На высокой скале Замок мрачный во мгле, Ведьма Алисон Гросс одиноко живет; И в жилище своем На свиданье вдвоем Соблазняет и речь сладкозвучно ведет.
читать дальшеИ расческой густой Белоснежной рукой Кудри гладит мои, на колени кладет, Говорит: "Будь со мной, О, возлюбленный мой, Все, что хочешь, возьми, что тебе подойдет".
Показала цветной Алый плащ с бахромой, Не жалея слова, продолжала хвалить: "Дорогой, будь со мной, О, возлюбленный мой, Эту ценную вещь я могу подарить".
"Отойди-ка ты прочь, Головы не морочь И подальше, нечистая сила, держись! Я не буду с тобой, Не возлюбленный твой, Сожалею, что здесь мы случайно сошлись".
Мягкий шелк кружевной И с жемчужной каймой Мне рубашку дает, завлекает, дразня: "Милый мой, будь со мной, О, возлюбленный мой, Ты прелестный подарок возьми у меня".
Золотых девять ваз, Ограненный алмаз Показала она, чтоб меня удивить: "Дорогой, будь со мной, О, возлюбленный мой, Это все я желаю тебе подарить".
"Отойди-ка ты прочь, Головы не морочь И подальше, нечистая сила, иди; Если даже я груб, Не коснусь твоих губ, Хоть всем златом холодной страны награди".
Ведьма вздрогнула вдруг, Осмотрелась вокруг Дважды дунула в горн, а потом еще раз; Помолилась луне, Звездам тихим в окне… (Проклинаю с тех пор день рожденья и час).
Прошептала слова. Загорелась трава. Начертила серебряной палочкой круг. Где же сила моя? Слабость чувствовал я, И на землю упал как без ног и без рук.
Я - противный червяк, На деревьях в ветвях Обречен, заколдован навечно ползти. Вспомнил те вечера, Приходила сестра По субботам всегда мне косичку плести
И несла каждый раз Свой серебряный таз, Гребень - голову мне на коленях чесать. Но не жалко волос, Ведьму Алисон Гросс Зря тогда целовал, зла не мог отгадать.
А в канун всех святых, День проказ молодых, Когда ряженых поезд к реке подъезжал, Захотела пешком И цветущим лужком Королева пройтись, я там рядом лежал.
В белы руки взяла, На колени клала И погладила трижды так нежно меня, Что вернулся опять В мою прежнюю стать И с тех пор по деревьям не ползал ни дня.
Если герцог Бэкингем объяснял свою холодность к детям Эдварда IV тем, что король недостаточно его возвеличивал, то непонятно, чем, кроме приступа безумия эгоцентризма, может быть объяснено предательство герцога в отношении к Ричарду III. Уж Ричард-то оказывал полную поддержку и респект соратнику, другу и родственнику, делая для него все возможное. Герцог даже почти получил вожделенные земли Херефорда: Ричард только ожидал следующего парламента, чтобы восстановить герцога в правах (земли были конфискованы еще при Генрихе VI). Тюдоры позже попытаются представить Бэкингема мучеником, пожертвовавшим жизнью ради их воцарения, но правда явно заключается в том, что почтенный герцог, раззадоренный интриганом Мортоном, изначально вообразил, что именно он образует новую королевскую династию, а потом просто запутался в собственных силках.
читать дальшеСобытия перешли от мечтаний и размышлений в фазу действий, когда к нему обратилась графиня Ричмонд, та самая Маргарет Бьюфорт, со скромной просьбой посодействовать возвращению в Англию ее сына.
Бэкингем глупцом не был. Он прекрасно понял, что у сына Маргарет гораздо больше стать королем, чем у него самого. Что ж, если он не мог доставить себе удовольствия надеть корону на свою голову, он мог хотя бы получить удовлетворение, лишив ее Ричарда. Маргарет, собственно, много не просила: только помочь ей убедить короля выдать за ее сына одну из племянниц. Маргарет даже отказывалась от приданного невесты, лишь бы ее сын снова обрел легальный статус. Но Бэкингем предложил ей совершенно другой план: не просить короля о милости, а взять желаемое и гораздо больше силой. К Маргарет был послан Реджинальд Брей, и она с большой радостью примкнула к заговору. Обычно считается, что возвышение своего сына планировала с самого начала именно Маргарет, но, как оказалось, это было не так.
Что Маргарет предприняла самостоятельно, так это немедленно информировала о планах заговорщиков Элизабет Вудвилл и ее дочерей, которые упорно продолжали сидеть в Вествинстерском аббатстве. В конце концов, в план прочно входил брак графа Ричмонда с одной из принцесс. Чтобы придать перевороту хоть какую-то видимую осмысленность, нужна была благая цель, и эта цель была найдена в объединении Ланкастеров и Йорков. Увы и ах, по сей день граф Ричмонд, будущий Генрих VII, практически повсеместо именуется тем человеком, который «прекратил братоубийственную гражданскую Войну Роз». И что из того, что война Роз закончилась еще при Эдварде IV? Кто, кроме энтузиастов, помнит порядковые номера этих Эдвардов? А вот красно-белую розу Тюдоров знают все. А у кого роза, тот и спаситель отечества. И никого не волнует, что «спаситель отечества» потом просто истребил линию Йорков, физически.
Надо заметить, что новости добирались до Элизабет Вудвилл непростыми путями. В данном случае, ворох новостей перед ней высыпал врач, д-р Льюис. Бедная женщина, которая и в лучшие дни блистала отнюдь не интеллектом, получила в одном пакете и известие о том, что оба ее сына исчезли из Тауэра, то есть наверняка убиты проклятым узурпатором Ричардом, и предложение блестящего будущего для своей дочери и, как она подумала, для всей своей семьи. Предложение было сделано, разумеется по всей форме, «леди Элизабет, или леди Сесили, если первая не доживет до свадьбы».
Маргарет Бьюфорт, окрыленная новыми перспективами, немедленно перебралась в Лондон, где у нее, женщины богатой, были свои квартиры, и переговоры с Элизабет Вудвилл при помощи доктора Льюиса стали ежедневными. Хью Конвей и Кристофер Арсвик отправились во Францию, где прятался граф Ричмонд, с большой суммой денег и известиями, что у графа теперь новая политическая агенда и даже невеста.
Неизвестно, не раскаялся ли герцог Бэкингем, когда его заговор, начавшийся с каприза и бравады, вдруг набрал совершенно безумные обороты. Наверняка сигнал тревоги прозвенел тогда, когда еписком Мортон, его как бы узник, внезапно бежал во Францию, воспользовавшись тем, что Бэкингем относился к нему как к другу, а не как к пленнику. Что поставило Бэкингема в невыносимое положение: и принцы пропали, и главный интриган бежал, что сказать королю? С точки зрения Бэкингема, лучшим выходом было просто быстро поменять короля с того, перед кем он оказался полным идиотом, на того, кто был бы ему всем обязан.
Поскольку король Ричард, будучи человеком военным, не имел привычки оповещать общесвенность о счоих планах, неизвестно, в какой именно момент он узнал о заговоре. Известно только, что он, внешне спокойно, придерживался своей программы путешествия по королевству, неспешно продвигался от Варвика к Йорку, и никак не показывал беспокойства, даже если его и испытывал.
А герцог развил лихорадочную деятельность. Он оповестил Ричмонда, что ожидает его высадки в Англии 18 октября, и в этот день он поднимет восстание внутри страны. В принципе, права графа Ричмонда на корону были шаткими, только через мать, которая была дочерью герцога Сомерсета из Бьюфортов, детей Джона Гонта. Детей, чье признание законными, оговаривало, что они не могут претендовать на корону. В этом отношении права Ричарда были куда как более основательными. Его род тоже получил свое право на престол через женщину, но, по английским законам, это было вполне легитимно. Женщины не сидели на троне Англии, и единственная попытка с «имперетрицей Мод» привела к гражданской войне. Но женщины передавали право на трон через сколько угодно поколений.
С отцовской стороны у графа Ричмонда дела обстояли еще печальнее. Собственно, будь в те времена, когда то ли брак, то ли просто сожительство вдовы блистательного Генри V со сквайром из Уэллса Тюдором вышел на свет божий, другой король, а не Генрих VI, никакой династии Тюдоров и вовсе бы не было. Оуэн был бы казнен, а его сыновья были бы отправлены в монастырь. Но вышло то, что вышло, и теперь, благодаря глупости герцога Бэкингема, предприимчивости Маргарет Бьюфорт, чувству интриги епископа Мортона и безнадежности Элизабет Вудвилл, у Англии появился конкурент королю.
Надо сказать, что Ричард слишком легко к персоне графа Ричмонда не относился. Тот сидел во Франции, и одним из первых действий Ричарда, как короля, было подтверждение договора с Францией, отдельным пунктом которого было продолжение нахождения графа Ричмонда во Франции на положении пленника. Ситуация привлекла к Ричмонду некоторое сочувствие, а деньги, высланные маменькой – многочисленных эмигрантов еще времен Войны Роз, прозябающих во Франции в неимоверной нищете. Вопрос о высадке был решен.
Есть одна прелюбопытнейшая теория, высказанная современником Ричарда и герцога, д-ром Томасом Хаттоном. Он вообще утверждает, что план коронования Генри Ричмонда королем возник сразу после смерти Эдварда IV, и что во главе этого плана стояли Мортон и Бэкингем. И только энергичное вмешательство Ричарда, самолично назначившего себя Лордом Протектором королевства, помешало развязать очередную войну, избавиться от Вудвиллов, и короновать Ричмонда. И что Бэкингем примкнул к Ричарду от растерянности и в безвыходном положении, но потом продолжил действовать по плану: избавился от сыновей покойного короля. А уж если предположить, что Ричард о заговоре знал, и именно поэтому вмешался так энергично, то понятно, что он имел все основания спрятать племянников от герцога, уезжая из Лондона. Интересная теория. Эффективность, с которой Ричард раздавил мятеж, известна. Но остается вопросом, что он чувствовал? В какой момент он узнал о предательстве Бэкингема? Или он знал с самого начала? Есть письмо Ричарда епископу Линкольна, Лорду Канцлеру:
" By the King. " Right reverend Father in God, and right trusty and well-beloved, we greet you well, and in our heartiest wise thank you for manifold presents that your servants in their behalf have presented unto us at this our being here, which we assure you we took and accepted with good heart, and so have cause.
And whereas we by God's grace intend to advance us towards our rebel and traitor the Duke of Buckingham, to resist and withstand his malicious purpose, as lately by our other letters we certified you our mind more at large ;for which cause it behoveth us to have our great seal here, we being informed that for such infirmities and diseases as ye sustain, ye may not in your person to your ease conveniently come unto us with the same : Wherefore we will, and nathelesscharge you, that forthwith, upon the sight of this, ye safely do cause the same our great seal to be sent unto us ; and such of the office of our chancery as by your wisdom shall be thought necessary, receiving these our letters for your sufficient discharge in that behalf. " Given under our signet, at our city of Lincoln, the 12th day of October." " We would most gladly ye came yourself, if that ye may ; and if ye may not, we pray you not to fail, but to accomplish in all diligence our said commandment to send our seal incontinent upon the sight hereof, as we trust you, with such as ye trust, and the officers perteining [appertaining] to attend with it : praying you to ascertain us of your news there. Here, loved be God, is all well, and truly determined, and for to resist the malice of him that had best cause to be true, the Duke of Buckingham, the most untrue creature living: whom with God's grace we shall not be long 'till that we will be in that parts, and subdue his malice. We assure you there was never falser traitor purveyed for; as this bearer Gloucester 1 shall show you."
Письмо датировано 12 октября, то есть, еще до того, как герцог отказался явиться по вызову короля, продемонстрировав всем, что заговор действительно существует. 16 октября Ричард вызывает в Лейчестер своих верных северян, официально объявляет герцога Бэкенгема предателем. Епископ Линкольна переправляет ему большую печать, и Ричард сам отправляется в Лейчестер.
А бунт начался. Маркиз Дорсет (Вудвилл), ускользнул из Вестминстерского аббатства, и поднял большие силы в Йоркшире, епископ Экзетер и его брат подняли Корнуэлл и Девоншир. В Кенте орудовал сэр Ричард Гилфорд, а с моря приближался граф Ричмонд – всего с пятью сотнями людей, но несомненный лидер.
Поразительно то, как вел себя Ричард в этот опасный момент. Про него говорят, что он был последним средневековым королем Англии, и что де сама история уже была готова для следующей стадии. Но редко вслух говорится то, что Генри Тюдор привел страну к процветанию, буквально следуя плану Ричарда и формировании государства и его финансов. Да и события бунта Бэкингема доказывают, что Ричард был слишком умен для того, чтобы полагаться только на силу оружия.
Довести ситуацию до кризиса, детально проработать в уме план своих действий, и потом молниеносно начать одновременно военную операцию и операцию цивильную – это ж какой талант и самоконтроль были нужны! Еще в Лейчестере Ричард выпустил прокламации, обещающие 1 000 фунтов единовременно или 100 фунтов годовых пожизненно за пленение герцога Бэкингема. Маркиз Дорсет был оценен в 1000 марок, во столько же – его дядя Лайонел, то есть речь идет о сыне и брате Элизабет Вудвилл. Все остальные вожаки восстания пошли по 500 марок. Был назначен вице-коннетабль королевства с правами военно-полевых судов, ключевые позиции в Уэллсе были взяты под охрану.
Соединиться восставшим помешала погода: 10 дней лили проливные дожди, реки вздулись, мосты снесло. Силы Бэкингема практически истаяли за эти 10 дней, а сам герцог прятался некоторое время, пока его не нашли: сумма за его поимку была такой, что его искали, да еще как! Обстоятельства, при которых Бэкингем был арестован, являются источником стольких легенд и сказаний, что истину среди них опознать невозможно. Известно только, что Ричарду он был передан 2 ноября сэром Джеймсом Тайлером. По законам тех времен, герцог был немедленно приговорен к казни. В качестве последнего желания, он высказал желание увидется с королем, в чем Ричард ему без раздумий отказал.
Интересно, что через годы сын герцога утверждал, что у того был спрятан нож, и что он хотел убить Ричарда, когда тот придет увидеться с ним. Может, правда, может – еще одна легенда.
Что касается графа Ричмонда, то, отплыв из Бретони, они сначала попал в шторм, потом чуть не попал в руки сторожевиков, которых Ричард расставил на море, и вернулся во Францию.
Бунт был подавлен, бунтовщики эффективно и быстро казнены, помощники награждены. Надо сказать, что Ричарду не пришлось осаждать крепости и брать города своего королевства с боем. Повсюду, и в Кенте, и в Экзетере, и в Глочестере, и в Йорке его встречали с почестями и полагающимися церемониями. Похоже, что англичане, в целом, были вполне довольны своим королем. О последующих событиях и о смерти Ричарда я писала уже достаточно. Думаю, отдельные детали будут дополнительно рассмотрены, когда я буду писать о Генрихе VII. Так что этот пост о Ричарде последний. Для любителей истории и богатых деталей, ссылок и выдержек из документов от души рекомендую двухтомник ”Richard III” Caroline A. Halsted, он есть в Архивах на английском.
Интересно, а сейчас что-то подобное пытаются делать? В Финляндии попробовали с ТВ-компанией, но таргетной группой были выбраны молодые девушки, что разъярило феминисток. По-моему, то ли пришлось снять с показа, то ли само по себе заглохло.
У Балдуина Бульонского, младшего брата Годфри и нового короля Иерусалимского королевства, своих людей не было. Не было земель – не было и вассалов. Всё, что у него на момент коронации было под рукой – это горсть рыцарей-крестоносцев, которые еще в Европе поклялись остаться в Святой Земле, и набор авантюристов, кочующих от одного театра военных действий к другому. Некоторые из них были, как сам Балдуин, в поисках земель, где они смогли бы основать свой феод, некоторые просто не мыслили себе лругого образа жизни, кроме войны, и Святая Земля давала им шанс на богатую добычу и сравнительно с европейскими войнушками большее уважение к собственным действиям: здесь они не были грабителями и возмутителями спокойствия, здесь они были Освободителями Святой Земли. До папы в Риме было сравнительно далеко, а короли вернулись в Европу.
читать дальшеФранки в тот момент контролировали большую часть Палестины, и эти владения было сравнительно легко защищать. Часть деревень там всегда была христианской, большинство мусульман ушло еще при приближении армии франков, покинув даже Наблус. Вот побережье было уязвимо, но и там, на тот момент, практически не было ни мусульман, ни даже евреев, которые покинули владения франков после резни в Иерусалиме. Но вот новые територии, расширившаяся Галилея, были очень уязвимы. У франков не было контроля ни над торговыми путями из Аравии, ни над старым путем на Византию. Арзуф и Цезария оставались мусульманскими, и, хотя их халифы объявили себя вассалами Иерусалимского королевства, они не теряли контакта с Египтом.
Хуже всего было само состояние Палестины, которая из богатой римской провинции превратилась в бедную и заброшенную землю. Никогда, даже в лучшие времена, иерусалимские короли не были так богаты, как их коллеги в Триполи и Антиохии, потому что земли вокруг Иерусалима были особено бедны. С другой стороны, именно сушь и безводье окрестностей Иерсалима делали его наиболее здоровым местом для жизни. Более богатые водой равнины были заболочены, и те франки, которые их захватили, не прожили достаточно долго, чтобы порадоваться вновь приобретенному богатству:малярия, дезинтерия, болотная лихородка не разбирали, кого свалить.
Особенно страшная смертность была среди переселенцев с Запада в первые годы: они не знали местных обычаев, помогавших выжить, их одежла совершенно не подходила для местного климата, они не могли приспособиться к ограничениям в привычной диете. Поскольку очень-очень многие привезли с собой в Святую Землю семьи, надеясь осесть там навсегда, особой статьей стала чудовищная детская смертность. Как ни странно, девочки выживали гораздо лучше, чем мальчики, и гораздо быстрее адаптировались к климату, становились сильнее и закаленнее братьев. Позднее это стало источником многих политических проблем в Иерусалимском королевстве.
А пока Балдуин понял только одно: чтобы выжить, колонии франков нужен постоянный приток переселенцев из Европы. «Королевство – это я» - чрезвычайно глупая фраза. Балдуи смог бы объяснить это глупому Людовику. Он-то знал, что королевство – это люди, которые своей работой приносят королевству доход, богатея, обогащают налогами королевство, и, обзаводясь семьями с множеством детей, которых они смогут вырастить крепкими и здоровыми, обеспечивают само существование королевства.
Программа Балдуина включала в себя простые, практичные действия. Арзуф и Цезарию было необходимо взять, и ассимилировать их земли в королевство. Аскалон должен быть покорен. В Трансиордании и по южному побережью Мертвого моря дожны быть построены форты. Должны быть открыты пути для пилигримов и иммигрантов через организацию безопасных путей, которые соединят Иерусалимское королевство с христианскими королевствами Севера. Нужен новый морской порт, лучше, чем Яффа и Хайфа, неспособные принять суда с большой осадкой. Этим портом могла быть только Акра, и Акру надо было завоевать. Нужно было вдохновить достаточное количество европейцев завоевать новые территории в Сирии, организовать там новые христианские государства.
Но самой насущной необходимостью нового королевства были деньги и люди – сила, при помощи которой король мог бы контролировать вассалов и территории. Люди – это и усиление связей с местными христианами, и иммиграция из Европы. Деньги – это торговля, для которой, опять же, нужны связи с соседями, и, разумеется, пожертвования благочестивых европейских христиан, которым надо было постоянно и авторитетно напоминать о том, что они благочестивы.
Истинным благословением и для нового королевства, и для Византии, которая на плечах крестоносцев взяла контроль над западной частью Малой Азии и морским побережьем практически всего полуострова, была разобщенность мусульманского мира. Благодаря крестовому походу, армянские владения получили свой шанс, и немаловажное значение приобрела Антиохия, которую проворный Боэмунд прихватил под себя, хоть и клялся византийскому Алексису вернуть ее Византии. Население Антиохии состояла практичеси полностью из христиан, но из христиан разных толков, враждебных друг другу, что дало норманнам хороший шанс захватить полный контроль.
В 1100 году ситуация в Антиохии чуть было не вышла из-под контроля, когда войска Балдуина были разбиты в походе в области Верхнего Евфрата, а сам Боэмунд попал в плен, но Балдуин, тогда еще граф Эдессы, среагировал достаточно быстро, контролируя ситуацию, пока Танкред не прибыл в Антиохию, чтобы взять регенство на время плена своего дяди Боэмунда. Танкред был правителем волевым, хитрым и энергичным – как и его дядюшка, так что за Антиохию можно было не беспокоиться.
Буфером между Антиохией и мусульманским миром была Эдесса. Эдессу франки контролировать полностью не могли, довольствуясь только системой усиленных гарнизонов, обеспечивающих безопасность границы. Балдуин, наверное, с тоской вспоминал те времена, когда он был властелином Эдессы, собирая налоги с богатых областей, и прихватывая добычу во время рейдов на мусульманские территории: тогда граф Эдессы был богаче, чем король Иерусалима.
Нужда Антиохии и Эдессы в людях была не так остра, как нужда Иерусалима, но и там была своя особенность: местные христиане давно забыли о том, как обращаться с оружием, потому что мусульмане, захватив территории, запретили христианам носить оружие. Вот армяне с оружием очень даже могли обращаться, но с ними у франков возникли те же проблемы, что и с византийцами. Франки нашли, что и византийцы, и армяне не заслуживают доверия, и всегда готовы предать интересы западных союзников, или решить свои проблемы чужими руками. Поэтому и Танкред, и Боэмунд, и Балдуин хотели под свою руку именно западных рыцарей, людей одной с ними культуры, одного менталитета.
Самым опасным противником франков оставался Египет. Да, вояками фатимиды были неважными, но Египет был настолько богат, что мог терять армии, просто нанимая на их место новые. Другой проблемой была Византия. Помимо того, что хитроумный император Алексис значительно укрепил свою империю, бессовестно, с точки зрения франков, используя их пот и кровь в своих интересах, Византия имела огромный моральный авторитет в Европе. За Византией была тысячелетняя история, ее глава считался главой всего христианского мира. Византия была бессовестно богата, ее армия была экипирована лучше, чем какая-либо другая христианская армия. Византию можно было ненавидеть, как ненавидели ее крестоносцы – к чему имели полное основание – но не считаться с ней было нельзя.
К счастью для Иерусалимского королевства у Византии были, все-таки, проблемы. Возпервых, ее армия практически полностью состояла из наемников, а наемники стоили дорого, да и доверять им было нельзя: турки не стали бы воевать против мусульман, а франки – против христиан. И еще Алексис перемудрил с деньгами, «облегчив» золотую монету так, что она перестала котироваться в международных сделках. Опять же, Алексис, несомненно, очень хотел наказать Боэмунда за Антиохию, но он не мог выступить против Иерусалимского королевства и его союзников, потому что поддерживать Иерусалимское королевство было его прямым долгом.
Совершенно новой силой в турбулентной политике Святой Земли стали морские итальянские города. Не проявившие никакого интереса к крестовым походам изначально, Генуя, Венеция и Пиза быстро поняли, насколько много обещает им новая ситуация на востоке. Крестоносцы приняли их помощь с энтузиазмом, потому что на византийцев надежды не было, но Балдуин слишком хорошо знал, в какие суммы обходится его королевству эта «помощь».
Поразмыслив над существующими проблемами и возможными альтернативными решениями, Балдуин I пришел к единственно реальному решению: нужна новая экспедиция из Европы. Люди были посланы в Рим, все каналы пропаганды были задействованы. Много легенд о сказочных богатствах новых территорий и шансах на лучшую долю в Святой Земле родилось в недрах той пропагандистской акции. Нельзя же, в самом деле, было зазывать людей в колонии с убийственным климатом, отсутствующей промышленностью, совершенно неразвитым сельским хозяйством, окруженные, к тому же, со всех сторон опасностями.
"А почему твой меч забрызган кровью, Эдвард, Эдвард? Так почему твой меч забрызган кровью, О ком, о чем твоя печаль?" читать дальше"Убит мой самый лучший ловчий сокол, Мама, мама. Я сам убил тебя, мой смелый сокол, О, сокол мой, тебя мне жаль!"
"Но нет, кровь птицы хищной, жадной, Эдвард, Эдвард, Нет, никогда не станет ярко-красной. Мой сын, ты слышишь ли меня?" "Друг верный, боевой, мне жаль гнедого, Мама, мама, Убил я собственной рукой гнедого, Вернее не было коня".
"Да, старый конь был добрый и могучий, Эдвард, Эдвард; А молодые лошади не лучше? Другая скорбь тебя гнетет". "Убит отец мой дорогой, он мертвый. Мама, мама, Отца родного загубил. Он мертвый. О, тяжкий грех меня убьет".
"Ты кару понесешь за преступленье, Эдвард, Эдвард, За грех равновеликим искупленьем? Ответь, мой сын, скорей, я жду!" "Под парусом корабль мой у причала, Мама, мама, Уж ветер буйный над волной крепчает, Я в дальние моря уйду".
"Кому богатства, замок и поместье, Эдвард, Эдвард? Сокровища останутся на месте, Земли твоей заманчив вид". "В руины замки превращает время, Мама, мама, Пусть в пыль и прах разрушит башни время, Меня ничто не соблазнит".
"А что жене останется и детям, Эдвард, Эдвард? Забыть не сможешь ни за что на свете, Ведь ты уходишь навсегда". "Велик наш мир. Когда нужду познают, Мама, мама, Пусть сами путь по жизни пробивают. Их не увижу никогда".
"А матери, что мне ты оставляешь, Эдвард, Эдвард? Сынок мой дорогой, что пожелаешь, Что скажешь мне в ответ?" "Тебе проклятья ада посылаю, Мама, мама, Все муки ада выстрадать желаю, За тот коварный твой совет!"
А вот тоже красивая баллада, «Лорд Рэндалл». Жаль, без картинок.
читать дальшеOon Raamattuni mä lukenut, se on mua joskus tukenut, mut tullutkaan en siitä hurskaammaksi. Oon pettänyt, oon ryöstänyt, mut laulun kuulen yöstä nyt niin hiljaisen ja pienen: Halleluja! Halleluja... Halleluja...
Ja sä selasit horoskooppejas, kelasit muodikkaasti mantrojas - ja sun sitaateillas oli kai hyvä flaksi... Sitten kahlittiin sut keittiöön, kun sitouduit siihen heittiöön, ja huuliltas soi pelokas: Halleluja... Halleluja... Halleluja...
Oon täällä ollut kai ennenkin, siis ennen kuin Sinut tapasin - sä luulit kai mua paljon viisaammaksi... Me seurattiin kahta ohjelmaa, oli toinen Taivas ja toinen Maa, ja me vaivoin hengitettiin: Halleluja... Halleluja... Halleluja...
Oli aika jolloin me epäiltiin, alas pilvetkin me revittiin eikä taivas muuttunutkaan kirkkaammaksi... Mutta muistat kai kun suudeltiin ja kuuta mukaan me huudeltiin - soi kaikkialla kaunein Halleluja... Halleluja... Halleluja...
On jossain kai tuolla Jumala, jos on, se on niin kaukana ja se tuntuu muuttavan vain kauemmaksi... Se ei kuule lasten huutoja, eikä tuskaa missään lopeta - jää vain kylmä, murskaantunut Halleluja... Halleluja... Halleluja...
Слова очень грустные: Я тоже Библию читал, но набожнее я не стал, хотя она меня иногда поддерживала. Я предавал, я отбирал. Но стал я слышать в тишине еле звучащий звук: Halleluja... Halleluja... Halleluja... А ты листала гороскопы и читала модные мантры, и у тебя на все случаи были готовы мудрые цитаты. А потом ты связалась с этим подонком, и тебя приковали к кухне, и твои губы испуганно шептали: Halleluja... Halleluja... Halleluja... Наверное, ты бывала здесь и раньше, до того, как встретила меня, и ты считала, что я мудрее. И мы смотрели на Небо и Землю, и иногда забывали дышать... Halleluja... Halleluja... Halleluja... И было время сомнений, когда мы срывали облака, но небо не становилось от этого чище. Ты помнишь, как мы целовались, как кричали вместе с Луной, и повсюду радостно звучало: Halleluja... Halleluja... Halleluja... Новерное, Бог где-то есть, но он уходит все дальше, он не слышит криков детей, он не прекращает страданий. И после него остается только холодное, разбитое Halleluja... Halleluja... Halleluja...
А вот англоязычное. Другие слова, но тоже грустно, грустно.
Поисковая фраза с Гугла: "рыцари женились светские рыцари вступление в брак". Кхмммм.... Ну женились, конечно. Как и все прочие. Но НЕ друг на друге!!! И снова средневековый секс у меня ищут. Ну люди, секс он и в средние века был тем же сексом, в этом плане как-то трудно выделить какую-то средневековую особину. По-моему. Ой, а с Яндекса искали читать дальшеder tod reit auf einem kohlschwarzen rappen kate-kapella Надеюсь, ничего неприличного...
Нашла, нашла Читайте, только присядьте и ничего не ешьте, уж больно смешливо, можно подавиться
Медведь возвращается. Польская трагедия, российская выгода
Автор: Артур Херман Дата публикации: 13-04-2010
читать дальшеАвиакатастрофа, унёсшая жизнь польского президента и ещё 95 человек – трагедия для польского народа и потеря доброго друга для США. Для России – польского соседа, однако, это – возможность, как и в дни железного занавеса, настаивать на гегемонии в Восточной Европе.
Потому, что российский медведь возвращается. Как Дракула, поднимающийся из своего гроба, он теперь шествует по миру спустя долгое время, в течение которого мы считали его мёртвым и похороненным. И беспомощное ведение президентом Обамой внешней политики даёт российскому авторитарному руководству шанс (равного которому нет) расширять свое могущество и неуклонно уменьшать наше.
Некоторые поверят российской оценке, что польский пилот сознательно подверг опасности жизнь своего президента и всего высшего эшелона руководства своей страны, пытаясь приземлиться в густом тумане, несмотря на повторные предупреждения российской службы наземного контроля.
Другие не поверят – помня о том, что президент Лех Качиньский был злейшим врагом российского Владимира Путина, и как почитаемая Путиным ФСБ (бывшая КГБ) шесть лет назад была связана с интригой отравления украинского президента.
В любом случае, ожидается новое, вероятно непреодолимое, давление на Польшу, чтобы привязать её к линии Кремля. Добавьте договор СТАРТ, который Россия вытянула из нашего президента всего лишь на прошлой неделе, и любому, кто представлял, что мы выиграли холодную войну, лучше бы подумать хорошенько ещё раз.
Американцы наблюдали распад Советского Союза в 1990 г., и видели, как Россия скатилась до национальной немощи. Её бывшая империя раскололась на 15 независимых республик, от Украины и Грузии до Киргизии. Её когда-то мощная армия, флот и ядерный арсенал распались таким же образом.
Американские политики просто списали Россию, как страну без настоящего и без ясной надежды на будущее. Эксперты по советам, подобные Кондолизе Райс, когда-то бывшей тяжеловесом в любом вашингтонском совете мудрецов, мечутся в поисках другой работы.
Им стоит осознать, что страна с богатыми ресурсами – от нефти и природного газа до железа, золота и алмазов не будет долго оставаться бедной, и что государство с долгой историей агрессивной империалистической экспансии не будет спокойно почивать при сокращении до величины меньшей, чем в то время, когда Пётр Великий стал царём.
В 2000 г. русские избрали Путина президентом. Как только рост цен на нефть начал наполнять российские закрома, он пообещал восстановить гордость и мощь России – ценой, вскоре обнаружившейся, которой был конец и 10-летнего хаотического эксперимента, и его демократических свобод.
Путин, бывший агент КГБ, вынес ценный урок, скрытый среди руин поражения: коммунизм сдерживал Советский Союз. Когда дело дошло до запугивания европейских соседей России, впрочем, как и её собственного народа, холодное неприкрашенное применение власти ради самой власти сработало намного лучше, особенно когда США настаивали на другой манере поведения.
Итак, в течение 10 лет Америка сидела рядом, пока Путин резал чеченцев, убивал журналистов-диссидентов и заключал в тюрьму ведущих российских предпринимателей, ставя на их место своих закадычных друзей.
Мы сидели рядом, когда Путин утроил российский военный бюджет, помогал Ирану строить и оборудовать её ядерный реактор в Бушере, посылал муллам продвинутые ракетные системы и чувствительные ядерные технологии.
США ничего не сделали, поскольку Райс и другие настаивали, чтобы ничто не вмешивалось в наши усилия по привлечению России к поддержке санкций ООН против Ирана – страны, которой русские помогали вооружаться.
Наконец, летом 2008 г., брутальное российское нашествие на независимую Грузию заставило администрацию Буша изменить точку зрения относительно Путина. Но затем прошли выборы в США, и пришла новая внешнеполитическая команда. Не научившись на ошибках Буша, Обама теперь полон решимости их комбинировать.
Первым шагом была сдача наших демократических восточно-европейских союзников, включая Польшу, которая бросила вызов Путину, согласившись принять ПРО США в своей стране: Обама выкинул план, поскольку он обижал русских. Затем на прошлой неделе последовал договор СТАРТ, который запер нас в постоянном ядерном спаде, в то время как Россия свободна в модернизации своего ядерного оружия и даже в строительстве своего противоракетного щита.
И в тот самый день, когда договор был подписан, произошло восстание против правительства Киргизии, которая представляет собой жизненно важную линию воздушных поставок для наших войск в Афганистане. Подобно крушению, в котором погиб Качиньский, оно устранило руководителя, который бросил вызов Кремлю из-за базы США в его стране.
Что следующее? Путин и его марионеточный президент Дмитрий Медведев теперь говорят, что они не поддержат никакого бензинового бойкота против Ирана, а только эта санкция могла остановить иранскую ядерную программу, поскольку она подходит к финальной стадии.
Мы не будем знать истины о крушении самолёта, произошедшего в конце недели, до тех пор, пока «чёрный ящик» самолёта не будет в безопасности, изъятый из русских рук. Но мы уже знаем правду о Путине. Народ смеялся, когда Буш сказал, что он заглянул в душу Путину и увидел хорошего человека. Обама взглянул на окровавленные руки Путина и увидел руководителя, с которым можно иметь дело.
Самая последняя книга Артура Хермана «Ганди и Черчилль»
Первый Крестовый поход, как таковой, закончился взятием Иерусалима и коронацией Годфрида Бульонского. Корабли ждали в Яффе крестоносцев, которые возвращались в Европу, провинции были розданы. С Годфридом осталось всего несколько сотен рыцарей. А ведь работа далеко не была закончена: в Египте собирались силы против «франков», да и совсем рядом с Иерусалимом был непокоренный Аскалон. Галилея, отданная Танкреду, даже не была еще завоевана. Годфрид считал, что взятие Аскалона даже важнее, чем организационные вопросы в королевстве, и двинулся в поход.
читать дальшеБыло жаркое лето 1099 года, когда 11 августа войска двинулись в путь. Вместе с Годфридом отправились всего триста рыцарей, включая Раймунда, Танкреда и обоих Робертов, Фландрского и Куртгёза. Крестоносцам помогла, ка ни странно, пыль, в которой сарацины не могли разобрать, что же, собственно, происходит на поле боя. Но, предположив, что имеют дело с гораздо более крупными силами противника, они впали в панику и побежали. Египтяне – прямо к своим кораблям, которые немедленно снялись с якоря, а Мелек эль-Абдал с двумя тысячами человек – в Аскалон. Причем, паника была такой, что люди давили друг друга в воротах крепости.
Клод Конде не дает в своей книге «The Latin Kingdom of Jerusalem» никакого объяснения тому, почему Аскалон не был взят, только упоминает, что Раймунд и Годфрид рассорились из-за незавоеванной еще добычи, но я нашла русскоязычную статью, где говорится следующее о событиях: «жители Аскалона, наслышанные о резне в Иерусалиме, предложили сдаться, но только лично Раймунду Тулузскому. Годфрид, чье самолюбие было задето этим, отказался от таких условий. Обиженный Раймунд отделился от его армии и со своими отрядами направился на север. Теперь у Готфрида не было достаточно сил, чтобы штурмовать Аскалон, и ему пришлось снять осаду. Так из-за глупости и напыщенной гордыни Годфрида Аскалон остался в руках мусульман и был «жалом во плоти» франков в течение следующих пятидесяти лет. Все египетские набеги на Палестину совершались из Аскалона.»
С моей точки зрения, одна версия не исключает другую. Впрочем, есть еще и третья: Раймунд, несмотря на свои заслуги и на то, что он вбухал в поход изрядные средства, при разделе завоеванного не получил ровным счетом ничего. И отправился он, собственно, с Годфридом именно потому, что было договорено: Аскалон с окрестностями отойдет Раймунду – а потом в Годфриде взыграла жадность. Или кто-то, ведший переговоры от Аскалона, сообразил, что единственный шанс для них – это вбить клин между самолюбивыми франками. Трудно предствить для герцога, теперь короля, большего оскорбления, чем условие: сдадимся, но не тебе.
Зиму Годфрид провел в Иерусалиме за делами организационными. Около 20 окрестных деревень было подарено образованному приорату, названному Валь–де-Кур. Венецианский дож совместил выгодное для себя с полезным для Иерусалимского королевства, и послал к Годфриду флот, который помог в завоевании Цезарии, Арзуфа, Хайфы и Тира. За это дожу была обещана треть в каждом завоеванном городу, одна церковь и одна рыночная площадь, а также половина военной добычи. Иерусалимское королевство строилось по методу французского феода. У Годфрида были большие планы, ведь ему было всего 40 лет, но, возвращаясь в июне 1100 года из-под Цезарии, он (по словам Конде) подхватил какую-то разновидность местной лихорадки, очевидно, от плохой воды, и 18 июля умер, процарствовав всего год (легенд по поводу его смерти существует масса, от смерти в битве до отравленного яблока).
Официальная эпитафия Годфриду гласит: Hic jacet inclitus Dux Godefridus De Bullon, qui totam istam terramAquisivit cultui Christiano Cujus anima regnet cum Christo. Amen
В общей истории Годфрид Бульонский рассматривается через призму своего рода героического нимба первого короля Иерусалимского Королевства, а сменивший его Балдуин обычно представляется в несколько сомнительном свете, ведь он не пошел на Иерусалим, а занялся устройством собственных дел, помятуя о том, что крестовый поход когда-то закончится, а вот ему лично возвращаться из него будет некуда.
Историк по крестовым походом, медиевист Стивен Рансимен, дает Годфриду совершенно убийственную характеристику в своей «Истории крестовых походов» (которая считается лучшим произведением по теме): «Godfrey, for all his estimable qualities, was a weak, foolish man. Out of jealousy he quarrelled with his colleagues; out ofgenuine piety he yielded far too much power into the hands of the Church. His death and his replacement by his brother Baldwin saved the young kingdom”. Вот так-то.
Эта экзотика от 1989 года! Монро нельзя не показать, это такая красочная фигура)))
читать дальшеВообще-то Майка Монро зовут Матти Фагерхолм. Да, он (как ни странно) жив, и даже выступает. Самая известнаая его группа - Ханой Рок. Кому показалось интересным - вот его официальный сайт. www.michaelmonroe.com/ Лично мне тяжело смотреть на постаревшего Монро - огонь погас. Говорят, после смерти жены. Но он молодец, что не сдается, что вылез из депресии, и - главное - что любит кошек!
Герцог Альба в Нидерландах или Как прослыть кровавым тираном за четыре простых шага.
а глаза такие умные, добрые, печальные... (перевести бы ещё стишок под портретом)
Жил да был герцог Альба, слуга королю, отец солдатам. Много где воевал, много где прославился, но вряд ли представлял, каким его запомнят потомки после выполнения очередного королевского задания: собрать вещички и несколько терций, маршем пройти по Испанской Дороге и подавить протестантский мятеж. А всё потому, что сначала ты работаешь на имидж, а потом имидж работает на тебя.
Шаг первый: дистанцироваться от аристократов.
читать дальшеВ то время, как офицерские должности в других европейских армиях были практически монополизированы аристократами, Альба в 1560-е - 1570-е наполнил свой генштаб идальго и простолюдинами. Люди вроде Хулиана Ромеро, Кристобаля де Мондрагона, Санчо де Лондоньо, Франсиско де Вальдеса и Санчо Давилы не могли писать «дон» перед своими именами, но заняли высокие должности благодаря тому, что эффективно действовали на поле боя. Герцог Альба, по натуре человек аскетичный и полностью сосредоточенный на любимом деле, требовал от них только высочайшего профессионализма и дисциплины, чему учил на собственном примере.
Зато его противники получили возможность заявлять, что эти офицеры из низов по натуре не знакомы с рыцарской этикой, а потому склонны к неконтролируемой жестокости. Мол, что с них взять, с неблагородных, сама дурная кровь их толкает на насилие и грабежи. Короче, настоящий подарок для пропаганды. Никто особенно и не замечал, что грандов в армии Альбы всё равно было немало, поскольку при нём стало престижным даже служить в пехоте. Да и в Мадриде любителей шептать на ухо королю гадости про герцога его меритократия сильно прибавила.
Шаг второй: сражаться не красиво, а эффективно.
читать дальшеВ отличие от многих столь же родовитых генералов своего времени, герцог Альба не гнушался лично вникать во все тонкости военного дела, вплоть до самых технических. Неслучайно, что это он был первым полководцем, который сделал мушкет стандартным оружием пехоты (в то время мушкет был существенно тяжелее аркебузы, требовал вилки-подпорки, но зато мог валить рыцарей как противотанковое ружьё ; броневичок Ильича).
Вместо одиночных снайперов Альба набрал мушкетёров вплоть до 8% от общей численности тогдашней терции (аркебузиров ещё 20%), чем привёл голландцев в состояние культурного шока. Другим коньком железного герцога были фортификации. Влезал во все подробности укреплений, изучал и применял на практике самые модные идеи.
А вот сражаться в чистом поле терпеть не мог, предпочитая изматывать супостата хитроумными маневрами, изнуряющими стычками, частыми засадами и атаками нинзя-стайл под покровом ночи. Работало это даже лучше, чем тактика Квинта Фабия против пунийского слонолюба. Людей, которые считали такую тактику бесчестной, Альба посылал далеко и надолго, заявляя, что мятежники ничего лучше и не достойны. Более того, когда Вильгельм Нассау послал к нему герольдов с вызовом на битву и обещанием после обменяться пленниками, герцог не просто отказался, но ещё и вздёрнул гонцов высоко и скоро (ранее он честно предупреждал, что, спам на его емайл, никаких послов слать не надо, потому что с мятежниками ему говорить не о чем, кроме полной капитуляции, так что никакой неприкосновенности не будет).
Естественно, подобная тактика легко ложится в канву дьявольски коварного злодея, который змеиной хитростью и подлостью побеждает отважных врагов, идущих в бой с развёрнутыми знамёнами и поднятыми забралами.
Шаг третий: соблюдать военное право при осадах.
читать дальшеАльба прославился как командующий, при котором в испанской армии дисциплина была действительно железной. Любое случайное проявление насилия против гражданских лиц немедленно пресекалось и каралось смертью. Зато неслучайного было хоть отбавляй. Педантично сделав вывод, что голландцы и им сочувствующие не суверенная держава, а мятежники против короля, Альба с неизбежностью сделал вывод, что действующее военное право требует этот мятеж подавлять любыми приличествующими способами.
Неутомимый герцог приступил к делу тщательно, отказавшись даже уводить армию на зимние квартиры. Методично он осаждал и брал один восставший оплот за другим, делая это так, чтобы другие знали цену бунту. Любой взятый город подвергался разграблению и резне, и в полном соответствии с существовавшей нормой спастись можно было только капитуляцией до момента начала осады. Как только Альба окружал город артиллерией, пощады можно было не ждать. Каждый должен был знать, что начало приготовлений к осаде это уже точка невозврата. Исключение делалось только для тех городов, которые не восстали сами, а были захвачены войсками мятежников.
В сентябре 1572 года Фламандская Армия разграбила Валансьен и пощадила капитулировавший Монс. Три недели спустя Мехелен, покинутый гарнизоном на произвол судьбы, грабили трое суток, по сардоническому замечанию герцога, «чтобы солдаты немного освежились». То же случилось во взятом Зутфене, а в Наардене было уничтожено почти всё население, город сожгли, проломили стены и сравняли всё с землёй. После капитуляции Гарлема в июле 1573 года Альба приказал казнить большую часть гарнизона, в обмен на контрибуцию запретил солдатам разорять город и бесплатно помиловал большинство горожан в качестве бонуса.
Шаг четвёртый: привлекать мятежников к законной ответственности.
читать дальшеНикакие тогдашние нормы ведения войны не запрещали казнить мятежников, и Альба делал это с большим размахом, благо каждое столкновение с голландскими войсками кончалось повальным бегством и пленением восставших. За захват вражеского офицера живым или мёртвым полагались денежные награды. Пленных убивали не взирая на должность или положение, временно оставляли в живых только немногих с целью допроса.
В результате несколько важнейших стратегических крепостей сдались Альбе без всяких условий, и ещё много лет голландцы имели обычай сразу покидать места, которые вскоре должны были захватить испанцы. Проблема только была в том, что сопротивление мятежных городов и войск, которым не оставили пути к отступлению, становилось отчаянным, и оставив надежду сдаться они устраивали пафосный последний бой. Так что завоевание мятежных провинций в итоге не ускорилось, а сильно замедлилось.
Казнь трёх братьев Бронкхорст ван Батенбург в числе 18 дворян, казнённых за четыре дня до казни Эгмонта и Горна.
читать дальшеВойна стала небывало жестокой, поскольку голландцы стали платить испанцам той же монетой и с процентами. Так, они не только казнили на месте, но в отличие от испанцев массово устраивали пытки или отдавали пленных на растерзание толпе. Взяв верные королю города, мятежники в свою очередь их грабили и разоряли. Они насильно загоняли к себе в армию крестьян и горожан любого возраста и пола, а это увеличивало жестокость испанцев к мирному населению. Принятые процедуры переговоров о капитуляции не соблюдались: пока объявившие о сдаче гарлемцы обсуждали условия, к ним подошли подкрепления, и переговоры были прерваны. Когда испанцы перебросили через их стены голову голландского офицера, в ответ им кинули семь испанских.
Отдельной привычкой протестантов стало демонстративное осквернение религиозных изображений и пытки католических священников на глазах у осаждающих. Данные испанцам обещания ничего не стоили: после падения Гарлема были казнены те солдаты, которых уже однажды взяли в плен в Монсе, но отпустили под обещание не воевать против королевских армий. Ещё одним частым нарушением норм войны стали ложные переговоры, когда лже-парламентёры требовали встречи с полководцами только чтобы выстрелить в упор. После таких убийств взятый город без вариантов экстерминировали, что тоже играло на руку голландцам, создавая репутацию «диких боевых псов Испании».
Логично, что Альбу вовсю критиковали в Нидерландах, но интересно, что его действия ругали и в Испании, вплоть до отзыва его из Нидерландов в 1573 году и официального расследования, сломавшего карьеры многих его подчинённых. Учитывая, что дремучие в делах информационной войны испанцы верили на слово всему, что рассказывали обиженные мятежники про «безумное животное Альбу», сегодня уже не понятно, что из его грехов правда, а что байка. Суровый и несдержаный на язык герцог стал для пропаганды идеальным злодеем, а его имя практически синонимом испанской жестокости. Примечательно, что его действия не только не отличались от общепринятого modus operandi, но и от того, как действовали его преемники во главе Фламандской армии. Зато дон Луис де Рекесенс и дон Хуан Австрийский в отличие от герцога не имели привычки постоянно во всеуслышание объявлять что-то типа «В этом городе нельзя щадить даже собак еретиков!», а потому за вежливостью и обещаниями быть помягче их эксцессы замечали поменьше.
Возможно даже, после Альбы с мятежниками стали обращаться ещё жёстче, потому что дисциплина упала, и на неконтролируемое насилие стали смотреть сквозь пальцы и не наказывали за него. В конце концов, в ходе многомесячных осад солдаты терпели столько лишений, что удержать их от грабежа и резни во взятом городе было почти невозможно. При этом, в отличие от Альбы, уже не стали смотреть на то, восстал ли сам город, или был захвачен голландцами.
Всё кардинально изменилось, когда командовать Фламандской Армии стал Алессандро Фарнезе, герцог Ветчинский Пармский. «Но это уже другая история».