Итак, какие же штрафы накладывались на подданных короля, которые с оружием в руках выступили против своего суверена, а потом решили бы оружие сложить. Разумеется, не будем тут растекаться по всем возможным вариациям, а рассмотрим выпущенный для конкретной ситуации 31 октября 1266 года The Dictum of Kenilwоrth. Для создания этого документа парламент назначил трёх епископов и трёх баронов, которые потом выбрали ещё двух графов, одного епископа и трёх баронов. Графами были, разумеется, граф Глостерский, без которого в тот момент вообще ничего не обходилось (де Клеры были реальной силой, и, надо сказать, при любых заморочках были в первую очередь за себя, то есть их и стоило держать поближе и выказывать уважение), и граф Херефордский Хэмфри де Богун. Хэмфри был как раз одним из тех, кто изначально был на стороне баронов в период, когда те были заняты Оксфордскими Уложениями, но когда нуждающийся в боеспособных союзниках Симон де Монфор стал натравливать на приграничье Ллевелина Уэльского, приграничные бароны стали его врагами.
Одна из сохранившихся копий The Dictum of Kenilwоrth, документа более чем важного, так как он ещё долго служил образцом в аналогичных ситуацияхчитать дальшеИз епископов были выбраны лоялисты, не поддерживавшие де Монфора, во главе с архиепископом Йоркским. Баронами, заседавшими в комиссии, стали Филипп Бассет (юстициарий Англии), Джон Баллиол (один из важнейших советников и доверенных людей короля), Роберт Волеранд (один из ближайших доверенных лиц короля, держащий от него два замка; сенешаль Гаскони и посланник в переговорах относительно короны Сицилии дла принца Эдмунда; регулярный юстициарий по вопросам должностных злоупотреблений шерифов и высшей знати королевства), Алан ла Зух/ла Зющ (судья в Честере и четырех провинциях Северного Уэльса, порой слишком склонный к силовым решениям, но закон всё-таки хорошо знающий), а также Роджер де Самери (скорее по всему просто из-за практических знаний в делах, связанных с земельными операциями, а так он был один из вполне рядовых служащих приграничья, разве что стал лордом Дадли Кастл, и начал потихоньку его отстраивать после того, как тот был совершенно разрушен ещё при Генри II) и Ворен Бейсингборн (судя по тем крупицам информации, которую я нашла, этот 37-летний потомок очень древнего рода отличился в битве при Ившеме, был абсолютным лоялистом и человеком принца Эдварда, и это назначение было, похоже, первой наградой, за которой последовали ещё несколько - разрешение на строительство собственного манора, в частности).
И вот над чем они работали. Представим себе ситуацию, подобную той в Кенилворте. Любой замок в королевстве принадлежал королю и членам королевской семьи, но главным над замками был король. Нелегальные замки периодически возводились, особенно в периоды смуты, но как только смута заканчивалась, их сносили по приказу короля. Иногда богатым и важным аристократам дозволялось возводить замки там, где это было стратегически разумно для королевства, но существование и этих замков полностью зависело от воли короля и поведения владельца замка. Хозяйкой Кенилворта была сестра Генри III, Элеанор, и король согласился отдать ей этот замок в качестве приданого отнюдь не сразу и без радости - он ведь успел его укрепить до состояния неприступного для обычного штурма.
Элеанор, таким образом, стала оверлордом для местных лордов, каждый из которых имел своих вассалов. Мы сейчас не говорим о служащей челяди, только о тех, кто был землевладельцами. В случае конфликта оверлорда с высшей властью в королевстве, королем, его вассалы, по идее, могли выбрать короля, хотя на практике они, уже на уровне вассалов местных лордов, были настолько связаны друг с другом родством и интересами, что стремились скорее сподвинуть своего лорда к миру с королем, нежели выступать против него сольно. В данном же случае, Элеанор официально против брата даже войну не вела, так что, строго говоря, Кенилворт нельзя было рассматривать вражеским замком. Она просто велела никого в замок не впускать. Король в таком случае мог объявить общую конфискацию владений всех, кто не подчинился его приказу открыть ворота, потому что его приказ был выше приказа членов его семьи. Но, разумеется, пустить по миру такую ораву в тысячу голов ему совершенно не хотелось, да и глупостью это было бы. Выходом из патовой ситуации было возвращение владельцам их фактических владений с выплатой штрафа за неподчинение высшей власти.
Штраф назначался пропорционально стоимости земли, которую ее владелец хотел вернуть из конфискации. В свою очередь, средневековые правила собственности устанавливали стоимость земли в десятикратном размере по отношению к тому годовому доходу, который она производила. Существовала шкала скользящего тарифа штрафа, учитывающая степень вовлеченности владельца земли в беспорядки, повлекшие за собой ее конфискацию. Для большинства это была сумма, равная пятикратному годовому доходу, но в случае минимальной вовлеченности - всего лишь двойной. Другие же, как граф Дерби, игравшие центральную роль, заплатили бы штраф, равный семикратному годовому доходу.
В общем-то, справедливая плата, если учесть, что альтернативой было бегство за границу и потеря всей собственности. Проблемой же был факт, что пока бунтовщики сидели, закрывшись в крепости, или находились в руках королевского правосудия, их земли и добро зачастую "прихватизировали" выступавшие на стороне победителей. Да, им пришлось захваченное вернуть в руки короля, но процесс-то был не быстрый. Впрочем, и штрафы обычно выплачивались долго. Не отделались легко и те, кто предпочел укрыться от греха подальше в церковных убежищах, но не выступить против бунтовщиков, когда королю это требовалось. Они должны были заплатить в королевскую кассу половину годового дохода. А те "умники", которые уничтожили расчетные книги и клялись, что понятия не имеют, какой у них годовой доход, и те, кто земельных владений не имел, штрафовались на треть своего общего имущества. Как видите, когда через без малого три столетия молодой финансовый гений Эдмунд Дадли разрабатывал для Генри VII систему бондов, связавших английскую аристократию по рукам и ногам, он начинал не на пустом месте.
Но только не надо понимать всё вышесказанное как буквальный сценарий происходившего. На практике все, кому было что терять, знали эти системы штрафов наизусть, и учитывали реалии смутного времени. Или имели на стороне заначку, или дружественный договор с соседями, или небольшую частную армию дюжих молодцев, способных отразить рейд грабителей или потенциалных захватчиков - речь ведь шла не об армиях, а о бандах в несколько десятков вояк максимум. Обычно меньше. И считать, какой вариант вовлеченности в свару своего лорда выгоднее в случае проигрыша, верные вассалы тоже умели.
Дальше пройдемся по тем, кто не успокоился после Ившема. Часть землевладельцев, чья земля была конфискована, по какой-то причине решила никаких штрафов не платить, а сразу, как списки попавших под конфискации были оглашены (уже в сентябре 1265 года), захватили остров Аксхолм, городок, построенный на холме посреди заболоченной низины. Этот Аксхолм был хорош тем, что его было крайне легко защищать даже малыми силами, а то и вовсе перекрыть все ведущие к нему немногочисленные дороги. Главарем этой группы был некий Джон д'Эйвилл, рыцарь. В первой половине пятнадцатого века шотландский хронист Уолтер Боуэр именно его в своей Scotichronicon назовет Робин Гудом. Вообще, с этим д'Эйвиллом-Робин Гудом ситуация показательная. Историк Мэттью Льюис почему-то поместил его в Или, Кембриджшир, хотя довольно точно описал по факту Аксхолм и особенности его расположения в Северном Линкольншире. Где именно приключался Джон д'Эйвилл, указано, тем не менее, в его биографии. Да, на карте их спутать легко, Кембриджшир и Линкольншир граничат, но всё же. А на о-ве Или укрывались бароны во времена Первой баронской войны, при короле Джоне. Также биография Джона д'Эйвилла говорит, что в сентябре 1265 года в Аксхолме он находился по распоряжению Симона де Монфора-младшего. Это, собственно, объясняет, с какой такой напасти группу рыцарей занесло в это никому не нужное гиблое место, и заодно - почему гарнизон Кенилворта сидел в замке, отвергая все попытки перемирия. У Симона-младшего, возможно, был план ударить по королевским войскам у Кенилворта и самостоятельно снять осаду со стороны Аксхолма, но в процессе развития событий и он, и группа, сидевшая в Аксхольме, отдрейфовала на юг. Да и не только она.
В этом плане довольно любопытно, что внезапный взбрык графа Глостера в апреле 1267 года считается не попыткой полноценного бунта против короля, а просто легкой придурью. Ну осадил он внезапно Тауэр, потребовав от расположившегося там легата сдать укрепление ему, графу Глостерскому. Ну так не всерьез же! И вояжам легата в собор св. Павла он не мешал, и даже возвращению Генри III в столицу не попытался помешать. Ну разнесла и разграбила толпа (с подачи недоподавленных монфортистов) всего несколько лет назад отреставрированную Расписную Палату в Вестминстерском дворце, которая было особенно дорога королю, потому что там, говорят, умер в былые времена Эдвард Исповедник, ну так заново ж потом расписали. Тем не менее, каким-то образом засевшие в лесах и болотах королевства мятежники подтянулись к Лондону именно к моменту, когда де Клеру пришла в голову фантазия в очередной раз напомнить окружающим, какой он весь непредсказуемый.
Расписная палата в 1799 году
Так что не факт, что граф ничего такого не планировал. Просто, скорее всего, он получил то, что хотел, без драки. Говорили, он был недоволен штрафами, наложенными на бунтовщиков, но практически это была просто свара между Глостером и Мортимером, причем Глостер повел себя очень театрально, уверяя, что Мортимер готовит его убийство, и что на юг он уехал из страха за свою жизнь. В любом случае, в мгновение ока Глостер снова был в фаворе, и многие именитые бунтовщики получили свои помилования уже в июле 1267 года. Среди них были, в частности, Николас де Сегрейв и Джон д'Эйвилл.
Не сказать, чтобы так называемая "защита" Глостера помогла д'Эйвиллу - он схлопотал самый большой штраф из всех - 600 марок. Похоже, выкупать он их и не стал, и эти земли достались королеве, Элеаноре Прованской, причем король в приватном письме отписал жене, что просит ее принять его решение по причинам, о которых он скажет ей лично при следующей встрече. Впрочем, о чем бы королевская чета между собой не секретничала, д'Эйвилл в дальнейшем не бедствовал. Служил он принцу (и, в дальнейшем, королю) Эдварду, в 1282 году унаследовал за братом поместье и сразу же стал бароном. Такой вот счастливый итог жизни у данного "Робин Гуда".