Мэри и Филипп

[MirrinMinttu]

История брака Мэри Тюдор и Филиппа Испанского освещалась до последнего времени в исторических исследованиях довольно слабо. На это есть несколько причин.

Во-первых, в Англии Филипп присутствовал только 15 месяцев, и практически не вмешивался в дела королевства.

Во-вторых, сама репутация Мэри была настолько плохой среди историков, что о ее царствовании писали скупо и только негативно. В-третьих, 45-летнее правление Елизаветы, чьим злейшим врагов была сделана Испания, наложило свой отпечаток на отношение и к Мэри, и к Филиппу.

И, наконец, поскольку брак остался бездетным, никто не видел особого смысла спекулировать, что, если бы ребенок у этой пары получился, он носил бы короны и Англии, и Испании, и Фландрии, и это могло бы здорово изменить весь ход европейской истории.



Проект англо-испанского брака полностью принадлежал императору Священной Римской Империи Чарльзу (Карлу) V, у которого были три глобальные проблемы: турки, распространение лютеранской схизмы в Германии, и Франция.

В 1550-х Чарльз был уже немолод (он родился 24.02.1500), отнюдь не здоров. Знаменитая «габсбургская челюсть» сильно затрудняла ему процесс еды, настолько, что он предпочитал есть приватно. И, все-таки, пищеварительную систему он себе загубил. Мучала его в зрелом возрасте и подагра – этот вечный бич военных. Он хотел, чтобы его сын унаследовал его титул, но это оказалось невозможным, и привело только к проблемам с братом Фердинандом, который и стал императором после смерти Чарльза.

Нет худа без добра: Филиппу не пришлось бы разбираться ни с Турцией, ни с Германией, но вот Франция... Франция оставалась проблемой. Единственным выходом было попытаться создать некий монолит из Испании, Англии и Фландрии, что и стало возможным в 1553 году, когда Мэри стала королевой Англии. Филипп к тому моменту был как раз вдовцом. Надеялся ли Чарльз на наследников от этого брака? Почему бы и нет. Филиппа, жена Эдварда Третьего, родила последнего сына, когда ей было 41 год, Алиенора Аквитанская – вообще в 45 лет. Алиенора была старше мужа на 11 лет – как и Мэри была старше Филиппа. Правда, королевы Ренессанса были уже не те. И жили меньше, и здоровье у них было хуже, и плодовитостью они не отличались, но человек всегда надеется на лучшее.

Отец и сын

Мэри еще во времена правления своего брата говорила, что император – ее единственная настоящая семья. Разумеется, ведь она и жива-то была только благодаря этому родству. Поэтому, став королевой, она охотно вышла бы замуж за человека, чья репутация и сила воли защищали ее долгие годы. Но Чарльз был слишком болен, ожидая смерти в любой момент. Он уже в 1552 году чуть не умер, какая там женитьба. Именно поэтому и была поднята кандидатура Филиппа. Так что утверждения о том, что император преследовал английским браком сына свои цели, совершенно справедливо, но вот только и Мэри не была в этой истории безмозглой жертвой. Как не был жертвой и Филипп.

Но и здесь были свои подводные камни. Мысль о браке с Мэри была Филиппом полностью одобрена, хотя именно в тот момент он женихался с португальской принцессой. Отец опасался, что сын предпочтет португалку, но Филипп предпочел английскую корону. Мэри была (и осталась) для него ”cara y muy amada tia”, дорогой и любимой тётушкой – ведь она была двоюродной сестрой его отцу. Чего Филипп долго не знал, так это о том, какую реакцию вызвало среди англичан известие о том, что их королева выходит замуж за испанца. Чарльзу пришлось ознакомить сына с условиями брачного договора, и это чуть не расстроило всю схему. Мало того, что Филипп оказался по договору королем только по титулу, но договор еще и запрещал Англии вмешиваться в войну Испании и Франции! Так в чем же был вообще смысл этого брака? А в том, как заметил его отец, что ничто не стоит на месте, и обстоятельства постоянно меняются. Иди той дорогой, которая тебе открывается, и жди поворота.

Винчестерский собор

В день бракосочетания было торжественно объявлено о том, что император сделал своего сына королем Неаполя и Сицилии – теперь он был равен своей невесте по титулу. Во время церемонии Филипп стоял слева от Мэри, хотя обычно король стоит справа. Но здесь была такая ситуация, что королем была королева. Потом Филиппу дали меч, как символ его новой власти, и пару провозгласили королем и королевой Англии, Ирландии и Франции. В принципе, все были довольны. Один из сопровожающих Филиппа донов (думаю, не Альба) даже записал, что «если Господь дарует им сына, наше счастье будет полным». О том, как прошли первые дни замужней жизни Мэри, ничего не известно. Пара была людьми сдержанными и взрослыми, разве что королева имела по-настоящему цветущий вид.

Проблемы Филиппа начались очень быстро, но не в его семейной жизни. Просто на него, короля Испании и Англии, свалились разом и английские дела, и испанские. Его идальго из свиты довольно быстро оказались в буквальном смысле слова на ножах с англичанами, а всех своих умудренных опытом военных ему пришлось, по приказу императора, отослать во Фландрию, где они были нужны. В Англии у Филиппа не было никаких источников дохода, поэтому своему немалому штату слуг обеих национальностей ему приходилось платить из своего кармана. Не катастрофа, но досадно, Филипп был довольно бережливым человеком.

Конечно, самолюбие его страдало не меньше, чем кошелек. Ведь даже каждая из жен короля Генри немедленно обеспечивалась землями и поместьями, чтобы не просить у мужа денег на булавки. А тут сын самого императора был явно предумышленно оставлен даже без такого жеста уважения. Что бы ни думал по этому поводу сам Филипп, он никогда никак не комментировал условий унизительного для него договора. Напротив, он довольно энергично занимался делами обоих королевств. Мечта Мэри исполнилась – теперь в совете сидел вместо нее ее муж. Правда, общий язык с лордами ему было найти даже тяжелее, чем самой королеве: Филипп не говорил ни по-французски, ни по-английски, и общался с окружающими только на латыни. Все документы, которые лорды с должным пиететом предлагали его вниманию, должным образом подписывались.

Очень скоро, тем не менее, Филиппу пришлось заняться делами с войной во Фландрии и схизмой в Германии. Теперь император уже не видел причин придерживать кардинала Поля во Фландрии. Более того, ситуация в Германии требовала усиления католической партии в Европе возвращением Англии под руку папы и Рима. Вот этим Филипп и занялся, ведь он, по иронии судьбы, оказался королем страны, находящейся под официальной папской интердикцией, да еще и женатым на главе церкви Англии. Что интересно, Мэри, вовсе не намеренная передавать бразды правления мужу, в этом вопросе устранилась от всех переговоров полностью. Умное решение: во-первых, от нее никто не ожидал в вопросах веры адекватных и беспристрастных мнений, во-вторых, Филипп, как сын императора, был в гораздо более выгодном положении обсуждать условия и вообще понять всю ситуацию с английской интердикцией.

Филипп быстро понял, что дело не только и не столько в вере, как в тех владениях, которые были отторгнуты у церкви во время роспуска монастырей. Отмена решений Генри по этому вопросу автоматически приводила к тому, что у церкви появлялось право потребовать их себе, а эта ситуация была одинакова неприемлема для обеих палат парламента. Филипп, используя влияние отца в Риме, предложил папе Юлиусу сделку: тот не будет требовать возвращения церковных земель, а взамен королева и король Англии вернут страну в сферу влияния папы. Договор был, разумеется, чисто приватным, никаких бумаг, никакой волокиты. И вот в ноябре Полю было позволено въехать в Англию, а уже в декабре парламент отправил папе в Рим петицию о восстановлении папской власти в Англии.

К середине января 1555 года законы Генри о супремационной власти короля Англии были отменены. Заметим: по петиции парламента, и без малейшего вмешательства в процесс Мэри.

В принципе, после этого Филиппу в Англии было заниматься нечем. Королева в ноябре была признана беременной, дело с интердикцией было решено, общая ситуация в королевстве была спокойной и удовлетворенной, и он хотел бы отправиться во Фландрию, но его попросили остаться до родов Мэри. Филипп использовал образовавшееся свободное время для укрепления отношений между своими англичанами и своими испанцами. Турниры организовывались с разным составом команд – иногда отдельно испанцы и англичане, иногда сборные из тех и других. Успех был полным, гораздо лучшим, чем могли принести подарки и денежные пенсии. Но было одно непонятное обстоятельство: Мэри никогда не появлялась на этих турнирах. В принципе, достаточно странно, потому что ее мать в свое время охотно играла роль Прекрасной Королевы. То ли чувствовала себя Мэри плохо, то ли считала, что в подобной роли будет выглядеть глупо.

Паре приходилось, конечно, нелегко. Филиппу было легко получить признание своих турнирных, военных способностей, и в Испании этого было уже достаточно для того, чтобы стать популярным. В Англии, как он убедился, этого было мало. От короля ожидали чего-то гораздо большего, даже от короля только формального, а как можно составить мнение о холодноватом, отстраненном мужчине, который еще и говорить может со своим окружением только на латыни? Светскими талантами Филипп тоже не обладал. В самом деле, как можно рассыпать остроумные замечания и говорить дамам комлименты на тяжеловесной, официальной латыни? Танцевал он очень даже посредственно, искусство ценил, но сам немного в нем понимал.

Мэри, с другой стороны, должна была балансировать между ролью жены, которая была для нее чрезвычайно важна, королевы и психолога, вынужденного сглаживать неприятные моменты пребывания Филиппа в Англии. А тут еще беременность. Само по себе, событие потрясающе счастливое, но физически ей было плохо. Наконец, 28 апреля она смогла удалиться в родильные покои и немного отдохнуть. А Филипп отнюдь не попытался этот момент использовать для того, чтобы перехватить бразды правления – его внимание и время полностью занимали события на континенте.

Никто не знает, что произошло в родильных покоях. Принятая широко версия о ложной беременности не подтверждается решительно ничем. Как бы мы ни усмехались по поводу медиков того времени, есть свидетельства дам двора Мэри, и совета, который видел, как увеличивается в объеме ее живот, а все они были людьми женатыми и к иллюзиям не склонными. Были приготовлены прокламации о рождении ребенка, гонцы ожидали сигнала. Известно даже, что у Мэри активно функционировали молочные железы, и нет, никаких менструальных периодов у нее во время этого периода не было.

Сплетни того периода говорят о попытке отравления, о ведьмовстве, о болезни, даже о попытке какой-то подмены со стороны Филиппа. Но на самом деле никто ничего не знает. Известно только, что королева появилась на людях только в конце июля (!), в полумертвом состоянии физически и в глубочайшей депрессии. Еще более странно то, что королевкая чета уехала на природу 3 августа, а уже 5 августа Филипп отбыл в Нидерланды.

заготовленное извещение о рождении наследника

Произошла какая-то трагедия, относительно которой одни историки столетиями рассказывали только анекдоты, а другие покачивали головами: ну чего ожидать от бедной пожилой истерички? Только вот истеричкой Мэри не была, рожали в ее возрасте и другие, да и весь ход событий выглядит более, чем странно. Особенно то, что Филипп так спешно покинул Англию, бросив полуживую королеву и свое королевство на съедение лордам. Потому что его присутствия в совете действительно, как и надеялась Мэри, было достаточно для того, чтобы грызня в нем прекратилась, и правительство занималось работой, а не интригами.

Поспешному отъезду Филиппа может найтись и безобидное объяснение: возможно, его отец снова серьезно заболел, потому что он передал сыну корону уже в сентябре 1555 года. Короновался Филипп в Брюсселе в январе 1556 года, и теперь у него были руки полны дел, да и осенью уже были.

Но скорее всего, как ни печально, Филипп уехал из Англии так поспешно, чтобы просто-напросто пошантажировать свою жену, пока она слаба. Филипп хотел короноваться королем Англии, и при политических браках такое поведение вполне логично, хотя и много говорит о человеческих качествах прессующей стороны.

Но Мэри и в полумертвом состоянии была Мэри Тюдор, и на провокацию не поддалась. Можно ли было обойти условия брачного договора Филиппа и Мэри, и короновать Филиппа? Разумеется. Для этого было достаточно изменить волей парламента условия этого договора, и это было возможно, потому что Филипп за прошедшее время зарекомендовал себя неплохо. Почему же Мэри была против?



Объяснение может быть только одно: Мэри отнюдь не хотела, чтобы после ее смерти Филипп получил право требовать трон себе, что означало бы действительно присоединение Англии к Испании, и именно ту ситуацию, которую рисовали в страшилках кентские повстанцы и авторы памфлетов. Опять же, из современных сплетен: говорили, что совет разделен на людей королевы и людей короля, что по совету герцога Альбы Филипп пытается продвинуть на ключевые посты своих людей, что королева нейтрализует продвижением своих людей. В общем, в счастливом семействе шла явная битва за главенство, а император, по-видимому, уже не мог разрулить ситуацию.

Примирение, которое предложил Мэри Филипп, имело условие: мирное соглашение между Англией и Францией закончилось в 1556 году, и теперь у Англии было полное право объявить Франции войну. Мэри согласилась.

В марте 1557 года они появились в Лондоне снова объединенными, Мэри снова выглядела прекрасно, и совет был вынужден уступить. Англия войны не хотела не потому, что англичане прониклись любовью к французам, а потому, что война плохо влияла на торговлю и требовала затрат. Но из Англии даже отправились 7500 добровольцев сражаться на стороне короля Пикардии, и даже помогли занять ему Сент Квентин. Но затем пал Кале, и вполне понятно, что за этим последовало. Мэри говорила тогда, что когда после ее смерти у нее извлекут сердце, люди прочтут на нем слово «Кале».

А вот за этим последовали события очень тревожные: в январе 1558 года Мэри заявила, что она беременна. Все решили, что она просто пытается отвлечь внимание подданных от неудач в войне, кроме Филиппа. Он-то понял, что жена серьезно больна, и сделал свои выводы, начав неофициальные переговоры с Элизабет.

Собственно, он уже предпринимал некоторые попытки что-то решить относительно принцессы. Он пытался пристроить ее за герцога Савойского, когда еще лелеял планы на свою коронацию. Но здесь сестры дружно сплотились против такой перспективы, и из брака ничего не вышло. Летом же 1558 года Филипп пустил в ход весь свой собственный шарм, отрядив представлять свои интересы графа Фериа. Непонятно, думал ли он, что ему удастся жениться на Элизабет, как утверждают некоторые викторианские историки, или просто пытался с ней подружиться на будущее, но контакты у них были.

С точки зрения католической церкви, трон Англии после Мэри должна была занять или Мария Стюарт, или графиня Леннокс (потому что Элизабет была бастардом), что не устраивало ни Филиппа, ни Элизабет. Опять же, совершенно неизвестно, как далеко намеревалась, и намеревались ли Мэри зайти в своем нежелании видеть Элизабет на троне, но Филипп предпочитал думать, что именно он охранял принцессу и ее интересы в последние месяцы жизни Мэри. Если и так, Элизабет никогда не выказала ему за это никакой благодарности.



Таким образом, вопреки популярному мнению, Англию под руку Рима вернул Филипп, а не Мэри. Вопреки утверждениям, история с беременностью Мэри вовсе не так проста и ясна. В третьих, Филипп не имел никакого отношения к репрессиям против протестантов, хотя часть его духовенства их приветствовала. Но это уже другая история.