Things would have gone better with Coke!

Кто бы сомневался...

@темы: "старые плакаты, старые открытки"

---

Сказки

Посмотрела Красную Шапочку с оборотневой темой и одолела по диагонали Белоснежку с охотником. Первая понравилась, настоящая жуткая сказка. Вторая... Брррр... Шо это было? Снято, кажется, красиво, но ведь брееед

Интересно, а Болливуд делал экранизации европейских сказок?

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Коридоры власти при Тюдорах - 3

Ситуация в начале царствования Генри VIII сложилась интересная. Над всеми был очень молодой король, грезивший о военной славе, рыцарских подвигах, спорте и веселом времяпровождении.



Правда, совсем уж безголовым юный король не был. Он мечтал покорить Францию, но понимал, что без союзников ему это вряд ли удастся. Благо, выход был, и под рукой: одинокая и печальная Катарина Арагонская, а через брак с ней – сила ее батюшки, Фердинанда. Скорее всего, Катарина ему нравилась на самом деле. В конце концов, жениться королю наверняка очень хотелось, а его батюшка, Скряга, принял все меры предосторожности для того, чтобы сексуальная жизнь его единственного наследника не началась слишком рано. Тогда верили, что плотские утехи истощают жизненные силы формирующегося организма. Женитьбы королей – дело, обычно, весьма неспешное, а ждать этот король никогда не любил. Поэтому женитьба на Арагонке устраивала и его, и всех вокруг.



Вторым моментом, в котором король не сразу дал себе волю, была его страсть к турнирам. Он ждал почти 9 месяцев, прежде чем начал стопроцентно участвовать в ближних боях. На тот момент его жена выглядела вполне фертильной, и молодым в кошмарном сне не могло присниться, что их в плане наследников ожидает. Сдержанность короля на поприще турнирных подвигов объяснялась тем, что он, все-таки, довольно давно упражнялся, и знал, что дело это действительно довольно опасное. Например, на одном из турниров Комптон, с которым король в шутку поменялся доспехами, был чуть ли не смертельно ранен. Паника была неописуемой.

В чем король не желал себя сдерживать, так это в тратах. На одну коронацию он спустил больше денег, чем его папаша на всю представительскую жизнь двора за 10 лет. Возможно, внезапное сияние, окружившее королевский дом Англии, было созданием плюсов на арене международной политики. Но, скорее всего, это сияние просто было внешним результатом отсутствия управления в области администрации и финансов. Золото просто черпалось из казны и раскидывалось. Аристократия, окружившая короля, ничего о тонкостях администрирования не знала и знать не хотела. Старые советники, доставшиеся королю от отца, терпелись при дворе только в качестве объектов для насмешек, ни власти, ни влияния у них больше не было.

Пока умные люди ужасались происходящим, король развлекался, а гуманисты, осыпаемые дотациями, пели дифирамбы наступившему «золотому веку», один человек увидел в создавшейся ситуации свой шанс. Томас Волси, еще не сэр и не кардинал, а скромный раздатчик милостыни его королевского величества. И креатура Ричарда Фокса, который во многом помог Генри VII выстроить его систему административного управления, выполняя при леди Маргарет Бьюфорт роль, схожую с ролью Дадли при Елизавете I: был ее голосом там, где ей, как женщине, было невозможно высказываться.

Фокс всегда умел держать нос по ветру, и достаточно быстро понял, что при новом дворе ничего, кроме унижений и уколов, ему не светит. И удалился от политики в академический мир, оставив при дворе своего человека – умницу Волси. Благо, Фоксу было уже за 60, и у него было слабое зрение, так что фактическая отставка выглядела достойной пенсией.

Что касается Волси… В 1511 году он был еще, несомненно, человеком Фокса, о чем говорят его постоянные отчеты патрону, в которых он описывает финансовый и административный ахтунг при дворе молодого короля. На закончившийся пшиком совместный с королем Фердинандом поход, Генри щедро дал лорду Дарси 1 000 фунтов. Предполагалось, что это будет займом, который оплатится легко из военной добычи. Но, поскольку добычи не случилось, а случились сплошные расходы и неприятности, короля легко уговорили превратить заем в подарок. Волси, тогда еще сторонник партии мира, радуется в сентябрьском отчете немилости к Томасу Говарду, будущему герцогу Норфолку. Он пытается уже в тот период смоделировать будущее и убедить через нужных людей короля, что Говарда надо сослать на север навсегда, отняв у него право на апартаменты во дворце. И разве не лучше было бы поселить в освободившиеся апартаменты мудрого Фокса?



Оказалось, что не лучше. Эдвард Говард, сын сэра Томаса и любимчик короля, захватил парочку шотландских кораблей, и военная партия снова оказалась сверху. И Волси примкнул к выигравшим. Будущий кардинал к 1512 году понял кристально четко, что в королевстве все будет так, как хочет король, а король хочет войны и славы. Более того, аристократическая молодежь и более старшие родственники королевских фаворитов знать ничего не знали о том, как сделать желания короля реальностью. Не знал этого и король. Опять же, аристократы не сидели постоянно возле короля в полном составе. Они воевали, носились с дипломатическими миссиями, сновали по поручениям короля, и тратили изрядную часть своего времени на управление собственным хозяйством.

Томас Волси взял управление государством в свои руки так плавно, что никто этого поначалу и не заметил. Кухню управленческих хитростей Волси постиг еще в свою бытность при Маргарет Бьюфорт и Фоксе. Но для того, чтобы стать, по сути, административным заместителем короля, этого было мало. Волси понимал, с кем он имеет дело. Он понимал, что его величество Генрих VIII превыше всего ценит красивое слово и красивый жест. Несомненно, Волси увидел еще одну особенность этого монарха: неуправляемость. Это, несомненно, упрощало задачу завоевания доверия короля. Не надо было тратить порох на умасливание спесивых пэров, из которых даже самые безмозглые никогда не приняли бы сына мясника всерьез. В том, что он-то королем управлять сумеет, Томас Волси не сомневался.



Король Гарри умел ценить нужных ему людей. Волси раздобыл денег на войну 1513 года, чем заслужил веру короля в его деловые способности. Да еще и война оказалась удачной. Так что в 1514 году Волси стал епископом Турне и Линкольна, и архиепископом Йоркским, а через год – кардиналом и лордом канцлером. Неплохой взлет, не так ли? А все благодаря тому, что он постоянно находился возле короля.

В самом деле, кто мог быть ему конкурентом? Война с Францией унесла Эдварда Говарда и Томаса Найветта, к которым король Гарри был, пожалуй, по-настоящему привязан. Канцлер Вархам сложил с себя обязанности в 1515 году, и в том же году Фокс сдал королю малую печать, хранителем которой был столько лет. Старая гвардия стала настолько старой, что предпочла потратить оставшиеся годы жизни на примирение с Богом, а не на службу королю.



Чарльз Брэндон, единственный из друзей юности короля, переживший все повороты королевской политики, всегда отличался примерной гибкостью.

Брэндон в детстве

Бэкингем практически выпал из ближнего круга короля, еще не войдя в этот круг как следует. Никто не потерпит возле себя придворного, который даже колено перед королем преклоняет неохотно.

Норфолк, несмотря на аппетит к королевским милостям, был исполнителем, не архитектором, и сам об этом знал. Болейн занимался дипломатий и подолгу отсутствовал. Комптон, конечно, оставался Комптоном, но он никогда не имел амбиций в больших масштабах.

После коронации Генриха VIII прошло каких-то пять лет, но эти годы унесли и отдалили от него почти всех, с кем он вырос из принца в короля. Лишь Волси оставался всегда рядом, всегда готовый исполнить, выслушать, найти способ, порадовать своего господина оригинальным подарком.

@темы: Англия Тюдоров

---

Горба-таки не было, но сколиоз был

A human skeleton with a cleaved skull discovered beneath a parking lot in England may belong to King Richard III, researchers announced Wednesday, though they have a long way to go in analyzing the bones to determine the identity.

The researchers note they are not saying they have found King Richard III's remains, but that they are moving into the next phase of their search, from the field to the laboratory.

"We are clearly very excited, but the university now must subject the findings to rigorous analysis. DNA analysis will take up to 12 weeks," Richard Taylor, the director of corporate affairs at the University of Leicester, told reporters this morning.

The remains were hidden within the choir of a medieval church known as Greyfriars, where the English monarch was thought to be buried. Though the location of this church had been lost, historical records suggested that Richard III was buried there upon his death in battle in 1485.

Two skeletons were discovered: A female skeleton that was broken apart at the joints was found in what is believed to be the presbytery of the lost church. The other skeleton, which appears to be an adult male, was found in the church choir and shows signs of trauma to the skull and back before death, which would be consistent with a battle injury, the researchers said.

"A bladed implement appears to have cleaved part of the rear of the skull," according to a University of Leicester statement.

In addition, a barbed metal arrowhead was lodged between the vertebrae of the male skeleton's upper back, Taylor said, adding that the spinal abnormalities suggest the individual had severe scoliosis, though was not a hunchback, as he was portrayed by Shakespeare in the play of the king's name.

Even so, the scoliosis seen in the skeleton would've made the man's right shoulder appear visibly higher than the left one. "This is consistent with contemporary accounts of Richard’s appearance," according to the university statement.

University of Leicester archaeologists began excavating the parking lot of the Leicester City Council building on Aug. 25, in search of the church and the king's remains. Since then, they have turned up the Franciscan friary, a 17th-century garden thought to hold a memorial to the king and various other artifacts.

On Aug. 31, the dig team applied to the Ministry of Justice for permission to begin exhuming the two skeletons, a process that began on Sept. 4.

"We are hopeful that we will recover DNA from the skeleton," University of Leicester geneticist Turi King said at the briefing, as recorded in a tweet by the university.

The bones will now undergo laboratory analyses, including DNA tests, which will be led by University of Leicester geneticist Turi King. The results could then be compared to those of a direct descendant of Richard's sister, who was uncovered by John Ashdown-Hill, author of "The Last Days of Richard III." From those remains, scientists have mitochondrial DNA, or the DNA inside the cell's energy-making structures, which gets passed down only by mothers.

Кратко: у найденного скелета поврежден череп, тип повреждения типичен для повреждений от удара меча. В спине сдела стрела (наконечник сохранился). У человека, чей скелет был найден, был сколиоз, искривление позвоночника, и правое плечо выше левого. Горбатым хозяин скелета не был. Теперь делаются анализы DNA, и результат обещают через 12 недель. Тот же Эшдаун-Хилл, который вычислил местоположение захоронения, вычислил и прямого потомка сестры Ричарда, который нашелся в Канаде. Так что резальтат будет точным.

Бедняга Ричард... Его смогли достать мечом спереди потому, что кто-то выстрелил ему в спину... Когда он почти достал Генри Тюдора. Боже, какие просторы для воображения.

@темы: Richard III

---

Умора!

Спасибо  Алексиель за наводку)))

@темы: "веселая бредь"

---

Анаморфия

Сколько раз я видела картину Гольбейна "Послы", но никогда не обращала внимания на нечто неопределенное на переднем плане:



Оказывается, это "нечто" - вполне определенное изображение, которое можно увидеть только под определенным углом:



В свое время картина произвела фурор.

К концу правления короля Гарри, Гольбейна при его дворе сменил Уильям Скротс, которому король платил вдвое больше, чем платил Гольбейну. Вот Скротсу и принадлежит анаморфный портрет принца Эдварда, который подозрительно напоминает карикатуру. На самом деле, под определенным углом эта "карикатура" выглядит нормальным портретом.



Писал Скротс и нормальные портреты. Например, портрет Суррея, о котором я писала недавно - это его работа. Более того, утверждют, что там выписан тот самый тайный герб, за который граф лишился головы. Не уверена, на суде портрет не фигурировал, и бризура наследника изображена именно на изображении шотландского льва, пронзенного стрелой, пожалованном Говардам персонально, уже королем Гарри. Судили же Суррея за подобную бризуру над знаками св. Эдуарда и королевского дома, потому что это была заявка именно на роль наследника короны.

@темы: Англия Тюдоров

---

Ровно неделя на новой работе

Боже святый, какой дурдом!)))

Окончательно убедилась в том, что система, которая должна помогать больным и немощным жить дома, а не в отделениях больничного типа, нуждается в полном ремонте. Когда выходишь из офиса в 8 утра, и возвращаешься в 14 дня, сделав 9 визитов по достаточно обширной территории (ножками, в основном), то на вразумительную деятельность не хватит времени, это ясно. Записать бы в машину то, что сделала. На том участке, где я была весной практиканткой, максимальное количество посещений было 6, норма и вовсе 5, и компактно живущие подопечные.

Там и дисциплина была железная. Здесь… Здесь ее нет от слова вообще. Бумаги в полном хаосе, никаким записям нельзя доверять, проблемы решаются, как придется, списки работы на день делаются на коленке и как попало. В общем, организации никакой.

Район, правда, красивый, по обе стороны от главной улицы Хельсинки. Оказывается, в глубине скрываются огромные парковые зоны и красивые, небольшие дома этажа в 3. Пока перекусывала, сидя в парке на скамейке. Зимой, конечно, такая лафа будет вряд ли доступна.

Однокурсница, работающая с начала лета в соседней бригаде, жалуется, что некогда днем ни поесть, ни отдохнуть – слишком много работы, приходится делать без перерывов вообще. Но она у нас девушка безответная, за себя никогда постоять не могла. Я пресекла попытку сразу, по возможности мягко. Сказала, что нимб мученика не является моей конечной целью. Кажется, меня не поняли, но лист посещений изменили.

В пятницу сдала чохом все квесты на разрешения делать уколы и пр. Фельдшерица поколебалась, и дала мне еще для ответов лист практических умений, требуемых от фельдшеров. Сдала и его. Получу право делать внутримышечные и адреналин. Скорее, вопрос статуса, чем практической важности. Надоело отвечать на изумленные вопросы, почему не пошла сразу учиться на фельдшера или врача. Господи, да потому, что для меня это по деньгам недоступно. Да и поздно. Просто нет смысла.

Коллеги разные. Одна, почему-то, жутко обиделась на то, что я потребовала собственный лист уже после двух дней спарринга. Для меня предполагаемые 2 недели введения в курс были бессмысленны, мне уже в школе надоело таскаться с руководителями практик. Неприятная тетка. Остальные довольно нормальные. Впрочем, видимся только в начале и в конце смены, так что все равно.

Как я и надеялась, 6 часов ходьбы в день по свежему воздуху и пересеченной местности идут мне на пользу. Я не выматываюсь до отупения, как после смены в отделении. Просто устают ноги, что со временем должно пройти.

Когда я летом повторяла здесь написанное мной в 2009 году, мне в какой-то момент стало жутко: я не заметила, как прошли ТРИ года. Потому что они прошли, на 90%, в четырех стенах и при свете ламп. Микроклимат, который никогда не меняется. Мне захотелось почувствовать времена года на своей коже. Капли дождя, снежинки, порывы ветра, колючесть пурги, тепло солнца.
Не знаю, сколько времени мне это будет нужно. Не знаю даже, что я буду делать через год. Но пока, как мне кажется, я попала в правильное место.



APD Хи, теперь посещений в обычный день от 9 до 15, за вечер до 18. Скорее жива, чем сдохла. 05.05.2013

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Коридоры власти при Тюдорах - 2

С принцем Гарри, который стал Генрихом VIII, все было ясно с самого начала. Он будет заниматься только тем, что ему интересно, и ничем больше. Его интересовала, например, инженерия, механика, картография и геральдика. Его интересовала большая политика, дипломатия. Но он никогда не желал вникать в то, как именно его планы будут осуществляться на практике. Рядом с ним всегда был кто-то, координирующий усилия разных департаментов королевства.

by Mark Satchwill

Потому что этого короля интересовал только конечный результат. И награждал или карал он только за конечный результат, не за усилия, без всякого учета объективных причин неудачи. Отсюда постоянное присутствие около его трона «второго лица» в королевстве: сначала Волси, потом Кромвеля, и, в конце царствования, Эдварда Сеймура. Последний, впрочем, был недостаточно одарен для сольной роли, поэтому делил обязанности с Дэнни и еще несколькими особо доверенными.



Собственно, роль нового короля была определена еще до того, как он короновался: его царствование должно было стать новой эрой освобождения аристократии из того подчиненного состояния, в которое ее загнал Генрих VII. Не сказать, что это было простой задачей. К 1509 году число наследственных аристократов сократилось максимум до 60. И эта элита имела свои довольно жесткие внутренние границы: герцоги, маркизы и графы на верхних ступеньках иерархии, виконты и бароны – на нижних. Любые попытки слепого фаворитизма по прихоти короля (как это было при Генрихе VI) приводили к неизбежному хаосу и вражде.

Но еще хуже, чем вражда, было состояние нейтрального отупения, в которое впала знать к моменту битвы при Босуорте. На стороне Ричарда выступили всего шесть пэров, на стороне Тюдора – двое, да и те были изгоями, примкнувшими к нему во Франции. Учитывая, что в те времена король не имел королевского войска и практически полностью зависел от военной силы, которую приводили к нему по зову магнаты, ситуация выглядела мрачно – для короля.

Тюдор никогда не простил английской знати этого нейтралитета при Босуорте. Его действия были достаточно прямолинейными. Выжившие Плантагенеты были казнены. Де ла Поли, отпрыски сестры Эдуарда IV, были сначала разжалованы из герцогов в графы, а потом и вовсе вытеснены в эмиграцию. Потомки Греев (маркизы Дорсета) и Кортни (графы Девона) были лишены состояния и имущества и заперты по тюрьмам.

Что касается остальных, на них было навешено ярмо бондов. Как на тех, кто служил верно, так и на тех, в чьей верности этот параноидально подозрительный монарх сомневался. Чем были эти бонды? Просто-напросто соглашением с королем, но соглашением, невыполнение которого каралось астрономическим штрафом. Поскольку любое соглашение можно было составить так, что нарушение было неизбежно (сам король решал, нарушено оно или нет), к концу правления Скряги 2/3 знати были опутаны висящими на них долгами, которые король мог востребовать (и разорить навсегда весь род), а мог и не востребовать. Надзирали за процессом Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли, и надзирали, используя вполне грубую силу, которой никто не смел сопротивляться.

Стоит ли удивляться, что по поводу смерти Генри VII никто не уронил ни слезинки, даже его матушка, у которой он под занавес отобрал любимый дворец?

Зато на таком фоне любой следующий король мог выглядеть сияющей звездой. И звездой его приняли. За красотой торжественных церемоний и восторженных речей как-то позабылось, что Эмпсон и Дадли были, конечно, казнены, но вот из всей массы бондов отменены были всего несколько. Остальные пообещали рассмотреть осенью. Потом как-то все отложилось до сессии парламента в январе 1510 года, что было событием самим по себе: Скряга не созывал парламент 10 лет!

Церемония открытия была блестящей, вся знать присутствовала, каждый на своем месте, и Лорд-Канцлер произнес прочувствованную речь о важности парламентаризма, этой защиты против несправедливостей и произвола. Кортни и Греи были восстановлены в правах, дочь герцога Кларенса была сделана графиней, а ее сын стал лордом.

Дальнейшие же политические акции уперлись в непроходимый барьер: нежелание короля взять на себя тяжелую работу. Он хотел блеска и славы, он практически молился на своего героя Генри V, но заниматься скучной, монотонной государственной работой он не хотел. Или не умел. Он не хотел видеть, что слава его героя была построена на потрясающей внимательности к мелочам и умении притягивать сердца этой внимательностью.



Проще говоря, Генри V был гением, причем обладал работоспособностью гения. А Гарри был многообещающим, но менталитетом вечно, почти до конца слишком молод, Гарри был, опять же, избалован - в отличие от своего кумира.

«Веселиться средь друзей
Я буду до скончанья дней.
Мне никто не запретит,
И Богу это не претит»

Действительно, запрещать стало некому. Правительство не могло запретить королю ничего, а в его ближнем кругу никто не собирался возражать против приятного времяпровождения. Для знати королевства это дало лазейку прямого воздействия на настроение короля: его окружили достойными для королевских забав компаньонами.

Граф Вильтшир – младший брат герцога Бэкингема, Эдвард Говард – второй сын графа Суррея (будущего герцога Норфолка), Томас Книветт – зять графа Суррея, Томас Болейн – еще один зять того же графа, Томас Грей – маркиз Дорсет, Генри Бурчиер – граф Эссэкс, Эдвард Невилл – младший брат лорда Абергаванни… Аристократы, связанные друг с другом и прочими семействами Англии нитями дружбы, союзов, обязанностей.

представьте себе, это - Томас Болейн

На этом фоне Чарльз Брэндон и Генри Гилфорд выглядели дворняжками, потому что их семьи получили рыцарство только при предыдущем Тюдоре.

Совсем темной лошадкой был Уилл Комптон, который наверняка был сыном или йомена, или мелкопоместного дворянина, но в этой компании был действительно «человеком из ниоткуда». И единственным, имевшим должность в дворцовом штате, кстати говоря. И - самым близким к королю человеком. Если бы у королей могли быть друзья, Комптон был настолько близок к этой роли, насколько вообще возможно для господина и слуги.

@темы: Англия Тюдоров

---

Коридоры власти при Тюдорах - 1

Его величество Генрих VII, Тюдор № 1, он же Скряга, не любил людей. Вернее, он не любил скопища людей. Отдельно взятые личности он мог и любить, и даже ценить, но вести обычную жизнь английского короля он был просто не в состоянии. Потому что для такой жизни нужно было быть или экстравертом, или с младенчества воспитываться для жизни на публике. Каждый день своей жизни, каждую минуту, не имея никакой приватности ни в собственной постели, ни даже, пардон, на стульчаке.



Жизнь английского короля проходила в двух, функционально разделенных, сферах. Одной из них был большой зал, состоявший как бы из двух частей. В верхней король пировал, обслуживаемый придворными. В нижней обедали придворные и приглашенные.



К нижней части примыкали всевозможные хозяйственные помещения, и вся эта сфера была выделена в отдельный хозяйственный департамент, Household. К верхней части примыкало то, что называлось королевскими покоями, апартаментами – как угодно. По идее, это была приватная половина, Chamber, на которой король жил, и которая была выделена в отдельный управленческий департамент. На практике, никакой приватностью там и не пахло.

Когда-то приватным покоем короля была всего-навсего одна большущая комната, где в углу ютилась неимоверных размеров кровать. В XIV – XV веках короли устали от того, что их спальня являлась полем битв конфликтующих между собой функций, и разделили огромный зал на три более или менее равных части: Большую палату, Приемную палату и Приватную (она же Тайная).

В Большой палате располагалась гвардия короля (Йомены короля).

Присутственная палата была тем самым тронным залом, в которой король «буднично» обедал, в которой принимали послов, и куда каждый день стекались придворные друг на друга посмотреть, себя показать, и посплетничать.

приватный обед короля Гарри

Генри VII решил, что одной, условно приватной, палаты ему явно недостаточно. О какой приватности можно говорить, если там постоянно околачивалась куча народа – от музыкантов до бюрократов. И, конечно, высшая аристократия королевства старалась постоянно находиться поближе к особе короля, «быть вхожими», так сказать.

Пять лет королю пришлось терпеть. А потом он пожаловался маме. Серьезно. То есть, пожаловался он гораздо раньше, но планирование королевской жизни на новый лад заняло у леди Маргарет некоторое время. Впрочем, может, и не пожаловался, а глазастая леди Маргарет сама поняла кое-что. И Тайную палату решительно изолировали от Присутственной и Большой. Построили целую сеть спален, комнат, библиотек, в которые доступ был строго ограничен для очень небольшого числа придворных.

Если раньше политика делалась на глазах у многих, с 1490 – 1495 она стала делаться за плотно закрытыми дверями.

Надзирал за функционированием этого обновленного Приватного покоя человек, носящий дикий для нашего понимания титул Groom of the Stool, Смотритель Стула – того самого, куда и король ходил пешком. Не могу сказать, насколько точны язвительные шутки о том, что короли никогда не касались своих собственных штанов, но Смотритель всегда присутствовал при королевской особе, когда та себя на стульчаке облегчала. Приватность? Нет, не слышали.

За Большой и Присутственной палатами надзирал Lord Chamberlain, лорд-гофмейстер.

Вообще вся прислуга Присутственной и Большой королевских палат набиралась из той верхушки дворянства, которая почти смыкалась с аристократией. Лорд-гофмейстер и вовсе должен был быть пэром королевства. Он также входил и в королевский совет.

В приватные покои короля политиков, по идее, не допускали. Сама обслуга набиралась из простого дворянства, или даже из простонародья. Подразумевалось, что эти люди не могут и не должны иметь неизбежных для аристократии связей в политической жизни королевства. Смотритель стула был придворным и бюрократом. Он полностью отвечал за функционирование приватных апартаментов короля, за сохранность всего, в этих апартаментах находящегося, заведовал личным кошельком короля и исполнял обязанности личного секретаря. Обязанностей было много, а вот официального влияния никакого.

Поговаривают, что причиной такой переорганизации мог стать скандал с лордами Уильямом Стэнли, который был лордом-гофмейстером, и Джоном Фитцуолтером, лордом-стюартом. Оба были настолько вовлечены в политику, что потеряли головы. После этого Скряга решил окружить себя более спокойными людьми. Единственным, кто имел неограниченный допуск в приватные покои этого короля, был сэр Реджинальд Брэй, правая рука леди Маргарет Бьюфорт. Хотя этого сэра можно смело считать начальником службы безопасности, так что ничего удивительного в его привилегии нет.

Брэй

Скорее же всего, за перестройками стояли и стремление Скряги к одиночеству и покою, и то, что политики вокруг ему были просто не нужны – он сам планировал свою политику, сам находил при помощи мамы подходящих исполнителей, и сам проверял их работу.

Королевский совет при Генри VII практической роли не играл. Масса всевозможных комиссий проводила в жизнь решения самого короля, и только король обозначал границы, в которых эти комиссии действовали. Это была полная и абсолютная диктатура практически недостижимого ни для кого короля-наблюдателя/трудоголика/одиночки. Вполне возможно, что принц Артур воспитывался в том же духе.

Но принц Генри с детства был окружен группой друзей, был ярким экстравертом, и предпочитал быть участником событий, а не наблюдателем со стороны. Кроме того, несовершеннолетний король был категорически не готов везти тот груз функционирования всего королевства, который без особого напряжения тащил его близорукий, страдающий от астмы и туберкулеза папаша. Не говоря о том, что ему была предназначена роль антипода предыдущего короля, властно взявшего свою знать за горло системой бондов.



Ситуация предлагала много заманчивых возможностей для многих, но быстрее всех оказался Томас Волси, который без всяких формальных назначений взял на себя роль координатора королевской администрации. Координировать ему пришлось взаимодействие между двумя группами. Неформальной группой придворных друзей Гарри, ни у одного из которых не было официальной должности при дворе (кроме Уильяма Комптона, пресловутого Groom of the Stool), но было огромное влияние на короля. И формальной организацией управленческих бюрократов, у которых была исполнительная власть, но не было влияния на короля.

Администрация королевства состояла из министерства финансов (Exchequer), суда лорда-канцлера (канцелярия, Chancery) и трех секретариатов: Большой государственной печати (Great Seal), Малой государственной печати (Privy Seal), и Печатки (Signet). До самого конца XV века все бумаги пересылались между секретариатами, пока, во многом, эту громоздкую систему не потеснила просто королевская подпись в менее формальных случаях. Министерство Финансов и Канцелярия имели свои постоянные помещения. Секретариаты печатей передвигались вместе с королем.

Лорд-Казначей (Lord Treasurer), Лорд-Канцлер (Lord Chancellor), Лорд-Хранитель печати (Lord Privy Seal) и Государственный Секретарь были самыми весомыми членами королевского совета. Проблема с королевским советом была, тем не менее, в том, что его численность, состав и влияние сильно варьировали при разных правителях. Что еще интереснее, ни у кого из членов совета не было того, что можно было бы назвать должностной инструкцией. Между департаментами администрации не было никакой координации.

Роль координатора и Большого Босса, ставящего задачи своей команде, выделялась королю. Та еще работа, надо признать. Это объясняет, почему некоторые правления были для королевства просто катастрофичны: если король был чуть больше нормы ленив и чуть менее ответственен, чем ему следовало быть, начинался хаос.

@темы: Англия Тюдоров

---

История графа-поэта -4

Судный день для графа наступил 13 января 1547 года. Поскольку пэром он не был, судили его в доме гильдий. И, поскольку лондонцы знали, что их ожидает спектакль, утренние улицы были просто забиты народом, а графа сопровождал эскорт из 300 (!) стражников. В 9 часов процессия добралась до зала суда, который тоже был забит под завязку, где графа ожидало жюри из 12 человек – знакомые все лица. Он впервые услышал, кстати, в чем именно его обвиняют.

А обвинили его в использовании трех серебряных бризур в скомпонованном им гербе. Не велико преступление, конечно. Многие гербы тюдоровской аристократии не выдержали бы детальной проверки геральдической палаты, если бы этой палатой не руководил тот, кто данные гербы сделал. Да и собственный герб сэра Ризли, руководителя, был плодом хорошего знания материала, а не честным свидетельством благородного происхождения, если говорить откровенно. И все это знали.



На долю жюри осталось доказать, что эти злополучные серебряные бризуры были не просто какими-то там бризурами, а попыткой присвоить знаки достоинства, на которые имели право лишь короли. Ведь три серебряные бризуры были на гербе наследного принца Эдуарда! Недаром обвинение начало слушание с требования смертного приговора: «Во-первых, за узурпирование королевского герба, что дает основание подозревать, что он собирался стать королем, и, во-вторых, за попытку сбежать из тюрьмы, чем он признал свою вину!»

На что граф живо ответил: «Ты лжец, и за кусок золота осудил бы собственного отца! Я не узурпировал королевские знаки в своем гербе – мои предки носили эти знаки. Сходите в церковь в Норфолке, они там уже 500 лет!».

Уильям Пайджет дал вовлечь себя в перебранку: «Успокойтесь, милорд! У вас на уме была измена – поскольку король стар, вы решили стать королем!». Граф возразил: «Старый судяга… К тебе-то это как относится? Попридержал бы лучше свой язык, и так королевство опаршивело с тех пор, как король дал таким выскочкам, как ты, сидеть в правительстве!»



Виконт Лайл (Амбруаз Дадли) попытался вернуть внимание суда к попытке побега, которая как бы свидетельствовала, что подсудимый был виноват и страшился суда. «Я хотел сбежать, чтобы не угодить в ту задницу, в которой сижу сейчас, мой лорд, потому что прекрасно знал, что как бы невинен ни был человек, вы всегда признаете его виновным».



Досталось и свидетелям. Одному, который утверждал, что на бахвальство графа ответил резкими словами, он ответил, обратившись к жюри: «И вы верите, что за такие слова граф Суррей не вышиб бы у него мозги?».

На вопрос по поводу плана сделать сестру любовницей короля, он зло ответил, что неужели его осудят на основании слов скандальной бабы?

В таком духе шоу продолжалось до полудня. После восьми часов пререканий между членами жюри, Пайджет принес им записку от короля. Через час жюри единогласно объявило о признании графа виновным.

На что Суррей отреагировал немедленно: «И в чем именно виновным вы меня признали? Да вы не найдете такого закона! Но я знаю, что король решил избавиться от благородной крови, и окружить себя низкорожденными».

И на обратном пути в Тауэр граф полностью отпустил поводья, продолжая высказывать свое мнение о положении дел в королевстве. Несомненно, все слушали с жадностью, но не все радостно – многих всерьез шокировали непристойности, которые граф говорил о короле. Жаль, история их не сохранила. Как не сохранила и последней речи графа на эшафоте. Судя по тому, что договорить ему не дали, он остался верен себе до последнего вздоха.

Документ “Drawing of arms of Howard,earl of Surrey, for which he was attainded” хранится в Британской библиотеке. Скетч, сделанный кем-то из Геральдической палаты, действительно слишком перегружен, и действительно имеет много погрешностей, как свидетельствуют те, кто этот скетч видел. Но, тем не менее, он полностью отражает то, что граф не просто развлекался. К сожалению, не могу здесь этот документ привести, потому что в сети гербов Говардов хоть пруд пруди, и за их аутентичность сложно поручиться.

Что касается других действующих лиц драмы, то Бесс Холланд за ее показания вернули все ее драгоценности. Известно, что она жила в Медхеме, и что Мэри Говард, графиня Ричмонд, платила ей 20 фунтов годовых. Бесс вышла замуж – очевидно, за дворянина-помещика Генри Реппса из Медхема, хотя называется и пара других имен. В любом случае, 35-летняя Бесс вышла замуж. Так же неточны сведения о том, действительно ли она умерла родами в 1548 году, или пережила своего бывшего любовника, герцога Норфолка. Герцог после своего освобождения никогда не имел с Бесс дела, и ничего ей не завещал.

Мэри Говард прожила еще 10 лет, замуж она не вышла. Как ни странно, с ней герцог не разругался. Возможно, потому, что корона отдала ей на воспитание детей ее казненного брата, в том числе и наследника герцога Норфолка по прямой линии. Во всяком случае, герцог ей завещал 500 фунтов. Поскольку Мэри назначили опекуном ее племянников, она получала все доходы от обширных владений сироток до их совершеннолетия. Воспитывала их леди Ричмонд как протестантов, пригласив в учителя Джона Фокса, будущего автора Book of Martyrs.



Что получилось в результате – известно на примере четвертого герцога Говарда, несостоявшегося жениха Марии Стюарт и несостоявшегося английского наследника трона после Елизаветы.

@темы: Англия Тюдоров

---

Рикардианцы, внимание!

Там уже что-то нашли, на раскопках в Лейчестере. Неужели разгадка близко?



www.dailymail.co.uk/sciencetech/article-2201744...

Спасибо  solange63 за ссылку!

@темы: Richard III

---

История графа-поэта - 3

Поздней осенью 1546 года свидетелей по делу графа Суррея собрали в Лондоне. Это была настолько блестящая возможность свести счеты с семейством Говардов, что показания, зачастую, были просто невнятными грязевыми фонтанами. Конечно, люди были Говардами действительно обижены. Представьте, что почувствовал кузен графа, Эдмунд Новитт, когда заявил, что собирается вообще покинуть королевство из-за того, что поссорился с герцогом и с ним, потому что не желает нести здесь бремя недоброжелательности, которое они к нему испытывают. Граф Суррей сладко ответил: «Что ты, дорогой кузен. Моя недоброжелательность не падает так низко. Моя недоброжелательность парит выше, гораздо выше!»



Обидно? Конечно. Ну как не использовать случай придать неопределенным словам графа зловещее звучание? Ведь все, включая графа, знали, чем закончится объявленная на него охота. И каждый хотел оставить на законной добыче следы своих зубов.

Сэр Новитт, например, помимо тревоги по поводу того, где именно парит недоброжелательность его кузена, беспокоился и о том, что в штате графа есть итальянцы. Один определенно раньше служил Реджинальду Полю, врагу отечества и слуге богомерзкого «римского епископа», а другой, акробат Паскуаль – ну вот наверняка шпион.

Сэр Эдвард Ворнер, позиционированный судом, как «друг графа Суррея» показал, что ему говорил сэр Ричард Деверос, что «гордость и жажда славы вышеупомянутого графа может в один день значительно уменьшиться. Я спросил, что он имеет в виду, и он ответил: «Что, если в один день король обвинит его в том, что он говорил, что когда Господь призовет короля, кто еще будет управлять принцем, если не милорд его отец». Бред, конечно, который ни один суд не должен бы был принимать во внимание, потому как Ворнер пересказал пересказанный ему разговор.

Другой «друг» графа, Эдвард Роджерс, тоже припомнил разговор со служащим короля, эсквайром Джорджем Благом, который рассказывал ему, что граф еще месяцев девять назад говорил, что король должен назначить регента для управления принцем, и что его отец, герцог Норфолк, подходит на эту роль и по заслугам, и по статусу. Ярый реформист, Благ ответил, что если такое случится, он лично всадит кинжал графу в грудь, но не допустит, чтобы принца учили ложной религии. На что принц, с присущим ему тактом, хмыкнул: «Бодливой корове Бог рогов не дал», да еще потом и явился к дому Блага с мечом в руках мерять длину рогов.

Роджерс в возрасте 70 лет

Сэр Гавен Кэри, помимо разговора Суррея с сестрой, припомнил еще один разговор. Граф выражал недовольство политикой короля, возвышающего на самые верхние ступеньки власти «шваль типа Волси и Кромвеля». Сэру Гавену тоже рассказывал Эдвард Роджерс о мнении графа, кто должен стать регентом при принце. То ли Роджерс был несносным сплетником, то ли просто искренне возмущался амбициями Суррея, и рассказывал о них всем, готовым слушать.
Глупости? Конечно. Только вот, согласно акту Кромвеля от 1534 года, говорить о смерти короля стало государственной изменой.

Привезли давать показания и сестру графа, и любовницу герцога. Мэри рассказала еще раз, что отец сговаривал ее за Томаса Сеймура, и все уже было хорошо, но тут вмешался брат со своим мнением, что «эти выскочки ненавистны всем истинным аристократам, и, когда Бог призовет короля, их просто размажут».

Томас

Бетти Холланд смогла вспомнить, как герцог говорил ей, что все эти выскочки при дворе его ненавидят за то, что они не родились джентльменами, и за то, что он верит в Сакрамент. И что король его тоже не любит, потому что он, Норфолк, слишком популярен в народе. И что король разжирел и одряхлел так, что его поднимают с этажа на другой при помощи какого-то механического приспособления. И что король долго не протянет.

Очевидно, понимая, как она выглядит, давая показания против человека, от которого видела в жизни только хорошее, причем в больших, щедрых количествах, Бетти утверждала, что ни герцог ее не любит, ни она герцога, и вообще она сочувствует герцогине.

Но именно Мэри Говард подвела базу под обвинения в государственной измене против графа. Она рассказала (говорят, что рассказала еще раньше, королю, которому жаловалась на притеснения брата), что ему сделали герб, где, вместо обычного герцогского коронета, было изображено нечто, похожее на шапку, которую несут перед королями во время коронации, с опушкой, и короной, напоминающей королевскую. И с инициалами HR (Henricus Rex), которые принадлежали королю.

К сожалению для графа Суррея, его сестра рассказала чистую правду. Он использовал герб своего деда по матери, герцога Бэкингема, в котором совершенно законно использовались детали королевского герба и лилии – через Томаса Вудстока, младшего сына короля Эдварда III. Невинный и законный жест? Увы, нет. Бэкингем был лишен имущества и гражданских прав по обвинению в измене. Взяв детали герба деда на свой герб, граф Суррей, по сути, предъявлял претензии на трон. Наверняка только в виде домашней фантазии, мечты. Тем не менее, его действия согласно букве закона были государственной изменой.

Бетти Холланд подтвердила, что герб видела, и что герцог запретил женщинам этот герб где бы то ни было вышивать. Но не потому, что сын покусился на запретное, а потому, что герб был, по мнению герцога, скомпанован неправильно в отношении знаков Говардов.

Разумеется, графу тут же припомнили историю с трактирщицей, которая считала его принцем. Друзей герцога Говарда в совете больше не было, а враги и к ним примкнувшие искали всё и повсюду, лишь бы соорудить что-то, напоминающее настоящий государственный заговор и попытку переворота, а не просто игру с параграфами закона.

Перед самым Рождеством в Лондон вернулся король, только-только пришедший в себя от приступа общего воспаления, вызванного незаживающей раной в ноге. Королева с ее насквозь протестантским двором была отправлена прочь, в Гринвич. Но от Сеймуров и той реальности, что именно они сейчас имеют власть при дворе, королю было никуда не деться. Да и хотел ли он? Как бы старый Гарри ни относился к Эдварду и Томасу Сеймурам, он знал, что ради племянника они костьми лягут – потому что без племянника они ничто и никто. То есть, с врагами Сеймуров надо было разбираться.

Эдвард Сеймур

Король, как обычно, персонально занялся той частью дела против Норфолков, которая была ему интересна, и в которой он был экспертом – геральдикой. Он обложился литературой, списками прецедентов и обычаев использования и компиляции гербов, и персонально, очень профессионально разобрал то, что сделал своим тайным гербом граф Суррей. Его письменный анализ сохранился, но он слишком специфичен для человека, от геральдики далекого, и я его опущу. Вывод короля был однозначен: герб был сделан с ошибками и серьезными допущениями.

Король оставил на документе и другие пометки, к гербу не относящиеся:
- «Если человек сказал следующие слова: «Когда король умрет, кто может лучше править принцем, чем мой отец или я» - это важно?»
- «извращение Королевского совета»
- «Если человек сказал о пожалованном дворянине: «Когда король умрет, я прикончу его немедленно» - это важно?»

Из заметок понятен если не ход мыслей короля, то хотя бы то, что обвинения ему были представлены в несколько более драматизированном виде, нежели прозвучавшие на суде.

Тем временем, граф Суррей, находившийся в башне св. Томаса в Тауэре, утворил неслыханное: он попытался из Тауэра бежать. Терять ему было, в общем-то, нечего. А возможность он углядел во время приватного заседания в сортире, который, в этой башне, удобно располагался всего в двух футах над рекой. Надо было только убить двоих человек, которые за ним присматривали. Граф приказал своему человеку, Мартину, пронести в Тауэр кинжал, спрятав его в бриджах. Потом Мартин должен был отправиться в док, нанять за любые деньги бот, и быть в определенном месте на реке около полуночи. К сожалению, Суррей и здесь был жестче на словах, чем на деле. Охранников он не убил, и они заметили, что кровать графа пуста, и успели его поймать за руки в тот критический момент, когда он уже почти просочился в клозетную дыру.

После этого графа заковали в кандалы, стоимость которых была скрупулезно добавлена к расходам на содержание Суррея в Тауэре. Кандалы, похоже, не были совсем уж массового производства, потому что обошлись казне в симпатичную сумму 13 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов. Из записей лейтенанта Тауэра также понятно, что апартаменты графа были не лишены удобств. Там даже гобелены на стены повесили, хорошую посуду обеспечили, и спроворили узнику накидку из черного сатина на меху. Граф ждал свой судный день в относительном комфорте.

башня св. Томаса

Там же находились и приватные королевские апартаменты

@темы: Англия Тюдоров

---

Истрия графа-поэта - 2

В декабре 1546 года король явно начал умирать, и при дворе началась ожесточеннейшая подковерная грызня за места в регентском совете принца Эдуарда.

Гарри в 1546 году

Сеймуры, которых Норфолки презирали как выскочек, были дядюшками принца, и старательно закапывали всех, кто мог бы поставить под сомнение их власть в недалеком уже будущем. Норфолки для них были вполне естественной жертвой.

граф-поэт

Во-первых, Говарды действительно были первыми среди пэров и, как следствие, были естественными вождями оппозиции Сеймурам. Во-вторых, здесь был еще вопрос веры. Католики против реформистов. Да простят меня Сеймуры, Дадли и Говарды, если вопросы веры действительно были для них принципиальны. Но я не могу отделаться от чувства, что они использовали веру, как оружие против личных политических противников.

Герцога отправили в Тауэр по воде, отчаянно матерящегося графа провели под стражей по улицам. Знал ли король о том, что Говарды арестованы? Или это было сольным выступлением Сеймуров? На это есть разные точки зрения. Старки уверен, что арест Говардов стал реакцией короля на жалобу вдовы своего сына-бастарда. Мэри, графиня Ричмонд, доведенная до отчаяния давлением со стороны отца и, особенно, брата, собиравшихся подложить ее в постель короля, пожаловалась свекру. Тот пришел в ярость и законопатил Говардов в Тауэр. Потому что закон того времени трактовал Мэри Говард его собственной дочерью, а в вопросах морали король был щепетилен, как это ни странно звучит.

Мэри Говард

Хатчинсон дает другую версию, которая более правдоподобна, если принять во внимание, когда именно произошел арест Говардов. Король к тому времени просто умирал, и знал об этом. Вопрос о любовницах уже не стоял. Нужно было убирать с пути малолетнего сына всех возможных политических противников. А расследование Тайного совета, проведенное в тайне от сторонников Говардов Сеймурами, доказало однозначно: как минимум, граф Суррей видит себя возможным королем. Поскольку граф находился довольно сильно под сапогом своего задиристого папаши, то выходило, что он видит королем своего отца, а себя, в недалеком будущем, принцем-наследником.

Генрих не мог не знать, что на престол герцог никогда в жизни не метил, но из-за амбиций графа Суррея его противниками становились оба, и сын, и отец.

Разговор поэта с сестрой действительно имел место быть. Летом 1546 года. Мэри была еще молода, и хотела бы замуж. Герцог, всегда державший свой выдающийся нос по ветру, подготавливал почву для ее брака с Томасом Сеймуром, на что имел благосклонность короля. Граф же зажал в Вестминстере сестру в угол, и приказал ей завлечь короля. «Со временем ты так ему понравишься, что будешь править им, как мадам Д’Эстамп французским королем!». Возможно, слова подкреплялись чувствительными тычками, потому что Мэри разрыдалась и начала кричать, что «провались пропадом все Говарды», и что она «скорее перережет себе горло, чем согласится на такую дикость». Очень бурная реакция, за которой может стоять и то, что этот разговор был не первым. У этой сцены были свидетели – сэр Гавен Кэрью.

сэр Гавен

Действительно, когда королевские комиссионеры добрались до сундуков в замке Говардов, их поразил контраст апартаментов Мэри и апартаментов супруги графа, не говоря о сундуках любовницы герцога. Проще говоря, в сундуках Мэри не водились даже мыши. Так что правы могут быть и Старки, и Хатчинсон. Просто причина ареста Говардов была не одна, и жалобе Мэри, возможно, дали ход только в конце 1546 года именно потому, что предугадать реакцию короля было несложно. Или долго колебавшаяся Мэри осмелилась пожаловаться свекру только в ноябре-декабре, когда ее существование в Кеннингхолле стало совсем невыносимым.

Но «утопил» графа его бывший друг, сэр Ричард Саутвелл. Саутвелл хотел попасть в Тайный совет, и ему надо было дать будущим коллегам какую-то причину его туда выдвинуть. Вот он и заявил, что «знает некоторые вещи о графе касательно его верности королю». Этого оказалось достаточно для ареста. Надо сказать, что сэр Ричард когда-то был ментором сына Томаса Кромвеля. И герцог Норфолк был тем человеком, который Кромвеля свалил. Тот же Саутвелл выступил в свое время на процессе Томаса Мора свидетелем якобы состоявшегося разговора между Мором и Ричардом Ричем – не в пользу Мора. То есть, врать и лжесвидетельствовать для Саутвелла было так же естественно, как дышать. В случае с Говардом врать даже не пришлось, достаточно было просто предать.

портрет Саутвелла

В те годы было еще возможно арестовать человека без предъявления ему какого-либо конкретного обвинения (это запретила только Мэри Тэдор). Ход следствия, как понимаете. Человеку, попавшему в Тауэр, свойственно писать петиции и оправдываться в грехах, о которых следствие даже и не знало. Из письма герцога на шести страницах, адресаты в Тайном совете многое узнали о причинах падения кардинала Волси и Томаса Кромвеля.

Одновременно шли допросы родных, близких и знакомых подследственных. Мэри Говард горой встала за отца, но охарактеризовала брата, как человека несдержанного. Следователи отметили, тем не менее, что насколько Мэри привязана к отцу, настолько боится и ненавидит брата. Служащие герцога и графа говорили о них, как о людях далеких даже от возможности мысли проявить нелояльность к своему суверену. Самой уязвимой оказалась Бесси Холланд. Конфискация ее богатств напугала ее настолько, что она пела, как канарейка, обо всем, что ей приходило относительно герцога на ум. Но даже она не могла напеть ничего такого, что сам герцог не выдавал бы на гора совершенно открытым текстом.

Надо сказать, что против герцога Норфолка никакого компромата так и не нашли. А искали доказательства тому, что он замышлял уничтожить весь Тайный совет и узурпировать влияние на малолетнего принца, не меньше. Так утверждали Сеймуры. Поскольку не было никаких доказательств, дело пришлось строить против графа. Герцога могли обвинить в государственной измене только на основании того, что он знал, и не донес на сына, поэтому графа Суррея и судили первым.

@темы: Англия Тюдоров

---

История графа-поэта - 1

Генри Говард, граф-поэт, он же граф Суррей, приятным человеком не был.



Говарды вообще не были приятными людьми, за исключением, может быть, первого герцога Норфолка из Говардов, Джона. Не уверена, впрочем, что он обладал какими-то особо теплыми качествами, но человеком он был верным и последовательным.

Его сын, второй герцог-Говард, провел в тюрьме несколько лет после Босуорта, пытаясь донести до первого короля-Тюдора простую мысль: он воевал за коронованного короля Англии, поэтому называть его изменником абсурдно. Он воевал и будет воевать за того, кто сидит на троне, а не за определенную политическую фракцию. В конечном итоге, этот сэр Томас успел послужить четырем королям (и послужить хорошо), и умер в возрасте 81 года, получив чуть ли не по-королевски блестящие похороны. Да он и считали себя равными королям, эти Говарды. В официальных документах каждый из них именует себя «the right honourable and noble prince».

фантазия на тему "герцог Говард объясняет"

Третий герцог Норфолк-Говард – это отдельная песня. Он, кстати, тоже прожил 81 год, и много чего успел повидать и пережить. Личность, одновременно простая, как таран, и, при этом, необыкновенно сложная. По характеру и складу менталитета он был феодалом. Но бедняге пришлось жить в эпоху, в которой феодалам было оставлено мало жизненного пространства, причем оно еще и все время сужалось! Томас Говард даже и не пытался маневрировать. Он точно понял одно: король Генрих VIII никогда не простит человеку только одного греха – чересчур жесткого позвоночника. Только за счет этого озарения третий герцог и пережил своего суверена.



Что касается его старшего сына и наследника, здесь законы генетики сработали на все 100%. Гордость и незамысловатая грубость Говардов, помноженная на высокомерие, горячность и отсутствие каких-либо дипломатических способностей Стаффордов…

К тому же, он вырос вместе с Генри Фитцроем, сыном-бастардом короля, вместе с ним прожил около года во Франции, где оба находились в компании с сыновьями Франциска. Там они развлекались по полной, наводя ужас на мирных горожан. Те же забавы Говард потом повторял и в Лондоне. Как ни странно, лондонцы его, тем не менее, любили. Или, по крайней мере, он был в Лондоне популярен.

Что касается населения обширных поместий Норфолков в глубинке, то там хозяев, похоже, рассматривали людьми суровыми, но справедливыми. Особенно третий герцог умел хозяйствовать. Там все шло так, словно эпоху Средневековья и не сменил Ренессанс. Ничего не менялось. Третий герцог позиционировал себя католиком, но, похоже, особо тонкостями проявления этой веры не интересовался. В его владениях без всякой помпы служились мессы, священники по-прежнему занимались своими приходами, вступающие в брак пары приходили за разрешениями на брак или к герцогу, если он был у себя, или к его управляющему, платили за это разрешение, и был вполне довольны. У Норфолков, кстати, были и серфы – рабы за долги. Что касается графа Суррея, то он частенько так нуждался в деньгах, что не стеснялся занимать у собственных служащих (Говарды были очень богаты, но наличных им частенько не хватало). Долги он, кстати, возвращал.

В тюрьме этот лорд-поэт бывал частенько. В 1537 году он съездил по уху придворного, за что, в общем-то, наказанием было отсечение руки – рукопашные на территории дворца не поощрялись. Помиловали, но в Виндзоре подержали, в той его части, которая была тюрьмой. Говард там времени зря не тратил, а сочинил парочку прочувствованных сонетов.

В июле 1542 года Говард вызвал на дуэль члена королевского двора, Джона Ли, за что был посажен в тюрьму Флит. Оттуда он написал в довольно живом стиле петицию королевскому совету, с просьбой помочь ему снискать милость короля: «для меня будет счастьем, если его королевское величество придет к мысли, что это глупое тело, вечное ищущее приключений, будет готово со всем подобающим уважением служить ему».

Его глупое тело освободили 7 августа, назначив штраф в размере 7 000 фунтов залогом благонравия в будущем. Но уже в январе 1543 года ему пришлось в тюрьму вернуться. Вместе с Томасом Клэром и Вайаттом он устроил дебош, разбив окна в доме бывшего мэра Лондона, потом сэры расколошматили окна в доме одного олдермена, потом поехали в Саутварк и устроили охоту с арбалетами на местных шлюх.

Но серьезное дело против Суррея в Тайном совете началось совершенно случайно. Содержательница постоялого двора подала в суд на мясника за то, что тот подсунул ей недостаточно качественную телятину. Она особо подчеркивала, что когда подаешь блюдо принцу, продукт должен быть первосортным. Судья, конечно, заинтересовался, о каком таком принце трактирщица говорит. Выяснилось, что о сыне герцога Говарда, который, если что-то случится с королем, станет королем. Судья заверил трактирщицу, что ничего подобного, но женщина уперлась: «Так мне было сказано!». Это было уже серьезно, и судья доложил о любопытном разговоре в Тайный совет.

Суррею повезло, что его допрашивали друзья и сторонники его отца: Энтони Браун, епископ Гардинер, Джон Расселл и Ризли. Им удалось отвлечь внимание от проблемы титула тем, что Суррей провинился в нарушении поста. Граф оправдался, что на мясо у него было куплено разрешение, а вот метание камней а окна и людей – да, виноват, и готов понести наказание. Наказанием стали 8 дней в той же тюрьме Флит.

@темы: Англия Тюдоров

---

"И полцарства в придачу" II - 23

Маргарет проснулась мгновенно. Она открыла глаза, и ее взгляд тут же натолкнулся на немигающий взгляд крупного черного кота, который, собственно, ее и разбудил, приставив лапку к носу девушки и деликатно выпустив один коготь.

- Робин, что за… - она осеклась, увидев, что Робин мирно спит рядом. Кот явно ухмыльнулся. На вскрик Маргарет из гардеробной выскочила Джейн Попенкур.

- Ах, это Дон Альва, кот ее величества. Умный, но наглый. Ходит, где хочет, ничего не боится, и обожает гонять собак. Особенно собачку леди Анны, представьте.

С выражением невинным и слегка лукавым, Джейн подхватила Дона Альву под пушистое брюшко и понесла прочь. – Кстати, вам пора вставать, скоро прием у королевы… Говорят, король тоже будет.

Кое-как растолкав Робина, Маргарет решительно объявила мужу, что приводить себя в порядок предпочитает без зрителей. Зевнув и потянувшись, Кот вскочил с кровати и объявил, что ему, хвала Святой Троице, для приведения себя в порядок достаточно просто вымыться, и что он собирается отыскать для этой цели подходящее помещение.

- Мне страшно, Робин, - еле слышно шепнула Маргарет, поймав проходящего мимо нее мужа за руку. – Мне, почему-то, очень страшно.

- Все будет хорошо, - ответил он вслух, целуя ей руку. – Надо просто постараться остаться в живых, - добавил он мысленно, и вышел из комнаты.
Вернувшаяся через некоторое время Джейн привела с собой мальчика-пажа лет четырнадцати.

- Вот, - несколько растерянно сказала она, - его величество прислал Томаса помочь вашему мужу ознакомиться с дворцом и помочь со всякими там делами…

- Томас Кульпеппер, - поклонился паренек, - к услугам милорда. Где он, кстати?

- Где-то, - пожала плечами Маргарет, отметив не по возрасту расчетливые глаза юного пажа. – Ищет место, где можно толком помыться. Полагаю, вы найдете его на кухне. Уж ее-то он точно не пропустит.

- Тогда я соберу чистую одежду и пойду его искать, - деловито сказал паж. – Как он выглядит?

- О, он очень красив, очень! – восторженно зачастила Джейн. – Рост, правда, средний, но он так складно сложен, у него такая белая кожа! И волосы светлые, совсем золотистые… И глаза необычные, то синие, то серые, то зеленоватые. А губы!

- Достаточно, - спокойно, но твердо прервала ее Маргарет, дивящаяся про себя тому, как много разглядела глазастая француженка за те несколько минут, в течение которых она Робина видела. – Вы, Томас, узнаете лорда Бьертана, когда увидите его. Он очень не похож на прочих обитателей дворца. Очень.

- Я все понял миледи, - в глазах пажа мелькнула легкая ирония. – Думаю, что легко найду не похожего ни на кого человека.

«Знал бы ты, насколько не похожего», - хмыкнула про себя Маргарет, но только скользнула слегка скучающим взглядом по лицу юнца, и отвернулась к зеркалу.

Когда Кульпеппер выходил из гардеробной с охапкой одежды для Робина, вид у него был гораздо более почтительный. Очевидно, Кот совершенно не ошибся, закупив ворох нарядов, показавшихся Маргарет вызывающе дорогими. Боже праведный, ей не хотелось и думать, что говорили о ней придворные за ее спиной в еще недалеком прошлом. С ее-то нетребовательностью к нарядам… Впрочем, тогда она была просто сироткой Эртон.

Когда Джейн, обтерев Маргарет розовой водой и обрядив ее в тончайшую сорочку, приступила к расчесыванию ее кудрей, она невинно заметила, что среди нарядов не заметила ни одного койфа.

- Никаких койфов! – решительно заявила Маргарет. – Вы оденете мне сетку из золотых нитей, и украсите ее… чем нибудь. Признаться, у меня еще не было возможности посмотреть, что мои подруги накупили мне у ювелира.

- У меня была, - с глубоким чувством заметила француженка. – Но вы рискуете, если появитесь просто с непокрытой головой. Если позволите, то какой-то головной убор все-таки нужен.

- Нет, - покачала головой Маргарет, вспоминая слова Биргитты. – Если меня примут хорошо, отсутствие койфа на моей голове ничего не испортит, а если плохо – то ничего не исправит.

- Поверьте моему опыту, миледи, - невесело усмехнулась Джейн, - что проблемы у вас начнутся как раз тогда, когда вас примут хорошо. Какое вы выберете платье?

- Вот это! – решительно ткнула Маргарет в сложную конструкцию из причудливо скроенного платья, пышнейших рукавов и сплетенного в форме паутины кружева, которое покрывало и платье, и рукава.
После того, как все было собрано вместе, подколото и украшено, Джейн, к удивлению Маргарет, снова вернулась к проблеме головного убора.

- Послушайте меня, миледи, - она даже руку к сердцу прижала для пущей убедительности. – Не время сейчас демонстрировать мятежный дух. Это же официальный прием! В кои-то годы сам король будет со всеми своими джентльменами. И все будут говорить, что простоволосыми ходят только Винчестерские гусыни, падшие женщины. Если вам все равно, подумайте о репутации милорда!

Маргарет, которой и в голову не пришло посмотреть на проблему своей неприязни к койфам с этой стороны, сдалась. Она задумчиво рассмотрела разложенные перед ней украшения, и решительно взяла в руки коронет, который совершенно точно не был куплен в лавке вдовы Симсон. Такие вещи делают только на заказ, и когда Робин все успел, остается только диву даваться. Коронет был вполне обычным: восемь листков земляники, восемь серебряных «жемчужин». Необычны были только изображения, идущие по обручу. Они выглядели старыми, несколько потерявшими рельефность изображения. И все же, она легко узнала изображения дракона. Ну и хорошо. Если официальные прием, то пусть все будет официально. Она протянула коронет Джейн.

- Похоже на виверны Бедфордов, - задумчиво заметила та, рассматривая изображения. – Странно… Сэру Расселлу это не понравится.

- Это не виверны, - заверила ее Маргарет с уверенностью, которой не чувствовала. – Это просто драконы, старый символ одного религиозного ордена, который воюет с неверными, и к которому принадлежит милорд.

Джейн тяжело вздохнула, но не стала искушать судьбу, и коронет занял свое место на кудрях Маргарет, тщательно причесанных, уложенных и упрятанных под сетку.

- Пора, - заметила, наконец, француженка, отступая и любуясь на дело своих рук. – Вы поразите всех, миледи. Но, умоляю вас, сдерживайте свой нрав. Мне бы не хотелось снова оказаться в камеристках у миледи Анны. У нее тяжелый нрав и тяжелая рука.

Маргарет удивленно нахмурилась, пытаясь осмыслить неожиданную информацию, но дверь открылась, и к ним присоединился Робин, тоже разодетый и приукрашенный, за которым следовал паж Томас, держащий под мышкой малиновую подушечку с золотыми кистями. Они выглядели так, словно только что прекратили переругиваться.

- Вот! – обличающим жестом показал Кульпеппер на Маргарет. – У миледи хватило здравого смысла не забыть про коронет. Если не хотите надевать свой, то я понесу его на подушке, как и полагается. Как же иначе, раны Христовы, люди могут понять, с кем имеют дело?

- И ты так и будешь ходить за мной с этой дурацкой подушечкой? – раздраженно спросил Кот, упирая кулаки в бедра. Маргарет чуть не хихикнула, но вовремя сдержалась. Зато хихикнул паж.

- Нет, конечно! Когда вас представят их величествам, я отправлюсь к остальным пажам и оруженосцам, и мы там будем уже между собой выяснять, у кого господин важнее, богаче и в королевском фаворе. Вы уж не подкачайте, милорд, постарайтесь понравиться его величеству.

- А тебе-то что до этого? – скривил губы Робин.

- А то, что у меня еще своя служба при дворе впереди, и пойти я намереваюсь далеко. Чем больше важных господ, которым я служил, будет в моем списке, тем вернее я попаду туда, куда хочу и намерен попасть. В штат личной палаты его величества.

- Ну-ну, - хмыкнул Кот. – Постараюсь не испортить твое служебное продвижение. Неси этот коронет, и постарайся, чтобы я тебя сегодня больше не видел. Миледи?..

Маргарет оперлась о предложенную ей руку, и они, не оглядываясь, вышли в коридор, и через него – в галерею, ведущую в приемную палату королевы.

- Ну и зверинец, - мысленно пожаловался ей Робин. – Сегодня я почти заслужил нимб святости, сдерживаясь, чтобы не съездить от души по уху этого наглого щенка. Представь, он чуть не залез ко мне в чан с водой! И явно не для того, чтобы потереть мне спину!

- То ли еще будет, милый, - насмешливо пообещала ему Маргарет. – Так что не удивляйся, что я старалась держаться от этого зверинца подальше. Кстати, мог бы и заметить мои усилия выглядеть леди Бьертан.

- Я заметил, - серьезно ответил Робин. – Но вот теперь и мне стало страшновато. Если Бугай унаследовал от Скряги хоть что-то в плане чувства собственника, ты от него сегодня легко не отделаешься.

- Знаю… Унаследовал… - невесело признала Маргарет. – Совершенно не берусь угадать, как он отреагирует.

И прибавила мысленно, забыв в своей задумчивости о том, что ее «слышит» муж: «И как отреагирую я».

Конец части II

@темы: "побасенки"

---

"И полцарства в придачу" II - 22

Всю дорогу до Гринвича Маргарет молчала, уставившись невидящими глазами в холку лошади. Робин был поглощен болтовней про турниры и оружие с сэром Николасом, и на внешние раздражители в виде непривычно молчаливой жены не реагировал. Отчасти, это было досадно. С другой стороны, давало возможность спокойно подумать.

Чаша Грааля, боже праведный… Блуждающая чаша, к тому же. Да еще принимающая разные формы. По собственной воле… Ну да ладно, артефакты всегда творят, что хотят, и всем вовлеченным приходится потом искать в их капризах какое-то сверхмудрое значение. «А вот не буду», - мстительно подумала Маргарет.

Во всяком случае, теперь хотя бы стало понятно, о какой вечной жизни лепетала молодая ведьма Мардж, и что именно искали в сельской церкви люди Болейнов, с которыми им с Агатой пришлось разбираться. Скорее всего, им просто велели принести все чаши, которые найдутся в церкви. Ну кто бы мог подумать, что Грааль умеет изменять форму… И кто бы мог подумать, что занимающиеся черной магией Болейны додумаются до идеи использовать чашу Грааля в своих ритуалах. Не иначе, Джорджа осенило, как раз по нему «озарение».

Что ж, жизнь Кэт эта чаша, во всяком случае, спасла. Потому что Кэт была, несомненно, мертва эти несколько минут, а вовсе не в обмороке. Что подводит к мысли о кольцах. Очевидно, здесь снова столкнулись два плана. Маргарет точно знала, что Гарри не верит в колдовство и ненавидит все, что связано с этими «суевериями». Он вполне мог отдать кому-то распоряжение расстроить ее свадьбу, но убить магией, в которую не верит – нет. В появлении Мориса Берли и чудесным образом сделанного списка земельных владений, о которых она понятия не имела, видна рука кардинала. Вернее, обе его руки, действующие, как обычно, независимо друг от друга.

А вот кольца… Ее кузен, маркиз Экзетер, явно просто предполагал, что воздействие камней на нее и Робина будет усилено. Он хотел выслужиться перед королем, обеспечить Гарри приятный спектакль на турнире. Не более того. Или более. Доведенный до состояния берсерка противник мог ведь и убить короля. Но зачем бы маркизу планировать такое сложное убийство своего суверена? Ради реванша Плантагенетов? Только вот вдова Симсон принимала приказы еще от кого-то. От кого-то, читавшего на неизвестном молодому Грегори языке заклинания. От кого-то, к кому она пошла ночью, после визита маркиза.

Маргарет тихонько вздохнула. Было бы просто подумать, что и здесь замешан Джордж Болейн, но интрига была задумана слишком тонко. Анна? Или сам сэр Томас? Нет, человеком в подвале, по словам Грегори, был мужчиной, а сэр Томас совершенно определенно не был связан с черной магией сам. Значит, есть еще кто-то, кому она, Маргарет, сильно мешает. Причем, этот кто-то должен быть достаточно близко к маркизу, чтобы быть в курсе его маленькой тайны с обработкой драгоценностей. Еще одна загадка, еще один тайный враг. И, кажется, при дворе против Гарри много чего затевается.

С сэром Николасом они расстались в парке, у сети прудов, из которых лениво фонтанировала вода, отражая солнечный свет. Отправив с ними одного из своих людей, чтобы тот провел их до отведенных апартаментов, Кэрью на секунду помедлил, словно хотел что-то сказать, но только поклонился и отправился по своим делам. Маргарет уловила его мысль, громкую и ясную, словно он сказал это вслух: «Ничего, дурочек судьба хранит, как говорят».

Стиснув зубы на такую оценку своих умственных способностей, она сосредоточилась на одном из фонтанов, и он выдал обильную струю, окатив придворного с ног до головы. Убедившись, что месть свершилась и поахав для приличия, она взяла мужа под руку, и они последовали за своим провожатым в лабиринты, ведущие к дворцу.

Апартаментами их довольно небольшую комнату назвать было сложно. Прежде чем Маргарет успела как-то прокомментировать этот факт Робину, из гардеробной, примыкающей к комнате, вышла красивая молодая женщина в платье французского покроя.

- Мистрисс Джейн? – удивленно спросила Маргарет. – Что вы здесь делаете?

- Привожу в порядок ваш гардероб, миледи, что же еще? – ответила та с ноткой сарказма в голосе. – Меня, видите ли, приставили за ним ухаживать. Вы сильно преуспели с тех пор, как мы оплакали вашу смерть. Теперь у вас есть собственная камеристка и даже обширный гардероб, за которым надо присматривать.

Маргарет не торопилась отвечать, вздернув подбородок и молча рассматривая стоящую перед ней Джейн Попенкур до тех пор, пока та не стала медленно, но верно заливаться краской.

- Я рада, - проговорила она, наконец, тихим и ровным голосом, - что моей камеристкой назначили именно вас, мистрисс Джейн. Ваш опыт – это как раз то, что мне нужно. Если вы закончили, то можете быть свободной до вечера. Если нет, то идите в гардеробную и закройте за собой дверь. Плотно.

- Как пожелаете, миледи. Я приду позже, чтобы помочь вам одеться к обеду.
Маргарет молча кивнула головой, и Джейн довольно поспешно выскользнула в коридор.

- Женщины, - хмыкнул Кот. – За что ты ее так? И кто она такая? Похожа на француженку.

- Она и есть француженка, - устало улыбнулась Маргарет, усаживаясь на кровать. – Ее в свое время привез кто-то из французских друзей Чарльза Брэндона и забыл увезти обратно. Герцогиня пристроила ее сюда, ко двору, потому что король Франции отказался впустить ее в свое королевство. Сказал, что «эту следует сжечь», милый человек – и не подписал паспорт на возвращение. Так она и живет при королевском штате, без всякого определенного статуса. Но это ее не огорчает, насколько я знаю.

- Сжечь? – выгнул бровь Кот. – Она что, мужеубийца или ведьма?

- Понятия не имею. Спроси ее, если хочешь. А я хочу спать. Да и тебе советую прилечь, потому что вечер у нас будет долгим.

Улегшись на высокую кровать, неожиданно удобную, супруги продолжили обмен мнениями, только теперь уже не вслух.

- Не нравится мне здесь, - пожаловалась Маргарет. – Мало того, что весь дворец пронизан тайными ходами и оравой подслушивающих и подглядывающих, так еще и камеристку ко мне приставили. Которая, заметь, будет спать в этой гардеробной. И ты только взгляни на это! – показала она обличающим жестом на стульчак, стыдливо задрапированный вельветом неопределенной расцветки.

-Нда, - поморщился Робин, – в мое время все было как-то проще. То есть, орава-то была и тогда, куда ж без нее, но все были на виду. С другой стороны, мы были слишком заняты для того, чтобы слоняться по дворцу. Светскую часть придворных отношений пришлось взять на себя миледи Анне. Ума не приложу, как она справлялась.

- Какой она была? – оживилась Маргарет.

- Под стать Дикону, моя любопытная божественность, - коротко ответил Робин, легонько щелкнув жену по носу и тут же поцеловав. – А вот из этого кроличьего садка нам и правда нужно как-то выбираться, но вот получится ли? Насколько я понимаю, то, что нас поселили в отдельные «апартаменты» может означать только одно: тебе навяжут штатную должность при дворе королевы.

- Правильно понимаешь, - угрюмо согласилась Маргарет. – Заставят надзирать за благонравием пары-тройки фрейлин ее величества. За сестрами Болейн, например, они же все еще в штате Арагонки. Поскольку патент на придворную должность требует согласия короля, я почти ожидаю именно подобной гадости с его стороны. Конечно, должность при дворе – это один из подарков судьбы, которые провидение устраивает для нашей компании. Но я же не смогу что-то разыгрывать изо дня в день и круглые сутки! Я с ума сойду!

- Не надо! – притворно содрогнулся Робин. – Безумное божество в моей постели – это слишком даже для меня. А если говорить серьезно, то нам нужен дом. Если снять дом неподалеку…

Но Маргарет была уже не способна продолжать разговор, провалившись в глубокий сон без сновидений.

Через несколько часов Джейн Попенкур тихонько проскользнула в комнату, не получив ответа на стук в дверь. Некоторое время она с любопытством рассматривала безмятежно спящих супругов, потом прошла в гардеробную и плотно закрыла за собой дверь. Она не заметила, как из-под кровати ее, в свою очередь, настороженно рассматривал крупный черный кот, а из-за гобелена высунулась острая крысиная мордочка.

@темы: "побасенки"

---

Эффигия Генри V

А он был красив, гораздо красивее, чем на портрете.

@темы: Henry V

---

Генрих VI - ну вот и всё...

Разумеется, Генрих в момент своей второй коронации слабоумным не был, хотя такие утверждения часто встречаются. Бессмысленного идиота Варвик никогда бы при таком стечении народа не провел через весь город, идиота капризные лондонцы не стали бы радостно приветствовать.

Другое дело, что этот король, всегда присутствующий в реалиях своего государства лишь отчасти, после стольких лет изоляции решительно перестал понимать, что именно происходит вокруг. Уж слишком резкими были перемены. Ожидать от него способности управлять какими-то делами не стоило, хотя Варвик, очевидно, не понял, до какой степени король отвык быть королем.

Наследником трона на заседении ноябрьского парламента был снова назначен Эдуард Ланкастер, сын Генриха. В случае, если он умрет без наследника, наследником назначался герцог Кларенс, брат сбежавшего Эдуарда IV – явно политический жест.

Архиепископ Невилль был восстановлен в должности Лорда Канцлера, Кларенс назначен Лейтенантом в Ирландию (место для тех, кого хотели убрать подальше), Джаспер Тюдор – Лейтенантом в Уэльс (где только он и мог разобраться в ситуации и держать ее под контролем), и граф Оксфорд стал Коннетаблем Англии. Такое вот правительство, смесь ланкастерианцев и йоркистов. Больше ничего о том, что разбиралось на этом заседании парламента, не известно: позднее все записи о политике того периода были изъяты из хроник и архивов и уничтожены.

Настоящая ирония судьбы: вот где пригодилась бы энергия Маргарет! Но она, теперь снова королева, вовсе не торопилась в Лондон. Зиму она провела в Париже, а когда собралась в Англию в марте 1471 года, встречный ветер (снова ветер!) задержал ее на несколько недель, никак было не причалить. А когда появилась возможность причалить, это уже потеряло смысл.

Каким бы ни был Эдуард IV как человек и король, он был хорошим военным. Бургундия, которой принадлежала Фландрия, где укрылся беглый король, не слишком-то расщедрилась в его поддержку. Герцог сунул Эдуарду какую-то сумму денег (как когда-то Маргарет), и это было всё.

Эдуард собрал всего-то 1500 человек, но решил рискнуть. Ему тоже довольно долго мешал встречный ветер, потом он не смог высадиться в Норфолке, где граф Оксфорд контролировал побережье, но он пробился сквозь штормы в Равенспур, где и высадился с пятью сотнями воинов. Его брат Ричард (герцог Глочестер), высадившийся в четырех милях с тремя сотнями, вскоре с ним соединился.

Северяне, как ни странно, не были полны энтузиазма примкнуть к Ричарду, а в Холдернессе против него восстали напрямую, но Эдуард все-таки добрался до Йорка, где торжественно поклялся, что прибыл в Англию не претендовать на корону, а просто вступить во владение своими наследственными землями.

Ход был умным, хотя история и повторяла себя: Генри Болингбрук, будущий Генри IV, тоже высадился в Равенспуре, и тоже клялся, что хочет только взять свое, а чужого ему не надо.

Как бы там ни было, это утверждение открыло Эдуарду ворота Йорка, Тадкастера, Вэйкфилда, Сандала и прочих. Причем, Эдуард действительно сначала сидел тихо, потому что его братец Кларенс послал ему предупреждение, чтобы он не выступал, пока не получит от него знака. Монтегю, кстати, в тот момент тоже был на севере, но продвижение Эдуарда он просто прозевал.

Варвик, услышав о случившемся, поспешил в Ковентри, бывшем всегда про-ланкастерианским городом, чтобы ждать там войска с севера и востока. Эдуард, узнав об этом, свернул в Ноттингем, где его уже ждали приверженцы с восточных провинций. По дороге он разминулся с Варвиком, который решил поймать Эдуарда в Лейчестере. Не поймал, вернулся в Ковентри 28 марта. И в тот же самый день Эдуард объявился в Лейчестере.

Игры в кошки-мышки закончились 3 апреля, когда герцог Кларенс с 7 000 своих людей присоединился к брату. Ничего подобного от зятя Варвик не ожидал, поэтому ситуация полностью вышла из-под его контроля. Он сам сидел в Ковентри, ожидая Монтегю, остальные ланкастерцы сидели на побережье, ожидая королеву, а Кларенс, который должен был быть при короле Генрихе, без малейшего сопротивления привел брата в Лондон и предал ему Генриха, который был практически один. Эдуард снова переместил Генриха из королевских апартаментов Тауэра в тюрьму Тауэра, послал в Вестминстер за женой и сыном, снова провозгласил себя королем, и стал готовиться к схватке с Варвиком.

Эдуард выступил из Лондона вместе с быстро присоединившимися к нему йоркистами в канун Пасхи, прихватив с собой в качестве заложника и короля Генриха. То есть, уже снова бывшего короля. Эдуард занял позицию ночью, передвигаясь так быстро и так бесшумно, что артеллерия Варвика бомбила пустое пространство за линией движущихся йоркистов. Более того, Эдуард атаковал туманным утром в 4 часа, когда в битве было совершенно невозможно понять, где друг, и где враг. Битва распалась на части, в которых победа была за теми, кто обходил противника с флагов, но в целом это был полный хаос. Монтегю был убит, и Варвик погиб. Их тела были выставлены на 7 дней у Сент-Поля, чтобы ни у кого не осталось сомнения в их гибели. После этого их похоронили в Бишам Эбби.

Смерть Варвика

Любопытно, что именно в этот день Маргарет смогла причалить в Веймунт, совершенно ничего не зная о том, что произошло. Но она не растерялась. Вскоре около нее были Девон и Сомерсет (следующие) с остатками ланкастерианской армии. Они двинулись на запад, надеясь соединиться с Джаспером Тюдором. Эдвард перехватил ее у Тьюкесбери. Ланкастерцы проиграли, сын Маргарет, Эдуард, тоже погиб в этой битве. Таковы записи современных тому времени хроник. То, что принц был, якобы, взят в плен и убит в присутствии Эдуарда IV – история, придуманная в более поздние времена.

Сцена "убиения" принца Эдурда, которой не было

Сама Маргарет бежала вместе с невесткой, дочерью Варвика Анной, но их нашли уже через несколько дней. Вот ее действительно привезли к Эдуарду в Ковентри. Оттуда ее отправили в Лондон в качестве трофея, и она оставалась пленницей еще 4 года. В 1475 году ее выкупил король Франции за 50 000 крон по просьбе ее отца. Взамен Маргарет подписала отказ от Анжу, Прованса и Лоррейна. Она умерла во Франции в 1482 году.

24 мая 1471 года Эдуард вернулся в Лондон, а ночью в Тауэре умер Генрих VI. Хроники говорят, что днем его посетил брат Эдуарда, Ричард Глочестер, с известиями о поражении ланкастерианцев, о гибели сына Генриха, и о пленении его жены.

Утверждается также, что миссию свою Ричард выполнил в самой прямолинейной форме. Официальные хроники йоркистов говорят, что Генрих умер от потрясения и «приступа меланхолии». Но другие хроники утверждают, что экс-король был убит либо самим герцогом, либо в его присутствии. Когда в 1910 году останки Генриха VI были осмотрены, часть волос на его черепе имела более темный цвет, говорящий о том, что они были покрыты кровью.

На самом деле, более поздняя проверка передвижений Ричарда, Эдвард и Джорджа показала, что Ричарда в тот день в Лондоне просто не было, но эти выкладки мало кому известны, версия о злодейском убийстве законного короля Англии Ричардом Глочестером осталась жить в веках.

Тело короля было перевезено через реку в Чертси Эбби, и захоронено там без всяких церемоний. Правда, отходную молитву над ним, все-таки, прочли, потому что в одной из неофициальных хроник свидетель описывает и рану на голове короля, и то, что та стала кровоточить, когда Ричард Глочестер вошел в часовню. Это уже явная легенда, заставляющая усомниться и в наличии само раны. Тем более, что через 13 лет тот же Ричард Глочестер, уже правящий как Ричард III, отдаст приказ перезахоронить останки короля в Виндзоре, в часовне св. Георгия. К тому времени Генрих, слабый король, уже почитался в народе, как святой.

Ричард Глочестер

Осмотр 1910 года показал, что король был высоким (около 183 см) мужчиной крепкого сложения, с тонким, легким черепом хорошей лепки, который был, там не менее, маловат для его пропорций. Часть костей отсутствовала, что говорит о том, что тело сначала было захоронено в землю (в Чертси) даже без гроба, а потом выкопано без всякой осторожности.

После обследования, останки Генриха VI были завернуты в белый шелк и помещены в новый, дубовый гроб, который, в свою очередь, был помещен в отремонтированный изначальный свинцовый саркофаг, который и был возвращен в гробницу.

Так закончилась история этого короля.

@темы: Henry VI

---

Все уже видели?

Там принцев раздают, настоящих!

the-best-of-thebest.diary.ru/p180424570.htm?dis...

Дискуссия мммм... интересная.

---

Генрих VI снова становится королем

Король Франции Луи XI, после разговора с Маргаретой и ее обещания передать ему Кале, некоторое время действительно пребывал в состоянии сочувственной к ланкастерианцам мечтательности. Очень уж ему хотелось получить эту крепость без хлопот и жертв. Поняв, тем не менее, что дело у дома Ланкастеров гиблое, он заключил в 1464 году с Эдуардом IV мир.

Варвику этого было недостаточно. Ему очень хотелось, чтобы и в будущем Франция не могла оказать поддержку Ланкастерам, и для этого он замыслил женить Эдуарда на сестре жены Луи – на Боне Савойской. Тем более, что такого жениха, как высокий, стройный 24-летний Эдуард сватать было бы одним удовольствием.

Это изображение короля Эдди принадлежит Сатчвиллу, а вот несколько другие:

в церкви, витраж

и статуя, удивительно точно изображающая характер этого короля

Только вот энтузиазма к сватовству жених не проявлял, и поэтому Варвик потребовал у родича объяснений. Бона была девицей красивой, приданое за ней давали хорошее, родня у нее была просто блестящей, так что дело не могло быть в невесте.

девица Бона - в центре

а вот и Шарлотта, сестра Боны и жена короля Шарля

К своему ужасу он услышал, что юный король уже успел жениться! Тайно! Да еще на какой-то скромной вдовице какого-то Грея, одного из многих, погибшего во время второй битвы при Сент-Олбани – на стороне Ланкастеров. В общем, была молодица из насквозь про-ланкастерианского рода, да еще удручающе многочисленного.

Лиз Вудвилл, которую кто-то считает теперь уродиной, но в свое время она считалась необыкновенно красивой женщиной.

Варвик почувствовал себя одураченным. Цену своему родичу Эдуарду он знал, и всегда ценил не слишком высоко. К тому же, Варвик прекрасно осознавал, что сел-то на трон и усидел на троне юноша только благодаря энергии самого Варвика. И усилия эти граф предпринимал не ради своего рода и не для того, чтобы стать мастером, управляющим королем-марионеткой, как впоследствии о нем часто писали. В конце концов, он был настолько популярен в мутные времена борьбы с Маргарет, что вполне мог бы и сам сесть на трон. Но он этого не сделал. Он просто был патриотом. И, как патриот, он довольно глубоко связал себя переговорами о женитьбе Эдуарда перед королем Франции. А теперь его усилия были сведены на нет причудой молодого человека.

Варвик, алиас Ричард Невилл

Еще хуже почувствовал себя Варвик, когда Эдуард стал рьяно устраивать судьбу родичей своей подруги. За два года, с 1464 по 1466 год он протолкнул семерых Вудвиллов в семейства пэров. А тут еще дядя Варвика через жену, лорд Монтжой, был смещен Эдуардом с должности Лорда Казначея ради отца Элизабет Вудвилл. Сама Элизабет перехватила у Варвика молодую наследницу Экзетера, которую он обручил со своим племянником, и выдала ее замуж за своего сына от первого брака. Еще более оскорбителен был отказ Эдуарда женить его брата, ставшего герцогом Кларенсом, на дочери Варвика Изабель.

Но это были, собственно, домашние разлады, которые Варвик как-то еще мог бы стерпеть. Худшее только начиналось. Поскольку граф был полностью убежден в важности вечного мира с Францией, Эдуард послал его в 1467 году договариваться с королем Луи об условиях. Как только он уехал, король срочно обручил свою сестру Маргарет с наследником герцога Бургундского. Поэтому, когда Варвик вернулся с французским посольством, его встретил очень холодно настроенный Эдуард (который успел сменить и Лорда Канцлера, одного из Невиллов, на своего человека). Послы уехали ни с чем, а потрясенный граф на год заперся в своем поместье. За это время пропасть между ним и королем углубилась: королю нашептывали на Варвика Вудвиллы, а страна, ненавидящая новых фаворитов, снова зашевелилась.

говорят, это была безумно пышная свадьба

Гром грянул в 1468 году, когда Эдуард объявил на майском парламенте, что он возобновляет свои претензии на французский трон. В ответ король Луи просто спустил с привязи экс-королеву Маргарет.

По всей Англии заполыхали очаги ланкастерианских восстаний. Джаспер Тюдор прошелся по северу во имя короля Генриха. Эдуарду очень быстро стало не до завоевания Франции. Около Варвика начали группироваться его друзья и родственники. Забавно, но среди них оказался и Джордж Кларенс, который не имел ни малейшего желания отказываться от Изабель Варвик ради своего брата-короля. Варвик, подумав, выдвинул свою политическую программу. Ланкастерианцем он не стал, но, как и при Генрихе, он ратовал за хорошее управление и справедливую администрацию, и против фаворитизма.

В апреле 1469 года Варвик с женой и дочерьми отплыл в Кале, а через 2 месяца в Англии начались восстания. Первое из них, в Йоркшире, было поднято одним из друзей Варвика – сэром Джоном Коньерсом, под именем Робина из Редесдейла. Второе было поднято ланкастерианцами, и его возглавил Роберт Хильярд под именем Робина из Холдернесса. Монтегю разбил ланкастерские силы, но сражаться со своими отказался. В Йоркшир пришлось отправиться самому королю, как Варвик и расчитывал. Потому что брат короля, Кларенс, немедленно ускользнул к Варвику в Кале и торжественно обвенчался с Изабель. И вот 12 июля Варвик вернулся в Англию, и отправился, сопровождаемый многочисленными последователями с юга, в Ноттингем, где находился Эдуард.

Очевидно, Эдуард к тому времени начал уже что-то понимать, потому что 9 июля он отправил в Кале письма брату и Варвику:
”Brodir… we truste ye wole dispose you accordyng to our pleser and commandement, and ye shal be to us right welcome”
“Cosyn, we grete you well… and we ne trust that ye shulde be of any such disposicion towards us, as the rumour here renneth, consederyng the trust and affection we bere in you… And cosyn, ne think but ye shal be to us welcome”
Скорее всего, адресаты покинули Кале раньше, чем получили эти письма.

То, что произошло потом, довольно красноречиво говорит о том, какой беспорядок царил в то время в политике Англии. В Ноттингеме собирается совет, на котором лорд Монтжой требует от Эдуарда сместить Вудвиллов собственной безопасности ради. Эдуард соглашается, и начинает движение к югу, чтобы соединиться с силами, которые ведет из Уэльса Герберт.

Северные повстанцы под командованием Коньера и Латимера тоже спешат к югу, и становятся между силами, идущими из Уэльса, и Эдуардом. Туда же приближается и Варвик.

Герберт, Коньер и Латимер сходятся в битве, в которой Латимер погибает, но и Герберт с братом попадают, в свою очередь, в плен повстанцам (оба были обезглавлены).

В этот момент королевская армия узнает о приближении Варвика, и... ну да, разбегается. Эдуард сам ищет укрытия в Бэкингемшире, но его там среди ночи арестовывает архиепископ Невилл и доставляет прямиком к Варвику. Варвик тем временем истребляет тех Вудвиллов, которые находятся в пределах досягаемости, и не обращает на короля ни малейшего внимания.

В октябре они все вернулись в Лондон, подчеркнуто дружелюбные друг к другу. Лордам стоило бы поспрашивать о реальном положении вещей у своих слуг и служащих, потому что из писем Пастонов ясно, что как раз там-то враждебность была открытой.

В марте 1470 года Эдуард собрал большие силы для подавления какого-то невнятного восстания в Линкольншире. В связи с дружескими отношениями, к нему присоединился и Варвик. Восстание действительно как бы имело место, и его руководитель был обезглавлен, и тут Эдуард внезапно напал на Варвика, утверждая, что восстание было спровоцировано им, и что вождь восставших сказал об этом на последней исповеди. Варвик к такому повороту дел был совершенно не готов, и еле унес ноги, успев захватить свою семью и ценности. Бежал он, как обычно, в Кале, но в этот раз город не открыл ему ворота.

Что оставалось делать Варвику? Только просить убежища у короля Луи. А тот увидел в этом интереснейшую возможность примирить Варвика и... Генрихову Маргарет. Невозможно? В других обстоятельствах это было бы невозможно, но при данном раскладе эти двое не только договорились, но даже породнились: вторая дочь Варвика, Анна, вышла замуж за сына Маргарет, Эдуарда, которому было уже 17 лет. Чего договаривающиеся стороны совершенно не учли, так это чувств герцога Кларенса, который надеялся сесть со временем на трон вместо брата, и именно поэтому прибившегося к Варвику. Теперь же естественной сменой Эдуарду IV становился Эдуард Ланкастер. Таким образом, в самом центре нового союза Варвик-Маргарет появилось слабое звено, потому что Кларенс отшатнулся снова к брату – в полной секретности.

Варвик высадился в Девоншире 13 сентября, и такой силой обладало его имя, что весь Запад Англии приветствовал его, и он начал продвигаться к Лондону совершенно беспрепятственно, пока не узнал, что Эдуард находится в Ноттингеме. Варвик свернул на Ноттингем. Королевская армия снова начала таять при его приближении. И снова Эдуард бежал – на этот раз ко двору герцога Бургундского, где герцогиней была его сестра, так предусмотрительно выданная за герцога против воли Варвика.

В Лондоне начались спонтанные беспорядки, Элизабет Вудвилл бежала ночью в Вестминстер, где через месяц родила будущего Эдуарда V. Епископ Винчестерский, старый друг короля Генриха, пришел 3 октября торжественно освобождать того из Тауэра. Вернее, в Тауэре тот и остался, просто перешел в королевские апартаменты. А 6 октября в Лондон с триумфом вошел Варвик в сопровождении Кларенса, который все еще был с ним.

13 октября Генрих был торжественно коронован снова, проехав через весь город во главе торжественной кавалькады под верноподданические крики толпы.

@темы: Henry VI