Элеонор Тальбот - брак с королем

Была весна 1461 года. По дороге от Таутона к Лондону почти король Эдуард IV остановился в Норвиче (уже провозгласили, но еще не короновали), где его принимали члены семейства герцога Норфолка. Герцог был в фаворе, выбрав ту самую правильную сторону. Траур Элеонор к тому времени закончился, и, хотя она отчасти принадлежала к ланкастерианцам, ее дядя Варвик был важнейшим человеком в жизни начинающего короля.



Элеонор было 25 лет, ее сестре, герцогине Норфолк, 18. Элизабет считалась красавицей, то есть, можно предположить, Элеонор тоже была красива. Поскольку единственной блондинкой в семье Элеонор была ее мать, можно предположить, что обе сестры были кареглазы и темноволосы. Возможно – с рыжинкой. Их отец был довольно смуглым джентльменом, и дети унаследовали эту особенность. Рост Элеонор был 168 см.

Эдварду было 19 лет. Здоровяк ростом в 188 см, тоже темноволосый, стриженый в стиле «Генри V». У него уже была определенная репутация с женщинами, и в тот период его определенно притягивали те, которые были старше его. В общем, Элеонор приглянулась ему, а он приглянулся ей. Учитывая ранг Элеонор Батлер и склад ее характера, не может быть и речи о том, что она просто прыгнула в постель к проезжему молодцу. Последующие события доказали также, что никто из родни Элеонор не пытался «подсунуть» пригожую вдову молодому королю в своих интересах. Ричард Варвик, например, понятия ни о чем не имел чуть ли не до конца жизни. Пожалуй, единственным человеком, который был в курсе дела, была Элизабет, герцогиня. Но, скорее всего, и она узнала обо всем только со временем.

Почему, собственно, Эдварду понадобилось жениться на Элеонор секретно? Здесь есть два варианта. Первый – это то, что они могли встретиться еще в 1460 году, когда Эдвард еще не был провозглашен королем. Да, тогда ему была нужна осторожность во всех действиях. Второй вариант менее красив. Если они встретились в 1461 году, то Элеонор просто-напросто отказалась стать любовницей короля, и тот организовал тайный брак, чтобы заполучить желанную женщину – не имея ни малейших намерений сдержать слово. Будущее показало, что Эдвард вообще не стеснялся нарушать свои обещания, если они становились неудобными для него.

В случае с Элеонор, он совершил фатальную ошибку. На этой тайной церемонии был свидетель, будущий епископ Стиллингтон. На самом деле, заключение тайного брака свидетелей не требовало. Достаточно было обмена клятвами и следующей за ними физической близости. Церковь признавала такие браки браками по факту, хотя и не одобряла в моральном плане. Слишком уж много они порождали конфликтных ситуаций. Например, если в результате тайного брака появлялись дети, а потом выяснялось, что одна из сторон уже состояла в браке. В таком случае дети, все-таки, признавались законными, потому что одна сторона верила в то, что другая говорит правду.

Элеонор была такой дамой, для которой просто обещания (преконтракта, per verba de futuro) было бы недостаточно. Мало того, что она была хорошо образована и уже знала, несомненно, как и насколько можно вообще доверять кому-либо, кроме своих, она была еще и исключительно религиозна. Поэтому Эдвард и притащил на церемонию священника. Вряд ли он намеревался когда-либо выполнить условия преконтракта.

Хотя… Элеонор Тальбот была совершенно подходящей личностью на должность королевы. Происхождения она была прекрасного, вела род от короля по обеим линиям. Вдова? Но 45% вдов в то время заключали вторые браки, а многие ухитрялись и по 3-4 раза выйти замуж. Никакого запрета на женитьбу на вдовах для английских монархов не существовало. Так что не было у Эдварда никакой причины скрывать брак с Элеонор, кроме одной: он просто хотел настоять на своем, не приняв отказа. Уже осенью того же года у него был достаточно громкий роман с Элизабет Вайт, которая даже родила от него на следующий год дочь.



Если бы Эдвард женился на Элизабет Вудвилл открыто, английская история пошла бы другим курсом. Церковному браку предшествовало оглашение, во время которого все желающие могли вынести свой протест. Кстати, в случае Эдварда не было даже риска. Элеонор была далеко на севере, и просто не успела бы со своими протестами, даже если бы захотела их предъявить. Но король Эдди предпочел действовать по знакомому шаблону, и женился на Вудвилл тайно, что сделало его двоеженцем, а его детей от этого брака – бастардами. Что заставило его так поступить, никто не знает точно. Возможно, простое незнание закона. Возможно, благие намерения убедиться в том, что королева способна создать династию. Это, и еще твердая уверенность в том, что Элеонор не будет настаивать на своих правах. О том, что Стиллингтона начнет мучать совесть, он не подумал.



Никто и никогда не узнает, что именно отвратило Элеонор от Эдварда. То ли легкомысленный нрав юноши, то ли обращение, то ли то, что называют «не подошли друг другу». Как показали дальнейшие события, Элеонор считала себя замужней женщиной, но не была от этого факта счастлива, и явно глубоко не доверяла своему мужу. Не зря. Но отношения у них расстроились буквально за несколько месяцев. Тем не менее, Элеонор достаточно уважала себя, чтобы потребовать от тайного супруга некоторых вещей сразу. В первую очередь – милостей для своего свекра, которому те были нужны. Ральфа Седлера еще вызвали на первый парламент короля Эдди, но потом освободили от явок в парламент и уплаты всяких десятин, и пошлин, и налогов. Ему разрешили не принимать административных обязанностей в округе и от явки в случае военного призыва. В это же время в бумагах Элеонор начинают появляться доходы от таинственного надела в Вильтшире. В 1462 году, правда, подаренное было отнято, но компенсировано. Очевидно, в 1462 году отношения Элеонор и Эдварда расстроились до враждебных. Очень возможно, что причиной послужили открытые отношения Эдварда и Элизабет Вайт.

Любопытно, что и Элеонор, и Эдвард никогда не сделали никакой попытки расторгнуть преконтракт. Они просто стоически молчали. Оба. О чем Эдварду пришлось хорошо подумать, так это о том, как умаслить Стиллингтона с его беспокойной совестью. Особенно после того, как Эдвард объявил о своем тайном браке с Вудвилл. Скромный канонник стал, в результате, епископом. Похоже, что с королем у него были непростые отношения. Король то задаривал священника, то запугивал.

Могла ли Элеонор протестовать? Теоретически – да. Был, например, прецедент, по которому Мьюриэл де Данхем была признана законной женой Джона Барнота, хотя тот уже был женат на некой Джоан и очевидно счастлив в браке. Экклезиастический суд аннулировал брак Джоан и Джона на основании того, что у него был устный преконтракт с Мьюриэл, подтвержденный телесной близостью. Вряд ли Джон кротко вернулся к Мьюриэл, конечно.

В условиях начала 1460-х вызвать короля на суд было бы, как минимум, безответственно. Стране нужен был сильный, молодой король, способный создать династию.

Как максимум – времена сразу после войны были еще дикие, так что попытаться судиться с королем было бы опасно для жизни. Возможно, поэтому Элеонор и молчала, поэтому и поселилась при монастыре. Кстати, она никогда не стала монахиней, поэтому объяснений тому, почему богатая молодая женщина укрылась за монастырскими стенами, не так много. Если она и покидала укрытие, то всегда находилась рядом со своей сестрой, герцогиней.



Трудно сказать, кого именно она опасалась, короля или Вудвиллов. Элизабет Вудвилл точно знала о том, что ее муж был женат на момент их брака. Она не была самой сдержанной женщиной на свете, и несколько раз выражала вслух опасения относительно законности своих детей. Особенно всех потряс случай, приведший герцога Кларенса к смерти.

@темы: Edward IV

---

"И полцарства в придачу" - 19

Маргарет без лишних объяснений прыгнула в телегу, где был Томас. Агате пришлось довольствоваться компанией слуги, хотя она вряд ли была способна реагировать на окружающее. Какова бы ни была природа ее таинственной силы, использование этой силы Агату явно изнуряло. Видеть женщину и даже находиться рядом с ней Маргарет не хотелось.

Она снова и снова вспоминала все, случившееся ночью. Ее беспокоило чувство, что она не заметила чего-то важного. Наконец, ответ пришел. Ведьма сказала «…и мы бы правили этим королевством». Что она имела в виду? Насколько Маргарет представляла себе расстановку сил при дворе, править Англией собиралась Анна Болейн. Настолько, насколько позволил бы ей Гарри, конечно, а Гарри был не тем человеком, который позволит управлять собой и тем, что его. Опять же, Арагонка вовсе не собиралась добровольно отказаться от титула, мужа и статуса. Как в это все вписывается какая-то захолустная ведьмочка?

Джорджу Болейну денег Марджи хватило бы на один развеселый вечер в компании игроков. Но он не поленился потратить на провинциальную девицу время и усилия. Джордж, Джордж, что ты снова задумал?.. Марджи говорила, что он поил ее каким-то зельем. Не иначе, как тем самым, где болиголов с беленой, да еще и приправа из макового сиропа. Но при чем здесь вечная жизнь с вечной молодостью? Даже ее скромных познаний в траволечении хватало, чтобы понять: единственное, на что такое варево способно – это сбить с ног в кратчайший момент любое живое существо. Решительно никаких волшебных ингредиентов в нем не было: ни листьев акации, которые дают жизнь после смерти и наделяют сверхъестественными силами; ни корня дудника, дающего женщинам магическую власть над мужчинами; ни даже корня лакрицы, позволяющего управлять чужими мыслями.

Нет, что-то она по-прежнему упускает, что-то должно быть кроме сонного зелья, которое можно использовать, как зелье подчинения. Ведь Марджи, очевидно, была обычной девушкой до встречи с Джорджем?

Маргарет повернулась к Томасу. «Эй!», - тихонько окликнула она погруженного в свои мысли мужчину. Тот нехотя повернул голову и посмотрел на Маргарет. «Спасибо, что согласился подвезти», - вежливо продолжила она. «А у меня был выбор?», - огрызнулся Томас.

От «павлина», как его обозвала Марджи, мало что осталось. Стало заметно, что Томас еще очень молод, и очень растерян. «Я же не мог остаться там, где она… Ну, вы понимаете…». «Выбор всегда есть», - задумчиво ответила Маргарет. «Например, выбор защитить любимую женщину». «Любимую???», - Томас неожиданно рассмеялся лающим смехом. «Ничего вы не поняли, маленькая леди. Я защищал именно любимую женщину. Я всегда любил Элис!». Маргарет онемела. Она молча смотрела на Томаса во все глаза, не зная, что сказать. «Марджи заигрывала со мной, с тех самых пор, как я поселился по соседству. Наверное, поняла, что я влюблен в ее мачеху. Собственно, маленькая дрянь оказала нам с Элис услугу. Если бы не она и ее приобретенные ведьмовские способности, мы так и вздыхали бы друг по другу годами. Теперь нам хоть будет что вспомнить».

«Мужчины…», процедила Маргарет сквозь зубы. Она вспомнила, как рыдала Элис в часовне. Уж кому-кому, а бедняжке лучше поскорее забыть всю историю с соседом.

«Ты не слишком изменилась с детских времен, малышка Марго», - вдруг сказал Томас. «Ты всегда видела только то, что на поверхности. Впрочем, для крохи это простительно, но для взрослой женщины… странно».

«Ты, ты… Кто ты?», - вскрикнула девушка. «Томас. Неужели не помнишь? Не такой уж ты была маленькой, когда мы расстались: ты, я и Дороти». «Томас Волси!..» - ахнула Маргарет. «Томас Винтер», - поправил тот. «Меня отдали в семью Винтеров, в Вилсден. Их я и считаю своей настоящей семьей», - Томас напряженно выпрямился и поджал губы. «Хотя… Не могу не признать, что кардинал обо мне на свой лад позаботился», - нехотя продолжил он. «Дал достаточно денег, чтобы я отправился учиться во Францию… Дал в пользование это вот поместье, которое мне пришлось покинуть».
- «Так ты с ним виделся?»
- «Да, перед самой эпидемией».
- «И как он?»
Томас задумался. «Странно», - сказал он, наконец. «Ты же знаешь, какой он обычно. А тут он выглядел почти нормальным смертным. Озабоченным. Очень усталым. Я бы даже сказал, испуганным, если бы не знал, что кардинал не боится никого и ничего». «Боится, - подумала Маргарет, - короля он очень даже боится, хотя думает, что может им управлять. Напрасно, кстати, думает».

«Всунул мне вот это поместье», - продолжал Томас тем временем. «Я бы умер в этой глуши от тоски, если бы не Элис и не Джордж». «Джордж Болейн?», - теперь Маргарет слушала очень внимательно. «Ну да. Я познакомился с Мэри и Анной еще во Франции. Та еще штучка, эта Мэри». – усмехнулся он. «А потом я познакомился с Джорджем, и пригласил его сюда, пока там в Лондоне была эпидемия. Он, конечно, переболел уже потницей, но говорят, что человек может переболеть и заболеть снова. Ну, во всяком случае, он занялся Марджи. Даже жаль, что потом Марджи заболела, а ему пришлось уехать домой по каким-то делам. С Джорджем было весело». «Не сомневаюсь», - мрачно подтвердила Маргарет.

«Скажи, Том, тебе не было ее жаль? Ты же плакал ночью, а теперь называешь ее «маленькая дрянь». «Ее – нет», - ответил Томас. «Пойми, когда она мне что-то говорила, я не мог не подчиниться. Не хотел подчиняться, но ничего не мог сделать. Ее план был чудовищным. Нет, мне не жаль ведьмы. Мне жаль жизнерадостную, кокетливую девчонку, какой она когда-то была. Жаль всего того, что у нее не случилось. Не знаю… Я чувствовал себя таким виноватым, словно это я сам сделал ее ведьмой». «Отчасти так и есть», - подумала Маргарет, но ничего не сказала. Во всяком случае, теперь она точно знала, что до встречи с Джорджем Болейном Марджи никакими сверхъестественными силами не владела.

Итак, собиралась интересная коллекция фактов. Знать бы еще, что с этими фактами делать.

«Куда ты теперь, Том?», - спросила она снова замолчавшего мужчину. «К кардиналу, конечно», - пожал тот плечами. «Пусть определит меня в какой-нибудь монастырь». «Послушай, - она мягко коснулась его плеча, - ты ни в чем не виноват. Ты попал в переплет, но теперь все позади, и замаливать тебе решительно нечего. Марджи сама выбрала свой путь. Элис прощена мужем и, со временем, простит себя сама. Ты никого не убил. Отправляйся-ка ты, лучше, в Вилсден, побудь с семьей, сдай это злополучное поместье в аренду. А там увидишь, что делать. Не может же взрослый мужчина при каждом ударе судьбы бежать под защиту папаши». Томас выпрямился: «Ты права, я сам разберусь!».

Маргарет подумала, что Томом так же легко управлять, как и в детстве, когда он, доказывая свою храбрость, таскал для них с Дороти конфеты из кондитерской. Так легко, что даже стыдно это делать. Но она не могла допустить, чтобы он и правда нагрянул к кардиналу с известием, что она жива и вполне здорова, и едет в Лондон. Хотя ее и не покидало чувство, что ее опекун совершенно точно знал, что она, каким-то образом, освободится от Берли, и отправится в то единственное место, которое могла назвать домом: в королевский дворец.

Потому что «он», который оставил опасную книгу деревенскому священнику, мог быть только кардиналом, ее опекуном. И не случайно он навязал давно забытому сыну это поместье, находящееся как раз на пути от Бликингхолла к Лондону.

@темы: "побасенки"

---

Беру, беру!

Какой подарок ваш? © nataly_lenskaya design Дизайны Ники

@темы: "нетягостная бредь"

---

Послерождественское

бытуха

Вышла сегодня за газетой - а по коленкам теплый ветер. Пришла к выводу, что меня это вполне устраивает.

Вчерашняя буря нас особо не побеспокоила. Так, несколько раз отключали свет на минутку, когда убирали ветки-елки с линий. Но кадры в Новостях впечатлили. Говорят, такого еще никогда не было. Хуже пришлось тем, кто на побережье, конечно.

Что-то у меня с правым глазом. Заметила буквально несколько дней назад, на работе. Сначала честно удивилась, что вокруг много "банановых мушек" летает. Еще подумала, что из-за тепла. И только потом дошло, что "мушки" - у меня в глазах, что называется. Потом появились завитки темного дыма. Глаз не красный, не болит. Заглянула в нет, причин может быть много, от мерцательной аритмии до защемлений, и все вполне подходит, кроме высокого давления. Паршиво, потому что да врача мне в обозримом будущем не добраться. Даже к терапевту очередь на 3 недели, и не факт, что получу направление. Нужно время и деньги, чтобы болеть, а у меня нет ни того, ни другого. Капаю увлажняющие капли и вяло надеюсь, что "само пройдет".

Как-то так.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Ндяяя...

Короче, развит задний ум.

ВАШ ФАКУЛЬТЕТ: Гриффиндор ВАШ ТИП: Gryffinslyth (Слизерино-Гриффиндорец)

Самые хитрые из гриффиндорцев. Вам характерно легко выпутываться из любых неприятностей, благодаря собственной удачливости и изворотливости. У вас есть амбиции и способности. Вы часто нарушаете правила, но редко идёте наперекор своим принципам, вы очень прямолинейный человек. Вы чаще чем любые из гриффиндорцев склонны обдумывать свои слова и действия, взвешивать их последствия, но к сожалению это обычно бывает уже после того как эти действия были совершены, так как свои эмоции вам контролировать довольно трудно. Вы упрямы и не всегда бываете добрым и заботливым, но ваши друзья ценят вас за чистоту ваших помыслов и готовность всегда помочь в трудную минуту.Типичные представители: Гарри Поттер, Сириус Блэк

Пройти тест

@темы: "нетягостная бредь"

---

Элеонор Тальбот - происхождение и первое замужество

Итак, леди Элеонор Батлер. Элеонор Тальбот, вообще-то. Знать ее девичье имя важно по двум причинам.



Во-первых, ее отцом был легендарный герой Джон Тальбот, 1-й граф Шрюсбери, победит
ель в 47 сражениях, соратник еще более легендарного короля Генри V. И потомок короля Эдварда I и Элеоноры Кастильской. Этот факт происхождения – то самое «во-вторых».

У Эдварда и Элеоноры была своенравная дочь, родившаяся во время крестового похода, Жанна Акрская. Первой их дочерью была Элизабет. У Жанны было две дочери от первого брака, Изабель и Алиенора де Клер. В конце 1300-х годов их потомки, Ричард Бьючамп и Элизабет Беркли, поженились. От этого брака и родилась мать Элеонор Тальбот, Маргарет Бьючамп (древо вверх по стрелкам: www.celtic-casimir.com/webtree/16/42669.htm).



По линии Алиеноры, Анакарет ле Стрендж вышла замуж за потомка Элизабет, сестры Жанны – Джона Тальбота. (линия сэра Джона видна здесь, по стрелкам вверх прослеживается каждая линия: www.celtic-casimir.com/webtree/21/42477.htm).



То есть, Элеонор Тальбот принадлежала по рождению к сливкам аристократии. По обеим линиям. Джону Тальботу, правда, пришлось довольно долго служить до титула коннетабля Франции, но, похоже, он был воином-трудоголиком, бывавшим в Англии наездами. Дожил до 70 лет и погиб своеобразно. Его взяли в плен и отпустили под клятву не одевать броню против французов. То есть, не воевать. Но Тальбот решил трактовать клятву буквально, и продолжил войну, сражаясь без доспехов. Погиб, конечно, но стал героем и Англии, и Франции – такие вот «непрактичные» тогда были времена.

По линии матери, Маргарет Бьючамп, в родне Элеонор Тальбот был Ричард Варвик-Кингмейкер - он женился на сестре Маргарет, Анне. Таким образом, кузинами Элеонор были Изабель Невилл (будущая герцогиня Кларенс) и Анна Невилл (будущая королева Англии). Другая тетка Элеонор (и, вероятно, ее крестная), леди Элеонор Бьючамп, вышла за Эдмунда Бьюфорта, и стала герцогиней Сомерсет. А младшая сестра Элеонор и вовсе вышла за герцога Норфолка.

Учитывая происхождение Элеонор Тальбот, ее брак с Томасом Батлером не был равным браком, даже если раскрыть, что Томас Батлер (Ботилер) был сыном барона Ральфа Седли (Садели). Здесь родословная поскромнее. Скорее всего, родители Элеонор и Томаса были просто друзьями по оружию. Возможно даже, что Томас воспитывался у Тальботов, как тогда было принято. Просто Джону Тальботу и в голову не пришло расторгнуть помолвку дочери с сыном друга, когда он возвысился.

Замуж Элеонор вышла, когда ей было всего 13-14 лет. Как обычно для девочек из аристократических семей, она переехала в дом мужа, где о ней заботилась мать новобрачного: физические отношения между мужем и женой могли, по закону, начаться только по достижению младшим партнером в браке возраста 16 лет. Заодно готовилась собственность новобрачных. Седли были хоть и не слишком родовитыми, но достаточно богатыми. У них была собственность в Варвикшире, в Лондоне, в Глочестершире. Семьи аристократов обычно жили во всех своих имениях, переезжая иногда несколько раз в году. Часть собственности сдавалась в аренду. Не стоит забывать и того, что Англия переживала не лучшие времена правления Генриха VI, когда законом, как правило, было право силы. Та же матушка Элеонор в буквальном смысле слова вела военные действия с потомками мужа от первого брака. Так что переезды иногда диктовались просто требованиями безопасности.

Седли Кастл

Леди Элеонор жила тихо у будущей свекрови. Ее отец и свекр были во Франции, и легальная передача собственности Седли Элеонор («вдовья доля») подзатянулась. Приезд графа Шрюсбери совпал с ее днем рождения в 1452 году: ей исполнилось 16 лет, и пора было начинать жить своим домом. Начался лихорадочный пересмотр собственности, в результате которого к молодой паре перешли два имения в Варвикшире и земельная собственность в Гриффе.

О первом муже Элеонор, Томасе Батлере, известно немного. Он был старше ее вдвое (ему было 28 лет на момент брака), и они были дальними родичами по отцовской и материнской линиям. Что, собственно, было нормально для английской аристократии, не зря же Войну Роз называли «Войной Кузенов». Неизвестно, как проходила их семейная жизнь. Во всяком случае, в будущем Элеанор включит его имя в число тех близких, за души которых должны молиться, для этого она сделала специальный вклад. Рыцарское звание Томас получил около 1452 - 1453 года. Неизвестно даже, когда он погиб. Возможно, в битве, возможно - умер от болезни.

Никто не ожидал, что брак Томаса и Элеонор окажется бездетным. Неизвестно, то ли зачатие просто не происходило, то ли у Элеонор были выкидыши. Современная наука, как указывает Эшдаун-Хилл, не поддерживает некогда популярного мнения, что по костям таза можно с уверенностью сказать, были ли у женщины беременности. Так что найденный скелет, который, вероятно, принадлежит Элеонор, никакой ясности в этот вопрос не внес. По какой-то причине, у детей графа Шрюсбери были проблемы с продолжением рода. Младшая сестра Элеанор, герцогиня Норфолк, смогла родить единственную дочь, которая умерла в возрасте 8 лет. Старший брат, виконт Лисл, оставил троих детей, но только одного сына, и линия вскоре пресеклась. Следующий брат, Луи (или Льюис) умер в 1458 году, не оставив наследников. Насколько известно, он даже женат никогда не был. Когда он писал свое завещание, за несколько лет до смерти, от определил в нем себя, как ”of sound mind, but sick in body”.



Молодые жили, скорее всего, в Бартон Дассет с 1453 по 1459 годы. Вряд ли они часто виделись – шли последние отчаянные битвы Войны Роз и безнадежные битвы во Франции. В 1453 погиб при Кастильоне старый граф Шрюсбери, в той же битве погиб и старший брат Элеанор. Остальные родственники разделились на два лагеря. Батлеры поддерживали, в своем большинстве, Ланкастеров, а Тальботы – Йорков. Наверное, романисты и историки базируются на чем-то кроме собственных эмоций, когда пишут о чувствах людей, выбиравших ту или иную сторону. В случае Тальботов и Батлеров соображения были чисто практическими. Родственница Батлеров была одной из воспитательниц короля Генриха VI, и Батлеры всегда воевали на стороне ланкастерианцев. С другой стороны, Тальботам просто пришлось примкнуть к Йоркам, потому что их родичи в ланкастерианском лагере утратили влияние, а те, кто был в йоркистском – возвысились. Более того, Маргарет Тальбот отчаянно воевала с детьми графа Шрюсбери от первого брака, и ей нужна была поддержка при дворе.

Элеонор Батлер стала вдовой в 23 года. Поскольку она осталась бездетной, все три поместья, выделенные им с мужем Ральфом Седли, возвращались к владельцу и его потомкам. У Элеонор было пожизненное право на них, а после ее смерти они вернулись бы к Седли. Некоторые ресурсы утверждают, что Седли отобрал у вдовы Грифф, но это вряд ли. В завещании Элеонор, содержащем, конечно, опись всех ее владений, говорится, что Седли согласился принять у нее Грифф. На самом деле, барон просто обменял Грифф на Фенни Комптон. Это было в 1460 году, который вообще ознаменовался многчисленными земельными перераспределениями в семье. Многие земли отошли монастырям, в обмен на молитвы за души сына и, позднее, жены сэра Ральфа, и в то же самое время Элеонор сделала вклад в Корпус Кристи Колледж, Кембридж.



У сэра Ральфа не было причин обижать вдову сына. Более того, есть свидетельства тому, что Элеонор и ее младшая сестра сохраняли теплые отношения и с сэром Ральфом, и с его новой женой, Элис Деинкур (Ловелл). Да и не осталась леди Элеонор бедной вдовой. Ее доходы только от земель, полученных через брак, составляли 75 фунтов в год – уровень выше, чем у среднестатистической вдовы рыцаря того времени, а ведь это – всего 10% ее доходов. Было у нее еще одно странное владение, в Вильтшире, в Савернейке. Странное потому, что никак с прочими ее владениями оно не граничит, и его приобретение никак в документах не прослеживается. Подарок. Очевидно, подарок второго мужчины в ее жизни – короля Эдуарда. Эшдаун-Хилл тщательно проанализировал возможность того, что Элеонор получила эту собственность от своей семьи. Но ни отец, ни братья ей ничего не завещали. Ничего относительно Вильтшира не говорится и в завещании ее матери. Зато история поместья тесно связана с семьей короля Эдварда. Во всяком случае, в 1452 году король Генрих VI подарил эти земли своей жене, Маргарет Анжу, а в 1466 король Эдди подарил их своей – Элизабет Вудвилл. Это была явно королевская собственность.

Элеонор недолго прожила в соседстве со своим свекром. Вскоре ее интерес привлекла Восточная Англия. У Ральфа Батлера была там своя собственность, и, скорее всего, поехала Элеонор в Восточную Англию именно в его сопровождении. Она намеревалась поселиться у своей сестры, которая в 1461 году получила титул герцогини Норфолк. В Фрамлинхем Кастл, где судьба назначила ей встретиться с Эдуардом IV. Правда, королем он тогда не был.

герцогиня

@темы: Edward IV

---

Тюдоры и Йорки - 5

В наиболее счастливые времена своей жизни, Гарри говорил, что относится к графине Маргарет Поль, как к родной бабушке. Учитывая, какой именно была бабушка Гарри, это говорит о многом. Леди Маргарет не была ни доброй, ни сердечной особой. Например, когда умер ее сын Артур, она принудила его вдову, леди Джейн, принять обет безбрачия: Артур не оставил сыновей, и графиня не хотела, чтобы приданое невестки уплыло к возможным наследникам от нового брака. История о том, что случилось с леди Джейн дальше, достаточно своеобразна.



Ее брак с Полем был вторым. Первым мужем леди Джейн был Кристофер Пикеринг, от которого она имела дочь Анну. Вторым – Артур Поль, с которым они нажили троих детей: Генри, Мэри и Маргарет. Генри, очевидно, не выжил, потому что известно, что графиня Салсбери пеклась именно о внучках. Дальше – еще интереснее. Десмонд Сьюард ставит в заслугу леди Маргарет, что она, по крайней мере, не заставила невестку уйти в монастырь. Но судебные бумаги говорят другое. На самом деле, и миледи, и ее сын, лорд Монтегю, не только заставили овдовевшую невестку принести обет безбрачия, но и засунули ее в монастырь.

Они упустили из вида, что большинство епископов относились к концепции добровольности монашеского обета очень серьезно. Леди Джейн, очевидно, перетерпела время, когда она была послушницей, молча. Зато сразу, как встал вопрос о пострижении, она все рассказала епископу Барлоу. Тот освободил ее от всех обетов, потому что те были даны под принуждением, и леди Джейн снова стала свободной женщиной. И снова вышла замуж, за сэра Уильяма Берентайна. И вот с ним у нее было двое сыновей, Дрю и Чарльз. Но тут, в 1539 году, вышел закон, известный, как «Шесть Статей», который делал нелегальным брак любого человека, который когда-либо давал обет безбрачия. Впрочем, у пар, попавших под удар, была возможность получить отдельный парламентский акт, подтверждающий легальность брака. Если никто против этого не возражал, как случилось с леди Джейн.

К тому времени первая дочь леди Джейн, Анна, уже была замужем, за сэром Генри Книветтом. Семья у них была большой, и сэр Генри очень захотел прибрать к рукам состояние деда супруги, сэра Роджера Левкнета. А упрямый старик хотел оставить свои кровные именно Джейн и ее детям от Берентайна. «Дед», правда, к тому моменту уже снова был женат и имел еще нескольких дочерей, но для сэра Генри это проблемой не было. В декабре 1540 года комиссия объявила брак леди Джейн и Берентайна незаконным, наследство Левкнета отдала сэру Генри, и ему же – опекунство над дочками Левкнета, что было весьма выгодно для Книветта. Но леди Джейн снова не сдалась, и дошла до парламента. Вуаля – парламент признал ее брак действительным, и именно на основании того, что обет безбрачия был дан под принуждением. Деньги Роджера Левкнета, отошли, правда, Книветту с потомством.

Такие вот последствия жадности графини Салсбери, а ведь и у нее, и у ее сыновей, было все и больше. Гарри ополчился на графиню за то, что он не прощал никому: за отказ следовать его распоряжениям. В 1533 году он, по весьма отвратительному капризу Анны Болейн, распорядился изъять все драгоценности и ценные вещи у своей дочери Мэри. Графиня Салсбери была в то время гувернанткой Мэри, и решительно отказалась подчиниться. Графиня получила немедленную отставку, и король сделал все, чтобы она никогда больше не увидела Мэри. Кажется, он еще тогда напал на след заговора, но не стал поднимать шума, понимая, чем вызвано желание Катарины взять реванш, и то, что шансов для реванша не было.

Ситуация изменилась, когда сын леди Маргарет провозгласил себя, по сути, наследником Йорков и стал подстрекать зарубежные силы к нападению на Англию. Когда в августе 1538 года Джеффри арестовали, Саутхемптон и епископ Гудрич прибыли в Варблингтон, чтобы допросить графиню. Ее допрашивали двое суток, но так ничего она и не признала. Леди Маргарет настолько убедительно отрицала то, что поддерживает переписку со своим сыном Реджинальдом, что ей почти поверили. Почти, но не совсем, потому что графиню взяли, все-таки, под домашний арест, в дом графа Саутхемптона. Это было достаточно беспокойно и для самого графа, который находил присутствие леди Маргарет в своем доме «неприятным», и для его жены, которая отказывалась оставаться в одном доме с этой дамой, если сам лорд отсутствовал. Что многое говорит об эффекте, который леди Маргарет имела на людей, ей неприятных.

Хотя сама леди Маргарет Поль вела себя с жесткостью мужчины, следствие шло свои чередом, и 12 мая 1539 года она и некий Хью Воган, управляющий ее делами в Уэллсе, были арестованы по обвинению в заговоре. Звучало это так: «detestable and abominable treasons to the most fearful peril and danger of the distruction of your most royal person”. Было найдено вещественное доказательство того, что графиня была очень даже замешана в заговор: геральдическая вышивка, где на одной стороне были знаки дома Тюдоров, а на другой – фиалки Полей и бархатцы леди Мэри Тюдор, а посреди – дерево с католическими символами.

Неизвестно, коротала ли время сама леди Маргарет над этой опасной вышивкой, или ее сделали по ее заказу. Тем не менее, этот кусок полотна неоспоримо доказывал, что дом Полей планировал брак между Реджинальдом и леди Мэри, с последующим восстановлением католической религии. Кромвель даже утверждал, что вышивка была сделана во времена печальной памяти Паломничества, что делало картину еще более мрачной для короля.

Осенью 1539 года графиню Салсбери перевели в Тауэр. Без всяких послаблений ее титулу или полу, кстати. Только вмешательство Катрины Говард, которую, увы, писатели и большинство историков описывают несчастной, пустоголовой дурочкой, привело к тому, что содержание графини были существенно улучшено. Поскольку одновременно в Тауэре оказалась Гертруда Кортни с сыном, многие ожидали, что, когда Гертруду отпустили с миром, отпустят и старую графиню Салсбери. Не тут-то было. История сохранила заключение следствия, что Гертруда была просто «глупой и суеверной женщиной». Вряд ли леди Салсбери кому-то пришло бы в голову назвать глупой. Или суеверной.
Кстати, Эдварда Кортни, сына Гертруды, оставили в Тауэре. Понятно, почему. Повторялась история с молодым Варвиком: их заперли просто для того, чтобы предотвратить появление у них наследников мужского пола. Брутально, но эффективно. По той же причине наследника Монтегю, юного Генри Поля, тоже держали в Тауэре, не зря же дядюшка Реджинальд назвал его «последней надеждой нашего рода». Любопытно, что Эдвард Кортни получил в 1540 году хотя бы учителя-гувернера. Генри Поля же держали в полном невежестве. На всякий случай.

В начале 1540 года в Кале случился еще один заговор. Лорд Лизл, бастард любвеобильного Эдварда IV, принял на службу нового капеллана, Грегори Ботолфа, который некогда был монахом в Кентербери. Ботолф был авантюристом. Когда его монастырь расформировали, он смылся, прихватив монастырского добра на неплохую сумму. Прожившись и съездив в Рим, чтобы развеяться, он устроился в Кале, планируя захватить город, набрав 500 человек. Вроде, на это было у него благословение самого папы, которого он видел в Риме. Может, и было. Рим не упускал ни одной возможности нагадить Англии. А, может, встреча с папой была плодом воображения Ботолфа, и никогда он Кале не намеревался захватывать, а просто пытался собрать средства, чтобы их прикарманить. Уговаривать он умел, не зря его кличка была Sweetlips.

Так или иначе, его корреспонденцию в Англию перехватили. Кажется, самому Ботолфу снова удалось вовремя исчезнуть со сцены, потому что есть сведения только о казни двоих его сообщников. Возможно, что Ботолф стоял за какими-то таинственными планами Реджинальда Поля освободить графиню Салсбери из Тауэра. Кардинал именно в то время писал о существовании какого-то плана.
Король, тем временем, утомился ждать результатов того, что поручил еще пару лет назад Томасу Вайатту и Джону Воллопу: избавиться от Реджинальда Поля раз и навсегда. Там было столько попыток неудачных покушений, что Гарри заподозрил очевидное: Вайатт и Воллоп просто предупреждали Поля об опасности и очередном плане. Оба были отправлены в Тауэр, но оба были достаточно умны не оставить никаких доказательств своей переписки с Полем, если такая была. И снова, кстати, Катрина Говард вступилась за узников, и Вайатта выпустили.

Когда в апреле 1541 года раскрылся заговор в Йоркшире, король решил показать наглядно, что ссориться с ним не стоит. Потенциально, заговор должен был стать новым Паломничеством, используя помощь короля Шотландии. На деле, в заговоре участвовали всего 50 человек. Половину из них арестовали, 15 приговорили к смерти. Король решил отправиться на север с Прогрессом, и заставить северян принести ему присягу верности. Почему-то он решил казнить графиню Салсбери вместе с заговорщиками Йоркшира. Причем, казнили ее почти тайно, в Тауэре, даже не на эшафоте. В 7 утра 27 или 28 мая почти 70-летнюю женщину вывели из Тауэра и подвели к маленькой плахе. Что случилось, на самом деле, потом – никто толком не знает.

Имперский посол сообщает, что официальный палач был в командировке на севере, а его помощник настолько плохо владел ремеслом, что «изрубил шею и плечи несчастной женщины в куски, прежде чем ему удалось отделить голову от тела». Но посла на казни не было. Там вообще никого, кроме чиновников, не было. Через столетие лорд Герберт из Чербери утверждал, что графиня просто отказалась встать на колени перед плахой и так мотала головой из стороны в сторону, что вместо казни действительно вышел сущий кошмар. Тело захоронили под полом часовни в Тауэре, а король распорядился, чтобы специальная комиссия выехала в поместье графини и уничтожила все геральдические знаки, которые там найдутся.

В этой очень мрачной истории есть две загадки. Первая – почему казнили старую графиню? Оставив, при этом, в полном покое ее дочь Урсулу, которая была замужем за Стаффордом (!) и имела от него семерых (!!) сыновей, с королевской кровью по обеим линиям. И отпустили за границу Джеффри Поля, у которого было пятеро (!) сыновей. Да и сам Реджинальд все еще не был в церковном чине, и мог жениться, и иметь наследников. Почему казнили именно дочь герцога Кларенса, старуху?

Вторая загадка – полное исчезновение Генри Поля, сына лорда Монтегю, со страниц истории. То ли умер в Тауэре в 1542 году, то ли нет. Еще один «принц из башни»?

Я бы сказала, что в этом деле отсутствует кусище информации. Странная история.

@темы: Англия Тюдоров

---

Отмена Titlus regius первым парламентом Генриха VII

Смысл: документ отменить, свиток извлечь из архивов парламентских заседаний и уничтожить. Подданным предписывалось сдать копии или уничтожить их, под страхом тюремного заключения и штрафа. К счастью, многие (северяне особенно) копии, конечно, никуда не сдали и бережно сохранили их через поколения.

“Where afore this tyme, Richard, late Duke of Glouchester, and after in dede and not of right King of England, called Richrd the III, caused a false and seditious Bille of false and malicious ymaginaciones, auenst all good and true disposicion to be put unto hyme, the beginning of which is thus:

“Please it your noble Grace to understand the consideracions, Elleccion and Peticion underwritte” & c.

Which Bill, after that, with all continue of the same, by auctoritee of Parliament, holden the first yeere of the usurped Reigne of the said late King Richard the III, was ratified, enrolled, approved and authorised; as in the same more plainly appereth. The King, atte the special instance, desire and prauer of the Lordes Spirituell and Temporell and Commons in this present Parlement assembled, will it be ordained, stablished and enacted, by the advys of the said Lordes Spirituell and Temporell and Commons in this present Parlement assembled, and by auctoritee of the same, that the said Bille, Acte and Ratification, and all the circumstances and dependants of the same Bill and Act, for the fals and seditious ymaginacions and untrouths thereof, be void, adnulled, repelled, irrite, and of noe force ne effecte.

And that it be ordained by the said auctorite that the said Bill be cancelled, destrued, and that the said Acte, Record and enrollinge shall be taken and avoided out of the Roll and Records of the said Parliament of the said late King, and brente, and utterly destroyed. And over this, be it ordained by the same auctoritee, that every persoune having anie Coppie or Remembraunces of the said Bill or Acte, bring unto the Chaunceller of England foe the tyme being, the same Coppiesand Remembraunces, or utterlie destrue theym, afore the Fest of Easter next comen, upon Peine of Ymprisonment, and making fyne and ransome to the Kinge atte his will. So that all thinges said and remembered in the said Bill and Acte thereof maie be for ever out of remembraunce and allso forgott”

Кстати, вспомнила, кто запустил легенду о том, что Эдуард не был сыном герцога Йорка, а результатом связи Сис с лучником. Варвик Кингмекер! Это он. Когда рассорился с королем. Немудрено, что братец Джордж, герцог Кларенс, повторял это потом в лицо королю: он, конечно, поверил тестю. И он ЗНАЛ о том, что Эдди был женат на леди Элеонор, когда женился на Лиз. Собственно, Сис тоже знала, что натворил ее сын. Не знал только Ричард, практически до самого момента публичного признания епископа.

Историк Хатчинсон обращает внимание в своей работе о юных годах Большого Гарри на один момент, очевидный, но как-то автоматически игнорируемый: если Тюдор № 1 отменил бастардизацию всех детей короля Эдди, он ЗНАЛ, точно знал, что "принцы из Башни" мертвы. Что приводит к очевидному выводу, что об этом совершенно точно было известно его матушке.

@темы: Henry VII

---

Знаменитый "Titlus Regius"

Или петиция парламента к герцогу Глостерскому, будущему Ричарду III. Напоминание о том, что не Ричард объявил себя королем, а парламент его об этом попросил, учитывая скандал относительно ставшей известной бигамии Эдварда IV.

Содержание известно всем "рикардианцам": озвучивание причины, по которой брак Эдварда и Элизабет не был легален, вывод, что дети от этого брака не могут иметь прав на трон Англии, и просьба к Ричарду, как потомку герцога Йоркского, занять трон королевства.

Margin: An Act for the Settlement of the Crown upon the King and his Iffue, with a recapitulation of his Title.

1. MEMORAND', quod quedam Billa exhibita fuit coram Dño Rege, in Parliamento predco, in hec verba.

WHERE late heretofore, that is to fay, before the Confecracon, Coronacion, and Inthronizacion of oure Souveraign Lord the King Richard the Thirde, a Rolle of Perchement, conteignyng in writeing certeine Articles of the tenour undre writen, on the behalve and in the name of the thre Eftates of this Reame of Englond, that is to wite, of the Lords Spualls and Temporalls, and of the Comons, by many and diverfe Lords Spuells and Temporalls, and other Nobles and notable perfones of the Comons in grete multitude, was prefented and actualy delivered unto oure faid Souveraine Lord the King, to th'entent and effect expreffed at large in the fame Rolle; to the which Rolle, and to the Confideracions aud inftant Peticion comprized in the fame, our faid Souveraine Lord, for the public wele and tranquillite of this Land, benignely affented.

Nowe forafmoch as neither the faid three Eftats, neither the faid perfonnes, which in thair name prfented and delivered, as is abovefaid, the faid Rolle unto oure faid Souverain Lord the King, were affembled in fourme of Parliament; by occafion whereof, diverfe doubts, queftions and ambiguitees, been moved and engendred in the myndes of diverfe perfonnes, as it is faid: Therfore, to the perpetuall memorie of the trouth, and declaration of th'fame, bee it ordeigned, provided and ftablissfhed in this prefent Parliament, that the tenour of the faid Rolle, with all the contynue of the fame, prefented, as is abovefaid, and delivered to oure before faid Souverain Lord the King, in the name and on the behalve of the faid three Eftates out of Parliament, now by the fame three Eftates affembled in this prefent Parliament, and by auctorite of the fame, bee ratifyed, enrolled, recorded, approved and auctorized, into removying the occafion of doubtes and ambiguitees, and to all other laufull effect that fhall mowe thereof enfue; foo that all things faird, affirmed, fpecifyed, defired and remembred in the faid Rolle, and in the tenour of the fame underwritten, in the name of the faid three Eftates, to the effect expreffed in the fame Rolle, bee of like effect, vertue and force, as if all the fame things had ben foo faid, affirmed, fpecifyed, defired and remembred in a full Parliament, and by au¢torite of the fame accepted and approved. The tenoure of the faid Rolle of Parchement, whereof above is made mencione, foloweth and is fuch.

To the High and Myghty Prince Richard Duc of Gloucefter.

Pleafe it youre Noble Grace to underftande the Confideracon, Election and Peticion underwritten, of use the Lords Spuelx and Temporelx, and Comons of this Reame of Englond, and thereunto agreably to yeve your affent, to the comon and public wele of this Lande, to the comforte and gladneffe of all the people of the fame.

Furft, we confidre how that heretofore in tyme paffed, this Lande many years ftode in great profperite, honoure and tranquillite; which was caufed, forfomoch as the Kings than reignyng, ufed and followed the advice and counfaill of certaine Lords Spuelx and Temporelx, and othre perfonnes of approved fadneffe, prudence, policie and experience, dreding God, and havying tendre zele and affection to indifferent miniftration of Juftice, and to the comon and politique wele of the Land; than oure Lord God was dred, luffed and honoured; than within the Land was peas and tranquillite, and among Neghbours concorde and charite; than the malice of outward Enemyes was myghtily refifted and repreffed, and the Land honorably defended with many grete and glorious victories; than the entrecourfe of Merchandizes was largely ufed and exercifed: by which things above remembred, the Land was greatly enriched, foo that as wele the Merchants and Artificers, as other poure people, laborying for their livyng in diverfe occupations, had competent gayne, to the fuftentation of thaym and their houfeholds, livyng without miferable and intollerable povertie.

But afterward, whan that fuch as had the rule and governaunce of this Land, delityng in adulation and flattery, and lede by fenfuality and concupifcence, folowed the counfaill of perfonnes, infolent, vicious, and of inordinate avarice, defpifyng the coungaill of good, vertuoufe and prudent perfonnes, fuch as above be remembred; the profperite of this Land daily decreafed, foo that felicite was turned into miferie, and profperite into adverfite, and the ordre of polecye, and of the Lawe of God and Man, confounded; whereby it is likely this Reame to falle into extreme miferie and defolation, which God defende, without due provifion of couvenable remedie bee had in this behalfe in all goodly haft.

Over this, amonges other things, more fpecially wee confider, howe that, the tyme of the Reigne of Kyng Edward the IIIIth , late deceffed, after the ungracious pretenfed Marriage, as all England hath caufe foo to fay, made betwixt the faid King Edward, and Elizabeth, fometyme Wife to Sir John Grey Knight, late nameing herfelf and many years heretofore Quene of Englond, the ordre of all poletique Rule was perverted, the Lawes of God and of Gods Church, and alfo the Lawes of Nature and of Englond, and alfo the laudable Cuftomes and Liberties of the fame, wherein every Englifhman in Inheritor, broken, fubverted and contempned, againft all reafon and juftice, foo that this Land was ruled by felfewill and pleafure, feare and drede, all manner of Equite and Lawes layd apart and defpifed, whereof enfued many inconvenients and mifchiefs, as Murdres, Extorfions and Oppreffions, namely of poore and impotent people, foo that no Man was fure of his Lif, Land ne Lyvelode, ne of his Wif, Doughter ne Servaunt, every good Maiden and Woman ftanding in drede to be ravifhed and defouled. And befides this, what Difcords, inwarde Battailles, etfufion of Chriftian Mens Blode, and namely, by the deftruction of the Blode of this Londe, was had and comitted within the fame, it is evident and notarie thourough all this Reame, unto the great forowe and hevyneffe of all true Englifhmen.

And here alfo we confidre, howe that the feid pretenfed Mariage bitwixt the above named King Edward and Elizabeth Grey, was made of grete prefumption, without the knowyng and affent of the Lords of this Lond, and alfo by Sorcerie and Wichecrafte, committed by the faid Elizabeth, and her Moder Jaquett Ducheffe of Bedford, as the comon opinion of the people, and the publique voice and fame is thorough all this Land; and herafter, if and as the caas fhall require, fhall bee proved fufficiently in tyme and place convenient. And here alfo we confider, howe that faid pretenfed Mariage was made privaly and fecretely, without Edition of Banns, in a private Chamber, an prophane place, and not openly in the face of the Church, aftre the Lawe of Godds Churche, bot contrarie thereunto, and the laudable Cuftome of the Church of Englond.

And howe alfo, that at the tyme of contract of the fame pretenfed Mariage, and bifore and longe tyme after, the feid King Edward was and ftode maryed and trouth plight to oone Dame Elianor Butteler, Doughter of the old Earl of Shrewefbury, with whom the fame King Edward had made a precontracte of Matrimonie, longe tyyme bifore he made the faid pretenfed Mariage with the faid Elizabeth Grey, in maner and fourme abovefaid. Which premiffes being true, as in veray trouth they been true, it appearreth and foloweth evidently, that the faid King Edward duryng his lif, and the feid Elizabeth, lived together finfully and dampnably in adultery, againft the Lawe of God and of his Church; and therfore noo marivaile that the Souverain Lord and the head of this Land, being of fuch ungoldy difpoficion, and provokyng the ire and indinacion of oure Lord God, fuch haynous mifchieffs and inconvenients, as is above remembred, were ufed and comitted in the Reame amongs the Subjects. Alfo it appeareth evidently and followeth, that all th'Iffue and Children of the feid King Edward, been Baftards, and unable to inherite or to clayme any thing by Inheritance, by the Lawe and Cuftome of Englond.
Moreover we confidre, howe that afterward, by the thre Eftates of this Reame affembled in a Parliament holden at Weftm', the XVIIth yere of the Regne of the faid King Edward the IIIIth, he than being in poffeffion of the Coroune and Roiall Eftate, by an Acte made in the fame Parliament, George Duc of Clarence, Brother to the faid King Edward nowe deceffed, was convicted and atteinted of High Treafon; as in the fame Acte is conteigned more at large. Bicaufe and by reafon wherof, all the Iffue of the faid George, was and is difhabled and barred of all Right and Clayme, that in any wife they might have or chalenge by Enheritance, to the Crown and Dignite Roiall of this Reame, by the auncien Lawe and Cuftome of this fame Reame.

Over this we cofidre, howe that Ye be the undoubted Son and Heire of Richard late Duke of Yorke, verray enheritour to the feid Crowne and Dignite Roiall, and as in right Kyng of Englond, by wey of Enheritaunce; and that at ths tyme, the premiffes duely confidered, there is noon other perfoune lyvyng but Ye only, that by Right may clayme the faid Coroune and Dignite Royall, by way of Enheritaunce, and howe that Ye be born withyn this Lande; by reafon wherof, as we deme in oure myndes, Ye be more naturally enclyned to the profperite and comen wele of the fame; and all the thre Eftatis of the Lande have, and may have, more certayn knowlage of youre Byrth and Filiation abovefeid. Wee confidre alfo, the greate Wytte, Prudence, Juftice, Princely Courage, and the memorable and laudable Acts in diverfe Batalls, whiche as we by experience knowe Ye heretofore have done, for the falvacion and defence of this fame Reame; and alfo the greate nobleffe and excellence of your Byrth and Blode, as of hym that is defcended of the thre mooft Royall houfes in Criftendom, that is to fay, England, Fraunce, and Hifpanic.

Wherfore, thefe premiffes by us diligently confidred, we defyryng effectuonfly the peas, tranquillite, and wele publique of this Lande, and the reduccion of the fame to the auncien honourable eftate and profperite, and havyng in youre greate Prudence, Juftice, Princely Courage, and excellent Vertue, finguler confidence, have chofen in all that that in us is, and by this our Wrytyng choife You, high and myghty Prynce, into oure Kyng and Soveraigne Lorde &c., to whom we knowe for certayn it apperteygneth of Enheritaunce foo to be chofen. And herupon we humbly defire, pray, and require youre feid Noble Grace, that, accordyng to this Eleccion of us the Thre Eftates of this Lande, as by youre true Enherritaunce, Ye will accepte and take upon You the faid Crown and Royall Dignite, with all thyngs therunto annexed and apperteynyng, as to You of Right bilongyng, as wele by Enherritaunce as by lawfull Eleccion; and, in caas Ye fo do, we promitte to ferve and to affifte your Highneffe, as true and feithfull Subgietts and Leigemen, and to lyve and dye with You in this matter, and every other jufte quarrell.

For certainly wee be determined, rather to aventure and comitte us to the perill of oure lyfs and jopardye of deth, than to lyve in fuche thraldome and bondage as we have lyved long tyme hertofore, oppreffed and injured by Extorcions and newe Impoficons, ayenft the Lawes of God and Man, and the Libertee, old Police, and Lawes of this Reame, wheryn every Englisfhman is enherited. Oure Lorde God, Kyng of all Kyngs, by whos infynyte goodneffe and eternall providence all thyngs been pryncipally gouverned in this world, lighten youre foule, and graunt You grace to do, as well in this matier as in all other, all that that may be accordyng to his wille and pleafure, and to the comen and publique wele of this Lande; to that, after greate cloudes, troubles, ftormes and tempeftes, the Son of Juftice and of Grace may fhyne uppon us, to the comforte and gladneffe of all true Englifhmen.

Albeit that the Right, Title, and Eftate, whiche oure Souveraigne Lord the Kyng Richard the Third, hath to and in the Crown and Roiall Dignite of this Reame of Englond, with all thyngs therunto within the fame Reame, and without it, united, annexed and apperteynyng, been jufte and lawefull, as grounded upon the Lawes of God and of Nature, and also upon the auncien Lawes and laudable Cuftomes of this faid Reame, and fo taken and reputed by all fuche perfounes as ben lerned in the abovefaid Lawes and Cuftumes. Yit nevertheleffe, forafmoche as it is confidred, that the moft parte of the people of this Lande is not fuffifantly lerned in the abovefaid Lawes and Cuftumes, wherby the trueth and right in this behalf of liklyhode may be hyd, and nat clerely knowen to all the people, and thereupon put in doubt and queftion.

And over this, howe that the Courte of Parliament is of fuche auctorite, and the people of this Lande of fuche nature and difpoficion, as experience teacheth, that manifeftacion and declaration of any trueth or right, made by the Thre Eftates of this Reame affembled in Parliament, and by auctorite of the fame, maketh, before all other thyngs, mooft feith and certaynte; and, quietyng mens myndes, remoeveth the occafion of all doubts and feditious langage. Therfore, at the requeft, and by affent of the Thre Eftates of this Reame, that is to fay, the Lordes Spuelx and Temporalx, and Comens of this Lande, affembled in this prefent Parliament, by auctorite of the fame, bee it pronounced, decreed, and declared, that oure faid Soveraign Lorde the Kyng was, and is, veray and undoubted Kyng of this Reame of Englond, with all thyngs therunto withyn the fame Reame, and without it, united, annexed and apperteyning, as well by right of Confanguinite and Enheritaunce, as by lawefull Elleccion, Confecration, and Coronacion. And over this, that, at the requeft, and by the affent and auctorite abovefaid, bee it ordeigned, enacted and eftablisfhed, that the faid Crown and Roaill Dignite of this Reame, and the Enheritaunce of the fame, and other thyngs therunto within this fame Reame, or withoute it, unite, annexed, and nowe apperteigning, reft and abyde in the perfoune of oure faid Soveraigne Lorde the Kyng, duryng his Lyff, and, after his Deceffe, in his heires of his Body begotten. And in efpeciall, at the requeft, and by affent and auctorite abovefaid, bee it ordeigned, enacted, eftabled, pronounced, decreed, and declared, that the High and Excellent Prynce Edward, Son of oure faid Soveraign Lorde the Kyng, be Heire Apparent of the fame our Soveraign Lord the Kyng, to fuccede to hym in the abovefaid Crown and Roaill Dignite, with all thyngs as is aforefaid therunto unite, annexed and apperteigning; to have them after the Deceffe of oure faid Soveraign Lorde the Kyng, to hym and to his heires of his Body laufully begotten.
QUE quidem Billa Coibus Regni Angl' in dco Parliamento exiften' tranfportata fuit: Cui quidem Bille iidem Cões affenfum fuum prebuerunt fub hiis verbis.


A ceft Bille les Cõenz fount affentuz.
Quibus quidem Billa et Affenfu coram Dño Rege in Parliamento pdco lectis, auditis et plenius intellectis, de affenfu Dñorum Spualium et Temporalium in dco Parliamento fimiliter exiften', ac Ccoitatis predce, necnon auctoritate ejufdem Parliamenti, pronunciatum, decretum et declaratum exiftit, omnia et fingula in Billa pdca contenta fore vera et indubia; ac idem Dñus Rex, de affenfu dcorum trium Statuum Regni, et auctorite predca, omnia et fingula premiffa in Billa pdca contenta concedit, ac ea pro vero et indubio pronunciat, decernit, et ceclarat.

@темы: Richard III

---

С наступающим Рождеством вас!

музыкальное сопровождение

The Coventry Carol (такие кэролы были свои в каждом графстве)



While Shepherds Watched



The First Nowell



Angels from the Realms of Glory



Ding Dong Merrily on High ( French in origin)



In Dulci Jubilo



We Wish You a Merry Christmas



Wassail carols

@темы: "праздники"

---

Реконструкция

23.12.2011 в 02:33

Пишет  Angerran:

23.12.2011 в 01:19

Пишет  MasterGans:

@темы: Англия Плантагенетов

---

Елизавета I - визит Франсуа Алансона

Поведение Елизаветы по отношению к принцу Оранскому – это отдельный, невероятно запутанный клубок. Создается общее впечатление, что королеве Англии до провинций не было никакого дела. Она потребовала, чтобы Алансон вернулся во Францию – и тот послушался. Провинции остались предоставленными сами себе, и часть пошла под руку Испании, а часть продолжала воевать. Очевидно, королева просто подумала, что теперь Испании хватит там дел на ближайшие несколько лет. А она, тем временем, будет с Испанией в поверхностно дружеских отношениях. Конечно, Мендоза жаловался ей на английских пиратов, но она разводила руками: в Англии много портов, и она так же не способна контролировать своих пиратов, как Филипп - свою инквизицию.

Проще говоря, Елизавета добилась своего: связала руки и Франции, и Испании. Теперь ей оставалось только маневрировать относительно своих обещаний выйти замуж за принца Франсуа. О ее настроениях по этому поводу говорит следующий эпизод. Однажды она спросила испанского посла, почему тот постоянно болтается при дворе. Мендоза ответил, что старается решить все дела, пока королева не погрузилась полностью в подготовку своей свадьбы. Елизавета резко ответила, что у такой старой женщины, как она, есть чем заняться и помимо свадьбы.

Но Франсуа Алансон не был простаком. Меньше всего ему хотелось быть использованным вслепую, а предыдущие «романы королевы» заканчивались для женихов всегда одинаково: унизительно. Поэтому Франсуа предложил, что в Англию поедет его придворный Симье, с которым англичане более ясно обсудят перспективы брака. Не сказать, чтобы Елизавета пришла от этого предложения в восторг. Не в восторге от плана был и сам Симье, который считал, что обе стороны надо поставить в ситуацию, из которой им некуда будет отступить. Потому что Елизавета уцепилась, конечно, за шанс. Симье может, конечно, приехать, и обсудить детали брачного договора, но она не скажет ни да, ни нет, пока к ней не приедет сам Франсуа и не попросит ее руки.

Поскольку в Париже на троне сидели тоже не самые простодушные монархи Европы, знаки, подаваемые Елизаветой, были прочитаны там правильно, и вызвали самую настоящую панику. Там политика последнего времени строилась именно с расчетом на этот брак, и ее требование относительно выхода Алансона из запутанных дел политики во Фландрии было понято, как непрямое обещание. В январе 1579 года Симье привез Елизавете собственноручное письмо Франсуа Алансона, которое начинается с констатации факта его возвращения во Францию по ее требованию, и продолжается так:

”Me proumes que metre fin asete ocquation aus negotiations, de puis si Ion tans coumanse, qui sera la chouze du monde qui me randra plus satis fet et contant; et se fesant gagneres les heuures de misericorde restorant unne viee langisante et qui net ni sera que autant que je la pensere digne de faire chouze qui vous soit agreable, esperant que me feres set honneur de me croyre et que prandres I'affection telle coume elle est tres fidelle dans mon ame; et que ne le galleres ase mauues disecours confus des pations meuves de tant de bans subges et dignes de randre la plus abondante plume empeschee en le lection de tant de rares et belles vertus; qui fera pour ne tombe davantage en erreur que je vous supplie de croyre que en la senile contanplation de vous, Madame, coume de la plus perfete Deesse des siens je vous baysere tres humblement les mins.
Priant Dieu, etc.”—Alencon to the Queen of England, January 4, 1579: Ibid.

Кто знает французский – прочтет. Во всяком случае, Франсуа называет Елизавету «совершеннейшей Богиней».

Что ж, надо отдать Елизавете должное. Она очаровала Симье, она заставила своих прежних любимчиков угрюмо подпирать стены, и усадила королевский совет за работу. Пусть составляют проект контракта, если так хотят выдать ее замуж. Наверное, не без некоторой надежды на отрицательный ответ, она потребовала вердикта от врачей: может ли она иметь детей? Увы и ах, врачи хором ответили, что может. Вырисовалась еще одна проблема: Симье хотел, чтобы Алансон был принят с подобающей официальной помпой. Разумеется, для того, чтобы путей отхода у парочки оставалось поменьше. Елизавета сладко улыбнулась, и отправила нежное письмо Алансону, в котором намекнула, что ей был бы чрезвычайно приятен сюрприз увидеть в один прекрасный день принца Франсуа в своем дворце. Вообще, англичане-политики практически поверили, что королева собирается, наконец, замуж. Циник Симье, со своей стороны, написал Франсуа, что не будет чувствовать себя в этом отношении уверенным, пока «шторы не будут задернуты, свечи погашены, и Ваше Высочество благополучно в ее постели».

В стране перспективы брака королевы энтузиазма не вызвали. Королеве было почти 46, Франсуа всего 23. Даже проповедник в королевской часовне сказал в присутствии королевы, что второй брак с иностранцем страна не примет, достаточно испытаний с браком Мэри. Елизавета, знавшая о браке сестры больше остальных, с помпой покинула часовню. Немаловажно и то, что Алансон был членом семьи, запятнавшей себя Варфоломеевской ночью. Англичане как нация чхать хотели на последующие политические маневры Валуа, они видели факты.

Подозрительно молчалив в те дни был Сесил, хотя все знали, что он относится к идее брака королевы с энтузиазмом. Есть его записи, сделанные весной 1579 года. Он признает, что французский брак был бы щитом против Испании, что возможность появления ребенка решила бы вопрос с престолонаследием, и что сам Алансон не вызывает возражений. С другой стороны, Алансон – папист, ка ни крути, и пусть он папист только формально, самого факта будет достаточно, чтобы взбудоражить католиков в Англии. Опять же, рождение ребенка на пороге пятидесятилетия – штука небезопасная. Умри королева, и они получат в короли Валуа. Который, скорее всего, немедленно освободит Марию Стюарт и женится на ней, чтобы укрепить свое право занимать престол Англии. Даже если все сложится хорошо, то есть много знаков, что Франсуа не будет любящим и преданным мужем, что сильно повредит репутации королевы.

Во Франции, Анри Наварра и Конде обоснованно опасались, что брак Франсуа и Елизаветы ослабит позиции французских гугенотов, а не усилит их. Сам Франсуа тоже выставил довольно сильные требования: его коронуют, как консорта, ему отдадут либо герцогство Йоркское, либо герцогство Ланкастерское; ему назначат годовое содержание в 60 000 фунтов; один из английских портов будет оккупирован французским гарнизоном. Условия говорят о том, что у принца Франсуа был стратегический склад ума. И о том, что Сесил был совершенно прав в своих рассуждениях.

Совет заседал три дня, и объявил Симье, что условия принца приняты быть не могут. Тот пожаловался королеве, и Елизавета устроила обычное шоу с проклятиями в адрес совета и уверениями, что она поступит так, как будет угодно ей, а не совету: вот возьмет и выйдет замуж! Даже письмо Алансону написала с заверениями в своей привязанности. Но… не будет ли надежнее для них просто остаться дорогими друзьями?

Для Алансона дружбы было маловато. Он прекрасно знал, что запросил много. А запросил он много для того, чтобы можно было отступить, зажав этим строптивую невесту в угол. Ах, он ничего не хочет, только бы увидеть божество своего сердца и надежд. Ну, разве что приватной возможности слушать мессы у себя. Ведь это немного?

Елизавета занервничала. Если Алансон действительно нагрянет в Англию, ей будет очень сложно ему отказать. Она снова запросила мнение совета – отказать ли принцу в возможности нанести ей визит, или отказать ему, если он явится, или сдаться и стать его женой? Совет осторожно ответил, что не видит возможности отказать принцу во въезде в Англию. Что ж, снова позвали Симье, и сговорили визит принца на середину августа. Эскадра королевы встретит его в Кале, и проводит в Англию. Посла, правда, предупредили, что слишком интенсивное давление на королеву ни к чему хорошему не приведет. Посол, глядя на членов совета честными глазами, заверил, что даже если принцу придется удалиться отвергнутым и в разочарование, одно только созерцание прелести английской королевы сделает его счастливейшим человеком.

О том, как именно состоялся визит, я уже подробно писала: mirrinminttu.diary.ru/p165526643.htm

Могу прибавить только несколько деталей. Фроде утверждает, что Елизавета собиралась заключить своего Лейчестера в Тауэр не за то, что тот тайно женился, а за то, что в его доме собирались оппозиционеры-пуритане, и что там, скорее всего, был спланирован достаточно оскорбительный для женщины памфлет Джона Стаббса. Надо сказать, что Стаббс недооценил свою королеву. Объявить на весь Лондон о том, что Ее Величество – старуха, делающая себя смешной, собираясь замуж за юнца… Нет, на самом деле памфлет был не против королевы, он был против иностранцев и папистов, но Елизавета была задета именно личным выпадом. Стаббс и издатель лишились каждый своей правой руки, и, можно сказать, легко отделались, потому что королева изначально намеревалась обоих повесить. Только Сесил смог вразумить ее, что не время раздражать толпу.

Еще Фроде упоминает об угрозах спикера парламента, что если королева выйдет за врага нации, то парламент возьмет в свои руки вопрос о престолонаследии. И о том, что Елизавета вдрызг рассорилась с Уолсингемом, и даже запретила ему появляться при дворе. Вот в тот момент и Уолсингем, и Лечестер сдались. Они перестали возражать против брака с Алансоном.

Можно долго спекулировать о том, действительно ли королева так влюбилась в французского принца, что решила горы свернуть. Думаю, что дело было вовсе не в Алансоне. Дело было в том, что ее права суверена были поставлены подданными под сомнение, и в доме надо было наводить порядок. Именно поэтому Стаббсу отрубили руку так поспешно, прямо перед заседанием совета. И совет понял, что королеве лучше не перечить. На самом же деле, Елизавета одновременно объявила французам, что с подготовкой женитьбы лучше обождать, пока ее подданные не свыкнутся с мыслью. Сесил написал ей довольно любопытное письмо, много говорящее о том, каким человеком был министр, способный такое написать, и каким правителем была королева, которой можно было писать такие письма:

«Alenсon having been brought by your majesty's means to be the author of trouble in his own country, having by you been drawn from his late enterprise in the Low Countries, and by you hindered of his marriage treated of with the King of Spain's daughter, having now lately come hither to see you to be by you rejected, it may be taken as quite certain that he will now seek to be revenged upon you.

You have no hope of an heir, and all eyes will be turned upon your successor. Alenсon will probably marry
where we feared. France and Spain will then unite against us. Our trade will be destroyed. Foreign soldiers will be landed in Ireland, and in all likelihood there will be a rising at home, supported from abroad, in favour of the King and Queen of Scots. The crown revenues will not enable you to encounter this combination, and when civil troubles have broken out subsidies cannot be raised.

In the face of these dangers, so far as I understand them, what your majesty must do is this. You cannot prevent your people from considering who is to be their future sovereign. They have too much at stake. It is against reason to expect otherwise. Perilous as it may be, you must now encourage Alenсon to take possession of the Low Countries, if only to separate him from the Papists.

You must arm your realm, call out the musters and have them trained; strengthen your navy, and fortify your harbours; make a league with the Protestant princes; abridge your excessive expenses; attach the nobility and chief persons of the realm to your service by those gifts and attentions which have hitherto been cast away upon others who in time of need will fail you. You must seek new markets for your merchants, and invite strangers to you from all parts of the world, that if your trade is stopped in one quarter, it may be open in another. You must conciliate Ireland ; allow the chiefs to continue their ancient greatness; take away the fear of conquest lately graffed in the wild Irish, and wink at disorders which do not offend the crown ; make as strict laws as can be devised to terrify into quiet the competitors for the crown; place the Queen of Scots in surer сustody, and by a wise liberality to the king and the lords, prevent them from seeking more profitable alliances with France and Spain».

@темы: Elisabeth I

---

"И полцарства в придачу" - 18

«Все, не могу больше!», - Маргарет остановила коня, со стоном соскользнула на землю, и с неприязнью посмотрела на свое транспортное средство. «Что?!..» - встрепенулась мирно дремавшая в седле Агата. «От него воняет потом», - возмущенно заявила девушка. «От лошадей всегда воняет потом», - терпеливо, словно малому ребенку, объяснила Агата. «Но теперь потом воняет и от меня, а никакой речки не видно! К тому же, у меня просто уже болит…эээээ…»

- «Задница?», - с иронической услужливостью подсказала Агата. Маргарет надула губы, бросила поводья и решительно скрестила руки. Нет, она не в первый раз в жизни увидела лошадь, конечно. И скакать она могла несколько часов, не испытывая особой усталости. Но раньше к ее услугам после охоты или верховой прогулки всегда была горячая вода, чистая одежда и хорошая закуска. Опять же, седла на боем добытых конях были мужскими, да и сами животные были выезжены отнюдь не для светских развлечений.

- «Ну ладно», - снисходительно процедила Агата. «Все равно лес кончился, вон там, за поворотом, начнутся поля».
- «А у края поля стоит роскошный сеновал!», - обрадовалась Маргарет.

Она уже двинулась к строению, притулившемуся к лесу, но замерла. Из постройки вышла молодая женщина, одетая, как леди. Женщина нервно оглянулась по сторонам, и быстро пошла прочь по тропинке вдоль поля.

«Что-то я не верю, что она сгребала там сено», - прошептала присоединившаяся к Маргарет Агата. Они стояли, скрытые густой порослью, и ждали, что будет дальше. Конечно, Агата была права: через некоторое время из постройки вышел еще один человек – молодой, щегольски одетый мужчина. Выглядел он спокойнее леди, покинувшей сеновал раньше, но если та казалась просто испуганной, то лицо мужчины было искажено неподдельной мукой.

«Невесело у вас в Англии проходят свидания на сеновале», - тихо прокомментировала Агата. Маргарет пожала плечами. У нее создалось впечатление, что они стали свидетелями расставания сообщников, а не влюбленных.

Поскольку больше никто из постройки не вышел, женщины расположились там на дневной отдых. Агата вскоре мирно засопела, а Маргарет лежала, закрыв глаза, и завидовала умению попутчицы экономить силы. Вспомнился ночной сон и задушевная беседа с давно умершим королем. Интересно, если бы у нее, Маргарет, был такой настоящий герб, как у короля Дикона, каким бы он был? Маргаритка – глупо, мало ли в Англии женщин по имени Маргарет… Впрочем, Дикон говорил о другом, о сущности человека, выраженной через символ. Какая у нее сущность? Маргарет вздохнула. Потом вспомнила наглого Кота, и невольно улыбнулась. Он сказал ей «божественная». Кот Робин, надо же… Красивый парень, очень красивый – и опасный. Молодой человек, который не так давно вышел отсюда, не выглядел опасным… Маргарет засыпала. В полусне выплыло лицо женщины, одетой, как леди, испуг в глазах, какая-то обреченность… Дыхание Маргарет стало размеренным.

Гостиная в большом доме. Семья за столом. Во главе – мужчина с кротким лицом, напротив – та самая женщина. Они сидит, не поднимая глаз. Она думает о щеголе, она горит всей душой. Ей страшно посмотреть на мужа. «Элис», - раздается нежный девичий голос. «Элис, я сыграю сегодня вечером для наших гостей, если ты хочешь». Между супругами сидит девушка лет шестнадцати, ее глаза полуопущены, она смотрит из-под ресниц на женщину, потом, со значением, переводит взгляд на мужчину. Тот ничего не видит, поглощенный едой, но женщина бледнеет так, что кажется наряженной куклой, а не человеком. «Да, Марджи», - голос ее еле слышен. «Когда стемнеет», - многозначительно говорит девушка. Потом она поднимает глаза, и Маргарет видит в них жестокое, кровожадное торжество. Такое же, какое она видела в глазах Анны Болейн.

Маргарет проснулась с часто бьющимся сердцем. «Агата, Агата, проснись!» Был вечер, уже начало темнеть. Агата села, провела рукой по волосам и недовольно спросила: «Ну что еще? Что ты задумала на ночь глядя?» «Агата, нам надо найти поместье, оно должно быть недалеко. Там должно случиться ночью что-то ужасное». «А нам-то что до этого?», - удивленно спросила та. «Не знаю», - задумчиво ответила Маргарет. «Не знаю, но я должна там быть».

Они подошли к поместью в темноте. Луна проглядывала сквозь темные тучи, воздух был тяжелым. Маргарет увидела освещенные окна гостиной, услышала звуки верджинела. Она украдкой заглянула в окно. Компания, как компания. Несколько пар разного возраста, девушка, играющая на инструменте. Необычным было отсутствие в комнате хозяев. Маргарет огляделась. Заметив слабый свет в окне маленькой часовни, она двинулась туда. Женщина, которую они с Агатой видели днем, лежала ничком на каменных плитах и рыдала.

«Господи, спаси меня и мою душу», - разобрала Маргарет между всхлипами. «Господи, я всегда старалась быть хорошей. Я всегда старалась быть послушной. Я знала свой долг и несла свою ношу. Но я не могу больше… Ты знаешь, что мой муж – добрый человек, ты видишь, что я была бы ему доброй женой, но зачем, зачем ты послал мне Томаса? Я не могу сопротивляться…»

И внезапно Маргарет все поняла. Решение пришло само собой. Спрятавшись в тень и став невидимой, она подошла к женщине, встала рядом с ней на колени, и положила руку ей на плечо. Та дико вскрикнула и замерла. «Элис, Элис, - прошептала Маргарет, - я слышу тебя, Элис, я знаю… Где твой муж, Элис?». «Здесь, под полом», - прошептала женщина. «Том связал его, и мы спрятали Джона там. Мы не смогли его убить, хотя Мардж говорила, что мы должны это сделать, и потом отвезти тело в лес, чтобы шериф подумал на разбойников». «Ты спасла свою душу, Элис, и ты спасла свое тело. Знаешь ли ты, как наказывают мужеубийц? Их привязывают к столбу, обкладывают хворостом и сжигают заживо, Элис». Женщина издала безнадежный, слабый вскрик. «Ты слышишь, Элис, как шумит дождь? На влажной земле остались бы следы, шериф выследил бы, откуда они ведут, и твоя падчерица с радостью выдала бы тебя, потому что таков был ее план. Спустись вниз, Элис, развяжи мужа». И Маргарет выскользнула вон из часовни.

«Ты слышала?», - спросила она Агнес. Та мрачно кивнула головой. «И что нам теперь делать?», - спросила она. «Ждать», - ответила Маргарет. Долго им ждать не пришлось. Девичья фигурка возникла из темноты, на лицо Марджи упал свет из окна часовни. Девушка была ангельски красива. Тонкое лицо белело в темноте, волосы словно светились золотом. Агата, вся в черном, возникшая у нее за спиной, выглядела, словно фигура из преисподней, и была столь же быстра и неумолима. Одной рукой она закрутила руки Марджи за спину, другой сжала девушке горло. А потом началось то, от чего Маргарет застыла столбом: хрупкая девчушка пыталась выскользнуть из захвата с такой силой, что Агате удавалось ее удерживать только с большим трудом. «Быстро», - крикнула она Маргарет, - «сними с моей шеи цепочку и свяжи этой твари руки!» Серебряная цепочка словно сама скользнула в руки Маргарет, и она обмотала ее вокруг запястий Марджи, которые удерживала за спиной Агата. Марджи шипела, ее глаза, как показалось Маргарет, пылали в темноте алым.

Вдвоем они затащили отчаянно брыкающуюся девицу в часовню. Леди Элис по-прежнему лежала на полу, но ее бережно обнимал тот самый мужчина, которого Маргарет видела во сне. Он повернул голову на шум. Очевидно, Элис успела ему все рассказать, потому что он не сделал ни одного движения, только глаза его погрустнели еще больше. «Марджи… Почему, Марджи?». «Да потому, что я ненавижу вас, жалкие вы людишки. Потому, что я хочу быть хозяйкой всему этому!», - она мотнула головой в сторону дома. «Я продала бы все и уехала в Лондон, к нему…». «К нему?», - удивленно спросила Элис. Но Марджи ее не слышала. «Я так хорошо все придумала…», - голос девушки звучал почти жалобно. «Я соблазнила этого безмозглого павлина, Томаса. Я велела ему соблазнить Элис, сказать ей, что он хочет взять ее в жены. Если бы только у вас хватило смелости убить отчима, вы все попались бы шерифу, а я осталась бы хозяйкой двух поместий, ведь павлин завещал мне свое». Марджи зло разрыдалась.

Агата вытащила откуда-то странную золотого цвета ленту, расшитую какими-то символами, набросила ее на шею девушки и с явным облегчением отошла. «Эта не сможет навредить нам теперь», - пояснила она. И действительно, Марджи стояла, как окаменевшая, только глаза яростно сверкали алым. «Кто она?», - со страхом спросил мужчина. «Сумасшедшая? Одержимая? Ее мать была моей первой женой, Марджи – ее дочь от предыдущего брака, но я всегда относился к ней, как к родной, клянусь вам. Я не стал бы противиться, если бы она захотела за кого-то замуж, и дал бы за ней хорошее приданое». «Но она хотела получить всё,» - грустно сказала Маргарет. «Потому что ее хозяин привык брать всё». Мужчина непонимающе уставился на девушку. Марджи запрокинула голову, ее голос снова изменился: «Он силен, он мудр, он безжалостен», - заговорила она нараспев. «Он дал мне зелье вечной жизни, вечной молодости. Он дал мне новую семью, он дал мне новую жизнь, и мы бы правили этим королевством». «Марджи!», - в голосе мужчины звучал ужас. «О ком ты говоришь, Марджи?». «О Джордже Болейне, полагаю», - сухо сказала Маргарет. Марджи снова издала шипение.

«Что с ней?!», - мужчина чуть не плакал. «Ничего», - ответила ему Агата. «Просто она стала ведьмой. На наше счастье, ведьмой совсем молодой и слабенькой, иначе нам всем бы настал здесь каюк. А теперь мы уведем ее». «Леди…», - в голосе мужчины была мольба. «Поклянитесь мне, леди, что вы не убьёте ее. Я ведь помню ее совсем крохой, мы с Элис выходили ее от потницы. Она была хорошей девочкой». К удивлению Маргарет, Агата улыбнулась Элис и ее мужу, и твердо сказала: «Клянусь, что мы не тронем ее и пальцем, но она никогда больше не станем вам досаждать».

Когда они отошли от дома на порядочное расстояние, Маргарет недоуменно спросила: «И что ты с этим существом собираешься делать, если ты поклялась не делать ничего». «Я поклялась, что мы не дотронемся до нее и пальцем», - наставительно ответила Агата. «Сейчас мы навестим красавчика в роскошном дублете, и все сделает именно он».

Им не пришлось долго объясняться с Томасом, который давно уже тяготился своей ролью. В его доме нашлась небольшая угловая кладовка, куда они усадили изрыгающую проклятию Марджи на стул. Агата сняла с запястий девушки цепочку, но та не сделала никаких попыток освободиться. «Все дело в надписи на ленте», - пояснила Агата. «Ведьма просто не сможет и пошевелиться без моего приказа. Жаль на нее такую силу расходовать, когда хватило бы и простого меча, чтобы отрубить голову». Она с надеждой посмотрела на Томаса, но тот отрицательно покачал головой. «Мне кажется, что оставшихся мне лет только-только хватит на то, чтобы замолить в каком-нибудь монастыре со строгим уставом мои нынешние грехи», - сказал он.

Томас и его слуга принялись за работу, тщательно замуровывая проход в кладовку. Агата с комфортом расположилась на полу, Маргарет наблюдала за работой мужчин со все возрастающим чувством протеста. «Я рада, что вы, сэр, не взяли на душу греха убийства», - сказала она наконец. «Но замуровать живого человека, оставить его умирать от голода и жажды – это ведь тоже убийство, причем жестокое выше всякого воображения!». «Она не человек, Маргарет», - со скукой в голосе ответила Агата. «Она – ведьма».

Марджи зло расхохоталась. «О да, я – не человек. Но ты спроси ее, девушка, что еще припасено в ее рукавах, и для кого. Я вижу твою душу, Черная. Она так же черна, как и твои глаза. Расскажи им, что ты собираешься делать с плененными сущностями таких, как я! Расскажи, слуга Дракона…» «Молчи, ведьма!», - Агата теперь стояла прямо напротив Марджи, чуть заметно вздрагивая от напряжения. Алый взгляд встретился с черным, и начал угасать. Марджи смертельно побледнела, несколько раз судорожно вздохнула, и, наконец, ее голова бессильно упала на грудь. Она была мертва.

Маргарет наблюдала за происходящим, не в силах сказать ни слова, ни даже пошевелиться, словно это на ее шею была наброшена лента повиновения. Она поневоле привыкла к Агате, и почти забыла о неприязни, которую почувствовала к женщине во время первой встречи. Но теперь она стала свидетелем того, что ее спутница только что убила человека взглядом. Хорошо, не человека – ведьму. На что, кстати, намекала эта ведьма? «Что еще припасено в ее рукавах, и для кого». Действительно, что и для кого… Уж не для нее ли? Строго говоря, она, Маргарет, тоже не вполне человек.

Из столбняка ее вывели рыдания Томаса. «О ком ты плачешь, глупец», - с презрением сказала Агата, глядящая на вздрагивающие плечи мужчины, упавшего на колени перед незаконченной кладкой. «Эта тварь чуть не погубила тебя, твою безмозглую любовницу, ее растяпу-мужа, да еще ваших слуг в придачу». Томас вытер глаза, тяжело поднялся и повернулся к Агате. «Я не буду защищать Марджи, потому что страшны ее грехи, и вдвойне страшно то, что они были добровольными. Но ты, женщина, ты страшнее ее. И тебе не понять, о чем я плачу». С этими словами он вернулся к своей работе.

Лучи солнца осветили уже ровную и гладкую стену. Никто бы не догадался, что за ней есть комната со страшной пленницей. Из ворот усадьбы выехал небольшой обоз и тронулся по направлению дороги на Лондон.

@темы: "побасенки"

---

Новогодние ритуалы

Кто как, а я не успела еще дома ничего к Рождеству сделать. Зато теперь буду делать правильно - мне дали ссылку на интересную статью!

Из украшения елки и дома тоже можно сделать целое мероприятие.

Что украшать:
Окно, входную дверь в комнату, где будет праздник, немножко кухню, елку или композицию из еловых лап (кто что предпочитает), пространство над постелью.

С окном история отдельная.

С зимнего солнцестояния до кануна Нового Года на него надо повесить большое изображение звезды. И до следующего солнцестояния вы будете хотя бы примерно попадать куда хотите в то время, какой вы для этого наметили.

С 26 декабря до кануна Нового года на него надо повесить большой (самый большой, какой найдете) золотой шар. И ваша одежда и обувь будут меньше подводить вас в сложную погоду.

Как украшать все остальное, кроме кухни:

Для денег - шишки, кукурузу, елочные орехи (бывают игрушки этой формы).

Для сладкой жизни - сосульки разной формы.

Для радости и хорошего настроения - фонарики, свечки, огоньки - как обычные (которые можно зажечь), так и игрушечные, которые на елку вешают.

Для дома (уют, ремонт, новоселье) - игрушка-домик.

Для удачных путешествий - трамвай или вагончик (тоже бывает).

Для общего достатка - мишура, шары и банты золотого и красного цвета.

Для просто благополучия - то же самое, но зеленое.

Для власти - фиолетовое и пурпурное (темно-красное, бордовое)

Для успеха в учебе и работе с информацией - синее.

Для успехов в сочинительской и творческой деятельности - голубое, сиреневое, бирюзовое.

Для любви - оранжевый и розовый.

Игрушки в форме конфеты - для неожиданных бонусов от жизни.

Барабанчики и разные персонажи с музыкальными инструментами (от ангелов до солдат и мышей) - слава и всякий почет ОТ внешнего вида музыканта зависит качество того признания, которое вы получите, так что смотрите внимательно.

И главное: игрушки в форме животных и живых существ задают представление об окружении. И оно сбывается. Чем больше игрушка похожа на персонажа,с которым вы хотите иметь хорошие отношения в наступающем году, тем больше шансов на успех.

Да, вот еще что: дублировать такие игрушки-персонификаторы не стоит. А то могут случиться ДВА похожих персонажа и ДВЕ похожих ситуации в отношениях. Хорошо если дружба имелась в виду, а если любовь? Может быть не смешно...

Что куда - смотрите сами. Как на душу ляжет.

Кухня особых изысков не требует: достаточно цветной мишуры над очагом и связок сушеных овощей, или лука, или колосьев. И вам весь год ничего не придется одалживать у соседей в процессе готовки. Вытяжка над плитой - самое место для размещения украшений, но если туда добираться неудобно или мишура и прочее добро там не будут в безопасности, повесьте это все рядом с окном. А к плите можно положить новые прихватки и свежее полотенце. Просто для настроения.

Апдейт: Совершенно забыла про еще одну тему, обозначаемую вполне себе символически в этом же ключе. Мужское и женское, да. То самое, которое обозначается тостом "За Лось! (чтоб любилось и спалось, ну и так далее)".

Итак, женское: виноградная гроздь, гранат, яблоко, сосновая шишка (лучше раскрытая), укращения в виде кистей.

Мужское: еловая шишка, орех, желудь, звезда, украшения в форме банта.

Цвета могут быть любые, кроме синей гаммы.

Для здоровья- можно игрушку-месяц (с бородкой и в колпаке) повесить. Для склонных простывать - елочная игрушка-снеговик или ребенок в зимней одежде, но этого сейчас почти не делают. Птица - для страдающих мигренями или склонных к дурному настроению и беспричинной грусти. Бабочка - для хороших снов, это сейчас найти несложно. Овощи (капуста, морковка) - чтобы не было "проблем с животом".

С аистом - аккуратнее )) Хотя он, говорят,в новый год уносит кашель.

Исходный ритуал, оказывается, выглядел так: фигурки - символы желаемых благ резались из дерева, вырезались из картона и раскрашивались, или плелись из ниток - и вешались на окно "лицом" (лицевой, цветной или резной, стороной) в дом.

Считалось, что если утром нового года фигурка окажется повернута "лицом" к окну - желание сбудется.

И начинать этим всем заниматься можно было с Покрова.

Как пишет П. Кампанелли: "Например, если простой серебряный шарик вешается как защитный амулет, действующий по принципу зеркальной магии, то произнесение слов, подобных следующим, придаст чарам дополнительную силу:

Зло, уходи туда,
Откуда явилось.

Фрукт или украшение в виде фрукта в качестве амулета изобилия можно усилить с помощью приблизительно таких слов:

Фрукты на дереве
Станут урожаем.

А желудь или сделанное в виде желудя украшение, используемое как амулет силы, можно повесить на елку, произнося следующее заклинание:

Священное дерево,
Надели меня силой."

Ароматы праздника: кедр, ель, сосна, можжевельник, лавр, розмарин.
Свечи: красные и зеленые, белые и золотые

@темы: "праздники"

---

Перевод статьи Эшдаун-Хилла о захоронении Ричарда III

памятник Ричарду в Лейчестере

«Ричард III был убит в битве на Босуорт Филд 22 августа 1485 года. После битвы его тело, раздетое и переброшенное через спину лошади, привезли обратно в Лейчестер, через Боу Бридж, по которому Ричард проследовал всего пару дней назад. В Лейчестере, по распоряжению Генри VII, тело было выставлено на публичное обозрение, чтобы каждый мог убедиться, что Ричард мертв.

Помимо этого новый король не сделал никаких распоряжений насчет того, как постуаить с останками Ричарда. Разрешение на захоронение испросили Францисканские фриары из Лейчестера. Придворный историк Генри VII, Полидор Виргил, пишет, что Ричард был ‘похоронен через два дня [25 августа?] без всяких почестей … в аббатстве монахов-францисканцев в Лейчестере. Это место захоронения подтверждается и самоучкой-историком Джоном Ресом из Варвикшира, который добавляет, что тело было захоронено на хорах церкви, как подобает для персоны такого ранга.

Следующие 10 лет место захоронения Ричарда оставалось никак не обозначенным. Летом 1495, король Генри VII предпринял несколько запоздалые шаги обустроить подходящее захоронение для своего погибшего соперника. Мастеру по алебастру из Ноттингема, Уолтеру Хилтону, было поручено воздвигнуть монумент ‘в упомянутой Церкви Фриаров’; бюджет на работы был выделен в размере £50. Детального описания гробницы нет, но она была ‘смешанных цветов, мраморная’, с фигурой Ричарда из алебастра. Надпись на ней извещала, что за работу заплатил король, и просила молиться за душу Ричарда, отягощенную многими преступлениями. Эта гробница оставалась в Грейфрайар Чёрч 43 года.

Когда Генри VIII расформировывал церкви, судьбы захоронений при этих церквях и аббатствах складывалась по-разному. Если потомки делали попытки спасти прах, гробницы и прочее – им шли навстречу, и происходили перезахоронения. В некоторых случаях, пустые гробницы сохранялись в виде кенотафов, как это случилось с гробницей де Веров в Эрлс Кольн Прайори.

Генри VIII и сам перезахоронил свою сестру Мэри из Бури Сент Эдмондс Эбби в церковь св. Марии в том же городе. Граф Эссекс перенес монументы и останки отца и дедов с их супругами из Билей Эбби в приходскую церковь Литтл Истона в Эссексе. Герцог норфолк перезахоронил останки отца и деда (Говардов) из Тетфорд Прайори в Фрамлингхем Чёрч. А вот останки родни по линии Мовбреев остались в Тетфорд Прайори. Со временем памятники были или разрушены, или разрушились сами, а останки остались там, где их захоронили – и перенесенные, и оставленные.

Лейчестер Грейфрайарс были расформированы в 1538 году. Поскольку у Ричарда не было родни, которая могла позаботиться о его останках, они, скорее всего, так и оставались на месте, пока церковь не обрушилась. Есть, конечно, вероятность, что их спасли и перезахоронили, как спасли останки де Веров.
Недвижимость приобрела семья Геррик, построила на месте развалин поместье и сад. В этом саду в 1612 году Кристофер Рен, будущий декан Виндзора и отец архитектора собора св. Павла, видел красивую колонны трех футов высотой, на которой была надпись: «Здесь лежит тело Ричарда III, который одно время правил Англией». Колонну поставил Роберт Геррик, обозначив захоронение короля.
Хотя место захоронения Ричарда в начале 17-го века было известно, в то же самое время появилась легенда, согласно которой останки короля были вытащены при расформировании монастырей топой, и выкинуты в реку около Боу Бридж.

Откуда взялась легенда - непонятно. Во времена Расформирования осквернение могил НЕ практиковалось (хотя имело место во времена Гражданской войны 17-го века). Более того, нет никаких причин предполагать, что Лейчестер ненавидел Ричарда в 1530-х годах. Со временем машина пропаганды Тюдоров создала ему репутацию злодея и убийцы, но в 1500-х люди еще помнили заботу Ричарда о всеобщем благосостоянии. Об этом, с некоторым удивлением, рапортовал кардинал Волси, которому палата Общин довольно определенно заявила: в каких бы преступлениях ни был повинен Ричард III, он издавал хорошие законы.

Что в Лейчестере 17-го века было, так это каменный гроб, служивший корытом для лошадей, который туристам представляли, как «гроб Ричарда III». На самом деле, этот каменный гроб был на несколько столетий старше времен Ричарда. Тем не менее, легенда, связывающая Ричарда с Боу Бридж, осталась жить, а место захоронения было со временем потеряно.

В середине 19-го столетия, на сцене событий появился Бенджамин Бродбент. Основатель процветающей по сей день строительной фирмы в Лейчестере, мр. Бродбент был человеком щедрым и патриотичным. Он гордился тем, что Лейчестер ассоциируется с Ричардом, но его огорчало отсутствие какого-либо памятника королю. В 1856 он воздвиг вблизи моста большую каменную стеллу с надписью: ОКОЛО ЭТОГО МЕСТА ЛЕЖАТ ОСТАНКИ РИЧАРДА III ПОСЛЕДНЕГО ИЗ ПЛАНТАГЕНЕТОВ 1485

Когда его спросили, на каком основании он так утверждает, мр. Бродбент с готовностью признал, что на основании народной легенды. К сожалению, большая каменная стелла запечатала легенду о выброшенных в реку останках Ричарда. Потихоньку легенда перекочевала в исторические работы, авторы которых не пытались ее осмыслить. Разумеется, когда в реке нашелся череп неизвестного возраста, носящий следы удара мечом, его немедленно объявили черепом Ричарда.

Реальность, скорее всего, гораздо проще: тело Ричарда III покоится до сих пор там, где его изначально захоронили, где-то под нынешней Грей Фрайарс Стрит или прилегающими к ней домами. Но спасибо мру Бродбенту и его сомнительной стелле, что легенда тах хорошо сохранилась до наших дней, что до сих пор принимается, зачастую, за факт.»

Оригинал: www.bbc.co.uk/legacies/myths_legends/england/le...

@темы: Richard III

---

"И полцарства в придачу" - 17

Маргарет очнулась от того, что шершавый язычок прошелся по ее щеке. «Фу, рыбой воняешь», - она легонько оттолкнула от себя умильно мурлыкающего черного кота. Ничего вокруг за время ее обморока не изменилось. Ночь, костер, и оживший портрет, у этого костра сидящий. Разве что вместо нахального молодого человека по поляне егозил кот. «Я его наказал», - серьезно сказал мужчина, чье имя Маргарет даже мысленно не решалась назвать. «Да ладно, он же ничего плохого не сделал», - она с некоторой опаской переместилась из лежачего состояния в сидячее. Мужчина еле заметно улыбнулся, но нахмурил брови в ответ на вопросительный взгляд кота. Тот картинно вздохнул, широко зевнул, устроился поудобнее и начал вылизывать шерстку.

«А где остальные члены вашей свиты, Ваше Величество?», - вежливо спросила Маргарет. «Просто Дикон, миледи, Величество осталось в той жизни». В голосе мужчины не было горечи, и в чертах его не было того напряжения, из-за которого Маргарет всегда было его втайне жалко. Втайне, потому что открыто выражать симпатии врагу династии и «узурпатору» было бы неразумно. Особенно любовнице короля. «Ловелл в Лондоне, Рэтклифф там же», - продолжал Дикон, или король Ричард III, уж как кому больше нравится. «Кэтсби присматривает за вами, миледи, а я стараюсь успеть повсюду».

Маргарет опустила голову, собираясь с духом, потом посмотрела ему прямо в глаза. «Я не осмеливаюсь спрашивать вас, что вы теперь, сэр. Но я имею право знать, при чем здесь я? Ведь я жила тихо, никому не мешала, ничего не просила. Возможно, это была жалкая жизнь, но она была моей. Я знала свое место, я знала, с кем имею дело, я знала, чего от меня ожидают. Сейчас… я просто ничего не понимаю».
«Я отвечу вам, миледи…», - сказал Дикон, пристально гладя на пляшущие языки огня. «Возможно, не то, что вы надеетесь услышать и не в том порядке, но отвечу». Маргарет молча кивнула и приготовилась слушать.

«Надеюсь, миледи, вы кое-что знаете о геральдике?». Маргарет снова кивнула. «Сейчас многие гербы и знаки просто сочиняются и ничего не стоят», - продолжил Ричард. «Но иногда, когда работает мастер, он способен разбудить связь между изображением, и тем, для кого это изображение делается. Такая вот профессиональная магия. Мастера не понимают, конечно, что они делают именно магию, они просто следуют заученным обрядам, передаваемым через несчетные поколения. Если связь получится настоящей, мы будем практически вечны. Насколько мне известно, пока существует хоть один принадлежащий нам символ, мы можем появляться здесь, когда нас что-то призывает, потому что мы никогда полностью отсюда и не исчезали».

«Так вот почему принято уничтожать гербы и знаки поверженных врагов…», - тихо произнесла Маргарет. «И что же вас призвало?». «Вы знаете, миледи – обряд вашего бракосочетания». «Ну, - фыркнула Маргарет, - если вы будете вынуждены вмешиваться в каждый случай насильственного брака, то я понимаю, что имел в виду Кот, когда говорил о беспокойном послесмертии». Дикон отрицательно покачал головой: «Не в каждый. В вашем замужестве было что-то, несущее угрозу королевству, которое мы поклялись защищать. Мы не знаем, что, но последующие события навели нас на след». Маргарет раздраженно поджала губы. «Только не говорите мне, что я – похищенная принцесса, которая должна сидеть на троне, а не скитаться в сомнительной компании по лесам доброй Англии. Потому что сказки я даже в детстве не любила».

Глаза Дикона лукаво блеснули, кот издал какой-то кашляющий звук, подозрительно напоминающий смех. «А я вообще не собираюсь ничего вам говорить относительно вашего прошлого и будущего, миледи», - мужчина, который был когда-то свирепым, гордым воином и мудрым королем, потер руки. «Это – ваша собственная задача. Я знаю, что вы склонны принять как должное все, что с вами происходит. Но я знаю и то, что кровь возьмет свое, и вы распутаете этот клубок загадок самостоятельно. Примите только маленькую подсказку: выясните, кем были ваши родители, и не принимайте простых объяснений. И помните, что я рассказал вам о геральдических знаках. А сейчас мы удаляемся, миледи. До встречи в Лондоне!»

Маргарет проснулась от птичьего гомона. Утро обещало еще один солнечный день. Она посмотрела на погасший костер, мирно спящую Агату, щипающих траву лошадей, туман над озером, и покачала головой. Приснится же такое… Усопшие короли, геральдические звери, парни, превращающиеся в котов, и загадки, загадки, загадки, чтоб их. Она небрежно расправила платье, не заметив прицепившихся к подолу черных шерстинок, и решительно направилась к озеру, чтобы умыться и окончательно проснуться.

@темы: "побасенки"

---

Кстати...

Дочитала книгу Eleanor, the Secret Queen (John Ashdown-Hill). Рекомендую от всей души тем, кто устал от исторических популяризаций. Более добросовестной работы от современных авторов давным-давно не видела. Автор не оставил ни одного камня не перевернутым, и публикует, например, полный текст обвинения, по которому был казнен герцог Кларенс. Кстати, я не знала, что Маргарет Анжуйская назначила преемником (в случае смерти сына Генри VI) именно Кларенса. Конечно, она не имела права назначать преемника престола, но это объясняет кое-что. И интересно, что в этом приговоре перечислены все прегрешения Кларенса, и все, что он говорил про брата-короля.

Пишет автор, надо сказать, с кошмарным занудством, но содержание компенсирует стиль.

@темы: "Чтиво"

---

Елизавета I - все счастливы, и в королевстве все спокойно

Франсуа Алансон переживал, возможно, лучшие времена в своей жизни. Елизавета довольно четко заявила Нидерландам, что их дальнейшая дружба полностью зависит от того, как они договорятся с герцогом Франсуа. Римский папа предлагал ему занять место дона Хуана Австрийского, и править себе счастливо под эгидой Испании. Гизы предлагали ему союз по инвазии в Шотландию – очевидно, с перспективой брака с Марией Стюарт, и со всеми вытекающими из этого брака последствиями. Франсуа помирился с гугенотами. Франсуа примирился с двором. А французскому послу в Лондоне пришла в голову блестящая мысль: ведь герцог все еще не женат, а королева Англии все еще не замужем. Допустим, Франсуа предлагают какую-то испанскую принцессу с приданым в 40 000 крон годовых от папы, но королева всегда лучше принцессы.



В Лондон прибыли де Куси и Бакевилль, чтобы уверить королеву в том, что их господин всегда будет послушен воле ее величества, и возобновить его брачное предложение. Через две недели из Парижа прибыло официальное письмо короля Франции с подтверждением, что он поддерживает и одобряет намерения своего брата. Начались приватные разговоры.

Поскольку королеве приличия договариваться о собственном замужестве как бы не позволяли, за нее с де Куси говорил Сассекс. Де Куси был, как минимум, очень откровенен: Франсуа не получил дома того величия, которого он хотел и заслуживал. Поэтому величие ему пришлось искать в чужих землях. Он не оставит свое предприятия в Нидерландах, не достигнув ничего, и не вернется домой. Франсуа хочет или Нидерланды, или Елизавету, или – желательно! – и то, и другое. Королева-мать и король-брат ему охотно помогут, потому что предпочитают видеть его не во Франции. Если Елизавета не приберет принца к рукам, он, разумеется, пойдет под руку Испании, которая обещает ему место правителя под своим протекторатом.

Сассекс не усомнился ни на минуту, что де Куси с ним полностью откровенен. Он доложил королеве о положении дел, и прибавил, что ему план чрезвычайно нравится. Особенно в варианте «и то, и другое». Если у Алансона будет Фландрия, Елизавета приобретет провинции через брак. Если не будет – Елизавета с Алансоном завоюют ее вместе. И после этого Ее Величество сможет быть змеей для неверных и голубем для верных, и установить в христианском мире должный мир и порядок, за что Бог благословит ее.

Вряд ли Елизавета дважды задумалась о порядке в христианском мире, но она не могла не думать о том, что Алансон – последний из набора французских принцев. Если умрет король, то престол перейдет к Франсуа. И, если Франсуа будет ее мужем, то она станет королевой Франции. Против было ее личное отвращение к идее потери независимости через замужество, и тот маленький, но важный факт, что ее подданные терпеть не могли иностранцев вообще и французов в частности. К чести Елизаветы, она вполне определенно сказала Сассексу, что предпочла бы союз с Алансоном замужеству. «Алансон честен со мной, и заслуживает ответной честности», - сказала она. Французам она дала ответ, тем не менее, весьма неопределенный: она будет всегда счастлива видеть Алансона в Англии, в какой бы роли он ни появился – и королем Франции, и искателем ее руки. Она заклинает его не делать поспешный решений, но посоветоваться с друзьями и доброжелателями. «Не могу сказать, как ее понял Бакевилль», - записал Сесил.

Ситуация изменилась, когда внезапно умер дон Хуан Австрийский. Его смерть настолько устраивала многих игроков в международной политике, что породила массу спекуляций. Кто говорил, что его отравил Филипп, кто – что это дело рук Уолсингема. Утверждали, что он умер от чумы. Шептались, что отношение к нему Филиппа разбило его сердце. Как бы то ни было, дон Хуан умер, и, вместе с ним, умер план женить его на Марии Стюарт со всеми последствиями. Нереальный во многом план, но с ним годы и годы играли многие.

Фландрия не выиграла ничего. Дона Хуана сменил Александр Пармский, который был и лучшим подданным для Филиппа, и лучшим воином.


Александр Фарнезе, герцог Пармский

Англия выиграла, потому что иметь под боком такого амбициозного и непредсказуемого типа, как дон Хуан, было еще тем неудобством.

Испания тоже, можно сказать, выиграла. В тот момент у Филиппа было полно хлопот с маврами, где, конечно, мутили воду и англичане. Авантюрист Стакли, готовый уже отправиться в Ирландию с кораблями, полученными от римского папы, ввязался в битву португальцев с маврами, и погиб. Филипп уже не знал, что с ним делать, и стопроцентно не желал никакой инвазии в Ирландию, так что для него гибель Стакли была подарком, а смерть потенциально враждебного дона Хуана - дополнительным бонусом.

Франция была напугана тем, что теперь не осталось никого, кто мог бы устроить неприятности Филиппу изнутри, и резко начала дружить с Наваррой и искать дружбы Елизаветы на собственных условиях королевы.

В общем, суетились все, кроме самой Англии. Потому что в Англии дела шли просто прекрасно.

Долгий мир и щепетильность королевы в финансовых вопросах принесли стране кучу денег. Сельское хозяйство процветало, производство набирало обороты, сельские джентльмены начали строить дороги и возводить особняки на местах развалин разоренных монастырей. Раны десятилетий перестройки затягивались, и затягивались быстро.

По сути, беспорядки во Фландрии обернулись благословением для Англии. Зависимость от экспорта шерсти сильно уменьшилась. Это снизило уровень противостояния фермеров с их лордами, и предотвратило превращение сельской Англии в пастбище для овец. Это дало толчок для развития настоящей индустрии. Сами фламандцы-беженцы обогатили королевство своим искусством, привезли с собой умение ремесленников. Пусть извечный вопрос престолонаследия занимал умы политиков, население королевства жило настоящим. А в настоящем было отсутствие религиозных войн, раздиравших соседние государства, и практическое прекращение классовой войны между теми, у которых было все и больше, и теми, кто умирал на дорогах от голода.

Англия вступила в свой золотой век.

@темы: Elisabeth I

---

Ваш Символ в новом году))

Ваше имя Ваш Символ на Следущий Год))

все гадания на aeterna.qip.ru

@темы: "нетягостная бредь"

---

Урряяя, практика закончилась

Практикантский дыбр

Даже не знаю, что сказать. На данный момент ясно, что ночные дежурства для меня - гроб, даже без музыки. Просто ночью дежурит одна или две медсестры на отделение, которое может быть на 26 - 42 человека. А если пациенты - люди за 80, то ночью они совсем без ног и, зачастую, с полной кашей в голове. И всех надо или до туалета довести, или подгузники поменять. Мои мышцы такой нагрузки просто не могут вынести. Надо или ставить условием на будущее, что я это делаю в своем темпе, или сразу предупреждать, что я ночами дежурить не буду.

Далее. Бабский коллектив есть зло. Упаси Господь им руководить Молодые - хорошие. Максимум несдержанные, но и работают хорошо, и вообще не вредные. Но после 40 так многие бабы превращаются в мегер... Как же им тяжело жить, бедняжкам. Работу не любят, коллег не любят, начальство ненавидят, пациентов за людей не держат. Ну, у большинства хотя бы дома есть любимая собачка. А вообще разброс такой, что треть делает работу творчески и вдумчиво, треть добросовестно, а треть просто тянет лямку.

Физиотерапевт и терапевт, развивающая моторику - потрясающие. Мало того, что профи высшей пробы, но еще и любят свою работу, и явно любят пациентов, с которыми работают. Вот они никогда не обращаются со стариками, как с недоумками. Диалог, искренний интерес, постоянный поиск ключика к успеху. И ведь ставят на ноги лежачих, беспомощных больных буквально за пару дней. Я очень рада, что смогла поучаствовать в их занятиях.

Врачи... Ну, главврач - человек, несомненно, знающий и очень опытный, но давно за пределами понятий общечеловеческой этики. В ней нет милосердия. И не очень-то работает ее метода. Была у нас одна старушка, которая стала как бы отказываться от еды. Начисто. И вот стала я свидетем такой сценки. Врач
громогласно спрашивает: "Ты хочешь умереть?" Бабка молчит. Вопрос повторяется. Бабка медленно, но отрицательно крутит головой. Врач: "Тогда ешь! Хочешь жить - надо есть". Ну браво... Есть бабка так и не начала. Я, еще под впечатлением случая, о котором писала, полезла раз пронаблюдать, в чем дело. Все просто, оказывается. У нее сдал глотательный рефлекс. Фельдшерица рыкнула, что не может глотать - это, типа, ее проблема, катетр в желудок ей ставить не будут. Я ответила, что она глотает, но слабо, и с опозданием почти в минуту. Фельдшерица вспылила, что-де практикантам вообще около таких больных делать нечего. Я не сдалась, и ответила, что именно такими больными и занималась в марте 8 недель. И что глотание облегчить можно. Если интересно - расскажу, как. Рассказала, правда, другой фельдшерице, адекватной. Ну, после этого как-то периодически стало получаться, а потом бабку быстро сплавили в хоспис. Надеюсь, там ее не спишут со счета, потому что у этой старушки и родни-то нет. Но факт, что врач вообще не попыталась вникнуть в суть проблемы. Врач отделения - украинец. Сидит почти все время в своей комнате, с персоналом контактов у него нет вообще. Более того, он даже не читает рапортов, из-за чего иногда попадает в глупое положение. На планерке во вторник брякнул, что больная така-то, не ходит. В ответ ему хор: ходит, и могла бы даже бегать, но проблема в депрессии. Комментарии излишни.

Вообще, я практикой довольна. Пациенты меня явно любят, и пообщалась с разными типами персонала. Кстати, только что позвонили из местного больничного отделения. В субботу, воскресенье и понедельник буду работать уже за деньги))) И даже не надо в Хельсинки тащиться! Мур и мяу. В воскресенье вообще двойная оплата, и в субботу и понедельник я в вечер, то есть с 18:00 начинается надбавка 50%. Живем!

@темы: "Этот мир придуман не мной"