12 октября 1537 года исполнилось заветнейшее желание короля Генриха VIII: у него родился сын. Сыновья, впрочем, рождались ему и раньше, но наследниками престола считаться не могли по причине того, что их матери не были ни явными, ни тайными женами короля. А вот происхождение этого новорожденного выдерживало самое пристальное рассмотрение: отец его был, несомненно, королем Англии, а его мать, Джейн Сеймур – наизаконнейшей королевой, в анамнезе которой не было ни амурных приключений, ни маячивших на горизонте бывших жен мужа.
читать дальшеПравда, историк Клемент Маркем напоминает о сомнительности права на трон самого короля Генриха, но это старая распря, начавшаяся из-за склонности деда короля жениться на тех, кого он любил. Технически брак Эдварда IV с Элизабет Вудвилл действительно не был законным, потому что его прежняя жена, леди Тальбот, на момент нового брака своего мужа была жива и даже не в монастыре, что сделало мать Генриха незаконорожденной. Впрочем, отец Генриха позаботился о том, чтобы правление его сына не омрачали динистические сомнения. Парламентские акты о незаконности происхождения своей жены он просто уничтожил, распорядился считать ее законной дочерью, а основных предполагаемых конкурентов сжил со света.
Предполагаемая встреча Элизабет Вудвилл и Эдварда IV
Поэтому будущее новорожденного принца ничем не было омрачено, он получил блестящие крестины, и был провозглашен наследником престола. В крестные отцы он получил архиепископа Кентерберийского Кранмера, герцога Норфолка и герцога Саффолка. Крестной матерью принца стала его сестра по отцу, Мэри, которая и держала его на руках во время церемонии.
Сиротой маленький Эдвард стал в возрасте 12 дней. Разумеется, глубину потери он почувствовать не мог, потому что мать только дала ему рождение, после чего он немедленно был доверен целой армии кормилиц и нянек, одна из которых, миссис Джексон, присутствовала на крестинах. Ее принц и стал называть «мама Джек».
В любом случае, детство принца закончилось в шестилетнем возрасте. Он перешел в руки тюторов, делом которых было воспитать из принца короля.
Вот таким упитанным малым, вылитым папашей, он в том году был))))
Программу воспитания и обучения составил Энтони Кук, буржуа по происхождению, который скорее наставлял учителей, нежели учил сам, и для принца был домашней версией далекого отца. Кук был скорее англиканцем, нежели протестантом: он славил короля за освобождение Англии «из римского рабства», но оставался католиком, как и сам король.
Манерам и религии принца обучал ярый протестант из простонародья, д-р Ричард Кокс, пробившийся в жизни от скамьи студиозуса в Итоне на королевской стипендии до должности архидьякона Или.
Д-р Джон Чек, из академической семьи и тоже протестант, преподавал классические языки, географию и математику сразу и принцу, и принцессе Елизавете. Почему-то принц называл Элизабет «сестричка Умеренность», не иначе, как слово «умеренность» было любимым словом молодой принцессы. По совету д-ра Чека Эдвард начал вести дневник, куда записывал все, что считал важным.
Роберт Эскем, один из лучших эллинистов своего времени, тоже учил и принца, и принцессу. Эдварда он учил писать, и Элизабет, как более старшую, наставлял в греческом, который она начала учить раньше брата.
Кроме этого, принца учили французскому, композиции, пению и игре на музыкальных инструментах.
дневник велся на английском
Частные письма Эдвард писал на латыни: крестному Кранмеру, отцу, Екатерине Парр, сестрам (обеим). Как часто он с ними встречался – неясно. Совершенно точно Генри видел новорожденного сына, потому что находился вместе с женой, когда они ожидали сына после церемонии крещения на половине Джейн. Повидать сына он заезжал с Катрин Говард и с Екатериной Парр. Возможно, что это было и всё. Екатерина Парр была к пасынку ближе, чем кто бы то ни было при дворе, потому что даже переехала в Хэмптон Корт пожить с ним под одной крышей. Чаще всего он видел сестру Элизабет, с которой их объединяла программа обучения. Мэри, которая была или при дворе отца, или в каком-то из своих поместий, он вряд ли толком знал, слишком большая разница в возрасте.
"сестричка Умеренность"
Одинокое детство? Не очень. Принца мало было воспитать самостоятельным и ученым, его надо было воспитать социальным и спортивным, адекватным своему времени и своему возрасту. И приучить с детства командовать. У Эдварда было около девяти «сокурсников», которые вместе с ним учились и занимались спортом, из которвых Барнеби ФитцПатрик, сын ирландского лорда, стал ему ближайшим другом.
Кроме него с Эдвардом занимались кузен ФитцПатрика Томас Батлер, сыновья герцога Саффолка от первого брака Генри и Чарльз, сын Эдварда Сеймура, тоже Эдвард, юные лорды ФитцВальрин, Малтраверс, Ламли, Говард, ФитцВалтер, Монтжой и Стрендж. Лидером группки был, разумеется, принц, и вот на роль того, против которого дружили остальные, был Стрендж, сын графа Дерби. На его имени лежала тень предательства Томаса Стэнли, в результате которого погиб Ричард III. Забавно: благодаря этому победили Тюдоры, но предательство семейства Стэнли никогда не было забыто. Одноклассники верили, что юный лорд Стрендж шпионит за ними и доносит лорду-протектору, и Стренг этого не отрицал.
не очень одинокий принц
Не был принц лишен и женского общества: помимо сестры Элизабет, его партнером по карточным играм и танцам была Джейн Дормер, будущая герцогиня Фериа и страстная католичка. И хорошенькая кузина Джейн Грей.
Что касается отношений семейных, то со стороны матери Эдварду достались и дяди, и тетки, и даже бабушка, но отношения как-то не сложились. Дядю Томаса принц любил, но «дядю Томаса» любили все, таким он был обаятельным харизматиком. На то и был дипломатом. Дядю Эварда, который сам себя назначил Лордом Хранителем, принц недолюбливал. По-моему, дело тут было не в какой-то сверхестественной прозорливости, а просто в том, что серьезного и мрачного Эдварда Сеймура, имеющего еще и власть контролировать успехи принца, мальчишка просто побаивался.
дядя Эд
В десятилетнем возрасте принц был симпатичным, начавшим интенсивно рыжеть сине-сероглазым юнцом с решительным подбородком, подвижным, бойким, здоровым, словоохотливым и довольно хорошо уже образованным. Идеальный принц, надежда королевства.
Только в 1530-х годах Генри построил около 40 укреплений, и в 1540-х еще два, а три реконструировал: на о-ве Вайтс было построено 8 (!) укреплений, в Хемпшире 5, в Кенте 7, в Корнуэлле 4, в Дорсете и Эссексе по 2, и т.д. Причем каждый чертеж носит следы работы с ним самого короля.
читать дальшеВ 1540-х годах были составлены карты побережья с существующими и планирующимися к постройке фортами, и снова видны следы работы короля с ними.
Самым любимым проектом для короля стало создание флота. Он успел построить 57 кораблей, а ведь к началу его царствования их было всего 5, остальные при необходимости фрахтовались у торговцев. К 1547 году общий тоннаж его флота был уже 11 000. Строились корбли на существующих верфях на Темзе и в южной части страны, и Генри выстроил еще две верфи, в Дептфорте и в Вулвиче. Строились суда из древесины, доставляющейся из Кента и Сассекса. Около верфей строились огромные складские посещения, и этот король пересмотрел весь процесс постройки и снаряжения кораблей, сделав его более эффективным.
Военные корабли Генри строил более мощные, поднимавшие на борт 20 тяжелых орудий и 60 легких. Команда их состояла из 185 моряков и 30 пушкарей. Любимым кораблем Генри был первый, построенный еще в в 1509-1513гг, Mary Rose, названный в честь сестры, и модернизированный в 1536. Другим любимчиком был «тезка», Henry Grace à Dieu, или Great Harry.
Mary Rose затонула совершенно неожиданно у о-ва Вайтс в 1545 году, на глазах у короля. Ее просто перегрузили: на борту находилось 700 человек. При повороте получился сильный крен, она зачепнула воду бортом, в котором были оружейные порты, и унесла с собой почти весь экипаж, спаслись только 30 человек. Скорее всего, на корабле при крене еще и началась паника, помешавшая выровнять бедняжку.
Mary Rose подняли в 80-х годах, там сохранилось много артефактов времен царствования Генри, и мне самым любопытным показался шприц, найденный в каюте медика.
Питались моряки в рейсе солониной и сухарями (по половине кг сухарей на каждого), и заливали это изрядным количеством пива (5,7 литра на брата в день!). Так что это хорошо объясняет крутой нрав моряков того времени: практически трезвыми они не были никогда.
Песенка вполне может быть и тех времен, хотя картинки, сами понимаете...
Но всё это – дела, так сказать, домашние. О них, разумеется, сообщали своим хозяевам послы, но не они были лицом государства. Лицо государства перед другими странами создавали артисты, музыканты и художники, архитекторы и мастера. Именно благодаря им мы знаем и через половину тысячелетия, как выглядели люди, жившие в Англии 1500-х. И заслуга Генри в том, что он тоже это прекрасно понимал.
набросок Гольбейна для картины, изображающей семейство Томаса Мора
О великолепии тюдоровской Англии я рассказывала много. Внушительные одежды, важные лица, сверкание тканей и драгоценностей... Тюдоры сумели привлечь к своему двору знаменитых художников, одним из условий контракта которых являлось обучение искусству англичан. Что было до Тюдоров? Фресочная манера рисунка, не изменившаяся во времен Вильгельма Завоевателя. Италия создавала шедевры с абсолютно живыми персонажами и великолепными композициями, а Англия продолжала малевать... что-то. Но уже при Генри появилась английская школа портрета, самобытная, не копирующая учителей.
так писал Томас Мор
А музыка? При дворе Эдварда IV было 5 музыкантов, при дворе его внука 57. Его музыкальная книга включает больше 30 работ, написанных им самим в молодые годы (судя по мажорным тональностям).. И музыканты не только услаждали слух придворных, но и выступали с публичными концертами, и тоже учили англичан. В 1517 году при дворе гремели французы и голландцы, а уже через несколько лет у англичан были Джон Хейвуд и Саймон Бартон. Кстати, Генри не забывал платить своим музыкантам достойно, и просьбы о повышении жалования всегда удовлетворял.
Хейвуд
И, наконец, о том, почему издание Библии на национальном языке является настолько важным, что служит поворотным моментом в самосознании нации, о котором помнят и в наши дни? Причин несколько. Библия на протяжении столетий была там, что объединяет людей (или разъединяет, как показала история). Библейские фигуры украшали стены дворцов и учереждений, цитатами из библии пользовались, чтобы указать на ошибки или отстоять правоту, Библия была и основой для законотворчества.
личный экземпляр Библии, принадлежавший Генри, а видели бы вы его латиноязычный Псалтырь с массой пометок на полях!
Библейские праздники отсчитывали время и формировали рутину жизни, были тем, что ждали, к чему готовились. Музыка на религиозные темы, псалмы, мессы, хораллы были лучшим, что создавали музыканты. Библия объясняла людям жизнь, учила жить правильно. Библейская правда привела в будущем к акту об отмене рабства. Когда Генри авторизировал перевод Библии на английский, он дал народу все это на понятном ему языке.
Национальные Библии, поэтому, всегда становились отправным пунктом в формировании национального менталитета, в том, как нация будет судить о дозволенном и запретном, правде и лжи, доброте и злоупотреблениях. По псалтырям детей учили читать, сам процесс перевода уже развивал национальный язык.
Более того, заслуга Генри еще и в том, что он постоянно мониторил процесс, не пуская его на самотек. Ценой были жизни и со стороны консерваторов, и со стороны реформаторов, но столкновение было неизбежно в любом случае. Просто, благодаря королю, в Англии это столкновение прошло спланированно, и сравнительно малой кровью. Сравнительно: за период 1532 – 1540 было 330 политических казней. Для сравнения: обычное количество казней в тот период по уголовным преступлениям было около 120 в месяц по стране. Сравним: 330 казненных политических противников за 8 лет, и 120 уголовных казней в месяц.
набросок акта, написанный Гардинером, пометки на полях делал Генри
Так что король Генри Восьмой был не просто вздорным и наглым толстяком со скверной привычкой отделываться от надоевших жен чрезвычайными мерами.
Несомненно, человек Генри Тюдор был и наглым бахвалом, и нетерпимым эгоистом, и не переносящим препятствий тираном. Как и человеком, желающим любви, восхищения, поклонения, страдающий над вопросом «и это всё?», мучающийся сомнениями в себе и окружающих. Он был и манипулятором, и интриганом, но он был и мальчишкой, изображавшим на королевском дворе сцены из жизни короля Артура, и влюбленным, пишущим глупые записки и сентиментальные песенки.
Король же Генрих VIII был личностью куда как более уравновешенной, расчетливой, прозорливой и хозяйственной. И королем он был хорошим, за что его и уважают, хотя помнят совсем по другому поводу.
Великие короли становятся великими не потому, что обладают какими-то исключительными качествами и чертами характера. Тот же Ричард Львиное Сердце, недюжинный человек и воин, для англичан был королем никаким. Из длинного ряда английских монархов от Вильгельма Завоевателя до Генриха VIII явно выделяются только Эдуард III, Генрих IV и Генрих V.
читать дальшеЭдуард III стал первым, кто смог управлять королевством действительно при помощи парламента, Генрих IV смог залечить распри между ноблями и собрать довольно сильное и компетентное правительство, а Генрих V стал символом английской гордости, завоевав французскую корону. Ричард III имел все шансы стать одним из величайших английских королей, если бы судьба отпустила ему на это время.
И, все-таки, именно Генрих VIII является, по мнению англичан, одним из значительнейших монархов их страны, наравне с королевой Викторией и королевой Елизаветой I, и вот почему: 1. Он дал посыл движению Реформации и основал англиканскую церковь. 2. Он усилил парламентское правление, увеличив количество представителей парламента и расширив их привилегии. 3. Одновременно, он построил систему сильной монархии, через которую начало формироваться чувство национального самосознания англичан 4. Он стал первым английским монархом, авторизировавшим перевод Библии на английский язык. 5. За время своего правления он построил и укрепил более 70 замков и крепостей. 6. Помимо того, что он покровительствовал искусствам, он начал активно их популяризировать. 7. Он ввел прогрессивные и эффективные системы налогообложения. 8. Именно он заложил тот английский флот, который обеспечил в недалеком будущем англичанам домирующее положение на море.
В переводе с языка казенного на язык человеческий, этот Генри стал первым королем, которого англичане воспринимали англичанином и своим. Сам он, кстати, полностью отдавал себе отчет в том, что перемены, доведенные им до логического конца, начаты были давным-давно и другими. Поэтому он персонально поклонялся Генриху V: именно при нем была взята официальная линия на развитие английского языка, именно он начал усиливать флот, и именно благодаря ему англичане почувствовали себя великой нацией.
Но Генрих V провел большую часть жизни во Франции, воюя, и для народа остался фигурой хотя и блестящей, но несколько нереальной. А потом более, чем на столетие, воцарилась анархия баронских войн, хронической недостаточности средств на управление страной, и уникально беспомощной администрации, полностью капитулирующей при виде нахмуренных бровей каждого близкого к трону нобля.
Новая династия Тюдоров, чтобы выжить, должна была быть богатой. О системе развития налогообложения при Тюдорах написано много, и я рекомендую интересующимся книгу Roger Schofield, ”Taxation under the early Tudors, 1485 - 1547”. Кратко говоря, налогооблажение и деятельность парламента были взаимосвязаны, потому что именно парламент давал разрешение на сбор налогов и определял их величину. Так вот, после 1529 года это разрешение стало явно просто данью традиции, хотя еще в 1495 парламент собирался на сессии дважды, чтобы авторизировать сбор 120 000 фунтов на нужды короны.
В принципе, такие сборы происходили на нужды военные, и поэтому трудно переоценить значение парламентского акта от 1534 г., подчеркивающего, что налог будет использован на повышение благосостояния населения. Отныне и деньги на постройку флота, и крепостей, утихомиривания Ирландии и Шотландии тратились с целью укрепления королевства – официально, потому что по факту в правление Генри Восьмого военных кризисов не наблюдалось. Были две военные компании, во Франции и в Италии, но они были скорее символическими, демонстрационными – опять же, на благо всей нации.
В 1543 году позиция короля была уже настолько сильна, что парламентский акт просто обязал парламент поддерживать короля, и если вспомнить, насколько непросты были отношения королевской и парламентской власти, это было несомненным свидетельством того, что Генрих VIII сумел завоевать у своих подданных абсолютный авторитет. Возможно, это было более блестящей победой, чем завоевание Парижа его кумиром.
Еще в 1512 году нижняя палата парламента отказала в сборе 600 000 фунтов на французскую экспедицию, и назначила более умеренную сумму. В 1523 вся аргументация кардинала Волси на сбор 800 000 фунтов разбилась о ту же палату общин, и сумму он получил гораздо ниже запрошенной, хотя, кроме открытых аргументов, этот прелат пытался и активно лоббировать свое дело с наиболее влиятельными членами палаты. Сумма налога была приблизительно 1 шиллинг на 1 фунт дохода с тех, у кого доход на протяжении 3-4 лет был не менее 50 фунтов в год.
При Генрихе VIII налогообложение стало общим, с каждого жителя, и варьировало от 10 до 15 % с довольно внушительным списком освобождения от налогов. Эта система была не нова, она предлагалась в середине 1300-х годов, была отвергнута, затем Ричард III сделал много предварительных набросков изменения системы налогообложения, но ввести эти изменения не успел, и именно по его наметкам работал Генри. От этой системы сбора налогов отказались в 17-м столетии, и затем ввели ее снова в 19-м.
Что касается реформации и роспуска монастырей, то у этой идеи в Англии были корни, достигающие аж до времен правления Ричарда II: лолларды. «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был господином?» и т.п. Идеей было, чтобы между королем и его подданными не было целой армии церковников. По тем временам, идея посчиталась еретической, еретиков исправно жгли на протяжение столетий, даже при Генри V, который при этом в некоторой мере облегчил бремя земных благ, лежащих в сундуках монастырской братии.
Еще в 1431 году некий Джек Шарп из Вигморленда, чье настоящее имя было то ли Уильям Перкинс, то ли Уильям Мендевилл, требовал конфискации имущества церкви, которое в петиции оценивалось в 332 000 марок. На эти деньги было должно создать 15 графств, 1500 хозяйств рыцарей, 6 200 хозяйств сквайров и 100 домов призрения. Получившие эти хозяйства были обязаны употреблять свои доходы в пользу сельскохозяйственного сектора. Графы делжны были тратить ежегодно по 1000 марок на трудоустройство, и обрабатывать 480 акров земли, рыцари – столько же, сквайры – по 20 фунтов ежегодно, и обрабатывать по 240 акров. Каждый дом призрения должен был раздавать по 100 марок ежегодно бедным.
В подсчете говорилось, что даже после всех этих затрат, королю будет оставаться 20 000 золотых марок ежегодно, плюс он избавится от расходов 120 000 ежегодно «на клерков и клириков».
Ко временам правления Генри VIII цены значительно изменились, но не ситуация. Четверть обрабатываемой земли в его королевстве приносила доход отнюдь не ему, да и арендаторы монастырских земель были недовольны своими хозяевами. Когда арендатору говорят, что, если он добрый христианин, то должен платить то там, то сям что-то сверх изначально оговоренного, выхода у него не было: плати, или прослывешь еретиком. С другой стороны, монастыри делали неплохие деньги на потоке паломников ко всякого рода святыням. Святыни, кто бы сомневался, были, конечно, поддельными, и чудеса – фокусами, но людям они зачастую помогали совершенно по-настоящему: по-научному это называют сейчас суггестивным воздействием, а тогда называли чудом истинной веры.
Операция по роспуску монастырей подготавливалась Генри очень долго, еще вместе с кардиналом Волси, но начал он ее осуществлять только тогда, когда утвердил за собой титул главы новой, англиканской церкви, независимой от Рима, и не прикрыл свою спину союзом с Францией на случай попытки Рима силой защитить свое. И тогда он прикрыл около 800 крупных монастырей, список и описание которых найдется здесь: en.wikipedia.org/wiki/List_of_monasteries_disso...
В 1540-х годах было распущено около 50 более мелких монастырей.
Те монахи и монахини, которые мирно подчинились роспуску, получили от короны пенсию: 5 000 монахов, 2 000 монахинь и 1600 фриаров. Многие монахи и фриары поступили затем на службу англиканской церкви. Освободившиеся земли корона продавала на аукционе. Это сделало многих арендаторов землевладельцами, укрепив английский средний класс. Вообще-то роспуск монастырей вовсе не был таким драматически-трагическим событием, каким его видели католики. Желающих пострадать за веру нашлись буквально единицы.
Другое дело, что монастыри выполняли в общинах довольно широкие функции. Там учили, там лечили, регулировали отношения в общине, присматривали за сиротами, там заботились о том, чтобы для одаренной молодежи не оказались закрыты двери в будущее из-за недостатка финансов. Вернее, так должно было быть – и было когда-то, в Средние века. В 16-му же веку монахи стали продажнее, безразличнее и немилосерднее королевских чиновников.
Что ж, от закрытия монастырей пострадала, конечно, культура: строения, статуи, библиотеки, церковные украшения. Впрочем, наиболее значительные монастыри были переформированы, а не расформированы: церкви стали англиканскими, а в помещениях открылись школы, которые там и должны бы были быть. И, да простят меня эстеты, пользы от этого мероприятия было гораздо больше, чем вреда. И простят меня поклонники Железного Кромвеля, но вместе с Чарльзом I он и его люди разгромили все предметы «гнилой царской» культуры, до каких только смогли дотянуться, и это было неизмеримо больше, чем в процессе расформирования монастырей при Генри.
Украшения времен Тюдоров для высших классов делались из меди, серебра, золота (или украшались позолотой) слоновой кости, и соединялись с драгоценными и полудрагоценными камнями. Камни имели плоскую огранку.
Простонародье обходилось деревянной или простой металлической основой. Вместо драгоценных камней использовались стекло, перламутр, рог. В принципе, работа по золоту пользовалась популярностью и среди простонародья. Сочетали золото, правда, с цветным стеклом, а не с камнями. Но даже такие украшения женщины обычно надевали не на выход, потому что для ловкого вора ничего не стоило их просто украсть.
Нашла одно подлинное кольцо того времени. Проба золота соответствует 24 каратам или чуть выше, а вот камень - цветное стекло.
читать дальшеНаиболее популярными драгоценными камнями в эпоху Тюдоров были жемчуг, бриллианты, изумруды, опалы, рубины, сапфиры и топазы. Из полудрагоценных популярностью пользовались бирюза, оникс, сердолик, гелиотроп, янтарь, хрусталь, коралл и агат.
Тюдоровские броши имели более широкое применение, чем броши сегодняшние. Иногда они совершенно практически скрепляли детали туалета, служили частью орнамента, украшали золотые цепи, береты, пряжки.
Золото, перламутр, неизбежные жемчуга и сердолик
Цепи часто служили должностными знаками отличия, изготавливались либо в виде литых цепей, либо воротников. В других случаях цепи входили в конструкцию Ордена Подвязки и Ордена Золотого руна. И это всё! Украшениями данные массивные конструкции не являлись.
Цепь Ордена Золотого Руна
Серьги в тюдоровские времена носили и мужчины, и женщины. Мужчины – только одну серьгу, обычно в левом ухе. Или даже просто черную нитку, к которой прикреплялась подвеска, небрежно пляшущая вокруг плеча. Настоящий бум на серьги настал в период правления Елизаветы, когда женщины больше не носили эти своеобразные головные уборы, под которыми волосы умещались только в распущенном состоянии, закрывая шею. А мужчины стали носить короткие волосы, которые тоже позволяли демонстрировать серьги.
Топазы
Золотые и серебряные браслеты изготавливались парными, украшались камнями, и также носились как мужчинами, так и женщинами. Люди в те времена чрезвычайно увлекались астрологией, и чаще всего браслеты создавались не только для того, чтобы радовать глаза, а с вполне утилитарной целью – как обереги от вредоносных влияний и заболеваний. Во времена Генри особенной популярностью пользовались браслеты, предохраняющие от ревматизма.
А вот цепочки на шею – это изобретение тюдоровского периода. То есть, нечто в этом роде было и раньше, конечно, но называлось ожерельем (карканетом), и только при Тюдорах стали изготавливаться более изящные версии, получившие название «шейная цепочка», "necklace". Опять же, носили их и мужчины, и женщины. Модели было две: короткая, вокруг горла или воротника камзола («choker necklace», как можно догадаться), или длинная, посящаяся поверх одежды, и богато украшенная либо одним центральным камнем, либо с дополнением брошками. Женщины предпочитали филигранные цепочки или цепочки веревочного плетения, а мужчины – тяжелые, крупного плетения.
Карканет, ожерелье Мужское Женское с ониксом
Подвески в тюдоровский период стали заменять броши в виде украшений. Носили их и на лентах вокруг шеи, и на беретах, и на поясах, и на рукавах, и на платьях, и даже в ушах. Знаменитая литера В у Анны Болейн была именно подвеской. Очень популярны были подвески в виде медальонов, скрывающих миниатюры. По легенде, именно такую подвеску со своим портретом Генри подарил Джейн Сеймур – и ее сорвала с ее шеи Анна Болейн. Но это только легенда, при жизни Анны у короля была короткая интрижка совсем с другой женщиной, а Джейн была только на расстоянии обожаемой Джейн.
Подвеска
Популярны продолжали быть различные булавки. Они все так же скрепляли части наряда или использовались в орнаментах, для демонстрации драгоценных камней.
Булавка подлинная, не копия
Кушаки вошли у женщин в моду именно во времена Тюдоров – благодаря форме лифа, образующего под кушаком треугольник. К кушакам прикреплялись зеркала, молитвенники, баночки с благовониями и веера. Мужчины тоже носили баночки с парфюмом, но на поясах.
Собственно кушак Книга, на него подвешивающаяся (Елизаветинский период) Баночка для благовоний, тот же период И такая баночка... (эмо форэва, ага)
Поскольку в тюдоровские (елизаветинские) времена люди уже пользовались часами, было никак невозможно не превратить и их в украшения. Часы были карманными, украшались драгоценными камнями и, несомненно, процесс «который час?» превращался в настоящую демонстрацию вкуса и достатка хозяина или хозяйки.
Четки тоже входили в число украшений, как и персональные молитвенники, но тоже имели значение и практическое, и символическое.
Пуговицы! Золотые, серебряные, роговые и костяные, из драгоценных камней, перламутра, дерева и меди, они украшали одежды и головные уборы, иногда даже служа по прямому назначению.
раннетюдоровские пуговицы тоже подлинная пуговица, не копия
Предупреждаю: имхово и пафосноГенрих VIII больше известен широкой публике через свои бесконечные женитьбы. Симпатии и антипатии к его женам часто приводят к тому, что сам король судится и осуждается через них. Часто можно встретить мнения, что Генри был глуп, только и делал, что охотился, бренчал на лютне и сочинял плохие сонеты, что он был труслив, что он не терпел конкуренции ни от более умных жен, ни от более умных советников. Картинка получается довольно однобокой, потому что, хотя характер этого короля и был далек от идеального, ни глупцом, ни завистником он не был.
Для начала, о его образовании. Его отец всегда планировал, что на трон сядет Артур, и для Генри предназначался пост архиепископа Кентерберийского, то есть, учили его для духовной карьеры, и учили серьезно. Не менее серьезно, чем впоследствии будут учить его собственных детей. В те времена родители и не думали, что, загружая своих отпрысков учебой, они отнимают у них детство.
При дворе Генриха VII уже появились признаки атмосферы Ренессанса, и Генри был первым английским принцем, которого воспитывали, как принца новой эпохи. Как и его брата, разумеется, но тот умер молодым, и речь не о нем. Маргарет Бьюфорт, бабка по отцу, основала два колледжа в Кембридже, немало способствовала развитию печатного дела в Англии, переводила книги с латыни на английский. Отец, человек военного еще типа, наукам скорее покровительствовал, чем сам в них отличался, но прекрасно понимал ценность хорошего образования. О его практическом уме в Европе ходили легенды. Мать, Элизабет Йорк, была довольно высоко оценена самим Эразмом Роттердамским, по мнению которого эта женщина сочетала в себе редкую ясность ума и милосердие. В общем, генетически Генри глупцом было не в кого быть. Конечно, остается отравленная кровь Валуа, так сильно сказавшаяся в Генрихе VI, но ведь и тот интеллектуально был более, чем развит.
Учили Генри Бернар Андре - провансальский поэт и хронист, Жиль д’Эве - автор французской грамматики, Скелтон – поэт, сатирик и... монах, тайно женатый и ненавидящий монахов. Генри был хорош в математике, знал прекрасно латынь, в совершенстве французский, кое-как итальянский, позднее довольно неплохо выучил испанский. Ему было 9 лет, когда он впервые встретился с Эразмом Роттердамским, и впоследствии они обменивались письмами. Эразм был поражен, как подросток составляет письма и излагает мысли, и заподозрил, что принцу кто-то в этом помогает, но позднее убедился, что тот, несомненно, писал сам. Он был хорошо обучен логике, риторике, философии, знанию религиозных текстов.
Разумеется, принца учили музыке, выделив ему собственных менестрелей: Генри учили сочинять стихи, играть на лютне, органе и арфе, петь по нотам. Кстати, о плохих стихах. Стихи были на уровне его времени, две сложенные им песни популярны по нынешний день, и считаются уже народными, а сочинение для хора O Lord the maker of all thyng очень высоко ценится даже профессионалами. Он всю жизнь искал в своей стране талантливых певцов и помогал им в карьере, он создавал певческие хоры и ассигновал для развития английской музыки значительные суммы.
Жизнь принца резко изменилась после того, как умер его старший брат: из Генри начали делать короля, и первым шагом было посвящение в мир государственных интриг и методов их регулирования. Заметим: в 10 лет. Посмотрите на своих десятилеток, или на детей знакомых, и представьте, что к этому возрасту они должны бы были уже иметь настолько обширные базовые знания, что могли бы постигать хитросплетения международной политики. Посмотрите и прочувствуйте!
Что касается женитьбы, то короли никогда не женились для того, чтобы быть счастливыми в браке, а принцессы никогда не выходили замуж для того, чтобы обрести истинную любовь. Через брак делалась политика. Об этом тоже стоит помнить, осуждая то, что в будущем то же самое делал и Генри. Очень часто эти политические браки были счастливыми. Например, младшая сестра Генри Мэри пошла замуж за престарелого французского короля, не помня себя от гордости и совершенно искреннего счастья – об этом сохранилась запись Катарины Арагонской, при разговоре присутствовавшей. Она прекресно понимала гордость отпрыска новой династии, но была потрясена тем, что Мэри Тюдор действительно испытывала от организованного брака со стариком радость.
Женитьба самого Генри на Катарине, вдове его брата, вовсе не была чем-то решенным раз и навсегда. Более того, когда Генри достиг «взрослого» возраста 14 лет, он должен был самостоятельно подтвердить или отвергнуть предварительные обручения и брачные обязательства, заключенные другими от его имени. Так вот, он объявил их все недействительными. Несомненно, как от него и ожидал его отец, намеревавшийся заключить для своих детей блестящие браки, выгодные для королевства.
Не стоит забывать и о политических тенденциях времени, в котором жил и правил Генрих VIII: глобальность Европы средних веков, где каждое государство управлялось как своим государем, так и Римом через императоров Римской Империи, в эпоху Ренессанса исчезла. Появилась тенденция к концентрации власти внутри королевств – с одной стороны, и амбиция образовать своего рода соединенные королевства Европы под сильным руководством Императора Священной Римской Империи с другой. В этих обстоятельствах духовная власть Святейшего Престола, Рима и его папы, становилась просто орудием в руках сильного и амбитного императора.
Что касается Англии, то там в анамнезе было практически 60 лет административного анархизма – никто никому не подчинялся полностью, и каждый тянул в свою сторону. Генрих VII просто истребил основных противников своей власти, но немало оставалось сделать и его сыну. Отец обезглавил возможную светскую оппозицию, сын занялся оппозицией духовной. Генри был государем переходного периода, он прокладывал в Англии дорогу от Средневековью к Ренессансу, и поэтому он навсегда остался в тройке сильнейших монархов своей страны, вместе со своей дочерью Елизаветой и королевой Викторией.
Дело было, в общем-то, не в том, по каким текстам молиться Богу. Дело было в том, какой пакет предлагался вместе с каждой верой. Монарх или усиливал свою абсолютную власть, делая свое королевство сильным и независимым, либо продолжал цепляться за утопающий на тот момент корабль глобальной политики. Вера всего лишь сублимировала в одно множество самых разнообразных политических действий и побуждений. Как в свое время вера стала объединяющей силой, символом для крестовых походов.
У Генри был свой период колебаний. Несомненно, благодаря увлечению героическими играми в средневековых героев и влиянию Катарины, личности чисто средневекового менталитета. Он даже собирался в крестовый поход с тестем, с Фердинандом. И именно Фердинанд продемонстрировал ему, что времена единых походов Европы миновали.
Вопреки своей репутации, Генри вел необыкновенно тонкую, мудрую политику, уравновешивая силы в своем королевстве, не давая противостоянию интересов привести к гражданской войне. То, что эта уравновешивающая политика привела к гибели многих персонажей игры, было неизбежностью и, в конце концов, малой платой. Особенно если не забывать, что игроки прекрасно знали о правилах игры.
Понятно, что королевство настолько сильно, насколько сильна его центральная власть. Для Тюдоров, династии новой и еще не утвердившейся, вопрос наследия был центральным. После смерти Артура, отец запретил Генри рисковать здоровьем и жизнью, участвуя в турнирах. Его мать умерла, пытаясь в неподходящем для этого дела возрасте родить еще одного сына, альтернативу на случай самого худшего.
Глубокое непонимание между Генри и Катариной росло именно из-за того, что для одного верным преемником был только сын – он опирался на примеры истории своей страны. Для Катарины женщина была совершенно естественной фигурой на троне, ведь она была дочерью Изабеллы, правившей в буквальном смысле железной рукой, закованной в латную перчатку. Позже Генри, очевидно, уведел и еще одну опасность. Неизвестно, в каком возрасте его старшая дочь начала проявлять признаки болезненности. Зато известно, насколько строго католическую ориентацию получило ее воспитание. К тому моменту король уже знал, что разрыв с Римом для Англии неизбежен, и рисковать будущим своего королевства не хотел. Как только появился наследник-сын, Мэри была восстановлена в отцовском фаворе.
И при всем этом он оставался просто человеком. Если смотреть на происходящее в те времена в Англии через призму личности по имени Генри Тюдор, то можно легко упустить главное: какие бы колебания, чувства и устремления ни просматривались через историю его собственной жизни, они никогда не шли вразрез с неумолимо логичной политикой его действий, как короля Генриха VIII.
Священник из Спиталфилдс описывает погром устроенный в канун Майского дня подмастериями Лондона – худший погром иностранцев, случившийся в период правления Тюдоров, в котором участвовали около 1 000 человек. Подавляющее большинство погромщиков было казнено 15 мая, причем приговор они получили не за погром, а за государственную измену.
читать дальше«В этом году был недобрый Майский день, ибо молодые мужчины и подмастерья Лондона поднялись ночью, и убили Джеймса Моттаса, оставив его в его доме. И потом отправились они к Сен-Мартинсу, и разгромили там лавки башмачников; и затем поднялся мэр и его шерифы, и попытались остановить их, но не смогли.
И потом поднялся граф Сюррей и разгромил их. Через четыре или пять дней в городе был суд, и лорды велели повесить многих из них в городе: у Людгейт, у Олгейт, у Бишопгейт и Доггейт, а также в Мангунсе, Лединхалле, и Поутри, и Чипсайде; и один был повешен и четвертован в Линконе, и другой – у Ньюгейт.
И скоро король сел в Вестминстре и велел оставшимся придти с петлей вокруг шеи просить помилования, и все были помилованы из тех, кто пришел в назначенное время»
Автором его является итальянец Андреас Францискус. В тот момент население Лондона уже было около 70 000 человек!
читать дальше«Сам город простирается с востока на запад и имеет три мили в окружности. Тем не менее, его пригороды так велики, что они значительно увеличивают площадь.
В городе много лавок всякого рода ремесленников и механиков, в таком количестве, что вряд ли найдется улица без мастерской или чего-нибудь в этом роде. Благодаря этому город выглядит чрезвычайно процветающим. Работы по серебру, олову и белому свинцу здесь такого качества, что они, возможно, лучшие, которые я видел.
Здесь много особняков, которые не выглядят большими снаружи, но внутри имеют большое количество комнат и мансард, и являются довольно значительными.
Все улицы вымощены плохо, и становятся мокрыми от малейшего количества воды, что случается постоянно из-за большого количества скота, развозящего воду, и из-за дождей. Огромное количество вонючих луж не исчезает сразу, а остается практически на весь год. Поэтому жители убирают грязь с ног, вытирая их о солому, которой выстелены полы во всех домах.
Торговцы не только из Венеции, но и из Флоренции, Люкки, Женевы и Пизы, Испании, Германии и долины Рейна встречаются здесь заключать сделки, приезжая из разных сторон света.
Лондонцы – люди свирепого темперамента и злобного характера, которые не только презирают наш, итальянский образ жизни, но и преследуют нас с ненавистью, и даже приезжие из Брюгге, которых повсюду принимают гостеприимно и с уважением, встречают от англичан почти отвращение и высокомерие, и становятся объектом для оскорблений.
Англичане едят очень часто, иногда больше, чем это было бы достаточно»
События, связанные с казнью экс-канцлера Томаса Мора, описал его зять, Уильям Ропер. Я нашла этот рассказ в книге Льюиса «Автобиография Лондона» (Jon E. Lewis, ”London, the Autobiography”), в которой история города представлена лондонскими документами и письмами современников.
читать дальшеСэр Томас Мор отнюдь не был ретроградом, но полунасильственное признание супремационного права короля, запрет апелляций в Рим и довольно скандальные женитьбы Генри на Анне Болейн (первая из которых, наиболее тайная, состоялась до признания его брака с Катариной Арагонской недействительным) вызвали у него настолько сильное отвращение, что он уволился сам с должности Лорда Канцлера, и отказалася от участия в коронации Анны даже в качестве гостя. Но, главное, Мор отказался подписывать текст присяги королю, что приравнивалось к государственной измене. Наказанием за это была казнь.
Формальности, собственно, соблюдены были, сэра Томаса пытались судить, но он, будучи юристом, легко отвел все пункты обвинения, что не изменило главного: присягу, которую он считал проявлением деградации парламентской системы, он подписывать не собирался. Поэтому был официально обвинен в измене и приговорен к казни. Но, благодаря его умению аргументировать против остальных обвинений, к казни не за тяжкую измену. Разница в видах казни стоила усилий: за простую измену отрубали голову, за тяжкую приговаривали к самому мучительному из существующих видов казни.
«...и после этого отправился он в Тауэр снова, сопровождаемый сэром Уильямом Кингстоном, высоким, сильным и честным рыцарем, коннетаблем Тауэра. Коннетабль, его хороший друг, был подавлен, и слезы катились по его щекам. Сэр Томас Мор, видя его в таком расстроенном состоянии, успокаивал его, как мог: «Не убивайся, добрый мастер Кингстон, а смотри веселее. Я буду молиться за тебя и добрую леди твою жену, чтобы мы все встретились не небесах, где будем вечно счастливы».
После этого сэр Уильям говорил со мной о сэре Томасе: «Клянусь вам, мастер Ропер, мне так стыдно, что, расставая с вашим отцом я был в таком состоянии, что не я его утешал, а он меня».
Когда сэр Томас вернулся из Вестминстера в Тауэр, его дочь, моя жена, стремилась встретиться с ним, зная, что больше они не увидятся в этом мире. Ей была разрешена аудиенция во дворе Тауэра, который, как она знала, он будет пересекать, прежде чем войдет в Тауэр. После того, как, стоя на коленях, она получила его благословение, она, не думая о себе, бросилась к нему мимо охранников с алебардами. Они расступились, и она обняла его, покрыла поцелуями, а он, тронутый проявлениями дочерней любви, дал ей отцовские благословения, и когда она с ним расставалась, она была в таком в таком отчаянии, что окружающие начали горевать и всхлипывать.
Семь ночей провел Томас Мор в Тауэре после суда. За день до казни послал он свою власяницу своей любимой дочери, моей жене, с письмом и посылкой, содержащей его работы, выражая непреклонное желание принять мученический конец: «Я сочувствую тебе, моя Маргарет, но я был бы недоволен, если бы это не случилось завтра. Завтра канун св. Томаса и день св. Петра, так что это будет хороший день для встречи с Богом. Я никогда не любил тебя сильнее, чем в тот день, когда мы обменялись прощальными поцелуями. Мне приятно, что дочерняя любовь и милосердие пересилили понятия земных правил».
И вот в канун св. Томаса, во вторник 1535 года, пришел к нему сэр Томас Поп, его верный друг, с письмом от короля и королевского совета, в котором говорилось, что он должен умереть до 9 часов утра. «Мастер Поп, - сказал он, - я благодарен вам за ваше старание. Я многим обязан его Королевскому Величеству за признание моих заслуг и честь, которые он мне время от времени оказывал, но еще более я благодарен Его Милости за то, что он поместил меня сюда, где я нашел время и место для размышлений, и видит Бог, что я очень обязан его Высочеству, что он освобождает меня от горестей этого безумного мира».
«Король будет доволен, - сказал мастер Поп, - если на вашей казни вы не скажете много слов». «Мастер Поп, - ответил он, - хорошо, что вы меня предупредили о том, что сделает его высочество счастливым. Я собирался кое-что сказать, но ничего такого, что оскорбило бы его Милость. Но я подчинюсь его желанию. И я прошу вас, мастер Поп, передать королю мое желание, чтобы моя дочь Маргарет могла присутствовать на моих похоронах.» - «Король уже распорядился, - ответил мастер Поп, - что ваша жена и ваши дети и друзья могут на них присутствовать». - «Ах, как я обязан королю за его заботу о моих бедных похоронах!», - сказал сэр Томас. И после этого мастер Поп удалился, всхлипывая, а сэр Томас его утешал: «Перестаньте, мастер Поп, терзать себя. Я верю, что все мы встретимся на небесах, где у нас будет всё время в распоряжении, и радость, и веселье».
После ухода мастера Попа, сэр Томас переоделся в лучшие свои одежды, которые мастер Лейтенант посоветовал ему снять, потому что они должны отправиться на место казни. «Как, мастер Лейтенант, вы советуете мне не делать честь палачу? Нет, заверяю, что эти золотые одежды так же выкажут ему мое уважение, как те несколько монет, которые мученик св. Киприан отдал своему палачу». И на этом он настоял, хотя, послушав уговоры мастера Лейтенанта несколько уменьшил блеск своего одеяния, и послал, следуя примеру св. Киприана, золотой палачу. И после этого мастер Лейтенант вывел его из Тауэра и они направились к месту казни в Скаффолде. И он обратился к мастеру Лейтенанту: «Я молю, я молю вас, мастер Лейтенант, помочь мне мне подняться наверх, а вниз я сойду легко и сам».
Затем он пожелал, чтобы все присутствующие люди молились за него, и были свидетелями, что он принимает смерть за веру в святую католическую церковь. Сделав это, он преклонил колени и обратился к палачу: «Веселее, друг мой, и не щади сил: у меня очень короткая шея. Поднатужься и не осрамись!»
Так попал сэр Томас Мор к Богу из этого мира, в тот самый день, в какой и хотел. Вскоре после его смерти, о ней узнал император Чарльз. Он послал за английским послом сэром Томасом Эллиотом, и сказал ему: «Милорд посол, как мы поняли, ваш хозяин король предал смерти своего мудрого и честного канцлера», на что посол ответил, что он ничего не понимает. Тогда император заметил: «Что я могу сказать, кроме того, что если бы у нас был такой слуга, мудрый и опытный, мы бы предпочли потерять любую часть наших владений, чем такого канцлера». Об этом мастер Эллиот рассказал мне, моей жене, мастеру Клементу и его жене, мастеру Джону Хейвуду и его жене, и многим другим своим друзьям».
Этот подцепила у Ангеррана, что означает, что он дотошный и серьезный.
читать дальше1. Я жесток? 2. Я умен? 3. Я циничен? 4. Я раним? 5. Вы что-нибудь перенимали у меня? 6. Я сильный? 7. Во мне много пафоса? 8. Я эгоист? 9. Сколько лет вы бы мне дали, исходя только из записей в дневнике? 10. Вы знаете какую-нибудь песню "про меня"? 11. О чем вам больше всего нравится у меня читать? 12. Какие черты характера вас во мне раздражают? 13. С каким персонажем (откуда угодно) я у вас ассоциируюсь? 14. С кем/чем я вообще у вас ассоциируюсь? 15. Что бы хотели мне сказать, посоветовать, пожелать, сделать?
1. Кто вы? 2. Мы друзья? 3. Если мы встречались, когда и как? 4. На какую неофициальную встречу или куда вы хотели бы пойти со мной? 6. Опишите меня одним словом. 7. Каково ваше первое впечатление? 8. Вы все такого-же мнения обо мне? 9. Что вам обо мне напоминает? 10. Если бы вы могли отдать мне что угодно, что бы это было? 11. Насколько хорошо вы меня знаете? 12. Когда вы последний раз меня видели? 13. Когда-нибудь хотели мне что-то сказать, но не смогли? 14. Поместите такой пост себе в дневник чтобы посмотреть что я о вас скажу?
Бабке 82 года, двигаться не может, родственников в Росии нет. После скандала длиной в год, ее все-таки депортировали из Финляндии. Говорят, что нет доказательств, что она зависима именно от дочери.
читать дальшеСамое интересное, что государству старушка не стоила ни цента. Напротив, семья, покупая для бабушки все необходимое, несла в торговый оборот немалые евро. Но! Для чиновников бабушка Антонова - это не живой человек, а возможная опасность. Пока закон не включает родителей в состав семьи взрослых детей. Понятно, что в стране уже достаточно десятков тысяч представителей других культур, где мама с папой очень даже к семье относятся, и не переселяются в старости в дома для престарелых.
Проблема в том, что другой модели человеческой жизни Финляндия предложить не может. Дети уходят жить самостояльно, учиться и работать сразу после окончания школы. Родители живут у себя дома так долго, как позволяет здоровье, или еще чуть-чуть при помощи социально-медицинского обеспечения: им помогают готовить, мыться, справляться с бытом. Это законодательное право и норма. Никто не ожидает, что дети будут тратить свои активные годы на то, чтобы сидеть со своими стариками, отрываться от работы, брать больничные по семейным обстоятельствам.
Поэтому, если признать зарубежных бабушек членами семьи, их невозможно обойти этим правом. Их также невозможно обойти национальной пенсией, потому что она положена всем, и социальной помощью, потому что на эту пенсию не проживешь. А поскольку чиновники думают о людях худшее, они не сомневаются, что иностранцы начнут привозить пачками сюда своих родителей и сдавать их в финские дома для престарелых.
Старушке Антоновой еще повезло: подготовить для нее место в выборгском доме для престарелых велел Путин. Ее даже будет ждать на границе скорая. Правда, долго она занимать место там наверняка не будет. Насильственный отрыв от привычной среды в таком возрасте сводит в могилу за пару месяцев.
Обалдевшие финны задали правильный вопрос: а кто же нами руководит? Президент, премьер-министр, большинство парламентариев и явно больше половины населения страны считают депортацию неправильной. Председатель верховного суда считает эту депортацию бесчеловечной. Но юридически она правильна. Так что же правит страной, если у ее руководителей нет легального права отменить несправедливость? Президент может помиловать преступника, но не может остановить депортацию. Весело живем. Вот можем мы после этого здраво и с полным правом говорить о правах человека в других странах?