В декабре 1573 года сэр Фрэнсис Уолсингем был официально назначен на должность государственного секретаря правительства Елизаветы, и официально вошел в королевский совет. Из Франции он вернулся еще в апреле, но в таком скверном состоянии, что проследовал сразу в свое поместье, не останавливаясь в Лондоне. О грядущем назначении он знал, но, похоже, не испытывал от новости большого восторга, потому что письмо, отправленное ему Робертом Дадли еще в Париж, явно носит уговаривающий тон. Роберт просит сэра Фрэнсиса согласиться ради королевы и просто по факту, что он уже работает годы и годы в качестве советника Ее Величества в любом случае.
читать дальшеУолсингем продолжал работу и дома, получая информацию, обрабатывая ее, пересылая Сесилу. В частности, летом 1573 года он особенно внимательно относился ко всему, происходящему во Фландрии, к активности местных гугенотов и деятельности принца Оранского. Например, то, что летом 1573 года на Оранского было совершено покушение – факт, отсутствующий во многих биографиях Молчаливого, но повлиявший, в свое время, на решение совета Елизаветы о том, имеет ли смысл активно поддерживать принца.
Приблизительно 22 декабря 1573 года сэр Фрэнсис принес клятву и вступил в должность. Несомненно, Сесил в тот момент вздохнул с облегчением, потому что синекурой должность государственного секретаря не была. Государственный секретарь тащил на своих плечах все отношения с многочисленными посольствами, читал абсолютно всю дипломатическую переписку и все доклады, имеющие отношение к международной политике. Помимо этого, государственный секретарь занимался всеми строительными проектами королевства, отвечал за защиту побережий от пиратских набегов, за регулирование торговли, за королевский патронаж. Должности более, чем сложные. Дипломатия Елизаветы была абсолютно непостижима для большинства чиновников, ею занимающихся. Торговля, строительство и патронаж означали то, что львиную долю своего времени государственный секретарь разбирался с коррупций. Два государственных секретаря – это разделенная ноша.
В случае Уолсингема, его обязанности включали, помимо вышеперечисленного, обеспечение безопасности королевства и королевы: вербовка своих шпионов и охота за чужими, обработка информации и составление дезинформации, допрос подозреваемых, анализ сведений, контроль дипломатической переписки, и прочее, и прочее.
О тонкостях работы Уолсигема можно судить по инструкции, составленной в 1592 году Робертом Билем (работавший секретарем Уолсингема) для сэра Эдварда Воттона, дипломата, которого тогда рассматривали возможным кандидатом на должность государственного секретаря. Трактат на 13 страницах содержит, например, инструкции о том, как вести себя с королевой. Во-первых, никогда не докладывать о неприятностях полностью самому. Неприятные новости королева ненавидела, и не гнушалась срывать раздражение на том, кто эти новости сообщал. Таким образом, новость, кусочки которой сообщает энное количество джентльменов, будет услышана, но вестники не наказаны, потому что их многовато для наказания. Этот совет был явно выстрадан Билем, много лет наблюдавшим, как Елизавета поливает оскорблениями его патрона, который никогда не делил ни с кем свою ответственность.
Было также замечено, что королеву лучше не грузить серьезными разговорами, если они не в настроении. Разве только в самом крайнем случае. Делая доклады королеве, следовало разбавлять их посольскими сплетнями и рассказами о скандалах в хозяйстве коронованных соседей – это уже совет, данный в свое время сэру Фрэнсису Робертом Дадли. А еще королева обожала дорогие подарки. Сувенирчики от послов, что-то крупное на Новый год.
Документ рекомендует обходиться минимальным количеством клерков и прислуги. Чем больше штат – тем больше сбоев в его работе. Сеть информаторов должна быть тайной государственного секретаря. Единственный, имеющий о ней параллельную информацию – это Лорд Казначей (Сесил). Очевидно, имеется в виду второй государственный секретарь, просто Сесил к моменту написания рекомендаций уже выдвинулся в казначеи. Еще одна рекомендация – отдельный кабинет, ключ от которого должен быть только у самого секретаря. В кабинете была вся информация о делах и шпионах, рассортированная по особой системе, а не по именам или странам, к которым она относится.
Что касается шпионов, то Биль описывает систему Уолсингема: подкуп работников посольств, перекупка чужих шпионов, вербовка информаторов среди находящихся при иностранных дворах английских эмигрантов, которые вечно нуждались в деньгах. В основном, из собственного кармана государственного секретаря, хотя иногда удавалось что-то выкрутить и из казны королевы.
Католики получили в лице Уолсингема страшного противника. Он был мастером допросов, умел заговорить оппонента так, что тот невольно отвечал правду, умел угрожать и подкупать. И не только, потому что при Уолсингеме к политическим противникам начали применять пытки. Не всегда даже ради информации, а для устрашения. Сэр Фрэнсис точно знал, какие меры воздействия надо применять при каждом допросе, он видел людей насквозь. Был ли он жесток? Судя по всему, не был. Был ли он готов идти на любые жестокости ради обеспечения безопасности королевы и королевства? Несомненно.
Небольшая подборка монет с изображениями котов и кошек
Монета счастья - лат с трубочистом - Банк Латвии 3 декабря 2008 года выпустил серебряную Монету счастья, на аверсе которой изображены крыши домов и кот посередине, а на реверсе монеты трубочист, в своей форме и с рабочими инструментами - лестницей и ершиком для чистки дымоходов. Номинал монеты один лат, тираж 5000 тысяч экземпляров, а выпуск Монеты счастья был приурочен к Рождеству.
ОСТРОВ МЭН 1 КРОНА 1989 ПЕРСИДСКАЯ КОШКА PROOF серебро
Медь-никель Персидский кот - Pobjoy Mint (Великобритания) 1989
Существует множество монет с лицами людей, но вот о монетах с котами почти никто не знает. Отчеканили их в Англии, по учреждению королевы Елизаветы II. Чеканилось несколько типов монет.
Остров Мэн 1 крона 1993 года кошка Великобритания
Остров Мэн 1 крона, 2010 год. Абиссинские кошки. Ag, эмаль
Англии не пришлось особенно задумываться о поддержке принца Оранского: после массового истребления гугенотов во Франции армия принца растворилась сама по себе. Собственно, вкладываться в компанию, ради взятия нескольких городов с населением в несколько тысяч – это не то, ради чего имело смысл вступать в конфронтацию с самой мощной военной державой Европы. Правительство Елизаветы быстро пришло к решению, что долгом королевства перед делом реформации является сохранение свободного и процветающего протестантского королевства.
читать дальшеБолее того. И Филипп, и герцог Альба устремились налаживать отношения с отлученной от церкви королевой, и это было неблагоприятным знаком для католиков как в Англии, так и среди сторонников Марии Стюарт в других странах. Королевский двор в Мадриде осаждали вожди католического движения, пытающиеся убедить его, что Англия вполне созрела для того, чтобы быть завоеванной. Католики едины, протестанты раздроблены. Бог будет на стороне того, кто покончит с узурпаторшей на троне, и вернет страну под эгиду благодати Святейшего Престола.
Протестанты в Англии действительно не были чем-то единым, надо признать. Лютеране, кальвинисты, пуритане, анабаптисты не любили друг друга, и, каждый по-своему, не одобряли свою королеву. Тем не менее, после Варфоломеевской ночи англичане не любили французов больше, чем они не любили испанцев, так что королевский совет вел переговоры с Испанией достаточно активно. Сесил зашел даже так далеко, что предложил Филиппу реформацию Святейшего Престола: если коррупция папской власти будет уничтожена, Англий вполне сможет вернуться в христианское сообщество Европы. Если Филипп перестанет укрывать у себя английских эмигрантов и даст полную свободу английским купцам, Елизавета вернет похищенное у него серебро и введет в меридиан своих пиратов.
Альба был склонен согласиться, но у него не было власти для принятия решения такого ранга. Поэтому, он написал Филиппу. Пока письмо путешествовало из Брюсселя в Мадрид, фламандцы успели послать свое посольство к Елизавете. Королева решила не принимать посольство, пока не придет ответ от Филиппа, а ее суда, тем временем, продолжали рейдировать Ла Манш, захватывая любое судно, идущее из Испании во Фландрию. Этим англичане просто демонстрировали свою независимость и силу Филиппу, но Альба-то страдал от днйствий англичан вполне конкретно. Поэтому он только что не кричал своему суверену: договорись ты с ней!
Филиппу сильно досаждали католики-беженцы, требовавшие разделаться с английской королевой, и его задевал факт, что теперь они явно больше склонялись к Франции в своих симпатиях, приводя в качестве аргумента все ту же Варфоломеевскую ночь. С другой стороны, у Филиппа на руках были сведения герцога Альбы, явно доказывающие, что в самой Франции ее правительство отнюдь не нежилось в лучах полученного внимания. Совсем наоборот. Королева-мать лихорадочно пыталась наладить с Елизаветой прежние отношения политической сердечности. Филипп, после долгих колебаний, нашел компромисс: Альба может подписать договор, но, пусть беженцы из Англии и не смогут жить во Фландрии, в Англию их не выдадут.
В тот момент в Брюсселе, кстати, находился беглый Вестморленд, который продолжал убеждать герцога, что если тот решиться высадиться на севере, Англия сама упадет в его объятия. Ответ герцога точно известен, благодаря одному из шпионов службы английской безопасности (Эдвард Вудшоу), который рапортовал об этом так: " His excellency asked me, what assurance he might have that my Lord of Westmoreland would perform what he said. I told his excellency that his word was the word of a nobleman: and his excellency's answer to me was that his word was the word of a nobleman out of his country, and not like his word who is a nobleman in his country and in favour with his prince; which was as profound a sentence as ever I heard."
К середине апреля 1573 года порты Испании и Фландрии были открыты для английской коммерции. Англия и Фландрия старательно избегали вмешиваться в дела друг друга. Английских эмигрантов никто выселять из Нидерландов не торопился, и никто этого не требовал. Решение Филиппа и нежелание Франции воспользоваться сомнительной славой, полученной в результате расправы с гугенотами, нанесли сокрушительный удар католической оппозиции в Англии, и положили конец надеждам тех, кто мечтал о рекатолизации всей Европы.
В Шотландии, полумертвый от слабости проповедник Нокс проклял короля Франции и предсказал падение семьи Валуа. Регент граф Мар умер, так и не доведя переговоры о выдаче Марии Стюарт до конца. Англичане посадили регентом графа Мортона (Джеймса Дугласа), который быстро договорился с партией королевы и, при помощи инженеров из английского Бервика, не менее стремительно взял Эдинбургский замок. Гражданская война в Шотландии была окончена. Англия могла не опасаться неприятностей в сторону Марии Стюарт хотя бы с этой стороны.
Текущее, дыбрДва месяца почти отучилась, сдала тучу всяких экзаменов и зачетов, просто просматривая бумажки в поезде, накануне. Это говорит очень много об уровне требований. И оценки отменены, и экзамены сдаем толпой по 3-4 человека в группе. Мотивация на нуле, одним словом. Даже домашней работы практически нет.
Вроде, и преподы выше по уровню, чем в прошлом году, и лабораторные не совсем никчемные, но такое чувство, что большую часть учебного дня занимает просто присутствие в школе. Профессиональный английский дают на таком уровне, что я и не сомневаюсь, что благополучно одолею весной шведский, который в жизни не учила.
С 8 ноября начинается практика в больнице, 6 недель. На этот раз, без всяких там добавочных "прелестей" в виде оценки работы какой-нибудь замотанной жизнью медичкой, которая берет реванш за все невзгоды внезапно свалившейся на нее хоть какой-то властью.
Надо начинать работать.
В принципе, школа возражает против того, чтобы студенты работали. И никаких послаблений работающим не делает, напротив. Поскольку смены в нашей системе начинаются в 15 часов, а в школе нас держат до 15:45, как правило, то всяко получится, что последние часы будут пропускаться. А это значит, что придется возмещать пропущенное всякой писаниной. Можно, конечно, попытаться изменить свой учебный план, и перевести обучение на самостоятельное, с присутствием только на лабораторных.
Последние 10 добровольно-принудительных недель весной я, скорее всего, проведу за забором анализов. В принципе, работа в лаборатории - это удобно. Если только не окажется, что я категорически косорука в этом плане. Хорошо, что в конце октября это получится проверить на лабораторной. Рука у меня, в общем-то, тяжеловата...
Жаль, что с Шотландией получился такой пролет. Я отказалась на прошлой неделе от проекта, потому что подтверждение на тот момент так и не было получено. То есть, был риск, что оно придет буквально накануне практики, и придется за все платить самой. А фонд возместил бы расходы потом. Учитывая разворотливость нашей альма матер, это возмещение могло затянуться, и сильно. Плюс, 3 недели неожиданно превратились в 6, и я так и не выкрутила, как они собирались финансировать добавочные 3 недели. "Можем рассмотреть некоторое увеличение ассигнования" - это не ответ.
Что еще? Дом выставлен на продажу, но пока, к счастью, никто не купил. Трясусь, что кто-нибудь подсуетится за оставшиеся 2 недели. Надеюсь, что нет. Потому что весь смысл затеянного как-то изменился, спасибо супругу дорогому. Ох, и наворотил же он, не ожидала. Всегда считала, что ему присущ здравый смысл, но... Эххх, одним словом. Подставил он меня знатно. Причем, довольно подло, зная, что я не буду скандалить (лень энергию тратить непродуктивно), а начну выкручиваться и устраивать дела. В результате, он сможет и дальше жить удобно, думая только о себе, любимом. Нет, мы оба эгоистичны, конечно, но до мужа мне далеко
Хочу сказать, что мы осмотрели немало квартир за это время. Так вот, везде мы были единственными посетителями. Люди явно ждут кризиса, и боятся за свою платежеспособность. Часть неплохих, по сути, квартир была в ужасающем состоянии. Теперь я поняла, почему финны переезжают, в среднем, раз в 7 лет. За это время отремонтированная квартира загаживается, а цены на недвижимость все равно растут, так что можно продавать и двигать дальше. Что ж, можно и так наполнять жизнь, конечно.
Завтра идем в банк, надо брать дела в свои руки, пока муженек не начудесил еще чего. Впрочем, подозреваю, именно этого он и добивался. "Не ходите, девки, замуж", одним словом.
Да, их иногда запрещают. Эту нам показали на дне, посвященном безопасности - смешно, насколько могу судить. Но послание "пользуйтесь презервативами" подняло волну народного возмущения, можно сказать - некорректно, нельзя. Идиоты...
Посол Франции как раз собирался домой, чтобы дать Алансону отмашку навестить невесту. Когда Ла Мот прибыл в Лондон, город был в полной панике. Столица английского королевства оказалась наполненной обезумевшими от пережитого ужаса и лишений французскими гугенотами, которые просто переплыли Ла Манш на любых плавсредствах, которые смогли найти. Не все добрались, разумеется, но тем, кто добрался, было что рассказать. Рядовые англичане же, никогда французов не любившие и терпевшие только братьев по вере (да и то ограниченно), сделали немедленный вывод: Варфоломеевская ночь и последовавшее за ней истребление гугенотов в других городах являются частью заговора против Англии.
читать дальшеВсе было сплетено вместе: и промедление французского короля в заключении союза с принцем Оранским, и брак принцессы Маргариты, и сватовство Алансона – все это было составными частями плана Испании и Рима уничтожить протестантов по всей Европе, и, главным образом, уничтожить самую сильную протестантскую страну – Англию.
Надо отдать должное королю Франции. Даже после того, как его заставили ночь простоять у окна, наблюдая, как его подданные режут друг друга, он нашел в себе силы попытаться спасти возможность союза с Англией, и написал в тот же день письмо Елизавете, в котором обвинял во всем происходящем Гизов. Но англичане, вернувшиеся позднее из Руана, рассказали о том, как король выступил перед своим советом, и это значительно снизило эффект объяснений.
Что делает народ, уверенный в том, что католики намереваются уничтожить всех протестантов страны, включая королеву? Идет на улицу, и громит всех подворачивающихся под руку католиков, разумеется. Планировалось устройство «реванша за Париж». Сесил примчался в Лондон, чтобы организовать хоть какое-то подобие порядка – ведь все лорды и политики, как назло, находились в лесах Англии вместе с королевой. Лорда-канцлера встретил встревоженный, но воинственно настроенный епископ Лондонский, Эдвин Сандис, который предложил немедленно казнить всех католиков-священников, находившихся в тюрьмах Лондона уже больше 10 лет. Знатные католики должны быть немедленно удалены от двора, королева должна отказаться от всех церемоний в богослужении, и Марии Стюарт надлежит немедленно отрубить голову.
Зная, как Елизавета отнесется к последнему пункту, Сесил срочно связался с регентом Шотландии, графом Маром: хотя англичане готовы судить и казнить бывшую королеву Шотландии, было бы уместнее, чтобы это сделали сами шотландцы - и в Шотландии. Причем, подчеркнул он, речь идет именно о казни, а не замене английской тюрьмы на шотландскую, потому что присутствие Марии, что в Шотландии, что в Англии, слишком опасно для государственных интересов. Причем, было бы желательно, чтобы кто-то из семейства регента был послан в Англию заложником до казни Марии, да и предложение казнить, от греха подальше, свою бывшую королеву должно исходить от шотландцев.
Сама Елизавета вполне поверила, что последствием событий во Франции будет создание Европейской Католической Лиги. Уолсингем писал ей, что если она не откроет дверь добровольно принцу Оранскому, то эту дверь скоро вышибет Филипп Испанский. Королева отдала распоряжение передать около 40 000 фунтов в распоряжение принца, и ввязаться в военные действия во Фландрии, где английский контингент уже, кстати, находился, пассивно осаждая пару крепостей. Она разрешила вооружиться и выступить в Портсмут 8 000 добровольцам-протестантам. Джон Хокинс, со своими 20 военными судами, жалование экипажам которых он так хитроумно выудил у Филиппа, отплыл на Азоры, чтобы сдерживать испанцев там. Не знаю, чьей идеей было вооружить мушкетами и пушками пиратов-берберов, не дававших покоя испанским и французским торговым кораблям, но и это было сделано.
А потом пришла пора решать, как дружить или враждовать дальше с королем Франции и его матушкой.
Англия и Франция только что подписали договор о дружбе и взаимопомощи. Английское посольство и сам Уолсингем в Париже действительно охранялись. С другой стороны, многие члены королевского совета хотели бы разорвать договор. То, что случилось в Париже в Варфоломеевскую ночь, казалось им беспрецедентным в своей монструозности, а с монстрами никаких союзов быть не может! Тем не менее, правительство королевы Елизаветы имело свой стиль: не давать личным эмоциям отражаться на государственных решениях. И в середине сентября королева объявила французскому послу, что готова его принять.
Это было блестящим представлением, причем, с обеих сторон. Королева, величественная и печальная, отвела посла к окну, и спросила его, насколько справедливо все то, что она услышала от очевидцев. Посол, не менее печальный и серьезный, повторил официальную версию о заговоре Колиньи. Королева сказала, что она не отвергает его объяснений, но указала на главную их слабость: насколько ей известно, король сам санкционировал массовое истребление гугенотов, хотя лично она предпочла бы думать, что причиной их послужила какая-то несчастная провокация. Посол выкручивался, как мог, и напомнил, что жена короля Шарля должна вот-вот родить, и что Елизавета обещала быть крестной матерью младенца. Елизавета заверила, что непременно пошлет по данному поводу посольство в Париж, но, тем не менее, считает, что король, способный предать своих подданных, способен и предать своих союзников. Затем она вздохнула по поводу времен, когда нельзя доверять никому, и вышла из комнаты.
Посла оставили на растерзание королевскому совету, который даже не был вежлив, хотя и держался в рамках делового разговора. Да, они допускают, что чудовищное злодейство совершилось не по желанию короля, но король ответственен за все, что происходит в его королевстве. Не менее жестко вел себя и Уолсингем в Париже. И там ему была представлена настоящая информационная жемчужина: письмо, найденное среди бумаг покойного Колиньи, в котором тот обозначал своему королю врагами Испанию и… Англию. Уолсингем пожал плечами – адмирал был верен, прежде всего, французской короне, так что письмо его не компроментирует. Король утверждал сэру Фрэнсису, что может обосновать свои действия. Уолсингем отвечал, что эти действия невозможно обосновать, даже если заговор гугенотов имел место быть. Преступников сначала судят, а потом карают, как это было сделано в Англии после восстания северных лордов.
Хочется сказать, что правосудие Англии в том деле показало себя не с лучшей стороны, но оно было оказано хотя бы формально.
Собственно, поведение короля Франции, королевы-матери и послов говорят о том, что никакой Варфоломеевской ночи действительно не планировалось. Королю достаточно было протянуть руку Риму и Мадриду – и Франция действительно была бы принята в католическую лигу, причем торжественно. Но нет. Французский двор тратил время и силы на то, чтобы остаться с Англией хотя бы в полудружеских отношениях, игнорируя жесткий тон Уолсингема и королевского совета.
Ла Мот говорил Роберту Дадли, что король взбешен происшедшим, и намеревается за него отомстить. Сэр Томас Смит, хорошо знавший короля Шарля, утверждал, что то – человек благородный и никак не мог быть инициатором такого чудовищного кровопролития. Но какими бы ни были личные достоинства Шарля Валуа, факт оставался фактом: он оказался слишком слабым королем для непростого времени.
Удивительно поведение герцога Альбы. Филипп рассматривал возможность поженить Алансона и Марию Стюарт, намереваясь при помощи Франции свергнуть Елизавету. Альба же знал совершенно точно, что Испания по-прежнему не может рассчитывать на Францию. Франция оказалась в ситуации, сделавшей ее на определенное время бессильной в международной политике. Более того, реакция англичан в сторону активной поддержки принца Оранского оставляла положение во Фландрии более, чем опасным для испанцев. Следовательно, было разумнее помочь Франции выпутаться из этой унизительной истории, подружившись с ней таким образом. А уж делом французов было бы убедить Елизавету отвергнуть Оранского. Вряд ли Елизавета, по мнению Альбы, сильно бы сопротивлялась. Война – это траты, а тратить деньги королева Англии просто ненавидела.
И в самом деле, в Англии уже думали, поддерживать ли принца Оранского или нет. С Францией англичане не то, чтобы помирились, но хотя бы не отозвали Уолсингема прочь из Парижа.
18 августа 1572 года принцесса Маргарита Валуа стала женой Генриха Наваррского. Вся гугенотская верхушка собралась в Париже. Через пару дней адмирал Колиньи собирался выехать в расположение армии, чтобы, вместе с принцем Оранским, выступить на помощь братьям по вере во Фландрии, втянув этим Францию в полномасштабную войну с Испанией и в гражданскую войну внутри страны. А на фоне этих глобальных событий разыгрывалась человеческая драма.
читать дальшеКороль Шарль, человек, несомненно, благородный, имел одну дурную привычку: подчиняться. Самое неприятное, что он это понимал, и пытался стать самостоятельным правителем. На практике же, влияние королевы-матери просто сменилось влиянием Колиньи, и вот этого король не понял. Колиньи, возможно, и не настраивал своего короля против его семьи, но адмирал и королева-мать имели настолько противоположные представления о том, в какую сторону лежит путь Франции, что королю, выбравшему точку зрения Колиньи, противодействие родичей было как кость в горле – и выплюнуть не получается, и проглотить нельзя.
Королева-мать жаловалась, что сын всегда с ней холоден и резок после бесед с Колиньи. Генрих Анжу позже рассказывал, как зашел в кабинет к брату. Тот не стал с ним даже разговаривать, просто ходил по комнате, поглаживая кинжал. Генрих говорил, что в тот момент практически ожидал, что Шарль на него нападет.
Приняв решение покончить со всеми неприятностями разом, Екатерина Медичи не стала, разумеется, подставляться самолично. Зачем? Все знали, что Гизы ненавидят Колиньи, а сама Екатерина терпеть не могла оба дома. Так что она просто решила создать ситуацию, в которой ее враги вцепятся друг другу в горло. Между Гизами и Колиньи была кровь покойного герцога де Гиза, и Екатерина намекнула вдове, герцогине де Немур, что лично она бы не упустила возможности отомстить убийце мужа, если бы была на месте герцогини.
герцогиня
План был хорош. Если бы Колиньи был убит, король перестал бы смотреть волком на своих, и никакой отправки войск во Фландрию не произошло бы. В Париже протестанты, несомненно, попытались бы отомстить католикам, те бы ответили, несколько сотен горячих голов с обеих сторон погибли бы, и этим бы вся ситуация и разрешилась. Король приказал бы своим подданным успокоиться, улицы отмыли бы от крови, и Франция была бы в безопасности. Как это обычно случается с хорошими планами, и этот не выдержал столкновения с реалиями.
Поскольку дамы сами не могли запачкать свои ручки убийством (печальный пример Марии Стюарт их многому научил), им приходилось поручать решительные действия мужчинам своей семьи. Увы, поколение было уже не там. Благородные де Гизы просто наняли исполнителя, не потрудившись даже проверить послужной список наемника, который вовсе не был блестящим. Мало того, что он только ранил Колиньи, он стрелял из дома, принадлежавшего Гизам, и многие свидетели видели, что он бежал с места преступления на лошади, принадлежавшей герцогу. Не спрашивайте меня, как именно эту лошадь опознали.
Королю доложили о случившемся, когда он играл в теннис с Гизом и Телиньи. Он бросил ракетку, и молча удалился. Наварра и Конде немедленно попросили разрешения покинуть Париж, но Шарль закусил удила, и приказал всем им искать защиты в Лувре. Сам он отправился к Колиньи, который желал с ним переговорить. Королева-мать и Анжу решили сопровождать короля, просто опасаясь выпустить его из вида. Когда они спросили, что сказал Колиньи, Шарль ответил: «Он сказал, что вы двое замешаны в случившемся, и, видит Бог, он сказал правду». Неизвестно, действительно ли король так уж возлюбил адмирала. Но он прекрасно понял, что покушение на Колиньи было ударом по его попыткам вырваться из-под влияния семьи.
На следующий день де Гиз и его дядюшка предложили королю компромисс: они невиновны, но если их присутствие в Париже порождает такое беспокойство, они готовы Париж покинуть. Шарль решил понять этот жест, как признание поражения, и разрешение дал. Лидеры гугенотов были склонны с ним согласиться, и даже промаршировали несколько сотен вооруженных протестантов под окнами резиденции Гизов.
Королева-мать вызвала в Тюильри своих сторонников: герцога де Невера и графа де Реца, которые были членами королевского совета и противниками войны с Испанией. Все они знали, что целью Колиньи и Конде был доступ к неограниченному влиянию на короля, ничего нового в этом не было. Новым было то, что король охотно под это влияние шел. И все они знали, чем это грозило королевской семье и католикам Франции. Надо было что-то делать.
На этот раз Екатерина Медичи взяла все в свои руки. Она направилась к сыну, и драматически заявила, что его жизнь в опасности. В тот самый момент, когда она с ним говорит, шестнадцать сотен гугенотов вооружаются для совершения государственного переворота. Затем она хладнокровно признала, что заказала Колиньи – потому, что один человек вполне может поставить с ног на голову все государство, если он достаточно авторитетен. Свою речь королева-мать закончила лаконично: адмирал должен умереть.
Сказать, что король был потрясен – это ничего не сказать. Шарль был полностью выбит из колеи. А его мать продолжала разворачивать логическую цепочку. Как король, ее сын не имеет права оставить покушение на адмирала без расследования. Поскольку все указывает на Гизов, их будет необходимо допросить. Если будет допрос, они укажут на нее, королеву-мать, и не солгут. Через полтора часа нервы короля сдали. «Если ты хочешь убить адмирала, то убей их всех! Убей всех гугенотов во Франции, и не останется никого, кто обратится ко мне! Смерть Христова! Убей их всех!», - и Шарль убежал из собственного кабинета.
Нет, он вовсе не отдал приказ. Он понял, что его мать уничтожит адмирала в любом случае, не считаясь с мнением сына, и просто вспылил, как подросток. Но Екатерина решила действовать так, словно действительно получила на это мандат, благо, при разговоре было двое свидетелей, она об этом позаботилась.
Но королева-мать вовсе не собиралась устраивать масштабную резню. Речь шла об устранении всего шести человек и адмирала. Екатерина даже запретила Гизам напасть на Наварру и Конде, которых те поставили во главе своего списка. Не потому, что Наварра и Конде были ей симпатичны, а просто потому, что уничтожение Бурбонов слишком усилило бы дом Гизов, а зачем ей это было?
Франсуа де Монпансье взял на себя тех из подлежащих ликвидации, кто находился во Дворце. Гизы направились по душу адмирала Колиньи. Говорят, что именно они слили информацию о том, что король благословил уничтожение гугенотов. Благо, почва уже существовала. Недовольные фавором гугенотов, парижские католики давным-давно образовали своего рода отряды, при помощи которых собирались в будущем проредить ряды врагов, как только Колиньи отправится к своей армии. Им был нужен только приказ, и приказ прозвучал, от имени того, кто его не отдавал. Прелестный пример намеренной дезинтерпретации.
К семи утра все было кончено. Во дворце спаслись немногие. Монтгомери и де Малиньи бежали во Францию, кое-кто укрылся у Маргариты Валуа. Но дело не закончилось дворцовой зачисткой, как планировала королева-мать, заставившая, кстати, своего сына-короля стоять рядом с ней и Генри Анжу у окна, и наблюдать до конца, к каким последствиям привела его «независимая» политика. Королева ошиблась дважды в эту ночь. Ее сын не стал политически мудрее после Варфоломеевской ночи, он просто сломался. И парижане приняли сигнал из дворца слишком всерьез. Очевидцы говорили, что даже дети принимали участие в резне гугенотов. В них словно бес вселился, хотя все они считали, что защищают Бога и Короля.
де Малиньи
Но дело не закончилось только парижскими погромами. Парижский парламент собрался на чрезвычайное заседание, и король был просто вынужден повторить там историю о готовящемся гугенотами перевороте. Этим он, собственно, обязал всех верных Богу и королю присоединиться к уничтожению заговорщиков по всей стране. Гугенотов стали уничтожать повсюду. Сначала – в крупных городах: Бордо, Орлеане, Лионе. Потом – в каждой деревне.
Маленький дворцовый заговор вылился в национальную трагедию, которую он должен был предотвратить – какая мрачная ирония.
Говорят, что Филипп Испанский, узнав о происшедшем, уловил эту иронию сразу, и рассмеялся от души, в первый и последний раз в жизни.
А в Англии ничего еще не знали. Королева была в очередной поездке по стране, дискутируя с французскими посланниками о перспективах замужества и союза. Курьеры из Франции доставили в Кенилворт письма: Елизавете от короля, Дадли от Колиньи, и Сесилу от Монморанси.
"Richard, Duke of Gloucester, was crowned as Richard III on Sunday 6 July 1483. The day before he and his queen Anne (Neville) rode in procession from the Tower of London to Westminster. On the day of the ceremony they walked barefoot on a red carpet from White Hall to Westminster Hall and then to the Abbey. The queen’s train was borne by Margaret, Countess of Richmond whose son would become Henry VII after defeating Richard at the battle of Bosworth. Richard was crowned by Thomas Bourchier, Archbishop of Canterbury and the queen’s coronation followed. Almost the entire peerage of England was present at what was a magnificent spectacle. The traditional coronation banquet in Westminster Hall followed."
читать дальшеОн не был ангелом, и не был Белым Рыцарем в сверкающих доспехах. По сути, Ричард Глочестер был личностью абсолютно средневековой. Он отказывался верить в то, что худой мир лучше доброй ссоры - и единственный среди пэров Англии отверг взятку короля Франции. Он был непоколебимо верен своему сюзерену-брату, хотя и видел все его недостатки. И он верил в дружбу, что его и сгубило. Он верил и в любовь. В том числе, в любовь отца к сыну. Ему просто не верилось, что лорд Стэнли рискнет жизнью своего сына и наследника, который был у Ричарда заложником верности своего отца.
Совсем как другой Ричард - Ричард II, у которого был заложником сын Генри Болингброка, будущий великий король Генри V.
Ричард опоздал родиться. Появись он на свет на 400 лет раньше, в XI веке, из него получился бы идеальнейший рыцарь-крестоносец. Он был расчетлив, административно одарен, высокоморален, искренне набожен. Он был именно таким, каким должен быть какой-нибудь Великий Приор рыцарского ордена. Но Ричарду пришлось жить в новые времена, и погибнуть в битве, которую он просто должен был выиграть. Он прожил неполных 33 года. Судьба. Колесо истории.
Личное знамя Ричарда Плантагенета, короля Ричарда III (Rex Angliae et Franciae et Dominus Hiberniae)
"The personal banner is a swallow-tailed pennant with the cross of St. George at the hoist, the fly divided blue over red, with a white boar langued gules and armed or, and white roses (of York) over all."
Август 1572 года французский двор встретил в состоянии то ли тихого ужаса, то ли подготовки к очередной смене курса. Королева-мать рыдала в плечо Уолсингема, что Елизавета демонстрирует настолько явное отсутствие энтузиазма в плане французского замужества, что король начинает подозревать готовность англичан выполнять союзнические обязательства. Сэр Фрэнсис сильно подозревал, что король принял решение вне зависимости от присутствия или отсутствия энтузиазма со стороны английской королевы, но держал лицо и тихо молился. Во всяком случае, де ла Моль, служивший Алансону, отправился в Лондон, и Уолсингем надеялся, что Елизавета, как минимум, форсирует союз если и не браком, то решительными союзническими действиями.
де ла Моль (в шляпе)
читать дальшеДе ла Моль произвел на Елизавету приятное впечатление, но не сказать, чтобы убедил ее стать женой своего сеньора. Она и хотела бы прибытия Алансона, и не была уверена, что из этого визита был бы какой-то толк. Несчастный до предела Сесил писал 22 августа Колиньи о своих разочарованиях и надеждах, не зная, что адмирал никогда это письмо не прочтет.
В Англии, Мария Стюарт, вполне довольная тем, что кары ее не настигли, продолжала пребывать в Шеффилде. Шрюсбери писал, что дама ничуть не изменилась, и что казнь Норфолка не произвела на нее решительно никакого впечатления.
Шотландцы поняли, что никакой помощи от Англии не дождутся.
Нортумберленд был передан англичанам (вернее, продан), и героически взял все грехи восстания северных лордов на себя, оправдывая Вестморленда – который был в полной безопасности в любом случае, находясь во Фландрии. Лорд Хансдон нашел пленника настолько «простым», что даже попросил Елизавету помиловать человека, не вполне понимающего реальность, но та не была настроена быть милостивой.
Лорд Хансдон зашел даже так далеко, что отказался сопровождать Нортумберленда в Йорк, где того ожидала казнь. Он пытался доказать Елизавете, что братец Нортумберленда, Генри Перси, по уши был замешан в делишках Ридольфи – а ведь именно он унаследует титул. И где, в этой ситуации, справедливость возмездия? Елизавета не решилась наказывать кузена, и вообще с ним ссориться. Нортумберленда в Йорк привез совсем другой сопровождающий, обычный шериф, и граф был казнен. Время показало, что Хансдон был совершенно прав относительно Генри Перси, но для Елизаветы наказание всех, вовлеченных именно в восстание северных лордов, было чем-то вроде личной вендетты.
Жестокость нельзя оправдывать жестокостью, мы все это знаем. Возможно, в XVI веке люди были более прямолинейны, рассуждая с библейской простотой: око за око. Система, эмоционально понятная, но сильно хромающая на практике. События Варфоломеевской ночи были реакцией на события восстания во Фландрии, хотя во Франции истребляли совсем не тех протестантов, которые резали католиков во Фландрии. И во Фландрии эта резня тоже была реакцией. Кто начал первым – трудно сказать. Фактически, католики, когда боролись с реформационной ересью. Практически протестанты с самого начала настаивали на истреблении самой католической веры вместе с ее носителями, если только те не прозреют и не просветлятся.
Для Франции, присоединиться к протестантам во Фландрии, объединить свои силы с силами Оранского, было равносильно объявлению собственной страны протестантской вотчиной, со всеми вытекающими последствиями. Духовенство было более, чем обеспокоено. Терпимость терпимостью, но страна-то оставалась католической. Флирт с официально отлученной королевой Англии, которая, к тому же, не пылала от восторга, планирующийся брак принцессы Маргариты с гугенотом из кальвинистского гнезда, а теперь еще и перспектива войны с Опорой Святейшего Престола и Защитником Веры, королем Филиппом?
Похоже, что именно в тот момент за партию протестантов был сам король Шарль, которого то ли поддерживал, то ли направлял Колиньи. Против них были, как минимум, сам брат короля, Генрих Анжу, де Гизы, Неверы. Против брака принцессы Маргариты с гугенотом был сам папа Пий V, угрожавший вообще запретить церемонию, если жених не примет католическую веру. Пий, впрочем, умер в самый подходящий момент, и его преемник, папа Григорий XIII, предпочел не запрещать брак, а поставить ему несколько условий. Никаких сведений о том, что король собирался обратить внимание на условия папы, не имеется. Очевидно, не собирался.
Что касается истинной силы за троном, королевы-матери, то она, во-первых, была недовольна тем, что влияние Колиньи на ее сына превысило ее собственное влияние. Во-вторых, будучи опытным политиком, она понимала, что и адмирал, и ее сын строят планы на будущее на весьма ненадежном фундаменте по имени Елизавета Английская. Почерк Елизаветы в международной политике к тому времени вполне сформировался: если королева и участвовала в континентальных заморочках, то предпочитала действовать неформально, через добровольцев, особенно не тратясь и не давая себя прихватить на четких формулировках. Король Франции, со своей стороны, намеревался решительно вмешаться в дела испанцев во Фландрии, чего он просто не мог себе позволить, на самом-то деле. Без флота Елизаветы – не мог.
Судьба Франции висела в августе 1572 года на тончайшем волоске подразумевавшейся, но еще не объявленной официально войны. Екатерина Медичи просто не могла не вмешаться, сочтя ситуацию опасной для Франции. Она ненавидела кальвинистов, как их ненавидела и Елизавета. Она ненавидела католиков-фанатиков, как и Елизавета. Только вот католики и протестанты ее королевства сильно отличались от своих английских собратьев агрессивностью и решительностью. Англичане продолжали чувствовать себя травмированными войной Роз, закончившейся чуть ли не столетие назад, и стремились, во что бы то ни стало, избежать крупных гражданских столкновений. Французы, уже успевшие в предыдущие 10 лет повоевать друг с другом вполне полномасштабно, гражданской войны не боялись. Войны внутри королевства боялась королева-мать. До самого 10 августа она колебалась в том, что предпринять, но сведения о заигрываниях Елизаветы с Альбой сделали свое дело. Екатерина предпочла истребить гугенотов одним ударом, лишить их вождей, и сохранить единство нации.
Гороскоп на этот год рекомендовал мне проявлять чудеса дипломатичности и сдержанности, а меня несет...
очень личноеРусскому (и любому иностранцу) выжить в Финляндии легче всего, если глушить себя до уровня полной неслышимости. "Улыбаемся и машем", такой принцип. А мне вдруг надоело. Я стала реагировать так, как мне реагировать свойственно, не стеснясь произносить запретные слова: "культурные различия".
Народ вокруг корежит. Вот буквально корежит. Меня пытались наказывать даже - на практиках. Но как-то эффект получился противоположный. Сегодня я довела до белого каления финского риэлтера, что практически неслыханно. К сожалению, моего мужа можно уговорить на что угодно. И вот вчера он практически договорился продать наш дом совсем не на тех условиях, на которых его имеет смысл продавать. Дело осталось только за моей подписью. К счастью. Потому что супруг вообще не понял, оказывается, до чего именно он договорился.
В общем, захожу в риэлтерскую контору. Дядя разлетелся, дескать, проверим адреса и прочее. "Позвольте", - говорю. "Прежде чем сверим часы, сверим-ка сумму, потому что мне она не нравится". Выложила ему стоимость квадратного метра для таких домов в этом году, расчеты - за что можно скинуть и сколько. И озвучила, за сколько готова продать. Боже мой, как мужик взвился. Ему, оказывается, профессиональная этика не позволяет выложить в объявлении цену, которую я хочу. И вообще, какое у меня образование, что я берусь судить о недвижимости. Я сладко улыбнулась, и ответила, что я - экономист, закончивший самую пафосную экономическую школу страны. "Но вы - не риэлтер", отпарировал он. "Зато я знаю, чего хочу, и на каких основаниях", - ответила я. Он замотал головой: не станет он за столько продавать. "Тогда мы не договорились", - заключила я. И тут он злобно порвал на мелкие клочки предварительный договор!!!! Вау!
Благо, риэлтерских контор у нас штук 6 на одном пятачке, и я договорилась с парой других контор насчет оценки. Мужа, кстати, оставила нервно курить за углом, потому что знала, что разговор с риэлтером будет жесткий: срок такой-то, сумма такая-то. Правда, пассаж насчет профессиональной этики его явно озлобил В самом деле, риэлтер, диктующий условия клиенту - это нонсенс! Но сам факт, что это несчастье практически уболтало моего мужа - это тревожно. Я полагала, что он лучше понимает свою выгоду.
Ну, сделала расчеты мужу, на 4-5 вариантов развития событий. Вроде, понял.
Из Шотландии подтверждения о практике нет до сих пор, так что я послала этот проект подальше. Не ожидала, что наша школа так беспомощна в этих делах, но на вариант "в последнюю минуту" согласиться не могу. Слишком много всего на руках, чтобы не планировать.
Девушки, выходить надо или за богатого, или за очень умного, или за мастера на все руки. Иначе получите на пожизненно вечного подопечного, не всегда способного собственные ботинка зашнуровать. А это, согласитесь, на любителя.
Очень рекомендую: lib.rus.ec/a/2897 Хроники Элении и их продолжение, Тамули. Живые персонажи, легкие диалоги, которые не смог испортить даже перевод. Очень люблю Эддингса. Вот у кого вполне привлекательные женские персонажи, причем без перегибов в слащавость. Вот примеры:
"Баронесса Мелидира была хорошенькой девушкой с волосами цвета меда и глазами, синими, как небо. Хорошенькой и глупенькой – во всяком случае, она делала все, чтобы выглядеть именно так. В действительности баронесса была намного умнее большинства придворных Эланы, но она давно уже убедилась, что люди с ограниченными умственными способностями настороженно относятся к хорошеньким умным женщинам, и в совершенстве овладела пустой бессмысленной улыбкой, непонимающим видом и глупым хихиканьем. По мере необходимости она пряталась за этими защитными барьерами и помалкивала". читать дальше_____________________________________
"Заведи себе свою собственную жену, Спархок, тогда другие женщины не будут чувствовать себя обязанными обращать на тебя свое внимание. Женатый мужчина — спасенный мужчина, а холостяк — это просто вызов для каждой женщины". _____________________________________
"— Женщина божество? Какая нелепая идея. — Только для мужчины, Долмант. Женщины находят это вполне естественным". _____________________________________
"Спархок посмотрел на мальчика. — Много ты стянул у Берита? — грозно спросил он. — Не слишком. — Отдай все назад. — Ты заставляешь меня разочаровываться, Спархок. — Жизнь полна разочарований, мой мальчик. А теперь отдай все назад". _____________________________________
"– Занудно, верно, Спархок? – голос у Фонтена был сухой, как песок. – Оскайн славный парнишка. Он был самым моим многообещающим учеником, но его пристрастие к ритуалам и формальностям порой одерживает верх над его разумом. – Я одолжу меч, Фонтен, и немедля зарежусь, – посулил Оскайн. – Оскайн, мне доводилось видеть, как ты управляешься с мечом, – ответил старый посол. – Если ты склонен свести счеты с жизнью, поди подразни кобру. С мечом ты будешь возиться целую неделю". ______________________________________
"Что он имел в виду, когда говорил о клеймах? – Ах да, – вспомнил Спархок. – Это брачный обычай атанов. Во время церемонии счастливую пару клеймят. Они носят клеймо друг друга. – Клеймят? – Насколько я понял – да. – А если супруги захотят расстаться? – Думаю, тогда клейма зачеркивают. – Как же можно зачеркнуть клеймо? – Видимо, каленым железом. Ты все еще намереваешься жениться, Кринг? – Разузнай, где ставят клеймо, Спархок, а уж тогда я буду решать. – Полагаю, есть местечки, где тебе не очень бы хотелось ставить клеймо? – Несомненно, Спархок, несомненно". ____________________________________
"– Но это правда, дорогая баронесса, – ухмыльнулся Стрейджен. – Вы лжете не словами, а всем своим видом. Вы ведете себя так, словно в голове у вас ветер, а потом – раз – одной фразой обрушиваете здание, которое я возводил всю свою жизнь. «Внебрачное происхождение», Бог ты мой! Вы ухитрились обесценить трагедию всей моей жизни. – Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? – осведомилась она, округляя глаза с нарочито невинным видом". ____________________________________ "Мы, боги, очень искусно прячемся друг от друга. Впрочем, глупость этого явления тени в Дарсасе определенно говорит о том, что мы имеем дело с Троллями-Богами. Нам до сих пор так и не удалось растолковать им, почему солнце встает на востоке. Они, конечно, знают, что утром солнце взойдет, но вот где именно – так и не уверены". ______________________________________ "Интересно было бы разнообразия ради тренировать умных жеребят. Большинство коней довольно глупы. – А я всегда считал, что кони – самые умные животные. – Это миф, Спархок. Если тебе нужно умное животное, заведи себе свинью. Мне так и не удалось построить загон, из которого свинья рано или поздно не сумела бы выбраться. – Свиньи низковаты для верховой езды".
Это - старая запись, которую мне захотелось поднять, чтобы потом дополнить тему.
На них можно смотреть очень долго, заглядывать в глаза, почти слышать, что они пытаются сказать. Так оно и бывает: смотришь "картинки", и вдруг начинаешь видеть. Казалось бы, давно и хорошо известные мастера, а раньше взгляд просто скользил по поверхности, отвлекался на детали. Особенно впечатляет хронология.
Сначала Джорджионе (1477 - 1510), из-за этого автопортрета
Почти все умерли молодыми, почти все по одной причине: чума. Кроме да Мессины, редко кто из них все картины писал на таком уровне. Наверное, и у художников случаются моменты прозрения, которые не длятся вечно.
Вот все это и наблюдали Монморанси с посольством. Наблюдали, и делали выводы. Потому что вопрос о браке Елизаветы с Алансоном был сам по себе, но оценка того, может ли Франция полагаться стопроцентно на Англию, была важнее. Потому что, после провала плана покушения на Елизавету, Испания и Англия странно притихли, словно опасаясь окончательного разрыва отношений. Альба, именно в то время, попытался провести налоговую реформацию во Фландрии, что возмутило купцов Гента, Антверпена и Брюгге даже сильнее, чем присутствие в стране инквизиции. Они были не грани бунта, Вильгельм Оранский с нетерпение ожидал развития событий. Момент для вмешательства Франции был самым подходящим, и для Альбы было важно, чтобы Франция не выступила единым фронтом с Англией.
Вильгельм I Оранский
читать дальшеРоль якоря для обеих сторон играли двое испанцев, которых Альба послал когда-то разбираться с Елизаветой насчет нагло уведенного англичанами серебра. Серебро королева испанцам, конечно, не вернула, но испанцы, как бы по негласному желанию обеих сторон, оставались в Англии. Альба отнюдь не хотел воевать с Англией, а Елизавета любой ценой хотела бы возобновить торговлю с Фландрией. Она даже немного поприжала пиратов, обжившихся в ее портах, что страшно обидело адмирала де ла Марка. Французам не могло не прийти в голову, что стороны, в конце концов, могут и договориться, за счет Франции.
адмирал де ла Марк
Летом 1572 года герцог Альба был в отчаянном положении. Фландрия восстала, завоеванное годами терялось в считанные дни, Англия и Франция были на грани объединения против Испании, а его преемник был уже в пути, и закончить свою блестящую карьеру в качестве лузера герцог не желал. Разумеется, он решил вбить клин между французами и англичанами. Во Франции ставка была сделана на местных католиков, которые были достаточно сильны, влиятельны и свирепы. В Англии его лучшим союзником была, собственно, сама Елизавета, никак не желавшая пожертвовать своей свободой ради нового союза. Опять же, у графа Лейчестера сохранились дружеские отношения в окружении Филиппа, и в этом были свои плюсы и минусы. Правда, во Франции у семейства Дадли тоже были старые дружеские связи, но это были связи старого Джона Дадли, а Роберт был больше привязан к испанцам.
Альба сделал ставку на Францию из-за Парижа и царивших в нем настроений. Клика протестантов, во главе с Колиньи, у парижан симпатией не пользовалась, и вовсе не из-за религии. Протестанты были в моде при дворе, были в фаворе, и пользовались случаем, вмешиваясь в политику и экономику королевства. То же самое делали бы и католики, но… В герцоге де Гизе и кардинале Лотарингском было что-то, что импонировало парижской толпе гораздо больше, чем холодное высокомерие Колиньи. Не стоит забывать и того, что сама королевская семья протестантской не была. Толерантность была хороша в дни мира, но теперь, когда Фландрия запылала, в опасности оказались и французские венценосцы. Ради тотальной победы Реформации добрый адмирал пожертвовал бы Валуа, не задумываясь.
Майенн, герцог де Гиз и кардинал Лотарингский
Планируемый брак Марго Валуа с Генри Наваррским обострил ситуацию еще больше. Повернись дела во Фландрии в пользу протестантов, у Колиньи был бы под рукой король-протестант, с правом на трон через свою жену. К тому же, королю Шарлю стало казаться, что Елизавете вообще нет дела до того, что происходит на континенте. Она будет сталкивать Францию и Испанию в узких местах, чтобы играть всегда против победителя. Преуспей Франция в Нидерландах – и Елизавета немедленно вступит в союз с Филиппом.
бракосочетание Наваррца и Марго
Очевидно, именно это имел в виду Фроде, обвиняя Елизавету в событиях Варфоломеевской ночи. Если бы Елизавета вышла за Алансона в 1572, ничего бы не случилось, как думает историк. Франция поверила бы Англии, и т.д. Не то, чтобы Елизавета завернула весь проект прочь. Еще 25 июля она писала Уолсингему, что хочет увидеть Алансона, и понять, сможет ли она выйти за этого юношу замуж. Она знала, что герцог мелковат, что его лицо пострадало от оспы, но она уже была достаточно взрослой для того, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, когда ставки были так высоки. Она была бы готова встретиться с принцем через месяц.
А в то же время дела во Фландрии повернулись в пользу католиков, когда маркиз Вителли и дон Фредерик Толедский разгромили войска Жанлиса. Сама по себе победа была довольно мелкой, но она имела далеко идущие последствия. Во-первых, она воодушевила парижан. Во-вторых, заставила насторожиться Екатерину Медичи. В третьих, подтолкнула Елизавету к пересмотру своих проектов относительно политики во Франции и Фландрии. Если Альба победит Вильгельма Оранского и французов, что будет с английской торговлей?