Инвалидность в Средние века - всё, что вы хотели знать о жизни после смерти

[MirrinMinttu]

Следующий момент, который анализирует Ирина Мецлер, относится к сложнейшей теме «жизни после смерти» - к тому, в каком виде праведники появятся в раю. Лично для меня этот теологический момент всегда был полной мистерией: почему все мои знакомые, кому близок концепт Рая, подразумевали именно физические формы, хотя по моему разумению, речь должна была идти об энергетических/духовных слепках личности?



Тема физического совершенства в Раю поднимается ещё в Старом Завете, Псалом 15:10: «Ведь Ты не оставишь мою душу в мире мёртвых, и не дашь Твоему святому увидеть тление». Средневековые теологи понимали это вполне буквально: Бог не захочет, чтобы взор его святых был оскорблён видом разложения. Новый Завет продолжает тему в Деяниях 2:31-32: «Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления. Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели».

От всего этого теологи средневековья как-то пришли к выводу, что единое тело (corpus totum) – это неиспорченное тело (corpus incorruptum). Во всяком случае, если вопрос идёт о святых. Св. Ансельм (Ансельм Кентерберийский, последовательно рассорившийся на своём посту и с Вильгельмом II, и с Генри I) обещал уже всем, кто попадёт в рай, единое и неиспорченное тело, как у святых: «Там не будет ни слепых, ни хромых, ни убогих; не будет ни страданий, ни боли, ни тревоги». А вот святые, принявшие мученическую смерть за веру, как раз будут отмечены шрамами – как знаками уважения к их жертве.

Идея Ансельма, жившего в одиннадцатом веке, не нова. Ещё на иллюстрации к Apocalypse de Trèves (конец девятого века) ангел в день Страшного Суда велит отсутствующим членам тела вернуться к их владельцам. Изображение медведя на иллюстрации другого манускрипта, MS 1833, fol. 109v, Stiftsbibliorhek, Melk, не случайно (1250-е) – он возвращает владельцу откушенную ногу.

Собственно, некоторые моменты подобного толка побудили теологов немного подумать над менее очевидными случаями чем тот, который иллюстрируется миниатюрой. Что, если человека съел волк, которого, в свою очередь, съел медведь, который потом попал в пасть ко льву? Не будем задумываться, насколько вероятна встреча перечисленных животных в одном лесу, вопрос чисто теоретический, рассматривающийся в средневековом немецком тексте Lucidarius, написанном около 1190-1195гг. Ответ был прост: человеческая плоть восстановится, а зверская останется мёртвой. И Создатель прекрасно отличит одно от другого, и, как гончар, делающий новый прекрасный сосуд из черепков старого, он восстановит человека, пережёванного многими хищниками, цельным и совершенным.

Идею о том, что человеческое тело станет совершенным после воскресения, можно проследить к св. Августину: «Все человеческие существа восстанут в телах, которые они имели, или могли бы иметь, в пору расцвета жизни». «Все дефекты исчезнут» в телах тех, кто вступит на Небеса, будь то недостатки ума, психики или тела. Впрочем, св. Августин не вдаётся в детали – какого именно возраста, роста и веса будут восставшие идеалы? Но и он утверждает, что святые восстанут со шрамами или отметками на теле, потому что эти шрамы являются не дефектами, а достоинствами, знаками отличия.

Ефрем Сирин (Эфраим Сирийский), который был почти современником св. Августина, писал, что дети, умершие в чревах матерей, восстанут взрослыми, и матери, умершие в родах, узнают своих детей. Ефрем Сирин тоже придерживался мнения, что мученики будут отмечены следами своих страданий: «мученики покажут язвы своих страданий и мучений, а подвижники – свой подвиг, свое воздержание, терпение, свои скорби, свою нестяжательность и свои слезы».

Но вообще-то, наиболее точно всё объяснил Тертуллиан, раннехристианский теолог, живший в 160-225гг. Он считал, что человеческое тело имеет изначальную целостность, своего рода физическую идеальность, которая не нарушается в глазах Творца даже тогда, когда в реальности оно изуродовано. Именно поэтому люди восстанут в своих идеальных формах.

Григорий I, оставивший по себе массу историй, истинных и выдуманных, уточнял, что после воскресения, люди сохранят свою индивидуальность, просто их тела будут избавлены от дефектов.
Относительно выдуманных историй, кстати. Русскоязычная вики утверждает, что этому папе принадлежит выражение “Невежество — мать истинного благочестия», ссылаясь на Энциклопедию для детей от 1994 года. Как понимаю, речь идёт о следующем выражении: «Illiterate men can contemplate in the lines of a picture what they cannot learn by means of the written word» («неграмотный человек может разглядеть в линиях рисунка то, что не сможет понять из написанных слов»).

Очень любопытны работы Оттона Фрейзингенского, жившего в двенадцатом веке. Собственно, в отношении воскресения он не изобрёл ничего нового, он просто освежил в памяти современников мысли св. Августина, и снабдил их своими комментариями. С немецкой нудноватостью, он добросовестно уточняет, что хотя Августин и обещал, что человек воскреснет в телесной форме, которую он имел при жизни, «мы не должны предполагать, что гиганты вернутся в той же громадной форме, а карлики – в той же малой». И так далее, вплоть до худых и толстых. Все воскреснут красивыми и пропорциональными.

Но это неизбежно приводит к вопросу о тех, кого невозможно описать простым словом «деформированные», и кого средневековые нетолерантные схоласты называют просто «монстры и выродки». В прямом смысле – «гермафродиты и двухголовые создания, которых природа плохо соединила или плохо разъединила». Эстетика Создателя, по мнению Оттона Фрейзингенского, рациональна, и в своей рациональности не допустит воскресения созданий типа «сиамских близнецов» именно в прежнем виде, а не в виде нормальных близнецов. Оттон подтверждает свои мысли цитатами из Августина, где говорится, что подобные создания воскресают в своей истинной форме.

В общем и целом, о воскресении в идеальной форме говорили все теологи Средневековья, так что большого смысла перечислять их нет. В общем-то, они все рассуждают не столько о воскресении как таковом (оно как бы подразумевается по умолчанию), а о сопутствующей процессу трансфигурации.

Доктор Мецлер приводит только один пример более оригинальной идеи воскресения, и принадлежит она Германну из Рина, жившему в двенадцатом веке. Германн из Рина разделяет воскресение души и воскресение тела. Возрождение души, по его мнению, происходит «сейчас», а возрождение тела произойдёт когда-нибудь «потом», в будущем, где не будет места ни бедности, ни болезням, ни отчаянию, ни «неподобающим вещам».
Такое впечатление, что этот Германн писал о чём-то более «здешнем», чем канонический Рай. К сожалению, информация о нём весьма скудна, и сборник его 108 проповедей продаётся по безумной цене, да и то отсутствует на складе, и вообще издан на французском: www.amazon.com/Hermann-Sermons-Christianorum-Tr...

С другой стороны, идея о единстве души и тела в человеке стара, очень стара, гораздо старше самого христианства. Ещё еврейские мыслители-эллинисты, а за ними и раннехристианские философы, рассматривали человека как единое психосоматическое целое.
В период Средневековья, о единстве души и тела писали многие. В частности, Хильдегард из Бингена писала, что человек существует как бы в двух планах одновременно, в телесном и в духовном. «Как тело не может существовать без крови, так и кровь не может существовать без тела», - пишет она. «Душа и тело едины».

Собственно, евхаристическая теология имеет свои корни именно в этой мысли, выраженной ещё в Аристотелевой философии о существовании тела одновременно в материи и форме, которые, тем не менее, являются самостоятельными сущностями сами по себе. Тело берёт начало в материи и принимает форму с заданными параметрами внешнего вида.

Доктор Мецлер сожалеет, что эта теория не принимает во внимание тех, кто деформирован от рождения. Но, по-моему, такие случаи теологи относили просто к ошибкам природы, которая, в отличие от Бога, может давать сбои, как и всякий рабочий инструмент.

В двенадцатом-тринадцатом веках доминирующей теорией была идея о том, что сама по себе душа не имеет идентификации, и, таким образом, бессильна вне тела. Только вместе с телом душа создаёт то, что можно назвать человеческой личностью. К четырнадцатому веку, Томас/Фома Аквинский добавляет, что будущая личность уже как бы впечатана в душу. То есть, душа не соединяется с телом любого попавшегося пола, цвета, состояния. Душа несёт в своей структуре определённое «Я», эго, и не блуждает бессмысленно из тела в тело, а ищет определённое тело, при помощи параметров которого она сможет сформировать определённую личность.

Проблема в этом ряде мыслей очевидна. Душа, принадлежавшая человеку с инвалидностями, создаст вместе с данным телом личность, частью которой будет инвалидность. Тем не менее, после воскресения тело каждого воскресшего будет идеальным. То есть, инвалид, по сути, потеряет часть собственной личности, воскреснув для вечной жизни.

Конечно, решение проблемы может быть очень простым. В одной из средневековых мистерий говорится: «Lofed be thou, Lord, that is so sheen/ That of this manner made us to rise/ Body and soul together, clean/ To come before the high justice”. То есть, в момент воскресения не только тело станет совершенным, но и душа очистится тоже.

Доктор Мецлер, рассуждая по поводу вышеприведённых теорий, высказывает довольно оригинальную, на мой взгляд, гипотезу: если средневековый человек наверняка знал, что когда-нибудь, при воскрешении, его тело станет идеальным, при жизни он мог и не выработать восприятия себя инвалидом. Инвалидность личности вполне могла не сформировать в человеке личность инвалида, понимаете?

Совершенно отдельно от этих философских теорий стоят воззрения катаров, которые отдавали авторское право на материальный мир Сатане. От Бога, по их мнению, был только мир духовный. Таким образом, катары вообще не верили в телесное воскрешение. Они верили в вечную жизнь Духа. Неизвестно, как они относились к телесным деформациям и повреждениям. Возможно, считали их доказательством того, что этот мир создан Сатаной. Возможно, считали, что телесность в этом сатанинском мире не имеет никакого значения, если значение имеет только душа.