Do or die
Пасхальный прием нового короля, который проводился в марте 1136 года, собрал (в отличие от похорон предыдущего короля) при дворе всю высшую клерикальную и мирскую знать страны. Стефан не пожалел усилий, и сияние золота, серебра и драгоценных камней на одежде и украшениях наглядно демонстрировали всем окружающим процветающее состояние королевства. Только один представитель высшей аристократии блистал отсутствием: Роберт Глостерский.

читать дальше
Объективно, выбора у Роберта не было, он должен был присягнуть королю Англии, потому что практически все «свои» владения он держал от короля Англии. Но была клятва Матильде, к которой он не был склонен относиться легко. Хотя бы потому, что присутствовал при смерти отца, и точно знал, что клятва Бигода о том, что Генри назначил своим преемником Стефана – фальшивка. Но Матильда не заявляла претензий на завещанный ей трон, по вполне объективной причине: непопулярности своего мужа-ангевина среди баронов Нормандии. Давало ли это право Роберту присягнуть Стефану? И если да, то насколько скрестив пальцы? Знал ли он в момент присяги, что нарушит свое слово в будущем?
Хроника Historia Novella Уильяма Малмсберийского утверждает, что присяга была сделана под условие: Роберт Глостерский присягнул быть верным королю Стефану, пока тот держит свое слово относительно обещаний, сделанных графу Роберту, и не покушался на права графа. Потому что он был уверен, что Стефан свое слово нарушит, и это освободит его, Роберта, от всякого долга перед королем. Другая летопись, Gesta Stephani, утверждает, что король дал графу всё, на что тот претендовал. Кто пишет правду?
Факт, который несомненен, здесь только один: Роберт Глостерский присягнул Стефану Блуасскому в апреле 1136 года как своему королю, и получил полный доступ к своему имуществу. Всё остальное – предположения. Празднование Пасхи 1136 года, достаточно подробно описанное, подтверждает одну особенность Стефана: в отличие от Завоевателя и его сыновей, этот король был невероятно формален и иерархичен. То есть, была ли произнесена оговорка о нерушимых правах графа Глостерского или нет, не столь важно, она подразумевалась. Другой вопрос, что у графа Роберта и короля Стефана могло быть совершенно разное представление о том, что входит в эти права.
Роберт Глостерский был правой рукой своего отца, короля Генри I, и был так долго, что мог воспринимать свою центральную роль в администрации короля как нечто, принадлежащее ему по праву. С точки же зрения Стефана, который не мог не понимать, что его коронация была узурпацией власти, признанного сына покойного короля следовало держать подальше от ключевых позиций, хотя тот сам никогда не притязал на корону. Узурпаторы всегда несколько более параноидальны к окружающим чем те, кто занимает трон по праву.
Надо признать, что основания для нежелания давать Роберту ключевую позицию при своем дворе были, с точки зрения Стефана, бесспорны. Даже если посмотреть правде в глаза и согласиться, что после смерти отца Роберт Глостерский ни на минуту не увидел сестренку Матильду в роли владычицы Англии и Нормандии, его изначальным и добровольным выбором был не Стефан, а Тео Блуасский. Плюс к этому, Роберт явился ко двору Стефана не сразу, его вызывали несколько раз. И теперь король брал формальный реванш, задерживая Роберта при дворе и не давая ему разрешения покинуть его. Более того, Роберту Глостерскому пришлось с оружием в руках пришлось подтверждать свою присягу Стефану – при осаде Экзетера.
Случайно или нет, но весной 1136 года среди людей всех сословий циркулировало много слухов. На основании одного из них, о том, что король умер, Бигод занял Норич Кастл, и, по слухам, отказался его сдать пока сам король не пожаловал под стены замка. На самом деле, Стефан и близко в тех краях в тот период не появлялся, но как-то Бигода все-таки убедили. Или, альтернативно, Бигод никогда не занимал замка Норич. Странная история циркулировала и позже, когла король, якобы, собрался после 10 мая отплыть Нормандию, и ожидал попутного ветра, как к нему явился вестник с сообщением о смерти епискора Солсбери. Опять же, епископ был жив и здоров, и, судя по записям в маршрутном журнале короля, в Нормандию Стефан вовсе не собирался. Историю про Бигода записал Генри Хантингдонский, и вторую – Ордерик.
А вот история о том, что Болдуин де Редверс занял королевскую цитадель в Экзетере и стал её укреплять, была правдивой. Надо сказать, что этот де Редверс никогда не клялся в верности Стефану, зато он клялся Матильде, так что, формально, он не взбунтовался против короля, а поднял флаг против узурпатора. При этом, он был самым крупным землевладельцем на юго-западе Англии, причем, в качестве особой награды, был пожалован королем Генри Плимптоном в Девоне, Крайстчёрч в Хэмпшире и островом Вайт. Никто, собственно, не знает, что стояло за решением де Редверса. Возможно, обида на Стефана за то, что тот не назначил его шерифом девона, на что Редверс имел наследственные права. А возможно, и правда политический протест против узурпации Стефана. Во всяком случае, дальнейшая карьера Редверса эту версию поддерживает.
Экзетерская цитадель была мощной крепостью. Она смогла противостоять всей армии Завоевателя три недели в 1066 году, а с тех пор её постоянно укрепляли. К тому же, Редверс был достаточно опытен и богат, чтобы набить цитедель припасами, которых могло хватить хоть до Судного дня. В результате, Стефан унизительно топтался под стенами цитадели всё лето, будучи не в состоянии её покорить. К концу лета, в крепости опустели колодцы, и её защитники перешли на вино, что несказанно подняло их боевой дух. Но всем было ясно, что ситуация патовая, и вечно продолжаться не может.
К удивлению своего братца-епископа, которые требовал крови, крови и крови, Стефан решился на почетную сдачу гарнизона. Скорее всего, именно по той самой причине, что Редверс и его люди не были, формально, предателями короны. Или простро здраво решил, что сражаться с этой перманентно пьяной бандой он может до самых осенних дождей, которые наполнят колодцы цитадели. Таким образом, Редверс с людьми проследовал к себе на о-в Вайт, откуда немного попиратствовал, дабы восстановить ресурсы, и потом уплыл к Матильде, с партией которой больше не расставался.
Гораздо более серьезной проблемой для новой власти стали события в Уэльсе. Волнения там начались немедленно после смерти короля Генри, но это не помешало Ричарду Фиц-Гилберту де Клеру сунуться, после приема у короля на Пасху, с небольшим отрядом, на территорию, захваченую не так уж давно у валлийцев. Там был Кередигион, который нынче принадлежал англонорманнам, и этого, по мнению де Клера, было достаточно, чтобы валлийцы не чинили ему препятствий. Надо сказать, что обычно пограничные лорды или не страдают чрезмерным оптимизмом, либо не живут слишком долго. Де Клер попал во вторую категорию, и был убит валлийцами около Абергаванни.
Карать валлийцев Стефан послал младшего брата сэра Ричарда, но тот добрался только до Брекона, где и застрял, «предаваясь обжорству и праздности». Вообще, шутами гороховыми де Клеры никогда не были, так что их странное поведение я бы отнесла к тому, что они привыкли к практически ненатуральной стабильности на границе, которую им обеспечила политика Генри I.
В общем, проблемы в Уэльсе набрали такие обороты, что понадобилось вмешательство Майло Глостерского, чтобы пробиться к осажденному Кардигану и освободить вдову сэра Ричарда, а вот Кармартен пал. А к 1153 году практически весь южный Уэльс уже был в руках валлийцев. Собственно, для подобного успеха им оказалось достаточно просто прекратить внутренние распри на некоторое время.
Что касается Роберта Глостерского, то Стефан его на эту войну не пустил, потому что сильный и славный Роберт Глостерский его не устраивал. Большая часть земель самого Стефана располагалась на юго-востоке Англии, и Уэльс его не особо интересовал в принципе, так что он прекрасно провел осень и зиму 1136-37гг разъезжая по абатствам и охотясь. В будущем, именно пограничные лорды уэльской марки, не забывшие безразличия короля, станут активной силой за императрицей Матильдой, но пока неспособность короля защитить то, что он поклялся защищать, была всего лишь темой для задушевных бесед за флягой вина.

читать дальше
Объективно, выбора у Роберта не было, он должен был присягнуть королю Англии, потому что практически все «свои» владения он держал от короля Англии. Но была клятва Матильде, к которой он не был склонен относиться легко. Хотя бы потому, что присутствовал при смерти отца, и точно знал, что клятва Бигода о том, что Генри назначил своим преемником Стефана – фальшивка. Но Матильда не заявляла претензий на завещанный ей трон, по вполне объективной причине: непопулярности своего мужа-ангевина среди баронов Нормандии. Давало ли это право Роберту присягнуть Стефану? И если да, то насколько скрестив пальцы? Знал ли он в момент присяги, что нарушит свое слово в будущем?
Хроника Historia Novella Уильяма Малмсберийского утверждает, что присяга была сделана под условие: Роберт Глостерский присягнул быть верным королю Стефану, пока тот держит свое слово относительно обещаний, сделанных графу Роберту, и не покушался на права графа. Потому что он был уверен, что Стефан свое слово нарушит, и это освободит его, Роберта, от всякого долга перед королем. Другая летопись, Gesta Stephani, утверждает, что король дал графу всё, на что тот претендовал. Кто пишет правду?
Факт, который несомненен, здесь только один: Роберт Глостерский присягнул Стефану Блуасскому в апреле 1136 года как своему королю, и получил полный доступ к своему имуществу. Всё остальное – предположения. Празднование Пасхи 1136 года, достаточно подробно описанное, подтверждает одну особенность Стефана: в отличие от Завоевателя и его сыновей, этот король был невероятно формален и иерархичен. То есть, была ли произнесена оговорка о нерушимых правах графа Глостерского или нет, не столь важно, она подразумевалась. Другой вопрос, что у графа Роберта и короля Стефана могло быть совершенно разное представление о том, что входит в эти права.
Роберт Глостерский был правой рукой своего отца, короля Генри I, и был так долго, что мог воспринимать свою центральную роль в администрации короля как нечто, принадлежащее ему по праву. С точки же зрения Стефана, который не мог не понимать, что его коронация была узурпацией власти, признанного сына покойного короля следовало держать подальше от ключевых позиций, хотя тот сам никогда не притязал на корону. Узурпаторы всегда несколько более параноидальны к окружающим чем те, кто занимает трон по праву.
Надо признать, что основания для нежелания давать Роберту ключевую позицию при своем дворе были, с точки зрения Стефана, бесспорны. Даже если посмотреть правде в глаза и согласиться, что после смерти отца Роберт Глостерский ни на минуту не увидел сестренку Матильду в роли владычицы Англии и Нормандии, его изначальным и добровольным выбором был не Стефан, а Тео Блуасский. Плюс к этому, Роберт явился ко двору Стефана не сразу, его вызывали несколько раз. И теперь король брал формальный реванш, задерживая Роберта при дворе и не давая ему разрешения покинуть его. Более того, Роберту Глостерскому пришлось с оружием в руках пришлось подтверждать свою присягу Стефану – при осаде Экзетера.
Случайно или нет, но весной 1136 года среди людей всех сословий циркулировало много слухов. На основании одного из них, о том, что король умер, Бигод занял Норич Кастл, и, по слухам, отказался его сдать пока сам король не пожаловал под стены замка. На самом деле, Стефан и близко в тех краях в тот период не появлялся, но как-то Бигода все-таки убедили. Или, альтернативно, Бигод никогда не занимал замка Норич. Странная история циркулировала и позже, когла король, якобы, собрался после 10 мая отплыть Нормандию, и ожидал попутного ветра, как к нему явился вестник с сообщением о смерти епискора Солсбери. Опять же, епископ был жив и здоров, и, судя по записям в маршрутном журнале короля, в Нормандию Стефан вовсе не собирался. Историю про Бигода записал Генри Хантингдонский, и вторую – Ордерик.
А вот история о том, что Болдуин де Редверс занял королевскую цитадель в Экзетере и стал её укреплять, была правдивой. Надо сказать, что этот де Редверс никогда не клялся в верности Стефану, зато он клялся Матильде, так что, формально, он не взбунтовался против короля, а поднял флаг против узурпатора. При этом, он был самым крупным землевладельцем на юго-западе Англии, причем, в качестве особой награды, был пожалован королем Генри Плимптоном в Девоне, Крайстчёрч в Хэмпшире и островом Вайт. Никто, собственно, не знает, что стояло за решением де Редверса. Возможно, обида на Стефана за то, что тот не назначил его шерифом девона, на что Редверс имел наследственные права. А возможно, и правда политический протест против узурпации Стефана. Во всяком случае, дальнейшая карьера Редверса эту версию поддерживает.
Экзетерская цитадель была мощной крепостью. Она смогла противостоять всей армии Завоевателя три недели в 1066 году, а с тех пор её постоянно укрепляли. К тому же, Редверс был достаточно опытен и богат, чтобы набить цитедель припасами, которых могло хватить хоть до Судного дня. В результате, Стефан унизительно топтался под стенами цитадели всё лето, будучи не в состоянии её покорить. К концу лета, в крепости опустели колодцы, и её защитники перешли на вино, что несказанно подняло их боевой дух. Но всем было ясно, что ситуация патовая, и вечно продолжаться не может.
К удивлению своего братца-епископа, которые требовал крови, крови и крови, Стефан решился на почетную сдачу гарнизона. Скорее всего, именно по той самой причине, что Редверс и его люди не были, формально, предателями короны. Или простро здраво решил, что сражаться с этой перманентно пьяной бандой он может до самых осенних дождей, которые наполнят колодцы цитадели. Таким образом, Редверс с людьми проследовал к себе на о-в Вайт, откуда немного попиратствовал, дабы восстановить ресурсы, и потом уплыл к Матильде, с партией которой больше не расставался.
Гораздо более серьезной проблемой для новой власти стали события в Уэльсе. Волнения там начались немедленно после смерти короля Генри, но это не помешало Ричарду Фиц-Гилберту де Клеру сунуться, после приема у короля на Пасху, с небольшим отрядом, на территорию, захваченую не так уж давно у валлийцев. Там был Кередигион, который нынче принадлежал англонорманнам, и этого, по мнению де Клера, было достаточно, чтобы валлийцы не чинили ему препятствий. Надо сказать, что обычно пограничные лорды или не страдают чрезмерным оптимизмом, либо не живут слишком долго. Де Клер попал во вторую категорию, и был убит валлийцами около Абергаванни.
Карать валлийцев Стефан послал младшего брата сэра Ричарда, но тот добрался только до Брекона, где и застрял, «предаваясь обжорству и праздности». Вообще, шутами гороховыми де Клеры никогда не были, так что их странное поведение я бы отнесла к тому, что они привыкли к практически ненатуральной стабильности на границе, которую им обеспечила политика Генри I.
В общем, проблемы в Уэльсе набрали такие обороты, что понадобилось вмешательство Майло Глостерского, чтобы пробиться к осажденному Кардигану и освободить вдову сэра Ричарда, а вот Кармартен пал. А к 1153 году практически весь южный Уэльс уже был в руках валлийцев. Собственно, для подобного успеха им оказалось достаточно просто прекратить внутренние распри на некоторое время.
Что касается Роберта Глостерского, то Стефан его на эту войну не пустил, потому что сильный и славный Роберт Глостерский его не устраивал. Большая часть земель самого Стефана располагалась на юго-востоке Англии, и Уэльс его не особо интересовал в принципе, так что он прекрасно провел осень и зиму 1136-37гг разъезжая по абатствам и охотясь. В будущем, именно пограничные лорды уэльской марки, не забывшие безразличия короля, станут активной силой за императрицей Матильдой, но пока неспособность короля защитить то, что он поклялся защищать, была всего лишь темой для задушевных бесед за флягой вина.
@темы: Empress Matilda, King Stephen