову – цитадель-то была неприступна. Но он немедленно отправил гонца в Англию.
Тот направился в Кларендон, где находился король, но встретил того по пути в Нью Форест, так что король, получивший известие о происходящем в Нормандии, просто развернул коня и поскакал во весь опор на побережье, без всяких королевских церемоний нанял там шлюп, и, не дожидаясь попутного ветра, велел отвезти себя в Нормандию. Так рассказывает Ордерик, враждебный Руфусу историк, который персонально явно был тайным почитателем письменно поносимого им короля.
Сказочник Гаймар, в данном случае, дает более реалистичное описание событий. Да, король, немедленно после получения известия, действительно поскакал в Саутгемптон, но в Саутгемптоне был размещен для охраны побережья отряд наемников, и с ними-то Руфус и погрузился на шлюп. Но и Гаймар упоминает о том, что погода не благоприятствовала. Он пишет, что на вопрос капитана, понимает ли его величество, насколько им не благоприятствует ветер, король лишь нетерпеливо шикнул: «Заткнись, парень. Утопших королей ты ещё не видел, и я точно не собираюсь стать первым. Так что людей к веслам – и вперед!».
Уильям из Малмсбери более или менее повторяет рассказ, хотя в его версии Руфус говорит «короли не тонут!». Ордерик и этот Уильям обозначают портом назначения Тук, а Гаймар – Барфлёр. И Тук представляется более правильным выбором, потому что туда проще и быстрее попасть по воде. Более того, вестника ждали именно в Туке. То, что вместно вестника на берег сошел сам король, произвело тот самый эффект, который его внезапное появление и должно было произвести.
Внушительная армия была собрана очень быстро – около 1700 человек из famila regis, прекрасно экипированные, и около 3000 наемников, по свидетельству Гаймара. Но зануды-историки, конечно, проверили по параметрам времени пространства все имена, которые Гаймар перечисляет, и сошлись во мнении, что поэт-летописец перепутал кампании 1098 и 1099 года. Он, например, упоминает Хью де Монтгомери, который умер до описываемых событий. Тем не менее, только в распоряжении де Беллема было около 1000 человек, по его собственной оценке, так что величина армии короля заставила осаждавших убраться из Ле Манса, не дожидаясь подхода королевской армии.
В городе, от которого мало что осталось, Руфус не задержался. Он кинулся преследовать врага. Интересно, что в данном случае он должен был, согласно стратегической науке того времени, жечь и разорять вражеские территории, но об этом уже позаботились отступающие, которые хотели лишить преследователей возможности отдыхать в защищенных местах и пополнять припасы. Правда, местным жителям такая стратегия совсем не понравилась, так что Вильгельма Руфуса они встретили благосклонее чем могли бы, если бы их собственные вояки думали хоть немного не только о войне, но и о людях, на чьей земле они воюют.
В результате, замок Во сожжен не был – поджигатели бежали от отряда Роберта де Монфора, а местные были не настроены заниматься партизанщиной.
Эли де Божанси затаился в Шато-дю-Луар, Руфус собрался штурмовать крепость Майё, но тут внезапно обнаружилось, что дело происходило в пятницу, а днем штурма была обозначена суббота, тогда как суббота и воскресенье – это дни, когда осажденным даруется Pax Dei, Перемирие Господне. Технически, перемирие длилось всегда с вечера среды до утра понедельника, и не имело ничего общего с религиозностью как таковой, хотя проводила его в общество именно церковь. Это было мерой самосохранения общества, где войны и феодальные конфликты были образом жизни самой культивированной части населения. Не могу сказать, когда это понятие было успешно забыто, но в течение XI и XII веков оно не только соблюдалось, но и расширялось, хотя наверняка систематически игнорировалось.
Тем не менее, никакие перемирия не запрещили осажденным готовиться к осаде, так что в понедельник войска Руфуса встретили катапультами и твердым намерением не сдаваться. К тому же, замок окружал ров. И тут привычка короля зубоскалить над трудностями сработала против него, потому что не все люди в окружении Руфуса были юмористами. Или, напротив, были, но на свой лад. Король пошутил, что ко рву надо согнать всех лошадей и мулов в лагере, потому что только они могут произвести субстанцию, который этот ров можно заполнить. Руфус посмеялся и ушел, а Роберт де Беллем рявкнул, что в ров покидают не только лошадиное, но и прочее дерьмо, включая всех бездельников и дармоедов. В результате, в лагере началась паника, и часть осаждающих пустилась в бегство.
Но в общем и целом, Руфус не был намерен повторять ошибки де Божанси и штурмовать неприступное, тем более что данная цель вовсе не стоила усилий. Неожиданно для противника, его войска исчезли из-под стен Майё. Активные действия с обеих сторон как-то засохли в июле, а к 23 сентября король вернулся в Англию.
Главное ведь, не перенапрягает ничего, и все линии движений открыты. Явно не раз в году бабуля вытанцовывает, а каждый день, да и подготовочка точно есть.
Большой зал Вестминстерского дворца был полностью готов к Троице 1099 года. Кому-то это зал показался на первый взгляд слишком большим, но сам Вильгельм Руфус считал, что зал наполовину слишком мал. Такую запись оставил, во всяком случае, Генри Хантингдонский, которому рассказал о реакции короля его епископ. Ещё одно проявление стремления Руфуса к грандиозности? Возможно, но не без объективной причине. Большой зал Вестминстера проектировался для того, чтобы в нем могли свободно поместиться собирающиеся со всего королевства советники – лорды, магнаты, епископы, аббаты, верхушка административного управления, и те лорды из зарубежья, которые были там союзниками английского короля.
читать дальшеСкромность и дауншифтинг не были популярны в те времена. Богатство и могущество должно было быть видимым, именно по нему оценивали возможности и влияние короля. И Троица была отпразднована с подобающим блеском. Именно тогда король Шотландии Эдгар нес церемониальный меч в процессии.
Неизвестно, правда, насколько добровольно. В конце концов, участие короля Шотландии в подобных дворцовых оказиях могло быть оговорено заранее, в тот момент, когда обсуждалась помощь Вильгельма Руфуса в планах Эдгара Этелинга посадить на трон Шотландии своего племянника и тезку. Или Эдгар МакМалькольм искренне был привязан к стране, где нашла приют, поддержку и защиту его семья в самый уязвимый для них момент. Но как бы там ни было, участие короля Шотландии в празднествах английского двора щедро оплачивалось – и «командировочными», и подарками. Более того, по протоколу статус Эдгара Мак Малькольма была второй, сразу после самого Руфуса. Которому, к слову сказать, было почетно иметь в свите другого короля.
Не обошлось и без заминки, когда четверо правителей из Уэльса заявили, что в их права тоже входит несение церемониальных мечей во время процессии, в ответ на что вперед выступили четыре норманна, и за эти мечи ухватились. Неизвестно, насколько близка была грандиозная ссора, но положение (невольно) спас Хью Честерский, гордо (и бестактно) заявивший, что его права идут впереди прав всех прочих, но он считает ниже своего достоинства рвать церемониальный меч из рук другого. На что Руфус расхохотался, и предложил Хью свой скипетр, с условием, что тот будет защищать королевство на равных с королем.
Хью опомнился, и поддержал шутку вежливыми словами, что он, несомненно, примет скипетр из рук короля с тем, чтобы вернуть его хозяину, вместе с его, Хью, вассальной клятвой. Но он, впрочем всегда готов подержать этот предмет, если король, навьюченный тяжеленными мантией, церемониальной короной и вышеупомянутым скипетром, принадлежащими ему по праву, того пожелает. После этого Хью принял скипетр от короля, подержал его некоторое время, и, опустившись на колено, вернул. Все вздохнули с облегчением, а король, желающий не только поставить графа на место, но и не дать тому потерять лицо, тут же даровал Хью Честерскому и его потомкам право нести королевский скипетр в праздничных процессиях.
Инцидент был понят и оценен всеми современниками, особенно быстрая и безупречная реакция короля. Правда, Гаймар не пишет, как решилась распря между норманнами и уэльсцами, но решилась она явно без драки.
Не менее интересен и другой инцидент, случившийся во время празднования Троицы. Вальтер Жиффар, сеньор де Лонгевиль-сюр-Си и 1-й граф Бекингем, прибыл ко двору короля за месяц до праздников, привезя с собой 30 сквайров для того, чтобы король произвел их в рыцари.
Почему-то хронист называет этого Жиффара кузеном-бастардом короля, но вообще-то родство, если верить официальным биографиям, было несколько другое – дед графа был женат на сестре жены герцога Нормандии Ричарда I. К досаде Жиффара, ему объявили, что в рыцари будут производить только после праздничной церемонии. Возможно, он всерьез опасался, что за суетой, неизбежной при таком стечении народа, о его сквайрах просто забудут, поэтому взял их с собой на пир, а чтобы гарантированно обратить на себя внимание, велел всех коротко подстричь, как было принято у воинов-рыцарей, да и сам подстригся на тот же манер. Ага, при дворе, где сбросившие на короткий момент латы, лорды упоенно навивали локоны. Внимение всех собравшихся было гарантировано, Руфус оценил выходку, и тут же велел подстричь 20 своих сквайров, и в течение празднеств всех действительно посвятили в рыцари.
А короткая стрижка стала новой придворной модой. На следующий день уже 300 человек щеголяли в прическах а-ля новобранец. Хронисты захлебывались от восторга, описывая блеск празднеств, но вот описание Гаймаром двух серьезных инцидентов в течение одного дня и его комментарии по их поводу, говорят о том, что опасность таких сборищ была понятна королю, и требовала от него предельной внимательности и молниеносной реакции. Случайных людей на тех праздниках не было, и одно слово короля могло привлечь сердца собравшихся, или посеять в этих сердцах отчуждение.
Помимо моды на стрижки, царствование Вильгельма Руфуса стал первым известным, когда оборот «Божьей милостью король Англии» появился на большой печати в форме – «Willelmus nutu Dei rex Anglorum». Не в каждом документе и не систематически, но всё же. На тех же праздниках, Ранульф Фламбард был назначен королем епископом Дарема. Причем, насколько известно, от Фламбарда даже не потребовали присяги на верность. Монашеская коммуна в Дареме по этому поводу была, с одной стороны, обижена, что с ними не посоветовались по поводу кандидатеры, но с другой стороны, Фламбардом восхищались даже те, кто его ненавидел в качестве прокуратора Англии. Было понятно, что Фламбард – личность совершенно уникальная, и получить его в епископы – большая удача для всего Дарема, но Фламбард был Фламбардом. Он просто не мог не оптимизировать всё, подворачивающееся ему под руку. А люди не любят, когда их жизнь оптимизируют сверху. Так что назначение Фламбарда тоже не прошло для Руфуса даром в том смысле, что его ославили в поколениях тираном.
После подчинения Мэна, на очереди оказался Вексен. Здесь ситуация была поинтереснее чем в Мэне. C Вексена, собственно, началась история Нормандии под началом Ролло, предка Вильгельма Руфуса. В 911 году, по договору в Сен-Клер-сюр-Эпте, Ролло получил от короля Франции разрешение поселиться на землях Нейстрии (территории между Шельдой и Луарой), в обмен на защиту владений короля от всех прочих викингов. Вексен в тот момент поделили на «норманнский Вексен», ограниченный реками Сеной, Эптом и Андель, и «французский Вексен». Нормандии как таковой тогда, напомню, ещё не существовало. И главной проблемой для французских королей стало то, что Руан и Париж отделяли друг от друга всего-то 67 миль. То есть, Вексен, с точки зрения французов, было жизненно важно держать под контролем, чтобы предупредить завоевание Парижа чересчур воинственными соседями.
читать дальше В 1077 году французам выпал неплохой шанс взять под контроль Вексен, когда старший сын Завоевателя, Роберт, сбежал под крыло короля Франции, и стал интриговать против отца. Пока Завоеватель был занят в графстве Мэн, французы взяли под контроль весь Вексен. В попытке вернуть захваченное, Завоеватель был смертельно ранен при захвате Манта, откуда французы нападали на земли вассалов Завоевателя. В общем-то, если помнить, что Мант находился в 53 км от Парижа, французов понять можно, но вообще-то существовал договор между между отцом Завоевателя и отцом Филиппа I, по которому король Франции передал права сеньора всего французского Вексена, с городами-крепостями Понтуазом, Шомоном и Мантом, герцогу Нормандии. В обмен на помощь герцога королю в борьбе за трон.
Но потом начались проблемы с утверждением уже Завоевателя на троне, и тот сначала находился не в том положении, чтобы выдвигать требования королю Франции, который его поддержал, а потом был слишком занят до самого 1087 года. В свою очередь, Роберт Куртгёз, ставший герцогом Нормандии, был слишком слаб для того, чтобы чего-то требовать от Франции, так что разбираться с наследием предков пришлось Вильгельму Руфусу.
Около 2 сентября 1098 года, Руфус перешел на территорию, формально считавшуюся французским Вексеном, и быстро двинулся к Шомону. Теперь он находился на стопроцентно вражеской территории, и разорил её, не стесняясь, до самого Понтуаза. В процессе у него приключились новые раздоры с очередным прелатом – с Ивом Шартрским, на этот раз. Один из кастелланов сдавшихся ему замков, попросил своего епископа (Иво Шартрского) освободить его от присяги, которую он принес Руфусу, и тот согласился. Как говорят, не без удовольствия, потому что этот епископ Иво дружил с выпнутым из Англии Ансельмом.
В те годы Иво Шартрский считался лучшим знатоком канонического закона, так что их с Руфусом переписка по поводу решения епископа, довольно любопытна.
Король начал с письма протеста по поводу освобождения от клятвы, на что Иво ответил, что естественным сеньором данного кастеллана является король Франции, и его присяга Руфусу противоречит более ранней присяге королю Филиппу. Соответственно, законно и правильно было освободить кастеллана от более поздней клятвы, назначить ему наказание за эту клятву, а действующей признать более раннюю.
Прелесть ситуации заключалась в том, что сам Иво Шартрский вовсе не был врагом Вильгельма Руфуса. Совсем наоборот, собственно. Он считал, что Англия и Нормандия должны быть объединены под рукой Руфуса, дружил с многими из важных вельмож Руфуса, но не попытаться сразиться с королем на перьях было выше его сил. Впрочем, случай с этим кастелланом Нивардом был исключением, большинство предпочитало выставить свою поддержку на аукцион – тому, кто был готов заплатить за неё больше. Одним из таких кастелланов, чья лояльность была куплена во время кампании, был Вальтер Тирел.
Вообще, этот Тирел лично для меня является загадкой своего рода. Насколько известно из его биографии, родился-то он в Англии, в Тонбридже. Означает ли пассаж Эммы Мэйсон, что в тот момент Тирел находился в своих французских владениях, если его лояльность пришлось покупать? Вполне возможно, но к Тирелу мы вернемся позднее. Тем не менее, я подозреваю, что с биографией этого Тирела случилась путаница.
Тонбридж он, по другим источникам, получил через брак с Аделизой де Клэр, а родился во Франции, в Пуа-де-Пикарди. И его мать тоже была из де Клэров, и тоже носила семейное имя Аделиза, хотя обычно её упоминают как Анну (Анна-Аделиза), и тоже родилась в Тонбридже. И вот эта-то Аделиза совершенно точно подарила земли аббатству Сен-Мартин в Понтуазе после смерти своего сына Вальтера (Готье).
В общем и целом, Вильгельм Руфус добился во время своих кампаний, в качестве управляющего Нормандией, всего, чего надо было добиться. Весной 1099 года он заключил мир с Филиппом Французским, и отбыл в Англию, где уже достраивался Вестминстерский дворец, и прибыл туда на Пасху – 10 апреля. Несомненно, тот факт, что Руфус вернулся в Англию, было огромным облегчением для французов, потому что к тому времени всем стал понятен потенциал этого короля, остановить которого у Филиппа I не было ни ресурсов, ни способностей.
Попробовала смотреть, осилила серий 6, треть из которых мирно проспала, и поняла, что с меня хватит. Вот казалось бы - есть все составляющие, от призраков до Нефритового Императора и Ямы, разыгрывающих партию судьбами людей. Есть злые духи и положительно-комические персонажи, есть ангелы смерти и злые силы, непонятки с рождениями и смертями, красивые кадры и пр. Но скучно становится уже на второй серии. Мне, во всяком случае. Так что не могу рекомендовать.
здоровье- сухожилия зарастут сами, на это нужно от года до двух.
- приступ головокружения был, почти наверняка, именно разовым "внезапным завихрением мусора" в вестибулярном аппарате. Чтобы исключить случайности, выдано направление на тест Холтера (суточное мониторирование ЭКГ). Другие причины (повышенное давление, щитовидка, диабет, дисбалланс калия и натрия) совершенно исключаются. Альтернатива "пережатие артерии мышечным спазмом" забанена как ненаучная.
- велено взять себя в руки и начать снова укрепление и разработку мышц и сухожилий хоть через не могу. Направление к физиотерапевту.
- к врачу следует обращаться с одной проблемой за раз. Дело даже не во времени, а в том, что врач просто не может одновременно сосредоточиться на 3-4 явлениях совершенно разного происхождения.
- МРТ и УЗИ в местных реалиях делаются только в случаях подозрения на повреждения и в порядке подготовки к операции. И ни в каких других случаях. Так называемое "полное обследование" - от лукавого и карман частникам. Не существует людей, чей организм работает как часы, у каждой особи есть многочисленные отклонения и повреждения. Вопрос в том, сломано ли что-то до такой степени, чтобы вызвать поломку всего организма. Если нет, то или само пройдёт, или человек научится с этим жить.
- эндокринолог, по результатам опроса, не нашла вообще показаний к обследованию.
_____________________
Итог: "как минимум наполовину нетрудоспособна на данный момент, но абсолютно здорова. Большинство людей - трудоспособны, но больны".
Наблюдение: внешность врача имеет значение. Красивый/приятный вызывает большее доверие.
Настроение: что-то между "ыыыыыы...." и "ой как здорово!"
Благородный принц Хавелок, спасенный от козней датского тирана самим Одином, женился на английской принцессе-сироте, которую английский тиран содержал как рабыню, и выдал за Хавелока, "самого длинного парня в королевстве", считая, что имеет дело с простолюдином. Всё закончилось счастливо, потому что в первую брачную ночь молодые увидели сны друг друга, и узнали, кто из них кто. Тираны были низвержены, гармония между Данией и Англией победила, и пара правила долго и счастливо.
читать дальше Пока Вильгельм Руфус разбирался с делами на севере и заговором де Мовбрея, неутомимый Эдгар Этелинг таки сумел посадить на трон очередного племянника из сыновей Малькольма – своего тезку, Эдгара. О том, как был наказан предприимчивый Эдмунд, выскочивший с помощью дядюшке Дональду против своего сводного брата Дункана, есть довольно неясные сведения. Вроде, Эдмунд был заключен в одном из клюнийских аббатств в Сомерсете, где стал монахом и прожил в этом качестве отпущенные ему Господом годы. Возможно, так оно и было – монашеский обет исключал его из любой подковерной интриги в сторону шотландского трона, и всем было этого достаточно. А вот дядюшка Дональд, стоявший за убийством Дункана, был то ли убит Эдгаром в качестве мести, то ли был ослеплен и умер впоследствии. В любом случае, ситуация в Шотландии временно вошла в берега.
Неизвесто с точностью, признавал ли король Эдгар МакМалькольм себя вассалом короля Вильгельма Руфуса, но запись о том, что Руфус назначает ему «командировочные» в размере 40-60 шиллингов в дни, когда Эдгар будет участвовать в качестве одного из лордов-администраторов при английском дворе, уже говорит о том, что отношения этих королей были вполне цивильными. И Эдгар, как минимум, принимал участие в церемониальном открытии Вестминстерского дворца (Westminster Hall) в 1099 году, и он прекратил все отношения с английским королевским домом после убийства Вильгельма Руфуса. Тем не менее, было бы явным преувеличением сказать, что это Руфус посадил Эдгара МакМалькольма на трон – заслуга полностью принадлежит энергии Эдгара Этелинга и дипломатическим талантам самого Эдгара МакМалькольма.
В ноябре 1097 года Вильгельм Руфус снова отплыл в Нормандию, и был там долго: королевские приемы на Рождество в 1097 и 1098 годах проходили там. Известно, что эти два года были мрачным временем для Англии. Погода 1098 года была ещё ужаснее, чем погода в 1097 году – непрекращающиеся дожди просто затопили все поля. Какая-то природная катастрофа там явно имела место, потому что Англосаксонские Хроники писали и о сентябрьском небе, которое было красным всю ночь, и о заливе в Фанчамстеде, пузырившемся «кровью». Но что король мог сделать с погодой? В конце концов, она была ужасна и становилась все хуже уже четыре года подряд.
Как минимум в 1096 году в стране были какие-то эпидемии, но вряд ли это была, все-таки, чума, о которой упоминает Уильям Малмсберийский. Скорее всего, просто загрязнились грунтовые воды, потому что нет сведений о том, чтобы произошла какая-то демографическая пертурбация. Но можно с уверенностью сказать, что основа общества, её сельскохозяйственный сектор, пострадал значительно, и это не могло не вызвать проблем, связанных с производством продуктов.
О том, что администрация короля не смотрела безучастно на происходящее, можно судить по тому, что не произошло типичных для «голодных» периодов крестьянских бунтов, и по тому, что налоги продолжали регулярно собираться. Но что именно было предпринято, мы не знаем, а сохранившиеся в монастырях записи просто критикуют то, что налоги в принципе собирались и в такие гиблые времена. Почтенная духовная братия то ли была не в курсе того, что без налогов государство просто развалится, то просто возражала в такой форме против обязанностей оказывать помощь своим арендаторам и прихожанам не только словом.
А вот в Уэльсе Хью Лестерский (то ли Хью де Гранмесниль, то ли, скорее всего, его сын с тем же именем) и Хью Шрюсберский (Хью Монтгомери) вышибли правителей Гвинедда и Повиса аж в Ирландию, и отвоевали Англеси.
Так что Руфус получил достаточно времени для того, чтобы постараться наладить дела в Нормандии. Но поскольку он был, всё таки, в первую очередь военным, начал он с укрепления и расширения своих наследственных прав, как существующих, так и потенциальных. И начал он с Вексена, находившегося между Францией и Нормандией, и принадлежавшему на тот момент Франции. Хотя еще в 1033 году Вексен бы отдан герцогу Нормандии королем Франции, после чего десятилетиями был более нормандским нежели французским графством. В 1092 году Филипп I Французский отдал Вексен своему сыну Луи, а вместе с эти подарочком на Луи свалилась и ответственность за оборону Вексена. То есть, в Вексене был, конечно, свой граф – Хью Вермандуа, брат короля Филиппа и сын Анны Ярославны, но Хью отправился в 1096 году в Первый крестовый.
Вообще, именно английских источников о баталиях Руфуса в Нормандии практически нет, но есть записи аббата Сюжера из аббатства Сен-Дени, которое имело значительные земельные владения в Вексене. И вот этот Сюжер утверждал, что Вильгельм Руфус был нацелен не на Вексен, а на французский трон. Современные историки пришли к выводу, что вероятность подобного плана имет право на существование. В конце концов, сам Вильгельм Руфус имел кровные связи с французским королевским домом, а принц Луи был единственным сыном Филиппа I.
Завоевания территорий, на которые у претендента есть какие-либо права, сильно отличается от просто завоевания враждебных территорий. Никто не подвергал сомнению права англичан вести территориальные войны в Уэльсе, потому что сам Уэльс был агрессивен по отношению к соседям. Подобные военные операции можно сравнить с современными нам превентивными ударами по суверенным государствам, которые практикуют современные нам США. И даже с лучшим обоснованием, потому что при рейдах Уэльса на пограничные районы Англии ущерб для Англии был конкретным.
Совсем другой была ситуация с Вексеном, на который у Вильгельма Руфуса были как бы легальные права. Он не мог вторгнуться в графство, как на враждебную территорию, ему надо было искать там союзников. Или покупать. И это не считалось по тем временам чем-то позорным – в потенциально спорных случаях, каждый феодал имел право поддержать ту сторону, которая даст ему больше. А уж легально обосновать нарушение вассальной клятвы, ссылаясь на то, что нынешний сеньор не выполняет все параграфы договора, всегда найдутся.
Абатства тоже были крупными феодалами, причем их-то вообще не связывало с местными сеньорами ничего, кроме вполне земных интересов и интересов Святейшего Престола, которые были не всегда понятны даже самому Святейшему престолу, который не был чем-то единым, а состоял из отдельных клик, каждая из которых имела свои интересы. Поэтому аббатства не стеснялись, когда их пытались подкупить. Аббаты Вексена были готовы поддержать дело Руфуса за данные в дар ризницы или их денежный эквивалент. И ради этих даров смиренные братья были готовы последовать за потенциальным дарителем в любое военное пекло. Один монах по имени Ричард, из Saint-Germer-de-Fly, с аббатством которого Вильгельм договорился ещё в 1096 году, догнал Руфуса во время похода в Уэльс, и не отставал до тех пор, пока король не выдал распоряжение аббатству Баттл Эбби дать отчаянному лоббисту 10 фунтов. Это было выполнено, но теперь уже Баттл Эбби послало к королю двух монахов с претензией на тему «почему другим дают, а у нас отнимают». Аббатство возражало против распоряжения Руфуса сдать в казну драгоценные украшения реликвий. Но в данном случае Руфус, который сам являлся покровителем аббатства, основанного Завоевателем, не уступил - Saint-Germer-de-Fly находилось в стратегически важном месте, и поддержка этого аббатства была важна для короля, относительно чего аббат был в курсе.
Непосредственный поход на Вексен начался в конце 1097 года. Руфус потребовал от Франции сдачи Шомона, Мантла и Понтуаза – главных городов-крепостей Вексена, на которые он заявил свои права. Естественно, Филипп I отказался. Тогда Руфус, на законных основаниях, пересек границу и начал строить Жизор, с целью нейтрализовать доминирование Шомона. Ну как начал строить... Конкретно место и дизайн выбирал Роберт Монтгомери, сеньор де Беллем, с которым сыновья Завоевателя успели повоевать и вместе, и против.
В принципе, герцога Роберта этот Роберт де Беллем сильно не уважал, но спас, когда против того восстал Руан. С королем Вильгельмом Руфусом они встретились в 1088 году как враги, но потом стали и оставались если и не друзьями, то союзниками. Вообще-то этот сеньор де Беллем был, говорят, сущим чудовищем, но воевать он умел. Настолько, что в недалеком уже будущем, когда Генри I (с которым у этого де Беллема была взаимная ненависть) выслал его из Англии, и попросил герцога Роберта арестовать де Беллема в Нормандии, тот герцоговы войска... разбил, да ещё и принудил того к довольно унизительному миру, получив назад всё конфискованное и кое-что сверх конфискованного. Что, опять же, не помешало ему вновь попытаться спасти своего герцога, когда Генри I начал захват Нормандии. И на этот раз, сеньор де Беллем не преуспел. В 1106 году Генри I захватил и заключил пожизненно старшего брата, а через пять лет – де Беллема, прибывшего к нему послом от французов. Правда, де Беллем и тут натянул нос старому врагу, прожив в заключении не менее 19 лет, и дожив, как минимум, до возраста 76 лет. То есть, если и не пережил хитрого Генри, то смог порадоваться его несчастьям.
Но в 1097 году де Беллем начал строить Руфусу Жизор, а Руфус отправился с ним в графство Мэн. Там у де Беллема были разногласия с графом Эли де Божанси, которые сами по себе Руфуса волновали мало. Но вот зодческие проекты графа Эли по возведению нового замка Данжел, а также его дружба с Фульком Анжуйским и новым архиепископом Ле Мэна Хильдебергом, направленная против Нормандии, Руфуса, как управляющего Нормандией, очень даже касались. В конце концов, Завоеватель посадил над графством своего сына Роберта уже давным-давно. Впрочем, доругиваться с графом Эли Руфус оставил де Беллема, а сам вернулся в Руан, куда де Беллем в апреле 1098 года и доставил захваченного им в плен Эли де Божанси. Руфус отправил де Божанси в почетное заключение, но теперь столицу графства захватил Фульк Анжуйский, женатый на дочери Эли, и посадил туда своего сына Жоффруа. Того самого, который потом станет основателем династии Плантагенетов.
Руфус, не выходя из роли управляющего делами брата, собрал совет и спросил, что, по их мнению, надо делеть с Вексеном и Мэном. Совет решал, что Мэн надо вернуть под руку Нормандии. Ну что ж, войско собрали, столицу Мэна осадили. И даже захватили около 140 анжуйских рыцарей и 4 кастелланов, что было неплохим поводом начать переговоры с Фульком. Прибывший на место Руфус распорядился, первым делом, отпустить на свободу рыцарей и устроить совместный пир, что не вполне понравилось нормандским баронам. Томящемуся в своем почетном заключении графу Эли рыцари были безразличны, но его испугала мысль, что Руфус и Фульк могут договориться между собой в ущерб его интересам. Вильгельм Руфус рявкнул на разбалованных братом баронов, что правил чести рыцаря никто не отменял, так что лучше им замолкнуть и сесть за стол с анжуйцами. А с графом Эли договорился так хорошо, что получил контроль над Ле Мэном и другими городами, которыми владел Завоеватель. И вступил в столицу с превеликой помпой, в сопровождении тысячи рыцарей. А потом поспешил в Руан, чтобы проконтролировать освобождение графа Эли.
В принципе, Эли де Божанси предложил Руфусу хорошую сделку. Он был готов войти в the familia regis, и заслужить делами возвращение графства Мэн под свое начало. Это вполне подходило Руфусу, потому что бездарностью граф Эли отнюдь не был. Но такой план не подходил Роберту Лестерскому (де Бьюмонту/Бомону), графу Мёлана, который видел в лице де Божанси конкурента. И он попытался убедить Руфуса, что, что графу Эли доверять нельзя (и был в этом прав, собственно, но, как показала история, сам Роберт Лестерский заслуживал ещё меньшего доверия, вот только Руфус об этом и не подозревал). Всё закончилось тем, что Руфус просто отпустил Эли де Божанси на все четыре стороны. Данную версию предложил потомкам Ордерик.
Уильям Малмсберийский описывает этот же инцидент более драматично. По его версии, граф Эли прибыл мрачным и небритым, и фыркающим, что он попал в плен благодаря случайности, а не военному искусству, и что как только его освободят, он всем покажет. На что Руфус ответил: «Да ты шутник. Ну что ты можешь? Брысь, брысь, убирайся. И, клянусь святым ликом Лукки, если ты меня достанешь, я не попрошу ничего за то, что отпускаю тебя сейчас». Мило, но далеко от реальности, если учесть, что Эли оставался важной фигурой и тестем Фулька. А его дочь – наследницей графства Мэн. Не говоря о том, что абсолютно все источники того времени рисуют Вильгельма Руфуса человеком, строго придерживающимся кодекса рыцарской чести. Так что подобный диалог Эли и Руфуса, под редакцией Уильяма из Малмсбери, просто не мог состояться.
Жоффрей Гаймар, писавший в 1150-х - 1150-х годах, предлагает свою версию. Вроде, Эли де Божанси утверждал, что если бы он не был в плену, его столица никогда не оказалась бы в руках Руфуса, потому что нет в мире такого короля, которого он, Эли, не смог бы победить. Услышав о таких заявлениях, Руфус вызвал графа, и спросил, действительно ли тот заявлял нечто подобное. Граф Эли гордо ответил, что совершенно уверен в своих способностях. Тогда Руфус рассмеялся, и распорядился отпустить графа, вернув ему Ле Мэн и другие замки, с условием, что тот начнет против него, Руфуса, войну. И пусть победит сильнейший. Но когда Эли де Божанси вернулся в столицу, его бароны, боящиеся Руфуса как льва, посоветовали ему не рыпаться, а передать отданное ему обратно королю, и признать вдобавок Руфуса своем господином. А поскольку граф Эли никогда не шел против своих баронов, он подчинился.
Версию Гаймара, тем не менее, надо воспринимать не хроникой, а моральной притчей о том, что благородное и куртуазное решение конфликтов всегда лучше войны – Жоффрей Гаймар был не только и не столько хронистом, сколько романистом (его перу принадлежит Havelok the Dane).
В любом случае, графство Мэн подчинилось власти Вильгельма Руфуса, действующего там в качестве правителя Нормандии, удивительно легко.
В блог Малки Лоренц (malka-lorenz.livejournal.com) пишут люди, которые столкнулись с проблемой или ситуацией, для решения которой нужен коллективный разум и краткий, зачастую жесткий вердикт самой Софии. Большая часть писем никак для меня не откликается, но вот встретилось одно, которое заинтересовало:
В деревню, в глушь...Мне сорок пять лет, муж на десять лет старше. Он вышел на пенсию по выслуге. Живем в большом городе, в областном центре. Квартира мужа, ему подарена его мамой. То есть в ней нет моей доли собственности. У меня при вступлении в брак была однокомнатная квартира, мы ее все время сдавали. Сейчас там живет дочь с мужем и ребенком. И вот мой муж надумался продавать квартиру и купить усадьбу в селе, которую присмотрел, т.к. уже много лет мечтает жить на природе в своем добротном доме с заботливой, хозяйственной женой. Я в ужасе. Я совершенно не сельский житель. Мне приходилось жить по несколько месяцев в селе в связи с семейными обстоятельствами в юности, и я не знала там, куда себя деть. Я еще могу вытерпеть немного огородных работ, но сама жизнь в деревне меня совсем не прельщает. С мужем отношения неплохие, но сейчас, когда я заявила, что меня такая перспектива не устраивает, он на меня страшно обиделся. К тому же я говорю, что работу бросать не собираюсь, пусть это не бог весть что и зарплата не очень большая, но я привыкла и к ней, и к существующему жизненному укладу. Я люблю бывать в театре, в музеях, это отчасти связано с моей работой. Конфликт с мужем нарастает, и я опасаюсь, что он, с его упорством и желанием осуществить свою мечту, волевым решением продаст квартиру (уже есть покупатель, и не один) и просто загонит меня в угол: или едь со мной в село, или живи, как знаешь. А жить мне просто будет негде, я не выгоню дочь на улицу , а на мою зарплату можно снять квартиру – но и только . Денег останется разве что всего лишь на хлеб – буквально. Не знаю, что делать.
Ну вот, я же сама оказалась в деревне 18 лет назад, и теперь меня отсюда не выкурить)) Поэтому радостно посоветовала отбросить сомнения и попробовать, жить на природе - классно! Но вот теперь уже пару дней дискутирую с кем-то, кто видит ситуацию совсем по-другому.
Если кратко, то мой оппонент видит даму беспомощной заложницей ситуации, и категорически считает, что ей надо слать такого мужа-тирана лесом, и вырываться из рабства (каким-то образом). Вот, собственно, наша переписка: malka-lorenz.livejournal.com/577596.html?view=4...
Ну понятно, что мы просто видим жизнь по-разному. Плюс, ещё один момент, который я не стала педалировать там из опасения, что письмо реальное, и написавший читает комментарии - для любительницы культуры, дама пишет простенько. То есть, там не потомственная интеллигентка в дцатом поколении, которая может упасть в обморок при виде дождевого червя. Женщине тупо не хочется ничего в жизни менять, а менять-то придется в любом случае.
рабочееВ мае расформировывают самую скандальную в нашем околотке бригаду, с которой не смогли справиться не менее четырех довольно разных по стилю начальниц. Массовые невыходы на работу (три дня как бы можно болеть без больничного), вечные склоки по поводу рабочих графиков и листов. И пять человек оттуда придут к нам. И 35 пациентов. Расширят площадь, на которой будет работать наша обновленная бригада. Плюс, наша новая начальница решила внезапно сходить в декрет, уходит в июле. Сначала в отпуск, потом в декрет. То есть, в течение года у нас будет уже четвертый босс.
Стиль руководства нынешней боссихи (через электронную почту, живьем мы её раз в неделю видим, в лучшем случае) уже привел к тому, что бабы наши глотки друг другу грызут, и ходят делегациями друг на друга жаловаться - каждому кажется, что его грузят сильнее остальных. Что будет, если в эту бодягу вольются допольнительные дрожжи скандалов и раздоров - страшно представить. И даже интересно, куда этих пять человек будут вталкивать чисто физически? Ведь получится более 30 человек на офис, ютящийся в маленькой трешке. И 3 компьютера, потому что остальные 4 заняты фельдшерами. Да, у нас и сейчас не меньше фрилансеров слоняется, но они хотя бы компы не занимают.
Мне, конечно, до конца года подрываться прочь не с руки. Нагрузить больше положенного меня не имеют права. Но наверняка начнут прессовать с графиком работы и сменами. Но я-то всегда могу выскочить на больничный, потому что, положа руку на сердце, я не нахожусь в рабочей форме, и работаю через не могу чисто из-за денег и потому, что уж 2-3 часа я как-нибудь выдержу. Тем не менее, постоянные завихрения в рабочем пространстве начинают изматывать. Кому ж приятно работать в коллективе, где часть коллег друг с другом не разговаривают, а если разговаривают, то орут. Но ведь никуда не податься, пока я в таком состоянии, что не могу работать с полной нагрузкой. И, честно говоря, не думаю, что буду когда-нибудь в состоянии, потому что нагрузки всё растут, и болевой порог они уже превысили у всех. Молодежь справляется так, что делают работу очень поверхностно. Зачастую, даже не подключая мозги к тому, что делают. Те, кому за 40, изнуряют себя повторами сентенций, как дерьмово всё стало. Но поскольку говорят они между собой, никакой пользы от этой говорильни нет, а вот вред - да, потому что они себя взвинчивают. Так, воду в ступе толкут, и возмущаются, почему это на выходе не получается масла.
Я пока соблюдаю строгий нейтралитет, зарываясь в работу с бумагами, или неспешно работаю с пациентами. Получилось даже так, что молодая делегация ходила требовать, чтобы распределением работ занималась я, как хорошо знающая "клиентуру" и её особенности. Но веб-допуск к системе электронных программ для города платный, и третьего нам не дают. А те, кто положенные два допуска имеют, будут держаться за них когтями и зубами. Ну, посмотрим, как всё это будет развиваться. Пока мне сдается, что я дорабатываю до конца года и смываюсь куда-нибудь (на полную или частичную инвалидную, в худшем случае). Но всегда есть шанс, что случится что-нибудь неожиданное.