Шпионы в английской политической жизни использовались всегда. Королевская власть мониторила своих сэров и пэров, а сэры и пэры – друг друга и королевское семейство. В каждом пабе сидели осведомители, хозяева каждого постоялого двора живо интересовались, чем живут их постояльцы. Более того, служба безопасности получала информацию даже от исповедников и капелланов в богатых домах – та самая близость к реальной жизни, свойственная средневековой церкви, без которой многие преступления, происходящие за мощными стенами баронских замков и маноров оказались бы безнаказанными. Очень много сведений собирали у торговцев, пекарей, обслуги, работников. Все об этом знали, и никого это не только не возмущало, но даже и не пугало – власть держала руку на пульсе жизни королевства и не вмешивалась, пока этот пульс был относительно ровным, или вмешивалась, и решительно вычищала гниль, пока воспаление не распространилось по всему организму.
читать дальшеТем не менее, одна тема извечно была табу – всё, что касалось слишком глубокого интереса к персоне короля, и того, что можно было определить неприятным словом «измена». Порочащие слухи в это понятие тоже входили, но и служба безопасности палку не перегибала: одно дело – просто досужие сплетни для приятного времяпровождения, но вот те же сплетни с целью – это совсем другое. Поэтому, годы 1493 и 1494 были годами, когда честные горожане и дворянство старались попусту языком на тему Перкина Варбека не бряцать. Со своей стороны, служба безопасности старалась отсеивать от словесной шелухи зерна измены – если уж и приволочь некоторых говорунов на заседание королевского совета и связать их бондами и обязательствами, то всё должно быть сделано тихо и деликатно, без возбуждения общественного любопытства, и с целью инкриминации тех, чьи настроения действительно имели значение для государственной безопасности.
Сэр Реджинальд Брэй был гением – без преувеличений. Леди Маргарет Бьюфорт унаследовала его от своего третьего мужа, Генри Стаффорда, при котором тот и хозяйством управлял, и хозяина, не отличавшегося крепким здоровьем, лечил – сэр Реджинальд был сыном одного из врачей короля Генри VI. Забегая вперед во времени, скажу, что он и в архитектуре разбирался – проект дизайна часовни Генри VII в Вестминстере и часовни св. Георгия в Виндзоре являются его работой. При леди Маргарет, Реджинальд Брэй занимался более или менее тем же, чем и при её покойном муже, но со времен заговора Бэкингема, в котором леди была по уши замешана, его приметил епископ Мортон, охарактеризовавший Брэя тремя словами: «трезв, скрытен, умен».
Сэр Реджинальд во многом управлял связями сына своей хозяйки и теми, кто хотел его видеть на английском престоле, но, что характерно, нельзя сказать, чтобы его отношения с Генри VII складывались совсем уж гладко. Брэй был тем, кто предупредил короля о том, что в Йорке на того будут совершено покушение, но король потребовал назвать имя источника информации, а Брэй отрезал, что его источники – это его дело, на что его величество не совсем вежливо послал сэра Реджинальда прогуляться подальше со своими пустопорожными предупреждениями. Правда, после того, как покушение действительно было совершено, король, кажется, научился советнику матушки доверять. Во всяком случае, сэра Роберта Клиффорда, обретавшегося в данный момент при Перкине Варбеке, сэр Реджинальд вовремя купил, заплатив 500 фунтов (!) из личного кошелька Генри VII.
Известно, что в течение всего года, в сети Реджинальда Брэя попали многие участники заговора в пользу Перкина Варбека, но интересен метод, как он своей информацией распорядился. Больших арестов и крупных судилищ не было. Просто королевский совет, в полной тайне, связывал бондами и словом родственников и знакомых виноватых. Отчасти – чтобы создать доказательную базу, отчасти – чтобы избежать впоследствие массивных репрессий. Ведь не будь этих бондов и признаний, все родственники и свойственники виноватых попали бы под статью «сокрытие преступного замысла». Учитывая, что число этих людей значительно превышало число заговорщиков, резонанс от наказаний получился бы слишком громким, а это было не в интересах короля.
Сам Уильям Стэнли мог знать или не знать о происходящем, но когда в 1494 году в Тауэре оказался его внебрачный сын Томас, он мог уже и не сомневаться в том, что за ним наблюдают и ему не доверяют. Почему он ничего не предпринимал – загадка. Он мог повиниться королю и в очередной раз сменить сторону, ему не привыкать. Или он мог бежать в Бургундию. Но он упорно болтался в поле зрения Генри VII, имея связи с заговорщиками и не пытаясь себя обезопасить. На мой взгляд, это говорит о том, что сэр Уильям либо должен был совершить какую-то диверсию против короля лично (остальные заговорщики были слишком мелкой сошкой, и доступа к королю не имели), или он просто был туп, как пробка, и абсолютно уверен в том, что его, брата отчима короля, помилуют в любом случае.
В начале лета 1494 года, французы сообщили Генри VII, что император Максимиллиан собирает корабли и припасы, чтобы отправить большую армию «Ричарда Английского» на завоевание короны и престола. Как ни странно, английского короля это не обеспокоило, а развеселило – он совершенно точно понял, что воюющим в Италии французам просто хотелось занять английский флот патрулированием английских побережий. Ведь в связи с этой войной, финансовая ситуация Максимиллиана не улучшилась. Соответственно, не собрав достаточно денег в 1493 году, он точно не смог бы собрать их в 1494-м. И король решил потратить свободную минутку с толком. На День Всех Святых он сделал своего второго сына, Генри, герцогом Йоркским. Надо сказать, этот ребенок, которому было чуть больше трех лет, заслуживал того, чтобы его продемонстрировали лондонцам. В частности, в процессии к Вестминстеру 29 октября, он совершенно самостоятельно управлял лошадью, чем вызвал у зевак восторг и удивление. На следующий день, отец произвел его в рыцари, после чего подхватил мальца на руки и поставил на стол, чтобы все могли им полюбоваться. Сама церемония возведения принца в должность прошла 1 ноября 1494 года.
Проводил её архиепископ Джон Мортон и восемь епископов, в сопровождении хора королевской часовни. После этого снова была торжественная процессия – в свете факелов и блеске драгоценностей и шелков. На этот раз процессия предполагалась пешей, и ребенка-герцога по большей части несли на руках – то ли потому, что он устал, то ли (скорее всего), чтобы как можно больше лондонцев увидели нынешнего герцога Йоркского, и перестали забивать себе голову каким-то сыном Эдварда IV, которым Перкин Варбек то ли был, то ли не был. А потом был двухдневный турнир. В первый день, сражающиеся носили белое и зеленое, цвета династии, на второй – синее и рыжее, цвета герцога Йорка.
А под Рождество 1494 года грянул гром в лагере заговорщиков: из окружения Перкина Варбека исчезла чрезвычайно значительная для заговора фигура, сэр Роберт Клиффорд. Его возвращение в Лондон 12 января 1495 года было обставлено так, что Генри VII его помиловал, и тот принес на родину свою повинную голову. К этому моменту, всё королевское хозяйство уже засело за стенами Тауэра, и там же работал королевский совет. Для заговорщиков потеря Клиффорда, знакомого с деталями рутины королевской повседневности и имеющего повсюду знакомых, была страшным ударом. Но им предстоял ещё один удар, не менее сокрушительный. Уильям Стэнли не успел даже понять, что происходит, как оказался перед королевским советом, в присутствии которого сэр Робирт Клиффорд ясным голосом показал, что 14 марта 1493 года сэр Уильям Стэнли пообещал помогать Варбеку всеми доступными способами всеми своими ресурсами, и что он состоял в переписке с Маргарет Бургундской, касаемо мобилизации поддержки в Англии.
А 20 января, королевский совет допросил уже потерявшего к тому моменту всё влияние лорда Фиц-Уолтера, и через пять дней в Доме Гильдий Лондона начался судебный процесс. После того, как в замке Холт, принадлежавшему сэру Уильяму, было найдено при обыске 10 000 фунтов наличными, которых хватило бы и на мобилизацию поддержки Варбеку, и на содержание армии вторжения, Уильям Стэнли был признан виновным в государственной измене 7 февраля, и уже 16 февраля 1495 года он был обезглавлен. Конечно, за государственную измену полагалась более жестокая казнь, но Стэнли был пэром, и суд пэров заменил её на отсечение головы. Говорили, что Стэнли, до конца уверенный в том, что его помилуют, сошел с ума на эшафоте.
Холт Кастл, реконструкция
И снова Генри VII не стал впадать в крайности. Стэнли расстался с головой потому, что живым он был опасен – у него было влияние на северо-западе, и огромные ресурсы, которые он мог мобилизовать очень быстро. А вот Фиц-Уолтер, никакого влияния не имевший к тому моменту, был просто-напросто отправлен в заключение. Тем не менее – в Кале, так что можно с уверенностью сказать, что его в этом случае использовали на роли живца, на которого должна была клюнуть рыбка измены, которая пряталась где-то в Кале. О том, что там есть противники режима, служба безопасности знала, но без доказательной базы ограничивалась просто наблюдением (но бондами местный гарнизон все-таки связали). Управляющего и кузена Фиц-Уолтера, Томаса Крессенера, помиловали в тот момент, когда его голова уже склонилась на плаху. Надо сказать, что выводы из этого потрясающего момента Крессенер сделал правильные, и в дальнейшем использовал свои таланты исключительно на благо режима – и в парламенте заседал, и дважды был комиссионером по субсидиям.
Разумеется, для заговора, в центре которого стоял Перкин Вабек/Ричард Английский, все эти события в Англии были достаточно неприятными, но общая стратегия из-за них не пострадала и пострадать не могла, потому что заговор изначально планировался инвазией извне. Локальная помощь в этом предприятии была бы деталью приятной, но не критичной. Так что ответ заговорщиков последовал очень быстро, уже в марте 1495 года.
Вчера утром почистила Клинером комп. После этого не могла сюда попасть никаким образом. На все просьбы восстановить пароль, мне приходит пароль от сообщества. Написала в очередной раз кому надо, ответа в очередной раз на получила, но сегодня попала именно по тому паролю, который и был в предыдущих попытках. То ли глюк исчез сам по себе, то ли молчаливый админ всё-таки мне помог. Если так, то спасибо.
Красивая кошенька
читать дальшеНе то чтобы кто-то мое отсутствие заметил, собственно. Вот так помрешь - а никто и не вспомнит, что ты куда-то вдруг из ф-ленты исчез. Но пока не собираюсь, вроде.
Вчера в жж столкнулась с явлением, которое мельком видела и раньше, но не сосредотачивалась. Даже не знаю, как его назвать, кроме "изуверство". Там говорили о случае, случившемся в одной семье, и потенциально возможном в любой семье.
Муж, жена, двое сыновей, любовь и совет, всё прямо образцово-показательное. Потом жена выпадает из окна, которое мыла, с 3 этажа. Убиться не убилась, но покалечилась навсегда, до почти полной неподвижности. Ну и лежит. Лежит долго, здоровая же молодая женщина. За это время сыновья закончили школу, уехали учиться "в столицу" (не знаю, которую - в Минск или в Москву). За женщиной ухаживали сестры ее, сиделка, потом две студентки жили бесплатно, за уход, потому что там только одна рука чуть шевелилась, то есть полностью зависимый человек. Полностью досмотренная. Муж, после того, как дети уехали, домой уже не торопился, и со временем нашел в районе себе подругу. В общем, когда эта женщина умерла как-то ночью, он был в отпуске, и у своей (уже многолетней) приятельницы. В этом году, похоже. И на похороны жены не поехал. Просто отказался. Приехал потом уже, и вместе с новой женой - жизнь продолжается.
В комментах anonimusi.livejournal.com/1059035.html - адище. Такое впечатление, что от мужика ожидали, чтобы он все эти долгие годы (больше 10 лет, судя по событиям) сидел у кровати жены, держа ее за руку, и потом лег с ней в гроб. Как он посмел продолжать жить, да ещё быть счастливым?! И столько клокочущей прямо злобы, что аж жутко. Самый приличный ответ был, что обязанностью отца было сыновей поддержать. А по-моему, он их поддержал. Обеспечил, что доучились нормально, и уж явно не без папиной помощи хорошее образование получили. Причем, беда не вчера случилась, а много лет назад. Но нет, все мужика проклинают.
Я попробовала объяснить, как это бывает, и почему супруги или дети зачастую не хотят на похороны, или вообще присутствовать возле находящегося в убогом состоянии члена семьи. Когда смерть приходит быстро, такого не происходит. Но когда болезнь затягивается на долгие годы... Потом получится, что эта картина угасания перебьет всё то хорошее, что было раньше. Вспомнит человек свою любовь или какой-то забавный момент, как вдруг словно кто-то включает в мозге фильм с картиной угасания и своей беспомощности. В худшем случае, человек действительно начнет бояться привязаться к чему-то или кому-то.
Но все проклинают "дядьку, который выжил". Не понимаю. Откуда-то вылезло аж "на ее пенсию жил". Вот странно... Люди не знают размер пенсий по инвалидности? Да, и ещё в вину ставят, что когда сыновья выучились и на ноги встали, содержание сиделки перешло на их ответственность. По-моему, это правильно. Или у меня менталитет какой-то другой.
В 1493 году у всех, вовлеченных словом, делом или фантазиями в историю с парнем, который то ли был, то ли не был принцем Ричардом Английским, закончилось время для размышлений. Генри VII наложил санкции на торговлю с Фландрией, но оружие это было традиционно обоюдоостым: Фландрия не получала английскую шерсть, но и английские купцы не могли получить свои деньги. Тем временем, всегда готовые пограбить иностранцев, англичане атаковали поселения иностранных торговцев (ганзейцев, в основном) и их корабли, хотя груз тех кораблей и не попадал под эмбарго. С другой стороны, эта предубежденность к иноземцам росла в пропорции к страху, что превратившийся из союзника во врага Максимиллиан и прочие враждебные силы готовят вторжение в Англию.
Император Максимиллиан
читать дальшеПри дворе короля знали, что к марту 1493 года как минимум сэр Роберт Клиффорд, лорд Фиц-Уолтер, сэр Хэмфри Саваж, сэр Саймон Монфорт, сэр Томас Твэйтс, Уильям Дюбени, сэр Уильям Стэнли и ещё некоторые договорились оказать помощь «самозванцу». Тем не менее, служба безопасности короля не сомневалась, что эти лорды – только верхушка айсберга, и тщательно следила за передвижением по стране тех, кто традиционно не сидел на месте: за торговцами, коробейниками, монахами, актерами, музыкантами. Сэр Реджинальд Брэй, использовавший в свое время эту братию виртуозно, несомненно имел среди них своих шпионов, и мог держать руку на пульсе заговорщиков. Насколько известно, существовал план убийства короля и его наиболее важных придворных путем нанесения яда на дверные ручки. А одной ночью весь Лондон был обклеен призывами присоединиться к Ричарду Английскому и свергнуть узурпаторов.
Тем не менее, в апреле 1493 Генри VII покинул Лондон и обосновался в Кенилворте, усилив там гарнизон. В силах своих помощников в Лондоне он не сомневался, а вот возможные шевеления в Уэльсе, Восточной Англии и Шропшире были настолько потенциально опасны, что требовали власти и полномочий короля для быстрого реагирования. Как показало время, в Лондоне и в самом деле справились с заговорщиками играючи. Сэр Хэмфри Саваж, обнаглевший к маю до прямых призывов лондонцев к бунту, был вынужден искать укрытия в Вестминстерском аббатстве, а сэр Роберт Клиффорд – бежать в Бургундию (впрочем, именно он-то был шпионом короля, и вся история с заговором дала ему прекрасную причину оказаться вполне легально в гуще событий). Королевские патрули в Кенте перехватывали посланцев заговорщиков. Маргарет Бургундская не смогла собрать деньги, чтобы нанять наемников, а Максимиллиан готовился полностью взять на себя все обязанности императора Священной Римской империи, потому что его отец явно приближался к смерти – ему было не до Англии, хотя позже, когда старик все-таки умер, Максимиллиан приволок своего протеже на похороны, представив его законным королем Англии.
Чем занимался «Перкин Варбек»? Дипломатией. В частности, сохранилось его письмо Изабелле Кастильской: «Most gracious and excellent Princess, my most noble Lady and cousin, I commit myself entirely to your majesty. When the Prince of Wales, eldest son of Edward King of England of pious memory, my very Dear lord and father, was put to death, a death to be pitied, and I myself, at the age of about nine, was also delivered up to a certain lord to be killed, it pleased divine clemency that this lord, pitying my innocence, should preserve me alive and unharmed. However, he forced me first to swear upon the sacred body of Our Lord that I would not reveal [my] name, lineage or family to anyone at all until a certain number of years [had passed]. Then he sent me abroad . . .»
Тут снова пора остановиться и проверить один из постулатов рикардианцев, который мы повторяем почти автоматически – что Маргарет Бургундская старалась всячески навредить Генри VII потому, что жаждала мести за смерть своего брата Ричарда III. Тем не менее, она покровительствовала человеку, ясно написавшему, что его старший брат, принц Уэльский, был убит человеком, к которому «тоже» был затем доставлен и он сам. Трудно усомниться, что этим «неким лордом» был Ричард Глостерский. Естественно, «Перкин Варбек», со своей стороны, не мог писать письма всем европейским монархам без согласования со своими покровителями. Собственно, эти его письма – решающее доказательство того, что принцесса дома Йорков была в своей мстительности движима исключительно клановой гордостью и ничем другим.
Второй момент, над которым надо подумать – это знакомые все имена в списке заговорщиков. На самом деле, имена-то знакомые, но представители этих имен – не те, кто бежал к Генри Ричмонду в свое время, а их родственники, причем не всегда даже близкие. Например, Жиль Дюбени, сподвижник Генри VII, делал успешную дипломатическую карьеру и даже стал Лордом Камергером после казни Уильяма Стэнли. А вот Уильям Дюбени был одним из трех казненных в 1495 году заговорщиков. Уильям – семейное имя Дюбени, но именно этот Уильям был достаточно в далеком родстве от Жиля, что его и днем с огнем не сыскать. В принципе, единственным именитым заговорщиком был Уильям Стэнли, и остается лишь недоумевать, что за муха его укусила.
Иногда говорят, что Генри VII был слишком скуп к человеку, спасшему ему жизнь и обеспечившему победу на поле Босуорта. Нет, не был. Просто всё, что сэр Уильям от него получил, казалось ему недостаточным. Метил ли он на место Кингмейкера-2? Возможно. Во всяком случае, он был настолько очевидно разочарован, что со временем разозлил и короля, который вовсе не был слеп к своей родне, и прекрасно понимал, что происходит. Максимум, на что был готов Генри VII в плане личной признательности, в добавок к официальному фавору – это на дружбу, но не сложилось. Как известно, сэр Уильям сложил свою голову на плахе раньше, чем успел причинить реальный вред, и король был достаточно опечален, чтобы оплатить его похороны – реальный жест искренней скорби для столь жадного на деньги властелина (к этому моменту о «маленькой слабости» нового английского короля к звонкой монете уже знали по всей Европе).
В общем-то, остается только признать то очевидное, что уже проявилось во время восстания «Ламберта Симнелла»: Генри VII мог иметь какие угодно слабые права на трон, но реального желания его с этого трона спихнуть у серьезных людей не было. Да и нация, собственно, ограничивалась сплетнями в пабах, да и то просто потому, что надо же было о чем-то судачить. Люди, служившие Ричарду III, и перешедшие на службу к Генри VII, делились на две неравные части. Первая, явное меньшинство, предпочитала молчать о своей службе Ричарду, словно такого короля никогда и не было. Ярким представителем ее был сэр Мармадьюк Констэбл (тот самый, который умер, подавившись лягушкой, оказавшейся в его питье) – в составленное им эпитафии упоминаются и «благородный король Эдварда», и «благороднейший король Генри», но не король Ричард, при котором сэр Мармадьюк тоже служил. Вторая часть, явное большинство, своим прошлым гордилась, как Уильям Шэлдон, который, умирая в 1517 году, хотел на своей памятной табличке упоминания, что он сражался за короля Ричарда при Босуорте. Но и это большинство служило новому королю верно и беспроблемно.
Против Генри VII, похоже, плели заговор или принципиальные йоркисты, для которых его величество на троне было сущим нарушением порядка вещей во Вселенной, или люди, в целом недовольные своим положением при новом режиме, или связанные с недовольными родственными или дружескими отношениями. Соответственно, вопрос о том, кем был этот «Ричард Английский» или «Перкин Варбек», снова заинтересовал короля. К июню 1493 он был уверен, что нынешний заговор вокруг фигуры этого таинственного молодого человека, и предыдущий заговор вокруг «Ламберта Симнелла» ведут к одному человеку – к герцогине Маргарет Бургундской. Генри VII решил сыграть на том самом возмущении йоркистов нарушением порядка вещей, и послал к герцогине посольство с вопросом: как смеет она, говорящая о правах породы и крови, проталкивать на трон откровенного простолюдина?
Простим его величество – он большую часть своей жизни провел рядом с герцогом Бретонским, человеком своеобразным, хитрым и уклончивым, но совестливым. Очевидно, Генри предположил, что совестливость свойственна и прочим корононосцам, иначе неясно, какой реакции он ожидал от Маргарет Бургундской. Явно не той, которая последовала – герцогиня окончательно закусила удила, и засыпала дворы Европы письмами, в которых клялась, что узнала племянника с первого взгляда, что родство ей подсказало сердце. В основном, леди старалась разбить союз Англии с Испанией, не приняв во внимание многие особенности испанской политики. Да вряд ли её вообще интересовали в тот момент тонкости: глава посольства, Уильям Вархам, главный архитектор планов на брак принца Артура Английского и одной из испанских принцесс, ухитрился, вольно или невольно, оскорбить её так, что она хотела только одного – мести.
Начало 1494 года «Перкин Варбек» встретил провозглашенным истинным Плантагенетом, нуждающимся в братской поддержке европейских суверенов. Начался переход к активной стадии заговора.
Знаете, я не могу переехать на новую версию дайри. Мне постоянно выскакивает таблица, что я забыла свой собственный пароль. Не забыла. Более того, недавно специально его изменила, и попробовала с новым. Тот же результат. При отсутствии какой-либо коммуникации с новыми админами, я решила, что с меня этих нервотрепок просто хватит. Если эта версия закроется, в новой меня не будет.
читать дальшеУ меня блог в жж mirrinminttu.livejournal.com, и какой-никакой бэкап на дриме, но на дрим я только копирую исторические заметки. Так что реально я есть только в жж, и больше нигде. То, что я слышала про странные политики блокирования аккаунтов в ВК и на Дзене, меня совершенно не устраивает, в жж таких маразмов нет. Наверное, когда-нибудь я сделаю себе какой-то отдельный блог, но не сейчас и даже не быстро. Мне хочется подумать над там, как можно что-то сгруппировать по-другому, подать по-другому, и вообще - чего я от блогожизни хочу?
Разумеется, пока Дайри в нынешнем виде дышат, я здесь.
Очень-очень-очень подробные данные по каждой детали туалета. Оценить толком не могу, тема совсем не моя, но выглядит солидно. Розали Гилберт - автор книги, которую я пока тоже не могу оценить, она довольно свежая. По тому, что видела, прежде чем купить - не вполне то, что я рекомендовала бы как серьезную литературу, но человек честно пишет, что пытается понять средневековых женщин с точки зрения женщины современной. Обычно мне такой подход не нравится, но именно поэтому я с книгой ознакомлюсь. Нужно научиться понимать не только академических авторов.
У Розали аккаунт в жж, явно только начатый, и затеянный для промоушена книги. Я туда заглянула, она увидела - и зафрендила, хотя, боюсь, оценить сможет только картиночки с кошками, она ж австралийка, а я пишу только по-русски. Но меня этот момент натолкнул на "оригинальную" мысль поискать знакомых и полузнакомых медиэвалистов на англоязычной стороне жж. Почему я туда никогда раньше не заглядывала?
Что мне понравилось, так это её личная коллекция средневековых предметов: www.thegilbertcollection.com/ Там тоже не просто картинки, а подробные описания. Стоит заглянуть.
Нет, я не сошла с ума. Я просто объелась дорамами, и меня уже тошнит от восточной эстетики. Лечусь сериалами "про овес и про кобыл".
Безумно милый сериал, и мне нравится, но... мне не нравится любовь главгероини. Вот этот здоровенный мужик с мелкими глазами. Кроме роста, фактуры, и знания леса, в нем нет ни одной приятной черты. Что мне в таких сериалах нравится, так это удивительная их безобидность, что ли, и тяготение к ХЭ.
Чтобы не увязнуть в противоречивых историях о личности и характере человека, которого именовали «Перкином Варбеком», я упомяну только, что в Ирландии он не получил той поддержки, на которую рассчитывали йоркисты. Да, его поддерживали и с ним занимались Джон Этвотер, мэр Корка, и лорд Десмонд (Морис Фиц-Томас Фиц-Джеральд), но именно лейтенант Генри VII, граф Килдэйр, обратил на молодого человека внимание лишь на мгновение – и потерял к нему интерес. То ли почуял фальшивку, то ли, скорее всего, какие-то обязательства он чувствовал только конкретно перед доверенным ему когда-то сыном герцога Кларенса, да к определенным людям конкретно, а йоркисты как партия были ему глубоко безразличны. В отличие от Генри VII, к слову сказать, у которого хватило проницательности в дела Ирландии не лезть, и оставить их Кильдэйру.
Struck under the authority of Gerald Mór FitzGerald, 8th Earl of Kildare (c. 1456–1513), Groat, 1.85g., 23mm, Three Crowns Issues (c. August - October 1487) no mint name (Dublin mint), no regal title, royal arms over long cross terminating in a trefoil of annulets, arms of the Fitzgerald's either side, REX ANGLIE FR, rev., three crowns over long cross terminating in a trefoil of annulets, no h below, DOMINOS VRERN (S.6415)
This issue was struck during a period of near independence from English regal control (1477-1494) under Gerald FitzGerald as Lord Deputy of Ireland. FitzGerald's period of office spanned the end of the Yorkist dynasty, the rebellion of the Pretender Lambert Simnel and the ultimate victor of the conflict Henry VII. His paramount position amongst the old Anglo-Norman nobility of Ireland made him both unassailable and indispensible to the English king. A situation reflected in the absence of Henry's name on the coin and presence of FitzGerald's own coat of arms, an initial 'h' as a token nod to Henry's real authority is seen on some issues but is absent on this one
читать дальшеУ них были своеобразные отношения, у короля и его лейтенанта. Когда Килдэйр бывал при дворе, его манеры вымораживали становившихся всё более церемониальными придворных – он мог взять короля за руку, разговаривая с ним, рассказать ему пару-тройку не совсем приличных историй, сопровождая рассказ божбой и раскатами хохота. Учитывая, что граф говорил по-гэлльски, который не понимал ни Генри VII, ни его окружение, его визиты были для всех тяжелым испытанием. Король, впрочем, даже не пытался против такой фамильярности роптать – ему, в сущности, нравился этот шумный и харизматичный тип, который через несколько лет будет «оправдываться» против обвинения архиепископа в том, что он подпалил собор, словами: «я бы этого никогда не сделал, если бы мне не сказали, что ты там!».
Конечно, Генри VII не был бы самим собой, если бы, узнав о триумфе загадочного молодого человека в Корке, не отправил в Ирландию сэра Джеймса Ормонда, сына-бастарда лорда Батлера, в сопровождении 200 солдат под командованием Томаса Гарта, чтобы отвлечь возможное внимание лорда Кильдэйра к Варбеку – Батлеры и Фиц-Джеральды нещадно враждовали века эдак с XIII. Расчет короля оправдался полностью. Именно к тому периоду относится эпизод, который сейчас кажется забавным, но вряд ли таковым был в свое время.
Знаменитая «дверь примирения», хранящаяся в соборе св. Патрика по сей день. Говорят, аутентичная.
В 1492-м году, Батлеры и Фиц-Джеральды, и так вечно враждующие друг с другом, рассорились до такой степени, что Батлерам пришлось укрыться в часовне кафедрала, прибегнув к святости церковного убежища. Фиц-Джеральды последовали за Батлерами, и стали требовать, чтобы те открыли дверь – чтобы они могли пожать друг другу руки, и помириться. Батлеры отказывались, обоснованно опасаясь, что прецеденты Войн Роз сильно ослабили понятие церковного убежища. В конце концов, Фиц-Джеральды просто прорубили в двери дыру, и через неё состоялось историческое рукопожатие. Перемирие вскоре было нарушено, но жест остался в истории – уж больно красив был.
В общем, в Ирландии становилось жарковато, и французский король счел за благо эвакуировать претендента на трон от йоркистов из Ирландии во Францию летом 1492 года.
А в октябре того же года, во Францию отправился и Генри VII – с войной. Ну как с войной... Как говорят историки, это был парад от Кале до Булони, с короткой осадой в конце. Причем, никто не может со стопроцентной уверенностью сказать, зачем этот поход в принципе состоялся. Причем, король озаботился договориться с парламентом ещё в 1491 году, объявив, что Франция сеет раздор в Европе, и мутит воды английской политики, поддерживая беглых и скрытых йоркистов. Я подозреваю, что единственным смыслом этого похода было своего рода освящение союза с Фердинандом и Максимиллианом, а единственным смыслом союза – красивый выход на арену международной политики новой английской королевской династии. Но могло быть и ещё что-то. Например, идея, что возможность заключить договоры с императором Священной Римской империи и Испанией слишком напоминает ситуацию с самым славным представителем династии Ланкастеров, Генри V, чтобы не пристегнуть Генри VII, как бы наследника Ланкастеров, к былому блеску.
Собирались ли короли Англии и Франции воевать на самом деле? Во всяком случае, лошадь Генри VII была украшена лилиями королевского дома Франции, и он велел начеканить монет, где в центре «розы Тюдоров» красовалась та же лилия. Тем не менее, проблемы с военными походами Англии на континент оставались всё теми же: перевозка большого количества военного контингента и оружия требовала большого количества плавсредств. В данном случае, для перевозки 14 000 человек понадобилось 700 кораблей, и собирать эти корабли пришлось долго. Вообще, похоже на то, что изначально-то Генри VII все-таки намеревался повторить путь Генри V из Портсмута в Нормандию, но затем случилось неизбежное.
Это должна была быть совместная операция – Генри и Максимиллиан, у которого тоже сошлись звезды повоевать с Францией в 1492 году. И они настолько интенсивно обменивались посланиями по координации действий, что часть их оказалась перехвачена. Соответственно, планы пришлось менять, буквально переодевшись на лету – из Портсмута в Кентербери и из Нормандии в Кале. И с этого момента серьезное намерение вернуть потерянные английские владения во Франции превратилось в парад с намерением получить от Франции какую-никакую почетную «пенсию», как когда-то получил Эдвард IV.
Договор в Этапле был заключен 3 ноября 1492 года, и это был хороший договор. Во-первых, англичане получили компенсацию расходов в размере 159 000 фунтов. Во-вторых, французы согласились заплатить англичанам всё, что тем задолжала Бретань, то есть 745 000 золотых крон – астрономическая сумма, которую вряд ли сама Бретань была способна когда-либо заплатить. Даже Франция договорилась выплачивать эти деньги по 50 000 золотых крон в год, и это было около 5% всего годового дохода английской короны. В-третьих, Франция пообещала выслать «Перкина Варбека» и, что самое интересное, так и поступила. Более того, до самого 1513 года Англия и Франция сблизились, как никогда до этого. Взамен Генри VII просто пришлось признать права Франции на Бретань, но поскольку Анна Бретонская к тому времени уже согласилась на французский брак, это было признанием де-факто.
Довольно напряженными остались только отношения между Англией и императором Максимиллианом, с точки зрения которого Генри VII нарушил их договор ради выгоды. На самом деле, Максимиллиан просто провозился слишком долго, явившись на рандеву через месяц после того, как англичане и французы подписали договор, а те, в свою очередь, торопились с договором до начала зимы. Но кто же признает свою ошибку? В результате, бездомным «Перкин Варбек» не остался, и перебрался под крыло к императору. Который, надо сказать, на тот момент вообще понятия не имел, с кем он имеет дело – то ли действительно с дорогим племянником уважаемой родственницы, Маргарет Бургундской, то ли со самозванцем и авантюристом, готовность которого к приключению окружающие политики хотели использовать в своих интересах.
читать дальшеЕму, в общем-то, всё очень понравилось. Подтвердил, что шустрить нужно насколько сил хватает, ходить без костылей дома, если возможно (возможно, хоть и не всегда). Проблема одна, собственно, но и она типична. Я не могу поднять прооперированную ногу из положения "лежа". Вот вообще. Я знаю, что моя коллега даже выйдя на работу, не научилась ногу поднимать без вспомогательных предметов даже на кровать, и её это устраивает. Но меня устроит только полная функциональность, конечно. То есть, впереди нудные упражнения. Долго.
Следующее рандеву через 3 недели, начнем работать над шрамом. Не красоты для, а потому, что жесткий шрам тоже ограничивает свободу движения колена. Болеть, говорит, будет ещё долго. Ну не так, чтобы глаза на лоб лезли, но пока опухоль полностью не спадет, то будет. Пока опухоль спала на 50% от того, что было. За 3 недели. Но у меня есть противное чувство, что именно на этой ноге опухоль не уйдет до конца, пока я не сяду на диету из похудательного пойла, которое, надо отдать должное, жидкость из тканей выводит прекрасно. Пакость эту пить совсем не хочется, но, боюсь, придется. А вот правая нога выдала неожиданное - оттуда пропала отечность вообще. Почему-то. Вот как после операции я увидела её вдруг нормального объема, такой она и осталась. Неужели дело в лошадиных дозах противовоспальтельного? Ведь ушло даже твердое как камень "кольцо" над щиколоткой, которое не брали ни эластичные повязки, ни эластичные гольфы. Просто испарилось. Хотя правая нога у меня изначально была получше левой. И колено правое выдержало сильную перегрузку без стонов. Теперь-то я могу уже почти поровну нагружать ноги при ходьбе.
Потрепалась и с педикюрным мастером, у нее кабинет рядом с физиотерапевтом. Спросила, не жалею ли я, что прооперировалась. Кстати, если бы я не видела, что происходит с такими суставами без операции, то пожалела бы. Ведь в плане боли колено было довольно безболезненным, если я его не мучала. Ну да, в целом ходьбы была не ходьбой, да и нормально нога не работала, но больно не было. Теперь нога работает, и буквально с каждым днем всё лучше, но колено периодически жжет, причем, там, где болело и предыдущее. Поскольку это совершенно невозможно - железо не болит, то дело или в фантомной боли, или какой-то нерв в чувства приходит. Во всяком случае, и врач, и физиотерапевт меня заверили, что гвозди не отлетят - или чем там протез привинчен к кости? А значит, когда-то весь этот дискомфорт пройдет.
А вот именно нормально тренироваться смогу, кажется, не раньше января - мы с физиотерапевтом как раз поставили оплату зала на паузу с середины октября. Врач, который меня оперировал (он же - "мой" ортопед) будет звонить только в середине января. До этого момента мне нужно попасть в конце ноября - начале декабря к ведомственному, и сделать рентрен правого бедренного сустава. Потому что мне кажется, что без его замены я все равно ходить толком не смогу из-за боли в спине, а вот правое колено вполне может подождать. Но решать будет ортопед, конечно. А чтобы решить, ему нужен будет снимок. Как альтернатива - можно попросить и в местной поликлинике сделать рентген, чтобы в Хельсинки лишний раз не гонять. Сейчас-то эту боль в спине мгновенно купирует надолго Традолан Ретард (хвала Всевышнему, от производных трамала у меня никогда не было вообще никаких побочек!), но это как бы не выход до конца жизни.
Эх, мое начальство и не знает, что в будущем году я тоже толком не работник. Или знают - медики же, всё-таки. А мне и хочется уже на работу, и, в то же время, понимаю, что надо сейчас вкладываться в себя, работа-то никуда не денется и меньше её не станет.
Не смотря на то, что движение в пользу Дублинского короля, то есть молодого графа Уорвика/Ламберта Симнелла особой массовости в пределах Англии не показало, слишком очевидное несоответствие в описаниях коронованного в Дублине мальчика и попавшего к Генри VII в плен дюжего юноши (не говоря о «простого ума» молодом человеке, сидевшем в Тауэре) не могло не привести к тому, что внешние политические соперники власти английского короля попытаются использовать этот образ ещё раз. И действительно, в самом конце 1489 года Шарль VIII Французский начал переговоры с неким Джоном Тейлором, служившим ещё Джорджу герцогу Кларенсу, о финансировании нового предприятия, которое должно было притянуть во Францию йоркистов, намеренных свергнуть Генри VII любой ценой – даже ценой собственной жизни.
Явление "Перкина Варбека" в Ирландии
читать дальшеОтносительно этого йоркистского движения нужно иметь в виду, что оно не было чем-то единым и движимым единой целью. Вовсе нет.
Во-первых, свое влияние на симпатии и антипатии «старой», политической и экономической йоркистской элиты, имела региональная политика нового режима. Например, в какой-то момент отсутствие графа Уорвика и несовершеннолетие молодого Бэкингема привело к вакууму власти в западных областях центральных графств Англии. Этот вакуум был заполнен как энергичным продвижением своих людей графом Дерби, так и реабилитацией Уильяма Беркли, который, в свою очередь, продвигал своих людей, преданных именно ему. С другой стороны, недоверие короля к таким могущественным в регионе лордам, как сэр Симон де Монфор, шериф Лестершира и Уорвикшира, оттолкнуло их прямехонько в объятия оппозиции. Свою роль сыграло и возвращение на английскую политическую арену графа Оксфорда – да ещё и на первых ролях. Естественно, от кого-то власть перетекла в его руки, и это заставило потерявших власть желать возвращения к власти йоркистов.
То есть, эта часть симпатизирующих оппозиции руководствовалась простыми и предсказуемыми «шкурными» интересами, и управлять ею было легко и просто. Хотя иногда в «управлять» как раз входило намеренное притеснение именно с целью оттолкнуть от режима некоторых деятелей, сделать их этими действиями оппозиционерами, и, в конечном итоге, либо избавиться от них раз и навсегда, либо подорвать их положение и власть раз и навсегда.
Но было ещё и «во-вторых» - а именно, феномен идеологической преданности определенной партии. Именно он сыграл свою роль в те времена, когда новой властью были именно Йорки, которым, не смотря на все усилия осыпать милостями потесненных ланкастерианцев, приручить их не удалось – те предпочли полунищую жизнь в изгнании и риск гибели за свои убеждения. Сам граф Оксфорд тому примером. Теперь Колесо Фортуны сделало поворот, и перед выбором встали уже йоркисты.
В истории заговоров этой группы довольно интересно дело сэра Роберта Чэмберлейна и Ричарда Вайта в январе 1491 года. Интересно оно тем, что судьба вовлеченных в него и развитие событий известны неплохо, но вот что именно задумали эти джентльмены, можно только гадать. Их обвинили в попытке спровоцировать войну против Генри VII, не больше и не меньше. Сам-то сэр Роберт был ещё в компании с Эдвардом IV, когда тому пришлось искать убежище во Фландрии, так что при новой власти он сидел, связанный бондами, в своих владениях в Чертси, и, по-видимому, для короля известие о том, что престарелый ветеран что-то там делает для французского короля, было громом среди ясного неба. Сведения пришли к нему после того, как Чэмберлейн, оба его сына, Ральф и Эдвард, Вайтс и ещё несколько человек пытались бежать из Англии во Фландрию через Харлпул, и, будучи обнаруженными, укрылись в церкви св. Катберта в Дареме.
Генри VII отправил разбираться с этой загадкой сэра Эдварда Пикеринга с сотней (!) всадников, приказав вытащить всю компанию из убежища и быстро привезти в Лондон со всеми предосторожностями. Епископом Дарема был тогда Джон Шервуд, назначенный на должность Ричардом III, и, кстати, хорошо знакомый с доктором Арджентайном, который был личным лекарем «принцев из Башни». Король знал, что Шервуд будет возражать против нарушения права церковного убежища без доказательств того, что укрывшиеся там повинны в государственной измене, поэтому лично написал епископу письмо, обязав его не только выдать Чэмберлейна с компанией, но и лично проследить, чтобы абсолютно все принадлежности, бумаги и документы, находящиеся у них, были перечислены, упакованы, и переданы Пикерингу.
Что именно было в тех бумагах, не знает никто. В Лондоне, куда привезли пленников, циркулировали слухи, что Чэмберлейн со спутниками намеревался бежать в Бургундию, к «Ричарду герцогу Йорку», живущему у Маргарет Бургундской. Кстати, в 1496 году «Перкин Варбек» говорил, что сэр Чэмберлейн умер за него. Тем не менее, учитывая серьезность угрозы, которую молодой человек, имеющий так много имен, представлял для Генри VII уже одним своим существованием, поражает, что сэр Чэмберлейн был единственным из восемнадцати вовлеченных, умершим в результате этой операции (он был обезглавлен в марте 1491 года), хотя в обвинении говорится, что заговорщики намеревались убить короля и начать в Англии гражданскую войну. Остальные, включая его сыновей, были помилованы. Поражает также стоимость рейда Пикеринга, который обошелся казне в £140 6s. 8d, тогда как изначально на это дело было ассигновано 40 фунтов, что тоже немало.
Была также группа йоркистов, причины поведения которой однозначно установить трудно, если вообще возможно. Когда барон Фиц-Уолтер неожиданно для всех был назначен камергером личного хозяйства нового короля, Генри VII преследовал этим назначением свои цели, разумеется. Фиц-Уолтер сидел, в основном, в Кале, и все его связи были именно там, так что приближая ко двору Фиц-Уолтера, король рассчитывал заполучить и все его связи в свое распоряжение. И начал Фиц-Уолтер воистину резво и именно так, как от него ожидали, с методичного притеснения жены сидящего в Тауэре графа Суррея (Фиц-Уолтеры всегда были в тени Говардов в родном Норфолке, и 9-й барон решил, что пришло его время взять реванш). Но за притесняемую леди вступился всесильный граф Оксфорд, ей родич, а потом и сам граф Суррей выпрыгнул из Тауэра прямо в сапоги графа Нортумберленда, став лейтенантом короля. Естественно, Фиц-Уолтер заметался, и вот тут-то уже йоркисты из Кале, на интеграцию которых Генри VII надеялся, используя малосимпатичную фигуру 9-го барона, стали использовать Фиц-Уолтера и его близость к королю.
Естественно, Генри VII отметил странные шевеления вокруг Фиц-Уолтера, и принял меры. С 1487 года, часть обязанностей Фиц-Уолтера в хозяйстве короля была передана сэру Роберту Уиллоуби. В июле 1489 года, Фиц-Уолтер потерял все свои региональные должности и был вынужден заплатить королю бонды за свою пожизненную лояльность. В начале 1490 года, его оштрафовали за неуважение к королевскому совету, и с тех пор он потерял всякое влияние при дворе. Так что прямое его предательство в 1493 году было уже ожидаемым. Тем не менее какие-либо действия против «людей из Кале» из окружения Фиц-Уолтера, до поры до времени предприняты не были.
Королю, впрочем, и без брюзжащих по углам домашних йоркистов было чем заняться – в сентябре 1491 года Шарль VIII Французский снарядил и отправил в Ирландию небольшую экспедицию на двух кораблях - Mary Margot и Passerose. На них он отправил компанию, с которой вел переговоры относительно финансирования дела графа Уорвика – Тейлора со товарищи, общим числом в 140 человек, экипированных и вооруженных. Счастливый до мозга костей, Тейлор немедленно написал письмо другому бывшему служащему герцога Кларенса, Джону Хейсу, которое я просто не могу не привести здесь дословно - настолько хрестоматийно оно о мечтах всех оппозиционеров насчет "заграница нам поможет": «Sir, ye shall understand, that the King’s grace of France, by the advice and assent of his Council, will aid and support your Master’s Son to his right, and all his Lovers and Servants, and take them as his friends, both by Land and by Water, and all they [sic] may be well assured safely to come unto France, both Bodies and Goods, and such as have no Goods they may come hither and be relieved, if they be known for true men to the quarrel; and over that, he will give help of his own Subjects, with Ships, Gold and Silver, to come into England . . . and the King and his Council say they will ask nothing in recompense, but to do it for the wrong he did, in making Henry King of England, and for the good will he oweth unto the Son of your Master, for they be near of kin . . . Sir, ye shall hear by other friends, Sir, the convenable time of help is come, and therefore now endeavour yourself, and put to your hand, and spare for no cost, for there shall be help in three parties out of Royaume, but here is the place most meetly for you . . .»
Примечательно, что Джон Хейс в эти игры играть не собирался, он просто принял письмо от посыльного, отослал того, и тут же бросил письмо в огонь – но оно каким-то образом туда не попало, и сыграло роль улики против несчастного, которого обвинили в сокрытии заговорщической деятельности, и конфисковали всё его имущество. Похоже, что кто-то из слуг Хейса это небрежно брошенное письмо подобрал и передал властям. Это, скорее всего, говорит о том, что правительство очень пристально присматривало за людьми, чьи связи могли представлять интерес для заговорщиков всех мастей.
Из письма также можно сделать вывод, что Тейлор и другие, находящиеся на бортах французских кораблей, но под английским флагом, как-то представляли себе, что они высадятся в Англии, освободят графа Уорвика и коронуют его. А вот капитанам кораблей была во Франции дана другая команда, и в результате они доставили своих пассажиров в Ирландию.
И в этом месте стоит остановиться, перевести дух, и попытаться понять, кого, собственно, кто продвигал на роль нового короля Англии. Совершенно очевидно, что заговорщикам было, по сути, всё равно, на кого ставить: на графа ли Уорвика, на Ричарда ли Йоркского, или вообще на сына-бастарда покойного Ричарда III. В 1493 году Генри VII жаловался в своем письме Тальботу, что первой фальшивой личностью прибывшего в Ирландию молодого человека была именно личность Джона Глостерского, бастарда короля Ричарда. Потом он принял личность графа Уорвика, «and now the second son of our father, king Edward the Fourth, whom God assoile».
Проще всего было бы отнести возникшую путаницу (если она вообще была) на глупость и плохую организованность заговорщиков. Только вот как восстание «Ламберта Симнелла», так и история «Перкина Варбека» сами по себе, по фактам, выглядят безукоризненно воплощенными планами, сделанными когда-то в далеком прошлом на крайний случай. Путаница начинает возникать там, где её искусственно создают то король Франции, которому было всё равно, каким способом создавать напряжение в Англии, то сам Генри VII, который теперь не имел другого выбора как доказывать фиктивность образа Ричарда Английского – он сам отменил бастардизацию детей Эдварда IV. Причем история фиктивности образа Ричарда Английского местами приобретает характер алхимической сказки – все участники его истории, с ним самим во главе, рассказывают нам о странном появлении роскошно одетого молодого человека с повадками принца в полудиком месте, где простодушные обитатели падают перед ним на колени, а сам он, с лукавой усмешкой, позволяет называть себя как кому будет угодно, никак не открывая своей истинной личности, если таковая вообще имелась. Как в том алхимическом третизе, которые был в библиотеке короля Эдварда IV, и рассказывал о том, как алхимик Раймунд Лулль создал четырех леди из серебра, и четырех рыцарей из золота:
Of old horses’ shoes, said one, I was iron; Now I am silver, as good as you desire. I was, said another, iron fette from the mine; But now I am gold, pure, perfect and fine. Once was I copper, of an old red pan, Now I am good silver, said the third woman. The fourth said, I was copper, that grew in filthy place; Now I am perfect gold, made by God’s grace.
читать дальшеВсё зажило, как на собаке, шов полностью закрылся. Но колено припухшее и конечность тоже. Врач приходил, потрогал, пожал плечами, сказал "да кто его знает, с чего", велел бдить за признаками воспаления и выразил надежду, что когда-то оно полегчает. На следующей неделе можно начинать физиотерапию. Посмотрели CRP, которое теперь 5, то бишь норма, опустилось с дооперационного в 7 раз.
В больнице - пустота. Всё работает только по предварительно заказанному времени. Лаборатория тоже. Люди клубятся только около нескольких кабинетов неотложки. Какой-то босой (!) мужик на костылях, весь в канилах. Попросился прилечь, пока врач его посмотрит, плохо ему. Видимо, очень больно. Перед рентгеном живая очередь. А мне понравилось по заказанному премени приходить, а не по номерку. Принимают минута в минуту. Маски где-то процентах на 70. Кстати, привиться от гриппа можно будет, не смотря на операцию. Договорились на конец ноября или на середину, там тоже запись. Не знаю, нафиг мне эта прививка, но пусть будет
Мне, вроде, полегчало, как заклепки сняли. А потом черт меня дернул в магазин с супругом податься. Испсиховалась, что не умеет мыслей читать, и вообще толку от его присутствия никакого. Вот реально - никакой инициативы или помощи, просто тащится хвостом. На самом деле, я была в бешенстве, что на огромной территории супермаркета не было ни одной скамейки - вообще присесть было некуда. Пока добрались до парковки, я на костылях уже буквально висела. Эти идиоты убрали скамейки и оттуда, где те были раньше! Вот уж я им привет через местную газету пошлю.
В магазине всё уже заставлено предрождественскими конфетами и шоколадами)) Вообще, я из тех, кого ранние рождественские продажные сезоны не бесят, они мне нравятся. Можно потихоньку прикупать всё нужное, не торопясь.
У нас хакнули частную психотерапевтическую клинику. Требуют выкупа 450 000 евро, а пока публикуют в Торе по сотне данных в день. Грозят, что начнут публиковать истории болезни, хотя уже и с полными данными можно людям большой ущерб нанести. Не известно, один человек за этим стоит или нет (скорее всего, не один), но можно с уверенностью сказать, что как минимум один деятель - финн (проведен языковый анализ). Хотя тут и без анализа понятно, ибо название клиники такое, что иностранцу и в голову не придет, что за ним стоит медучреждение. В целом, сперто данных не менее чем на 40 000 человек.
читать дальшеТут ещё и в том дело, что работяги психотерапию в барах и парикмахерских проходят, частные психотерапевты - это для тех, у кого даже не средняя зарплата, а намного выше. А такую зарплату платят на соответствующих должностях. Если о таких людях начнут циркулировать истории на темы, обсуждаемые с психотерапевтами, то для многих из них это может стать многократной катастрофой. Помимо морального мучения, что твои секреты вывесили всем на прочтение, в этих секретах участвуют члены семей, коллеги, начальство. Именно поэтому я не надеюсь, что граждане последуют просьбе президента эти истории болезней не читать. Это мне, понаехавшей, как-то и не интересно копаться в прошлом и настоящем какого-нибудь политика или артиста, или, упаси Господи, банкира. А местные всех этих деятелей знают хотя бы по имени и репутации, по родственникам. Будут читать, уверена.
Мораль всего этого... Не знаю, есть ли она кроме той, о чем я всегда говорила, и на чем всегда буду стоять: никогда не говори никому ничего такого, чего не хотел бы услышать оглашенным публично. Хоть священнику, хоть психотерапевту, хоть отцу родному. Коту можно, предварительно отключив всю электронику в доме. Потому что физическая болезнь - она любопытства не пробуждает. Более того, публичные личности типа политиков вообще оповещают сразу всех обо всем, и о болезнях, и об ухудшениях, и о выздоровлениях, о браках, разводах, беременностях и прочем. Если кто-то прочтет такую историю болезни, на ней не оттопчешься даже без того, чтобы у топчущегося за спиной у виска не покрутили. А вот история личности, травмы личности - это уже совсем другой коленкор. Их у любого из нас вагон и тележка, того, чего не обязательно хочешь всему свету объявлять. И всем интересно перемыть кости ближним и дальним.
Как бы там ни повернулось дело, но если бы я была клиентом такой клиники, и она не смогла бы защитить мои данные, я бы не кризисную помощь искала, а замутила бы групповой иск к этой клинике.
Наверное, в будущем психотерапевты начнут снова пользовальзоваться блокнотами, в которых будут писать шифром))
Большую часть 1491 года Генри VII, на глазах всей Европы, рыцарски помогал Анне, совсем юной герцогине Бретонской, воевать с Францией. Он даже заявлял, что был готов к полномасштабной войне, утверждая, что, пытаясь покорить Бретань, король Франции угрожает Англии, и в какой-то степени так оно и было. Ну, если и не Англии самой по себе, то английским интересам. Со своей стороны, Шарль VIII Французский, твёрдо намеренный решить бретонский вопрос раз и навсегда, и, желательно, без полномасштабной войны с Англией, решил переключить внимание внезапно воспылавшего боевым духом английского короля на дела более для него насущные. И поэтому, в июне или июле 1491 года он послал к шотландскому королю два корабля. Целью представительства сеньора Конкрессо было убедить короля Джеймса отправить посольство во Францию, дабы обсудить «некоторые важнейшие вещи».
читать дальшеРазумеется, Генри VII известие о дипломатической миссии французов в Шотландии взволновало более чем, потому что английское северное приграничье, вопреки его собственным прогнозам, с 1489 года становилось всё более и более враждебным к политике Лондона. Не смотря на то, что повышение налогов на оборону было одобрено вторым парламентом короля в ноябре 1487 года, на севере, избалованном умным управлением графа Уорвика-Кингмейкера, а после него – Ричарда Глостерского, это повышение налогов, проведенное и в их интерасах тоже, было воспринято местью нового режима оплоту доброго короля Ричарда. К несчастью, эти сантименты пришлись на период экономического спада. Что ещё хуже, из-за вышеописанных событий с «Ламбертом Симнеллом» и последующим за ним разбором полетов, со сбором налогов за 1487 год безнадежно запоздали. А теперь пора было собирать уже следующий налог вместе с несобранным предыдущим.
Не самым умным решением Генри VII оказалось и назначение людей, близких в свое время к Ричарду III, сборщиками этих налогов. Логически, решение выглядело безупречным: никого люди не ненавидят так, как тех, кто залазит к ним в карман, выгребая оттуда налоги. Соответственно, популярность таких сомнительных для нового режима фигур как граф Нортумберленд и бывший декан из Миддлхема Уильям Биверли, неизбежно должна была померкнуть. Со своей стороны, главной их опорой, в атмосфере враждебности, неизбежно становился король. Тем не менее, политика политикой, а налоги должны собирать те люди, которые умеют это делать, и, главное, имеют соответствующую репутацию и умение договориться. Когда налоги собираются с медвежьей грацией, начинаются беспорядки, что и случилось в апреле 1489 года в Кливленде.
Йомен Джон Чемберс поднял группу людей, протестующих то ли против налогов в целом, то ли против того, что их собирали на севере ради войны с Францией на юге (как северяне это видели), и повел их в Йорк, дабы поднять в городе максимально много шума вокруг своего дела. Король, который категорически не хотел, чтобы глас народа раздался в Йорке, велел Нортумберленду, ремонтирующему Скарборо Кастл, марширующих перехватить и отправить по домам, добром или худом. Финал этой истории известен: Нортумберленда просто-напросто убили, сведя с ним, по-видимому, счеты за поведение во время битвы при Босуорте, и никто из сопровождающих графа ради него и пальцем не шевельнул. Конечно, с одинаковым успехом можно утверждать и то, что убили графа просто в процессе бунта против новой налоговой политики, а показательное безразличие людей Нортумберленда к его жизни говорило просто о том, что тот был плохим господином. В данный момент, обе версии имеют своих сторонников.
В Йорке же, олдермен Томас Рангвош, открыл 15 мая ворота города, и впустил изрядно разросшуюся делегацию из Кливленда в город. Надо сказать, что масштаб йоркширского инциденда мог бы быть больше, если бы убивших графа Нортумберленда не потрепал Томас Говард, граф Сюррей, выпущенный, наконец, из Тауэра. Собственно, ему в процессе удалось даже разогнать часть кливлендцев, а Чемберса, их предводителя, повесить. Но знамя восстания подхватил сэр Джон Эгремонт, незаконнорожденный внук 2-го графа Нортумберленда – эти две ветви рода Перси находились в контрах довольно давно. Судя по всему, все полагали, что поскольку внимание Генри VII занято Бретанью и Францией, для севера сил у него не найдется – и ошиблись, причем ошиблись по-крупному. Как только Эгремонт это понял, он бросил всё и бежал в Бургундию. На восставших обрушились, кроме Стэнли, де Вера и Говарда, ещё с десяток пэров со своими войсками. В общем и целом, бунтующих было не так мало – около 5 000 человек. Но когда они шарахнулись от королевских сил к Ричмонду, армия стала таять, и, в результате, оставшихся 1500 человек король помиловал и распустил по домам. А лордом-лейтенантом севера стал Томас Говард, основавшийся в Шериф Хаттоне, и продолживший работу северного совета там, где её оставил Ричард III. После этого север пока что сосуществовал с новым королем без эксцессов, хотя и без любви.
Естественно, если бы в это неприязненное равновесие сунулась направляемая Францией Шотландия, ситуация снова легко смогла бы качнуться к противостоянию, в Лондоне на этот счет не питали ни малейших иллюзий. Шён Каннингем, один из биографов Генри VII, даже пишет, что весной 1491 года Скряга планировал похищение шотландского короля Джеймса IV и его брата, герцога Росса, во время парламентской сессии. От плана, впрочем, вскоре отказались, и Генри VII предпочёл оказать помощь Арчибальду Дугласу, графу Ангусу, чтобы тот занял короля Джеймса его домашними делами. Это было сделано с некоторым успехом, хотя конечного результата (невмешательства Шотландии в историю с Ричардом Английским) Генри VII не добился. Даже осадить Францию, чтобы та прекратила вмешиваться в английскую политику, он не мог.
Так вышло, что 1491 год в европейской политике был более чем бурным. Анна Бретонская, собственно, формально была защищена – она была на тот момент не только герцогиней Бретонской, но и супругой императора Священной Римской Империи – того самого Максимиллиана, который был мужем падчерицы герцогини Бургундской. Брак был заключён по прокси, по доверенности, 19 декабря 1490 года. Но император сидел в Венгрии, где у него образовались срочные дела. Таким образом, брак остался неконсуммированным, что впоследствии и послужило причиной для его аннуляции, а в данный момент сводило на нет все политические выгоды от этого союза.
Второй противник Франции, Фердинанд Арагонский, в 1491 году был со своей Изабеллой сильно заняты изгнанием мусульман из Гренады. В довершение ко всему, Генри VII не мог отправиться воевать с Францией, пока этот поход не был утверждён парламентом. Парламент собрался в октябре 1491 года, и был весьма воинственным, но дома короля держали и коммуникационные задачи переброски большого контингента войск со всей амуницией на континент, и… брожения в Ирландии, куда так кстати причалил загадочный молодой человек в роскошных одеждах, Ричард Английский.
Так что Анна Бретонская осталась один на один со всей французской армией, плотно и безнадёжно осаждённая в Ренне. Конечно, в Бретани было довольно большое число английских лучников изначально, об этом-то все заинтересованные стороны озаботились давно, но такую войну не могли выиграть и они.
В результате, герцогиня Анна была вынуждена принять единственное решение, не предполагавшее изнуряющей войны за герцогство – она согласилась стать женой и королевой Шарля VIII. И, почти ровно через год после свадьбы с Максимиллианом, 6 декабря 1491 года, Анна Бретонская стала женой французского короля. Её короновали в Сен-Дени, на неделю раньше, чем из Рима пришло папское «добро» на брак в принципе. Король Франции точно знал, что купить можно даже Святейший Престол.
Собственно, для Анны всё могло обернуться и хуже. Или лучше – кто знает. Оба её мужа перестарками не были, и короны обоих сверкали ярко. В конце концов, Максимиллиана она выбрала, просто пытаясь повторить ход Мэри Бургундской, так что вряд ли она была по-настоящему привязана к несостоявшемуся мужу. Но и к состоявшемуся она привязанности не испытывала: брачный договор с королем Шарлем включал пункт, обязывающий Анну перейти в качестве жены к следующему королю Франции, если от брака с Шарлем у них не останется выжившего потомства в случае преждевременной смерти короля. То есть, Анна Бретонская чувствовала себя в семейной жизни эдаким переходящим призом, который в любой момент могут переложить из одной супружеской постели в другую. Так и случилось. Необычная судьба этой девушки сделала её дважды королевой Франции, но значение для неё имела только Бретань.
Больше всего в этой истории пострадала гордость императора Максимиллиана, у которого нагло увели жену. Что самое унизительное, жену увёл жених его дочери Маргарет. Но сама Маргарет, наверное, впоследствии часто благословляла тот день, когда её жених обвенчался с другой. Во-первых, самой ей было тогда всего 11 лет, а во-вторых, будущее приготовило ей карьеру самостоятельного губернатора Нидерландов от имени племянника, и огромное влияние на политику всей Европы.
Неожиданно толково. Искала, собственно, просто серии длиной в час, а такое снимают корейцы. Ну и вспомнила, что этот сериал хвалили. Правильно хвалили. В минус - младший братец главгероя выглядит таким мерзавцем, что ему однозначно хочется пожелать сдохнуть уже в первой серии, в крайнем случае - во второй. Предпочитаю менее однозначных персонажей, все-таки. Зато сюжет весьма бойкий, и, в кои-то годы, главгероиня не выглядит ни наивной дурой, ни прилипчивой дурой. Храбрая до отчаяния, предприимчивая, но самостоятельная девица-репортер. Лис в меру хорош.
читать дальшеДва моих нынешних лекарства действуют так, что они отсекают сигнал боли - не дают ему дошлепать до мозга. Действует так себе. Но действует. Чтобы почувствовать разницу, достаточно этого лекарства не принять И вот только прошлой ночью я "увидела", собственно, как это работает. Спишь себе, видишь сны или не видишь, как вдруг посреди появляется красная точка, которая довольно быстро расширяется. Потом ты понимаешь, что красная точка - это боль. И только потом, далеко не сразу, понимаешь, что эта боль находится в твоем теле. Разум от тела как бы начисто отделен в состоянии покоя, пока не соединяется чисто телесным ощущением.
Устаю быстро. Нога отекает быстро. Скорее бы вернуться в человеческое состояние.
Как всегда, по поздней осени мыши ищут себе место для зимовки. По-моему, упорно лезть по водостоку к нам на холодный и голодный чердак может только очень глупая мышь, но, наверное, и в мышиной эволюции есть свои кандидаты на премию Дарвина по самовыпиливанию. Во всяком случае, ни одной ночи не обходится без топота мускулистых мышиных лап по чердачному настилу. Потому что там все-таки холодно. И если раньше, в ламповых 80-х, изоляцию на чердаке делали из восхитительных древесных опилок, в которые можно было зарыться по кончик носа, теперь, после обновления крыши, туда надули какой-то синтетической гадости. Ни мышам, ни кошкам, в общем.
Сегодня утром. Вот с тех полей они и топают.
читать дальшеОбычно часть этих мигрантов на подходе отлавливала популяция котов, наших и соседских. Но время никого не пощадило, и теперь на нашей стороне дороги осталась только одна престарелая кошка у соседей, которой уже не до мышей, и рыжий кот, который живет по другую сторону дороги, и выполняет утомительную работу по пометке безкотовьих полугектаров в свои личные охотничьи угодья. На собственно охоту, как понимаете, при такой нагрузке времени уже не остается. Сил - тоже не остается. Так что мыши лезут. При всей моей симпатии к живой природе, обеспечить окрестных мышей уютной зимовкой я не готова. Поэтому мышей у нас ловит муж. У него это получается лучше, чем у любого кота, но иногда среди мышей попадаются такие особи - не поверите.
Сегодня утром в мышеловке снова отсутствовал сыр, но и мышь там отсутствовала тоже. И это уже не в первый раз! "Это просто аморально, - пожаловался муж, - третью ночь подряд жрать мой сыр, и потом устраивать скачки у меня над головой"! К слову, добычу муж жертвует то ли тому утомленному рыжему коту, то ли поголовью птиц разного размера, которых у нас хватает. Куда-то выкладывает трофей на видное место, и через несколько часов тот исчезает. От меня местоположение жертвенного камня тщательно скрывается, потому что я уже сделала едкое замечание по поводу. На самом деле, это я ради интриги высказалась, мне ж не жалко.
Осень у нас в этом году вот только-только закончилась. Летом хватило и тепла, и влажности, поэтому всякие кусты этим воспользовались. А год назад мы решили омолодить наши ломкие ивы "Терийоки", которые растут симпатичными круглыми формами. Они здесь были уже очень старыми, старше 30 лет, и сильно подвысохшими. В общем, от ив остались столбики, и мы ничего не ожидали сногсшибательного в плане роста ещё пару лет. Но выдалось лето)) И теперь новая поросль уже удивительно впечатляет.
Когда мне нужно и возможно делать кучу всякого, я очень радостно пялилась вместо этого в сериальчики. Теперь, когда я могу только пялиться в сериальчики, они меня бесят.