Do or die
Елизавета решила воспользоваться взбудораженным состоянием Шотландии и снова образовать там про-английскую партию. Она даже рассталась с 3 000 фунтов в пользу графа Ангуса (Арчибальда Дугласа), чтобы тот каким-то образом избавился от Эсме Стюарта. Генри Говард немедленно донес о происходящем в Эдинбург, и для Эсме наступили черные дни.
читать дальшеДело не в том, что Леннокс был трусом, вовсе нет. Но он не был воспитан в Шотландии, где методы решения конфликтов были весьма прямолинейны, а люди привыкли к тому, что их жизни что-то всегда угрожает. Нервы сеньора д’Обиньи сдали. Эсме просто перестал покидать свои апартаменты. Впрочем, вскоре он пришел в себя и продолжил свару с генеральной ассамблеей.
Ассамблею согнали практически силой. Эсме прихватил с собой Монтгомери, дал ему вооруженный конвой и отправил прямо в Эдинбург с посланием: экскоммуникация или нет, а Монтгомери назначен королем епископом, значит, он и есть епископ. А сам поставил перед ассамблеей вопрос ребром: кто правит Шотландией? Они или король? Разумеется, прямого ответа он не получил, только брюзжание, что король нарушил свою клятву, навязывая им епископа, что Божьи враги в государстве имеют силу, а верные сыны изгнаны из всех значительных мест, и все в таком духе.
Когда Эндрю Мелвилл представил протесты королю, Арран спросил, кто посмел подписать это изменническое послание? «Мы», - был очевидный ответ Мелвилла. «И мы умрем за наше дело». Умирать никто, собственно, не собирался. Чернь Эдинбурга поднялась, и забросала несчастного Монтгомери сельскохозяйственной продукцией, удачно зажав епископа с его эскортом где-то на рыночной площади.
И Эсме сдался.
Его подвело то, что всегда подводило французов, когда дело касалось Англии или Шотландии. Они действительно не понимали, что в этих странах король-то он король и суверен, но правит только вместе со своим народом через ассамблею или парламент. В противном случае, с королем что-то приключается. Харизматические личности на троне еще могли играть против своих лордов, если их поддерживало большинство населения. Но Джеймса население, кстати, не поддерживало. Харизма там если и была, молодой король никак ее не проявил, а никаких достоинств Джеймс еще не заслужил в глазах своего народа. Вот народ и поднялся защищать то, что народ объединяло: религия и независимая церковь.
Леннокс написал Филиппу Испанскому и Марии Стюарт, что он собирается покинуть Шотландию, прихватив Джеймса с собой. Мария, разумеется, встала на дыбы и потребовала, чтобы Эсме оставался на своем посту, пока не получит ответ от Филиппа. Мендоза, через которого пошло это письмо, призадумался. Похоже, что он был прав, сомневаясь в успехах проповедей иезуитов среди шотландцев. Похоже, никакой рекатолизации Шотландии просто не получится. Что касается Филиппа, то тому, как всегда, не до Шотландии, разобраться бы с Нидерландами и тем узлом, который там завязался. По сути, Алансон был его врагом. Король Франции участия в заварушках провинций не принимал, но все знали, что Алансон не действует против воли своего брата. То есть, Филиппу как-то надо было воевать с герцогом Франсуа, не воюя, чтобы не задеть короля Франции.
А Франция упорно шла тем путем, на который угодила невольно, из-за интриги Елизаветы Английской. Франция продолжала поддерживать притязания дона Антонио на престол Португалии. Одна эскадра уже была отправлена, другая собиралась отплыть. Командовал эскадрой Филипп Строцци, и вторым командиром был назначен гугенот де Бриссак. Но, опять же, поддерживал дона Антонио отнюдь не король Франции, нет. Эскадры снаряжала, как частное лицо, Екатерина Медичи.
Сущий кошмар для Филиппа, воюющего в двух направлениях с французами, не находясь, официально, в состоянии войны с Францией! До Шотландии ли тут?
Впрочем, официальная война стала казаться довольно близкой после того, как испанцы буквально растерзали флотилии, поддерживающие дона Антонио, обойдясь без всякого джентльменского пиетета и с захваченными французскими дворянами. Король Анри официально послал деньги своему брату в Нидерланды, и это было довольно громкой декларацией.
В Шотландии же творилось что-то невообразимое. После открытой ссоры ассамблеи с королем, Ситон и Максвелл попытались захватить несколько лидирующих священников, но потерпели неудачу. Одновременно стало известно, что Эсме Стюарт запросил у герцога Гиза 500 человек для укрепления Дамбартона. Рутвен, поддержавший Эсме в свержении Мортона из чисто личной неприязни к Мортону, рассорился с Дугласами, а теперь поссорился и с Эсме (тот обозвал его жалким трусом в какой-то дискуссии). Рутвен поднял старый альянс с Линдсеем, Маром, младшим Мейтлендом и Ангусом, решив похитить короля Джеймса, пока его не похитила католическая партия куда-нибудь за границу. Впрочем, ходили слухи, что католикам и не пришлось бы похищать Джеймса, тот с дорогой душой уехал бы во Францию.
Нельзя сказать, чтобы Елизавета и Уолсингем были в стороне от всего происходящего. Собственно, Елизавета этот план и одобрила.
Как ни удивительно, но пока в Шотландии лорды только что за грудки друг друга не хватали, король Джеймс… охотился. Может, и не случайно, кто знает. Соответственно, перехватить его Мару и Рутвену ничего не стоило. Пленному королю вежливо, но жестко указали, что некие авантюристы и убийцы должны быть высланы из страны, а он, король, должен подписать примирение со своей ассамблеей. На напоминание Джеймса о том, что он – их король, они опять апеллировали к Богу, перед которым были в большей ответственности, нежели перед королем.
Джеймс бесновался, объявлял голодовку, но… Что он мог, запертый в Стирлинге с теми, кто по-настоящему управлял его королевством? Конечно же, надолго его протестов не хватило, умереть он был не готов. Да и не дали бы ему умереть, подозреваю. Джеймсу пришлось подписать документ о том, что Леннокс и Арран пытались погубить в его королевстве веру, развращали его мораль и предали королевство римскому папе. Леннокс и Арран открещивались от обвинений, как могли.
Единственным человеком, кто был готов не объясняться, а сражаться, оказалась Мария Стюарт, засыпавшая письмами папу, Гизов, Мендозу… Но ее охраняли хорошо, и граф Шрюсбери был верен своей королеве. Вся конспирация рассыпалась, как карточный домик. Французы хотели бы сохранить свое влияние в Шотландии, но ссориться с Елизаветой они не могли, а она ясно дала понять, что если Франция вмешается в дела Шотландии, то в них вмешается и Англия. В Шотландию же Елизавета отправила весьма своеобразное послание Рутвену и Мару. Она не возражает против того, что они сделали. Она просто недовольна тем, как они это сделали. А именно, тем, что унизили короля. Но она надеется на их здравый смысл и на то, что отношения двух королевств останутся дружественными. Язык дипломатии, в том числе, и современной дипломатии.
Джеймс потом сведет свои счеты, со всеми, кто унизил его, кто унизил его друзей. А пока… Пока он был абсолютно в том же положении, в котором была когда-то его мать. Ходили слухи о том, что Рутвен и Мар были готовы даже отравить Джеймса, потому что идиотами они не были. Совершенно очевидно, что они не могут вечно держать короля в заключении. Так же очевидно для них было и то, что если они Джеймса отпустят, то он им потом напомнит обо всем, и напомнит без всякой жалости. Все, собственно, зависело от Елизаветы.
Как человек, она страстно хотела бы, чтобы Эсме Стюарт и Арран были убиты, легально или нет. Она также предпочитала Марию ее сыну. Как правительница, она была вынуждена быть прагматичной. Дело в том, что французы дали ей понять: если она хочет, они могут сделать ей приятное, но, в таком случае, ей придется активно возобновить переговоры о своем замужестве и самолично написать Алансону, четко и ясно. А если ей так сильно не хочется замуж, она может отдать герцогу Франсуа маленькую Арабеллу Стюарт, и назначить их своими наследниками. Но Арабелла была бы следующей в линии наследования, если бы с Джеймсом что-то приключилось в Стирлинге. И Лейчестер хотел Арабеллу для своего сына.
Пока в Лондоне занимались высокой политикой, в Эдинбурге действовали. Эсме попытался освободить Джеймса силой. План был раскрыт, и Рутвен перевез короля в Эдинбургский замок, который Эсме и атаковал. В тот момент жизнь Джеймса не стоила ни гроша, и никому, кроме Эсме, эта жизнь не была важна. Он написал на стене своей комнаты: «A prisoner I am and liberty would have.» Наутро кто-то написал поверх этих слов: «A Papist thou art and friend to a slave; A rope thou deservest, and that thou shalt have».
Из этой патовой ситуации был один выход: Эсме Стюарт должен был покинуть Шотландию.
И он это сделал, вопреки приказам Гизов, Рима, Филиппа, Марии. Эсме знал, конечно, что ему никогда не простят ослушания, и он не ошибся. Но, похоже, он, все-таки был другом своему несовершеннолетнему королю и родичу. И он уехал, но не в Париж, как можно было бы ожидать. Нет, он уехал в Лондон. К Елизавете.
читать дальшеДело не в том, что Леннокс был трусом, вовсе нет. Но он не был воспитан в Шотландии, где методы решения конфликтов были весьма прямолинейны, а люди привыкли к тому, что их жизни что-то всегда угрожает. Нервы сеньора д’Обиньи сдали. Эсме просто перестал покидать свои апартаменты. Впрочем, вскоре он пришел в себя и продолжил свару с генеральной ассамблеей.
Ассамблею согнали практически силой. Эсме прихватил с собой Монтгомери, дал ему вооруженный конвой и отправил прямо в Эдинбург с посланием: экскоммуникация или нет, а Монтгомери назначен королем епископом, значит, он и есть епископ. А сам поставил перед ассамблеей вопрос ребром: кто правит Шотландией? Они или король? Разумеется, прямого ответа он не получил, только брюзжание, что король нарушил свою клятву, навязывая им епископа, что Божьи враги в государстве имеют силу, а верные сыны изгнаны из всех значительных мест, и все в таком духе.
Когда Эндрю Мелвилл представил протесты королю, Арран спросил, кто посмел подписать это изменническое послание? «Мы», - был очевидный ответ Мелвилла. «И мы умрем за наше дело». Умирать никто, собственно, не собирался. Чернь Эдинбурга поднялась, и забросала несчастного Монтгомери сельскохозяйственной продукцией, удачно зажав епископа с его эскортом где-то на рыночной площади.
И Эсме сдался.
Его подвело то, что всегда подводило французов, когда дело касалось Англии или Шотландии. Они действительно не понимали, что в этих странах король-то он король и суверен, но правит только вместе со своим народом через ассамблею или парламент. В противном случае, с королем что-то приключается. Харизматические личности на троне еще могли играть против своих лордов, если их поддерживало большинство населения. Но Джеймса население, кстати, не поддерживало. Харизма там если и была, молодой король никак ее не проявил, а никаких достоинств Джеймс еще не заслужил в глазах своего народа. Вот народ и поднялся защищать то, что народ объединяло: религия и независимая церковь.
Леннокс написал Филиппу Испанскому и Марии Стюарт, что он собирается покинуть Шотландию, прихватив Джеймса с собой. Мария, разумеется, встала на дыбы и потребовала, чтобы Эсме оставался на своем посту, пока не получит ответ от Филиппа. Мендоза, через которого пошло это письмо, призадумался. Похоже, что он был прав, сомневаясь в успехах проповедей иезуитов среди шотландцев. Похоже, никакой рекатолизации Шотландии просто не получится. Что касается Филиппа, то тому, как всегда, не до Шотландии, разобраться бы с Нидерландами и тем узлом, который там завязался. По сути, Алансон был его врагом. Король Франции участия в заварушках провинций не принимал, но все знали, что Алансон не действует против воли своего брата. То есть, Филиппу как-то надо было воевать с герцогом Франсуа, не воюя, чтобы не задеть короля Франции.
А Франция упорно шла тем путем, на который угодила невольно, из-за интриги Елизаветы Английской. Франция продолжала поддерживать притязания дона Антонио на престол Португалии. Одна эскадра уже была отправлена, другая собиралась отплыть. Командовал эскадрой Филипп Строцци, и вторым командиром был назначен гугенот де Бриссак. Но, опять же, поддерживал дона Антонио отнюдь не король Франции, нет. Эскадры снаряжала, как частное лицо, Екатерина Медичи.
Сущий кошмар для Филиппа, воюющего в двух направлениях с французами, не находясь, официально, в состоянии войны с Францией! До Шотландии ли тут?
Впрочем, официальная война стала казаться довольно близкой после того, как испанцы буквально растерзали флотилии, поддерживающие дона Антонио, обойдясь без всякого джентльменского пиетета и с захваченными французскими дворянами. Король Анри официально послал деньги своему брату в Нидерланды, и это было довольно громкой декларацией.
В Шотландии же творилось что-то невообразимое. После открытой ссоры ассамблеи с королем, Ситон и Максвелл попытались захватить несколько лидирующих священников, но потерпели неудачу. Одновременно стало известно, что Эсме Стюарт запросил у герцога Гиза 500 человек для укрепления Дамбартона. Рутвен, поддержавший Эсме в свержении Мортона из чисто личной неприязни к Мортону, рассорился с Дугласами, а теперь поссорился и с Эсме (тот обозвал его жалким трусом в какой-то дискуссии). Рутвен поднял старый альянс с Линдсеем, Маром, младшим Мейтлендом и Ангусом, решив похитить короля Джеймса, пока его не похитила католическая партия куда-нибудь за границу. Впрочем, ходили слухи, что католикам и не пришлось бы похищать Джеймса, тот с дорогой душой уехал бы во Францию.
Нельзя сказать, чтобы Елизавета и Уолсингем были в стороне от всего происходящего. Собственно, Елизавета этот план и одобрила.
Как ни удивительно, но пока в Шотландии лорды только что за грудки друг друга не хватали, король Джеймс… охотился. Может, и не случайно, кто знает. Соответственно, перехватить его Мару и Рутвену ничего не стоило. Пленному королю вежливо, но жестко указали, что некие авантюристы и убийцы должны быть высланы из страны, а он, король, должен подписать примирение со своей ассамблеей. На напоминание Джеймса о том, что он – их король, они опять апеллировали к Богу, перед которым были в большей ответственности, нежели перед королем.
Джеймс бесновался, объявлял голодовку, но… Что он мог, запертый в Стирлинге с теми, кто по-настоящему управлял его королевством? Конечно же, надолго его протестов не хватило, умереть он был не готов. Да и не дали бы ему умереть, подозреваю. Джеймсу пришлось подписать документ о том, что Леннокс и Арран пытались погубить в его королевстве веру, развращали его мораль и предали королевство римскому папе. Леннокс и Арран открещивались от обвинений, как могли.
Единственным человеком, кто был готов не объясняться, а сражаться, оказалась Мария Стюарт, засыпавшая письмами папу, Гизов, Мендозу… Но ее охраняли хорошо, и граф Шрюсбери был верен своей королеве. Вся конспирация рассыпалась, как карточный домик. Французы хотели бы сохранить свое влияние в Шотландии, но ссориться с Елизаветой они не могли, а она ясно дала понять, что если Франция вмешается в дела Шотландии, то в них вмешается и Англия. В Шотландию же Елизавета отправила весьма своеобразное послание Рутвену и Мару. Она не возражает против того, что они сделали. Она просто недовольна тем, как они это сделали. А именно, тем, что унизили короля. Но она надеется на их здравый смысл и на то, что отношения двух королевств останутся дружественными. Язык дипломатии, в том числе, и современной дипломатии.
Джеймс потом сведет свои счеты, со всеми, кто унизил его, кто унизил его друзей. А пока… Пока он был абсолютно в том же положении, в котором была когда-то его мать. Ходили слухи о том, что Рутвен и Мар были готовы даже отравить Джеймса, потому что идиотами они не были. Совершенно очевидно, что они не могут вечно держать короля в заключении. Так же очевидно для них было и то, что если они Джеймса отпустят, то он им потом напомнит обо всем, и напомнит без всякой жалости. Все, собственно, зависело от Елизаветы.
Как человек, она страстно хотела бы, чтобы Эсме Стюарт и Арран были убиты, легально или нет. Она также предпочитала Марию ее сыну. Как правительница, она была вынуждена быть прагматичной. Дело в том, что французы дали ей понять: если она хочет, они могут сделать ей приятное, но, в таком случае, ей придется активно возобновить переговоры о своем замужестве и самолично написать Алансону, четко и ясно. А если ей так сильно не хочется замуж, она может отдать герцогу Франсуа маленькую Арабеллу Стюарт, и назначить их своими наследниками. Но Арабелла была бы следующей в линии наследования, если бы с Джеймсом что-то приключилось в Стирлинге. И Лейчестер хотел Арабеллу для своего сына.
Пока в Лондоне занимались высокой политикой, в Эдинбурге действовали. Эсме попытался освободить Джеймса силой. План был раскрыт, и Рутвен перевез короля в Эдинбургский замок, который Эсме и атаковал. В тот момент жизнь Джеймса не стоила ни гроша, и никому, кроме Эсме, эта жизнь не была важна. Он написал на стене своей комнаты: «A prisoner I am and liberty would have.» Наутро кто-то написал поверх этих слов: «A Papist thou art and friend to a slave; A rope thou deservest, and that thou shalt have».
Из этой патовой ситуации был один выход: Эсме Стюарт должен был покинуть Шотландию.
И он это сделал, вопреки приказам Гизов, Рима, Филиппа, Марии. Эсме знал, конечно, что ему никогда не простят ослушания, и он не ошибся. Но, похоже, он, все-таки был другом своему несовершеннолетнему королю и родичу. И он уехал, но не в Париж, как можно было бы ожидать. Нет, он уехал в Лондон. К Елизавете.
@темы: Elisabeth I
-
-
08.03.2012 в 02:48бедный Филипп, аж жалко
а вообще, сущий блокбастер
-
-
08.03.2012 в 11:42"Веселые" были времена. А то, что там обитали несколько сильных и неоднозначных личностей делает все это еще интереснее. Хотя, думаю, что жить в ту эпоху было и интересно и страшно.
-
-
08.03.2012 в 11:42-
-
08.03.2012 в 19:08Олянка, как кому. Чем выше на социальной лестнице, тем опаснее, конечно. А остальные просто жили, как мы сейчас: работали, копили, транжирили, ударялись в религию и мели подолами. И знать ничего не знали о том, что происходит, на самом деле, "в верхах".
Лучиэн, два месяца!
-
-
08.03.2012 в 19:35ладно Мария Стюарт - думаю, на писателей производит впечатление её печальная участь - столь длительное заточение и т.п.
а я вот росла с уверенностью в том, что Филипп - жуткий, просто наижутчайший злодей... ведь именно таким он выведен в книгах Сабаттини. Антагонист ему был нужен
-
-
08.03.2012 в 20:15-
-
08.03.2012 в 21:53-
-
08.03.2012 в 23:26