Поведение Елизаветы по отношению к принцу Оранскому – это отдельный, невероятно запутанный клубок. Создается общее впечатление, что королеве Англии до провинций не было никакого дела. Она потребовала, чтобы Алансон вернулся во Францию – и тот послушался. Провинции остались предоставленными сами себе, и часть пошла под руку Испании, а часть продолжала воевать. Очевидно, королева просто подумала, что теперь Испании хватит там дел на ближайшие несколько лет. А она, тем временем, будет с Испанией в поверхностно дружеских отношениях. Конечно, Мендоза жаловался ей на английских пиратов, но она разводила руками: в Англии много портов, и она так же не способна контролировать своих пиратов, как Филипп - свою инквизицию.
читать дальшеПроще говоря, Елизавета добилась своего: связала руки и Франции, и Испании. Теперь ей оставалось только маневрировать относительно своих обещаний выйти замуж за принца Франсуа. О ее настроениях по этому поводу говорит следующий эпизод. Однажды она спросила испанского посла, почему тот постоянно болтается при дворе. Мендоза ответил, что старается решить все дела, пока королева не погрузилась полностью в подготовку своей свадьбы. Елизавета резко ответила, что у такой старой женщины, как она, есть чем заняться и помимо свадьбы.
Но Франсуа Алансон не был простаком. Меньше всего ему хотелось быть использованным вслепую, а предыдущие «романы королевы» заканчивались для женихов всегда одинаково: унизительно. Поэтому Франсуа предложил, что в Англию поедет его придворный Симье, с которым англичане более ясно обсудят перспективы брака. Не сказать, чтобы Елизавета пришла от этого предложения в восторг. Не в восторге от плана был и сам Симье, который считал, что обе стороны надо поставить в ситуацию, из которой им некуда будет отступить. Потому что Елизавета уцепилась, конечно, за шанс. Симье может, конечно, приехать, и обсудить детали брачного договора, но она не скажет ни да, ни нет, пока к ней не приедет сам Франсуа и не попросит ее руки.
Поскольку в Париже на троне сидели тоже не самые простодушные монархи Европы, знаки, подаваемые Елизаветой, были прочитаны там правильно, и вызвали самую настоящую панику. Там политика последнего времени строилась именно с расчетом на этот брак, и ее требование относительно выхода Алансона из запутанных дел политики во Фландрии было понято, как непрямое обещание. В январе 1579 года Симье привез Елизавете собственноручное письмо Франсуа Алансона, которое начинается с констатации факта его возвращения во Францию по ее требованию, и продолжается так:
”Me proumes que metre fin asete ocquation aus negotiations, de puis si Ion tans coumanse, qui sera la chouze du monde qui me randra plus satis fet et contant; et se fesant gagneres les heuures de misericorde restorant unne viee langisante et qui net ni sera que autant que je la pensere digne de faire chouze qui vous soit agreable, esperant que me feres set honneur de me croyre et que prandres I'affection telle coume elle est tres fidelle dans mon ame; et que ne le galleres ase mauues disecours confus des pations meuves de tant de bans subges et dignes de randre la plus abondante plume empeschee en le lection de tant de rares et belles vertus; qui fera pour ne tombe davantage en erreur que je vous supplie de croyre que en la senile contanplation de vous, Madame, coume de la plus perfete Deesse des siens je vous baysere tres humblement les mins.
Priant Dieu, etc.”—Alencon to the Queen of England, January 4, 1579: Ibid.
Кто знает французский – прочтет. Во всяком случае, Франсуа называет Елизавету «совершеннейшей Богиней».
Что ж, надо отдать Елизавете должное. Она очаровала Симье, она заставила своих прежних любимчиков угрюмо подпирать стены, и усадила королевский совет за работу. Пусть составляют проект контракта, если так хотят выдать ее замуж. Наверное, не без некоторой надежды на отрицательный ответ, она потребовала вердикта от врачей: может ли она иметь детей? Увы и ах, врачи хором ответили, что может. Вырисовалась еще одна проблема: Симье хотел, чтобы Алансон был принят с подобающей официальной помпой. Разумеется, для того, чтобы путей отхода у парочки оставалось поменьше. Елизавета сладко улыбнулась, и отправила нежное письмо Алансону, в котором намекнула, что ей был бы чрезвычайно приятен сюрприз увидеть в один прекрасный день принца Франсуа в своем дворце. Вообще, англичане-политики практически поверили, что королева собирается, наконец, замуж. Циник Симье, со своей стороны, написал Франсуа, что не будет чувствовать себя в этом отношении уверенным, пока «шторы не будут задернуты, свечи погашены, и Ваше Высочество благополучно в ее постели».
В стране перспективы брака королевы энтузиазма не вызвали. Королеве было почти 46, Франсуа всего 23. Даже проповедник в королевской часовне сказал в присутствии королевы, что второй брак с иностранцем страна не примет, достаточно испытаний с браком Мэри. Елизавета, знавшая о браке сестры больше остальных, с помпой покинула часовню. Немаловажно и то, что Алансон был членом семьи, запятнавшей себя Варфоломеевской ночью. Англичане как нация чхать хотели на последующие политические маневры Валуа, они видели факты.
Подозрительно молчалив в те дни был Сесил, хотя все знали, что он относится к идее брака королевы с энтузиазмом. Есть его записи, сделанные весной 1579 года. Он признает, что французский брак был бы щитом против Испании, что возможность появления ребенка решила бы вопрос с престолонаследием, и что сам Алансон не вызывает возражений. С другой стороны, Алансон – папист, ка ни крути, и пусть он папист только формально, самого факта будет достаточно, чтобы взбудоражить католиков в Англии. Опять же, рождение ребенка на пороге пятидесятилетия – штука небезопасная. Умри королева, и они получат в короли Валуа. Который, скорее всего, немедленно освободит Марию Стюарт и женится на ней, чтобы укрепить свое право занимать престол Англии. Даже если все сложится хорошо, то есть много знаков, что Франсуа не будет любящим и преданным мужем, что сильно повредит репутации королевы.
Во Франции, Анри Наварра и Конде обоснованно опасались, что брак Франсуа и Елизаветы ослабит позиции французских гугенотов, а не усилит их. Сам Франсуа тоже выставил довольно сильные требования: его коронуют, как консорта, ему отдадут либо герцогство Йоркское, либо герцогство Ланкастерское; ему назначат годовое содержание в 60 000 фунтов; один из английских портов будет оккупирован французским гарнизоном. Условия говорят о том, что у принца Франсуа был стратегический склад ума. И о том, что Сесил был совершенно прав в своих рассуждениях.
Совет заседал три дня, и объявил Симье, что условия принца приняты быть не могут. Тот пожаловался королеве, и Елизавета устроила обычное шоу с проклятиями в адрес совета и уверениями, что она поступит так, как будет угодно ей, а не совету: вот возьмет и выйдет замуж! Даже письмо Алансону написала с заверениями в своей привязанности. Но… не будет ли надежнее для них просто остаться дорогими друзьями?
Для Алансона дружбы было маловато. Он прекрасно знал, что запросил много. А запросил он много для того, чтобы можно было отступить, зажав этим строптивую невесту в угол. Ах, он ничего не хочет, только бы увидеть божество своего сердца и надежд. Ну, разве что приватной возможности слушать мессы у себя. Ведь это немного?
Елизавета занервничала. Если Алансон действительно нагрянет в Англию, ей будет очень сложно ему отказать. Она снова запросила мнение совета – отказать ли принцу в возможности нанести ей визит, или отказать ему, если он явится, или сдаться и стать его женой? Совет осторожно ответил, что не видит возможности отказать принцу во въезде в Англию. Что ж, снова позвали Симье, и сговорили визит принца на середину августа. Эскадра королевы встретит его в Кале, и проводит в Англию. Посла, правда, предупредили, что слишком интенсивное давление на королеву ни к чему хорошему не приведет. Посол, глядя на членов совета честными глазами, заверил, что даже если принцу придется удалиться отвергнутым и в разочарование, одно только созерцание прелести английской королевы сделает его счастливейшим человеком.
О том, как именно состоялся визит, я уже подробно писала: mirrinminttu.diary.ru/p165526643.htm
Могу прибавить только несколько деталей. Фроде утверждает, что Елизавета собиралась заключить своего Лейчестера в Тауэр не за то, что тот тайно женился, а за то, что в его доме собирались оппозиционеры-пуритане, и что там, скорее всего, был спланирован достаточно оскорбительный для женщины памфлет Джона Стаббса. Надо сказать, что Стаббс недооценил свою королеву. Объявить на весь Лондон о том, что Ее Величество – старуха, делающая себя смешной, собираясь замуж за юнца… Нет, на самом деле памфлет был не против королевы, он был против иностранцев и папистов, но Елизавета была задета именно личным выпадом. Стаббс и издатель лишились каждый своей правой руки, и, можно сказать, легко отделались, потому что королева изначально намеревалась обоих повесить. Только Сесил смог вразумить ее, что не время раздражать толпу.
Еще Фроде упоминает об угрозах спикера парламента, что если королева выйдет за врага нации, то парламент возьмет в свои руки вопрос о престолонаследии. И о том, что Елизавета вдрызг рассорилась с Уолсингемом, и даже запретила ему появляться при дворе. Вот в тот момент и Уолсингем, и Лечестер сдались. Они перестали возражать против брака с Алансоном.
Можно долго спекулировать о том, действительно ли королева так влюбилась в французского принца, что решила горы свернуть. Думаю, что дело было вовсе не в Алансоне. Дело было в том, что ее права суверена были поставлены подданными под сомнение, и в доме надо было наводить порядок. Именно поэтому Стаббсу отрубили руку так поспешно, прямо перед заседанием совета. И совет понял, что королеве лучше не перечить. На самом же деле, Елизавета одновременно объявила французам, что с подготовкой женитьбы лучше обождать, пока ее подданные не свыкнутся с мыслью. Сесил написал ей довольно любопытное письмо, много говорящее о том, каким человеком был министр, способный такое написать, и каким правителем была королева, которой можно было писать такие письма:
«Alenсon having been brought by your majesty's means to be the author of trouble in his own country, having by you been drawn from his late enterprise in the Low Countries, and by you hindered of his marriage treated of with the King of Spain's daughter, having now lately come hither to see you to be by you rejected, it may be taken as quite certain that he will now seek to be revenged upon you.
You have no hope of an heir, and all eyes will be turned upon your successor. Alenсon will probably marry
where we feared. France and Spain will then unite against us. Our trade will be destroyed. Foreign soldiers will be landed in Ireland, and in all likelihood there will be a rising at home, supported from abroad, in favour of the King and Queen of Scots. The crown revenues will not enable you to encounter this combination, and when civil troubles have broken out subsidies cannot be raised.
In the face of these dangers, so far as I understand them, what your majesty must do is this. You cannot prevent your people from considering who is to be their future sovereign. They have too much at stake. It is against reason to expect otherwise. Perilous as it may be, you must now encourage Alenсon to take possession of the Low Countries, if only to separate him from the Papists.
You must arm your realm, call out the musters and have them trained; strengthen your navy, and fortify your harbours; make a league with the Protestant princes; abridge your excessive expenses; attach the nobility and chief persons of the realm to your service by those gifts and attentions which have hitherto been cast away upon others who in time of need will fail you. You must seek new markets for your merchants, and invite strangers to you from all parts of the world, that if your trade is stopped in one quarter, it may be open in another. You must conciliate Ireland ; allow the chiefs to continue their ancient greatness; take away the fear of conquest lately graffed in the wild Irish, and wink at disorders which do not offend the crown ; make as strict laws as can be devised to terrify into quiet the competitors for the crown; place the Queen of Scots in surer сustody, and by a wise liberality to the king and the lords, prevent them from seeking more profitable alliances with France and Spain».