Do or die
Естественно, бегство из Лондона, упорядоченное или нет, было для Матильды штукой неприятной, но отнюдь не такой катастрофической, как это может показаться с насеста современности. Постоянные колебания локальных пристрастий и бесконечные переходы замков из одних рук в другие были ей знакомы до оскомины и из историй её собственной семьи, и из историй обоих её супругов. Политика тогда делалась более в кулуарах, чем на поле битвы, хотя в качестве точки в прениях, стремившихся к бесконечности, годились и небольшие, но яркие сражения.
читать дальшеПрактически во всех кратких изложениях событий на тему "Матильда в Лондоне" утверждается, что императрица готовила свою коронацию, народ возбудился и изгнал её прочь. На самом же деле, с коронацией не всё ясно. Отдавая распоряжение о чеканке монет, Матильда использовала лишь титул "императрица римлян", и в Англии она именовала себя только тем титулом, который дал её консилиум в Винчестере: Lady of the English. Непритязательность этой даме была не свойствена, так что можно предположить, что короноваться сама она действительно не собиралась, и что 24 июня действительно планировался просто торжественный въезд в город. Так же покрыто мраком, было ли отступление упорядоченным или паническим. Да и так ли это важно? Важно, что, добравшись до Оксфорда, Матильда только немного отдохнула, и через несколько дней подорвалась в Глостер, на переговоры с Майло Глостерским, и в Оксфорд уже вернулась вместе с ним.
Да, Майло стал графом. Хотя и не Глостера, а Херефорда, дабы не произошло путаницы. В конце концов, брата императрицы все уже давным давно привыкли именовать Робертом Глостерским, и Майло пришлось факт признать. Это случилось через месяц после лондонского фиаско, 25 июля. О чем Матильда переговаривалась с Майло - кто знает, но когда они вдвоем прибыли в Оксфорд, императрица стала группировать вокруг себя верных, зная, что её тезка-королева в Лондоне тоже делает свою дипломатическую работу. В частности, королева вела интенсивные переговоры с епископом Генри Винчестерским, который хоть и не одобрял её супруга, но был, все-таки, семьей. Епископ, к тому же, выбрал противоположное от императрицы направление, удаляясь из Лондона, что давало намек на возможность переноса поддержки церкви, духовной власти и сокровищницы от строптивой и несговорчивой дочери Генри I к более гибкой политической фигуре. Королева Матильда понимала характер деверя прекрасно (в конце концов, гонор в семейке её мужа был фамильным), и обратилась к нему слабой женщиной, просительницей. В результате, автор Gesta Stephani умиленно записал, что епископ был тронут слезами и горячей надеждой, с которой королева к нему взывала.
В общем, епископ и легат Генри Винчестерский поступил в традициях библейских притч, и отрекся от императрицы Матильды если и не прежде, чем трижды пропел петух, то месяца через два после того, как провозгласил её хозяйкой Англии и предал анафеме сторонников Стефана. Теперь ситуация была прямо противоположной. Почтенный прелат громогласно заявлял, что возвращает свою верность Стефану, и если кто-то не сделает этого вместе с ним, то окажется в опасности почувствовать силу остракизма со стороны верных делу королевской четы. Одно из предупреждающих писем он отправил Брайану Фиц-Каунту, который всегда был на стороне императрицы, и никуда переходить из её лагеря не собирался. Абсурд? Нет, просто наглость политика.
У Фиц-Каунта была определенная репутация среди английских аристократов, потому что он был для них настолько странной птицей, что они вполне могли подозревать в нем святого. Дело в том, что сэр Брайан последовательно, методично и вежливо отказывался от всех попыток возвышения, которые начал ещё король Генри I и продолжила дочь короля, жаждавшая сделать строго друга семьи хотя бы графом. Никто не знал, что за этой скромностью стояло, собственно, и мы в этом отношении не имеем ничего, кроме предположений. Фиц-Каунт был просто-напросто уже достаточно богат для того стиля, который он для себя выбрал - стиль барона Валлинфорда. Ещё в 1127 году сэр Брайан женился на богатой наследнице и вдове Матильде д'Ойли, и получил через брак всё необходимое, не будучи обязанным никому, кроме супруги. А поскольку брак был ещё и бездетным, ему не нужно было преумножать богатство, чтобы обеспечить будущее детей. Чтобы вносить свой вклад в политику безопасности страны, Фиц-Каунт принял от своего дяди баронство Абергаванни, став одним из пограничных лордов. А вот баронство от короля над замком Гросмонт Кастл он просто отдал сыну Майло Глостерского.
В общем, Фиц-Каунт был птицей вольной, не ел ни из чьих рук, и преданность свою отдал тому, чье дело считал правым - королевской дочери, которой он, вместе с остальными баронами, клялся в верности и которую знал лучше, чем многие. Поэтому угрожающее письмо сменившего сторону Генри Винчестерского его разозлило настолько, что он взялся за перо и написал довольно гневный ответ, в котором подчеркнуто не обращается к ренегату по титулу.
"Брайан Фиц-Каунт приветствует Генри, племянника короля Генри. Не сам ли ты, прелат нашей святой церкви, посоветовал мне поддержать дочь твоего дяди, короля Генри, с целью вернуть то, что принадлежит ей по праву, отнятому у неё силой. Я помню твое распоряжение помочь дочери короля Генри всеми силами, не останавливая ни перед чем, и тогда я буду среди верных сынов церкви, потому что подчинился твоим распоряжениям, которые ты имел право дать...
Король Генри дал мне землю, отнятую теперь у моих людей за то, что я подчинился приказу. Я не смог засеять ни одного акра этой земли, хотя ты должен знать, что ни я, ни мои люди не воюем за деньги, а только потому, что являемся верными сынами Англии, подчинившимися твоему приказу.
Все верные сыны церкви должны знать, что я, Брайан Фиц-Каунт, которого вырастил и которому дал герб и достоинство добрый король Генри, готов доказать всё, в чем я обвиняю в этом письме Генри, племянника короля Генри, епископа Винчестерского и легата Святейшего престола, либо через честный бой, либо через юридический процесс, духовный или светский". Заканчивается письмо перечнем 52-х свидетелей, включая архиепископа Теобальда, то есть всех тех, кто присутствовал весной на сессии в Винчестере, на которой епископ объявил императрицу хозяйкой Англии. Теобальда сэр Брайан, кстати, упомянул как "Теобальд, называющий себя архиепископом Кентерберийским", потому что тот, во время всего этого цирка с Генри Винчестерским в главной роли, вёл себя не так, как положено главе церкви.
Разумеется, и послание сэра Брайана было не более чем пиаром дела Матильды, потому что он, во-первых, встал на службу дочери короля гораздо раньше епископа, и, во вторых, прекрасно сознавал, что Генри Винчестерский, будучи человеком церкви, не мог принять боевой вызов (и вряд ли даже мог выставить чемпиона вместо себя, ведь сан епископа и звание легата обязывали). Так что этот вызов был в письме Фиц-Каунта не столько обращен к епископу, сколько используем в качестве индикатора серьезности презрения к той легкости, с которой епископ переметнулся на королевскую сторону.
В целом, не смотря на потерю Лондона, который Матильда и не собиралась отвоевывать у тёзки, дела императрицы шли вовсе не плохо. Надо сказать, что если и не с самого начала, то с момента эпизода с молитвой в аббатстве Рединга, Матильда при каждом повороте давала понять, что она, конечно, дочь короля и права свои на корону Англии имеет, но рассматривать её надо именно как часть семьи, в которую входил и её супруг, и их дети. А у Жоффруа Анжуйского дела в Нормандии шли так хорошо, что те английские магнаты, у которых были владения и в Англии, и в Нормандии, если и не заигрывали с Матильдой, то предпочли убраться с дороги. В частности, и Валеран де Мёлан, и его брат Роберт, граф Лестерский, удалились в Нормандию через лагерь Матильды, и сидели там тихо, как мыши под метлой, принюхиваясь к изменениям в политическом климате.
Перед принятием решения о следующем своем шаге, императрица послала Роберта Глостерского лично переговорить с Генри Винчестерским, и предложить тому союз. Но то ли епископ имел свои резоны поддержать партию брата, то ли был сильно пристыжен выпадом Фиц-Каунта, но сторону менять не стал. И тогда Матильда указала следующую цель своей кампании: Винчестер. Винчестер, который всё ещё был административной столицей королевства, и где всё ещё находилась оскудевшая в руках Стефана сокровищница.
читать дальшеПрактически во всех кратких изложениях событий на тему "Матильда в Лондоне" утверждается, что императрица готовила свою коронацию, народ возбудился и изгнал её прочь. На самом же деле, с коронацией не всё ясно. Отдавая распоряжение о чеканке монет, Матильда использовала лишь титул "императрица римлян", и в Англии она именовала себя только тем титулом, который дал её консилиум в Винчестере: Lady of the English. Непритязательность этой даме была не свойствена, так что можно предположить, что короноваться сама она действительно не собиралась, и что 24 июня действительно планировался просто торжественный въезд в город. Так же покрыто мраком, было ли отступление упорядоченным или паническим. Да и так ли это важно? Важно, что, добравшись до Оксфорда, Матильда только немного отдохнула, и через несколько дней подорвалась в Глостер, на переговоры с Майло Глостерским, и в Оксфорд уже вернулась вместе с ним.
Да, Майло стал графом. Хотя и не Глостера, а Херефорда, дабы не произошло путаницы. В конце концов, брата императрицы все уже давным давно привыкли именовать Робертом Глостерским, и Майло пришлось факт признать. Это случилось через месяц после лондонского фиаско, 25 июля. О чем Матильда переговаривалась с Майло - кто знает, но когда они вдвоем прибыли в Оксфорд, императрица стала группировать вокруг себя верных, зная, что её тезка-королева в Лондоне тоже делает свою дипломатическую работу. В частности, королева вела интенсивные переговоры с епископом Генри Винчестерским, который хоть и не одобрял её супруга, но был, все-таки, семьей. Епископ, к тому же, выбрал противоположное от императрицы направление, удаляясь из Лондона, что давало намек на возможность переноса поддержки церкви, духовной власти и сокровищницы от строптивой и несговорчивой дочери Генри I к более гибкой политической фигуре. Королева Матильда понимала характер деверя прекрасно (в конце концов, гонор в семейке её мужа был фамильным), и обратилась к нему слабой женщиной, просительницей. В результате, автор Gesta Stephani умиленно записал, что епископ был тронут слезами и горячей надеждой, с которой королева к нему взывала.
В общем, епископ и легат Генри Винчестерский поступил в традициях библейских притч, и отрекся от императрицы Матильды если и не прежде, чем трижды пропел петух, то месяца через два после того, как провозгласил её хозяйкой Англии и предал анафеме сторонников Стефана. Теперь ситуация была прямо противоположной. Почтенный прелат громогласно заявлял, что возвращает свою верность Стефану, и если кто-то не сделает этого вместе с ним, то окажется в опасности почувствовать силу остракизма со стороны верных делу королевской четы. Одно из предупреждающих писем он отправил Брайану Фиц-Каунту, который всегда был на стороне императрицы, и никуда переходить из её лагеря не собирался. Абсурд? Нет, просто наглость политика.
У Фиц-Каунта была определенная репутация среди английских аристократов, потому что он был для них настолько странной птицей, что они вполне могли подозревать в нем святого. Дело в том, что сэр Брайан последовательно, методично и вежливо отказывался от всех попыток возвышения, которые начал ещё король Генри I и продолжила дочь короля, жаждавшая сделать строго друга семьи хотя бы графом. Никто не знал, что за этой скромностью стояло, собственно, и мы в этом отношении не имеем ничего, кроме предположений. Фиц-Каунт был просто-напросто уже достаточно богат для того стиля, который он для себя выбрал - стиль барона Валлинфорда. Ещё в 1127 году сэр Брайан женился на богатой наследнице и вдове Матильде д'Ойли, и получил через брак всё необходимое, не будучи обязанным никому, кроме супруги. А поскольку брак был ещё и бездетным, ему не нужно было преумножать богатство, чтобы обеспечить будущее детей. Чтобы вносить свой вклад в политику безопасности страны, Фиц-Каунт принял от своего дяди баронство Абергаванни, став одним из пограничных лордов. А вот баронство от короля над замком Гросмонт Кастл он просто отдал сыну Майло Глостерского.
В общем, Фиц-Каунт был птицей вольной, не ел ни из чьих рук, и преданность свою отдал тому, чье дело считал правым - королевской дочери, которой он, вместе с остальными баронами, клялся в верности и которую знал лучше, чем многие. Поэтому угрожающее письмо сменившего сторону Генри Винчестерского его разозлило настолько, что он взялся за перо и написал довольно гневный ответ, в котором подчеркнуто не обращается к ренегату по титулу.
"Брайан Фиц-Каунт приветствует Генри, племянника короля Генри. Не сам ли ты, прелат нашей святой церкви, посоветовал мне поддержать дочь твоего дяди, короля Генри, с целью вернуть то, что принадлежит ей по праву, отнятому у неё силой. Я помню твое распоряжение помочь дочери короля Генри всеми силами, не останавливая ни перед чем, и тогда я буду среди верных сынов церкви, потому что подчинился твоим распоряжениям, которые ты имел право дать...
Король Генри дал мне землю, отнятую теперь у моих людей за то, что я подчинился приказу. Я не смог засеять ни одного акра этой земли, хотя ты должен знать, что ни я, ни мои люди не воюем за деньги, а только потому, что являемся верными сынами Англии, подчинившимися твоему приказу.
Все верные сыны церкви должны знать, что я, Брайан Фиц-Каунт, которого вырастил и которому дал герб и достоинство добрый король Генри, готов доказать всё, в чем я обвиняю в этом письме Генри, племянника короля Генри, епископа Винчестерского и легата Святейшего престола, либо через честный бой, либо через юридический процесс, духовный или светский". Заканчивается письмо перечнем 52-х свидетелей, включая архиепископа Теобальда, то есть всех тех, кто присутствовал весной на сессии в Винчестере, на которой епископ объявил императрицу хозяйкой Англии. Теобальда сэр Брайан, кстати, упомянул как "Теобальд, называющий себя архиепископом Кентерберийским", потому что тот, во время всего этого цирка с Генри Винчестерским в главной роли, вёл себя не так, как положено главе церкви.
Разумеется, и послание сэра Брайана было не более чем пиаром дела Матильды, потому что он, во-первых, встал на службу дочери короля гораздо раньше епископа, и, во вторых, прекрасно сознавал, что Генри Винчестерский, будучи человеком церкви, не мог принять боевой вызов (и вряд ли даже мог выставить чемпиона вместо себя, ведь сан епископа и звание легата обязывали). Так что этот вызов был в письме Фиц-Каунта не столько обращен к епископу, сколько используем в качестве индикатора серьезности презрения к той легкости, с которой епископ переметнулся на королевскую сторону.
В целом, не смотря на потерю Лондона, который Матильда и не собиралась отвоевывать у тёзки, дела императрицы шли вовсе не плохо. Надо сказать, что если и не с самого начала, то с момента эпизода с молитвой в аббатстве Рединга, Матильда при каждом повороте давала понять, что она, конечно, дочь короля и права свои на корону Англии имеет, но рассматривать её надо именно как часть семьи, в которую входил и её супруг, и их дети. А у Жоффруа Анжуйского дела в Нормандии шли так хорошо, что те английские магнаты, у которых были владения и в Англии, и в Нормандии, если и не заигрывали с Матильдой, то предпочли убраться с дороги. В частности, и Валеран де Мёлан, и его брат Роберт, граф Лестерский, удалились в Нормандию через лагерь Матильды, и сидели там тихо, как мыши под метлой, принюхиваясь к изменениям в политическом климате.
Перед принятием решения о следующем своем шаге, императрица послала Роберта Глостерского лично переговорить с Генри Винчестерским, и предложить тому союз. Но то ли епископ имел свои резоны поддержать партию брата, то ли был сильно пристыжен выпадом Фиц-Каунта, но сторону менять не стал. И тогда Матильда указала следующую цель своей кампании: Винчестер. Винчестер, который всё ещё был административной столицей королевства, и где всё ещё находилась оскудевшая в руках Стефана сокровищница.
@темы: Empress Matilda, King Stephen
-
-
03.11.2019 в 19:10-
-
03.11.2019 в 20:45