Эйфория счастья... Получила новейшую книгу о Ричарде III, написанную человеком, который, собственно, нашел его захоронение и нашел прямого наследника его сестры, где в роду есть непрерывная женская линия. Как ни странно, имя Джона Эшдаун-Хилла во всей шумихе вокруг лейчестерской находки не упоминается практически вообще. На университетском сайте, правда, вполне упоминается. Но неважно, я не об этом. Я о потрясающей картинке на обложке.
читать дальшеСобственно, просто изменен фон и изображение, "вынутое" из рамки, приобрело некоторую объемность. И знаете, такое впечатление, что король вот-вот рассмеется. Волевое, энергичное, целеустремленно и смешливое лицо. Смешинка в голубых глазах. Пушистые, волнистые каштановые волосы. Чудесные, изящнейшие руки с красивыми ногтями. Прямые, четко очерченные брови. Любуюсь и влюбляюсь вторые сутки.
Вот, сравните, что может сделать фон:
А среди племянниц в дцатых поколениях у Дикона были потрясающие красавицы.
Когда кардинал убрал подальше от своего суверена тех, кого считал своими врагами, Гарри отстоял кандидатуру своего кузена, маркиза Экзетера. Маркиз был врагом кардинала, в этом не было сомнений, и в качестве ответной любезности Волси потребовал, чтобы в штат короля был включен человек кардинала, сэр Джон Расселл. По какой-то причине, кардинал предположил, что Расселл и Экзетер нейтрализуют друг друга, и все будет прекрасно. На самом же деле, кардинал своими руками организовал в ближайшем окружении короля две фракции. Анна Болейн, которая отнюдь не была нейтральна в своих предпочтениях, оказалась клином, разделившим и без того недружное окружение короля окончательно, и с летальными в будущем последствиями для многих вовлеченных.
читать дальшеПоскольку королева была страстной католичкой и адвокатом интересов Испании при английском дворе, кандидатке на ее место пришлось позиционировать себя не менее страстной реформисткой. Француженкой до мозга костей она уже была. Насколько серьезны были про-протестантские убеждения Анны Болейн, никто не знает. Но именно она вовлекла в шахматную логику политики малых числом, избранных игроков, стихийные силы сторонников реформации. У враждующих фракций появилось собственное кредо, помимо стремления выиграть на свою сторону милость короля.
Кардинал среагировал быстро, назначив в штат короля своих людей: Ричарда Пейджа и Томаса Хейджа, непосредственно бывших его собственными служащими. В ответ король смог вернуть Фрэнсиса Брайана и Джорджа Болейна на их прежние должности. Оба были родственниками Анны, но, собственно, Гарри знал их дольше, чем саму Анну, так что ее пресловутое влияние на короля вряд ли стало причиной назначений. Потому что на той же волне ко двору короля вернулся и Николас Кэрью, который всегда был и оставался сторонником королевы.
И снова началась потница, и снова повторилась ситуация 1517 года, когда король и кардинал столкнулись в «женском» вопросе. Умерла аббатиса Вилтона, монастыря аристократического и модного. Анна Болейн захотела на это место сестру умершего от потницы мужа Мэри Болейн, даму Элеанор Кэри. Кардинал же поддержал кандидатуру дамы Изабеллы Джордан, приорессы Сиона. Выбрали, разумеется, даму Изабеллу, потому что монахинь-аристократок было всего-то 12, и тех, кто поддерживал даму Элеанор, просто где-то заперли на время голосования. Король, тем не менее, распорядился, что ни одна из дам не должна занять место аббатисы. У дамы Изабеллы была веселая молодость и парочка незаконных детей в анамнезе, и та же история была с дамой Элеанор, только еще круче. Ее двое детей были нажиты от священников, а сама она в еще недалеком прошлом была любовницей служащего лорда Брока.
Поэтому король рявкнул на кардинала и рявкнул на Анну, написав следующее: «my lord cardinal has had the nuns before him and examined them, Master Bell being present, who has certified to me that for a truth she has confessed herself (which we would have abbess) to have had two children by sundry priests, and further since has been kept by a servant of Lord Broke that was, and not long ago; wherefore I would not for all the world clog your conscience nor mine to make her ruler of a house who is of such ungodly demeanour, nor I trust, you would not that neither for brother nor sister I should so stain mine honour and conscience». В кратком переводе: да ни за что на свете, обе дряни.
Волси, судя по всему, решил, что короля, на самом деле, меньше всего волнует вопрос о нравственности аббатис, а письмо является только отпиской для Анны, и таки назначил даму Изабеллу. Но речь-то шла не о том, кто будет править в Вилтоне, а о том, кто правит в королевстве. Мало того, что короля повозили личиком, так сказать, так еще и сделали это публично. И забыть о такой потере лица ближний круг короля ему не давал. Люди Волси только и смогли, что отписать патрону, что давай оправдывайся, да поскорее. Волси попресмыкался, невнятно объяснил случившееся своей глупостью, но особого успеха не имел.
«Увы, мой лорд, это двойное оскорбление, как поступком, как и смыслом. Это нельзя даже принять с юмором. Так что, милорд, не поступайте так больше со мной, потому что я ненавижу такие поступки превыше всего». Так написал король, а кардинал, несомненно, уловил за вежливым и грозным слогом кипящую лаву бешенства.
Самое странное, что кардинал словно стал глух и слеп к очевидному: правила игры, возможно, остались прежними, но его ученик-противник изменился, и изменился радикально. Волси снова попытался избавиться от своих врагов в окружении Генри, и потребовал уволить сэра Томаса Чейни за то, что тот кардинала оскорбил. Генри хмыкнул и уволил. А потом назначил снова на прежнюю должность – по просьбе Анны. И дело было не в бесхарактерности короля, а в том, что он хотел дать кардиналу понять: теперь ты тоже всего лишь один из прочих интриганов.
А ведь еще было дело о разводе. Как человек разумный, кардинал был, очевидно, согласен с королем, что династия должна быть укреплена, причем сыновьями. А для этого королю понадобится новая жена. То есть, старая должна исчезнуть со сцены. Но Волси, почему-то, предполагал, что Катарина Арагонская добросовестно вникнет в ситуацию и уступит место около короля молодой, находящейся в фертильном возрасте женщине. Поэтому он действительно начал вести переговоры в Риме. Надо сказать, без успеха. Но результатом стала досада короля и Анны за неудачу, и ненависть партии Арагонки и принцессы Мэри за попытку.
Само приближение короля раскололось. В нем были агенты кардинала: Расселл, Пэйдж, Хэйдж. Там были сторонники королевы, во главе с Кэрью и Экзетером и включающая Томаса Мора. И, наконец, про-болейновская группировка: Джордж Болейн, Томас Болейн, Фрэнсис Брайан, Чейни, Бреретон, Норрис. Разумеется, не все придворные короля были политизированы, среди них порхало немало типичных дворцовых мотыльков, типа Фрэнсиса Вестона.
А потом грянул гром в виде рапорта с места событий (из Рима) от Фрэнсиса Брайана: «Кто бы ни был тем человеком, кто заставляет вашу милость поверить в то, что папа для вас хоть что-нибудь сделает, я не думаю что он оказывает вашей милости хорошую услугу». Теперь на повестке дня стояли два вопроса: вопрос о разводе, и вопрос о министре. Не осталась в стороне и аристократия в лице Норфолка и Саффолка, но эти-то всегда были за короля при любом раскладе и не без выгоды для себя.
Все эти фракции, интригующие друг против друга, несомненно оживляли придворную жизнь и скрашивали будни короля. Но обе занозы, власть кардинала и наличие жены, напоминали и королю, и придворным о своем существование при каждом резком движении, так что ситуация, собственно, образовалась патовая. В конце концов, комбинацию подтолкнуло к действию событие, которое произошло вне Англии: Франция и Испания подписали мирный договор, что означало, что папа римский остался в полной власти племянника королевы. Дело с разводом обещало затянуться, зато под рукой был человек, на которого можно было свалить ответственность за все несчастья: кардинал. Благо, Норфолк уже шепнул королю имя человека, который сможет кардинала заменить. Томас Кромвель.
В 1522 году Англия объявила войну Франции. С точки зрения «коридорной» политики это означало, что все миньоны короля, от мала до велика, отправились воевать. Кадриль с участием Англии, Франции и Испании длилась до самого 1525 года, и те, кто не был во Франции, участвовали в рейдах против Шотландии. Историк Дэвид Старки высказывает оригинальную идею, что присутствие джентльменов из личного покоя короля в армии было своего рода «клонированием» личности короля через тех, кто был с ним в постоянном контакте. Возможно. Другие историки, включая Палгрейва и Виргила, видят во всем интригу кардинала. Во всяком случае, отсыл Уилли Комптона, присматривающего за стульчаком короля, в шотландскую экспедицию был организован Волси, это точно.
читать дальшеНа самом деле, кардинал, начав наступление на миньонов, не ослаблял его с 1519 года. В начале 1520 года король протестовал, что у него осталось слишком мало персональной обслуги. В сентябре 1521 года король сделал совершенно официальное заявление своему правительству (читай кардиналу) на ту же тему: Волси прихватил с собой парочку оставшихся джентльменов короля на какую-то очередную конференцию в Кале.
Но ничто не длится вечно, и война тоже. Победы Испании заставили Францию и Англию объединиться. Кардиналу пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы предотвратить возвращение аристократической молодежи ко двору. В частности, он протащил через парламент Ordinances of Eltham – реформу персонала королевских палат. Причина была уважительной: военные расходы требовали экономии. Реформы коснулись всех департаментов королевских палат, но уменьшение персонала было запланировано только в святая святых – в личных покоях короля.
Было несколько приятных для кардинала случайностей: в июне 1525 года Томас Болейн стал пэром, и одна вакансия освободилась. Смерть Ричарда Вингфилда в июле того же года освободила еще одну. Разумеется, король хотел эти вакансии заполнить, но в сентябре Волси довольно резко напоминает ему об утвержденных парламентом реформах. Началась торговля между королем и кардиналом, и снова король проиграл: количество джентльменов его приватных покоев было уменьшено с двенадцати до шести. Уйти пришлось главным врагам Волси: Фрэнсису Брайану, Николасу Кэрью и даже Уильяму Комптону. Уволили и Джорджа Болейна, который тогда был пажом короля. Свои места сохранили наиболее нейтральные королевские миньоны – как «милый Норрис», который был мил со всеми.
А теперь давайте подумаем. Учитывая свободолюбивый характер короля, его страсть к блеску, его жажду любви и обожания, его замашки экстраверта, которому нужен круг достаточно близких ему людей, чтобы постоянно с ними контактировать – какие чувства мог его величество Генрих VIII питать к его преосвященству кардиналу Волси? К фактически вице-королю Англии волей Рима и папы? Думаю, что такие же, как и любой из нас испытывал бы в сходных обстоятельствах.
Но Волси сконцентрировал в своих руках всю управленческую власть. То есть, вот просто так взять и убрать его было практически невозможно уже поэтому: начался бы полный хаос. Во-вторых, наместника Рима тоже тронуть было невозможно. Король в те годы еще очень трепетно относился к почетному званию Защитника Веры, отчаянно ревнуя в этом плане к тому же императору, которого периодически тоже так называли. Англия была католической страной, и власть Рима в католической стране была неоспорима.
Из этой ситуации не может не напрашиваться мысль, что королю, дабы стать истинным сувереном, к чему он всегда стремился, нужно было развязать даже не один, а два гордиевых узла: в плане административного управления и в плане независимости в международном аспекте. Он просто не мог чувствовать себя хозяином в доме, если с одной стороны ему указывают, где должен стоять шкаф, а с другой заставляют и сам шкаф выпрашивать. Считается, что король был необыкновенно внимателен к кардиналу и после того, как кардинала сместил. Это объясняют тем, что он был к Волси привязан. Но я бы, скорее, поставила на то, что Гарри в тот момент просто не мог применить к Волси жесткие санкции, опасаясь реакции Рима.
А из мысли следует логичный, на мой взгляд, вывод: необходимые инструменты для изменения положения вещей подвернулись королю через ситуацию с Анной Болейн. Я всегда удивлялась слабости аргумента, что Анна-де удержала короля тем, что, грубо говоря, не отдалась сразу. Здесь много несостыковок.
Есть много доказательств тому, что Гарри был абсолютно не способен ни на любовь, ни на благодарность, ни на лояльность. Не потому, что он был плохим, а потому, что искренне считал, что всё, что люди делают в его сторону, совершенно естественно и положено ему по праву, поэтому не за что испытывать благодарность или ответные чувства. Люди такого типа находятся в вечной погоне за любовью, но крайне быстро выдыхаются.
Второе – это сама личность Анны Болейн, женщины злой, мстительной, требовательной, жадной, конфликтной, скандальной, и не слишком умной. Как известно, ее собственный дядюшка, герцог Норфолк, расскандалился с племянницей, в конце концов, вдрызг, и не единажды высказывал пожелание, чтобы и королеву Катарину, и Анну разразило бы одним ударом молнии, потому что одна стоит другой.
Анна, тем не менее, была тем человеком, кто невольно подтолкнул мысли короля в сторону не то, чтобы запретную, но почти. Развод.
От Катарины Арагонской надо было как-то избавляться в любом случае. Она, конечно, была дамой набожной и положительной, даже (с некоторых пор) снисходительной к похождениям гиперактивного супруга, но не менее властной, мстительной и ревнивой к своему статусу, чем сам король. Достаточно вспомнить ее конфликты с членами ее собственного хозяйства еще в те времена, когда она сама была в Англии на птичьих правах, ее ненависть к послу своего отца, которого она считала недочеловеком просто потому, что он был крещеным евреем, ее злобные выпады в сторону банкиров, которые на спешили распахнуть перед ней свои сокровищницы, ее долги, ее попытки вмешаться в брачные планы Генриха VII, ее ревнивую слежку за бастардом короля, ее попытки вмешаться в международную политику Англии в пользу Испании…
При этом, тот же Генри Фитцрой, бастард короля, был единственной картой, на которую было поставлено будущее Англии. Мэри никогда не рассматривалась отцом в качестве кандидатуры престолонаследника, до самых последних лет его жизни. Об этом говорят наброски брачного договора между ней и королем Франциском, которые предусматривают поворот, что если Франциск переживет Генри, он станет королем Англии. Такой договор, согласие даже теоретически на подобное условие говорит о глубине безнадежности положения династии. Что касается Фитцроя, то шансы на то, что его одобрят в качестве короля, были слабоваты.
А еще король вырос из роли ученика. Настала пора перемен, но в 1527-1528 годах даже сам король еще не предполагал, как далеко он зайдет по пути этих самых перемен. И, тем более, этого не подозревал кардинал Волси.
читать дальшеБесстрастная стража йоменов короля никак не отреагировала на появление сэра Брайана, и не шевельнулась, когда он, без всяких церемоний, втолкнул Маргарет в хорошо знакомую комнату, и захлопнул за ней дверь. Не без труда удержав равновесие, она выпрямилась и уставилась в спину его величества Генриха VIII, который что-то сосредоточенно разглядывал в раскрытое окно. Поскольку рассмотреть что-то, кроме темноты, за окном было невозможно, девушка решила, что не вспугнет момента, если поздоровается со своим бывшим возлюбленным.
- Гарри… - сорвавшееся с языка фамильярное обращение заставило ее замолчать. Король медленно развернулся, тяжело опустился на стоящий рядом с ним стул у маленького столика, на котором стояли кувшин вина и пара бокалов, и жестом указал Маргарет место напротив. Некоторое время недавние любовники молча рассматривали друг друга. Король изменился за те несколько месяцев, в течение которых они не виделись. Его заметно отяжелевший подбородок пыталась замаскировать небольшая бородка, и он сидел очень прямо, стараясь скрыть выправкой начавшую расплываться талию.
- Хочешь выпить? – спросил он, кивнув на кувшин. Маргарет невольно содрогнулась.
- После последнего бокала вина в вашем обществе, сир, моя жизнь безвозвратно изменилась… Если вы не сменили с тех пор поставщика вин, то я, пожалуй, воздержусь.
Она знала, что ее упрек несправедлив. Но оказаться снова в этой комнате, после всего, что с ней произошло… Маргарет с ужасом почувствовала, что с трудом удерживается от слез. Видит Бог, она никогда не была искательницей приключений. Мужчина, который сейчас сидел напротив нее с выражением оскорбленного достоинства на лице, дал ей защиту и ту жизнь, в которой ей было уютно и хорошо. Мысль о том, что она никогда больше не вернется к прежней безмятежности, снова вызывала острую боль.
- Что ты хочешь этим сказать?
Поза короля стала менее напряженной и слегка более агрессивной. «Милый Гарри, - грустно подумала Маргарет. – Ты так привык в последнее время ругаться с окружающими тебя женщинами, что взъерошиваешься просто от звука женского голоса».
- Вот что, король мой и покровитель. Сейчас я буду рассказывать о том, что вы вряд ли хотите услышать. Но если не я это расскажу, то кто?
Она положила свою руку, украшенную сапфировым кольцом, на руку короля. Его рука слегка вздрогнула, но он ее, все-таки, не убрал, и это было хорошим признаком. Маргарет переплела свои пальцы с его пальцами, и начала неспешно рассказывать о том, что с ней произошло после их последней встречи. Не все, конечно. Вся правда казалась невероятной и ей самой, но предупредить короля о том, что в его вино добавляется зелье подчинения, она была обязана.
- А потом началась моя дорога назад, в Лондон, - закончила она свой рассказ. Некоторое время Гарри сидел неподвижно, потом решительно поднялся, подошел к двери, открыл ее и что-то приказал одному из несущих стражу йоменов. Через минуту Маргарет услышала звук быстрых шагов, и кто-то протянул королю флягу самого простого вина – из того, что пьют солдаты в походе и, тайком от начальства, на долгих и скучных дежурствах.
- Мы, все-таки, выпьем, - объявил он Маргарет, разливая дешевое вино в драгоценные кубки.
- За правду! – сказал он, поднимая свой.
- За правду, - согласилась девушка, пригубив кислый напиток.
- Значит, ты думала, что опоил тебя я? А я думал, что ты глупо сбежала, прельстившись ролью леди. Так вот почему ты вернулась… Но почему ты пошла к ней, почему не сразу ко мне?
- Потому, Гарри, что никто бы меня до тебя не допустил. И потому, что в пути я услышала твою балладу. И еще потому, что сама не все понимаю, а то, что я понимаю, мне очень не нравится, зато может нравиться тебе.
- Ты про Нэн? – невесело усмехнулся король.
- Про нее, - спокойно подтвердила Маргарет, чувствуя легкое покалывание в висках от напряжения. Не так представляла она себе свои действия. Не так, чтобы в первый же вечер выложить почти всю информацию, не имея никакого представления о том, готов ли король ее выслушать. – И про ее брата, и вообще про всю эту мерзкую семейку безжалостных интриганов.
- Я знаю Тома с детства, - покачал головой Гарри. – Он не больший интриган, чем все прочие, и даже не более жаден, чем все прочие. Скорее, меньше. Мэри… Ну, Мэри есть Мэри, что тут еще скажешь. Она – добрая девушка, Марджери. И вовсе не глупа. Ты же понимаешь, что ее, как старшую дочь, давным-давно выдали бы замуж так, чтобы это соответствовало планам ее отца. Вот она и сделала себя… подпорченным товаром, если так можно выразиться. С шумом и скандалами, если ты заметила. Мэри идет свои путем, и ее путь лежит к Замку Любви, за что она мне и дорога. Я выдал ее за Билла Кэри, которому не нужна была жена, чтобы они оба остались при дворе. Билл был очень дружен с Комптоном, если ты понимаешь, о чем я, а мы с ...
- Гарри!
- Ну да… Ты же хочешь услышать от меня про Нэн. Нет, Марджери, я от нее не откажусь. Она может быть всем, что ты думаешь, и даже хуже. Но я хочу ее.
- Твое «хочу» в данном случае означает слишком многое и слишком опасное, Гарри. Ты – король! Ты рискнешь сделать коронованной королевой эту… змею?
- Как ты правильно заметила, дорогуша, я – король. И могу сделать королевой, кого захочу, - хмыкнул Гарри. – Тебя, например. Не хочешь сменить вивернов Бедфордов на простую и незамысловатую корону английский королев? А, Маргарет?
Теперь он нависал над ней всей своей мощной фигурой, облокотившись руками на подлокотники ее кресла и склонившись чуть вперед, так, что их лица разделяли всего несколько сантиметров воздуха.
- Это не виверны Бедфордов, - слабо шепнула она, совершенно не представляя, что делать дальше.
- Кровь Христова! – король почти отпрыгнул от Маргарет, и поднял на уровень глаз Дона Альву, который теперь жалобно помяукивал и демонстративно держал правую переднюю лапку слегка отставленной.
- Нэдди! – Гарри обеспокоенно и сноровисто обследовал лапу Дона Альвы на предмет повреждений. – Сколько раз можно тебе говорить, чтобы не лез под ноги? Когда-нибудь я действительно могу наступить тебе на лапу, если не побережешься. А сейчас ты просто меня дурачишь, ревнивая скотина.
- А… разве это не Дон Альва? – глупо спросила Маргарет, глядя во все глаза, как Гарри умащивает крупного черного кота на своих коленях.
- Вот еще! – фыркнул тот в ответ. – Дон – это кот нашей Кэт. Куда ему до Нэда!
С точки зрения Маргарет, коты были совершенно неразличимы. Да что там, она была уверена, что это – один и тот же кот, и что здесь не обошлось без проделки ее Кота. Но опасный момент их разговора с королем был прерван, и это было самым главным.
- Почему Нэд? – спросила она, чтобы что-нибудь сказать, и отхлебнула из кубка, стараясь не поморщиться.
От неожиданности Маргарет вздрогнула, вино попало не в то горло, и она закашлялась.
- Да что мы о коте, - спохватился король. – Расскажи-ка мне лучше о своем муже. Лорд Бьертан – это титул, где-то в Трансильвании, как я понял. Но он – англичанин. Как его зовут на самом деле?
Маргарет замешкалась, проклиная себя за то, что проморгала возможность такого очевидного вопроса . - Ну… он незаконный отпрыск одной дворянской семьи, и не хочет, чтобы имя его рода как-либо упоминалось. Сами понимаете, сир. Да и какое это имеет значение? Он завоевал себе титул, и пусть его знают по этому титулу.
- Ты лжешь, дорогуша, - спокойно констатировал Гарри. – Ты лжешь, но правды ты и сама не знаешь, так что я тебя прощаю. Впрочем, твой лорд мне понравился, и я даже немножко изменил планы турнира. Мою партию должен был вести Брэндон, но я решил поручить ему партию противника. А мою будет возглавлять твой лорд. Посмотрим, так ли он хорош, как мне показалось.
- Гарри, скажи, какую возможность ты получил в момент коронации? – спросила Маргарет, пораженная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью.
- О, - улыбнулся король, - ты откуда-то об этом узнала... Что ж, путешествие пошло тебе по всем статьям на пользу, хоть и началось под таким несчастным знаком. Я получил две – король же, все-таки. Или потому, что мой несчастный Артур свою получить не успел. Одна из них – отличать правду от лжи и неведения, и я не уверен, что благодарен за этот подарок.
- Какой ужас! – невольно вскрикнула Маргарет, прижав ладони к пылающим щекам. – Это не подарок, это… проклятие!
- Ну почему же? – невесело усмехнулся король. – Проклятье – проклятьем, оно тоже имеется, но знать совершенно точно, когда тебе лгут – это практично.
- Не зная причины лжи, не зная правды? – возмутилась Маргарет.
- Какое мне дело до причин лжи? – пожал плечами Гарри. – Если человек лжет своему суверену, он виновен в любом случае уже этим. Не понимаю, что тебя так возмутило. Сама-то ты никогда не лгала раньше, и не лжешь теперь, поэтому-то я и старался проводить с тобой каждую свободную минуту. К счастью, теперь у меня есть Нэд, который тоже никогда не лжет, иначе мне пришлось бы проводить с чужой женой непристойно много времени. Вокруг меня – сплошная ложь, и это утомляет.
- Мэри Болейн тоже никогда не лжет, да? – пришло в голову Маргарет.
-Нет, не лжет. Но она стала многое замалчивать. Как и ты, впрочем. Твой лорд говорил что-то о том, что вы бы не хотели жить во дворце? Я дал ему разрешение жить где угодно…
- Спасибо, сир. Мы снимем небольшой дом. Вы же знаете, что я никогда не любили толпы… Ну что такого смешного я сказала, Гарри?!
- Эти твои невообразимые скачки между «сиром» и «Гарри» кого угодно рассмешат! Но дело не в этом. Марджери, ты неправдоподобна. Снять домик! Это так похоже на тебя, не интересоваться практическими делами… Пожалуй, из тебя не вышла бы королева в любом случае. Впрочем, я не о том. Я никогда, никогда в своей жизни не оставлял своих женщин в зависимом положении. Да я уже годы назад подарил тебе и дома, и земли, и в Лондоне, и в Ипсвиче, и в Хартфордшире.
- Но я ничего не знала! – возмущенно возразила Маргарет.
- Ты не спрашивала. А я ничего не говорил, потому что… ну, ты понимаешь… это выглядело бы не по-рыцарски. Я был уверен, что твой опекун тебя известил. Барнард Плэйс к твоим услугам, миледи. Я говорил сегодня с кардиналом, он утверждает, что передал тебе все права с подробными отчетами и описями.
- Наверное… Мне действительно передали какие-то свитки, но я не успела в них заглянуть.
- Во имя Мессы, Марджери! Теперь я даже рад, что ты вышла замуж за своего лорда, хотя поспешность вашего брака мне не понравилась, когда я о нем узнал. Кажется, у твоего мужа более практический ум, и он сможет защитить тебя при необходимости. А теперь тебе пора вернуться в палаты королевы. Будем считать, что выяснение отношений состоялось. Фрэнсис ждет тебя за дверью.
Уже у самой двери Маргарет повернулась к королю и с любопытством спросила:
- А каким был второй дар коронации?
- Узнавать Плантагенетов под любыми именами и обличиями, кузина. Иди, Маргарет, я не намерен об этом говорить.
Была сегодня на одном странном обучении, у которого будут далеко идущие последствия. Представьте себе обычнейший телефон. Что может быть банальнее? Но в наши телефоны встроена интереснейшая функция. В них встроены чипы, при помощи которых каждый шаг работника отражается на экране компьютера босса.
кошмарикиПриходишь на работу - и активируешь телефончик через идентификационную карточку, которя болтается у тебя на шее. В ней тоже чип. И начинается... На стенке приклеена блямба, которая подтверждает, что ты пришел на работу. Садишься за комп - активизируешь телефон функцией "работа в офисе", начинается утренняя линейка - тоже фиксируешь. И у каждого пациента на косяке двери аналогичне блямбы.Вошел - блямб, уходишь - блямб. Сел перекусить - блямб, доел - блямб. На "перерыв", кстати отпущено 15 минут. За смену в 8 часов. В туалете пока отмечаться не надо.
То есть, босс видит четко, когда ты пришел, сколько времени шлепал из пункта А в пункт Б, сколько сидел за компом, сколько времени конкретно занимался с пациентом. Мечта для босса. Потом, в конце недели, босс распечатывает сводочку: столько-то часов работы с пациентами у тебя было запланировано, столько-то было на самом деле. Если слишком много - призовут подтянуться и не зевать по сторонам. Если мало - поставят на вид, или просто уменьшат время, выделенное данному пациенту, потому что иногда правда выделено слишком много. Потому что выделяли "с запасом".
Но и это еще не все. За время посещения теперь надо успевать делать все записи и пометки в базе данных через этот чертов телефон. Если хронически многие не укладываются - пациенту увеличат время и оплату за услуги.
Я сразу почуяла неладное." А скажите, - говорю, - в этом режиме можно будет тратить то время, которое выделено на работу с базой данных?". Мне раза три нахамили в ответ, но я продолжала нажимать. И дожала. Нет, мы теперь будем заниматься работой с базой данных за счет пациентов. У них дома. Это ведь можно отметить, как "обеспечение человеческих контактов". Вот. За счет того, что не надо будет нестись в офис к компьютеру, количество пациентов, которых надо обойти за смену, увеличат. Планируют где-то до 15 штук на одну медсестру.
Пипец в том, что большинство обходов приходятся на утро. Уже сейчас многие получают утренние лекарства к полудню. Полагаю, большинство будут переведены на систему, когда лекарства будут просто раскладываться по стаканчикам, на крышках которых будет написно время приема. Даже доцетницы для лекарств появились "говорящие". Или медсестра будет звонить и напоминать. Впрочем, уже в испытании дивайс типа скайпа - видеоконтакт с подопечным. Учитывая, что треть пациентов более или менее безумны и/или ограничены в подвижности и не способны жать на крошечные кнопки, продолжительность их жизни может значительно уменьшиться. Что несомненно устроит отцов города.
Что там Оруэлл фантазировал? Да ему такое и во сне не снилось.
Мне реально не по себе. Я понимаю, что в нынешнем виде система муниципального здравоохранения уже давно начала тонуть, и почти затонула. Но к такому хладнокровному решению проблемы затянувшейся старости я как-то не готова. Что касается дефицита рабочей силы... Нас сегодня было на тренинге 8 человек. Ни одного финна. Большинство - эстонцы, приезжающие заработать.
Даже не драматизируя, нельзя не понять, что в мусорную корзину полетели все этические принципы работы с пациентом. Какими окажутся чисто социальные последствия такой беспощадной системы "ухода за больными" - я даже задуматься не рискую.
читать дальшеПриемный покой королевы был освещен как раз настолько, чтобы не выглядеть сумрачным, но свет был мягким, щадящим. Ее величество Катарина Арагонская сидела в высоком кресле под королевским балдахином, и выглядела цветущей и веселой. Судя по тому, какими любящими глазами она следила за гибкой девичьей фигуркой, порхающей среди танцующих, ей и в самом деле было весело. Маргарет, почти ожидавшая, что их с Робином приход отметят какой-нибудь гадостью типа фанфар, с облегчением перевела дух. На них смотрели, конечно. Но смотрели с нормальным любопытством узкого круга людей, увидевших в своих рядах кого-то незнакомого.
- Они меня не узнают, - хихикнула она. – Клянусь мессой, они меня не узнают!
- Не скажи, моя божественная, - не согласился Робин. – Король тебя, несомненно, узнал, хотя и делает вид, что увлечен беседой с кардиналом, твоим бывшим опекуном. Его преосвященство тоже тебя узнал, хотя его внимание отвлекает усилие не рухнуть под тяжестью облокотившегося на его плечи короля. Потом вон та троица, старающаяся держаться поближе к королю… Брат и сестры Болейны. И еще одна троица, вон там, у дальней стены. Их я не знаю.
- Брайан, Норфолк и сэр Томас Болейн, - ответила Маргарет. Оглядевшись, она слегка подтолкнула мужа, указывая ему глазами на танцующих и наблюдающих за танцами. – Вон тот тип с масляным блеском в глазах – Чарльз Брэндон. А рыжая девчонка, на которую все так смотрят – принцесса Мэри. Она не очень часто бывает в Лондоне.
Они неторопливо продвигались по залу по направлению к королеве, и остановились в первых рядах наблюдающих за танцующими. Танцевали павану. Маргарет подумала, что еще совсем недавно в паре с Мэри танцевал бы ее отец, но сейчас партнером двенадцатилетней принцессы был сэр Вайатт, никогда не упускающий возможности щегольнуть своей элегантностью и грацией. В честь королевы, танцевали испанский вариант паваны, и Мэри, надо сказать, танцевала исключительно хорошо. Впрочем, она все делала хорошо.
- Она ничего не знает, - констатировала Маргарет, глядя, как беззаботно принцесса-подросток пробует свой пробуждающийся шарм на Вайате.
- Боюсь, очень скоро она все поймет, - буркнул в ответ Робин.
В тишине, наступившей после последней фигуры танца, очень ясно прозвучал презрительный голос Анны Болейн: - Испанские танцы! Все испанцы заслуживают виселицы!
Ропот и негромкие вскрики, раздавшиеся в ответ, потонули в шуме, производимом вбежавшими в зал жонглерами, в которых Маргарет узнала «мальчиков» папаши Джузеппе. Королева с явным облегчением прикрыла на мгновение глаза, но принцесса, вызывающе вздернув подбородок, уставилась немигающим взглядом на дерзкую придворную даму. Невероятно, но поле битвы осталось за ребенком. Анна опустила свои черные глаза, всхлипнула, и стремительно выбежала из палаты. Мэри взглянула, не менее пристально, на своего отца, молча наблюдающего за разыгравшейся маленькой драмой, и с достоинством направилась туда, где сидела ее мать.
- Девочка за это еще поплатится, - задумчиво сказал Робин. – Но, клянусь Святой Троицей, этот ребенок многое способен вынести, не моргнув глазом. Какого рожна нужно вашему Бугаю? Вот она, настоящая маленькая королева, это же любому видно.
Прежде чем Маргарет успела ответить, их окликнул бодрый и энергичный Николас Кэрью, умело пробирающийся между жонглерами со стороны, где сидела королева.
- Сэр Роберт, позвольте увести вашу леди, с ней хочет говорить королева. А мы займемся игрой в карты, пожалуй. Его величество был сегодня в настроении для игры. Вы же играете, не так ли?
Робин только слегка улыбнулся и поцеловал жене руку.
- Если что, зови на помощь Дона Альву, - мысленно хмыкнул он, и супруги разошлись в разные стороны.
Маргарет подошла к королевскому креслу, и преклонила колени, как полагалось по этикету. Прямо перед ней вальяжно возлежал на бархатной подушечке Дон Альва. Ей снова невольно захотелось оглянуться и убедиться, что ее муж ходит по залу в человеческом облике. Дон Альва прижмурил зеленые глазищи, и девушка могла бы поклясться, что в них была чисто человеческая ирония.
- Дитя мое… - раздался голос королевы. Маргарет с некоторым усилием оторвалась от созерцания Дона Альвы и подняла голову. Катарина Арагонская смотрела на нее с загадочной улыбкой, слегка поигрывая богато инкрустированным веером. Королева выглядела гораздо лучше, чем во время их последней встречи. Возможно, причина была в том, что рядом, на скамеечке, сидела принцесса Мэри, держащая мать за руку.
- Вы любите кошек, леди Маргарет? – спросила девочка, и Маргарет отметила, что принцесса обладает глубоким, звучным голосом.
- Очень, - честно ответила она. – А с Доном Альвой я уже успела познакомиться.
- Сядь, Маргарет, - королева кивнула на скамеечку, стоящую по другую сторону ее кресла. Маргарет исполнила приказание. Теперь перед ней открывался с возвышения весь зал. Она нашла глазами Робина, который стоял перед королем, в окружении Николаса Кэрью, Томаса и Джорджа Болейнов, Томаса Вайата, Чарльза Брэндона и еще нескольких, кого она не могла рассмотреть из-за толпы. Норфолка и Брайана там, во всяком случае, не было. Не было видно и кардинала, который, очевидно, успел уже уйти.
- Нам о многом нужно поговорить, моя дорогая, - продолжила королева. – Леди Элизабет Говард оставляет нас… на неопределенное время. Поэтому я попросила его величество разрешить мне взять на ее место тебя. И он подписал назначение. Правда, при этом он что-то бормотал по-французски, но не могу сказать, что – я французского не знаю.
- Вы немного потеряли, мадам, - хихикнула принцесса. – Богобоязненным королевам и слов-то таких знать не положено.
Маргарет постаралась, чтобы в ее улыбке не было заметно кисловатого оттенка. Маленькая чертовка была остра на язык.
- Мадам, я не очень хорошо разбираюсь в табелях о рангах, - призналась она. – В чем будут заключаться мои обязанности?
- Ты будешь моими ушами, Маргарет – и моим языком там, где я не смогу говорить за себя сама, - тонко улыбнулась королева.
- То есть, вашим секретарем? – уточнила Маргарет.
- То есть, именно моим секретарем, - подтвердила Катарина Арагонская. – Помимо английского, который я знаю недостаточно хорошо, и французского, который я не знаю совсем, ты знаешь латынь, которую знаю и я, но королевам не всегда удобно писать свои письма собственноручно.
- Ничего, дорогая, - похлопала ее по плечу веером королева. – Ты будешь писать под мою диктовку. И доставлять письма в пределах Лондона. Тебе ведь понравиться иногда оставлять дворец, да? И ты не побоишься оставлять здесь своего красивого мужа, не так ли?
- Вообще-то… побоюсь, - мгновенно увидела свою возможность Маргарет. – Во дворце слишком много красивых женщин, которым нечем заняться. Да и мне будет удобнее путешествовать по городу не прямо из дворца, где вечера затягиваются далеко за полночь. Если бы вы позволили нам снять небольшой домик неподалеку…
- Снять? – королева почему-то удивилась, а принцесса снова прыснула. Маргарет подняла голову и с недоумением уставилась на королеву. – Что вас удивляет, ваше величество? Как вы знаете, я не очень люблю шумные сборища. К тому же, мне кажется, вашему секретарю будет лучше держаться подальше от любопытных… Мне не хотелось бы прослыть грубиянкой среди тех, кто любит сплетни.
- Да, да, дорогая, я понимаю, и ты, конечно, можешь жить вне дворца! Но снять… - теперь и королева откровенно хихикала.
- Леди Маргарет, - сжалилась над недоумевающей девушкой принцесса, - вы, очевидно, поймете в чем дело, если начнете читать адресованные вам бумаги.
Пока Маргарет напряженно соображала, что именно ускользнуло от ее внимания, начался новый танец. К принцессе снова поспешил Вайатт, а перед Маргарет, к ее изумлению, остановился не кто иной, как Фрэнсис Брайан. Ради парадности обстановки, его повязка, закрывающая один глаз, была украшена драгоценными камнями, а должностная цепь красиво и симметрично расправлена по накидке из черного вельвета. В целом, вид у сэра Брайана был довольно зловещим, и Маргарет невольно отшатнулась поближе к королеве.
- Если ее величество позволит…
Поклон Фрэнсиса Брайана был полон грации, которой Маргарет от него почему-то не ожидала. Глазами она поискала мужа, но Кот, разумеется, уже успел куда-то запропаститься вместе с королем и теми придворными, которые их окружали. В отчаянии она глянула на Дона Альву. Тот прижмурил один глаз и начал демонстративно вылизывать правую заднюю лапу, всем видом давая понять, что дела испуганных барышень его не касаются.
После мгновенного замешательства, королева кивнула головой, и Маргарет не осталось ничего другого, как только подать руку Брайану и направиться с ним в сторону танцующих.
- Я плохо танцую, - бросила она своему спутнику, не поворачивая головы.
- Вы лжете, маленькая леди, но, собственно, я не веду вас танцевать. Вас хочет видеть его величество король. У себя, немедленно. И, клянусь ранами Христа, туда мы и направимся, даже если мне придется тащить вас на своем плече.
Рука бретера с силой сжала ее руку, и Маргарет покорно зашагала рядом, отчаянно стараясь выглядеть достойно.
Что касается кардинала, то он создание тесной группы «товарищей по оружию» вокруг короля проморгал. Он не был военным, и, возможно, не понял всего значения турнира 1517 года. Потому что позволил себе не видеться с королем целых полгода после этого турнира. Отчасти, в этом были виноваты обстоятельства: в августе на королевство обрушилась очередная волна потницы, которую подхватил и кардинал. Не помогли баночки с ароматной помадой. За первым приступам последовали несколько других – от потницы иммунитет не вырабатывался. И кардинал отправился в паломничество, причаститься и покаяться в грехах, которых набралось очень немало.
читать дальшеКороль, как обычно в случаях эпидемии, отправился в путешествие – или бегство, если угодно. Сначала был Виндзор, затем некоторое количество королевских замков и частных резиденций. Сопровождали короля его врач-венецианец Дионисиус Мемо, который был, по совместительству, еще и музыкантом, и трое из его круга миньонов. Пока кардинал спасал свою душу, король сформировал эдакое кочующее правительство, которое по своей сути было анти-кардинальским.
В ноябре оба правительства, формальное и неформальное, сшиблись в деле вдовы Вернон (дочери лорда Димока и очень, очень богатой женщины). Кардинал решил облагодетельствовать вдовой своего человека, Уильяма Тирвита. Король же был склонен поддержать своего миньона Уильяма Коффина, который хотел вдову для себя. Вдове, надо сказать, было 27 лет, так что, помимо приятно полных сундуков, у нее была приятно свежая внешность. И свобода выбрать следующего мужа себе по сердцу, потому что Верноны и Димоки не относились к той аристократии, браки которых требовали патента короля.
Кардинал написал вдове, рекомендуя ей взять в мужья Тирвита, потому что он, кардинал, Тирвиту покровительствует. Король написал вдове, расхваливая достоинства Уильяма Коффина. И написал соседу вдовы Вернон, чтобы тот, по-соседски, тоже похваливал леди Маргарет превосходные качества молодого Уильяма. Разумеется, Маргарет Димок выбрала Коффина. Надо сказать, сделала правильный выбор. А кардиналу король посулил опекунство над детьми четы Вернон, чтобы тот не лез в это дело. Но кардинал счел случившееся публичным оскорблением, и приступил к контратаке.
Для начала, он придумал для Николаса Кэрью ну просто совершенно неотложное дело за границей. Когда Кэрью уехал, на его место кардинал ввинтил в окружение короля своего человека, Ричарда Пэйса. Тот был ученым, только что вернулся в Англию из двухлетней посольской миссии в Швейцарии, и пришелся королю вполне ко двору, если проследить дальнейшее развитие его карьеры. Интересно, что задачей Пэйса от кардинала стало контролировать переписку короля. Дело в том, что у кардинала курьерская служба была. А вот у короля ее не было, как ни поразительно. Почту короля доставляли его миньоны. Устроив почтовые дела его величества, дав ему секретаря, Волси как бы сделал доброе дело. Но одновременно получил полную информацию о том, кому пишет король, и возможность манипулировать скоростью доставки. Знал он и о содержании писем – в должность секретаря входило писать письма за своего патрона.
Разумеется, Пэйс информировал кардинала и обо всем, что происходит вокруг королевской особы. В честности, о том, что сэр Николас блестяще и быстро выполнил свою миссию во Франции, и вернулся ко двору. Какое разочарование для кардинала!
То ли в результате дипломатических маневров сэра Николаса, то ли потому, что королю Франции понадобился мир с Англией, и в сентябре 1518 года в Англию прибыло огромное французское посольство, в которое Франциск не поскупился включить своих самых блестящих миньонов. Проблема была в том, что в процессии французские миньоны должны были идти в паре с английскими миньонами, равными им по статусу. Поскольку европейская знать знала друг друга прекрасно, в статусе каждого сомнений быть не могло. Но формально, французские миньоны были gentilshommes de la chambre, джентльменами-служащими королевских покоев.
У англичан подобных должностей не было. Назревал серьезный церемониальный кризис, который решили, учредив должность при английском дворе, и назначив на нее ВСЕХ миньонов Генри чохом, en masse. И немедленно после отбытия посольства Франциска, они отправились с ответным визитом во Францию. Где французский король, в свою очередь, сделал все, чтобы они чувствовали себя даже лучше, чем дома. Разумеется, молодежь обоих дворов быстро подружилась, и англичане в полной мере познали прелесть дебошей придворных в городе, что в Англии закончилось бы для дебоширов в зале суда, а вот во Франции – нет.
Возможно, все это выглядит дурацкими мелочами. Очевидно, вернувшиеся в Англию, пропитанные французским духом миньоны Генри, ругавшие все английское и хвалившие все французское, и в самом деле были комичны. Но их настрой начал влиять на большую политику, потому что они были близки к королю. И, надо сказать, не всегда понимали все тонкости европейской политики. Политикой кардинала отнюдь не был альянс с французами или с испанцами, но тонкое маневрирование между этими заклятыми врагами – на благо Англии. Опять же, миньоны Генри были постоянной угрозой влиянию кардинала, которого они презирали.
Почему презирали? Да надо же было чувствовать свое единство против кого-то, имеющего власть. К тому же, низкорожденного. Но у кардинала были способы, которых не было у миньонов, и в мае 1519 года все миньоны разом вдруг были уволены решением королевского совета. За то, что вовлекали короля в азартные игры и прочие легкомыслия. Да-да, в Англии всегда следовало помнить о том, что монархия там ограниченная, и что одной из задач королевского совета является надзирать за тем, чтобы король был серьезен, благонравен, и являлся примером для подданных. Конечно, в том случае, когда королевский совет не был в кулаке короля. Этот совет не был. Пока. Троих миньонов отправили в Кале, остальных разогнали по всяким делам вне королевства и в отдаленных его частях.
Чтобы король не остался без дела в пустой палате, кардинал буквально завалил его проектами всевозможных реорганизаций. В принципе, дела в Ирландии, положение экономики, реорганизация судебной службы и правда требовали внимания. Просто раньше Волси все это делал сам, оставив короля развлекаться. Но король развлекался всегда в компании кого-то, и эти «кто-то» поневоле становились к нему близки, и становились опасными для власти кардинала. Следовательно, короля надо было запрячь в работу, чтобы ни на что другое не оставалось времени. Для этого, честно говоря, требовалось только сказать одно слово: реформы. Генри всегда любил конструировать что-то новое, или, по крайней мере, разбирать прочь старое. Такой уж у него был характер.
На освободившиеся около короля места Волси поставил своих людей: сэра Ричарда Вингфилда, сэра Ричарда Вестона, сэра Ричарда Джернингхема и сэра Уильяма Кингстона. Вингфилд, собственно, в отцы королю годился, но он был, практически, членом семьи, потому что когда-то был женат на Катерине Плантагенет, тетке короля. Стар был и Вестон, который стал придворным еще при отце короля. Вестон занялся казначейством. Кингстон, собственно, поднялся из королевской гвардии, и позже стал смелым и принципиальным лейтенантом Тауэра. Надо сказать, что ставленники Волси, разумеется, любимцами короля не стали и стать не могли. Но они образовали про-министерскую партию в приватных покоях короля.
Чтобы ссылка молодых аристократов не выглядела ссылкой, королевский совет выпустил меморандум по поводу того, что королю следует укреплять свою власть в графствах при помощи самых близких помощников. И что тут возразишь? Далее, кардинал произнес прочувствованную речь по поводу страшных опасностей, грозящих со всех сторон любимой Англии. Какие именно опасности и откуда – не уточнялось. Но под соусом внешней угрозы всегда легко проводить репрессии внутри страны. Это потом блестящим образом будет использовать в своих целях всемогущий и грозный Фрэнсис Уолсингем в правление дочери суверена кардинала Волси.
Генри, кстати, легко к существованию истинных или воображаемых внутренних угроз не отнесся. Сначала он дал понять, что сопровождение прибывающих к королевскому двору аристократов должно быть минимальным. А в конце 1519 года Генри пишет Волси, что тот должен установить пристальное наблюдение за следующими аристократами: за герцогом Саффолком, герцогом Бэкингемом, за лордом Нортумберлендом и лордом Дерби, за лордом Вилтширом и прочими, которых кардинал считал подозрительными.
С Бэкингемом все понятно. Было только вопросом времени, когда этот гордец задерет свой нос слишком высоко. Дома Перси и Стэнли вообще отличались склонностью к летальным для их суверенов интригам. Лордом Вилтшира в тот момент был брат герцога Бэкингема, Генри Стаффорд.
Но почему Брэндон вдруг появился в списке тех, в чьей лояльности король вдруг засомневался? Кстати, в турнире 1517 года Брэндон был не в партии короля, а в партии противников королевской партии – грозный знак. Скорее всего, пути Чарльза и Гарри разошлись именно в тот момент, когда король сделал своего нового родственника герцогом. Чарльз Брэндон слишком увлекся новой ролью. К тому же, сестра короля в 1516 году родила мужу сына и наследника, а вот у короля в наследниками дело обстояло печально. Впрочем, Брэндон слишком хорошо знал и короля, и кардинала. Он вышел сухим из воды – как обычно.
Можно сказать, что второй раунд между королем и его кардиналом закончился в пользу кардинала. И король проявил черту характера, которая с годами будет только усиливаться: отсутствие лояльности. Ни давнее знакомство, ни родственные связи не имели никакого значения, если король чувствовал хоть малейший, хоть воображаемый признак угрозы в свою сторону. Вряд ли даже Волси понял, что именно он разбудил своими речами о существующей неясной угрозе в уме короля.
чертовски негативно, но жЫзненноИногда читаю все чертыхания и проклятия по поводу ограничений продажи лекарств - и не понимаю. Ну, у нас вот все только по рецепту, кроме пресловутой Бураны 400 - и ничего, рецепты получаем, и по ним лекарства покупаем. Дело привычки. Очереди к врачу, кстати, можно ждать 3-4 недели. Или, альтернативно, 6-8 часов, если попробуешь через дежурное отделение дорваться до врача. Причем, надо обладать некоторыми актерскими талантами, а то ведь завернут и оттуда.
Но сегодня в одной аптеке попытались покуситься на святое - именно на эту Бурану. Выходные у меня теперь бывают редко, вот я и поехала затариваться всем необходимым, чтобы голову потом не морочить.
Беру, значит, с полки одну упаковку баночкой - в аптечку домой, и другую упаковку пластинками - в сумку, чтобы с собой носить. А мне на кассе говорят, что-де только одну упаковку в руки. Низзя больше. - Почему? - ласково спрашиваю я. - Потому что инструкция, - отвечает тетка за кассой. - Обоснуйте, - говорю. - В этом лекарстве нет наркотических составляющих, и нет составляющих, действующих на ЦНС. По сути, это лекарство для продажи в маркетах, а не в аптеках. - Нам положено направлять покупателей от бесконтрольного употребления лекарств, - продолжает бубнить тетка.
И тут, признаюсь, меня просто понесло. Тетке пришлось выслушать все, что я думаю о монополии аптек в этом заповеднике, и о рыночной экономике, и об опротивевшей политике управлять и направлять граждан везде, где можно и где не нужно.
- Да не я же это придумала!- возопила несчастная. - Возьмите эту вторую упаковку, я на нее другой чек пробью!
И почему бы это было не сделать сразу? Ей бы не пришлось выслушивать классический базар в стиле "дайте жалобную книгу", а мне не пришлось бы изливать на чужую голову все скопившееся раздражение.
А скопилось много. Плату за энергию поднимают на 8% сразу, каждый день новости слушаются, как поминальник: Нокия увольняет столько-то сотен человек, Метсо - столько-то, Атрия - столько-то. И каждый день все новые фирмы выкидывают на улицу сотни и сотни, просто наперегонки. Подоходный поднимают, НДС на все продукты и услуги поднимают, налог на недвижимость поднимают, цены растут. Зарплата же на новой работе не порадовала. Отсутствие ночных смен сильно отражется и на деньгах, и на количестве выходных. И процент налога подоходного уже подняли, ага, он жеж у нас "прогрессивный". Чем больше работаешь, тем больше дядя налоговик у тебя отбирает. А еще минус обязательные социальные выплаты.
Такое впечатление, что жизнь свелась к попыткам добыть денег на элементарно нормальную жизнь работой на износ. А потом приходишь в аптеку, а тебе пытаются ограничить покупку Бураны, без которой утром физически было бы шагу не ступить. Черт.
"- Why come ye not to court? - To which court? To the King’s court Or to Hampton Court? The King’s court Should have the excellence But Hampton Court Hath the pre-eminence!" (Джон Скелтон)
Да-да-да, никто и чихнуть не успел, а кардинал Волси вдруг стал не просто фаворитом короля и, по сути, вице-королем папского престола в Англии, но самой Властью в одном лице, разом прикончив традиционное разделение на фракции в королевском совете. Не было больше смысла дружить с кем-то против кого-то, когда решения принимал, в любом случае, один человек.
читать дальшеНекоторые историки заходят так далеко, что утверждают: кардинал перехватил власть не только у окружения короля, но и у самого короля. Другие предполагают, что король сам предпочитал заполнять свои дни развлечениями, предоставив скучные государственные дела кардиналу.
Скорее же всего, король учился искусству управления и интриги у кардинала, который, скорее всего, и не подозревал об отведенной ему роли. Большого Гарри не успели натаскать в деле управления королевством, потому что управлять королевством должен был его брат, а не он. За несколько лет от смерти Артура до коронации Гарри упущенное было не форсировать. В лице Волси король нашел вольного или невольного учителя. Другой вопрос, насколько учитель был зависим от ученика, и насколько он понимал свою зависимость. C точки же зрения короля, легче было со временем перехватить уже сконцентрированную в одних руках власть, чем сплетать аркан из разрозненных нитей.
вроде, портрет-фантазия короля Гарри, сделанный Гольбейном-младшим
Если на секунду отвлечься от рассматривания пестрого гобелена политики каждого отдельного Тюдора, то в глаза не может не броситься удивительное сходство схем методов управления трех великих монархов этой династии.
Генри VII, Генри VIII и Елизавета I начали свое правление мягко, очень мягко, почти либерально. Да, и Скряга тоже. Каждый из них отличался абсолютной непредсказуемостью для окружающих. В случае с Генри VII, это объясняли его замкнутостью. В случае Елизаветы, все списывалось на женскую бестолковость, капризы и нерешительность. Про Гарри говорят, что он превратился из прекрасного принца в чудовище.
Все трое осуществляли свою политику при помощи людей со стороны, не принадлежавших ни к одной фракции среди английской аристократии - через чиновников. У Скряги были Эдмунд Дадли и Ричард Эмпсон, у Гарри – Томас Волси и Томас Кромвель, у Элизабет – Уильям Сесиль и Фрэнсис Уолсингем. Проще говоря, грязную работу за этих монархов делали, на определенном этапе, именно подобные «аутсайдеры».
Все трое закончили свое правление политикой жесткого, откровенного террора. Причем, уже не прикрываясь, от своего лица. Все трое всю свою королевскую жизнь стремились к одному: к абсолютной, ничем не стесняемой монархии. О, они, конечно, собирали парламенты. Но систематически парламент заседал только при Большом Гарри, и при всех троих состав парламента тщательно подбирался подходящим для принятия определенных решений. Несладко пришлось Элизабет в начале правления, и Гарри в момент поисков средств для развода со своей первой королевой. Зато потом все шло так, как подобает. Ну, более или менее.
Рискну предположить, что Волси смог занять то место, которое он занял, только потому, что его устремления полностью соответствовали планам короля. Как соответствовал его планам и брак с Катариной Арагонской. Недаром время кардинала закончилось одновременно со временем королевы – они стали не нужны.
Но пока – пока Волси наслаждался от всей души. Его штат состоял из пятисот человек, и двор был организован абсолютно идентично двору короля. Каждое его появление перед толпами людей, собиравшихся ежедневно в его приемной, было грандиозным спектаклем. Кардинал появлялся, одетый во все красное. Перед ним несли на подушечке Большую Печать королевства. За ней – шапку кардинала. Возглавлял процессию парламентский пристав, который нес посеребренный жезл, затем выносились два серебряных посоха – знаки отличия кардинала, затем – два больших серебряных креста, один из которых означал епископское достоинство Волси, а другой – его статус легата папы. Церемониймейстер выкрикивал: «Лорды и господа, расступитесь перед его милостью милордом!»
За всем этим великолепием появлялся, наконец, Волси, вечно уткнув свой нос в баночку с апельсиновой помадой. Процессия проходила через палаты в зал, где кардиналу подавали оседланного белого мула. Носильщики крестов и посохов бодро вскакивали на коней, четверо телохранителей с позолоченными алебардами окружали кардинала, и процессия выезжала на улицы. Когда Волси был во дворце короля, его кресты стояли рядом с королевским троном. В любом смысле слова, Томас Волси был вторым королем в стране.
Раздражало ли этого настоящего короля? Похоже, что нет. Большой Гарри в те годы предпочитал Гринвич, не Лондон. На самом-то деле открытый блеск двора кардинала обманывал. Да, Волси был здесь и там, заседая в совете, ведя заседания в Звездной палате, направляя судей и т.д., и т.п. Да, Рождество 1525 года прозвали «украденным Рождеством», потому что большинство леди и лордов предпочли резиденцию кардинала, а не резиденцию короля. Но даже Волси не мог вот просто так заявиться к королю. Король мог допустить его к себе, или не допустить. До 1526-27 гг проблем не было. Волси работал в интересах короля и на благо королевства, и планы с королем они строили вместе. Именно король намечал цели, вехи, а делом кардинала было до обозначенных вех добраться.
Более того, пока кардинал отлаживал машину управления государством, вокруг короля потихоньку собирались люди, которые вызывались самим королем к его двору, и которые очень быстро образовали тесный круг, известный под названием «миньоны короля». Большой Гарри создавал противовес мощи своего первого министра.
сэр Николас Кэрью
Фрэнсис Брайан был призван ко двору вместе с Николасом Кэрью в 1515 году. Король даже снабдил их лошадьми и доспехами. Брайан, как и Генри Норрис, Энтони Найветт, Уильям Коффин, Уильям Кэрью (или Кэри) были по происхождению и родственным связям прирожденными придворными. Элегантные, образованные, спортивные, с безупречными манерами и превосходно поставленной речью, они стали украшением двора и, несомненно, приятной компанией для короля. Довольно долго никто ничего не знал и не понимал. Ну, молодежь. Ну, играют в песочнице турнирных кортов. Но в 1517 году король устроил мощную демонстрацию, грандиозный турнир для иностранных послов.
Уильям Кэри, будущий муж Мэри Болейн
Гарри простаком не был. Пусть бюрократы занимаются делами управления государства, но иностранные послы и их хозяева должны быть поражены (и предупреждены) именно демонстрацией военной мощи и талантов, традиционно относящихся к рыцарским. И послы были поражены. Венецианский посол Никколо Сагудино с изумлением описывал таланты молодежи и их искусство в бое. А ведь именно эти молодые люди, в случае чего, дали бы почувствовать своим противникам меру и искусства, и таланта.
Ирония ситуации была в том, что состав приближенных короля был формально чрезвычайно регламентирован, и своих миньонов Гарри было весьма сложно встроить в существующую систему. Сначала, он попытался использовать старую, добрую традицию, по которой молодежь отправляли в прислуги к сеньору обучиться искусству подчинения, манерам, умению вести себя в обществе и массе тонкостей, посторонним не известных.
Но вышеперечисленные молодые люди в дополнительной шлифовке практически не нуждались, да и возраст был не тот. Тогда Большой Гарри просто проутюжил систему, и совершил неслыханное: сделал членов аристократических семей прислугой в своем личном покое.
Николас Кэрью и Генри Норрис легко приняли должности грумов, но остальные были, собственно, «прислугой без должности». Они всегда были при короле. Когда он ел и когда он спал, когда он одевался и когда он занимался спортом, когда он танцевал и когда строил планы.
Тонкость ситуации была в том, что раньше на эти должности принимали заведомо тех, кто к аристократам не имел никакого отношения. Потому что наивно было полагать, что такое тесное общение, какое имели короли со своей обслугой, не накладывало бы отпечатка на доверие и чувство солидарности, причем в обе стороны.
Миньоны не могли не влиять на короля, как и не были невосприимчивы сами к королевскому влиянию. Самое интересное, что чувство товарищества в этой группе давало возможность говорить с королем честно и прямо – как это делал Фрэнсис Брайан, к ужасу тех, кто слышал его «фамильярные речи».
И король выбрал свое окружение сам. Это о многом говорит.
Вот странно, несколько последних лет породили странные замены слов, которые привели к подмене смысла.
читать дальшеБольше не говорят, что ребенок живет с родителями. Нынче дети живут, почему-то, с "опекунами". Разумеется, слово "родитель" неприлично констатирует факт, что без данных людей ребенка не было бы. То есть, у них как бы есть авторские права на своего дитятю. Другое дело "опекун". Опекуном может быть кто угодно, в том числе и чиновник. Поклон тебе, ювенальная юстиция. Ты хотела хорошего, но получилось как обычно.
Больше не говорят "трудно", принято говорить "сложно". Для современного человека, уважающего себя специалиста, ничто не может быть "трудно". Это - слово из жаргона лузеров, в нем есть окончательный смысл, намек на то, что если дело будет-таки сделано, оно потребует опредленных жертв. А за принесенные жертвы принято награждать. "Сложно" - это признание того, что поставленная задача заслуживает внимния и усилий для решения. И что радость от найденного решения сама по себе будет наградой.
Это в Финляндии. Наверняка в каждой стране подобные примеры найдутся.
Посмотрела Красную Шапочку с оборотневой темой и одолела по диагонали Белоснежку с охотником. Первая понравилась, настоящая жуткая сказка. Вторая... Брррр... Шо это было? Снято, кажется, красиво, но ведь брееед
Интересно, а Болливуд делал экранизации европейских сказок?
Ситуация в начале царствования Генри VIII сложилась интересная. Над всеми был очень молодой король, грезивший о военной славе, рыцарских подвигах, спорте и веселом времяпровождении.
читать дальшеПравда, совсем уж безголовым юный король не был. Он мечтал покорить Францию, но понимал, что без союзников ему это вряд ли удастся. Благо, выход был, и под рукой: одинокая и печальная Катарина Арагонская, а через брак с ней – сила ее батюшки, Фердинанда. Скорее всего, Катарина ему нравилась на самом деле. В конце концов, жениться королю наверняка очень хотелось, а его батюшка, Скряга, принял все меры предосторожности для того, чтобы сексуальная жизнь его единственного наследника не началась слишком рано. Тогда верили, что плотские утехи истощают жизненные силы формирующегося организма. Женитьбы королей – дело, обычно, весьма неспешное, а ждать этот король никогда не любил. Поэтому женитьба на Арагонке устраивала и его, и всех вокруг.
Вторым моментом, в котором король не сразу дал себе волю, была его страсть к турнирам. Он ждал почти 9 месяцев, прежде чем начал стопроцентно участвовать в ближних боях. На тот момент его жена выглядела вполне фертильной, и молодым в кошмарном сне не могло присниться, что их в плане наследников ожидает. Сдержанность короля на поприще турнирных подвигов объяснялась тем, что он, все-таки, довольно давно упражнялся, и знал, что дело это действительно довольно опасное. Например, на одном из турниров Комптон, с которым король в шутку поменялся доспехами, был чуть ли не смертельно ранен. Паника была неописуемой.
В чем король не желал себя сдерживать, так это в тратах. На одну коронацию он спустил больше денег, чем его папаша на всю представительскую жизнь двора за 10 лет. Возможно, внезапное сияние, окружившее королевский дом Англии, было созданием плюсов на арене международной политики. Но, скорее всего, это сияние просто было внешним результатом отсутствия управления в области администрации и финансов. Золото просто черпалось из казны и раскидывалось. Аристократия, окружившая короля, ничего о тонкостях администрирования не знала и знать не хотела. Старые советники, доставшиеся королю от отца, терпелись при дворе только в качестве объектов для насмешек, ни власти, ни влияния у них больше не было.
Пока умные люди ужасались происходящим, король развлекался, а гуманисты, осыпаемые дотациями, пели дифирамбы наступившему «золотому веку», один человек увидел в создавшейся ситуации свой шанс. Томас Волси, еще не сэр и не кардинал, а скромный раздатчик милостыни его королевского величества. И креатура Ричарда Фокса, который во многом помог Генри VII выстроить его систему административного управления, выполняя при леди Маргарет Бьюфорт роль, схожую с ролью Дадли при Елизавете I: был ее голосом там, где ей, как женщине, было невозможно высказываться.
Фокс всегда умел держать нос по ветру, и достаточно быстро понял, что при новом дворе ничего, кроме унижений и уколов, ему не светит. И удалился от политики в академический мир, оставив при дворе своего человека – умницу Волси. Благо, Фоксу было уже за 60, и у него было слабое зрение, так что фактическая отставка выглядела достойной пенсией.
Что касается Волси… В 1511 году он был еще, несомненно, человеком Фокса, о чем говорят его постоянные отчеты патрону, в которых он описывает финансовый и административный ахтунг при дворе молодого короля. На закончившийся пшиком совместный с королем Фердинандом поход, Генри щедро дал лорду Дарси 1 000 фунтов. Предполагалось, что это будет займом, который оплатится легко из военной добычи. Но, поскольку добычи не случилось, а случились сплошные расходы и неприятности, короля легко уговорили превратить заем в подарок. Волси, тогда еще сторонник партии мира, радуется в сентябрьском отчете немилости к Томасу Говарду, будущему герцогу Норфолку. Он пытается уже в тот период смоделировать будущее и убедить через нужных людей короля, что Говарда надо сослать на север навсегда, отняв у него право на апартаменты во дворце. И разве не лучше было бы поселить в освободившиеся апартаменты мудрого Фокса?
Оказалось, что не лучше. Эдвард Говард, сын сэра Томаса и любимчик короля, захватил парочку шотландских кораблей, и военная партия снова оказалась сверху. И Волси примкнул к выигравшим. Будущий кардинал к 1512 году понял кристально четко, что в королевстве все будет так, как хочет король, а король хочет войны и славы. Более того, аристократическая молодежь и более старшие родственники королевских фаворитов знать ничего не знали о том, как сделать желания короля реальностью. Не знал этого и король. Опять же, аристократы не сидели постоянно возле короля в полном составе. Они воевали, носились с дипломатическими миссиями, сновали по поручениям короля, и тратили изрядную часть своего времени на управление собственным хозяйством.
Томас Волси взял управление государством в свои руки так плавно, что никто этого поначалу и не заметил. Кухню управленческих хитростей Волси постиг еще в свою бытность при Маргарет Бьюфорт и Фоксе. Но для того, чтобы стать, по сути, административным заместителем короля, этого было мало. Волси понимал, с кем он имеет дело. Он понимал, что его величество Генрих VIII превыше всего ценит красивое слово и красивый жест. Несомненно, Волси увидел еще одну особенность этого монарха: неуправляемость. Это, несомненно, упрощало задачу завоевания доверия короля. Не надо было тратить порох на умасливание спесивых пэров, из которых даже самые безмозглые никогда не приняли бы сына мясника всерьез. В том, что он-то королем управлять сумеет, Томас Волси не сомневался.
Король Гарри умел ценить нужных ему людей. Волси раздобыл денег на войну 1513 года, чем заслужил веру короля в его деловые способности. Да еще и война оказалась удачной. Так что в 1514 году Волси стал епископом Турне и Линкольна, и архиепископом Йоркским, а через год – кардиналом и лордом канцлером. Неплохой взлет, не так ли? А все благодаря тому, что он постоянно находился возле короля.
В самом деле, кто мог быть ему конкурентом? Война с Францией унесла Эдварда Говарда и Томаса Найветта, к которым король Гарри был, пожалуй, по-настоящему привязан. Канцлер Вархам сложил с себя обязанности в 1515 году, и в том же году Фокс сдал королю малую печать, хранителем которой был столько лет. Старая гвардия стала настолько старой, что предпочла потратить оставшиеся годы жизни на примирение с Богом, а не на службу королю.
Чарльз Брэндон, единственный из друзей юности короля, переживший все повороты королевской политики, всегда отличался примерной гибкостью.
Брэндон в детстве
Бэкингем практически выпал из ближнего круга короля, еще не войдя в этот круг как следует. Никто не потерпит возле себя придворного, который даже колено перед королем преклоняет неохотно.
Норфолк, несмотря на аппетит к королевским милостям, был исполнителем, не архитектором, и сам об этом знал. Болейн занимался дипломатий и подолгу отсутствовал. Комптон, конечно, оставался Комптоном, но он никогда не имел амбиций в больших масштабах.
После коронации Генриха VIII прошло каких-то пять лет, но эти годы унесли и отдалили от него почти всех, с кем он вырос из принца в короля. Лишь Волси оставался всегда рядом, всегда готовый исполнить, выслушать, найти способ, порадовать своего господина оригинальным подарком.
читать дальшеA human skeleton with a cleaved skull discovered beneath a parking lot in England may belong to King Richard III, researchers announced Wednesday, though they have a long way to go in analyzing the bones to determine the identity.
The researchers note they are not saying they have found King Richard III's remains, but that they are moving into the next phase of their search, from the field to the laboratory.
"We are clearly very excited, but the university now must subject the findings to rigorous analysis. DNA analysis will take up to 12 weeks," Richard Taylor, the director of corporate affairs at the University of Leicester, told reporters this morning.
The remains were hidden within the choir of a medieval church known as Greyfriars, where the English monarch was thought to be buried. Though the location of this church had been lost, historical records suggested that Richard III was buried there upon his death in battle in 1485.
Two skeletons were discovered: A female skeleton that was broken apart at the joints was found in what is believed to be the presbytery of the lost church. The other skeleton, which appears to be an adult male, was found in the church choir and shows signs of trauma to the skull and back before death, which would be consistent with a battle injury, the researchers said.
"A bladed implement appears to have cleaved part of the rear of the skull," according to a University of Leicester statement.
In addition, a barbed metal arrowhead was lodged between the vertebrae of the male skeleton's upper back, Taylor said, adding that the spinal abnormalities suggest the individual had severe scoliosis, though was not a hunchback, as he was portrayed by Shakespeare in the play of the king's name.
Even so, the scoliosis seen in the skeleton would've made the man's right shoulder appear visibly higher than the left one. "This is consistent with contemporary accounts of Richard’s appearance," according to the university statement.
University of Leicester archaeologists began excavating the parking lot of the Leicester City Council building on Aug. 25, in search of the church and the king's remains. Since then, they have turned up the Franciscan friary, a 17th-century garden thought to hold a memorial to the king and various other artifacts.
On Aug. 31, the dig team applied to the Ministry of Justice for permission to begin exhuming the two skeletons, a process that began on Sept. 4.
"We are hopeful that we will recover DNA from the skeleton," University of Leicester geneticist Turi King said at the briefing, as recorded in a tweet by the university.
The bones will now undergo laboratory analyses, including DNA tests, which will be led by University of Leicester geneticist Turi King. The results could then be compared to those of a direct descendant of Richard's sister, who was uncovered by John Ashdown-Hill, author of "The Last Days of Richard III." From those remains, scientists have mitochondrial DNA, or the DNA inside the cell's energy-making structures, which gets passed down only by mothers.
Кратко: у найденного скелета поврежден череп, тип повреждения типичен для повреждений от удара меча. В спине сдела стрела (наконечник сохранился). У человека, чей скелет был найден, был сколиоз, искривление позвоночника, и правое плечо выше левого. Горбатым хозяин скелета не был. Теперь делаются анализы DNA, и результат обещают через 12 недель. Тот же Эшдаун-Хилл, который вычислил местоположение захоронения, вычислил и прямого потомка сестры Ричарда, который нашелся в Канаде. Так что резальтат будет точным.
Бедняга Ричард... Его смогли достать мечом спереди потому, что кто-то выстрелил ему в спину... Когда он почти достал Генри Тюдора. Боже, какие просторы для воображения.
К концу правления короля Гарри, Гольбейна при его дворе сменил Уильям Скротс, которому король платил вдвое больше, чем платил Гольбейну. Вот Скротсу и принадлежит анаморфный портрет принца Эдварда, который подозрительно напоминает карикатуру. На самом деле, под определенным углом эта "карикатура" выглядит нормальным портретом.
Писал Скротс и нормальные портреты. Например, портрет Суррея, о котором я писала недавно - это его работа. Более того, утверждют, что там выписан тот самый тайный герб, за который граф лишился головы. Не уверена, на суде портрет не фигурировал, и бризура наследника изображена именно на изображении шотландского льва, пронзенного стрелой, пожалованном Говардам персонально, уже королем Гарри. Судили же Суррея за подобную бризуру над знаками св. Эдуарда и королевского дома, потому что это была заявка именно на роль наследника короны.