Do or die
Жизнь короля никогда не начинается с его коронации или даже рождения, и никогда не заканчивается его смертью. В случае Генри VII, это тоже было так, хотя его путь к трону и выглядит цепью случайных событий.
Henry VII's death mask showed a clean-shaven face, but he may have worn a beard in life, as shown in the new reconstruction. (Image credit: Courtesy of Matt Loughrey/mycolorfulpast.com)
читать дальшеЛеди Маргарет Бьюфорт, матушка короля, знала ценность своей родословной и весомость своего приданого в возрасте, когда девочкам ещё положено играть в куклы и капризничать по поводу обязательной каши по утрам. И, судя по её поступкам, она с самого нежного возраста умела слушать и оценивать услышанное.
А услышать о том, что творится в королевстве, интересующийся мог сколько угодно. Особенно в горячечной атмосфере правления слишком возвышенного и отстраненного короля, награжденного (или наказанного) судьбой многочисленными родными и близкими, обладающими железной волей и пробивной силой тарана. Мы очень мало знаем о том, насколько на самом деле была «забыта» родная матушка короля Генри VI, насколько придворная знать действительно была не в курсе появления у короля сводных братьев, и насколько Эдмунд и Джаспер не принимались в расчет в планировании придворных интриг. Как минимум, они были Валуа по матери, и гербы, которые братья носили не скрывая, напрямую указывали на их отца – Эдмунда Бьюфорта. Нет никаких причин предполагать, что мельница слухов и сплетен молола в пятнадцатом веке слабее чем нынче.
Малышка Маргарет также не могла не быть в курсе, что звезда де ла Полей начала очень сильно клониться к закату ещё до того, как её детский брак с наследником титула вступил в силу. Опять же, она слишком хорошо знала свою свекровь, блистательную Алис Чосер, чьей энергии, напористости и силы волы хватило бы на десяток герцогов, чтобы сомневаться в том, что сама она всегда будет рядом с этой дамой на втором плане. Насколько случайной была смерть Катерины Валуа и феерическое появление её взрослых сыновей при дворе, мы тоже не знаем, но для юной Маргарет этот поворот действительно стал шансом, за который она не поколебалась ухватиться.
Королю были нужны его сводные братья, и королю было нужно приданое Маргарет, при помощи которого он смог бы продвинуть брата Эдмунда в первые лица королевства. Тем не менее, если бы девица упёрлась, насильно её выдать замуж не посмели бы по многим причинам. Но Маргарет и не собиралась упираться. Сославшись на то, что явившийся ей в ответ на молитвы святой указал на Эдмунда, она сделала именно так, как хотел король. Похоже, она, будучи втайне особой довольно романтичной, о чем свидетельствует её поведение в период, когда всё уже было сделано и достигнуто, действительно влюбилась в своего принца, но не тем она была человеком, чтобы забыть о главном: путь к её величию лежит через величие её будущего сына, а величия ей, разумеется, хотелось. Сложенные вместе, родословные её и Эдмунда вполне сделали бы их сына пригодным для коронации, если бы шарахавшийся от вида женского декольте король так и не обзавелся наследником.
В конечном итоге, эта железная леди своего добилась, и после коронации сына стала подписывать письма и документы как Margaret R – то ли Ричмонд, то ли Регина. Во всяком случае, именно она дважды после смерти невестки перехватывала бразды правления, временно выпадавшие из ослабевших от горя и болезни рук сына. И вот теперь ей пришлось это сделать в третий раз. Потому что сына не стало, но династия осталась существовать в лице внука. Леди Маргарет прекрасно знала, как опасен момент перехода власти – она была свидетелем того, как власть переходила от Генри VI к Эдварду IV дважды, прекрасно помнила, что случилось после смерти Эдварда, и посильно способствовала лично, чтобы на смену Ричарду III пришел её сын. Так что все подводные камни деликатного момента, когда недовольные поднимают головы, а соперники достают мечи, она знала.
Надо отдать должное матери леди Маргарет, леди Маргарет из Блетсо – она передала своей дочери от второго брака с герцогом Сомерсетом и отличные гены, и обширнейшие связи в аристократической среде – в конце концов, в трех браках она родила девять детей, сумев сохранить и преумножить свое состояние в самый турбулентный период английской истории. Но главное, чему леди Маргарет научилась у своей матери, хотя опекунство над девочкой и было передано де ла Полям – это искусству управлять событиями, не вылезая при этом на передний план. И можно только догадываться, в какой степени усвоенные манеры леди Маргарет стали таковыми также в пику её несостоявшейся свекрови, которая, как раз, быть на первом плане очень любила. Так или иначе, все придворные, вращающиеся в орбите власти, были в курсе значимости матушки короля, и знали о силе ее влиянии на внука.
Генри VII сделал леди Маргарет членом Ордена Подвязки – организации, в которой состояли все главные фигуры королевства и представители главных аристократических семей. И сделал её одним из исполнителей своего завещания. Главным исполнителем, если точнее. А если ещё точнее, то всем исполнителям завещания и членам королевского совета было понятно, что решать вопросы, связанные с коронацией и женитьбой внука будет именно эта сухонькая дама 66 лет, одетая как монахиня. Хотя публично шагать через людей такой значимости как Фокс и Томас Ловелл было бы совершенно не в стиле леди Маргарет, любившей реальную власть, а не публичность. Ну, благо все трое были в одной фракции, так сказать, так что разногласий и не предвиделось.
Поскольку Генри VII умер за пару дней до дня св. Георгия, на который обычно и собирались члены Ордена, о смерти короля пока официально не объявили. Не то чтобы говорить на тему было запрещено, но в целом всё было очень приватно. Причин для такого официального молчания имелось целых две. Одна, обычная, состояла в том, что о смерти правителя народ извещали, решив уже относительно дня похоронных церемоний и относительно дня коронации преемника. Другая – в отслеживании подозрительных шевелений в рядах недовольных и тайных врагов режима.
В результате этой предосторожности стало совершенно очевидно, что в уютном курятнике придворных кругов появились два хоря, мнивших себя лисами – всё те же Бэкингем и Нортумберленд. Оба имели своих людей в этих кругах, и оба почему-то не учли, что на страже режима стоит человек, который играл в игры дезинформативной информации ещё до рождения этих «умников». Оба давно уже получали ограниченную или неправильную информацию, скормленную их информаторам службой безопасности королевства, и оба были достаточно глупы, послав какие-то отговорки и не явившись на сбор Ордена именно тогда, когда это было в их интересах. Никогда, никогда не стоит недооценивать пожилых леди! Особенно если они являются создателями службы государственной безопасности.
На собрании также отсутствовали Дадли и Эмпсон, но на это имелись свои причины, даже помимо той, что оба членами Ордена не были. Потому что в качестве гостей они присутствовать вполне могли. Просто случилось так, что 16 апреля была объявлена общая амнистия, наполнившая Лондон всякого рода отребьем, готовым использовать любой повод для провокации беспорядков, которые позволили бы заняться грабежом. Так что оба королевских советника были заняты, готовясь подавить любое пламя, которое могло бы разгореться из искры слухов о смерти короля. В принципе, они не имели никаких причин для беспокойства - Фокс, Ловелл и леди Маргарет были с ними в прекрасных отношениях, и леди Маргарет буквально накануне послала Дадли свежей рыбки в благодарность за какую-то выигранную при его помощи судебную тяжбу.
Проблема Дадли и Эмпсона была в том, что людей их ранга аристократия с удовольствием использовала в качестве специалистов и подручных, ни в коем случае не считая не только равными себе, а личностями в принципе. Они были удобным инструментом, не более того. Со своей же стороны, оба так давно имели практически неограниченную власть в сфере свой деятельности, что прониклись чувством собственной необходимости для сильных мира сего, и потеряли здоровый инстинкт самосохранения. Конечно, помимо вышеперечисленного, необходимость следить за освобожденными уголовниками и предупреждать волны грабежей в столице не давала Дадли и Эмпсону сесть и подумать, что они будут делать, когда король умрет.
А о том, что король уже умер, не знали (или прикидывались, что не знают) довольно многие, и до поры до времени их держали в неведении. Например, празднества по случаю дня св. Георгия шли совершенно нормально. Обед с массой приглашенных гостей проходил в присутствии принца Гарри, к которому обращались так, как протокол требовал обращаться именно к принцу. Трое дворецких (Шарп, Тайлер и Фиц-Уильям) присутствовали при смерти короля, но невозмутимо стояли во время банкета на обычных местах, распоряжаясь церемонией так, словно ничего и не случилось. Но кульминация этого жутковатого спектакля случилась в конце обеда, когда дверь приватного покоя короля отворилась, и оттуда вышел приятно улыбающийся Вестон. Наклонившись к де Веру, Сюррею и Герберту, он сказал им, что его величество желает их видеть. Причем режиссер предусмотрел (или стоит сказать, что предусмотрела) всё, вплоть до весело болтающих группок придворных перед апартаментами короля.
Разумеется, первые лорды королевства о смерти короля уже знали. Но каждый из них играл свою роль до кульминационного момента, когда хорошо пообедавшая компания проследовала в часовню слушать службу по поводу торжественного дня – во главе с принцем, который, тем не менее, прошел, подчиняясь тому же протоколу, в приватную, богато убранную часовню, где имелся свой алтарь, но откуда он, по защищенному коридору, мог бы пройти в главный зал часовни, чтобы поучаствовать в определенных моментах церемонии. Разумеется, шествие принца в часовню тоже имело свою хореографию – он надевал плащ Ордена, и шел, милостиво раскланиваясь с охранниками и придворными на своем пути, каждый из которых стоял, разумеется, на своем месте. Хотя этот короткий путь считался и местом, где лично принцу можно было подать петицию. Разумеется, случайный проситель в таком месте оказаться все-таки не мог, но договорившийся с кем-то из покровительствующих придворных – запросто, вопрос цены.
В общем, только когда двери в приватную часовню закрылись за принцем, туда, со стороны покоев короля, вошли уходившие после обеда лорды, и объявили принцу новость. Кто знает, была ли она для него новостью, впрочем – вряд ли. Во-первых, Гарри был чрезвычайно эмоциональным молодым человеком, и любящая (и хорошо его знавшая) бабушка не допустила бы такого шока для внука. Во-вторых, король не умер скоропостижно, он угасал долгие годы, и все понимали, в какой стадии находилась его болезнь. Счет в любом случае шел уже на дни. Поэтому Гарри преспокойно отсидел ещё в качестве принца весь парадный ужин, после чего всем присутствующим объявили о смерти короля.
Henry VII's death mask showed a clean-shaven face, but he may have worn a beard in life, as shown in the new reconstruction. (Image credit: Courtesy of Matt Loughrey/mycolorfulpast.com)
читать дальшеЛеди Маргарет Бьюфорт, матушка короля, знала ценность своей родословной и весомость своего приданого в возрасте, когда девочкам ещё положено играть в куклы и капризничать по поводу обязательной каши по утрам. И, судя по её поступкам, она с самого нежного возраста умела слушать и оценивать услышанное.
А услышать о том, что творится в королевстве, интересующийся мог сколько угодно. Особенно в горячечной атмосфере правления слишком возвышенного и отстраненного короля, награжденного (или наказанного) судьбой многочисленными родными и близкими, обладающими железной волей и пробивной силой тарана. Мы очень мало знаем о том, насколько на самом деле была «забыта» родная матушка короля Генри VI, насколько придворная знать действительно была не в курсе появления у короля сводных братьев, и насколько Эдмунд и Джаспер не принимались в расчет в планировании придворных интриг. Как минимум, они были Валуа по матери, и гербы, которые братья носили не скрывая, напрямую указывали на их отца – Эдмунда Бьюфорта. Нет никаких причин предполагать, что мельница слухов и сплетен молола в пятнадцатом веке слабее чем нынче.
Малышка Маргарет также не могла не быть в курсе, что звезда де ла Полей начала очень сильно клониться к закату ещё до того, как её детский брак с наследником титула вступил в силу. Опять же, она слишком хорошо знала свою свекровь, блистательную Алис Чосер, чьей энергии, напористости и силы волы хватило бы на десяток герцогов, чтобы сомневаться в том, что сама она всегда будет рядом с этой дамой на втором плане. Насколько случайной была смерть Катерины Валуа и феерическое появление её взрослых сыновей при дворе, мы тоже не знаем, но для юной Маргарет этот поворот действительно стал шансом, за который она не поколебалась ухватиться.
Королю были нужны его сводные братья, и королю было нужно приданое Маргарет, при помощи которого он смог бы продвинуть брата Эдмунда в первые лица королевства. Тем не менее, если бы девица упёрлась, насильно её выдать замуж не посмели бы по многим причинам. Но Маргарет и не собиралась упираться. Сославшись на то, что явившийся ей в ответ на молитвы святой указал на Эдмунда, она сделала именно так, как хотел король. Похоже, она, будучи втайне особой довольно романтичной, о чем свидетельствует её поведение в период, когда всё уже было сделано и достигнуто, действительно влюбилась в своего принца, но не тем она была человеком, чтобы забыть о главном: путь к её величию лежит через величие её будущего сына, а величия ей, разумеется, хотелось. Сложенные вместе, родословные её и Эдмунда вполне сделали бы их сына пригодным для коронации, если бы шарахавшийся от вида женского декольте король так и не обзавелся наследником.
В конечном итоге, эта железная леди своего добилась, и после коронации сына стала подписывать письма и документы как Margaret R – то ли Ричмонд, то ли Регина. Во всяком случае, именно она дважды после смерти невестки перехватывала бразды правления, временно выпадавшие из ослабевших от горя и болезни рук сына. И вот теперь ей пришлось это сделать в третий раз. Потому что сына не стало, но династия осталась существовать в лице внука. Леди Маргарет прекрасно знала, как опасен момент перехода власти – она была свидетелем того, как власть переходила от Генри VI к Эдварду IV дважды, прекрасно помнила, что случилось после смерти Эдварда, и посильно способствовала лично, чтобы на смену Ричарду III пришел её сын. Так что все подводные камни деликатного момента, когда недовольные поднимают головы, а соперники достают мечи, она знала.
Надо отдать должное матери леди Маргарет, леди Маргарет из Блетсо – она передала своей дочери от второго брака с герцогом Сомерсетом и отличные гены, и обширнейшие связи в аристократической среде – в конце концов, в трех браках она родила девять детей, сумев сохранить и преумножить свое состояние в самый турбулентный период английской истории. Но главное, чему леди Маргарет научилась у своей матери, хотя опекунство над девочкой и было передано де ла Полям – это искусству управлять событиями, не вылезая при этом на передний план. И можно только догадываться, в какой степени усвоенные манеры леди Маргарет стали таковыми также в пику её несостоявшейся свекрови, которая, как раз, быть на первом плане очень любила. Так или иначе, все придворные, вращающиеся в орбите власти, были в курсе значимости матушки короля, и знали о силе ее влиянии на внука.
Генри VII сделал леди Маргарет членом Ордена Подвязки – организации, в которой состояли все главные фигуры королевства и представители главных аристократических семей. И сделал её одним из исполнителей своего завещания. Главным исполнителем, если точнее. А если ещё точнее, то всем исполнителям завещания и членам королевского совета было понятно, что решать вопросы, связанные с коронацией и женитьбой внука будет именно эта сухонькая дама 66 лет, одетая как монахиня. Хотя публично шагать через людей такой значимости как Фокс и Томас Ловелл было бы совершенно не в стиле леди Маргарет, любившей реальную власть, а не публичность. Ну, благо все трое были в одной фракции, так сказать, так что разногласий и не предвиделось.
Поскольку Генри VII умер за пару дней до дня св. Георгия, на который обычно и собирались члены Ордена, о смерти короля пока официально не объявили. Не то чтобы говорить на тему было запрещено, но в целом всё было очень приватно. Причин для такого официального молчания имелось целых две. Одна, обычная, состояла в том, что о смерти правителя народ извещали, решив уже относительно дня похоронных церемоний и относительно дня коронации преемника. Другая – в отслеживании подозрительных шевелений в рядах недовольных и тайных врагов режима.
В результате этой предосторожности стало совершенно очевидно, что в уютном курятнике придворных кругов появились два хоря, мнивших себя лисами – всё те же Бэкингем и Нортумберленд. Оба имели своих людей в этих кругах, и оба почему-то не учли, что на страже режима стоит человек, который играл в игры дезинформативной информации ещё до рождения этих «умников». Оба давно уже получали ограниченную или неправильную информацию, скормленную их информаторам службой безопасности королевства, и оба были достаточно глупы, послав какие-то отговорки и не явившись на сбор Ордена именно тогда, когда это было в их интересах. Никогда, никогда не стоит недооценивать пожилых леди! Особенно если они являются создателями службы государственной безопасности.
На собрании также отсутствовали Дадли и Эмпсон, но на это имелись свои причины, даже помимо той, что оба членами Ордена не были. Потому что в качестве гостей они присутствовать вполне могли. Просто случилось так, что 16 апреля была объявлена общая амнистия, наполнившая Лондон всякого рода отребьем, готовым использовать любой повод для провокации беспорядков, которые позволили бы заняться грабежом. Так что оба королевских советника были заняты, готовясь подавить любое пламя, которое могло бы разгореться из искры слухов о смерти короля. В принципе, они не имели никаких причин для беспокойства - Фокс, Ловелл и леди Маргарет были с ними в прекрасных отношениях, и леди Маргарет буквально накануне послала Дадли свежей рыбки в благодарность за какую-то выигранную при его помощи судебную тяжбу.
Проблема Дадли и Эмпсона была в том, что людей их ранга аристократия с удовольствием использовала в качестве специалистов и подручных, ни в коем случае не считая не только равными себе, а личностями в принципе. Они были удобным инструментом, не более того. Со своей же стороны, оба так давно имели практически неограниченную власть в сфере свой деятельности, что прониклись чувством собственной необходимости для сильных мира сего, и потеряли здоровый инстинкт самосохранения. Конечно, помимо вышеперечисленного, необходимость следить за освобожденными уголовниками и предупреждать волны грабежей в столице не давала Дадли и Эмпсону сесть и подумать, что они будут делать, когда король умрет.
А о том, что король уже умер, не знали (или прикидывались, что не знают) довольно многие, и до поры до времени их держали в неведении. Например, празднества по случаю дня св. Георгия шли совершенно нормально. Обед с массой приглашенных гостей проходил в присутствии принца Гарри, к которому обращались так, как протокол требовал обращаться именно к принцу. Трое дворецких (Шарп, Тайлер и Фиц-Уильям) присутствовали при смерти короля, но невозмутимо стояли во время банкета на обычных местах, распоряжаясь церемонией так, словно ничего и не случилось. Но кульминация этого жутковатого спектакля случилась в конце обеда, когда дверь приватного покоя короля отворилась, и оттуда вышел приятно улыбающийся Вестон. Наклонившись к де Веру, Сюррею и Герберту, он сказал им, что его величество желает их видеть. Причем режиссер предусмотрел (или стоит сказать, что предусмотрела) всё, вплоть до весело болтающих группок придворных перед апартаментами короля.
Разумеется, первые лорды королевства о смерти короля уже знали. Но каждый из них играл свою роль до кульминационного момента, когда хорошо пообедавшая компания проследовала в часовню слушать службу по поводу торжественного дня – во главе с принцем, который, тем не менее, прошел, подчиняясь тому же протоколу, в приватную, богато убранную часовню, где имелся свой алтарь, но откуда он, по защищенному коридору, мог бы пройти в главный зал часовни, чтобы поучаствовать в определенных моментах церемонии. Разумеется, шествие принца в часовню тоже имело свою хореографию – он надевал плащ Ордена, и шел, милостиво раскланиваясь с охранниками и придворными на своем пути, каждый из которых стоял, разумеется, на своем месте. Хотя этот короткий путь считался и местом, где лично принцу можно было подать петицию. Разумеется, случайный проситель в таком месте оказаться все-таки не мог, но договорившийся с кем-то из покровительствующих придворных – запросто, вопрос цены.
В общем, только когда двери в приватную часовню закрылись за принцем, туда, со стороны покоев короля, вошли уходившие после обеда лорды, и объявили принцу новость. Кто знает, была ли она для него новостью, впрочем – вряд ли. Во-первых, Гарри был чрезвычайно эмоциональным молодым человеком, и любящая (и хорошо его знавшая) бабушка не допустила бы такого шока для внука. Во-вторых, король не умер скоропостижно, он угасал долгие годы, и все понимали, в какой стадии находилась его болезнь. Счет в любом случае шел уже на дни. Поэтому Гарри преспокойно отсидел ещё в качестве принца весь парадный ужин, после чего всем присутствующим объявили о смерти короля.
@темы: Henry VII
-
-
13.12.2021 в 13:22Спасибо за интереснейшее описание!
-
-
13.12.2021 в 13:34-
-
13.12.2021 в 15:37-
-
13.12.2021 в 23:47-
-
14.12.2021 в 00:07серафита, да то ли ещё будет, когда начнут делить сферы влияния и искать, на кого и как свалить то, чем подданные были недовольны.
kate-kapella, ну да, у них между королями правила политика. Что, собственно, стало уже ясно после чехарды с Эдвардом V. Неугодного/неподходящего короля и отодвинуть могли.
snou_white, в ней много чего уживалось, в этой леди. Новый президент Рикардианского сообщества правильно сказал, что её можно не любить, но нельзя не уважать.