Do or die
Перепост отсюда: icorso.livejournal.com/profile
Смерть Эспиносы отнюдь не привела к возвращению хаотичного образа правления, присущего 1560-м годам. Не возможно было повернуть время вспять, потому что объём работы, с которой приходилось иметь дело государственному аппарату, возрос неимоверно. Советы собирались всё чаще – с 1571 Совет Индий обязан был заседать три раза в неделю - утром и днём - при этом количество обсуждаемых документов всё увеличивалось. К примеру, Военный Совет, который в 1560-е года за год нарабатывал две-три кипы документов, 1590-м поднял продуктивность до тридцати. Объём работы всех четырнадцати советов рос пропорционально увеличению количества поступающих документов, при чём в ранее не виданных масштабах. Число меморандумов и всёвозможных петиций с просьбами о милости и наградах зашкаливало. В мае 1571 года, когда Эспиноса убедил Филиппа II создать отдельный секретариат под его личным управлением, за месяц на королевский стол легло 1252 меморандумов – более сорока в день. И король должен был ответить на каждый из них.
читать дальшеНе удивительно, что временами Филиппа II посещала мысль о том, что он никогда не завершит свою работу. «И хотя передо мной на столе 10000 документов, я всё же напоминаю Вам…», - начинает он одно из писем. С другой стороны, он всё же стоически прочитывал и подписывал по 400 документов в день. Король был неутомим: он мог работать всегда и везде. Если позволяла погода, он брал бумаги с собой во время выездов на природу (хотя предпочитал всё-таки выезжать без оных): «… и так как я до сих пор не разделался с этими чёртовыми бумагами, мне пришлось взять их с собой за город, откуда имею в честь писать Вам». Король часто читал депеши, находясь в поездке, даже на борту корабля. Когда королевская семья путешествовала по Тахо в Аранхуэс, Филипп «взял с собой маленький стол, и сидя за ним, подписывал приносимые слугой бумаги». А в это время на берегу под аккомпанемент струнного оркестра танцевали фрейлины.
Обычно же работа редко так мило сочеталась с удовольствием. Временами король испытывал такое давление от неё, что попросту сдавался. Например, он как-то жалуется секретарю: «До позднего утра сего дня я разбирал и подписывал бумаги по Фландрии, у меня больше не осталось сил. За сим, выезжаю на дачу за город. Если по приезду удастся сделать более, я Вас оповещу». Схожим образом он отвечает уже при иных обстоятельствах: «Только что получил от Вас очередной пакет бумаг. У меня нет ни времени, ни сил на их изучение, поэтому я не буду открывать его до завтрашнего дня. Уже одиннадцатый час, а я ещё не обедал. Мой стол завален бумагами на завтра, потому что на сегодня силы мои иссякли». Или вот: «День незаметно пролетел, уже десять часов, я скверно себя чувствую и умираю от голода. Эти бумаги подождут до завтра». Очень часто король жалуется глазную боль (об этом он упоминает в своих письмах), что, несомненно, вызвано длительной работой и плохим освещением.
Работа подрывала здоровье и влияла на характер короля, так что жизненно необходимым стало снижение его личного участия в решении маловажных вопросов. В апреле 1573 года бывший личный секретарь Эспиносы Матео Васкес предложил простой способ облегчить его бремя. Он пишет напрямую королю: «Считаю необходимым обратить внимание Вашего Величества на отсутствие у Вас личного секретаря, в результате чего многие важные документы остаются не прочитанными и не подписанными; по причине же Вашей крайней занятости мы боимся за Ваше здоровье, ведь всем известно, какое пагубное влияние оказывает на человека подобная работа». Васкес предложил пересылать всю личную почту короля ему, тем самым избавив «Ваше Величество от лишней работы». Идея понравилась королю, и в течение следующих восемнадцати лет Васкес оставался при Филиппе II личным секретарём. Ему разрешалось подготавливать, а иногда и подписывать ответные послания короля. Согласно коллегии:
"Вот как они взаимодействовали. Обычно Его Величество сидел за столом, в то время как секретарь подходил к нему с документами. Садясь рядом на скамью, Васкес докладывал Его Величеству содержание самых важных писем и петиций. Выслушав доклад, Его Величество решал, что он желает предпринять по каждому отдельному вопросу. Все решения тут же документировались секретарём, подписывались Его Величеством и направлялись министрам. Когда приходила consulta с рекомендациями советников, секретарь Васкес читал её содержание вслух, после чего Его Величество в присутствии секретаря принимал наилучшее решение по каждому делу. Секретарь записывал решение на листе бумаги, после чего собственноручно в краткой форме излагал его на полях consulta и отдавал на подпись королю."
Васкес также координировал различные неофициальные комитеты, создаваемые Филиппом с возрастающей частотой после 1560-х годов. Король и его секретарь решали, кто должен быть включён (и когда исключён), даты заседаний и план обсуждения. Как было замечено, без Васкеса «система хунт не работала бы»: его роль в осуществлении управленческого принципа короля «запутай и властвуй», когда его министры оставались в неведении относительно всего, что выступало за рамки их полномочий, была исключительной.
В 1574 году венецианский посол отмечает, что Филипп II никогда полностью не доверял никому – «Говорят, король страдает от той же болезни, что его отец – подозрительность». Даже льстящий Филиппу биограф Лоренцо Ван дер Гаммен отмечает, что «подозрительность, недоверие и сомнения были основой его благоразумия». В особенно негативном ключе эти качества проявлялись при вознаграждении своих подданных. Труд лишь немногих из них оплачивался в соответствии с их реальными заслугам. Многие министры жаловались, что буквально разорялись на службе у короны. Более всего страдали самые знатные аристократы, наподобие герцога Альбы, который однажды заявил, что потратил более 500000 дукатов из собственного кармана, выполняя поручения короля. Похоже, что Филипп поступал так намерено. В 1575 году другой дворянин, верой и правдой служивший королю долгие годы, герцог Медина Сели, умирал. На смертном одре он крайнее негодовал по поводу всех лишений, которые понёс на службе у короны. Секретарь проинформировал об этом короля, на что тот ответил: «Вы совершенно справедливо полагаете, что я предпочитаю более делать для мёртвых, нежели для живых, посему, когда герцог покинет нас, я не премину отдать ему должное».
Король не доверял никому, и в этом заключалась истинная причина, по которой он требовал предоставления документов для своего личного ознакомления. Конечно, он не был в состоянии находить все ошибки, подмечать любой обман и недомолвки, что прекрасно осознавали его министры. Но в тоже время они никогда не были уверены, что король в следующий раз сможет увидеть, а что нет. Один небольшой случай личного участия Филиппа в раскрытии факта мошенничества со стороны государственного служащего касался сына представителя Совета Индий, который использовал свои внутренние связи с целью присвоения 400 дукатов серебром с корабля, прибывшего из Америки в 1580 году. Он был вычислен, и в 1582 году приговорён Советом Индий к 4-летней ссылке и штрафу 20000 мараведи (53 дуката). В июле 1583 года осуждённый подал аппеляцию, и Совет, не без уважения к его отцу, принял решение о помиловании. Приказ был послан на подпись королю, но тот случайно, перед тем как подписать, причитал документ. Король пришёл в ярость. «Это серьёзное преступление, которое заслуживает сурового наказания. А учитывая мягкость приговора – что само по себе непростительно – я не вижу причин, по которым мы должны хотя бы на день сокращать ему срок, и тем более прощать. Пусть отбудет своё наказание по полной».
Благодаря подобным инцидентам, ставшим предметом для сплетен при дворе, Филипп II приобрёл славу «короля бумаги», монарха, обожавшего строчить письма секретарю, сидящему за дверью. Безусловно, Филипп куда с большей охотой предпочитал читать и писать, нежели говорить и слушать. «Если Вы рядом», - писал он одному из придворных, - «желательно услышать все подробности по этому делу непосредственно с Ваших слов. Но коль скоро Вы в состоянии сообщить мне их в письменной форме с гарантией полной безопасности, я думаю, это было бы лучшим выходом». Даже со своими близкими он был немногословен. Когда в 1585 его дочь Каталина уезжала, чтобы выйти замуж за герцога Савойского: «Я не смог попрощаться ни с тобой, ни с герцогом, равно как не смог сказать тебе, всего, о чём думал…». Поэтому, после того как он поднялся на башню ближайшего монастыря, чтобы последним взглядом проводить уходящую галеру, он написал дочери письмо, в котором смог выразить все свои внутренние переживания.
Привычка вести дела посредством письменных указаний вызывала массу критических замечаний, как у современников, так и у историков. Для людей XVI века, большинство из которых и читать-то могли с трудом (и даже если могли, то в основном вслух), предпочтения Филиппа слову письменному были крайне непонятными. «Не затем Господь наделил королей властью, чтобы те могли беззаботно читать, писать, молиться и перебирать чётки», - однажды сказал королю священник, намекая на то, что Филипп предпочитает письменное общение. «И тем более не для того, чтобы Ваше Величество могло найти более удачное оправдание Вашему отдалению от людей». В этих словах есть доля правда: король временами признаётся, что не любит, когда вокруг него постоянно кто-то находится. Но тому было ещё одно объяснение. Он ненавидел принимать сиюминутные решения, а когда вопрос приходил в письменной форме, то мог какое-то время поразмыслить. Более того, не смотря на то, что его секретари, архитекторы и министры приходили каждый в отдельно назначенный день и час, и что аудиенции иностранным дипломатам он давал в заранее определённое время, иногда ему с трудом удавалось запомнить всё, что ему было сказано.
Однажды, когда один видный министр просил королевского секретаря об аудиенции, король согласился с явной неохотой: «Я бы с радостью принял его, но, у меня, правда, нет времени, да и мало чего я запоминаю из того, что говорится на этих встречах - но только об этом никому ни слова. Я говорю о большей их части, не обо всех». И последнее, и самое важное: королю попросту не хватало времени на то, чтобы разобраться с каждым возложенным на него делом, даже при условии предварительного предоставления ему краткого отчёта. Те, кто хоть раз имел дело с административными органами, знает, сколько времени тратится на решение любого вопроса. А если прибавить к этому размеры Испанской империи и настойчивое стремление Филиппа в изучении любого приказа, изданного от его имени, то можно понять с каким гигантским объёмом бумажной волокиты приходилось иметь дело секретарям короля и ему самому. Эффективность системы доказывается тем фактом, что большое количество документов, отсылаемых королю, возвращалось с его подписью в течение одного - двух дней. Некоторые даже возвращались в тот же день: «В 6 по полудню с посыльным прибыло письмо для короля от Антонио Переса. В 8 часов посыльный вернулся с ответом» - достаточно частая запись в журнале королевского секретаря.
О цене, которую пришлось заплатить Филиппу II за подобную административную эффективность, можно только догадываться. В 1590 году хорошо информированный придворный подсчитал, что за всю жизнь король написал такое количество писем, что ими можно было наполнить четыре гружёных мула – при том, что у короля впереди ещё восемь лет жизни! Приблизительно в тоже время флорентийский посол утверждал, что Филипп по 8-9 часов в день, сидит за столом, соблюдая всё тот же ранее заведённый распорядок, что всегда.
Просыпался он мгновенно, обычно в 8 утра, затем в течение часа, или около того, занимался чтением документов, лёжа в постели. Вставал он только приблизительно в 9:30, потом цирюльник его брил, и слуга одевал. Незамедлительно после этого король следовал в молельню и слушал мессу, после чего до 4 часов по полудни принимал аудиенции, затем он обедал. После короткого сна он приступал к основной работе, которая продолжалась до самого ужина. Стол накрывался приблизительно в 9 часов вечера, либо позже, если король задерживался. Ко сну он отходил опять же в зависимости от объёма работы. Весь распорядок дня был подчинён рабочему ритму его администрации, которая начинала функционировать в 8 часов утра, чтобы привести документы в надлежащий вид для последующей их передачи на прочтение королю. Королю нравилось ощущать себя частью административного механизма. Даже свидание с супругой Филипп чередовал с должностными обязанностями: перед посещением мессы, после ужина и перед самым отходом ко сну (королевская чета обычно спала – как это было принято в королевских семьях в то время - в отдельных комнатах). В жизни Филиппа II такая вещь как отдых и свободное время имели место только, когда король был настолько истощен, что просто не мог больше работать.
Смерть Эспиносы отнюдь не привела к возвращению хаотичного образа правления, присущего 1560-м годам. Не возможно было повернуть время вспять, потому что объём работы, с которой приходилось иметь дело государственному аппарату, возрос неимоверно. Советы собирались всё чаще – с 1571 Совет Индий обязан был заседать три раза в неделю - утром и днём - при этом количество обсуждаемых документов всё увеличивалось. К примеру, Военный Совет, который в 1560-е года за год нарабатывал две-три кипы документов, 1590-м поднял продуктивность до тридцати. Объём работы всех четырнадцати советов рос пропорционально увеличению количества поступающих документов, при чём в ранее не виданных масштабах. Число меморандумов и всёвозможных петиций с просьбами о милости и наградах зашкаливало. В мае 1571 года, когда Эспиноса убедил Филиппа II создать отдельный секретариат под его личным управлением, за месяц на королевский стол легло 1252 меморандумов – более сорока в день. И король должен был ответить на каждый из них.
читать дальшеНе удивительно, что временами Филиппа II посещала мысль о том, что он никогда не завершит свою работу. «И хотя передо мной на столе 10000 документов, я всё же напоминаю Вам…», - начинает он одно из писем. С другой стороны, он всё же стоически прочитывал и подписывал по 400 документов в день. Король был неутомим: он мог работать всегда и везде. Если позволяла погода, он брал бумаги с собой во время выездов на природу (хотя предпочитал всё-таки выезжать без оных): «… и так как я до сих пор не разделался с этими чёртовыми бумагами, мне пришлось взять их с собой за город, откуда имею в честь писать Вам». Король часто читал депеши, находясь в поездке, даже на борту корабля. Когда королевская семья путешествовала по Тахо в Аранхуэс, Филипп «взял с собой маленький стол, и сидя за ним, подписывал приносимые слугой бумаги». А в это время на берегу под аккомпанемент струнного оркестра танцевали фрейлины.
Обычно же работа редко так мило сочеталась с удовольствием. Временами король испытывал такое давление от неё, что попросту сдавался. Например, он как-то жалуется секретарю: «До позднего утра сего дня я разбирал и подписывал бумаги по Фландрии, у меня больше не осталось сил. За сим, выезжаю на дачу за город. Если по приезду удастся сделать более, я Вас оповещу». Схожим образом он отвечает уже при иных обстоятельствах: «Только что получил от Вас очередной пакет бумаг. У меня нет ни времени, ни сил на их изучение, поэтому я не буду открывать его до завтрашнего дня. Уже одиннадцатый час, а я ещё не обедал. Мой стол завален бумагами на завтра, потому что на сегодня силы мои иссякли». Или вот: «День незаметно пролетел, уже десять часов, я скверно себя чувствую и умираю от голода. Эти бумаги подождут до завтра». Очень часто король жалуется глазную боль (об этом он упоминает в своих письмах), что, несомненно, вызвано длительной работой и плохим освещением.
Работа подрывала здоровье и влияла на характер короля, так что жизненно необходимым стало снижение его личного участия в решении маловажных вопросов. В апреле 1573 года бывший личный секретарь Эспиносы Матео Васкес предложил простой способ облегчить его бремя. Он пишет напрямую королю: «Считаю необходимым обратить внимание Вашего Величества на отсутствие у Вас личного секретаря, в результате чего многие важные документы остаются не прочитанными и не подписанными; по причине же Вашей крайней занятости мы боимся за Ваше здоровье, ведь всем известно, какое пагубное влияние оказывает на человека подобная работа». Васкес предложил пересылать всю личную почту короля ему, тем самым избавив «Ваше Величество от лишней работы». Идея понравилась королю, и в течение следующих восемнадцати лет Васкес оставался при Филиппе II личным секретарём. Ему разрешалось подготавливать, а иногда и подписывать ответные послания короля. Согласно коллегии:
"Вот как они взаимодействовали. Обычно Его Величество сидел за столом, в то время как секретарь подходил к нему с документами. Садясь рядом на скамью, Васкес докладывал Его Величеству содержание самых важных писем и петиций. Выслушав доклад, Его Величество решал, что он желает предпринять по каждому отдельному вопросу. Все решения тут же документировались секретарём, подписывались Его Величеством и направлялись министрам. Когда приходила consulta с рекомендациями советников, секретарь Васкес читал её содержание вслух, после чего Его Величество в присутствии секретаря принимал наилучшее решение по каждому делу. Секретарь записывал решение на листе бумаги, после чего собственноручно в краткой форме излагал его на полях consulta и отдавал на подпись королю."
Васкес также координировал различные неофициальные комитеты, создаваемые Филиппом с возрастающей частотой после 1560-х годов. Король и его секретарь решали, кто должен быть включён (и когда исключён), даты заседаний и план обсуждения. Как было замечено, без Васкеса «система хунт не работала бы»: его роль в осуществлении управленческого принципа короля «запутай и властвуй», когда его министры оставались в неведении относительно всего, что выступало за рамки их полномочий, была исключительной.
В 1574 году венецианский посол отмечает, что Филипп II никогда полностью не доверял никому – «Говорят, король страдает от той же болезни, что его отец – подозрительность». Даже льстящий Филиппу биограф Лоренцо Ван дер Гаммен отмечает, что «подозрительность, недоверие и сомнения были основой его благоразумия». В особенно негативном ключе эти качества проявлялись при вознаграждении своих подданных. Труд лишь немногих из них оплачивался в соответствии с их реальными заслугам. Многие министры жаловались, что буквально разорялись на службе у короны. Более всего страдали самые знатные аристократы, наподобие герцога Альбы, который однажды заявил, что потратил более 500000 дукатов из собственного кармана, выполняя поручения короля. Похоже, что Филипп поступал так намерено. В 1575 году другой дворянин, верой и правдой служивший королю долгие годы, герцог Медина Сели, умирал. На смертном одре он крайнее негодовал по поводу всех лишений, которые понёс на службе у короны. Секретарь проинформировал об этом короля, на что тот ответил: «Вы совершенно справедливо полагаете, что я предпочитаю более делать для мёртвых, нежели для живых, посему, когда герцог покинет нас, я не премину отдать ему должное».
Король не доверял никому, и в этом заключалась истинная причина, по которой он требовал предоставления документов для своего личного ознакомления. Конечно, он не был в состоянии находить все ошибки, подмечать любой обман и недомолвки, что прекрасно осознавали его министры. Но в тоже время они никогда не были уверены, что король в следующий раз сможет увидеть, а что нет. Один небольшой случай личного участия Филиппа в раскрытии факта мошенничества со стороны государственного служащего касался сына представителя Совета Индий, который использовал свои внутренние связи с целью присвоения 400 дукатов серебром с корабля, прибывшего из Америки в 1580 году. Он был вычислен, и в 1582 году приговорён Советом Индий к 4-летней ссылке и штрафу 20000 мараведи (53 дуката). В июле 1583 года осуждённый подал аппеляцию, и Совет, не без уважения к его отцу, принял решение о помиловании. Приказ был послан на подпись королю, но тот случайно, перед тем как подписать, причитал документ. Король пришёл в ярость. «Это серьёзное преступление, которое заслуживает сурового наказания. А учитывая мягкость приговора – что само по себе непростительно – я не вижу причин, по которым мы должны хотя бы на день сокращать ему срок, и тем более прощать. Пусть отбудет своё наказание по полной».
Благодаря подобным инцидентам, ставшим предметом для сплетен при дворе, Филипп II приобрёл славу «короля бумаги», монарха, обожавшего строчить письма секретарю, сидящему за дверью. Безусловно, Филипп куда с большей охотой предпочитал читать и писать, нежели говорить и слушать. «Если Вы рядом», - писал он одному из придворных, - «желательно услышать все подробности по этому делу непосредственно с Ваших слов. Но коль скоро Вы в состоянии сообщить мне их в письменной форме с гарантией полной безопасности, я думаю, это было бы лучшим выходом». Даже со своими близкими он был немногословен. Когда в 1585 его дочь Каталина уезжала, чтобы выйти замуж за герцога Савойского: «Я не смог попрощаться ни с тобой, ни с герцогом, равно как не смог сказать тебе, всего, о чём думал…». Поэтому, после того как он поднялся на башню ближайшего монастыря, чтобы последним взглядом проводить уходящую галеру, он написал дочери письмо, в котором смог выразить все свои внутренние переживания.
Привычка вести дела посредством письменных указаний вызывала массу критических замечаний, как у современников, так и у историков. Для людей XVI века, большинство из которых и читать-то могли с трудом (и даже если могли, то в основном вслух), предпочтения Филиппа слову письменному были крайне непонятными. «Не затем Господь наделил королей властью, чтобы те могли беззаботно читать, писать, молиться и перебирать чётки», - однажды сказал королю священник, намекая на то, что Филипп предпочитает письменное общение. «И тем более не для того, чтобы Ваше Величество могло найти более удачное оправдание Вашему отдалению от людей». В этих словах есть доля правда: король временами признаётся, что не любит, когда вокруг него постоянно кто-то находится. Но тому было ещё одно объяснение. Он ненавидел принимать сиюминутные решения, а когда вопрос приходил в письменной форме, то мог какое-то время поразмыслить. Более того, не смотря на то, что его секретари, архитекторы и министры приходили каждый в отдельно назначенный день и час, и что аудиенции иностранным дипломатам он давал в заранее определённое время, иногда ему с трудом удавалось запомнить всё, что ему было сказано.
Однажды, когда один видный министр просил королевского секретаря об аудиенции, король согласился с явной неохотой: «Я бы с радостью принял его, но, у меня, правда, нет времени, да и мало чего я запоминаю из того, что говорится на этих встречах - но только об этом никому ни слова. Я говорю о большей их части, не обо всех». И последнее, и самое важное: королю попросту не хватало времени на то, чтобы разобраться с каждым возложенным на него делом, даже при условии предварительного предоставления ему краткого отчёта. Те, кто хоть раз имел дело с административными органами, знает, сколько времени тратится на решение любого вопроса. А если прибавить к этому размеры Испанской империи и настойчивое стремление Филиппа в изучении любого приказа, изданного от его имени, то можно понять с каким гигантским объёмом бумажной волокиты приходилось иметь дело секретарям короля и ему самому. Эффективность системы доказывается тем фактом, что большое количество документов, отсылаемых королю, возвращалось с его подписью в течение одного - двух дней. Некоторые даже возвращались в тот же день: «В 6 по полудню с посыльным прибыло письмо для короля от Антонио Переса. В 8 часов посыльный вернулся с ответом» - достаточно частая запись в журнале королевского секретаря.
О цене, которую пришлось заплатить Филиппу II за подобную административную эффективность, можно только догадываться. В 1590 году хорошо информированный придворный подсчитал, что за всю жизнь король написал такое количество писем, что ими можно было наполнить четыре гружёных мула – при том, что у короля впереди ещё восемь лет жизни! Приблизительно в тоже время флорентийский посол утверждал, что Филипп по 8-9 часов в день, сидит за столом, соблюдая всё тот же ранее заведённый распорядок, что всегда.
Просыпался он мгновенно, обычно в 8 утра, затем в течение часа, или около того, занимался чтением документов, лёжа в постели. Вставал он только приблизительно в 9:30, потом цирюльник его брил, и слуга одевал. Незамедлительно после этого король следовал в молельню и слушал мессу, после чего до 4 часов по полудни принимал аудиенции, затем он обедал. После короткого сна он приступал к основной работе, которая продолжалась до самого ужина. Стол накрывался приблизительно в 9 часов вечера, либо позже, если король задерживался. Ко сну он отходил опять же в зависимости от объёма работы. Весь распорядок дня был подчинён рабочему ритму его администрации, которая начинала функционировать в 8 часов утра, чтобы привести документы в надлежащий вид для последующей их передачи на прочтение королю. Королю нравилось ощущать себя частью административного механизма. Даже свидание с супругой Филипп чередовал с должностными обязанностями: перед посещением мессы, после ужина и перед самым отходом ко сну (королевская чета обычно спала – как это было принято в королевских семьях в то время - в отдельных комнатах). В жизни Филиппа II такая вещь как отдых и свободное время имели место только, когда король был настолько истощен, что просто не мог больше работать.
@темы: Elisabeth I
-
-
28.08.2010 в 12:18-
-
28.08.2010 в 12:27-
-
28.08.2010 в 12:36-
-
28.08.2010 в 18:49-
-
29.08.2010 в 09:21-
-
29.08.2010 в 09:30