Подушки дают - разные и красивые

Гадание на подушках

vechniyzov.livejournal.com/771465.html

---

О репутации короля Эдварда II

В 1334 году Адам Орлетонский, епископ Херефорда, был обвинен винчестерским клириком Джоном Прикхером в том, что епископ совершил ряд преступлений, приведших к свержению законного монарха, Эдварда II. На что епископ ответил, что его действия были направлены не против короля, а против «тирана и содомита», позорящего сан короля. И повторил свою проповедь на этот счет, которую он произнес еще в Валлингфорде, в декабре 1326 года.

Почему это важно? Потому, что подобная проповедь, сказанная епископом, могла рассматриваться своего рода «разрешением на бунт», начавшийся в следующем году. Сам же факт расследования обвинения говорит о том, о чем молчат официальные биографии: король Эдвард III вовсе не был равнодушен к судьбе и репутации своего отца. На допросе епископа присутствовал Джон де Шордич, доктор гражданского и церковного права и один из наиболее уважаемых молодым королем советников.

Проповедь епископа в те времена сомнению не подвергалась. Она копировалась и повторялась во всех церквях, перед всем населением королевства. Епископ Орлетон знал, что делал, хотя позднее он утверждал, что вообще-то не короля он хотел опозорить, а Диспенсера, и именно его имел в виду, говоря о «тиране и содомите».

Епископ лгал. В своей проповеди он также утверждает, что королева враждебна к мужу потому, что тот собирается ее убить, если только она окажется в пределах его досягаемости. Для этого он носит в туфле нож. А если ножа при нем не окажется, то он королеву задушит.

В 1334 году защита епископа утверждала, что все вышеприведенное он услышал от архиепископа Кентерберийского, которому, разумеется, не мог не поверить, вот и понес слово дальше. Только вот некоторые моменты заставляют поверить, что инициатором травли был именно Адам Орлетонский.

Дело в том, что в начале 1300-х годах «содомитами и тиранами» были заклеймены сразу несколько великих мира сего. Например, папа Бонифаций VIII в 1303 году, и все высшие чины ордена Тамлиеров в 1308 году. Известно, кто понес эти обвинения в народ, так сказать, кто превратил обвинения-сплетни в юридические обвинения - Гийом де Ногарэ, первый министр короля Франции Филиппа Красивого. Что объединяет их с обвинениями в адрес короля Эдварда II? Несколько моментов.

Во-первых, все обвинения анонимны и неспецифичны. По юридическому кодексу тех лет, термин «содомия» имел весьма однозначный смысл, который и делал содомию преступлением. Содомия означала просто «анальное изнасилование», которое было так же преступно, как любое другое изнасилование. Ни в одном из данных обвинений не говорится, против кого противозаконное действие было совершено, кто был жертвой?

Во-вторых, помимо того, что кампании скроены по одному шаблону, их объединяет личность самого Адама Орлетонского. Между 1307 и 1317 годами он ездил в Авиньон пять раз, проведя в поездках целых шесть лет! С 1314 по 1317 годы он вообще оттуда не выбирался, и проводил подготовку по приему английской делегации на совете 1311 года, где снова были озвучены обвинения тамплиеров в содомии.

В-третьих, обвинения против папы Бонифация были сделаны с целью его сместить: Гийом де Ногарэ и кардинал Колонна схватили его, и наверняка бы лишили сана, если бы Бонифаций вдруг не умер. К чему были сделаны обвинения против тамплиеров – знают все. Результат тот же: умирают все, кто не успел бежать.

В-четвертых, причиной подобных обвинений стали серьезные экономические конфликты того времени. Папа Бонифаций именно в начале 1300-х годов пытался отстоять главенство церковной власти над властью светской, опубликовав в 1302 году на этот счет буллу. Дело, конечно, было в деньгах: и король Англии, и король Франции обложили свое духовенство налогом, а с точки зрения Святейшего престола, право на церковные деньги принадлежало только церкви. Что касается тамплиеров, то король Франции был по уши в долгах у ордена, плюс, главный магистр тамплиеров очень уж активно ввалился в большую европейскую политику, сделав это с грацией бегемота.

В 1326 году история вдруг повторяется уже в Англии. И тоже в своеобразных исторических обстоятельствах, и с тем же результатом, и при помощи участника двух предыдущих прецедентов. И, возможно, является отголоском предыдущих двух.

Потому что король Эдвард был довольно активен в международной политике и выступал в идее подготовки крестового похода на стороне тамплиеров. Более того, он был своим человеком в гадюшнике Средиземноморской политики, которая, в свою очередь, была тесно связана с перипетиями шотландской политики. Эдвард состоял в переписке с ключевыми политическими лидерами Тессалоники, Византии, Генуи, Иберийских королевств. Для того, чтобы освободить рыцаря Жиля Арджентайна, бесследно пропавшего на пути и Святой Земли в том регионе, королю понадобилось менее полугода – рекорд и по нынешним временам, если человек пропадает в «горячем регионе».

Хитросплетения средиземноморской политики настолько непостижимы, что для данной истории значение имеет одно: в 1323 – 1324 гг король Англии успешно работал над союзом с королем Арагона Хайме II против Франции. В Арагоне находилось много тамплиеров, входящих в орден Монтесы. В Англию, под крыло Эдварда, бежали отнюдь не рядовые представители тамплиеров, и те несколько арестов, которые ему пришлось провести под давлением папы Климента, закончились примирением арестованных с церковью. Во Франции же на троне сидел последний из Капетингов, Шарль IV – все, что осталось от большой семьи короля Филиппа, так неосторожно рассорившегося с тамплиерами. Молодой король, не имеющий наследников, но имеющий предприимчивых родственников.

Когда Изабель, сестра короля Шарля и жена короля Эдварда, прибыла в 1325 году во Францию, ее статус дома вряд ли был понятен ей самой. Формально, она прибыла по поручению мужа переговорить с братом на тему, что на французском троне слишком часто меняются хозяева, и Эдварду несколько надоело каждый раз приносить оммаж за Гасконь очередному королю. Не сгодятся ли уже принесенные раньше? По сути же, у Изабель были отвратительные отношения с Диспенсерами, которые вполне устраивали ее мужа. Она все еще была в политике – сама ее миссия об этом говорит, но у миссии был явный привкус двусмысленности: очередной король, нелюбимая королева, да ну вас обоих во Францию. У английского короля появились новые цели и новые союзники.

Изабель, волчица, а не бедная овечка Изабель, осмотрелась вокруг, оценила шансы братика на выживание, и немного приоткрыла ему активности своего супруга, не сулившие Шарлю ничего приятного в дальнейшем. Оба сошлись на том, что от Эдварда надо избавляться. В Лондон пошло сообщение, что без оммажа никак, и если Эдварду некогда, то пусть хоть сына пришлет вместо себя. Заполучив в свои руки наследника престола, Изабель развернула бурную деятельность на континенте. В Англии же началась кампания по оправданию ее действий и шельмованию, по знакомой схеме, короля Эдварда.

На самом деле, дымовая завеса от «жареных» фактов была разведена для того, чтобы скрыть простой и уродливый факт: королева-чужестранка вторглась в страну своего мужа, чтобы отобрать у него корону, поддерживаемая деньгами врагов королевства и короля. Это была инвазия, одна из редких состоявшихся. Эдвард мог быть примернейшим и нежнейшим мужем, а Диспенсеры – ангелами во плоти, это бы их не спасло. Чем были они по сравнению с возможностью предъявить права на корону Франции? Для сына, да… возможно… Но регентом ведь была бы она. Если что – потом она могла бы быть регентом при внуке, а это – очень, очень много лет с двойной короной на челе. Ведь с сыном и невесткой что-нибудь могло и случиться.

Известно, что навигационные таланты изменили королю в самый критический момент. Он не смог справиться с навигацией в Severn Estuary, и был схвачен. О том, куда и зачем он направлялся, единого мнения нет. Хотя некоторые хроники, близкие к тому времени, конкретно указывают на Ирландию, историки возражают, что в Ирландии дважды сидел лордом-лейтенантом Мортимер, причем успешно, так что бежать от Мортимера в Ирландию было бы безумием. Вот в Уэльс, где можно было набрать войска для ответного удара – да.

Тем не менее, Мортимер-то был и всегда оставался именно лордом из Уэльса, не из Ирландии. Более того, в Ирландии его сменил на посту Горжес, человек Диспенсера-старшего. Сам король очень активно участвовал там в местной политике, особенно – в ее законодательной части. Кому-то нужно было простить старые прегрешения, кому-то устроить брак, кого-то поместить под опекунство.

Вообще, я погорячилась, заявив, что после событий 1318 – 1322 годов король удалился от дел. Вот что значит поверхностная информация! Это еще хуже, чем отсутствие информации. Никуда король не делся. Он продолжал защищать интересы торговли, был абсолютно своим человеком в большой европейской политике, надзирал за работой, завязывал связи. Жаль, что он и пальцем не пошевелил для того, чтобы сделать себя более популярной хотя бы в народе личностью. С другой стороны, обстоятельства содержания Эдварда в плену, постоянные попытки его освобождения уже сами по себе говорят за то, что король вовсе не остался покинутым и заброшенным, и что нация отнюдь не отвернулась от не оправдавшего доверия короля.

Итак, король оказывается, в конце концов, в замке Беркли, где его то ли убивают, то ли он умирает сам. Некоторые хроники и вовсе оставляют вопрос смерти короля открытым. Почему?

@темы: Edward II

---

Ну просто к теме...

Alkuperäinen tekijä otsikolla Были ли тамплиеры виновны, даже если они не были еретиками?

Интернет-ресурс История Ордена Тамплиеров представляет свою новую публикацию:
  

Сложившееся и устоявшееся мнение, что тамплиеры не были виновны в предъявленных им обвинениях, не раз оспаривалось видными историками ордена, среди которых были такие маститые исследователи как Ганс Прутц, Эдгар Бутарик или Жан Фавье. Однако, до последнего времени, точка зрения о полной невиновности храмовников, пусть и с некоторыми оговорками, была основополагающей в исторической науке. Поэтому, работа крупнейшего ватиканского историка ордена и архивиста профессора Барбары Фрале «Последняя битва тамплиеров» (L’ultima battaglia dei Templari) опубликованная в 2001 году, произвела эффект разорвавшейся бомбы в научном сообществе. Что неудивительно, ведь в ней автор не только попыталась доказать, что, по крайней мере, часть обвинений могла быть истинна, но и предложила свои версии возникновения в католическом ордене странных еретических обрядов. Дискуссия разгорелась весьма жаркой, и иногда, даже выходящей за рамки исторической полемики. Так, например виднейший французский историк ордена Жульен Тьери назвал работу Фрале худшим вариантом исследования протоколов процесса, основанным на фантазиях. Однако совсем не все крупнейшие исследователи ордена были столь категоричны. В 2004 году была опубликована статья крупнейшего английского историка, автора десятков работ по истории рыцарских орденов (сборник по истории крестовых походов поде его редакцией издан даже на русском), кембриджского профессора Джонатана Райли-Смита «Были ли тамплиеры виновны?» (Were the Templars Guilty? перевод этой интереснейшей статьи смотреть на TemplarHistory.RU), в которой автор во многом солидаризируется с мнением Фрале, доказывая, что орден, по крайней мере, в некоторой его части, мог быть подвержен ереси, и не все показания о странных ритуалах храмовников можно считать сфальсифицированными. Однако дискуссия только разгорается...Детальный и аргументированный ответ от противников такого подхода, придерживающихся мнения о полной невиновности тамплиеров, последовал в 2011 году, когда не менее авторитетный и знаменитый историк ордена Алан Фори опубликовал свою, очень схожую по названию, работу «Были ли тамплиеры виновны, даже если не были ни еретиками, ни вероотступниками?» (Were the Templars Guilty, even if they were not heretics or apostates?)
 
Предлагаем вашему вниманию первую часть этой работы – окончание следует.
На русском языке публикуется впервые.
 
Читать статью на www.templarhistory.ru

@темы: "Чтиво"

---

Три Эдварда - Эдвард III

Эдвард III был коронован в феврале 1327 года королем Англии, но сама Англия как-то разницы с предыдущим режимом не заметила. Если разница и была, то не к лучшему. Король и фавориты сменились на регентшу и фаворита, которые были едва ли не ненасытнее Диспенсеров. Казалось бы: Изабелла прикарманила все состояние Диспенсера-младшего, Мортимер – Диспенсера-старшего, а ведь это были богатейшие люди королевства! Но Мортимер еще подгреб под себя и владения графа Арунделла, а в 1328 году и вовсе основал сам для себя графство Марш.



Короля-подростка Мортимер не ставил ни в грош. Когда опекуны появлялись где-либо с несовершеннолетним королем, Мортимер отказывался идти позади Эдварда. Он или шел с ним шаг в шаг, или вообще проталкивался вперед. Эдвард знал, что его собственный двор наводнен шпионами Мортимера, и что сам он находится в смертельной опасности, потому что Роджер Мортимер был твердо намерен короноваться. Возможно, он бы даже в этом преуспел. Проблемой для Мортимера стало то, что он (вполне здраво, в общем-то) как-то не пожелал иметь на административных постах королевства предателей. «Предавший раз, кто вновь тебе поверит» и все такое.

Но тем, кто своими деньгами и войсками вторжение Мортимера поддержал, было очень обидно. Многие ведь считали, что они не пошли против законного короля, что они просто восстали против диктата Диспенсеров. Одним из таких обиженных был Ричард Ангервиль де Бури – писатель из старой семьи, с родословной от времен Вильгельма Завоевателя, библиофил, бенедиктинский монах и епископ. Вообще-то он начал с должности наставника при малолетнем Эдуарде Третьем, но в 1325 году поддерживал Изабеллу и Мортимера, вполне ощутимо снабжая их деньгами от дохода с Бриенна. Сам он в это время прятался в Париже, потому что рассорился с Эдуардом Вторым (или с Диспенсером, что вероятнее) по причине того, что общался с папой напрямую, и получал от того назначения, которые Диспенсер хотел бы отдать своим людям.

Именно Ангервиль смог прорвать своего рода блокаду, в которой держали несовершеннолетнего короля. Ангервиль по своим каналам списался с папой, предупредив того, что если в документах английской короны отсутствуют слова «pater sancte», то этот документ издан хоть и от имени короля, но против его воли. Стянулись ко двору принца Эдварда и прочие представители лордства и военной знати страны. Роберт Аффорд, например, и Уильям Монтегю. Не то, чтобы лидеры формально, но люди с корнями и обширнейшими связями.

Переворот спровоцировал сам Мортимер. В октябре 1330 года, когда государственный совет собрался в Ноттингеме, несколько моментов показались принцу странными. Для начала, Ланкастеру, этим советом руководившему, места в замке почему-то не нашлось. Сам Мортимер явно нервничал, среди членов совета циркулировали слухи, что он решил узурпировать власть. Монтегю сказал принцу, что лучше съесть собаку, чем быть самому ею съеденным. Надо сказать, что Ноттингемский замок стоял на скале, пронизанной вдоль и поперек тайными ходами и палатами. Один из служащих замка открыл заговорщика тайный пассаж, который вел прямо в главную башню.



Тройку заговорщиков сопровождали всего около дюжины человек. Монтегю пришлось убить только гофмейстера, Хью Тарплингтона, и местного судью, которые оказали сопротивление. Мортимер был связан, и уведен прочь под крики королевы: «Good son, good son, have pity on gentle Mortimer!”.
Это была тихая, бархатная революция. Через месяц Мортимера без всякой помпы повесили, как обычного уголовника, Изабель отправили с глаз подальше в Райзинг Кастл, и восемнадцатилетний Эдуард Третий начал свое пятидесятилетнее правление. Годы кровавой вендетты, начавшейся с казни Пирса Гавестона, закончились.

Трудно себе представить, чтобы юноша в таком возрасте имел уже сложившееся представление о том, какой стиль правления будет наилучшим для его времени и состояния дел в его королевстве. То ли Эдвард III был счастливым исключением, то ли он просто был самим собой, и это оказалось наилучшим стилем. Дэвид Старки полушутя именует его добрым отцом семейства, имеющим хорошенькую жену и быстро подрастающий выводок из пяти сыновей.



Не совсем так, конечно. У юного короля была суровая школа жизни за плечами, да и хорошие у него были советники. Они точно знали, что пришло время объединять нацию, и почему бы не под эгидой жеста «все мы – одна семья». Англия достаточно насмотрелась триумфальных въездов. Эдвард же в свои города не въезжал. Он в них входил, ведя коня в поводу и держа за руку свою королеву, которая держала за руку старшего из сыновей. И ему изумительно, невероятно, сказочно повезло с женой. В свое время, Изабель женила Филиппу на сыне, чтобы попользоваться неплохим приданым девушки. Именно на эти деньги были наняты наемники ее и Мортимера, с которыми они высадились в Англии. Самой девушкой никто не интересовался, а напрасно. Потому что девушка была даже по масштабам тех времен необычной. Дело в том, что она была по-настоящему хорошей, очень доброй, очень внимательной, и, по-видимому, обладала истинной интеллигентностью.



Англичане, которые обычно любили брюзжать по поводу королев-иностранок, Филиппу любили, и против фламандцев, которых она привезла с собой, не возражали. Потому что привезла с собой умная Филиппа не придворных, жадных до дармовых денег, а ученых, артистов, купцов, ремесленников, банкиров. Что, несомненно, во многом объясняет, почему ставшее уже стандартным отсутствие денег в казне при смене правителя не омрачило начало этого царствования. Когда они с мужем стали править в Англии самостоятельно, мать Филиппы, Жанна Валуа, сразу же (в 1331) приехала погостить, посмотреть, и, наверняка, дать дочке некоторые наставления о том, как нужно управляться с королевским хозяйством. Я нигде до этого не встречала упоминания, чтобы кто-то из родителей навещал своих дочек-королев в Англии.

Эдвард возродил турниры, которые его отец в свое царствование запретил, и никогда не отказывался встретиться на турнирном поле ни с кем, даже если это был ничем не примечательный рыцарь. Правда, король турниры обычно всегда выигрывал, он был по-настоящему хорош в этом деле. Первый среди равных. Именно то, что было нужно. Никаких фаворитов, никакой авторитарности. Король начал залечивать раны своего королевства, работая вместе со своими подданными. Началось возрождение культуры, возрождение рыцарских традиций.

Но, как отметил Фроссар, «англичане никогда не будут любить и уважать своего короля, если он не окажется победителем, любителем оружия и войн против соседей – особенно тех, кто сильнее и богаче их самих». Эдвард, в штате жены которого Фроссар приехал в Англию, это знал. Да что там, это знание было в его крови. Например, состояние дел с Шотландией. Мир от 1328 года, который был заключен от его имени и против его воли, Эдвард считал личным оскорблением.

Буром он в Шотландию, тем не менее, не полез. Эдвард III всегда помнил, что войны выигрывают не громкие слова, не далекие от повседневной жизни символы, а рядовые солдаты. Причем, выигрывают оружием, которое, желательно, должно превосходить оружие врага. Эдвард создал армию, которая могла действовать единым организмом, и он вооружил эту армию длинными луками. Позже он зайдет так далеко, что запретит в английских деревнях все «пустые» виды спорта, кроме стрельбы из лука.

Первой целью Эдварда стала пограничная крепость Бервик, которая опять была в руках шотландцев. Обе армии встретились на Халидон Хилл, и английские луки практически уничтожили армию шотландцев прежде, чем дело дошло до ближнего боя. Первая победа англичан за целых 30 лет. Что касается короля, эта победа сделала его национальным героем. И не только потому, что впервые за 30 лет север Англии освободился от страха перед шотландскими рейдами. Но и потому, что каждое оружие требует определенной тактики ведения боя, и в данном случае тактиком был сам король. Более того, его армия была способна действовать согласно разработанной тактике, что на поле боя возможно вовсе не всегда.



Что дальше? А дальше была, разумеется, неизбежная Франция, которая и вправду прекрасно воспользовалась проблемами между Англией и Шотландией, одной рукой отщипывая кусочки от английских континентальных владений, а другой субсидируя Шотландию, чтобы та держала Англию занятой. К тому же, Франция на тот момент была еще богата и уже бесхозна в некотором смысле. И Эдвард БЫЛ внуком Филиппа IV Французского и его единственным оставшимся потомком мужского рода. Вот он и объявил себя законным правителем Франции. Хотя есть сведения, что это сделала за него еще матушка во время его коронации. Изабель не была из числа тех, кто был готов согласиться упустить что-то свое из-за небольших формальностей. Мало ли что она родилась дочерью! Но она была из старшей ветви!

Совершенно новую страницу в развитие отношений между государством и короной Эдвард III открыл тем, что сделал парламент, тогда еще не слишком развитый и не слишком автономный, постоянно действующей административной единицей.

Эдвард никогда не забывал о том, кто именно будет оплачивать его войны. Еще до похода король получил предложение палаты общин создать совет, наблюдающий за сбором налогов и экономикой в целом в отсутствие короля. С этим король сердечно согласился, назначив в совет архиепископа Кентерберийского Стратфорда и графа Хантингдона, вместе с графами Варенном и Ланкастером в качестве помощников. Следующее, о чем просила палата общин, было взимание налогов только по решению парламента – опять же, только в отсутствие короля. Дело в том, что в отсутствие короля сборщики имели печальную склонность облагать налогом то и так, как им нравилось, и не всегда помнили, что налог, в общем-то, взымается в пользу короны, а не самих сборщиков. Король согласился и с этим. Было решено, что отныне девятина налогов на зерно, шерсть и овец будет идти исключительно на военные расходы.

Но одно дело решить, и совсем другое – собрать налоги. В результате деньги в военную казну не потекли, Эдуарду пришлось делать заем, чтобы заплатить войскам, и даже оставить в долговой тюрьме графов Дерби, Варвика и Нортхемптона в качестве заложников займа (дело было в Мехелине, Фландрия). Разумеется, и король, и его приближенные были в бешенстве, которое сконцентрировалось на личности архиепископа Стратфорда. Чтобы было уж совсем весело, баронство начало ворчать, что Эдуард подвержен влиянию группы особенно близких друзей, которых в его случае называли уже не фаворитами (потому что он не выделял их милостями), а фамильярами. Очевидно, баронам просто не понравилось, что Эдуард призвал их к порядку при сборе налогов, и заставил платить то, что они должны были платить. Он всегда подчеркивал, что основную тяжесть финансирования должны нести те, у кого деньги есть, а не те, кто трудится от зари до зари, но живет в бедности. Он, кстати, еще раньше объявил долговую амнистию тем, чьи долги не превышали сумму в 10 фунтов.

Раздражение Эдуарда легко понять: вряд ли до него не дошло, в какой сложной ситуации оказался архиепископ, которому пришлось балансировать между интересами баронов (которые не хотели платить налоги и подчиняться графику сбора), короля (который денег очень хотел), церкви (которая была значительным землевладельцем и, соответственно, субъектом налогообложения) и папского престола (который вообще хотел прекратить войну). Все он понимал. Но на то и правительство, чтобы разгрузить короля, получив для этого необходимые полномочия. Так что Эдуард взял, да и отослал архиепископа в Брабант заложником взятых там королем займов. Справедливо. Король также уволил лордов Канцлера и Казначея, арестовал четырех судей, двух торговцев шерстью, замешанных в монополизировании торговли (Уильяма де ла Поля и Реджинальда Кондуита), и начал расследование деятельности по сбору налогов.

Конфликт достиг своего пика, когда парламент собрался на заседание в 1341 году. Король вообще хотел исключить архиепископа Стратфорда из числа заседающих, но тут встали Арунделл и Варенн, и заявили, что король обязан в значительных государственных делать советоваться со своими лордами, и если он что-то имеет лично против епископа, то о санкциях решать не ему, а палате пэров. Надо сказать, что эти двое особенно возмущались тем, что король не включил их в число своих доверенных лиц. Не успел король согласиться с этим аргументом, как ему подали петицию обеих палат, с требованиями пересмотреть законы 1340 года, и назначить специальных чиновников из числа влиятельных лиц, которые приглядывали бы за магнатами, и отчитывались перед парламентом. По сути, это было бы переподчинение государственных чиновников парламенту, и Эдуард предложил, что можно решить вопрос и по-другому: назначить чиновников согласно рекомендациям приближенных к королю, и заставить их принести перед парламентом присягу в том, что они будут действовать законно и справедливо.

Король согласился, что пэры будут отныне подсудны не лично ему, а палате пэров, так сказать, равными им по статусе людьми. Обвинения против министров тоже отныне должны были быть заслушаны палатой лордов. Палата общин получила кое-какие свободы, подряды, обновления предыдущих постановлений. По делу Стратфорда была назначена комиссия в составе Арундела и Салсбери, и... на этом дело и закончилось. Во всяком случае, больше вопроса о бедолаге Стратфорде никто не поднимал. А в 1343 король просто снял с него обвинения совершенно по собственной инициативе. Правда, публично они помирились еще в 1341 году.

За хорошее поведение король получил от парламента 10 000 мешков шерсти, но лорды продолжали дуться. В походе Эдуарда против Шотландии приняли участие всего несколько лордов, а Арунделл, Хантингтон и еще пятеро отклонили приглашение. Интересно, что именно это время граф Дерби выбрал, чтобы заполнить свой персоной образовавшуюся пустоту. Это именно он и северные лорды отправились с Эдуардом воевать против шотландцев. Собственно, это был довольно незначительный поход, просто реакция на возвращение Дэвида Брюса из Франции. Поход прошел более или менее удовлетворительно, потому что Эдуард, по возвращении, устроил всеобщий турнир в Данстейбле. В конце концов, королю было всего 30 лет, и ему захотелось вернуться в атмосферу радости и энтузиазма.

Все молодые рыцари (около 250), и молодые лорды королевства явились на турнир: Дерби, Варвик, Нортхемптон, Пемброк, Оксфорд, Саффолк. А вот Арунделл, Глочестер, Девон, Варенн и Хантингдон сослались на преклонные годы и слабость. Иронично, потому что все они хоть и считались «старыми лордами», но были приблизительно одного возраста с королем, и, разумеется, ни о какой старческой немощи здесь речь не шла, просто они продолжали быть с королем в контрах. Хотя такой вывод сделали гораздо позже, изучая списки явившихся на турнир в связи с последующими событиями. Причин могло быть несколько: и то, что старшие рыцари и лорды решили дать молодежи блеснуть, и то, что они могли бояться повторения той унизительной ситуации в начале царствования отца нынешнего короля, когда молодые рыцари Гавестона раздербанили «старичков» в пух и прах.



Результатом турнира было то, что вперед выдвинулось совершенно новое поколение военных, которые изменили всю стратегию войн во Франции в 1340-х годах. Англичане просто отказались от тактики длительных осад и массовых сражений. Причина была и в отсутствии денег на осады, и в достаточной укрепленности осаждаемых замков, и просто в том, что и англичане, и французы избегали решающей битвы.

Новой стратегией англичан было создание трех самостоятельных армий, действующих в провинциях Франции, в которых англичане рассчитывали встретить некоторую поддержку. Индустрия Фландрии у него уже была, теперь он высадился в Бретони, чтобы потрепать французов в войне за престол герцогства. Поскольку французы поддерживали блуасскую линию наследования, Эдуард поддержал де Монфоров. Мало того, что поддержал, но еще и пожаловал графством Ричмондским. Историк Энтони Тук утверждает, что это было сделано для пущей безопасности морской связи между Аквитанией и Англией, Фроссар в своих Хрониках писал, что назло королю Франции.

В целом Эдуард послал три экспедиции для помощи де Монфору: в марте 1342, подкомандованием сэра Уолтера Манни, фламандца и человека королевы; в июле, под командованием лордов Нортхемптона, Оксфорда, Пемброка и Девона, и сэров Хью Деспенсера (сына, разумеется), Ричарда Тальбота и Ричарда Стаффорда; и, наконец, в октябре Эдуард высадился в Бретони сам.
Арунделл, Хантингтон и Варенн прождали с высылкой своих войск до самого ноября. Англичан, все-таки, было в герцогстве маловато, поэтому Эдуард заключил договор с французами, оставляющий половину герцогства в руках де Монфора, и вернулся в Англию. Следующие три года он провел в делах домашних. Наконец, англичане начали не только тратить деньги на войну, но и что-то от этого получать: участники похода вернулись домой не только став знаменитыми, но и изрядно разбогатев выкупами и военной добычей.

В 1346 году Эдуард Третий высадился в Нормандии. На этот раз король практически подошел к воротам Парижа. 26 августа он вдребезги разнес французов при Кресси. Филипп Шестой практически бежал из столицы, спешно посылая известия молодому королю Шотландии, что пришла пора, так сказать, расплачиваться за гостеприимство, и напасть на Англию с севера. Увы для Филиппа, Дэвид тоже потерпел поражение при Невилль Кросс, и вообще попал в плен к англичанам, которых вела королева Филиппа.

В 1347 Эдуард осадил Кале. Город держался почти год, но, поскольку король Франции не пришел на помощь, крепости (одной из самых укрепленных в том регионе) пришлось сдаться. Я затрудняюсь сказать, имела ли место быть история о шестерых гражданах Кале, или ее придумали позже, уже в 1800-х. В любом случае, какой-то прецедент был, а если и не было, то эта история все равно вдохновила и Родена и писателей, и художников. Гражданам очень повезло, что королева присоединилась к войскам мужа после победы над шотландцами. Говорят, это она уговорила мужа пощадить руководителей обороны города. И все-таки, взяв Кале и одержав множество побед, король был вынужден вернуться домой в том же году: снова не хватило денег. А на следующий год началась эпидемия бубонной чумы.

Поразительно, но эпидемия чумы в Англии не вызвала никакого политического кризиса. Более того, для выживших началась эпоха явного процветания. Парламент не собирался с 1348 до 1351 гг, а собравшись, ограничился одобрением действий правительства во время эпидемии. Эдуард выпустил в 1349 указ о замораживании уровня зарплат, но кто его соблюдал? В сельской местности вдруг образовалось некоторое количество освободившихся земель, которые позволили ускорить отделение молодежи путем приобретения новой земельной собственности, а не дробления старой. Женская рабочая сила понадобилась в городах и деревнях, что позволило женщинам выбрать работу вместо замужества, и заиметь свой капитал. Что, в свою очередь, позволило им в будущем приобретать землю на паях с мужьями, и становиться равноценными партнерами с полным правом наследовать за мужем.

Одно из качеств Эдуарда Третьего, которые делали его королем, идеальным по любым меркам, была его способность слышать критику и реагировать на нее адекватно. Когда его критиковали за то, что он решает дела всей страны с кучкой избранных, он просто признал новые силы, появляющиеся в стране. Полностью признавая влияние пэров, он реагировал на перемены вызовом на заседания парламента (постоянный состав начал заседать года с 1360-го). Надо сказать, что во времена его правления, не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы кто-то из вызванных на заседание не явился. Также Эдуард сделал красивый жест в сторону парламента, созывая его заседания в Вестминстере, который был тогда королевской резиденцией. Лорды получили Белую Палату, а палата общин - Расписную Палату.

В 1351 году Эдуард вместе с парламентом разработали четкое определение того, что считается действиями государственной измены. Ими были определены: персональная атака на короля, королеву и их старших детей; военный поход на короля; убийство Лорда Канцлера, Лорда Казначея или королевского судьи; подделка королевской печати и незаконная чеканка денег; импорт незаконно начеканенных денег. Теперь стало невозможным обвинить любого неугодного или вызвавшего неудовольствие человека в государственной измене с легкостью 1320-х годов.

Еще в 1346 году Эдуард начал искоренять коррупцию среди судей, назначив канцелярию Лорда Канцлера ответственной за прием и регистрацию петиций, и за расследование жалоб. Около 1350-х был издан ряд законов, позволяющих осудить врачей и ветеринаров за нанесенный вред. Стало возможным штрафовать за плохое обращение со скотом. Даже перевозчики грузов не могли больше безнаказанно избивать лошадей.

Во времена Эдуарда Третьего было сделано расследование, давшее возможность понять причину хронического недостатка денег в королевстве: это было просто отсутствие мелкой монеты, которой к концу 1300-х циркулировало только в размере 30% от количества монет в начале 1300-х. Люди зачастую просто не могли заплатить налог потому, что у них не было физического денежного эквивалента. Причиной этого оказалась слишком завышенная цена золотого флорина, который ввозился в страну торговцами шерсти. Была сделана денежная реорганизация, которая заняла время, во время которого много выплат совершалось не деньгами, а шерстью. Шерстью король получал ассигнования на армию, шерстью расплачивался с армией.

Изменившаяся экономическая и политическая ситуации заставили англичан вернуться к плану Диспенсера от 1326 года, и организовать доки и биржи в Англии, вместо того, чтобы пользоваться фландрскими. Хотя эта система переложила опасности перевозки грузов и пиратства на плечи судовладельцев, часть торговцев продолжала возражать против ограничений. В целом же налог на вывоз шерсти составил в 1353-54 гг 113 400 фунтов, и годом позже 83 900 фунтов в пользу короны.

В общем и целом, Эдуард III был человеком порывистым, очень храбрым, очень благодарным, но прагматичным и умным. Не потому, что обладал великим умом, а потому, что знал свои недостатки и умел компенсировать их советами компетентных людей. Он не воспринимал враждебно попытки парламента получить большую степень власти, чем Эдуард готов был дать. Он думал, советовался, что-то обещал, большую часть обещенного даже выполнял. У него не было репутации человека беспринципного. Он не был мстителен. Во время ссоры со своими «старыми» баронами в начале 1340-х он не пытался их преследовать и притеснять. Он был преданным мужем, и он был нормальным, адекватным отцом.

Он оставил своим потомкам страну в куда как лучшем состоянии, чем она находилась на момент его коронации. Власть должна была перейти к старшему сыну, Черному Принцу, превосходному стратегу и герою Пуатье, совершенно скандальный брак которого Эдуард признал без излишних истерик. Раздел титулов между остальными сыновьями не вызвал между ними вражды, его дочерям было разрешено искать мужей по велению сердца.

Изабелла вышла замуж только в 33 года, по любви, за французского аристократа. Джоан отправилась ко двору своего жениха, Педро Кастильского, но умерла от чумы. Это тоже был бы брак по любви. Мэри со своим будущим женихом выросла вместе. Очевидно, они были друг к другу привязаны, как минимум. Маргарет тоже вышла замуж за товарища своего детства, Пемброка.
Эдуарду нравилось быть королем, и он показал пример того, как можно быть счастливым и успешным королем. Между войнами и политикой он устраивал турниры, флиртовал, не оскорбляя. Он не боялся появляться на бал-маскарадах в смешных костюмах, он любил петь и дурачиться.

Самым же ценным его наследием стало новое осознание англичанами своего места в истории. Возможно, заявление Дэвида Старки, что с самого момента норманнского завоевания Англия находилась в тени Франции, и является преувеличением, но лишь отчасти. Эдуард III стал первым из Плантагенетов, кто был истинным англичанином. Только при нем английский стал доминирующим среди знати языком, потому что это был язык, на котором говорил король. До него лучшее, что можно было сказать о некоторых королях – это то, что они понимали английский и могли на нем объясниться.

@темы: Edward III

---

Кстати...

О "посмертной" жизни сбежавшего из тюрьмы короля Эдварда II и времени правления его сына Кен Фоллетт написал книжжжку flibusta.net/b/220299, по которой сделали яркий тв-сериал.



Говорят, там масса исторических ляпов, но это же не энциклопедия, а роман.

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Три Эдварда - Эдвард II

Главное, о чем нужно помнить, рассуждая о плюсах и минусах Эдварда II – это то, чьим сыном он был. С таким папашей, как Эдвард Первый, и формироваться было непросто, да еще и постоянное сравнение «а вот твой отец бы…». В принципе, более спокойного короля Англия была готова даже приветствовать. Но этот король был уж очень странным. Есть тип поведения, слишком экстравагантный даже для королей. Например, увлечение плаванием, греблей и кораблестроительством. Заметьте, кораблестроительством в буквальном смысле слова, с рубанком в руках или чем там эти корабли строят.



Вначале никто не ожидал ничего скверного. Хотя новый король принес коронационную клятву, отличную от той, которую дал его отец. Эдвард I громко и четко поклялся защищать права короны, и именно этим он всю свою жизнь и занимался. К счастью для короны. Эдвард II поклялся править справедливо, согласно законам и обычаям, принятым в стране. Никакого абсолютизма. Он был настроен изначально на поиски консенсуса. Возможно, юный Эдвард всерьез полагал, что его отец укрепил позицию короны достаточно и навсегда.

С этой коронацией связано много легенд. Например, историк Дэвид Старки пишет, что Эдвард был коронован вместе со своей женой Изабель Французской. И повторяет известную историю о том, что Пирс Гавестон присутствовал на церемонии коронации в королевском пурпуре, а не в положенном ему по статусу золоте. И что Эдвард тут же подарил другу детства и названному брату лучшие драгоценности и свадебные подарки, полученные им в честь брака с Изабель. Изабель вышла замуж за Эдварда в январе 1308 года, а коронация Эдварда состоялась в феврале того же года.



Кстати, относительно возраста невесты нет определенного согласия, ей могла быть от 10 до 12 лет, но девочка, в любом случае, была слишком молода для вступления в брачную жизнь. Возможно, она была слишком молода и для той дипломатической миссии, которой являлся ее брак, кто знает.



В любом случае, этот жест с драгоценностями явно имел место быть, и явно был сделан так, чтобы ни для кого не осталось неясным, что он сделан, и что он означает. А означал он оскорбление. Необязательно в сторону девочки Изабель, хотя девочки в этом возрасте могут быть невыносимо и глупо высокомерны. Значит, это было оскорбление в сторону альянса как такового, и дело не в том, как сильно Пирс Гавестон и король Эдвард обожали друг друга. Дело в том, что у них было на уме.

Личность Пирса Гавестона в истории Эдварда II не обойти в любом случае. Выбранный авторитарным королем в друзья и компаньоны наследнику, гасконец не был ни бездарностью, ни слабаком, ни дураком. Как не был бездарностью, слабаком или дураком и наследник престола. При таком папаше, каким был Эдвард I, семейную привязанность принцу пришлось искать на стороне, так сказать – и они стали с Гавестоном названными братьями. Несомненно, по ходу взросления эти братья формировали свое представление о происходящих вокруг событиях, о политике, и о людях, в этой политике замешанных. Пока между отцом и сыном не возникли серьезные разногласия в ходе нескончаемых битв с шотландцами. В результате, не терпящий возражений Эдвард I просто вышвырнул Гавестона прочь из Англии, и распорядился на смертном одре, чтобы сын очистил его кости от плоти и продолжил войну с шотландцами, везя эти кости перед войском. Похоже, король был несколько не в себе в свои последние часы. Или в последние годы.

Но Эдвард II вовсе не был настроен подхватить военное знамя одной рукой и кости папаши другой. Он прекратил воевать. Несомненно, с его точки зрения, это было логически обоснованное решение, базирующееся на том, что шотландцы воюют с Англией потому, что Англия не оставляет Шотландию в покое. Заодно он выписал назад своего названного брата, дал ему титул, который дается только членам королевской семьи, и уехал жениться во Францию, посадив этого названного брата… регентом на время своего отсутствия.

Руки пэров потянулись к затылкам. С одной стороны, у них уже было заготовлено соглашение, которое король должен был подписать после венчания с дочерью Филиппа Красивого – Boulogne agreement. Соглашение это подразумевало, что новый король обязуется хранить честь короны и исправить все несправедливости прошлого и настоящего. С другой стороны, у них было сильное подозрение, что новый король вместе с Гавестоном готовят свежие неприятности на их головы. В любом случае, твердым намерением баронства было получить назад ту власть, которую у них железной рукой выкрутил Эдвард I.

На коронации в текст речи короля была включена о законах и обычаях, принятых в стране. Текст коронационной присяги, разумеется, произносился на латыни, и на латыни эта фраза звучит, по словам специалистов, двусмысленно – будто у короля отняли право на новое законотворчество. Так что жест Эдварда с драгоценностями Изабель мог быть жестом в сторону и договора, которым его попытались связать, и коронационной клятвы, которую его заставили сделать. Потому что ему четко заявили: мы преданы монархии, не королю. Символическим ответом короля было: а я предан конкретным людям, а не формальным договорам.

Ведь Гавестон не был просто и только Гавестоном, как понимаете. Вокруг Гавестона сформировалась группа молодых, способных рыцарей, которые задирали магнатов и словом, и делом. Королю было около 24 лет, Гавестону приблизительно столько же, и их окружение было им более или менее ровесниками. Они были молоды, но не так молоды, чтобы вести себя с глупой дерзостью тинэйджеров. Тем не менее, именно это они и делали. Нет, сам король был грациозен и корректен, конечно, но он радостно и слышимо хихикал, когда слышал издевательские обращения Гавестона, типа «благородный сэр Брюхан».

Это было глупо, и могло кончиться только одним образом в стране, где мандат на царствование королю, как ни крути, давала его знать. Да, зачастую пузатая, полная собой и своими правами, высокомерная, раздражающая – и имеющая легальные права вводить короля в меридиан хотя бы и силой. Лорды просто составили документ из 41 параграфа, согласно которому королю запретили делать кому бы то ни было подарки, объявлять войну или заключать мир, у него забирали все доходы от королевских земель, и даже запретили покидать королевство без согласия парламента.

Продолжение этой драмы было жалким: король попытался бежать, вместе с Гавестоном, в 1313 году, оставив беременную Изабель в руках своих баронов. Что бы ни было у них на уме, их перехватили, Гавестона без особых юридических церемоний обезглавили, а короля привезли в его столицу, как нашкодившего школьника. Отныне он был королем только по имени. Да и был ли он когда-то чем-то большим? Чтобы иметь дело с шайкой головорезов, именующейся английской аристократией, было мало шутить над их внешностью, надо было уметь взять их за глотки.

Пока окружение короля решало, кто именно правит в стране, шотландцы абсолютно безнаказанно грабили север. Дело оказалось, все-таки, не только в том, что их обижала Англия и они только защищались в ответ. Чтобы как-то решить патовую ситуацию между знатью, презирающей своего бессильного короля, и королем, люто ненавидящим свою знать, лишившую его силы, решили попробовать старое лекарство, войну. Увы и ах, битва при Бэннокберне стала такой катастрофой, что осталась в истории Англии примером одного из самых позорных поражений.



Мало того, что Эдвард оказался совершенно не готов встретить инициативу шотландцев, он еще и бежал с поля битвы, бросив свою армию на растерзание врагу. Теперь все знали, что он такой же никудышный генерал, как и политик, да еще и трус в придачу. Такому королю, по жесткому моральному кодексу тех лет, сочувствовать было совершенно невозможно. Вот недоуменные перешептывания начались, это да. Как у такого отца, как Эдвард I, мог получиться такой сын, как Эдвард II? Не иначе, ребенка подменили! Тем более, что и увлечения-то у него странные, не королевские.

Появление Диспенсеров рядом с угнетенным и презираемым королем было для него тем самым шансом, который судьба всегда дает даже самым затюканным своим детям. И он взял реванш, потому что Диспенсеры были плоть от плоти тех самых лордов, только еще жестче, еще агрессивнее. Это была хорошая сделка для короля. Правда, она стоила гражданской войны небольшого масштаба его подданным, но подданные были равнодушны к этому королю, и он, в ответ, был равнодушен к ним. Случилось невероятное: в 1322 году Эдварду II удалось утвердить авторитарное правительство и казнить своих врагов!

Как действовали Диспенсеры? Во-первых, они любили обирать вдов. Алиса де Лэси, вдова Ланкастера, была вынуждена передать Диспенсерам много своих земель, вдова Пемброка сделать это отказалась, и люди Диспенсеров систематически опустошали ее земли. Наследница Пемброка, Элизабет Комин, была просто похищена и держалась Диспенсерами в заточении до тех пор, пока не передала им в виде выкупа 10 000 фунтов и два огромных поместья. Вдова Дэмори, сестра жены Хью Диспенсера, тоже была схвачена и брошена в темницу, откуда путь на волю лежал только через передачу огромного состояния Диспенсерам.



Любимым приемом Диспенсеров и их союзников, Арунделла и Роберта Бэлдока, было выкручивание террором и угрозами фальшивых долговых расписок на значительные суммы у влиятельных ноблей королевства. То, к чему, в более откровенном виде бондов, через полторы сотни лет придет первый Тюдор.
Эти фальшивые расписки были орудием шантажа, при помощи которого Диспенсеры добивались от парламента тех решений, которые были им выгодны. Этот прием Деспенсеры использовали не только в политике. Эдмунд де Пинкни таким образом был вынужден предать Диспенсерам 10 000 фунтов, Уильям де Бохун расстался с некоторым количеством земель, якобы уплатой долга в 4 000 фунтов, епископ Винчестерский не мог вступить во владение своими землями, пока не написал Диспенсерам долговую расписку на 10 000 фунтов (очевидно, любимое число этой семейки хищников), из которых ему разрешили «выплатить» 2 000, а остальной «долг» служил залогом адекватного поведения епископа в интересах Диспенсеров.

Поразительно то, что в административном плане период управления делами Англии под руководством Диспенсеров был весьма эффективным и успешным. Хотя наброски реформ в администрации были сделаны еще предыдущим правительством, именно Диспенсеры упростили систему сбора долгов, управления личным имуществом короны, произвели деление страны на северный и южный налоговый округи, организовали биржи для закупки шерсти на экспорт, установили систему управления хозяйством на землях казненных в 1322 году баронов-оппозиционеров. В целом, все действия правительства между 1322 и 1326 гг были направлены на то, чтобы увеличить доходы королевской казны (в чем она нуждалась еще со времен Эдуарда Первого, оставившего за собой долг в астрономическую по тем временам сумму 200 000 фунтов).

О чем в своем высокомерии Диспенсеры (и король вместе с ними) совершенно не задумались, так это о том, что надо было что-то сделать для того, чтобы правительство получило хоть какую-то популярность. Но нет и нет, все знаки недовольства игнорировались. А ведь уже в 1322 году в парламент была подана петиция от арендаторов на землях казненных бунтовщиков – они требовали легального признания своих прав на свою землю. В 1324 прелаты Англии потребовали, чтобы останки четвертованных разрешили, наконец, захоронить. В 1325 была подана петиция о подтверждении Хартии о Лесе. Почти сразу после похорон Томаса Ланкастера поползли слухи о том, что на его гробнице происходят чудеса. Роберт де Вер, ускользнувший после разгрома оппозиции у Бороубридж, собрал вольный отряд, полностью контролирующий Нортхэмптоншир. Он заявил, что не собирается сдаваться закону, потому что закона в Англии нет. Ланкашир и вовсе продолжал находиться в состоянии гражданской войны между сторонниками Ланкастеров и Адама Банастера.

Когда в 1324 году началась война с Францией, королеву Англии и мать наследника просто выкинули из королевства, как полное ничто. И это было страшной ошибкой, разумеется. Ведь Изабелле уже не был нужен ее муж. У нее был ее сын, законный наследник. Перед ней была страна, уставшая от гражданских распрей. Ей нужен был только тот, кто сможет нарушить равновесие, и она нашла его в лице Мортимера. Впрочем, эта история о другом. Эта история – о взаимоотношении государства и короны.

это из Word Without End Фоллета, оказывается

Когда Эдвард был надежно посажен за решетку, перед Изабель и Мортимером встала задача как-то обосновать свои действия. Конституционной процедуры для низвержения короля просто не существовало. Поскольку перед глазами Изабель был прецедент, известный под именем суд над тамплиерами, который устроил ее папенька во Франции, ей было, из чего черпать вдохновение, и вскоре на свет появился Акт Обвинения, обвинявший короля в ряде серьезных преступлений против своей страны. Он слушал дурные советы. Он потерял Шотландию и Гасконь. Он обескровил сделал беззащитной Англию. Он дурно и несправедливо обошелся с благороднейшими сынами своего королевства. Таким образом, он нарушал собственную коронационную клятву, он нарушил договор с людьми своей страны – и должен заплатить за преступление.

Разумеется, подобное законотворчество должно было пройти через парламент – и оно прошло, благо Эдварду уже угрожали отстранением от престола дважды, в 1310-м и 1321гг. Был и международный прецедент: король Нассау Адольф был смещен в 1298 г., да и Эдуард Первый дал прецедент на домашней почве, поднимая и смещая королей Шотландии. Парламент решил отстранить Эдуарда Второго от власти, и передать корону его законному наследнику, Эдуарду Третьему, регентом которого до совершеннолетия была бы его мать, Изабелла. Эдварду II пришлось подписать отречение в пользу сына.

Кто знает, что случилось потом. В девятнадцатом веке в Монпелье нашли письма Мануэля Фиеччи, епископа Вечелли, от 1337 года, адресованные Эдуарду III. В них утверждается, что умер его отец, бывший король Эдуард II, который вовсе не погиб в замке Беркли, а бежал за границу, и стал монахом-отшельником недалеко от Милана. Письма подлинные, это установлено. Другой вопрос, подлинны ли факты, или епископ лукавил? А если лукавил, то зачем? Кстати, когда Эдуард III казнил Роджера Мортимера в 1330 году, он предъявил ему обвинение в убийстве своего отца. Таким образом, Эдуард II был «похоронен» для общественности на веки вечные. Его преемник хотел править спокойно.



Во всяком случае, гробница Эдуарда Второго в Глочестере, по слухам, пуста. О том, кто лежал в гробу на похоронах, на которых присутствовали Изабелла и малолетний Эдуард, есть несколько теорий, но они относятся на 100% к области домыслов. К другой области домыслов относится следующее. Почему-то короля было не слышно и не видно в истории его королевства с 1322 года. Выглядит так, словно он, отомстив за Гавестона и расправившись с теми, кто доставал его своей наглостью годами, потерял всякий интерес к управлению. Он ведь даже не дарил больше ничего Деспенсерам, те сами прекрасно себя одаривали. Бросается в глаза, что они почему-то пытались соблюсти при этом какую-то видимость законности. В конце концов, они пытались оправдать свои действия расписками и дарственными своих жертв, а не просто отбирали. Для кого создавалась эта видимость, если не для короля?

Похоже, что король приблизил к себе Диспенсеров в 1318 году, расправился при их помощи со своими врагами, сделал Хью-младшего, де-факто, главным управляющим страны, а сам... Чем он сам-то занимался последние пять лет своего правления? Загадка.

«In winter woe befell me
By cruel fortune threatened
My life now lies a ruin”

@темы: Edward II

---

Три Эдварда - Эдвард I

Три Эдварда – отец, сын и внук – были, кто бы спорил, людьми по характеру и темпераменту разными. Эдварда I называли «молотом скоттов» и «завоевателем Уэльса».



Эдвард III остался в истории примером практически идеального короля, всегда разумного и белее или менее справедливого.

Эдвард II был фигурой более сомнительной, принимая во внимание скандалы и сплетни, изрядно отравляющие его жизнь и не дающие ему покоя после смерти. Скорее всего, две особенности этого короля отражаются правдиво: некоторая леноватость и категорическое нежелание воевать, что было в глазах современником непростительным грехом. Но царствования всех троих стало временем, когда начала по-настоящему складываться «трехголовая» система управления королевством: король, лорды и «простые люди».

Эдвард I не торопился короноваться. Известие о смерти отца настигло его в южной Италии, на пути из очередного крестового похода. Права Эдварда на корону никем и не оспаривались. Спорной была манера править. Дед Эдварда I, король Джон, говаривал, что у него в Англии столько же врагов, сколько баронов, и был совершенно прав. Его сыну Генри, отцу Эдварда I, бароны тоже крови попили, и даже в плену подержали. Эдвард, который пацифизмом с детства не страдал, решил показать будущим подданным, что именно он собирается с ними сделать и как именно править. Во-первых, он принял участие в одном из самых кровавых турниров во Франции. Во вторых, после турнира он отправился в Гасконь, где без церемоний подавил очередную попытку бунта.

Симон де Монфор, старый враг

Это рейд в Гасконь имел более глубокий смысл, чем просто введение провинции в меридиан. В Гаскони правил когда-то королевским наместником Симон де Монфор, который сначала захватил в плен короля Генри, а потом и попытался захватить его корону. В 1266 году Эдвард разбил де Монфора наголову, но оставшиеся де Монфоры бежали во Францию, и в 1271 году убили кузена Эдварда, которого тот послал именно успокоить Гасконь – убили предательски, в церкви.

Сразу после коронации, этот король-великан, блондин ростом 190 см, снял корону с головы и заявил, что не наденет ее, пока не отвоюет то, что его отец потерял – а именно, королевскую власть. Надо сказать, сделал он это совершенно оригинальным методом, достойным его обоих дедов, родного и двоюродного. В результате успешных баронских войн, Англия уже много десятков лет не являлась единым королевством в буквальном смысле слова. Она превратилась в непрочный союз почти независимых феодалов. И вот из крестового похода неспешно прибывает король, который уже в юные годы показал, что крови он не боится. Чего могли ожидать бароны? Вендетты, разумеется. Ведь Гасконь тому примером.



Бароны ошиблись. Эдвард просто амнистировал всех врагов чохом и даже разрешил им вернуть те их владения, которые когда-то были отчуждены короной. Вернуть, выкупив. И королевство успокоил, и казну наполнил. Что совсем интересно, этот принц подметил, в чем была главная ошибка его деда и отца, ставшими практически пленниками собственных баронов: они упустили власть потому, что искали союзников несколько не там… Эдвард решил показать своим подданным новую расстановку: он, король, и они, его народ, против «жирных котов» - баронства.

И он назначил общее расследование против коррупции, результат которой зафиксирован в документах, получивших название «Сто Списков». Ничто не было упущено, ни одна мелочь , даже незаконный штраф, наложенный бейлифом Стамфорда на мельника – явно с целью конфискации мельничных жерновов, какая-то местная склока.

Не то, чтобы все коррупционеры были наказаны. Вряд ли это было бы даже возможно, потому что злоупотребления продолжались более полувека. Но несколько громких процессов провели, кучу законов, гарантирующих равные права подданных перед законом, выпустили. Этого хватило. Народ решил, что королю их судьбы не безразличны, а бароны поняли, что почти любого из них король может легально уничтожить собранными материалами.

Старт был хорошим, но останавливаться на этом было, конечно, нельзя. Война была стилем жизни знати того времени, смыслом их жизни. А ничто не объединяет нацию лучше, чем победоносная война за права этой нации где-нибудь на стороне. В данном случае, под руку подвернулся Уэльс, который, как и Шотландия, почти уже отделился от Британии. Несколько раз безуспешно призвав Ллевелина опомниться и принести оммаж, Эдвард собрал войско и отправился покорять Уэльс.

Собственно, не он первый, но разница была. Разница была в том, что теперь Уэльс был вынужден признать английские законы. Плюс, было очень мало стычек, как таковых. Силы были настолько неравны, что кампанию Эдварда вполне можно назвать оккупацией Уэльса. А законы, выпущенные сразу после коронации, да под шум возвращения английского влияния в Уэльсе, теперь рассматривали бунт против короля государственным преступлением. Так-то. То ли бароны это проморгали, то ли не посмели вякнуть, памятуя о собранном королем компромате.

С Шотландией было, конечно, посложнее. Для начала, была масса браков через границу, были земли в Англии, принадлежавшие шотландцам. Кто-то из шотландцев сражались за английских королей, кто-то против. Королевство было древнее. Но то ли самостоятельное, то ли нет. Историк Дэвид Старки утверждает, что Эдвард I обладал менталитетом юриста: ему была необходима полная определенность, четкий договор – причем, на ЕГО условиях.

Единственной прямой наследницей короля Александра III Шотландского была Маргарет, Дева Норвегии. Эдвард решил женить на ней своего старшенького, но дева скончалась по дороге в Шотландию. Или сбежала, кто ее знает. Вроде, появлялась лет через 10 в Норвегии женщина, утверждающая, что она – та самая Маргарет, но ее королевский дом отверг. Трон Шотландии оказался вакантным.



По праву феодального оверлорда, Эдвард объявил, что нового короля Шотландии выберет он. И выбрал, из двенадцати кандидатов! Не случайностью стало то, что выбран был Джеймс Баллиол, основатель Оксфорда и один из значительных земельных магнатов Англии. Удобно для короля Эдварда, обидно для лордов Шотландии. Ведь Эдвард и здесь поставил дело так, как в Уэльсе: английские законы и английские суды, а главный – он, оверлорд Шотландии. Который, ежели пожелает, может и на ковер вызвать шотландского короля. Уж не знаю, насколько такая линия была разумна. Для Баллиола не была. Шотландия взбунтовалась.

Что ж, бунт позволил Эдварду промаршировать через всю Шотландию, взять Эдинбург за 5 дней, и закончить кампанию покорения Шотландии за 21 неделю. Это он увез из Шотландии Скунский Камень, и поместил его под коронационный трон английских королей в Вестминстерское Аббатство. На следующие 700 лет. И на столько же лет английский престол получил бесконечные проблемы с вечно бурлящей и бунтующей Шотландией.

трон и Скунский Камень

Англичане получили своего нового короля-завоевателя. Того, кого можно бояться, кем можно гордиться и кичиться. Было только вопросом времени, когда Эдвард схлестнётся с королем французов. Вполне понятно, что для такой агрессивной политики была нужна сильная армия, а для содержания армии были нужны деньги. А договор между англичанами и их королями, Магна Карта, которую признал Генрих III, четко говорил, что налоги без согласия парламента король собирать не может.

К чести Эдварда I, у него была умная голова в придачу к свирепости и воинственности. Он получил в свое время опору в лице средних и низших классов своих подданных, и он никогда не забывал, что именно они несут основные налоговые тяготы. С его точки зрения, было только справедливо разделить с этими людьми реальную власть и видение того, по какому курсу пойдет Англия. Он вывел королевство из того тупика, в которое его загнали баронские войны против собственных королей. Пожалуй, именно с тех пор и началось перетягивание каната между аристократической и бюрократической составляющими королевской администрации. Выигрывал от такого соревнования король.

Разумеется, Эдвард вовсе не жил в тихом согласии со своим парламентом. Они традиционно рядились и ругались, угрожали друг другу, делали ложные выпады и искали компромиссы. Возможно, это был только союз по необходимости. Но без этого союза, предполагаю, даже такой воинственный человек, как Эдвард I, увяз бы в болоте вечно неверной баронской массы, как его дед и отец. Возможно, у него было просто более широкое мировоззрение, благодаря тому, что он отправился в Крестовый Поход и пообщался там на равных с другими европейскими венценосцами.



Он дожил до 68 лет, и умер в очередном походе.

---

Богатство? Ну-ну...

Как стать богатым

vechniyzov.livejournal.com/766383.html

@темы: "нетягостная бредь"

---

Улыбнуться)))

17.02.2013 в 13:03

Пишет  Matilda1:

Забавно и актуально

17.02.2013 в 07:49

Пишет  EnAmorada:

Десять заповідей молодим дівчатам. 1918

Пропонуємо вашій увазі цікаві листівки. Їх автором був Василь Гулак, який дуже плідно працював у Києві десь сто років тому. Інформаціїпро про нього мало. Навіть із цієї збірки “Десять заповідей молодим дівчатам” ми маємо лише вісім поштівок. Відомо, що Василь Гулак був автором більш ніж 350 поштових листівок, але ніяких певних відомостей про нього немає. Ні про його освіту, ні про життя, ні навіть чи це його спражнє ім’я. Відомо, що про його творчість схвально відгукувалися мистецвознавці. Усі його роботи відображали цікаву культуру, побут та багатсво мови українців. Гулак співпрацював з такими київськими періодичними виданнями:” Київське життя”, “Київська думка”, журнал сатири ” Цвях”. Ідеологічно художник підтримував демократичні ідеї. В період революції 1905-1906 рр створював малюнки, що критикували правлячий уряд. Та незважачи на це Гулак передовсім мав гумористичні роботи, такі зрозумілі простому люду.










Источник

@темы: "старые плакаты, старые открытки"

---

Текущее

Народ вокруг валится с гриппом, причем странным. Скашивает во второй половине дня, внезапно. Кашель, боль в бронхах, боль в горле и скачки температуры. За две вечерние смены заболели все, кроме меня. Вчера обкашливали с двух сторон. Естественно, наутро и у меня в бронхах зачесалось. Сижу и наблюдаю за развитием событий Может, просто накурилась от души. В любом случае, это весьма неплохо... Я ж запланировала бросить курить в этом году, а бронхитом хорошо этот квест начинать. Тем более, что в нормальном состоянии переношу я вирусные инфекции на ходу, что называется. А состояние на "уличной" работе восстановилось в нормальное после двух лет школы.

Впервые за полгода получила зарплату, которая не вызывает стыда за выбор очередной профессии - благодаря оплате работы в рождественские праздники. Да здравствует "опиум для народа".

Наступление на грабли произошло по давно уже ставшей рутинной схеме. Получила против себя единый фронт, и вызвала желание "курощать". Интересно, это я придурок, а остальные нормальные, или наоборот? Впрочем, мне все равно. Не так уж много у меня принципов, чтобы ими жертвовать ради мира и гармонии в трудовом коллективе.

Три выходных впереди. Лафа!

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

С Днем Друзей!

Финны, как известно, народ сдержанный, день влюбленных здесь был бы обречен на коммерческий провал. Поэтому кто-то придумал, что 14 февраля мы празднуем День Друзей, и, по-моему, это стало гениальным решением. Можно с чистой совестью поздравлять сердечками кого угодно, и никто не удивится и не почувствует себя неловко. И никто не останется обиженным. Любови приходят и уходят, а друзья остаются!

@темы: "праздники"

---

Кому любовей?

Узнать какая любовь ждет вас

Ссыль битая, как обычно. Любовь здесь: nataly-lenskaya.livejournal.com/490185.html

@темы: "нетягостная бредь"

---

Король Джон - 10

Джон правил достаточно спокойно до самого 1212 года. То есть, именно он правил спокойно. Что касается его баронов, то у них было свое мнение о короле, который как-то бросил, что у него ровно столько врагов, сколько в королевстве баронов. То есть, правил он железной рукой.



В 1212 году слухи о его отлучении от церкви достигли Уэльса. Долго достигали, надо признать, но Уэльс не слишком интересовался событиями в христианском мире, если только эти события не играли на руку очередному варлорду, желавшему пограбить. В начале лета этого года банды уэльсцев разграбили несколько приграничных крепостей, истребив всех жителей и гарнизоны, испепелив все, что горело, и прихватив с собой все, что только можно было унести и угнать.

Всегда легкий на подъем, Джон немедленно отправился к границе. В июле по городам и весям Англии были разосланы гонцы с требованием общего сбора в Честере 19 августа. Сам он, правда, на рандеву опоздал, занятый морским рейдом вдоль границ Северного Уэльса. Сбор состоялся во вторую неделю сентября, и первым номером в программе должна была стать казнь 26 уэльских заложников, посланных Джону в прошлом году. Внезапно в планы вмешались гонцы, почти одновременно доставившие ему письма от принцессы Джоанны Уэльской, внебрачной дочери короля и жены Лливелина Уэльского, и от короля Шотландии.

Это были практически идентичные письма. То есть, идентично было их содержание. Поскольку король планировал, разобравшись с Уэльсом, отплыть с собранными войсками во Францию, среди его баронов созрел заговор либо короля убить, либо просто пленить и передать его врагам в Уэльсе. Благо, существовала интердикция, дававшая прощение любому действию против Джона. Удобный повод избавиться от слишком авторитарного короля.

Джон не был склонен отмахнуться от предупреждений. Одно письмо могло еще быть результатом раздутых сплетен, но два? Опять же именно в тот момент из армии дезертировали два барона: Юстас де Весай и Роберт ФитцВалтер – тоже одновременно. Оба барона потом оправдывались тем, что у одного король якобы соблазнил жену (что вряд ли, дама была немолода), а у другого – старшую дочь (потом ФитцВалтер признал, что дело было в недовольстве отношением короля к административной аристократии, созданной королем Генри II). Джон решил, что заговор, скорее всего, существует, и внезапно для всех распустил армию.

В Лондон король не поехал, а без лишней поспешности отправился из Честера в Ноттингем. Что-то бурлило вокруг, и ему хотелось понять, из каких мутных источников это бурление поднимается. Действительно, по дороге он набрел на некоего Питера – то ли убогого, то ли пророка, то ли из Вейкфилда, то ли из Понтефракта. И вот этот пророк ему поведал, что к следующему дню Вознесения Господнего Джон «прекратит быть королем». Питер не мог сказать, будет ли Джон убит, изгнан или похищен, но у него было четкое видение, что после 14 лет благоденствия ни Джон, ни его потомки править не будут.

Джон на пророчество отреагировал со свойственным ему в этом вопросе цинизмом – в пророков он верил не больше, чем в церковные догмы. Но Джон признавал важность церкви, как института, делая положенные пожертвования и совершая положенные королю паломничества, и даже водя знакомство с наиболее умными представителями духовенства. Так же Джон понимал, что даже деревенский придурок – это не просто шутка, если он бродит от двора ко двору по всему северу, предвещая конец династии.

Питера изловили и привели к королю. Будучи логиком, Джон попытался так или иначе уточнить информацию, распространяемую этим Питером. Но тот только твердил, что «Know thou of a surety that on the day which I have named, thou shalt be king no more; and if I be proved a liar, do with me as thou wilt.» Или, говоря по-русски, если я соврал – делай со мной что хочешь, если переживешь названный мною день.

«Как пожелаешь», - хмыкнул Джон, и отправил пророка в замок Корф для сохранности к названному дню. Но современники короля не относились к пророчествам легко. Да и вообще, уж больно был хорош повод для того, чтобы запустить слухи о том, что король испугался, и поэтому заключил святого пророка в государственную тюрьму, так что пророк-то, видать, правду говорит, и вообще – святой же человек.

Не верящий в пророчества Джон верил, что зачастую пророчества начинают работать на свое исполнение. Мало ли что привидится одному сумасшедшему, но когда большие массы народа начинают пророчества разносить, это приводит к заговорам, а вот в заговоры Джон очень даже верил. И верил в силу. Для него была совершенно ясна связь между интердикцией папы, недовольством баронов жесткостью его правления, и распространению пророчества.

Вернувшись в Лондон, король вызвал в столицу тех, в чьей верности у него были хорошие основания сомневаться, чтобы потребовать у них новые гарантии этой верности. Юстас де Весай и Роберт ФитцВалтер бежали из Англии, что дало Джону основания просто арестовать наиболее подозрительных из своих подданных. Король не сомневался также, что его духовенство во многом было виновато в распространении слухов и сплетен, поэтому произвел очередное кровопускание церковной кассе. Цистерцианцы выложили, например, 22 000 фунтов. Остальные тоже дешево не отделались, причем король с издевательской иронией объявил все выплаты, которые он истребовал у церкви с самого начала своего правления, подарками доброй воли. Разумеется, церковь счастлива не была.

Одновременно Джон натянул поводья в отношении своей администрации. Он точно знал, где искать злоупотребления: в службе лесничества и там, где имеют дело с самой беззащитной частью населения – вдовами, сиротами, инвалидами. Администрация тоже счастлива не была.

Но вот Маршалл пытался наладить отношения с Джоном, и где-то между 1212 и 1213 годами в Рим отправился документ, заверенный всеми ирландскими магнатами, в котором они выражали свою печаль по поводу действий папы и поддержку Джону. Правда, те же магнаты душевно посоветовали королю помириться с папой, и тот их даже послушал, отправив в Рим новое посольство в ноябре 1212 года. Потому что лучшим способом подрезать крылья сплетням о пророчестве было красивое примирение со Святейшим Престолом.

К сожалению, в ход событий снова вмешалась большая политика на континенте. Филипп Французский, которому здорово связывали руки его альбигойцы, раздавил все движение при помощи Симона де Монфора. И теперь на континенте образовался симпатичный альянс папы Иннокентия, короля Филиппа и Фредерика Сицилийского, при помощи которого Святейший Престол надеялся избавиться и от Отто Германского, и от Джона одним махом.

Зимой 1213-1213 гг Стефан Лэнгтон, вместе с епископами Или и Лондона, подали официальную жалобу на своего суверена папе. В январе 1213 года троица была уже при дворе Филиппа, с письмом от папы, в котором тот приказывал французскому королю, ради спасения его души, изгнать Джона из Англии. В награду за такое богоугодное дело, Филипп сам назначался королем Англии, с правом передачи короны своим потомкам. Вот так. Есть некоторые доказательства того, что папа пытался призвать остальных европейских правителей к чему-то вроде крестового похода против Англии, но, очевидно, встретил весьма холодную реакцию. Не потому, что те любили Джона, а потому, что не желали таскать каштаны из огня для Филиппа.

А вот Филиппу корона Англии очень даже не помешала бы. У него на руках был слишком воинственный и талантливый сын, принц Луи, которого было бы желательно пристроить на какой-нибудь престол раньше, чем он начнет строить козни против собственного папеньки. К моменту получения письма из Рима, французы вели переговоры с английскими баронами уже около года, выторговывая соглашения, на основании которых те приняли бы своим королем Луи. Письмо от папы было просто легальной отмашкой – давно согласованной. Сбор сил вторжения был назначен в Руане на 21 апреля 1213 года.

Трудно предположить, чтобы Джон был не в курсе готовящегося переворота. Во всяком случае, все английские корабли были собраны в Портсмут к 21 марта, и все шерифы созвали всех графов, баронов, рыцарей, фрименов в Дувр к Пасхе – с лошадьми, людьми, оружием, припасами.

Вообще, обращение короля Джона к своим подданным – это еще тот образчик эпистолярного жанра: «as they love us and themselves and all that is theirs, they be at Dover at the close of Easter next, well prepared with horses and arms and with all their might to defend our head, and their own heads, and the land of England. And let no man who can bear arms stay behind, on pain of culvertage and perpetual servitude ; and let each man follow his own lord ; and let those who have no land and can carry arms come thither to take our pay.» Джон очень хотел донести до англичан, что те защищают не только его, но свои головы и свои владения.

И они пришли. Они пришли так быстро и в таких количествах, что ушло некоторое время на организацию снабжения, которое не было готово к подобной скорости и подобной массовости. Похоже на то, что те лорды, которые тайно готовились предать Англию французам, были просто вынуждены сделать вид, что ничего подобного у них и на уме не было – иначе их растерзали бы собственные люди.

Джон не стал тратить время на то, чтобы расследовать с точностью, кто именно вел переговоры с Луи и Филиппом. Он точно знал, кто НЕ вел – Маршалл, старый боевой конь. Маршалл и Джон Норвичский пришли практически одновременно, приведя с собой серьезные силы. Что, как указывает не слишком расположенная к Джону историк Кейт Нордгейт, уже само по себе говорит о том, что Джон вел хорошую, грамотную политику в отношении Ирландии и Шотландии.

Впрочем, Джон планировал сделать все, чтобы эскадра Филиппа была разбита еще на подходе к Англии. Флот у него был больше, и этот флот совсем недавно неплохо потренировался в уэльском рейде.

@темы: King John

---

"И полцарства в придачу" III - 11

Все оказалось гораздо проще, чем она опасалась. Людей Мендозы Маргарет узнала немедленно, хотя еще минуту назад она была бы не в состоянии их описать за все сокровища христианского мира. Возможно, узнаванию помогло то, что ситуация, в которой она своих визави увидела, была если не совсем идентичной той, что случилась в Саутварке, то достаточно к ней близкой.

Не успели мужчины появиться в поле ее зрения, как из дверей ближайшей корчмы высыпала целая толпа гильдейцев, явно отмечавшая какой-то знаменательный для себя день. Кто-то выпустил несколько стай птиц из клеток, к гильдейцам стали приставать как из-под земли выросшие уличные красотки. Разумеется, со всех сторон к развеселой компании устремились и уличные разносчики.

Не став ожидать, пока события получат ожидаемое развитие, Маргарет подхватила юбки и ввинтилась в толпу. Пробивать себе дорогу ей пришлось в плотной человеческой массе, и вскоре она уже вздрагивала от щипков и толчков, панически размышляя, что когда она пробьется к людям Мендозы, отличить ее от прочих уличных девиц будет уже невозможно.

- Сейчас вы развернетесь и пойдете со мной, - выпалила она на латыни молодым людям, подхватывая их под локти. – Дальше – засада.

Наверное, это было весьма забавное зрелище – растрепанная и взлохмаченная девица подозрительного вида, говорящая на латыни, но ничего лучшего Маргарет в голову не пришло. К чести милорда посла, помощников подбирать он умел. Оба наемника послушно развернулись и позволили Маргарет увлечь себя прочь. Глупо хихикая и раскачивая бедрами, она вела мужчин под руки, лихорадочно ища взглядом, куда же они могут свернуть, пока те, кто за ними наверняка следуют, заметят, что добыча исчезла.

Ей снова повезло, потому что один из наемников уверенно завернул их к двери кабака, мимо которого Маргарет проскочила бы не задумываясь и даже не дыша – уж больно пронзительная вонь доносилась из сточной канавы. Около почерневшей и щелястой двери сидели нищие и калеки, потягивая вино из пущенной по кругу фляжки и задирая неприличными словами прохожих. К удивлению девушки, наемник вежливо приподнял шляпу перед одним из пьяниц и опустил в грязную ладонь блеснувшую на солнце монету.

В самом кабаке было полутемно, пусто, и, насколько Маргарет могла рассмотреть, довольно чисто.

- Это была импровизация, милая девушка, и не слишком умелая. Ваше счастье, что мы вас узнали, - сказал один из мужчин, опускаясь на лавку и жестом приглашая Маргарет сделать то же самое. Другой лениво прислонился к двери, недвусмысленно давая понять всей позой, что никому не позволит ни выйти, ни зайти.

- Да, - коротко бросила она в ответ, изо всех сил борясь с головокружением. Теперь, когда опасность была позади, силы оставили ее почти полностью. – Я раньше никогда не участвовала в заговорах.

- Это не игры для юных девиц, - жестко ответил ей мужчина. – Судьба Боба Партингтона тому пример.

- А вы последовали бы сегодня за вашим приятелем, если бы я не играла в эти игры, как вы выразились, - вяло огрызнулась Маргарет. – И, кстати, если мне сейчас не дадут что-то съесть, я последую за вашим Бобом Партингтоном, как мне кажется. Завтрак ее величества мне разделить не предложили. Вчера на приеме едой даже не пахло, да и не до еды мне было. Так что если хотите поговорить про игры и судьбы, то дайте мне эля и приличный кусок мяса. Или давайте, что принесли, и проваливайте. Вам нужно побыстрее отсюда исчезнуть, если вы еще не поняли. Я имею в виду, вообще из Англии.

- Она права, - бросил товарищу наемник, подпирающий дверь. – Принеси ей поесть, Монтойя. Мне она нравится. Да и нам бы не помешало подкрепиться.

- Пусть сначала подтвердит, что она – именно та, с кем мы должны были встретиться, - заупрямился собеседник Маргарет. – Я ее помню, и помню, в чьей компании я ее видел, но порядок есть порядок.

- Вы не поверите, джентльмены, - устало сказала Маргарет, - но мне даже в голову не пришло, что должен быть какой-то опознавательный знак. Ее величеству, по-видимому, тоже. Или она вообще не морочит себе голову деталями. Как я могу подтвердить, что я – это именно я? Вам что, не сказали, кому вы должны передать буллу?

- Не буллу, разумеется, - рассмеялся в ответ Монтойя. – Резюме папы, которое он отправил ее святейшему величеству королеве Изабелле. Да и то – только копия. Заверенная, конечно, по всем правилам. Резюме существует только в одном экземпляре, и оно останется там, где находится – в архиве императора, под надежной охраной.

- Пусть будет резюме, - пожала плечами Маргарет, и пошатнулась даже от такого легкого движения. – Королева почему-то очень на него рассчитывает.

- Эй, Монтойя, давай-ка правда неси побыстрее что-нибудь перекусить, а то похожая на привидение девица скоро превратится в девицу в обмороке. Не вредничай.

Внимательно взглянув на Маргарет, ее собеседник молча вышел в небольшую дверь за совершенно пустой стойкой, и вернулся через минуту с кувшином эля и ломтями мяса и хлеба на оловянном блюде. Некоторое время все сосредоточенно жевали.

- Тебя как зовут-то, девица? – спросил не назвавший своего имени наемник, который продолжал подпирать дверь, теперь с ломтем хлеба с мясом и кружкой эля в руках.

- Маргарет Эртон, - пробормотала Маргарет. Почему-то ей показалось совершенно нелепым назвать звонкий титул своего мужа. Леди Бьертан, как же… Растрепанная, оборванная и босая. И полумертвая от усталости.

- Ага… - глубокомысленно протянул наемник. – А я – Фелипес. Ты, Маргаритка, на нас не обижайся. Если бы ты знала, чего нам стоило эту бумагу сначала получить, а потом в Англию привезти, то ничему бы не удивлялась. А кто нам ловушку состряпал, кстати? Не сэр ли Эдвард Ли? Мы его здорово провели, а он не из тех людей, кто шутки над собой прощает.

- Не думаю, - покачала головой Маргарет, начавшая, наконец, мыслить более или менее ясно. – Сэр Ли должен был только вас опознать, а вот ловушку вам подстроил совсем другой человек. Вы его не знаете. Впрочем, вам в любом случае надо из Англии убираться немедленно. Вот прямо отсюда – и на ближайший корабль в любом направлении. Потому что ваш хозяин сегодня тоже угодил в неприятную ситуацию.

Выслушав рассказ девушки о злоключениях посла, Монтойя молча достал из-за пазухи небольшую курьерскую сумку и повертел ее в руках.

- Дон Мендоза уже в любом случае на сундуках сидит, - задумчиво проговорил он. – Во Фландрию его переводят. Туда отправимся, пожалуй, и мы. Так что забирай ты, девица Маргаритка, эту сумочку, и отвечай дальше за нее сама. А мы последуем твоему разумному совету, и направимся отсюда сразу в порт. Как ты сама-то отсюда выбираться думаешь?

- Никак, - уронила Маргарет. – Я думаю, что некоторое время я никуда выбраться буду просто не способна. Мне нужно несколько часов сна.

- Как знаешь, - Монтойя поднялся с лавки и стал расправлять плащ. – Только договариваться с хозяином сама будешь.

Монтойя вышел на улицу, не оглядываясь. Фелипес помахал Маргарет рукой, но и он не предложил ей никакой помощи. Тяжело вздохнув, девушка пристегнула курьерскую сумку к поясу между верхней и нижней юбками, и склонила голову на скрещенные руки.

Она действительно не могла двинуться с места без риска потерять сознание. Звать кого-то на помощь Маргарет не видела смысла. В конце концов, усталость – это не повод для того, чтобы отвлекать кого-то из друзей от их собственных дел. Кабак, в котором она сейчас сидела, был, по-видимому, местом, которое гильдия воров и нищих сдавала для тайных встреч в городе, где все были всегда у кого-то на виду. Значит, здесь наверняка можно получить и комнатенку, в которой можно отоспаться. Она негромко хлопнула в ладоши и приготовилась ждать.

Из двери за пустой стойкой вышла невысокая женщина неопределенного возраста, одетая в странно приличное для такого места платье.

- Вам что-то нужно, мистрисс? – спросила она тихим голосом.

- Мне нужна комната, добрая женщина, - вежливо ответила Маргарет. – Комната, где меня никто не побеспокоит несколько часов.

- Это точно вы, - сказала вдруг женщина. – Я слышала голос, но не была уверена. Двор «Белого Льва», помните? Среди заключенных был мой муж, чтоб ему гореть в огне до Страшного Суда.

- Тот, который… - Маргарет осеклась. Ей даже выговорить было страшно, что муж этой женщины сделал ей и собственной дочери.

- Да. Его повесили, и можете быть уверены, мистрисс, что я никому не дала потянуть его за ноги.

- И как вы оказались здесь?

- А куда нам было идти? Ваша подруга правильно заметила насчет того, что нас ожидало. К счастью, глава здешней гильдии всегда ищет новых людей, и один его парнишка предложил моей Молли отправиться на хлеба гильдии. Это был добрый поворот для нас, вы знаете.

- Куда уж добрее, - с мрачной иронией ответила Маргарет. – Вы что, вслед за мужем отправиться хотите? Я могу устроить вас с дочкой в хороший дом прислугой. Даже в очень хороший. Достаточно вы настрадались.

- И именно поэтому в прислуги я не пойду, - резковато ответила женщина. – Хватит, мною уже достаточно командовали.

- Можно подумать, что теперь не командуют, - фыркнула Маргарет.

- Теперь я – честная вдова какого-то мастера Джонса, которая содержит маленький, но чистый кабак, владелицей которого и является. Кем был мастер Джонс – никому нет дела. Здесь никто не допытывается и не задает лишних вопросов. Здесь не имеет значение прошлое. Парнишка, который привел нас с Молли – сын самого мастера здешней гильдии, и ему моя девочка приглянулась. Мастер Бартон отправил Молли в монастырскую школу, пусть она там подрастет, да и прошлое забудет.

- Просто благодетель какой-то этот ваш мастер Бартон, - недоверчиво протянула Маргарет.

- А вот этого я не говорила, - неожиданно улыбнулась женщина. – Я – из хорошей торговой семьи, с детства отцу помогала расчетные книги вести, да и с приличными людьми умею разговаривать. Я нужна ему, а он – мне. Так что все честно, и еще неизвестно, кто из нас в выигрыше. Да идемте же, мистрисс, а то вы выглядите так, словно вот-вот с лавки свалитесь. Рубашку я вам свою дам, чистую, таз и воды обтереться принесу, да и плащ вам потом понадобится это тряпье прикрыть.

Маргарет, пошатываясь и держась за перила, с трудом поднялась не второй этаж вслед за хозяйкой, дождалась воды и рубашки, тщательно закрыла на тяжелую задвижку дверь и рухнула на кровать, решив заняться своим внешним видом потом. Через мгновение она крепко спала.

@темы: "побасенки"

---

Держись, Босуорт - я еду!!!

В этом году будет 17-18.08. Билеты заказаны, отель заказан (Хилтон на этот раз, помятуя об ужасах индийских гостиниц с милыми английскими именами типа "Чешир").

Теперь только дожить. По крайней мере, есть, чего ждать от жизни.

@темы: Англия

---

Король Джон - 9

17 июня 1207 года папа Иннокентий признал мало кому известного монаха Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским. В ответ, король Джон конфисковал земли капитула Кентербери, и объявил отъехавших в Рим монахов изгнанниками из королевства. И заявил, что тот, кто признает в Англии Лэнгтона архиепископом, будет объявлен врагом государства. В августе Иннокентий приказал епископам Лондона, Или и Вустера пригрозить всему королевству интердиктом, а королю - отлучением от церкви. Переговоры с Джоном ни к чему не привели, и 23 – 24 марта 1208 года, в Страстное Воскресенье, интердикт был наложен.



В ответ, Джон поставил свое духовенство перед выбором: или они продолжают выполнять возложенные на них функции, либо могут считать себя свободными и от функций, и от бенефитов исполнения этих функций. То есть, собственность непокорных будет конфискована, как это случилось бы в том случае, если бы мирянин-администратор вдруг отказался делать свою работу.

Что бы бароны ни думали о королевской логике, возражений не последовало. Все прекрасно знали, что королевская казна пуста, так что пусть она лучше наполнится за счет духовенства, чем за счет баронов.

Апрель прошел бурно. Надо сказать, что чувства населения к духовенству были далеки от теплых, так что пришлось королю даже издать указ, что особо дерзких по отношению к священника следует вешать на ближайшем суку. Уж насколько этот закон выполнялся – неизвестно. Судя по тому, что монастырские хронисты потом ославили короля гонителем на христиан и безбожным негодяем, не выполнялся.

Что касается монашеских орденов, то хуже всего пришлось богатым и гордым тамплиерам, собственность которых была конфискована в 31 области. Госпитальеры изначально и ухом не повели в сторону интердикта. Цистерцианцы ушли в символическую забастовку на несколько дней, и вернулись потом к исполнению своих обязанностей. А король отправил к папе посольство с листом условий, на которых он бы согласился одобрить Лэнгтона архиепископом. Полгода посольство водило папу за нос, пока до того не дошло, что англичане просто тянут время. Естественно, дружеских чувств в адрес короля Джона этот ход у Иннокентия не пробудил.

Иннокентий был человеком своеобразным, к своей власти относился с пиететом, и не был настроен давать королям волю в их делах. В какой-то степени, он был человеком на своем месте в очень непростой период, когда страсть к крестовым походам поутихла, и у королей появилась явная тяга к самостийности. Задачей Святейшего Престола было более или менее устойчивое равновесие, которое не позволило бы христианским королевствам уничтожать друг друга. Иногда получалось лучше, иногда – хуже. С Джоном у Иннокентия с тех пор сложились очень интересные отношения, в которых иногда они были врагами, а иногда – союзниками.

Что касается епископов, то с ними ситуация сложилась просто анекдотическая. Папа требовал, чтобы они отлучили Джона от церкви. Джон посылал их с такими миссиями, что они проводили все время в мотаниях между островом и континентом, а в те годы это не было увеселительной прогулкой. В результате получилось как-то так, что в Англии остались только Питер де Роше, епископ Винчестерский, и Джон де Грей, епископ Норвичский. Причем, де Грей был вскоре сделан юстициарием Ирландии, так что Джон, по сути, полностью освободился от своих духовных лордов, держа в стране только одного епископа для всяких необходимых формальностей.

Сложно сказать, был ли Джон атеистом в полном смысле слове, но он точно не испытывал ни малейшего пиетета к церкви. У него вообще постепенно начал складываться свой стиль жизни, в котором он был королем и себе хозяином. Не похоже даже, чтобы он всерьез хотел продолжать войну с Филиппом. Впрочем, там-то было перемирие на 2 года, так что никакой сложности в этом направлении. Дома он более или менее разобрался с казной, в чем ему невольно подыграл папа Иннокентий. В отсутствии провоцирующих влияний со стороны Филиппа, и бароны успокоились.

Джон, по сути, просто хотел быть счастливым и веселым королем. И некоторое время ему даже удалось пожить в своей мечте. Он охотился, волочился за женщинами, не забывая при этом постоянно держать свою знать занятой интригами друг против друга, и укреплял береговую оборону. У него уже был наследник, его двор стал привлекателен для высокородных наемников в такой степени, что у короля даже появилась возможность действительно обзавестись собственной, независимой гвардией. Во всяком случае, когда осенью 1209 года он потребовал, чтобы всё королевство, бедные и богаты без дискриминации, принесли ему и его наследнику оммаж, многие почувствовали, что клятва была принесена из страха.

Похоже, что бароны не любили Джона потому, что тот, во-первых, твердой рукой начал централизовать власть, время для чего еще явно не пришло и не придет следующие несколько сотен лет. Во-вторых, Джон охотился не только в лесах. Слухи о количестве его бастардов варьируют, нет даже доказательств тому, что у него были любовницы и после брака с Изабель Ангулемской (вернее, после того, как она выросла до роли жены), но флирт, добровольный (и поэтому особенно оскорбительный для потерпевших) флирт, явно присутствовал. В-третьих, Джон любил птичек и зверей, и запрещал держать их в клетках. Он также возражал против ограждений земельных владений, отстаивая права зверей кормиться там, куда гонит их природа. Перешептывания вызывала и манера Джона вышучивать постулаты церкви (особенно его веселила идея непорочного зачатия).

В середине 1209 года Англию, наконец, посетил шотландский король, Уильям Лев, чтобы обсудить снова зависимость Шотландии от Англии. В свое время, эта зависимость была признана при отце Джона, потом братец Ричард продал шотландцам их независимость за 10 тысяч серебряных марок, и вот теперь торг начался снова. Джон поставил условие, что Уильям выгонит всех, кто перетек из Англии в Шотландию, или пошлет своего сына заложником. Уильям уперся. Джон осадил несколько шотландских замков, и, в результате, Уильяму пришлось выложить 15 тысяч марок. А заложницами отправил двух дочерей, дав Джону право выдать их замуж. Хронист из Кентербери говорит, что одну из них выдали за внебрачного сына Джона, которого тот нажил еще в начале 1190-х.

Уэльс последовал примеру Шотландии, но здесь Джону и усилий не пришлось прикладывать. Там положение было настолько хаотичным, что подчинение Англии выглядело наиболее разумным решением.

В принципе, 6 октября 1209 года папа отлучил Джона от церкви, но в Англии на это никак не прореагировали. Архидьякон Норвича попытался во время рождественских праздников напомнить баронам, что они ввергают свои души в опасность, служа отлученному королю, но только напрасно пострадал – бароны сочли за лучшее выбрать Джона, а не Иннокентия.

Разумеется, развитие событий в Ирландии заслуживает особого внимания, но для Джона все, что там происходило, имело значение только в том смысле, что его отношения с Уильямом Маршаллом снова осложнились в 1208 году. Причем, все выглядит так, что Джон совершенно сознательно вытеснил Маршалла подальше от Лондона. У легенды Англии были в Ирландии большие владения, и Джон однажды спросил у Маршалла, давно ли он получал оттуда известия. И рассказал, что замок его супруги был осажден, и, хотя она победила, трое ближайших друзей Маршалла погибли в битве. Маршалл сорвался в Ирландию, где узнал, что события развивались совершенно по-другому. Что графиня победила своих врагов целиком и полностью, без всяких проблем. Маршалл понял все правильно, и засел в Ирландии аж до 1213 года, когда пришел его черед взять реванш над Джоном.

@темы: King John

---

Шериф Николь де ла Хэй

Наверное, это не новость для истинных фанатов сериала "Робин Гуд", но фигурирующая там в качестве шерифа Изабелла Гисборн имела реальный прототип.



Николь де ла Хэй была шерифом Линкольна в 1216 году. А до этого успешно защищала замок в 1191 году (я об этом упоминала), и снова - во время баронских войн 1215 - 1217 гг.

Прожила Николь долгую жизнь, около 80 лет. Когда ей было "всего" 65 (в 1215 году), король Джон лично приехал инспектировать оборону замка. Николь вышла к нему навстречу с ключами от замка, и попросила снять с нее обузу, потому что возраст уже не тот. Но Джон-то знал по своей матушке, что возраст воинственности не помеха, и ответил ей, что "возлюбленная Николь, я желаю, чтобы вы держали этот замок, пока я не дам другого распоряжения". И она его держала. Пока был жив Джон, и позже, при его сыне Генри.

@темы: Англия Плантагенетов

---

О граблях и "тестиках"

Дурдом "Ромашка"

Не так давно в одном таком тестике мне попалось предупреждение не наступать на ставшие привычными и родными грабли. Тогда я пожала плечами, что понятия не имею, как мои грабли выглядят. Теперь знаю. Более того, нет ни малейшей надежды на то, что я перестану на них наступать. Потому что они - это принципиальный для меня вопрос: справедливость. Защита тех, кто защитить себя не может.

В принципе, я не назвала бы себя принципиальным человеком. Большинство вопросов гражданской позиции мне пофиг. Но не справедливость.

Дело в том, что у нас довольно много душевнобольных под опекой. Никому они особо не нужны, так что их повышвыривали по домам, а мы разносим им лекарства.

Есть одна такая бывшая учительница рукоделия с серьезным сдвигом по фазе. Как большинство людей с такими нарушениями, она - человек робкий и замкнутый. Как обычно в таких случаях, ее квартира в кошмарном состоянии, но она любит ее именно такой. Годами к ней утром приходила медсестра, раскладывала лекарства на сутки и настраивала автомат Менюмат на подогрев в 12:00. А вечером ей звонили, спрашивали о самочувствии, и напоминали о лекарствах. Впрочем, она к своим лекарствам относится очень трепетно, потому что сумасшедший - это не идиот.

Осенью случилось так, что дама полностью съехала с катушек - тоже обычное дело для "психов". Депрессия, страх и пр. Вызвали психбригаду с доктором, и она согласилась поехать в больницу.

И вот она выписалась. Ее ответственная медсестра, деффочка 22 лет, не озаботилась ни тем, чтобы даму встретили, как это заведено, ни даже тем, чтобы была заказана еда. Хорошо, больница дала паек на 2 дня. Потом вдруг заговорили, что надо к ней ходить вдвоем, потому что она "непредсказуемая", на что есть запись из больницы. И лекарства ей теперь носят. Вчера ее ответственная выдала текст, что у пациента "сумасшедший блеск в глазах", и что медсестра чувствовала себя в опасности.

Короче, пошла я сегодня к этой даме. Одна, разумеется. Потому что я знаю ее, и у нас всегда были прекрасные отношения. К тому же, об агрессии я знаю достаточно много, чтобы увидеть признаки опасности. Говорили мы долго. Совершенно спокойно. Когда я увидела, что она устала, то просто попрощалась, погладила по плечу и ушла. Да, блеск в глазах есть. Но только, думаю, не сумасшедший. Ее бы к окулисту - она так долго пристраивалась, чтобы подписать одну бумагу, что сомнений нет - видит она фигово. Суть же проблемы именно в том, что вдребезги и сразу разбилась привычная ей жизнь. И когда она пытается защитить себя, ее клеймят агрессивной.

И, знаете, она - не исключение. Собралось сразу несколько случаев, когда ответственные медсестры решают проблемы своих подопечных из рук вон плохо. А наступать на пятки коллеге не принято. И, разумеется, наступать я буду. По возможности без прямых столкновений, но если не обойтись без них - будут столкновения. Вот они, мои грабли, и я их люблю.

А какой гном из "Хоббита" - ваш?

Где мой дубовый щит?

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Вот как он выглядел на самом деле!

и кто сомневался?)))

@темы: Счастье есть!, Richard III

---

Некоторые рассуждения о шуме вокруг Ричарда III

Думаю, никто не обидится, если я не буду постить здесь фотографии скелета и черепа? Меня скорее заинтересовал вопрос, как выглядит человек с сильным сколиозом. Где-то так:



или так:



Выяснилась еще интересная деталь. Курт Кобейн, например, имел незначительное искривление позвоночника в детстве, но гитара это искривление очень усилила. Далее, те, кто имеет сколиоз, в один голос твердят, что это чертовски больно.

Вот мне и пришло в голову, что момент пересечения Гастингса и Ричарда, над которым историки ломают головы, может иметь объяснение. Известно, что утром королевский совет собрался в Тауэре, где размещался на тот момент принц Эдвард, к коронации которого страна готовилась. Ричард заглянул до того, как заседание началось, был в прекрасном настроении, даже пошутил с Гастингсом насчет слухов, что у того в городском саду уже созрела клубника. Гастингс подтвердил, что это так, и тут же кого-то за этой клубникой отправил.

Через несколько часов Ричард вошел в зал, где собрался совет, мрачнее тучи, и обвинил Гастингса в колдовстве, показав совету свою руку. И напал на Гастингса. В результате началось настоящее побоище, и Гастингсу отрубили голову без всяких церемоний.

Сначала викторианцы отнесли все эти события на счет подлой натуры короля-тирана. Потом начались осторожные возражения, что ведь что-то было на этой руке показывать, если он ее всему совету показал. Потом кто-то додумался до клубники. Определенная аллергия дает сыпь. Ричард, очевидно, никогда не страдал аллергией на клубнику раньше. Очевидно, его сколиоз тоже не причинял ему особых хлопот, потому что мышечный каркас ему вырастили с детских лет приличный.

А что, если сильный стресс,связанный со смертью брата, угрозой гражданской войны, проблемы с племянником и все дела королевства, неожиданно на Ричарда свалившиеся, дали аллергическую реакцию на эту клятую клубнику? Плюс, вряд ли у него было время на упражнения. Возможно, впервые в жизни. А люди со сколиозом, как известно, спасаются от болей именно физическими упражнениями. И что, если аллергическая реакция и внезапная сильная боль совпали?

Верил ли Ричард в возможность колдовства? Теперь я могу почти точно сказать, что да. Пока без обосуев, поверьте на слово. Во всяком случае, объяснение хоть какое-то.

Что меня за всем этим шумом вокруг Ричарда озадачило, так это два момента. Во-первых, если осенью еще открыто говорили, что место захоронения и потомков Анны Йоркской нашел именно профессор Эшдаун-Хилл, уже в ноябрьских публикациях его имя перестали упоминать, и чем дальше, тем больше стало выглядеть так, что вся честь этого проекта принадлежит сообществу Ричарда. Что, конечно, правильно только отчасти. Да, они этот проект сдвинули с места, но на основании конкретных доказательств и обоснуев, которые передал им профессор.

Второму моменту я давно удивляюсь Каролина Амалия Халстед еще в 19-м веке подробно проанализировала все, что известно о Ричарде, все архивы, и написала основательнейший труд, в котором пришла к тем же выводам: большинство расхожих историй о Ричарде - блеф, и проследила развитие каждого блефа. Так вот, что-то ни разу не видела, чтобы ее имя упоминалось среди специалистов-рикардианцев. По-моему, тоже несправедливо.

@темы: Richard III