Do or die
Конец 1469 и начало 1470 годов прошли для Уорвика удивительно мирно. Да, Эдвард заменил назначенного графом впопыхах лорда-казначея, и назначил в Уэльс, на место графа, своего брата Ричарда, но это было нормально. Ведь Уорвик просто заполнил эти вакансии в спешке. Кларенс был полностью прощён, его брак с Изабель был принят как должное, им даже были сделаны некоторые подарки. Эдвард также обручил свою старшую дочь, Элизабет, с сыном Джона Невилла, сделав того герцогом Бедфорда. Из неприятного был возврат владений раннее аннексированных короной земель Генри Перси их владельцу. И Уорвику, и Ричарду Глостеру пришлось отдать ранее пожалованное – но это было политикой, понятной обоим. Во всем остальном колеса королевской придворной жизни закрутились по-прежнему.
Молодой Эдвард IV, каким его представила нейросеть
читать дальшеС ноября до середины февраля в Лондоне прошла серия встреч между высшими пэрами королевства на уровне Большого Совета, где все договорились в дальнейшем работать вместе и в сердечном согласии. Похоже, что казнь Риверса действительно успокоила ситуацию в королевском окружении – главный фаворит сошёл со сцены. Эдвард был также достаточно умён для того, чтобы назначить Ричарда Глостера на освободившуюся в связи с казнью Гербертов должность Хранителя Уэльса, сделав его также пожизненным коннетаблем Англии – его, а не Энтони Вудвилла, требовавшего этот пост для себя. Ричард, личность для двора нейтральная, вообще был запряжён братом по полной. Семнадцатилетнему герцогу навесили обязанности главного судьи Северного Уэльса, главного наблюдателя над Уэльсом и приграничной маркой, а также главного судьи и коннетабля Южного Уэльса на время несовершеннолетия сына Герберта, к которому перешёл титул графа Пемброка. А земли и должности Хэмфри Стаффорда просто поделили, причем большая часть досталась Джону Невиллу, к которому отошли и земли Кортни, графа Девона.
Очевидно, именно в этом и заключалась договорённость между Уорвиком и Эдвардом – убрать к чертям всем надоевших Вудвиллов и обратиться к старой знати королевства. Другой вопрос, изменило ли это хоть что-нибудь. Для Уорвика было ясно, что внутреннюю политику королевства надо чинить и срочно, а внешнюю – менять. Тем не менее, никакой программы по этому поводу Эдвард, похоже, даже не начал готовить. И напрасно, потому что север, не получив никакого результата от восстаний 1469 года, зашевелился снова в марте 1470. Официальные хроники правления Эдварда IV обвиняют в этих беспорядках Уорвика и Кларенса – дескать, это они их разжигали. Но тонкость в том, что восстания начала 1470 года в Ланкашире были ланкастерианскими. Благо, в своё время сторонников Ланкастеров в тех краях было больше, чем сторонников Йорков.
Остроты конфликту добавили самые настоящие военные действия между баронами. Ричард, лорд Веллс и Виллоуби, его сын Роберт, и родичи через брак, напали на поместье Томаса Бурга, разграбили его и разрушили, а самого сэра Томаса обратили в бегство. Томас Бург, кстати, был главным конюшим короля, так что нет ничего удивительного, что Эдвард не воспринял его беды легко. Тем более, что бесконечная вражда Беркли и Тальботов приблизительно в то же время привела к смерти Томаса Тальбота и многих его людей. Это стало слишком похоже на недобрые времена Войн Роз, и король решил вмешаться персонально.
Надо сказать, что это было хоть и понятной реакцией, но не самой разумной. Известие о том, что на север движется сам король с войсками взбудоражило тех, кому он осенью предыдущего года даровал общее помилование. Кто был виноват в распространении слухов о том, что «он придёт и устроит кровопролитие»? Возможно, никто. В подобных обстоятельствах слухи передаются на самом базовом уровне и вовсе не требуют какого-либо основания. Если идёт король с войском, то он идёт кого-то наказывать, это казалось само собой разумеющимся. Во всяком случае, сын лорда Веллса имел все основания предполагать, что король идёт по его голову, и не нашёл ничего умнее, как начать созывать собственные отряды. По его мнению, лично ему терять было нечего. Ведь Эдвард ложным обещанием помилования захватил его отца в Лондоне, известив Веллса, что если тот не отступит, то его отец поплатится за это жизнью.
А дальше начинается нечто непонятное. Уорвик и Кларенс 7 марта извещают короля о том, что готовы к нему присоединиться, и король отвечает им, что ждет их с войсками из Уорвикшира и Вустершира. А 11 марта повстанцы Веллса вдруг как бы идут на соединение с войсками под командованием Уорвика и Кларенса, причем Веллс, как бы только что получивший письмо отца, неожиданно заворачивает в сторону. Эдвард без труда разбивает младшего Веллса, и без проволочек, с почти неприличной поспешностью, 12 марта казнит заложника, Веллса-старшего, которого ему прислали из Лондона. Затем войска Веллса, особо не преследуемые, разбегаются, а Эдвард с триумфом возвращается в Стамфорд. А Уорвик и Кларенс оказываются в роли предателей и заговорщиков.
Провокация? Практически несомненно, провокация. К Уорвику и Кларенсу отправляется гонец от Эдварда с приказом распустить их войска и явиться к королю только с приличествующим их статусу эскортом. Те не выразили протеста, но вскоре обнаружили, что их, собственно, сопровождают под конвоем. А Эдвард 14 марта устраивает открытый, показательный суд над лордом Веллсом и другими сэрами, участвовавшими в беспорядках, и Веллс уверенно называет Уорвика и Кларенса истинными виновниками всей заварушки, и указывает, что их целью являлась замена Эдварда на его брата и коронация Кларенса. Более того, Веллс пристёгивает к этим именам имена Скропа из Болтона, Коньерса, и всех окрестных родственников и друзей Уорвика. Похоже, его величество решил избавиться от Невиллов одним ударом.
Уорвик и Кларенс, которые, похоже, еще ничего не знают, но не могут не понимать значения присутствия лорда Донне с войсками в их компании, продолжают писать Эдварду приятные письма, и извещают, что присоединятся к его величеству в Ретфорде. Надо полагать, что для них стало полным шоком появление герольдмейстера Ордена Подвязки с приказом графу и герцогу явиться перед королем, и устным посланием Кларенсу, что тот получит от короля справедливый суд «согласно закону крови и королевства», но ежели он с Уорвиком не прекратят «незаконно собирать наших людей и устраивать в нашем королевстве беспорядки», их ждет соответствующее наказание.
Уорвик и Кларенс, очухавшись от шока, сделали единственное, что в такой странной ситуации можно было сделать – остановились как вкопанные, и потребовали от короля гарантийное письмо безопасности. Король ответил, что не собирается вести переговоры с врагами отечества, вступившими в заговор с «исконным врагом нашего королевства» - Францией. Обвиняемые должны предстать перед королём и понести наказание за свою деятельность. Точка. Что оставалось в такой ситуации делать Уорвику и Кларенсу? Только бежать, что они и сделали.
Игры в «славного малого – нашего короля» закончились. Четверо лидеров восстания в Ланкашире погибли, и, по приказу Эдварда, у одиннадцати рыцарей и шестнадцати сквайров были конфискованы владения. По странному совпадению, большинство попавших под репрессии оказались теми, кто принял участие в заседании парламента, созванного Уорвиком осенью 1469 года. Пятьдесят три человека из окружения Уорвика попали под те же репрессии. Владения Уорвика и Кларенса были конфискованы короной, и известно, что во владениях Уорвика люди короля встретили вооружённое сопротивление населения, защищающего собственность любимого ими графа.
Есть ли свидетельства тому, что Эдвард спровоцировал имеющуюся ситуацию в нечто большее, чтобы избавиться от людей, которых считал своими конкурентами? Есть. Главное из них – поразительное бездействие брата Уорвика, Джона Невилла, который не мог быть не в курсе, если бы заговор существовал. Плюс, сама переписка Эдварда с Уорвиком. Ну и факт взятия заложников ещё до выступления на север, которых он потом спешно казнил, хотя его требование к младшему Веллсу было тем исполнено. Знал ли о судьбе отца Роберт Веллс, давая убийственные показания против Уорвика и его родственников? Вряд ли, и поэтому погиб сам – его казнили 19 марта. Далее, ни Уорвик, ни Кларенс не имели ни одной причины в мире восставать в тот момент против Эдварда. Кларенс, теперь счастливо женатый и ожидающий первенца, занял своё место среди знати королевства. Уорвик добился того, за что боролся – свободное от влияния Вудвиллов управление. Относительно внешней политики просто ничего ещё не было сделано, и если осенью 1469 года между Эдвардом и Уорвиком относительно этого был разговор, то в начале марта 1970, с только что закончившимися переговорами между лордами, у графа не было причин подозревать, что Эдвард слова не сдержит.
Поэтому я рискну усомниться в выводах именитых историков, утверждающих, что заговор был, и что Уорвик проиграл потому, что его не поддержали. Уорвика не могли «поддержать», потому что он не восставал. Ни в 1469 году, ни в 1470. Вот когда он действительно восстал, Эдвард вылетел из королевства, как пробка. Совсем другой вопрос, что в сложившейся после осени 1469 года ситуации Эдварду было сложно существовать на одном пространстве с Уорвиком. Вне исторических анализов остаются чувства этого молодого человека, имеющего высшую в королевстве власть, которого публично унизил его подданный, пусть и член семьи. И тем более вне анализов остаётся приватная жизнь короля. Вряд ли Жакетта Люксембургская легко перенесла казнь своего мужа и сына, и вряд ли королева Элизабет Вудвилл в принципе могла простить убийцу своего отца и брата. И уж конечно они не молчали о своих чувствах в присутствии короля. А потом король шел в присутственные покои и был вынужден улыбаться тому, кто невыносимо осложнил ему жизнь и причинил боль тем, кого он любил.
Молодой Эдвард IV, каким его представила нейросеть
читать дальшеС ноября до середины февраля в Лондоне прошла серия встреч между высшими пэрами королевства на уровне Большого Совета, где все договорились в дальнейшем работать вместе и в сердечном согласии. Похоже, что казнь Риверса действительно успокоила ситуацию в королевском окружении – главный фаворит сошёл со сцены. Эдвард был также достаточно умён для того, чтобы назначить Ричарда Глостера на освободившуюся в связи с казнью Гербертов должность Хранителя Уэльса, сделав его также пожизненным коннетаблем Англии – его, а не Энтони Вудвилла, требовавшего этот пост для себя. Ричард, личность для двора нейтральная, вообще был запряжён братом по полной. Семнадцатилетнему герцогу навесили обязанности главного судьи Северного Уэльса, главного наблюдателя над Уэльсом и приграничной маркой, а также главного судьи и коннетабля Южного Уэльса на время несовершеннолетия сына Герберта, к которому перешёл титул графа Пемброка. А земли и должности Хэмфри Стаффорда просто поделили, причем большая часть досталась Джону Невиллу, к которому отошли и земли Кортни, графа Девона.
Очевидно, именно в этом и заключалась договорённость между Уорвиком и Эдвардом – убрать к чертям всем надоевших Вудвиллов и обратиться к старой знати королевства. Другой вопрос, изменило ли это хоть что-нибудь. Для Уорвика было ясно, что внутреннюю политику королевства надо чинить и срочно, а внешнюю – менять. Тем не менее, никакой программы по этому поводу Эдвард, похоже, даже не начал готовить. И напрасно, потому что север, не получив никакого результата от восстаний 1469 года, зашевелился снова в марте 1470. Официальные хроники правления Эдварда IV обвиняют в этих беспорядках Уорвика и Кларенса – дескать, это они их разжигали. Но тонкость в том, что восстания начала 1470 года в Ланкашире были ланкастерианскими. Благо, в своё время сторонников Ланкастеров в тех краях было больше, чем сторонников Йорков.
Остроты конфликту добавили самые настоящие военные действия между баронами. Ричард, лорд Веллс и Виллоуби, его сын Роберт, и родичи через брак, напали на поместье Томаса Бурга, разграбили его и разрушили, а самого сэра Томаса обратили в бегство. Томас Бург, кстати, был главным конюшим короля, так что нет ничего удивительного, что Эдвард не воспринял его беды легко. Тем более, что бесконечная вражда Беркли и Тальботов приблизительно в то же время привела к смерти Томаса Тальбота и многих его людей. Это стало слишком похоже на недобрые времена Войн Роз, и король решил вмешаться персонально.
Надо сказать, что это было хоть и понятной реакцией, но не самой разумной. Известие о том, что на север движется сам король с войсками взбудоражило тех, кому он осенью предыдущего года даровал общее помилование. Кто был виноват в распространении слухов о том, что «он придёт и устроит кровопролитие»? Возможно, никто. В подобных обстоятельствах слухи передаются на самом базовом уровне и вовсе не требуют какого-либо основания. Если идёт король с войском, то он идёт кого-то наказывать, это казалось само собой разумеющимся. Во всяком случае, сын лорда Веллса имел все основания предполагать, что король идёт по его голову, и не нашёл ничего умнее, как начать созывать собственные отряды. По его мнению, лично ему терять было нечего. Ведь Эдвард ложным обещанием помилования захватил его отца в Лондоне, известив Веллса, что если тот не отступит, то его отец поплатится за это жизнью.
А дальше начинается нечто непонятное. Уорвик и Кларенс 7 марта извещают короля о том, что готовы к нему присоединиться, и король отвечает им, что ждет их с войсками из Уорвикшира и Вустершира. А 11 марта повстанцы Веллса вдруг как бы идут на соединение с войсками под командованием Уорвика и Кларенса, причем Веллс, как бы только что получивший письмо отца, неожиданно заворачивает в сторону. Эдвард без труда разбивает младшего Веллса, и без проволочек, с почти неприличной поспешностью, 12 марта казнит заложника, Веллса-старшего, которого ему прислали из Лондона. Затем войска Веллса, особо не преследуемые, разбегаются, а Эдвард с триумфом возвращается в Стамфорд. А Уорвик и Кларенс оказываются в роли предателей и заговорщиков.
Провокация? Практически несомненно, провокация. К Уорвику и Кларенсу отправляется гонец от Эдварда с приказом распустить их войска и явиться к королю только с приличествующим их статусу эскортом. Те не выразили протеста, но вскоре обнаружили, что их, собственно, сопровождают под конвоем. А Эдвард 14 марта устраивает открытый, показательный суд над лордом Веллсом и другими сэрами, участвовавшими в беспорядках, и Веллс уверенно называет Уорвика и Кларенса истинными виновниками всей заварушки, и указывает, что их целью являлась замена Эдварда на его брата и коронация Кларенса. Более того, Веллс пристёгивает к этим именам имена Скропа из Болтона, Коньерса, и всех окрестных родственников и друзей Уорвика. Похоже, его величество решил избавиться от Невиллов одним ударом.
Уорвик и Кларенс, которые, похоже, еще ничего не знают, но не могут не понимать значения присутствия лорда Донне с войсками в их компании, продолжают писать Эдварду приятные письма, и извещают, что присоединятся к его величеству в Ретфорде. Надо полагать, что для них стало полным шоком появление герольдмейстера Ордена Подвязки с приказом графу и герцогу явиться перед королем, и устным посланием Кларенсу, что тот получит от короля справедливый суд «согласно закону крови и королевства», но ежели он с Уорвиком не прекратят «незаконно собирать наших людей и устраивать в нашем королевстве беспорядки», их ждет соответствующее наказание.
Уорвик и Кларенс, очухавшись от шока, сделали единственное, что в такой странной ситуации можно было сделать – остановились как вкопанные, и потребовали от короля гарантийное письмо безопасности. Король ответил, что не собирается вести переговоры с врагами отечества, вступившими в заговор с «исконным врагом нашего королевства» - Францией. Обвиняемые должны предстать перед королём и понести наказание за свою деятельность. Точка. Что оставалось в такой ситуации делать Уорвику и Кларенсу? Только бежать, что они и сделали.
Игры в «славного малого – нашего короля» закончились. Четверо лидеров восстания в Ланкашире погибли, и, по приказу Эдварда, у одиннадцати рыцарей и шестнадцати сквайров были конфискованы владения. По странному совпадению, большинство попавших под репрессии оказались теми, кто принял участие в заседании парламента, созванного Уорвиком осенью 1469 года. Пятьдесят три человека из окружения Уорвика попали под те же репрессии. Владения Уорвика и Кларенса были конфискованы короной, и известно, что во владениях Уорвика люди короля встретили вооружённое сопротивление населения, защищающего собственность любимого ими графа.
Есть ли свидетельства тому, что Эдвард спровоцировал имеющуюся ситуацию в нечто большее, чтобы избавиться от людей, которых считал своими конкурентами? Есть. Главное из них – поразительное бездействие брата Уорвика, Джона Невилла, который не мог быть не в курсе, если бы заговор существовал. Плюс, сама переписка Эдварда с Уорвиком. Ну и факт взятия заложников ещё до выступления на север, которых он потом спешно казнил, хотя его требование к младшему Веллсу было тем исполнено. Знал ли о судьбе отца Роберт Веллс, давая убийственные показания против Уорвика и его родственников? Вряд ли, и поэтому погиб сам – его казнили 19 марта. Далее, ни Уорвик, ни Кларенс не имели ни одной причины в мире восставать в тот момент против Эдварда. Кларенс, теперь счастливо женатый и ожидающий первенца, занял своё место среди знати королевства. Уорвик добился того, за что боролся – свободное от влияния Вудвиллов управление. Относительно внешней политики просто ничего ещё не было сделано, и если осенью 1469 года между Эдвардом и Уорвиком относительно этого был разговор, то в начале марта 1970, с только что закончившимися переговорами между лордами, у графа не было причин подозревать, что Эдвард слова не сдержит.
Поэтому я рискну усомниться в выводах именитых историков, утверждающих, что заговор был, и что Уорвик проиграл потому, что его не поддержали. Уорвика не могли «поддержать», потому что он не восставал. Ни в 1469 году, ни в 1470. Вот когда он действительно восстал, Эдвард вылетел из королевства, как пробка. Совсем другой вопрос, что в сложившейся после осени 1469 года ситуации Эдварду было сложно существовать на одном пространстве с Уорвиком. Вне исторических анализов остаются чувства этого молодого человека, имеющего высшую в королевстве власть, которого публично унизил его подданный, пусть и член семьи. И тем более вне анализов остаётся приватная жизнь короля. Вряд ли Жакетта Люксембургская легко перенесла казнь своего мужа и сына, и вряд ли королева Элизабет Вудвилл в принципе могла простить убийцу своего отца и брата. И уж конечно они не молчали о своих чувствах в присутствии короля. А потом король шел в присутственные покои и был вынужден улыбаться тому, кто невыносимо осложнил ему жизнь и причинил боль тем, кого он любил.
@темы: The Last Medieval Queens
И лестница удобная.
