Целых 8 человек утверждают, что у меня нет чувства юмора (mirrinminttu.diary.ru/p181751277.htm?from=last). На ЖЖ какая-то светлая голова, желающая "улучшить качество моего творчества" требует, чтобы я называла sweating sickness английским потом, а не потницей. Ага, в постах про англичан.
Обиделась.
А вообще я просто кота запостить хотела. Просто так.
это проверка на мое чувство юмора или его отсутствие.
Зашел разговор с одним человеком, являются ли данные картинки оскорбительными для верующих? Человек знает предысторию их появления, мне она не интересна. Не вижу ничего странного в том, что в МИФИ будет кафедра теологии. Теология - наука многогранная. К тому же, в том же Дьюке есть кафедра паранормальных явлений, и никому это не мешает. Поэтому ехидство подписей относительно кафедры игнорю.
Я считаю, что картинки забавны, вызывают диспуты физиков и лириков в памяти, даже Стругацких с их НИИЧаВо.
Себя я позиционирую как человека скорее верующего. В существовании Бога в какой-нибудь форме не сомневаюсь, но вот религиозного воспитания я не получила. Совершенно. Может, в этом-то и дело. Итак, картинки:
Парламент 1529 года, который начал свое заседание 3 ноября, обещал быть бурным. Норфолк подготовил для случая монументальный труд, который немедленно окрестили за объем названием Book of Articles. Через палату лордов он прошел, разумеется, но палата общин его не приняла. Герцог перестарался. Или почтенных буржуа просто отвратил (или насмешил) слишком живой стиль, в котором герцог обрушился на опального кардинала.
читать дальше«Лорд Кардинал, зная, что он болен позорной и заразной болезнью, сифилисом, являлся ежедневно к вам (т.е. к королю), шепча вам на ухо и дыша на вас своим заразным дыханием, подвергая вашу милость смертельной опасности», - сочинял Норфолк. Лгал, но имя кардинала было основательно вываляно в грязи.
Что касается самого кардинала, то он быстро деградировал. Волси, собственно, еще не был стар. Ему в 1529 году было 54 года. Но, говорят, что людей, имевших долгие годы статус чуть ли не диктатора, убивает потеря власти. Возможно. Но, возможно, дело было в настоящей болезни. Депрессия? Но в клинической депрессии человек впадает в полукоматозное состояние, а кардинал буквально засыпал Кромвеля письмами. Случилось ли у полнокровного кардинала на почве стресса небольшое кровоизлияние в мозг? Кто знает. Но он, из стратега и интригана, превратился в ноющего, беспомощного и довольно бестолкового жалобщика.
Кромвель, вопреки тому, что о нем будут позже говорить, делал для кардинала, что мог. В основном, утешал, и именно ему принадлежит забавная комбинация с назначением «пенсий» членам семейства Болейнов. Откуда деньги? Король, отобрав у Волси все, не мог отобрать у него то, что кардиналу давали церковные посты и имущество, принадлежавшее ему именно как кардиналу и епископу.
Была ли какая-то польза от сделанных подарков? Рискну сказать, что да. В январе король послал к опальному кардиналу своих лучших врачей. Кстати, это подтверждает мое подозрение, что странное, нетипичное для этого человека поведение имеет источником именно что-то в физическом плане. Наверняка кто-то подкинул Гарри мыслишку, сам бы он и не вспомнил. Кромвель? Возможно. Приведя в качестве аргумента, что вот-де, исправился человек, понял свои ошибки. И 12 февраля свершилось: Кромвель добился для Волси королевского помилования, подтвержденного Большой Печатью. Еще через два дня кардиналу вернули титул архиепископа Йоркского. А в начале марта позволили поселиться в комфортабельной резиденции при одном монастыре.
В том, что случилось потом не стоит винить ни Норфолка, ни Кромвеля, а только самого кардинала. Да, Норфолк очень старательно лоббировал идею, что кардинал должен удалиться туда, куда его призывает долг прелата, и жить, как положено жить прелату, не более того. Возможно, он действительно опасался, что король мог и вернуть милорда Волси в фавор. Но более вероятно то, что герцог совершенно искренне не любил «выскочку», и хотел убрать его с глаз подальше.
«Что ж, Томас, тогда мы поедем в Винчестер», - написал Волси Кромвелю. Не тут-то было. По мнению клики, собравшейся вокруг короля, место епископа Йоркского было в Йорке. Норфолк заявил Кромвелю вполне прямо: «Твой хозяин кардинал что-то не торопится на север. Ты скажи ему, что если он будет продолжать мешкать, я растерзаю его своими собственными зубами». Правда, к тому моменту «хозяином» Кромвеля был уже король, который сделал его советником по парламентским вопросам и судебным делам. И вскоре Норфолк, который никогда не был гением стратегии, в этом убедится.
А пока Кромвель получил от короля, из личного королевского кошелька, тысячу фунтов (350 000 на современные деньги) для нужд кардинала, который заявил, что в Йорк ему ехать не на что. А королевский совет добавил еще 650 фунтов. Правда, не в подарок, а как бы авансом в счет доходов от прихода в Винчестере. И что сделал кардинал? Отправился в путь с эскортом в 160 конников и караваном судов, которые были загружены тем, что у него оставалось в Лондоне. Очевидно, кардинала королевские конфискации не раздели до рубашки.
К 28 мая Волси добрался до Саутвелла, и там засел. Он был митрополитом Ноттингемшира с 1514 года, но в жизни своей в этой глуши не был. Пришлось побывать. И что же начал делать кардинал? Просить денег. У короля. «У меня нет ни зерна, ни скота, мне не на что содержать своих служащих…».
Непонятно, раскидывал ли кардинал данные ему королем деньги пригоршнями по пути, или просто ныл в надежде, что король кинется его утешать и осыпать милостями. В любом случае, это говорит о том, что милорд кардинал был не в себе. Он должен был знать короля! Он столько лет успешно манипулировал своим сувереном! И вдруг – такое…
Король, разумеется, расценил жалобы Волси, как самую черную неблагодарность, а недоброжелатели кардинала при дворе язвили, что легат вернулся к своей экстравагантности. Сэо Джон Гейдж жаловался Кромвелю, что кортеж кардинала был таким, словно для милорда вернулись старые времена. Правда, власти у него теперь не было. Кромвель немедленно написал Волси с советом (или почти требованием), чтобы тот вел себя потише. «Ради Бога! Я часто умолял вас принять во внимание всё и оценить, какие времена наступили, и вести себя согласно сезону». Он советует кардиналу уменьшить траты и зажить более скромной, плодотворной жизнью, что немедленно прищемит болтливые языки при дворе.
Можно осудить Кромвеля за жесткий тон по отношению к бывшему покровителю. Его можно даже осудить с точки зрения «легко ему было говорить». Но факт остается фактом. В 1530 году Кромвель был единственным человеком, который кардинала не утопить пытался, а спасти. Кавендиш, правда, считал, что Кромвель по уши обязан Волси. Ведь именно благодаря кардиналу он получал такие дела, которые позволили ему стать известным и королю, и придворным. В логике Кавендиша есть серьезный пробел: королю приглянули не дела, которые кардинал поручал Кромвелю, а та результативность, с которой Кромвель эти дела и задачи решал.
Очевидно, и Кавендиш, и кардинал свое мнение не скрывали, потому что письмо Кромвеля от 18 октября 1530 года звучит довольно раздраженно: «До меня дошли слухи, что ваша милость обижены на меня, и что вы подозреваете, что я действовал против ваших интересов. Я чрезвычайно удивлен, что ваша милость может так говорить или втайне думать, учитывая те мои усилия, которые я для вашей милости предпринял. Я прошу от вас откровенности. Если у вас есть ко мне претензии, выскажите их, чтобы я мог оправдаться. И пусть Бог нас рассудит. Право, ваша милость в некоторых вещах чрезмерны. Надо ведь соображать, что говорить, и кому говорить».
Бесполезно. Свою коронацию архиепископом Йорка Волси спланировал провести с такой помпой, что удивил даже короля: «Сколько же высокомерия в этом человеке, который совершенно очевидно уже стал никем!». И Генри обозвал своего бывшего политика № 1 «медным лбом». Да еще и Брайан уведомил из Рима, что кардинал попросил папу, чтобы тот поднажал на короля ради восстановления его, папского легата, в должности и в имуществе. Папа и поднажал, запретив Генри женитьбу на Анне Болейн под угрозой отлучения от церкви, и потребовал беспутницу от двора изгнать. Вот хуже и глупее ничего невозможно было придумать. Не говоря о том, что попытка подданного нажать на суверена при помощи третьей силы была прямой изменой и заговором, папский цык в сторону такого короля, каким был Генри, сделал все только хуже.
Волси арестовали, и только странно своевременная смерть спасла кардинала от казни. Официально причиной смерти стала дизентерия, но многие подозревали самоубийство. Слабительными. Экзотическая версия, конечно, но нельзя не признать, что Томас Волси умер в подходящий для себя момент. А Кромвеля он успел предупредить насчет короля письмом, что «будьте очень осторожны и вдумчивы относительно того, что вы вкладываете в его голову, потому что он это оттуда уже не выкинет».
Теперь, когда кардинал умер, у него внезапно появились защитники при дворе – сэр Джон Воллоп, например, который предпринял ряд оскорбительных нападок на Кромвеля, обвиняя его в том, что он мало чем помог своему покровителю и доброжелателю. Кромвель подумал, прикинул, да и попросил у короля аудиенции, на которой, если верить испанскому послу, пообещал королю сделать его самым богатым королем в мире. В январе 1531 года Томас Кромвель, простолюдин, человек из Путни, стал членом королевского совета.
Забавно, как жизненные кризисы влияют на судьбу человека. Не попади Волси в немилость, Кромвель был бы вполне просто удовлетворен возможностью богатеть, не более. Но оказавшись прижатым к стене, стремясь сохранить свое благополучие, он был просто вынужден сделать такой рывок вверх, чтобы враз стать недосягаемым для врагов и недоброжелателей, чтобы стать над теми, кто хотел его уничтожить. Он просто понял, что «путь к сердцу короля лежит через его кошелек», как съязвил Хатчинсон.
читать дальшеСлегка оглушенная свалившимися на нее новостями, Маргарет быстро пришла в себя, когда ее снова взял за руку Фрэнсис Брайан. Хорошая знакомая с каждым поворотом коридора, она позволила безопаснику бесцеремонно тащить себя ровно до тех пор, пока они оставались в поле зрения йоменов короля.
Когда они завернули за угол, Маргарет резко остановилась, и дернула изо всех сил руку Брайана на себя. Не ожидавший ничего подобного, мужчина потерял равновесие и, пролетев мимо нее, тяжело рухнул прямо в небольшую нишу, украшенную свисающим гобеленом, изображавшим какой-то веселый цветочный орнамент.
- Какого черта! – воскликнул он, поправляя шляпу, сбившуюся на лоб и закрывшую ему видящий глаз. Попытки подняться сэр Фрэнсис почему-то не сделал, и вообще выглядел подозрительно довольным. Он даже повозился на сорванном с подвески гобелене, устраиваясь поудобнее в сидячее положение.
- Разве так ведут себя настоящие, благовоспитанные леди, - укоризненно продолжил он, заводя руки за спину и делая ими какие странные движения. – Настоящие леди ходят чинно, смотрят скромно и джентльменов на пол не сбивают.
Неся эту ахинею, Брайан усиленно подмигивал Маргарет, что, в сочетание с повязкой через один глаз и шляпой, все еще наполовину закрывающей другой, выглядело довольно устрашающе. Внезапно сэр Фрэнсис просунул, наконец, заведенную за спину руку под край гобелена, и Маргарет увидела, как энергично двинулись Брайановы плечо и локоть. Раздался придушенный визг, и снова сэр Брайан отправился в полет – на этот раз, от толчка сзади.
Из-под гобелена вывернулась покрасневшая Джейн Паркер в сбившемся на бок койфе. Она смерила гневным взглядом онемевшую от разыгравшейся сцены Маргарет, хохочущего Брайана, стоявшего на четвереньках, подхватила подол, и быстро побежала от них прочь.
- Я сразу понял, что это может быть только она! – продолжал хохотать сэр Фрэнсис, поднимаясь на ноги. – Ни у одной дамы во дворце нет таких острых коленок, как у леди Рочфорд! И никто так не любит прятаться за гобеленами!
- Она вам отомстит, - заметила Маргарет, против воли улыбаясь.
- Руки коротки, - фыркнул сэр Фрэнсис. Расправив на плечах цепь и водрузив, наконец, шляпу на подобающее место, он испытующе посмотрел на девушку. – А вот вы, маленькая леди… С чего это вы стали нападать на служащих короля?
- Пока я добиралась в Лондон, - безмятежно ответила Маргарет, рассматривая камни на повязке Брайана, - я дала обет своей покровительнице, святой Маргарите, что никому больше не позволю обращаться с собой неуважительно. Я ценю ваше присутствие рядом, сэр Фрэнсис. Дворцовые коридоры полны опасностей, как я убедилась. Предложите мне руку, и мы пойдем в одном направлении.
Брайан испытующе посмотрел на девушку, затем коротко ей поклонился и предложил руку. Когда они уже почти вошли в зал, где снова звучала музыка очередного танца, он шепнул ей на ухо:
- Итак, в одном направлении?
- Да, - коротко заверила его Маргарет.
Первым человеком, которого она увидела, войдя в палату королевы, был ее муж. Ловко перехватив супругу у сэра Фрэсиса и дружески потрепав того по плечу, Робин быстро повел Маргарет в круг танцующих.
- Меня ноги еле держат, - мысленно предупредила она.
- Держись Марго, сейчас не время для слабости. Ты слишком долго отсутствовала, и это многие заметили. Как проявил себя Дон Альва?
- Дон Альва тоже слишком долго отсутствовал? – хихикнула Маргарет. – Все время, пока он был Нэдом? Кот, что ты начудесил? По-моему, никто не подозревает, что у короля тоже есть кот, причем кот, похожий на кота королевы, как две капли воды.
- Это один кот, разумеется, - улыбнулся Робин. – Но я здесь почти не при чем. Кошки вообще умны, а этот экземпляр и вовсе привел меня в восторг. Мы познакомились, пока я рыскал по дворцу. Ну, и договорились… Его величество Бугай своего Нэда никому, кстати, не демонстрирует. Кот появляется тогда, когда нужен королю, и король не задается вопросом о том, откуда.
- Сегодня он появился очень вовремя, - пробормотала Маргарет, трудясь над особо заковыристой фигурой танца.
- Все было так сложно?
- Сложнее… Ты что, сам не слышал?
- Нет, конечно, - удивился Кот. – Это же был твой собственный разговор. Любопытно мне, конечно, было, но джентльмены короля так плотно меня занимали, что даже подслушать не удалось. А хотелось…
- Они тебя или ты их?
- Ну… Я их, если быть точным. Я успел даже красиво проиграть, прежде чем его величество удалился. Но потом вознаградил себя с лихвой за счет герцогов, разумеется. Так что дом мы можем снять хоть завтра.
О том, что ничего снимать не надо, Маргарет мужу сказать не успела – танец закончился, и Робину пришлось вести супругу к королеве. Арагонка скользнула пронизывающим взглядом по Маргарет, но этикет перевесил любопытство, и девушка в очередной раз стала свидетелем изумительного таланта королевы очаровывать любого собеседника. Не зря говорили, что даже король, мало расположенный в последнее время признавать какой-либо шарм за своей законной супругой, никогда не мог оставить за собой последнее слово в их дебатах.
- Лорд Бьертан… - задумчиво повторила королева титул Робина. – Вы забрались далеко от родины, милорд. Что заставило вас искать счастья в таком опасном месте, как Трансильвания?
- Молодым мужчинам свойственно отправляться на поиски приключений, мадам, - лукаво улыбнулся Кот. – Должен признаться, что я получил большую порцию, нежели рассчитывал.
- Вашей семье было, несомненно, тревожно за вас? Мы все были потрясены известием о битве при Мохаче. Вы уже послали им весточку, что живы, и даже привезете с собой очаровательную супругу?
- Но у меня нет семьи, ваше величество, - печально развел руками Робин. – Моя далекая прабабушка была бастардом английского лорда, который выдал ее замуж во Францию. Поколение назад моего предка, вернувшегося в Англию, приняло в свои ряды одно семейство, но сами понимаете, что времена тогда были беспокойные, и он сгинул в период смены династии. Никто не знает и того, что стало с его молодой вдовой, моей матушкой. Я, во всяком случае, был воспитан монахами, и отправился на поиски чести и славы сразу, как мог вступить в воинский орден.
- Война, война… Больше всего от нее страдают женщины и дети, - вздохнула королева.
- Воевать надо, а не страдать! – неожиданно заявила принцесса Мэри. – Моя бабушка с мечом в руке объединяла свое королевство, и моя кузина правит в Венгрии не хуже любого мужчины! И вообще женщин-воительниц было больше, чем у меня времени рассказать вам о них.
- Да, девочка моя, - улыбнулась королева и погладила дочь по непокорным рыжим кудрям. – Но если бы ты могла спросить этих своих воительниц, какую жизнь они предпочли бы для себя, если бы имели возможность выбора, они бы тебя удивили. Дело женщины – сохранять жизнь, давать жизнь, но не забирать ее.
По лицу принцессы было видно, что она вовсе не согласна со словами матери, но девочка была слишком хорошо воспитана, чтобы вступать в пререкания. Неожиданно для всех, Робин преклонил перед принцессой Мэри колено и поцеловал ей руку. Жест не остался незамеченным ни для кого из присутствующих в палате королевы, и Маргарет подумала, что ее муж только что сделал заявление, которое принесет им обоим много тревог уже в ближайшем будущем. Впрочем, он был в хорошей компании, у принцессы было много верных рыцарей. И теперь она начинала понимать, почему.
Королева грациозно встала со своего кресла и сделала знак дочери и своим дамам, что желает удалиться.
- Ты можешь быть свободна на сегодня, дорогая, - улыбнулась она Маргарет. – Завтра приходи к моему завтраку, и мы вдоволь наговоримся. А остаток вечера я хочу провести со своей дочерью, которая снова покидает меня.
После ухода королевы, компания, собравшаяся в зале, начала быстро рассеиваться. Не увидев среди снующих слуг ни Джейн Попенкур, ни молодого Кульпеппера, Маргарет шепнула мужу, что, пожалуй, им тоже стоит отправиться к себе.
Конечно, они заблудились. Маргарет поняла это только тогда, когда услышала за поворотом резкий голос Анны Болейн.
- Она – моя смерть, а я – ее. И не ей танцевать на моих похоронах, клянусь…
- Тихо! – это был Томас Болейн, остановившей излияния дочери звонкой пощечиной. – Тихо, глупая девчонка! Ты будешь улыбаться тому, кому я прикажу тебе улыбаться, и будешь кланяться, когда я тебе дам знак кланяться. Придержи свой дурной язык и оставь при себе свои безбожные клятвы. Силы небесные! Не иначе, небеса покарали меня за глупую гордыню, наградив моих никчемных детей только кровью Говардов. Одна – шлюха, другой – грубиян и спесивец, а ты… Я слишком много вложил в тебя, Анна. Не заставляй меня об этом пожалеть, потому что мое сожаление тебе будет неприятно почувствовать, что бы там ты о себе не воображала.
Маргарет и Робин без шума повернули обратно, и посмели вздохнуть свободно только тогда, когда очутились в совершенно пустынной внешней галерее дворца.
- Кот, уведи меня отсюда, - мысленно взмолилась Маргарет, сжимая руку мужа. – Я здесь задыхаюсь. Давай отправимся посмотреть на Барнард Кастл?!
- Барнард Кастл? – взгляд Робина блеснул. – С чего бы это?
- А с того, что теперь это наш дом, глупый, - хихикнула девушка. – Оказывается, ты действительно женился на богачке.
Наградой ей стало выражение почти суеверного изумления, разлившегося по обычно самоуверенной физиономии ее супруга.
17 октября 1529 года герцог Норфолк (Томас Говард) и герцог Саффолк (Чарльз Брэндон) явились в резиденцию кардинала Волси, Йорк Хауз, чтобы потребовать сдачи Большой Печати королевства и отказа от должности Лорда Канцлера – на основании решения королевского суда в Вестминстере. Все, чем владел кардинал, было конфисковано: имущество, земли, должности. Пока суд да дело, сам кардинал удалился из своей лондонской резиденции в Суррей, все еще не понимая, насколько окончательно его падение.
читать дальшеИз переписки Кромвеля с Джорджем Кавендишем, одним из служащих Волси, который находился во Фландрии, видно, что на какой-то момент Кромвель был в полной панике. Ведь дела всегда обстояли так, что падение центральной фигуры какой-либо группировки означало крах для всех вовлеченных в дела впавшего в немилость. Возможно, Кромвель не сразу осознал, что он уже успел стать крупной фигурой сам по себе. И еще оставался несчастный кардинал, совершенно не умеющий жить без покровителей и больших денег.
Кромвель последовал за своим патроном, пытаясь убедить его, что настало время расстаться с раздутым штатом служащих. Причем, принимая во внимание, что тем не сразу удастся устроиться к новым хозяевам. Неохотно, кардинал вызвал йоменов и джентльменов в большую палату довольно дряхлого «дворца» Эшер. Те собрались немедленно. Кардинал вошел в зал в белых одеяниях. Он попытался заговорить, но эмоциональность момента помешала словам быть произнесенными, зато слезы пролились публично, и гордый легат отвернулся к стене, пристыженный тем, что не смог остаться бесстрастным перед лицом испытаний.
Потом он собрался с силами, и сказал: «Так случилось, что король захотел отнять у меня все, что я имею, и у меня не осталось ничего, кроме одежд на мне, которые гораздо скромнее тех, которые вы привыкли видеть. Я бы не поколебался разделить их с вами, и саму коже на моей спине, если бы они имели хоть какую-нибудь цену». Потом, правда, кардинал заявил, что король, несомненно, сочтет нужным расплатиться со штатом кардинала из денег, конфискованных у кардинала, а ему, Волси, ничего не нужно – он не земные богатства копит и лелеет, а те, что в душе.
Кромвель несколько нарушил трогательность момента: «Сэр, здесь стоят ваши йомены, которые были бы рады отправиться повидать своих друзей, но у них нет на это денег. Здесь стоят ваши капелланы, которых вы одаривали деньгами и достоинствами. Дайте им возможность доказать, что они чувствуют обязанности гуманизма. Я полагаю, что их честь и щедрость не позволит им не дать нуждающимся то, чего нет у вас». И положил перед кардиналом 5 фунтов золотом, напомнив, что лично он не получил от кардинала никогда ни пенни, но чувствует себя ему обязанным. И прибавил, что не сомневается в желании капелланов дать фунт на каждый данный им пенни. «Прошу вас, господа» - сделал Кромвель жест в сторону стола. И они действительно выложили деньги в достаточном количестве, чтобы йоменам было заплачено жалование за три месяца и содержание на месяц.
А потом Кромвель о чем-то тайно посовещался с кардиналом, и помчался в Лондон, пообещав Кавендишу, что если все сложится, они услышат об этом дня через два. Собственно, отсюда и началась история о том, что Кромвель кардинала предал. Кавендиш просто его не понял. Он услышал то, что хотел услышать: что каким-то чудом можно все повернуть вспять. На самом же деле, Кромвель, слишком хорошо знавший реалии жизни, помчался спасать себя. А уж выплывший на поверхность Кромвель своих не оставлял никогда. И кардинал, так или иначе, стал для него в какой-то степени «своим», особенно в своей беспомощности и житейской непрактичности.
Начал Кромвель операцию по спасению себя и своих, ввинтив себя в состав парламента всего за два дня до начала парламентской сессии. Это было не так просто. Ему пришлось в кратчайшие сроки напомнить всем, кто ему был должен деньгами или услугами о том, что срок платежа пришел вот прямо сейчас. В первую очередь, Кромвель послал Седлера, своего служащего, потолковать с сэром Джоном Гэйджем, вице-управляющим хозяйством короля и союзником врага кардинала, герцога Норфолка. Гэйдж с Седлером дружил, и немедленно отправился к Норфолку, который немедленно отправился к королю. И Норфолк, и король прекрасно знали, что, убрав Волси, они нуждаются в человеке, который займет место управляющего королевством, не впутываясь в политику. Причем, оба знали уже и Кромвеля, и его стиль, и его эффективность. Ответ был однозначен: да, Кромвель должен попасть в палату общин, немедленно. И инициатива исходила именно от короля. Вся эта «операция одобрямс» заняла всего несколько часов.
Затем Седлер отправился к еще одному своему другу, сэру Томасу Рашу, чей сын занимал место депутата от Таутона, и мгновенно согласился уступить это место Кромвелю. Так вот все легко получилось. А потом Кромвель действительно вернулся в Эшер, чтобы снова о чем-то секретно совещаться с Волси.
Томас Кромвель взлетел на невероятные для человека его круга высоты вовсе не случайно и отнюдь не из ниоткуда. На самом деле, придворные круги доброго короля Гарри знали его превосходно. Более того, они знали его стиль работы и подхода к делу, и имели все основания предполагать, что Томас Кромвель не будет угрожать влиянию аристократии на короля.
Кромвель?
читать дальшеИ они были совершенно правы. Кромвель никогда не занимался собственно политикой, кроме того раза, который и оказался для него летальным. Скорее всего, Кромвель тогда просто не понял, что встрял в политику, потому что, по его собственному мнению, он просто устраивал дела короля. Кромвель никогда не был архитектором в политике, но он был блестящим управляющим и гениальным администратором. Чего никто не мог предусмотреть, так это того, что король сам использует организационные способности Кромвеля для того, чтобы повлиять на своих аристократов.
Итак, Томас Кромвель. Курьез с ним заключается в том, что прекрасно известно о его публичной деятельности, но практически ничего – о его личной жизни. Нет, устрицей и конспиратором он не был, просто никого о своих делах специально не оповещал. Ну, пришлось раз к слову в разговоре с испанским послом – и он сказал, что молодость провел бурную. Зашел как-то разговор с французским послом о том, до какого возраста от женщины можно ожидать детей – и он сказал, что его мать родила его в 52 года.
Но вообще все, что известно о личной жизни Кромвеля, известно из нейтральных документов, типа нотариальных и приходских записей. Отец его был человеком буйным, с репутацией скандалиста, что не помешало ему быть одно время шерифом. Был Кромвель женат, имел, очевидно, сына и двух дочерей, но потерял всю семью, кроме сына Грегори, во время эпидемии потницы. В общем, ничего выдающегося. Был он, действительно, и наемником, и служащим банкирского дома Фрескобальди, и купцом, и торговцем.
Никакого формального образования, кроме обычного начального, Кромвель не имел. Всему, что он умел, его научила жизнь. Очевидно, он оказался очень способным учеником, и, кстати, учеником благодарным, не забывающим добра или оказанной услуги и через долгие годы. Однажды, увидев в толпе женщину, он вспомнил, что когда-то задолжал ей 40 шиллингов и совершенно забыл о долге. Остановил лошадей, догнал женщину, и договорился о возврате долга. Банкира Фрескобальди, угодившего в тяжелые времена, Кромвель буквально обнял при всем честном народе, поблагодарил за прошлую науку, объявил всем присутствующим, что этому человеку он обязан всем, и устроил все дела банкира. Можно упомянуть и о том, что Кромвель щедро жертвовал на помощь бедным, но это было в его времена делом обычным. Тот же герцог Норфолк, отчаянно ругающийся с опостылевшей ему своими претензиями женой за каждый фунт, раздавал в год 200 фунтов на помощь беднякам и арестантам.
Что касается отношений Волси и Кромвеля, то и здесь не все так однозначно, как можно подумать. Около 1518 года Кромвель начал строить сеть связей и знакомств среди придворных, имея в виду свой бизнес в качестве юриста. Но этот бизнес был только частью того, чем занимался Кромвель. А занимался он тем, что занимал деньги под адские проценты вечно нуждавшимся в наличных деньгах придворным. Очевидно, внимание кардинала на Кромвеля действительно обратил Генри де Перси, который находился под опекой Волси. Потому что в октябре 1520 года кардинал поручил ему разбор запутанного дела между одним викарием и приорессой бенедиктинского монастыря по поводу аренды какой-то фермы.
Через год Кромвель участвовал уже в деле более высокого полета: Чарльз Найветт ходатайствовал через него перед королем о прощении долга в три тысячи фунтов, которые он ухитрился занять герцогу Бэкингему ровнехонько перед тем, как тот угодил на плаху. Долг Найветту не простили, но документы и обоснования, а также манера презентации дела, привлекли внимание короля и правительства. Позже, в 1532 году, некий Роберт ап Рейнольдс из Кале будет утверждать, что в этой истории Кромвель неплохо нагрел руки: узнал в процессе работы, что в наследстве казненного Бэкингема «плохо лежит» - и присвоил бесхозное.
В 1522 году Кромвель перебрался в большой дом, который он прикупил в престижном районе, и стал секретарем местного комитета охраны, выйдя, таким образом, на знакомства с олдерменами Лондона. А с Волси его связали и другие знакомства. Например, он консультировал маркиза Дорсета в делах, связанных с экспортом одежды. На Дорсета также работал Ричард Вильямс, племянник Кромвеля. А на самого кардинала работал викарий Роберт Кромвель, кузен Томаса. В том же 1522 году Кромвель заседал в парламенте, но быть парламентарием ему не понравилось: сплошная говорильня, где все заканчивается тем, с чего и началось, как он написал своему старому другу-купцу в Бильбао.
После этого Кромвель продвигался в своей карьере быстро, очень быстро. Он работал на комиссию, оценивающую стоимость земель и построек для обложения налогом, представлял интересы лондонских олдерменов, и, наконец, в 1524 году стал работать непосредственно на кардинала. Через год его уже именовали «советником милорда легата», и обращались к нему в письмах, как «The Right Worshipful Mr Cromwell». Так-то. При всем при этом, Кромвель оставался человеком финансово независимым от милорда легата, продолжая практиковать как юрист и как банкир своего рода. Помимо доходности, такая деятельность помогала ему продолжать обрастать связями. В частности, по своим делам в Кале Кромвель сошелся с Томасом Болейном. Сестра сэра Томаса потом наняла Кромвеля, в 1527 году, представлять ее интересы в раздоре из-за 400 фунтов с леди Финью.
Деятельность по расформированию монастырей в Англии была начата еще кардиналом Волси, как ни странно это выглядит. Более того, кардинал не забыл затребовать и получить для этой деятельности разрешение папы. С одной стороны, многие монастыри действительно уже ни в один устав не вписывались, а их обитатели только сан позорили. С другой стороны, кардиналу нужны были деньги на постройку колледжа имени себя в Ипсвиче и другие социальные проекты, а королю просто всегда были нужны деньги. Гарри деньги любил, и особенно любил их тратить. На себя, разумеется – в тот период.
Вот расформированием монастырей Волси Кромвеля и занял. Кромвель ведь стал специалистом по управлению недвижимостью и по передвижению денег. Нужно ли подробно расписывать, какие блестящие возможности для личного обогащения ему представились? По приказу Волси били расформированы 29 мелких монастырей. Мелких? Только на колледж в Оксфорде от этой операции ушло 2 000 фунтов (700 000 в современных деньгах). А ведь сколько осело в карманах! И сколько ушло в казну! Нет, Кромвель не воровал, конечно. Просто ему предлагали взятки и подарки, от которых он не отказывался. Были возможны и другие махинации. Например, сдать земли в аренду тому, кто очень их хочет, за цену высшую, чем указано в договоре. А разницу с чистой совестью присвоить. Такая деятельность не порицалась, она считалась вполне нормальной. Именно в 1525 году Кромвель отказался от своей купеческой практики.
Минус в такой прибыльной деятельности был один: Кромвеля стали не только бояться, но и ненавидеть. В 1527 году один бывший священник собирался Кромвеля убить, по глубинке стали гулять сплетни, что Кромвеля добрый король посадил в тюрьму за совершенные злодейские святотатства – вместе с Волси. На самом деле, тучи над Волси стали сгущаться совсем с другой стороны. Что касается Кромвеля, то он носился по стране, работая на своего патрона, не боясь потницы и проявляя изумительную энергию во всем, за что брался. Никто не знает, как он отреагировал на смерть семьи, которую, кстати, даже не попытался вывезти из Лондона. Зато известно, как много сил и средств он вкладывал в своего сына, стараясь сделать его ученым человеком. Что ж, было что вкладывать. По его завещанию от 15 июля 1529 года можно судить, чем располагал Кромвель на тот момент.
Своему сыну он завещал более 660 фунтов. И столько же – на приобретение недвижимости в Лондоне, чтобы парень мог жить достойно. Доходы от многочисленных аренд должны были идти на образование Грегори. Плюс, когда Грегори исполнится 24 года, он должен получить еще 200 фунтов. Интересна обычная добавка, что надо сделать со всеми этими деньжищами, если Грегори умрет прежде, чем женится и обзаведется наследниками. Кромвель пожелал, чтобы в таком случае все его имущество было бы реализовано, и деньги были бы распределены бедным родственникам: сестрам Кромвеля, Катерине и Елизавете, и сестре покойной жены, Джоан, которая была замужем за неким Вильямсоном. Слугам завещались суммы и подарки поименно, и в порядке их статуса. Но никто не был забыт, даже бывшие слуги.
Чтобы обеспечить мир своей беспокойной душе, Кромвель распорядился нанять на восемь (!) лет священника и обеспечить ему безбедное проживание на это время, чтобы он молился за Кромвелеву душу. И еще дать ему после 8 лет 46 фунтов. По фунту должно было быть роздано фриарам всех имеющихся в Лондоне религиозных общин. И еще 40 фунтов на приданое молодым бесприданницам, 20 фунтов на помощь семьям бедняков, и 10 фунтов – заключенным лондонских тюрем.
Первая книга Роулинг для взрослых... Очень жестко и как-то безысходно. Абсолютно безжалостное препарирование того, что люди думают, и того, в чем на самом деле находят удовольствие.
Не знаю, почему этот жанр называют социальной сатирой. Сатира, вроде, должна высмеивать, а тут просто появляется тягостное чувство безнадежности и даже социальной паранойи, если кто к таковой склонен. Да, вполне перекликается с последними книгами гаррипоттеровской серии, тот же мрачный колер. В общем, писать дама умеет, только я не вполне поняла, что именно она хотела сказать этой книгой. Неужели просто свести счеты с прошлым?
Начала расставлять теги на невычитанной версии, а потом было лень начинать все сначала. Так что прошу прощения у Нари и Нелви - текст, проработанный вами, будет уже в сводном файле первых двух частей, из которых я хочу сделать первую книгу "Полуцарствия"
В 1484 году королева Анна Невилл умирала. Она всегда была слаба здоровьем, но стресс и напряжение, пришедшие вместе с короной, и, главное, смерть сына подкосили ее окончательно. Легкое покашливание, то исчезавшее, то возвращающееся, перешло в приступы кашля. Лорд Джон Норфолк, сам потерявший первую жену при сходных обстоятельствах, рекомендовал королеве обычные для лечения дыхательных путей средства: медовые сладости, пряное и сдобренное медом вино. Но силы женщины уже таяли, и ничто не могло ее спасти. Будучи особой с сильной волей, она смогла принять участие в празднествах Рождества, потому что это были важные дни для подданных ее величества. Они с Элизабет Йоркской танцевали без устали и меняли наряды, блистали и наделяли подарками.
читать дальшеА когда пляски и пиры закончились, королева слегла окончательно. У нее полностью пропал аппетит, который и раньше оставлял желать лучшего, голос стал хриплым, и она часто задыхалась. Врачи королевы запретили королю спать в постели своей супруги, как между Ричардом и Анной было всегда заведено, потому что симптомы туберкулеза были бесспорны, и о том, что туберкулез заразен, было известно. В церемониях пасхального периода Анна Невилл принять участие уже не смогла. Она умерла 16 марта 1585 года, и обстоятельства, сопровождающие смерть этой тихой, но мужественной женщины, были более чем драматичны: почти полное солнечное затмение, продолжавшееся почти пять минут.
Для тех, кто хорошо знал королевскую чету, смерть Анны сюрпризом не стала. Более того, государственная машина уже вовсю крутилась в переговорах о том, кто станет следующей королевой и матерью наследников престола. Проблема была только в том, что хорошо королевскую чету знало весьма ограниченное число людей. Большинство увидели ее только в середине 1583 года на коронации.
О том, что королева еще была жива, когда были начаты переговоры о следующем браке короля, знало большее количество людей. В этом не было ничего неуважительного к умирающей: скорбь скорбью, а долг долгом. Долгом короля было обеспечить спокойствие в королевстве преемственностью. Тем не менее, пошли сплетни об отравлении больной королевы, неспособной обеспечить мужа наследниками. Тоже, собственно, обычное дело в случае, когда болезнь уносит быстро.
Теперь о том, откуда пошла сплетня, объединяющая в качестве предполагаемых будущих супругов Элизабет Йоркскую и короля Ричарда III.
Во-первых, это Ричард решил следующим браком соединить Ланкастеров и Йорков, идея не принадлежала Тюдорам. Ее, скорее всего, потащила у короля практичная леди Маргарет Бьюфорт.
Во-вторых, Ричард поклялся Лиз Вудвилл, что выдаст замуж ее девочек хорошо. И переговоры о его браке были связаны с переговорами о браке Элизабет Йоркской.
В-третьих, Элизабет действительно сдуру написала Норфолку записку с просьбой поторопить короля, где был еще более глупый постскриптум: «я боюсь, королева никогда не умрет!»
Ланкастерской линией была линия Джона Гонта, конечно. И, разумеется, выбранные принцесса и принц должны были быть не младенцами и не перестарками. Что касается короля Ричарда, то первой кандидатурой для него была инфанта Джоана Португальская.
Достойная девица, чрезвычайно набожная, и уже успевшая ответить отказом некоторому числу женихов. В общем-то, посольство Ричарда имело у принцессы достаточный успех, и можно с уверенностью утверждать, что не погибни Ричард при Босуорте, она стала бы его женой. Другой вопрос, не была ли Джоана старовата для предназначающейся ей роли? Она ведь была почти на год старше самого короля.
Англичане отдавали предпочтение именно португальскому браку по двум причинам. Во-первых, линия Джоаны была старшей из оставшихся ланкастерианских линий. Во-вторых, у Джоаны был брат, красавчик дон Мануэль, у которого был хороший шанс стать в один день королем Португалии (и он им стал). Вот относительно этого Мануэля и шли переговоры, касающиеся замужества Элизабет Йоркской. И она была более чем готова к браку. Отсюда и нетерпеливое ожидание смерти королевы Анны, которая открыла бы девушке путь к браку, связанному с новым браком самого короля.
Второй кандидатурой в жены была испанская инфанта, Изабель Кастильская и Арагонская. Да, самая старшая дочь Изабеллы и Фердинанда, старшая сестра Катарины Арагонской… Странные зигзаги делает история. Это она, в результате, выйдет замуж за дона Мануэля и станет королевой Португалии.
Впрочем, посольство Ричарда во главе с крещеным евреем, португальцем сэром Эдвардом Брамптоном, помахало испанским вариантом перед носом португальцев с одной целью: взять быстрый старт в вопросе о замужестве инфанты Джоаны. Успешно.
Но в Англии этот двойной брак неожиданно стал в сплетнях одним браком: между королем Ричардом и его родной племянницей, Елизаветой Йоркской. Кто-то где-то что-то слышал, прибавил свое понимание к недостаточной информации – и понеслось. Похоже, что сам Ричард узнал о слухах только от Кэтсби и Рэтклиффа, которые обратились к своему королю и другу с вопросом, не сошел ли тот с ума, если планирует такой брак. Король был потрясен. Уже само предположение, что он может рассматривать в качестве жены родную племянницу, было достаточно отвратительно для него, человека чести и веры. Но в контексте того времени, опасность для репутации была делом менее важным, чем сомнение в законности правления.
Не секрет, что Генри Тюдор женился потом на Элизабет из-за того, что она была дочерью короля из Йорков, чье право занимать трон было неоспоримым. Потому что он сам знал, что его ланкастерианская линия хромает на обе ноги. Или его матушка знала, все равно. Так вот, коронация Ричарда была следствием того, что дети Эдварда от Лиз Вудвилл были, юридически, бастардами. Многие это знали, и сама Лиз давно уже знала, что ее брак с королем недействителен – об этом она даже говорила вслух иногда, бедняжка. И вот начинает распускаться слух, что король Ричард собирается сам жениться на одной из принцесс-бастардов. Почему? Уж не потому ли, что не так уж эти бастарды незаконны?
В общем, Ричард собрал горожан Лондона и объяснил им, в чем дело, потребовав от мэра в дальнейшем арестовывать и карать тех, кто распускает слухи. А в Йорк он отправил петицию с аналогичным содержанием. Увы и ах, современников-то Ричард, скорее всего, убедил, дав им полную информацию, но позднее сплетня была реанимирована и благополучно дожила до наших дней. Бедный Ричард, который никогда не относился легко к вопросам веры, чести и морали.
Эйфория счастья... Получила новейшую книгу о Ричарде III, написанную человеком, который, собственно, нашел его захоронение и нашел прямого наследника его сестры, где в роду есть непрерывная женская линия. Как ни странно, имя Джона Эшдаун-Хилла во всей шумихе вокруг лейчестерской находки не упоминается практически вообще. На университетском сайте, правда, вполне упоминается. Но неважно, я не об этом. Я о потрясающей картинке на обложке.
читать дальшеСобственно, просто изменен фон и изображение, "вынутое" из рамки, приобрело некоторую объемность. И знаете, такое впечатление, что король вот-вот рассмеется. Волевое, энергичное, целеустремленно и смешливое лицо. Смешинка в голубых глазах. Пушистые, волнистые каштановые волосы. Чудесные, изящнейшие руки с красивыми ногтями. Прямые, четко очерченные брови. Любуюсь и влюбляюсь вторые сутки.
Вот, сравните, что может сделать фон:
А среди племянниц в дцатых поколениях у Дикона были потрясающие красавицы.
Когда кардинал убрал подальше от своего суверена тех, кого считал своими врагами, Гарри отстоял кандидатуру своего кузена, маркиза Экзетера. Маркиз был врагом кардинала, в этом не было сомнений, и в качестве ответной любезности Волси потребовал, чтобы в штат короля был включен человек кардинала, сэр Джон Расселл. По какой-то причине, кардинал предположил, что Расселл и Экзетер нейтрализуют друг друга, и все будет прекрасно. На самом же деле, кардинал своими руками организовал в ближайшем окружении короля две фракции. Анна Болейн, которая отнюдь не была нейтральна в своих предпочтениях, оказалась клином, разделившим и без того недружное окружение короля окончательно, и с летальными в будущем последствиями для многих вовлеченных.
читать дальшеПоскольку королева была страстной католичкой и адвокатом интересов Испании при английском дворе, кандидатке на ее место пришлось позиционировать себя не менее страстной реформисткой. Француженкой до мозга костей она уже была. Насколько серьезны были про-протестантские убеждения Анны Болейн, никто не знает. Но именно она вовлекла в шахматную логику политики малых числом, избранных игроков, стихийные силы сторонников реформации. У враждующих фракций появилось собственное кредо, помимо стремления выиграть на свою сторону милость короля.
Кардинал среагировал быстро, назначив в штат короля своих людей: Ричарда Пейджа и Томаса Хейджа, непосредственно бывших его собственными служащими. В ответ король смог вернуть Фрэнсиса Брайана и Джорджа Болейна на их прежние должности. Оба были родственниками Анны, но, собственно, Гарри знал их дольше, чем саму Анну, так что ее пресловутое влияние на короля вряд ли стало причиной назначений. Потому что на той же волне ко двору короля вернулся и Николас Кэрью, который всегда был и оставался сторонником королевы.
И снова началась потница, и снова повторилась ситуация 1517 года, когда король и кардинал столкнулись в «женском» вопросе. Умерла аббатиса Вилтона, монастыря аристократического и модного. Анна Болейн захотела на это место сестру умершего от потницы мужа Мэри Болейн, даму Элеанор Кэри. Кардинал же поддержал кандидатуру дамы Изабеллы Джордан, приорессы Сиона. Выбрали, разумеется, даму Изабеллу, потому что монахинь-аристократок было всего-то 12, и тех, кто поддерживал даму Элеанор, просто где-то заперли на время голосования. Король, тем не менее, распорядился, что ни одна из дам не должна занять место аббатисы. У дамы Изабеллы была веселая молодость и парочка незаконных детей в анамнезе, и та же история была с дамой Элеанор, только еще круче. Ее двое детей были нажиты от священников, а сама она в еще недалеком прошлом была любовницей служащего лорда Брока.
Поэтому король рявкнул на кардинала и рявкнул на Анну, написав следующее: «my lord cardinal has had the nuns before him and examined them, Master Bell being present, who has certified to me that for a truth she has confessed herself (which we would have abbess) to have had two children by sundry priests, and further since has been kept by a servant of Lord Broke that was, and not long ago; wherefore I would not for all the world clog your conscience nor mine to make her ruler of a house who is of such ungodly demeanour, nor I trust, you would not that neither for brother nor sister I should so stain mine honour and conscience». В кратком переводе: да ни за что на свете, обе дряни.
Волси, судя по всему, решил, что короля, на самом деле, меньше всего волнует вопрос о нравственности аббатис, а письмо является только отпиской для Анны, и таки назначил даму Изабеллу. Но речь-то шла не о том, кто будет править в Вилтоне, а о том, кто правит в королевстве. Мало того, что короля повозили личиком, так сказать, так еще и сделали это публично. И забыть о такой потере лица ближний круг короля ему не давал. Люди Волси только и смогли, что отписать патрону, что давай оправдывайся, да поскорее. Волси попресмыкался, невнятно объяснил случившееся своей глупостью, но особого успеха не имел.
«Увы, мой лорд, это двойное оскорбление, как поступком, как и смыслом. Это нельзя даже принять с юмором. Так что, милорд, не поступайте так больше со мной, потому что я ненавижу такие поступки превыше всего». Так написал король, а кардинал, несомненно, уловил за вежливым и грозным слогом кипящую лаву бешенства.
Самое странное, что кардинал словно стал глух и слеп к очевидному: правила игры, возможно, остались прежними, но его ученик-противник изменился, и изменился радикально. Волси снова попытался избавиться от своих врагов в окружении Генри, и потребовал уволить сэра Томаса Чейни за то, что тот кардинала оскорбил. Генри хмыкнул и уволил. А потом назначил снова на прежнюю должность – по просьбе Анны. И дело было не в бесхарактерности короля, а в том, что он хотел дать кардиналу понять: теперь ты тоже всего лишь один из прочих интриганов.
А ведь еще было дело о разводе. Как человек разумный, кардинал был, очевидно, согласен с королем, что династия должна быть укреплена, причем сыновьями. А для этого королю понадобится новая жена. То есть, старая должна исчезнуть со сцены. Но Волси, почему-то, предполагал, что Катарина Арагонская добросовестно вникнет в ситуацию и уступит место около короля молодой, находящейся в фертильном возрасте женщине. Поэтому он действительно начал вести переговоры в Риме. Надо сказать, без успеха. Но результатом стала досада короля и Анны за неудачу, и ненависть партии Арагонки и принцессы Мэри за попытку.
Само приближение короля раскололось. В нем были агенты кардинала: Расселл, Пэйдж, Хэйдж. Там были сторонники королевы, во главе с Кэрью и Экзетером и включающая Томаса Мора. И, наконец, про-болейновская группировка: Джордж Болейн, Томас Болейн, Фрэнсис Брайан, Чейни, Бреретон, Норрис. Разумеется, не все придворные короля были политизированы, среди них порхало немало типичных дворцовых мотыльков, типа Фрэнсиса Вестона.
А потом грянул гром в виде рапорта с места событий (из Рима) от Фрэнсиса Брайана: «Кто бы ни был тем человеком, кто заставляет вашу милость поверить в то, что папа для вас хоть что-нибудь сделает, я не думаю что он оказывает вашей милости хорошую услугу». Теперь на повестке дня стояли два вопроса: вопрос о разводе, и вопрос о министре. Не осталась в стороне и аристократия в лице Норфолка и Саффолка, но эти-то всегда были за короля при любом раскладе и не без выгоды для себя.
Все эти фракции, интригующие друг против друга, несомненно оживляли придворную жизнь и скрашивали будни короля. Но обе занозы, власть кардинала и наличие жены, напоминали и королю, и придворным о своем существование при каждом резком движении, так что ситуация, собственно, образовалась патовая. В конце концов, комбинацию подтолкнуло к действию событие, которое произошло вне Англии: Франция и Испания подписали мирный договор, что означало, что папа римский остался в полной власти племянника королевы. Дело с разводом обещало затянуться, зато под рукой был человек, на которого можно было свалить ответственность за все несчастья: кардинал. Благо, Норфолк уже шепнул королю имя человека, который сможет кардинала заменить. Томас Кромвель.
В 1522 году Англия объявила войну Франции. С точки зрения «коридорной» политики это означало, что все миньоны короля, от мала до велика, отправились воевать. Кадриль с участием Англии, Франции и Испании длилась до самого 1525 года, и те, кто не был во Франции, участвовали в рейдах против Шотландии. Историк Дэвид Старки высказывает оригинальную идею, что присутствие джентльменов из личного покоя короля в армии было своего рода «клонированием» личности короля через тех, кто был с ним в постоянном контакте. Возможно. Другие историки, включая Палгрейва и Виргила, видят во всем интригу кардинала. Во всяком случае, отсыл Уилли Комптона, присматривающего за стульчаком короля, в шотландскую экспедицию был организован Волси, это точно.
читать дальшеНа самом деле, кардинал, начав наступление на миньонов, не ослаблял его с 1519 года. В начале 1520 года король протестовал, что у него осталось слишком мало персональной обслуги. В сентябре 1521 года король сделал совершенно официальное заявление своему правительству (читай кардиналу) на ту же тему: Волси прихватил с собой парочку оставшихся джентльменов короля на какую-то очередную конференцию в Кале.
Но ничто не длится вечно, и война тоже. Победы Испании заставили Францию и Англию объединиться. Кардиналу пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы предотвратить возвращение аристократической молодежи ко двору. В частности, он протащил через парламент Ordinances of Eltham – реформу персонала королевских палат. Причина была уважительной: военные расходы требовали экономии. Реформы коснулись всех департаментов королевских палат, но уменьшение персонала было запланировано только в святая святых – в личных покоях короля.
Было несколько приятных для кардинала случайностей: в июне 1525 года Томас Болейн стал пэром, и одна вакансия освободилась. Смерть Ричарда Вингфилда в июле того же года освободила еще одну. Разумеется, король хотел эти вакансии заполнить, но в сентябре Волси довольно резко напоминает ему об утвержденных парламентом реформах. Началась торговля между королем и кардиналом, и снова король проиграл: количество джентльменов его приватных покоев было уменьшено с двенадцати до шести. Уйти пришлось главным врагам Волси: Фрэнсису Брайану, Николасу Кэрью и даже Уильяму Комптону. Уволили и Джорджа Болейна, который тогда был пажом короля. Свои места сохранили наиболее нейтральные королевские миньоны – как «милый Норрис», который был мил со всеми.
А теперь давайте подумаем. Учитывая свободолюбивый характер короля, его страсть к блеску, его жажду любви и обожания, его замашки экстраверта, которому нужен круг достаточно близких ему людей, чтобы постоянно с ними контактировать – какие чувства мог его величество Генрих VIII питать к его преосвященству кардиналу Волси? К фактически вице-королю Англии волей Рима и папы? Думаю, что такие же, как и любой из нас испытывал бы в сходных обстоятельствах.
Но Волси сконцентрировал в своих руках всю управленческую власть. То есть, вот просто так взять и убрать его было практически невозможно уже поэтому: начался бы полный хаос. Во-вторых, наместника Рима тоже тронуть было невозможно. Король в те годы еще очень трепетно относился к почетному званию Защитника Веры, отчаянно ревнуя в этом плане к тому же императору, которого периодически тоже так называли. Англия была католической страной, и власть Рима в католической стране была неоспорима.
Из этой ситуации не может не напрашиваться мысль, что королю, дабы стать истинным сувереном, к чему он всегда стремился, нужно было развязать даже не один, а два гордиевых узла: в плане административного управления и в плане независимости в международном аспекте. Он просто не мог чувствовать себя хозяином в доме, если с одной стороны ему указывают, где должен стоять шкаф, а с другой заставляют и сам шкаф выпрашивать. Считается, что король был необыкновенно внимателен к кардиналу и после того, как кардинала сместил. Это объясняют тем, что он был к Волси привязан. Но я бы, скорее, поставила на то, что Гарри в тот момент просто не мог применить к Волси жесткие санкции, опасаясь реакции Рима.
А из мысли следует логичный, на мой взгляд, вывод: необходимые инструменты для изменения положения вещей подвернулись королю через ситуацию с Анной Болейн. Я всегда удивлялась слабости аргумента, что Анна-де удержала короля тем, что, грубо говоря, не отдалась сразу. Здесь много несостыковок.
Есть много доказательств тому, что Гарри был абсолютно не способен ни на любовь, ни на благодарность, ни на лояльность. Не потому, что он был плохим, а потому, что искренне считал, что всё, что люди делают в его сторону, совершенно естественно и положено ему по праву, поэтому не за что испытывать благодарность или ответные чувства. Люди такого типа находятся в вечной погоне за любовью, но крайне быстро выдыхаются.
Второе – это сама личность Анны Болейн, женщины злой, мстительной, требовательной, жадной, конфликтной, скандальной, и не слишком умной. Как известно, ее собственный дядюшка, герцог Норфолк, расскандалился с племянницей, в конце концов, вдрызг, и не единажды высказывал пожелание, чтобы и королеву Катарину, и Анну разразило бы одним ударом молнии, потому что одна стоит другой.
Анна, тем не менее, была тем человеком, кто невольно подтолкнул мысли короля в сторону не то, чтобы запретную, но почти. Развод.
От Катарины Арагонской надо было как-то избавляться в любом случае. Она, конечно, была дамой набожной и положительной, даже (с некоторых пор) снисходительной к похождениям гиперактивного супруга, но не менее властной, мстительной и ревнивой к своему статусу, чем сам король. Достаточно вспомнить ее конфликты с членами ее собственного хозяйства еще в те времена, когда она сама была в Англии на птичьих правах, ее ненависть к послу своего отца, которого она считала недочеловеком просто потому, что он был крещеным евреем, ее злобные выпады в сторону банкиров, которые на спешили распахнуть перед ней свои сокровищницы, ее долги, ее попытки вмешаться в брачные планы Генриха VII, ее ревнивую слежку за бастардом короля, ее попытки вмешаться в международную политику Англии в пользу Испании…
При этом, тот же Генри Фитцрой, бастард короля, был единственной картой, на которую было поставлено будущее Англии. Мэри никогда не рассматривалась отцом в качестве кандидатуры престолонаследника, до самых последних лет его жизни. Об этом говорят наброски брачного договора между ней и королем Франциском, которые предусматривают поворот, что если Франциск переживет Генри, он станет королем Англии. Такой договор, согласие даже теоретически на подобное условие говорит о глубине безнадежности положения династии. Что касается Фитцроя, то шансы на то, что его одобрят в качестве короля, были слабоваты.
А еще король вырос из роли ученика. Настала пора перемен, но в 1527-1528 годах даже сам король еще не предполагал, как далеко он зайдет по пути этих самых перемен. И, тем более, этого не подозревал кардинал Волси.
читать дальшеБесстрастная стража йоменов короля никак не отреагировала на появление сэра Брайана, и не шевельнулась, когда он, без всяких церемоний, втолкнул Маргарет в хорошо знакомую комнату, и захлопнул за ней дверь. Не без труда удержав равновесие, она выпрямилась и уставилась в спину его величества Генриха VIII, который что-то сосредоточенно разглядывал в раскрытое окно. Поскольку рассмотреть что-то, кроме темноты, за окном было невозможно, девушка решила, что не вспугнет момента, если поздоровается со своим бывшим возлюбленным.
- Гарри… - сорвавшееся с языка фамильярное обращение заставило ее замолчать. Король медленно развернулся, тяжело опустился на стоящий рядом с ним стул у маленького столика, на котором стояли кувшин вина и пара бокалов, и жестом указал Маргарет место напротив. Некоторое время недавние любовники молча рассматривали друг друга. Король изменился за те несколько месяцев, в течение которых они не виделись. Его заметно отяжелевший подбородок пыталась замаскировать небольшая бородка, и он сидел очень прямо, стараясь скрыть выправкой начавшую расплываться талию.
- Хочешь выпить? – спросил он, кивнув на кувшин. Маргарет невольно содрогнулась.
- После последнего бокала вина в вашем обществе, сир, моя жизнь безвозвратно изменилась… Если вы не сменили с тех пор поставщика вин, то я, пожалуй, воздержусь.
Она знала, что ее упрек несправедлив. Но оказаться снова в этой комнате, после всего, что с ней произошло… Маргарет с ужасом почувствовала, что с трудом удерживается от слез. Видит Бог, она никогда не была искательницей приключений. Мужчина, который сейчас сидел напротив нее с выражением оскорбленного достоинства на лице, дал ей защиту и ту жизнь, в которой ей было уютно и хорошо. Мысль о том, что она никогда больше не вернется к прежней безмятежности, снова вызывала острую боль.
- Что ты хочешь этим сказать?
Поза короля стала менее напряженной и слегка более агрессивной. «Милый Гарри, - грустно подумала Маргарет. – Ты так привык в последнее время ругаться с окружающими тебя женщинами, что взъерошиваешься просто от звука женского голоса».
- Вот что, король мой и покровитель. Сейчас я буду рассказывать о том, что вы вряд ли хотите услышать. Но если не я это расскажу, то кто?
Она положила свою руку, украшенную сапфировым кольцом, на руку короля. Его рука слегка вздрогнула, но он ее, все-таки, не убрал, и это было хорошим признаком. Маргарет переплела свои пальцы с его пальцами, и начала неспешно рассказывать о том, что с ней произошло после их последней встречи. Не все, конечно. Вся правда казалась невероятной и ей самой, но предупредить короля о том, что в его вино добавляется зелье подчинения, она была обязана.
- А потом началась моя дорога назад, в Лондон, - закончила она свой рассказ. Некоторое время Гарри сидел неподвижно, потом решительно поднялся, подошел к двери, открыл ее и что-то приказал одному из несущих стражу йоменов. Через минуту Маргарет услышала звук быстрых шагов, и кто-то протянул королю флягу самого простого вина – из того, что пьют солдаты в походе и, тайком от начальства, на долгих и скучных дежурствах.
- Мы, все-таки, выпьем, - объявил он Маргарет, разливая дешевое вино в драгоценные кубки.
- За правду! – сказал он, поднимая свой.
- За правду, - согласилась девушка, пригубив кислый напиток.
- Значит, ты думала, что опоил тебя я? А я думал, что ты глупо сбежала, прельстившись ролью леди. Так вот почему ты вернулась… Но почему ты пошла к ней, почему не сразу ко мне?
- Потому, Гарри, что никто бы меня до тебя не допустил. И потому, что в пути я услышала твою балладу. И еще потому, что сама не все понимаю, а то, что я понимаю, мне очень не нравится, зато может нравиться тебе.
- Ты про Нэн? – невесело усмехнулся король.
- Про нее, - спокойно подтвердила Маргарет, чувствуя легкое покалывание в висках от напряжения. Не так представляла она себе свои действия. Не так, чтобы в первый же вечер выложить почти всю информацию, не имея никакого представления о том, готов ли король ее выслушать. – И про ее брата, и вообще про всю эту мерзкую семейку безжалостных интриганов.
- Я знаю Тома с детства, - покачал головой Гарри. – Он не больший интриган, чем все прочие, и даже не более жаден, чем все прочие. Скорее, меньше. Мэри… Ну, Мэри есть Мэри, что тут еще скажешь. Она – добрая девушка, Марджери. И вовсе не глупа. Ты же понимаешь, что ее, как старшую дочь, давным-давно выдали бы замуж так, чтобы это соответствовало планам ее отца. Вот она и сделала себя… подпорченным товаром, если так можно выразиться. С шумом и скандалами, если ты заметила. Мэри идет свои путем, и ее путь лежит к Замку Любви, за что она мне и дорога. Я выдал ее за Билла Кэри, которому не нужна была жена, чтобы они оба остались при дворе. Билл был очень дружен с Комптоном, если ты понимаешь, о чем я, а мы с ...
- Гарри!
- Ну да… Ты же хочешь услышать от меня про Нэн. Нет, Марджери, я от нее не откажусь. Она может быть всем, что ты думаешь, и даже хуже. Но я хочу ее.
- Твое «хочу» в данном случае означает слишком многое и слишком опасное, Гарри. Ты – король! Ты рискнешь сделать коронованной королевой эту… змею?
- Как ты правильно заметила, дорогуша, я – король. И могу сделать королевой, кого захочу, - хмыкнул Гарри. – Тебя, например. Не хочешь сменить вивернов Бедфордов на простую и незамысловатую корону английский королев? А, Маргарет?
Теперь он нависал над ней всей своей мощной фигурой, облокотившись руками на подлокотники ее кресла и склонившись чуть вперед, так, что их лица разделяли всего несколько сантиметров воздуха.
- Это не виверны Бедфордов, - слабо шепнула она, совершенно не представляя, что делать дальше.
- Кровь Христова! – король почти отпрыгнул от Маргарет, и поднял на уровень глаз Дона Альву, который теперь жалобно помяукивал и демонстративно держал правую переднюю лапку слегка отставленной.
- Нэдди! – Гарри обеспокоенно и сноровисто обследовал лапу Дона Альвы на предмет повреждений. – Сколько раз можно тебе говорить, чтобы не лез под ноги? Когда-нибудь я действительно могу наступить тебе на лапу, если не побережешься. А сейчас ты просто меня дурачишь, ревнивая скотина.
- А… разве это не Дон Альва? – глупо спросила Маргарет, глядя во все глаза, как Гарри умащивает крупного черного кота на своих коленях.
- Вот еще! – фыркнул тот в ответ. – Дон – это кот нашей Кэт. Куда ему до Нэда!
С точки зрения Маргарет, коты были совершенно неразличимы. Да что там, она была уверена, что это – один и тот же кот, и что здесь не обошлось без проделки ее Кота. Но опасный момент их разговора с королем был прерван, и это было самым главным.
- Почему Нэд? – спросила она, чтобы что-нибудь сказать, и отхлебнула из кубка, стараясь не поморщиться.
От неожиданности Маргарет вздрогнула, вино попало не в то горло, и она закашлялась.
- Да что мы о коте, - спохватился король. – Расскажи-ка мне лучше о своем муже. Лорд Бьертан – это титул, где-то в Трансильвании, как я понял. Но он – англичанин. Как его зовут на самом деле?
Маргарет замешкалась, проклиная себя за то, что проморгала возможность такого очевидного вопроса . - Ну… он незаконный отпрыск одной дворянской семьи, и не хочет, чтобы имя его рода как-либо упоминалось. Сами понимаете, сир. Да и какое это имеет значение? Он завоевал себе титул, и пусть его знают по этому титулу.
- Ты лжешь, дорогуша, - спокойно констатировал Гарри. – Ты лжешь, но правды ты и сама не знаешь, так что я тебя прощаю. Впрочем, твой лорд мне понравился, и я даже немножко изменил планы турнира. Мою партию должен был вести Брэндон, но я решил поручить ему партию противника. А мою будет возглавлять твой лорд. Посмотрим, так ли он хорош, как мне показалось.
- Гарри, скажи, какую возможность ты получил в момент коронации? – спросила Маргарет, пораженная неожиданно пришедшей ей в голову мыслью.
- О, - улыбнулся король, - ты откуда-то об этом узнала... Что ж, путешествие пошло тебе по всем статьям на пользу, хоть и началось под таким несчастным знаком. Я получил две – король же, все-таки. Или потому, что мой несчастный Артур свою получить не успел. Одна из них – отличать правду от лжи и неведения, и я не уверен, что благодарен за этот подарок.
- Какой ужас! – невольно вскрикнула Маргарет, прижав ладони к пылающим щекам. – Это не подарок, это… проклятие!
- Ну почему же? – невесело усмехнулся король. – Проклятье – проклятьем, оно тоже имеется, но знать совершенно точно, когда тебе лгут – это практично.
- Не зная причины лжи, не зная правды? – возмутилась Маргарет.
- Какое мне дело до причин лжи? – пожал плечами Гарри. – Если человек лжет своему суверену, он виновен в любом случае уже этим. Не понимаю, что тебя так возмутило. Сама-то ты никогда не лгала раньше, и не лжешь теперь, поэтому-то я и старался проводить с тобой каждую свободную минуту. К счастью, теперь у меня есть Нэд, который тоже никогда не лжет, иначе мне пришлось бы проводить с чужой женой непристойно много времени. Вокруг меня – сплошная ложь, и это утомляет.
- Мэри Болейн тоже никогда не лжет, да? – пришло в голову Маргарет.
-Нет, не лжет. Но она стала многое замалчивать. Как и ты, впрочем. Твой лорд говорил что-то о том, что вы бы не хотели жить во дворце? Я дал ему разрешение жить где угодно…
- Спасибо, сир. Мы снимем небольшой дом. Вы же знаете, что я никогда не любили толпы… Ну что такого смешного я сказала, Гарри?!
- Эти твои невообразимые скачки между «сиром» и «Гарри» кого угодно рассмешат! Но дело не в этом. Марджери, ты неправдоподобна. Снять домик! Это так похоже на тебя, не интересоваться практическими делами… Пожалуй, из тебя не вышла бы королева в любом случае. Впрочем, я не о том. Я никогда, никогда в своей жизни не оставлял своих женщин в зависимом положении. Да я уже годы назад подарил тебе и дома, и земли, и в Лондоне, и в Ипсвиче, и в Хартфордшире.
- Но я ничего не знала! – возмущенно возразила Маргарет.
- Ты не спрашивала. А я ничего не говорил, потому что… ну, ты понимаешь… это выглядело бы не по-рыцарски. Я был уверен, что твой опекун тебя известил. Барнард Плэйс к твоим услугам, миледи. Я говорил сегодня с кардиналом, он утверждает, что передал тебе все права с подробными отчетами и описями.
- Наверное… Мне действительно передали какие-то свитки, но я не успела в них заглянуть.
- Во имя Мессы, Марджери! Теперь я даже рад, что ты вышла замуж за своего лорда, хотя поспешность вашего брака мне не понравилась, когда я о нем узнал. Кажется, у твоего мужа более практический ум, и он сможет защитить тебя при необходимости. А теперь тебе пора вернуться в палаты королевы. Будем считать, что выяснение отношений состоялось. Фрэнсис ждет тебя за дверью.
Уже у самой двери Маргарет повернулась к королю и с любопытством спросила:
- А каким был второй дар коронации?
- Узнавать Плантагенетов под любыми именами и обличиями, кузина. Иди, Маргарет, я не намерен об этом говорить.
Была сегодня на одном странном обучении, у которого будут далеко идущие последствия. Представьте себе обычнейший телефон. Что может быть банальнее? Но в наши телефоны встроена интереснейшая функция. В них встроены чипы, при помощи которых каждый шаг работника отражается на экране компьютера босса.
кошмарикиПриходишь на работу - и активируешь телефончик через идентификационную карточку, которя болтается у тебя на шее. В ней тоже чип. И начинается... На стенке приклеена блямба, которая подтверждает, что ты пришел на работу. Садишься за комп - активизируешь телефон функцией "работа в офисе", начинается утренняя линейка - тоже фиксируешь. И у каждого пациента на косяке двери аналогичне блямбы.Вошел - блямб, уходишь - блямб. Сел перекусить - блямб, доел - блямб. На "перерыв", кстати отпущено 15 минут. За смену в 8 часов. В туалете пока отмечаться не надо.
То есть, босс видит четко, когда ты пришел, сколько времени шлепал из пункта А в пункт Б, сколько сидел за компом, сколько времени конкретно занимался с пациентом. Мечта для босса. Потом, в конце недели, босс распечатывает сводочку: столько-то часов работы с пациентами у тебя было запланировано, столько-то было на самом деле. Если слишком много - призовут подтянуться и не зевать по сторонам. Если мало - поставят на вид, или просто уменьшат время, выделенное данному пациенту, потому что иногда правда выделено слишком много. Потому что выделяли "с запасом".
Но и это еще не все. За время посещения теперь надо успевать делать все записи и пометки в базе данных через этот чертов телефон. Если хронически многие не укладываются - пациенту увеличат время и оплату за услуги.
Я сразу почуяла неладное." А скажите, - говорю, - в этом режиме можно будет тратить то время, которое выделено на работу с базой данных?". Мне раза три нахамили в ответ, но я продолжала нажимать. И дожала. Нет, мы теперь будем заниматься работой с базой данных за счет пациентов. У них дома. Это ведь можно отметить, как "обеспечение человеческих контактов". Вот. За счет того, что не надо будет нестись в офис к компьютеру, количество пациентов, которых надо обойти за смену, увеличат. Планируют где-то до 15 штук на одну медсестру.
Пипец в том, что большинство обходов приходятся на утро. Уже сейчас многие получают утренние лекарства к полудню. Полагаю, большинство будут переведены на систему, когда лекарства будут просто раскладываться по стаканчикам, на крышках которых будет написно время приема. Даже доцетницы для лекарств появились "говорящие". Или медсестра будет звонить и напоминать. Впрочем, уже в испытании дивайс типа скайпа - видеоконтакт с подопечным. Учитывая, что треть пациентов более или менее безумны и/или ограничены в подвижности и не способны жать на крошечные кнопки, продолжительность их жизни может значительно уменьшиться. Что несомненно устроит отцов города.
Что там Оруэлл фантазировал? Да ему такое и во сне не снилось.
Мне реально не по себе. Я понимаю, что в нынешнем виде система муниципального здравоохранения уже давно начала тонуть, и почти затонула. Но к такому хладнокровному решению проблемы затянувшейся старости я как-то не готова. Что касается дефицита рабочей силы... Нас сегодня было на тренинге 8 человек. Ни одного финна. Большинство - эстонцы, приезжающие заработать.
Даже не драматизируя, нельзя не понять, что в мусорную корзину полетели все этические принципы работы с пациентом. Какими окажутся чисто социальные последствия такой беспощадной системы "ухода за больными" - я даже задуматься не рискую.
читать дальшеПриемный покой королевы был освещен как раз настолько, чтобы не выглядеть сумрачным, но свет был мягким, щадящим. Ее величество Катарина Арагонская сидела в высоком кресле под королевским балдахином, и выглядела цветущей и веселой. Судя по тому, какими любящими глазами она следила за гибкой девичьей фигуркой, порхающей среди танцующих, ей и в самом деле было весело. Маргарет, почти ожидавшая, что их с Робином приход отметят какой-нибудь гадостью типа фанфар, с облегчением перевела дух. На них смотрели, конечно. Но смотрели с нормальным любопытством узкого круга людей, увидевших в своих рядах кого-то незнакомого.
- Они меня не узнают, - хихикнула она. – Клянусь мессой, они меня не узнают!
- Не скажи, моя божественная, - не согласился Робин. – Король тебя, несомненно, узнал, хотя и делает вид, что увлечен беседой с кардиналом, твоим бывшим опекуном. Его преосвященство тоже тебя узнал, хотя его внимание отвлекает усилие не рухнуть под тяжестью облокотившегося на его плечи короля. Потом вон та троица, старающаяся держаться поближе к королю… Брат и сестры Болейны. И еще одна троица, вон там, у дальней стены. Их я не знаю.
- Брайан, Норфолк и сэр Томас Болейн, - ответила Маргарет. Оглядевшись, она слегка подтолкнула мужа, указывая ему глазами на танцующих и наблюдающих за танцами. – Вон тот тип с масляным блеском в глазах – Чарльз Брэндон. А рыжая девчонка, на которую все так смотрят – принцесса Мэри. Она не очень часто бывает в Лондоне.
Они неторопливо продвигались по залу по направлению к королеве, и остановились в первых рядах наблюдающих за танцующими. Танцевали павану. Маргарет подумала, что еще совсем недавно в паре с Мэри танцевал бы ее отец, но сейчас партнером двенадцатилетней принцессы был сэр Вайатт, никогда не упускающий возможности щегольнуть своей элегантностью и грацией. В честь королевы, танцевали испанский вариант паваны, и Мэри, надо сказать, танцевала исключительно хорошо. Впрочем, она все делала хорошо.
- Она ничего не знает, - констатировала Маргарет, глядя, как беззаботно принцесса-подросток пробует свой пробуждающийся шарм на Вайате.
- Боюсь, очень скоро она все поймет, - буркнул в ответ Робин.
В тишине, наступившей после последней фигуры танца, очень ясно прозвучал презрительный голос Анны Болейн: - Испанские танцы! Все испанцы заслуживают виселицы!
Ропот и негромкие вскрики, раздавшиеся в ответ, потонули в шуме, производимом вбежавшими в зал жонглерами, в которых Маргарет узнала «мальчиков» папаши Джузеппе. Королева с явным облегчением прикрыла на мгновение глаза, но принцесса, вызывающе вздернув подбородок, уставилась немигающим взглядом на дерзкую придворную даму. Невероятно, но поле битвы осталось за ребенком. Анна опустила свои черные глаза, всхлипнула, и стремительно выбежала из палаты. Мэри взглянула, не менее пристально, на своего отца, молча наблюдающего за разыгравшейся маленькой драмой, и с достоинством направилась туда, где сидела ее мать.
- Девочка за это еще поплатится, - задумчиво сказал Робин. – Но, клянусь Святой Троицей, этот ребенок многое способен вынести, не моргнув глазом. Какого рожна нужно вашему Бугаю? Вот она, настоящая маленькая королева, это же любому видно.
Прежде чем Маргарет успела ответить, их окликнул бодрый и энергичный Николас Кэрью, умело пробирающийся между жонглерами со стороны, где сидела королева.
- Сэр Роберт, позвольте увести вашу леди, с ней хочет говорить королева. А мы займемся игрой в карты, пожалуй. Его величество был сегодня в настроении для игры. Вы же играете, не так ли?
Робин только слегка улыбнулся и поцеловал жене руку.
- Если что, зови на помощь Дона Альву, - мысленно хмыкнул он, и супруги разошлись в разные стороны.
Маргарет подошла к королевскому креслу, и преклонила колени, как полагалось по этикету. Прямо перед ней вальяжно возлежал на бархатной подушечке Дон Альва. Ей снова невольно захотелось оглянуться и убедиться, что ее муж ходит по залу в человеческом облике. Дон Альва прижмурил зеленые глазищи, и девушка могла бы поклясться, что в них была чисто человеческая ирония.
- Дитя мое… - раздался голос королевы. Маргарет с некоторым усилием оторвалась от созерцания Дона Альвы и подняла голову. Катарина Арагонская смотрела на нее с загадочной улыбкой, слегка поигрывая богато инкрустированным веером. Королева выглядела гораздо лучше, чем во время их последней встречи. Возможно, причина была в том, что рядом, на скамеечке, сидела принцесса Мэри, держащая мать за руку.
- Вы любите кошек, леди Маргарет? – спросила девочка, и Маргарет отметила, что принцесса обладает глубоким, звучным голосом.
- Очень, - честно ответила она. – А с Доном Альвой я уже успела познакомиться.
- Сядь, Маргарет, - королева кивнула на скамеечку, стоящую по другую сторону ее кресла. Маргарет исполнила приказание. Теперь перед ней открывался с возвышения весь зал. Она нашла глазами Робина, который стоял перед королем, в окружении Николаса Кэрью, Томаса и Джорджа Болейнов, Томаса Вайата, Чарльза Брэндона и еще нескольких, кого она не могла рассмотреть из-за толпы. Норфолка и Брайана там, во всяком случае, не было. Не было видно и кардинала, который, очевидно, успел уже уйти.
- Нам о многом нужно поговорить, моя дорогая, - продолжила королева. – Леди Элизабет Говард оставляет нас… на неопределенное время. Поэтому я попросила его величество разрешить мне взять на ее место тебя. И он подписал назначение. Правда, при этом он что-то бормотал по-французски, но не могу сказать, что – я французского не знаю.
- Вы немного потеряли, мадам, - хихикнула принцесса. – Богобоязненным королевам и слов-то таких знать не положено.
Маргарет постаралась, чтобы в ее улыбке не было заметно кисловатого оттенка. Маленькая чертовка была остра на язык.
- Мадам, я не очень хорошо разбираюсь в табелях о рангах, - призналась она. – В чем будут заключаться мои обязанности?
- Ты будешь моими ушами, Маргарет – и моим языком там, где я не смогу говорить за себя сама, - тонко улыбнулась королева.
- То есть, вашим секретарем? – уточнила Маргарет.
- То есть, именно моим секретарем, - подтвердила Катарина Арагонская. – Помимо английского, который я знаю недостаточно хорошо, и французского, который я не знаю совсем, ты знаешь латынь, которую знаю и я, но королевам не всегда удобно писать свои письма собственноручно.
- Ничего, дорогая, - похлопала ее по плечу веером королева. – Ты будешь писать под мою диктовку. И доставлять письма в пределах Лондона. Тебе ведь понравиться иногда оставлять дворец, да? И ты не побоишься оставлять здесь своего красивого мужа, не так ли?
- Вообще-то… побоюсь, - мгновенно увидела свою возможность Маргарет. – Во дворце слишком много красивых женщин, которым нечем заняться. Да и мне будет удобнее путешествовать по городу не прямо из дворца, где вечера затягиваются далеко за полночь. Если бы вы позволили нам снять небольшой домик неподалеку…
- Снять? – королева почему-то удивилась, а принцесса снова прыснула. Маргарет подняла голову и с недоумением уставилась на королеву. – Что вас удивляет, ваше величество? Как вы знаете, я не очень люблю шумные сборища. К тому же, мне кажется, вашему секретарю будет лучше держаться подальше от любопытных… Мне не хотелось бы прослыть грубиянкой среди тех, кто любит сплетни.
- Да, да, дорогая, я понимаю, и ты, конечно, можешь жить вне дворца! Но снять… - теперь и королева откровенно хихикала.
- Леди Маргарет, - сжалилась над недоумевающей девушкой принцесса, - вы, очевидно, поймете в чем дело, если начнете читать адресованные вам бумаги.
Пока Маргарет напряженно соображала, что именно ускользнуло от ее внимания, начался новый танец. К принцессе снова поспешил Вайатт, а перед Маргарет, к ее изумлению, остановился не кто иной, как Фрэнсис Брайан. Ради парадности обстановки, его повязка, закрывающая один глаз, была украшена драгоценными камнями, а должностная цепь красиво и симметрично расправлена по накидке из черного вельвета. В целом, вид у сэра Брайана был довольно зловещим, и Маргарет невольно отшатнулась поближе к королеве.
- Если ее величество позволит…
Поклон Фрэнсиса Брайана был полон грации, которой Маргарет от него почему-то не ожидала. Глазами она поискала мужа, но Кот, разумеется, уже успел куда-то запропаститься вместе с королем и теми придворными, которые их окружали. В отчаянии она глянула на Дона Альву. Тот прижмурил один глаз и начал демонстративно вылизывать правую заднюю лапу, всем видом давая понять, что дела испуганных барышень его не касаются.
После мгновенного замешательства, королева кивнула головой, и Маргарет не осталось ничего другого, как только подать руку Брайану и направиться с ним в сторону танцующих.
- Я плохо танцую, - бросила она своему спутнику, не поворачивая головы.
- Вы лжете, маленькая леди, но, собственно, я не веду вас танцевать. Вас хочет видеть его величество король. У себя, немедленно. И, клянусь ранами Христа, туда мы и направимся, даже если мне придется тащить вас на своем плече.
Рука бретера с силой сжала ее руку, и Маргарет покорно зашагала рядом, отчаянно стараясь выглядеть достойно.