Do or die
Когда в следующий раз вам придет в голову, что в старые, добрые времена жилось гораздо интереснее, чем в нашем скучном, благоустроенном веке, подумайте вот о чем:
читать дальшеБольшинство свадеб устраивалось в июне, потому что после майской, единственной в году помывки, люди пахли еще преемлемо. Запах, тем не менее, начинал уже появляться, и именно поэтому в обычай вошел свадебный букет у невесты – чтобы запах цветов заглушал одор немытых тел. Роль ванны выполняла большая бочка, наполненная горячей водой. Хозяин дома имел привилегию на чистую воду, поэтому мылся первым. Следующими по очереди в той же воде мылись сыновья, потом – другие мужчины дома, потом женщины, а потом и дети. Младенцев купали последними. К этому моменту вода была уже такой мутной и грязной, что с тех времен в ход вошла поговорка «выплеснуть воду вместе с ребенком».
Дома имели соломенные крыши – из связанной толстой соломы, без всяких деревянных перекрытий под ней. Поскольку это было единственное место, в котором могли найти защиту от холода животные, то собаки, кошки и прочая мелочь (мыши, крысы и насекомые) жили именно в этой соломе. Во время дождя солома становилась мокрой, и животные легко с нее соскальзывали. Отсюда поговорка "It's raining cats and dogs." (что-то вроде «дождь хлещет собаками и кошками»)
Поскольку под крышей не было никакого перекрытия, ничто не мешало всякой всячине падать с крыши и через нее прямо в жилище. Так как людям не нравилось, когда им на лица падали среди ночи всякие паразиты, а то и существа покрупнее, они изобрели над своими кроватями балдахины.
Пол в домах был земляным. Только очень богатые люд могли позволить себе чем-то эту грязь застилать – не отсюда ли пошло «грязный бедняк»? Богатые клали на пол что-то вроде шифера, который, разумеется, был безумно скользким от влаги большую чась года, поэтому для лучшего передвижения на эти полы кидались обмолотки - та же солома, только короткая. Слой по мере износа и загрязнения кидался на слой, и к концу зимы вся эта масса начинала неизбежно вываливаться на улицу каждый раз, когда открывалась дверь. Именно так появились высокие пороги – чтобы удержать солому на полу внутри дома.
Пища готовилась на кухне, в огромном котле, который всегда свисал на цепи в очаге. Каждый день под этим котлом разводился огонь, и в него кидались инградиенты будущей трапезы – преимущественно овощи. Эта тушеная масса съедалась горячей вечером, остывала за ночь, после чего ею завтракали утром. В остатки кидались новые овощи, огонь снова разводился – и так до бесконечности. С тех пор в ход вошла присказка: «горячая бобовая каша, холодная бобовая каша, девятидневная бобовая каша» (peas porridge hot, peas porridge cold, peas porridge in the pot nine days old).
Иногда людям перепадала свинина, и это было поводом для большой гордости. Бекон вешался на видное место, чтобы все, кто заходит в дом, сразу видели, что хозяин дома в состоянии «приносить бекон в дом». Гостям, особенно уважаемым, могли отрезать крошечные кусочки бекона, и потом вся компания дружно сидела у очага, увлеченно жуя лакомые кусочки.
У зажиточных была посуда из олова. Пища легко окисляла этот металл, приводя к попаданию свинца в организм, и вызывая смерть от свинцового отравления. Особенно часто такое окисление вызывали помидоры. В результате помидоры считались ядовитыми чуть ли не до 1800-х годов.
Большинство людей пользовались, все-таки, натуральным материалом. В деревянном обрубке выдалбливалось некоторое углубление – и тарелка готова. А очень часто роль такого бруска играл хлеб, который выпекали очень редко, впрок, и потом высушивали до состояния деревянной доски. Таким образом у едока со временем появлялась возможность после ужина сидеть и долго-долго жевать наконец-то слегка размякший от соуса хлеб. Излишне говорить, что все это добро никогда не мылось, так что заводившаяся в «посуде» живность напрямую отправлялась в желудок едока.
Когда хлеб все-таки пекли, то свежий хлеб распределялся согласно статусу: нижняя, пригоревшая корка – работникам, верхняя часть с хрустящей корочкой – хозяину, а прочая семья делила остальное.
Виски и эль пили из свинцовых кубков. Воду в те годы не пили вообще, надо сказать, считая ее (скорее всего справедливо, если учесть полное отсутствие канализации) ядовитой. Поэтому периодически атомная смесь алкоголя и свинцовой окиси могла сшибить человека с ног. Вдоль дорог таких ослабевших собирали специальные возчики, и развозили по домам. Поскольку многие были в полумертвом состоянии, то семья просто воодружала «находку» на кухонный стол, и ждала, занимаясь своими делами, очнется их родной и близкий, или нет. Отсюда и пошел обычай «передерживать» покойников в доме или церкви перед отпеванием и захоронением.
Поскольку смертность в Европе была высокой, мест для захоронения всегда не хватало. Поэтому старые могилы периодически раскапывались, останки из них забирались, переносились в так называемые «костяные дома», а могилы использовались заново. Во время этих процедур было замечено, что приблизительно в каждом 25-м гробу изнутри на крышке имелись царапины, то есть четверть «покойников» хоронилась заживо. Поэтому к кисти предполагаемого покойника стали привязывать веревку, выводя ее на поверхность, к небольшому колоколу. Таким образом стражники на кладбище знали, что означает «звон мертвых», и могли спасти несчастного, похороненного заживо. Иногда с этой целью у свежей могилы дежурили члены семьи покойного.
читать дальшеБольшинство свадеб устраивалось в июне, потому что после майской, единственной в году помывки, люди пахли еще преемлемо. Запах, тем не менее, начинал уже появляться, и именно поэтому в обычай вошел свадебный букет у невесты – чтобы запах цветов заглушал одор немытых тел. Роль ванны выполняла большая бочка, наполненная горячей водой. Хозяин дома имел привилегию на чистую воду, поэтому мылся первым. Следующими по очереди в той же воде мылись сыновья, потом – другие мужчины дома, потом женщины, а потом и дети. Младенцев купали последними. К этому моменту вода была уже такой мутной и грязной, что с тех времен в ход вошла поговорка «выплеснуть воду вместе с ребенком».
Дома имели соломенные крыши – из связанной толстой соломы, без всяких деревянных перекрытий под ней. Поскольку это было единственное место, в котором могли найти защиту от холода животные, то собаки, кошки и прочая мелочь (мыши, крысы и насекомые) жили именно в этой соломе. Во время дождя солома становилась мокрой, и животные легко с нее соскальзывали. Отсюда поговорка "It's raining cats and dogs." (что-то вроде «дождь хлещет собаками и кошками»)
Поскольку под крышей не было никакого перекрытия, ничто не мешало всякой всячине падать с крыши и через нее прямо в жилище. Так как людям не нравилось, когда им на лица падали среди ночи всякие паразиты, а то и существа покрупнее, они изобрели над своими кроватями балдахины.
Пол в домах был земляным. Только очень богатые люд могли позволить себе чем-то эту грязь застилать – не отсюда ли пошло «грязный бедняк»? Богатые клали на пол что-то вроде шифера, который, разумеется, был безумно скользким от влаги большую чась года, поэтому для лучшего передвижения на эти полы кидались обмолотки - та же солома, только короткая. Слой по мере износа и загрязнения кидался на слой, и к концу зимы вся эта масса начинала неизбежно вываливаться на улицу каждый раз, когда открывалась дверь. Именно так появились высокие пороги – чтобы удержать солому на полу внутри дома.
Пища готовилась на кухне, в огромном котле, который всегда свисал на цепи в очаге. Каждый день под этим котлом разводился огонь, и в него кидались инградиенты будущей трапезы – преимущественно овощи. Эта тушеная масса съедалась горячей вечером, остывала за ночь, после чего ею завтракали утром. В остатки кидались новые овощи, огонь снова разводился – и так до бесконечности. С тех пор в ход вошла присказка: «горячая бобовая каша, холодная бобовая каша, девятидневная бобовая каша» (peas porridge hot, peas porridge cold, peas porridge in the pot nine days old).
Иногда людям перепадала свинина, и это было поводом для большой гордости. Бекон вешался на видное место, чтобы все, кто заходит в дом, сразу видели, что хозяин дома в состоянии «приносить бекон в дом». Гостям, особенно уважаемым, могли отрезать крошечные кусочки бекона, и потом вся компания дружно сидела у очага, увлеченно жуя лакомые кусочки.
У зажиточных была посуда из олова. Пища легко окисляла этот металл, приводя к попаданию свинца в организм, и вызывая смерть от свинцового отравления. Особенно часто такое окисление вызывали помидоры. В результате помидоры считались ядовитыми чуть ли не до 1800-х годов.
Большинство людей пользовались, все-таки, натуральным материалом. В деревянном обрубке выдалбливалось некоторое углубление – и тарелка готова. А очень часто роль такого бруска играл хлеб, который выпекали очень редко, впрок, и потом высушивали до состояния деревянной доски. Таким образом у едока со временем появлялась возможность после ужина сидеть и долго-долго жевать наконец-то слегка размякший от соуса хлеб. Излишне говорить, что все это добро никогда не мылось, так что заводившаяся в «посуде» живность напрямую отправлялась в желудок едока.
Когда хлеб все-таки пекли, то свежий хлеб распределялся согласно статусу: нижняя, пригоревшая корка – работникам, верхняя часть с хрустящей корочкой – хозяину, а прочая семья делила остальное.
Виски и эль пили из свинцовых кубков. Воду в те годы не пили вообще, надо сказать, считая ее (скорее всего справедливо, если учесть полное отсутствие канализации) ядовитой. Поэтому периодически атомная смесь алкоголя и свинцовой окиси могла сшибить человека с ног. Вдоль дорог таких ослабевших собирали специальные возчики, и развозили по домам. Поскольку многие были в полумертвом состоянии, то семья просто воодружала «находку» на кухонный стол, и ждала, занимаясь своими делами, очнется их родной и близкий, или нет. Отсюда и пошел обычай «передерживать» покойников в доме или церкви перед отпеванием и захоронением.
Поскольку смертность в Европе была высокой, мест для захоронения всегда не хватало. Поэтому старые могилы периодически раскапывались, останки из них забирались, переносились в так называемые «костяные дома», а могилы использовались заново. Во время этих процедур было замечено, что приблизительно в каждом 25-м гробу изнутри на крышке имелись царапины, то есть четверть «покойников» хоронилась заживо. Поэтому к кисти предполагаемого покойника стали привязывать веревку, выводя ее на поверхность, к небольшому колоколу. Таким образом стражники на кладбище знали, что означает «звон мертвых», и могли спасти несчастного, похороненного заживо. Иногда с этой целью у свежей могилы дежурили члены семьи покойного.
@темы: "Absentis"
