Король Джон - 12

Как показали дальнейшие события, примирение с Римом ничего не изменило в главной проблеме короля Джона. Его бароны готовы были пить и есть за его счет, были вынуждены выступить с ним единым фронтом перед угрозой вторжения, но во Францию отправиться с ним отказались – под глупейшим предлогом, что с короля еще не снято отлучение от церкви. Отлучение снято, конечно, было – папским легатом лично. Но, поскольку наложивший отлучение архиепископ Стефан был уже на пути в Англию, Джон решил не вредничать. Ему и самому было интересно, какую отговорку придумают его бароны после прибытия Стефана.



Архиепископ Стефан прибыл в июле, и Джон встретил его в Винчестере, устроив истинный, грандиозный спектакль с припаданием к ногам, просветленными слезами и прочими атрибутами прощения и раскаяния, которые зрители ожидали. И заодно, под соусом общего примирения с духовенством, собрал на начало августа в Сент-Олбани представителей со всей Англии в очередной раз перетрясти законы и напомнить подданным и администрации, что если им дорога жизнь, они не будут заниматься коррупцией и всякого рода вымогательствами.

Теперь, когда все формальности были соблюдены, и сопровождение короля в походе не ввергало более души его баронов в опасность, Джон отправился на побережье Дорсета и стал ждать. План был прежним – отплыть в Пуату. Армия была, деньги были, припасы были. Но вместо Франции, ему пришлось двинуться с армией наемников против собственного севера. Его бароны заявили, что ничего ему не должны, и вообще им надоели его походы. Рыцари баронов поддержали: они сидят около короля уже месяц, и ежели он им вот прямо сейчас не заплатит, они уйдут по домам.

Ни один король просто не мог позволить, чтобы его подданные вели себя по отношению к нему так небрежно. Высадившись в Корфе 9 августа, он был в Винчестере 16 августа, в Валлингфорде 25.08 и в Нортхемптоне 28 августа. Здесь его и нагнал архиепископ Стефан с запрещением двигаться вперед. По мнению архиепископа, король не имел права воевать против своих подданных.

Джон был в скверном настроении, и высказал совершенно прямо, куда архиепископ Кентерберийский может убираться со своими глупостями. А он, король, в его советах не нуждается. Архиепископ взревел, что еще одно слово – и он отлучит от церкви не только короля, но и любого, кто за ним последует.

Пришлось Джону ограничиться вызовом своих баронов на суд – и, наверное, к лучшему, потому что во время карательных экспедиций страдают, разумеется, совсем не те, кто их спровоцировал. Весь конец года ушел на различные церемонии примирения. Интересно, что осенью 1213 года Джон, первым из королей, пригласил в совет не только баронов и рыцарей, но и фрименов – прообраз будущего парламента, хотя тогда Джон об этом институте еще и не знал. Сам додумался, как можно вывести страну из патовой ситуации, когда король и знать не могут работать вместе.

И вот, 1 февраля 1214 года Джон, его королева, его сын Ричард и племянница Элеанор Бретонская отплыли во Францию. Судя по его отчетам в Англию и по французским хроникам того времени, прогресс Джона был чем-то невиданным. Он был настолько мобилен, что Филипп не мог понять, как реагировать. Следовать – бессмысленно, предугадать и пересечься – невозможно. По сути, это скорее напоминало рейд Джона к Парижу, еще во времена Ричарда, чем основательное и неторопливое продвижение феодальной армии.

О том, чего именно Джон хотел этой вылазкой добиться, никто понять не мог. Возможно, ему хотелось размяться и попортить кровь любимому врагу. Возможно, он просто маскировал попытку помириться, под общий шум и гам, с Лузиньянами. И ему это удалось! В общем, 17 июня Джон был снова в Ангере. Победителем.

Но, по-видимому, этому королю было просто на роду написано вечно оказываться жертвой предательства. На этот раз какая-то муха укусила Альмерика Туарского, который громко и гнусно поссорился с Джоном, чтобы получить возможность гордо удалиться и не принять участие в объявленной уже битве с принцем Луи. Бароны Пуату тоже заявили, что в открытом поле они сражаться не будут. Джону пришлось отступить на южную сторону Луары.

Тут-то и выяснилось, почему Джон уже пять месяцев мотался как заведенный между Луарой и Дордонью. Пока он отвлекал французского короля и принца, во Фландрии собиралась огромная армия. Англичан привел граф Салсбери (Уильям Лонгспи, сводный брат Джона по отцу). Фламандцами командовал Хью де Бове, наемник, служивший Джону и теперь вернувшийся на родину. Графы Реджинальд Булонский и Уильям Голландский привели помощь Ферранду. Сам император Отто в какой-то момент присоединился к войску – правда, как «частное лицо», только с небольшой группой рыцарей.

Перед Филиппом стояла задача каким-то образом сдержать эту армию, которая уже начала проникновение в его королевство. Он знал, что его сил недостаточно, но он не мог отвлечь и принца Луи, который сторожил армию Джона. Если на месте Филиппа был менее искушенный в битвах король, его ждало бы сокрушительное поражение. Филипп, тем не менее, сумел поднять под оружие практически всех, способных его носить – ведь речь уже шла о защите отечества. И… он победил. Это была битва при Бувине. Хью де Бове бежал, Отто бежал, Салсбери попал в плен, в плен попали граф Фландрский и Булонский. Великолепный план Джона закончился ничем. Но лично его армия продолжала держаться и против объединенных армий Филиппа и Луи.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но папа Иннокентий, хлопотавший относительно очередного крестового похода, просто приказал обоим королям их войну прекратить. Обобщая, обеим сторонам оставили то, что они завоевали, и тех, кого они взяли в плен. Бретонский придворный оставил дошедшее до наших дней замечание, что Филипп, если бы не его набожность и послушание слову папы, мог бы в мгновение ока покончить с Джоном навсегда, если бы захотел – такие огромные силы были у него под рукой. Все, что известно о Филиппе, заставляет заподозрить, что избыточной набожностью он вовсе не страдал. Если он предпочел папе подчиниться, это практически означает, что Джон легкой добычей не был – даже при том, что бароны Пуату его практически предали.

Не сказать, также, чтобы поход Джона во Францию был фиаско. Отнюдь. Все, что было нужно и возможно сделать, было сделано. С Пасхи 1215 года должен был начаться пятилетний мир с Францией, практически блокирующий все поползновения Филиппа продолжить округлять свои владения за счет земель Ангевинов.

@темы: King John

---

До такого даже я не додумалась!

"Допустим, вы внезапно, без всякого предупреждения, переноситесь в прошлое на 150 лет. На вооружении у вас только знание, что лошадь вашего прапрадедушки звали «Толстушка Энни». Что будете делать?
…А вот юной британке Гвендолин Шеферд придется отвечать на этот вопрос на практике! Унаследовав ген, отвечающий за спонтанные временные прыжки, Гвен оказывается в паутине тайн и интриг, раскинувшейся по разным эпохам. Что такое «Тайна Двенадцати»? Кто охотится на путешественников во времени в прошлом? Ответы на все эти вопросы вы сможете найти вместе с Гвендолин в фильме «Таймлесс. Рубиновая книга». На экранах с 14-ого марта!"



Ой, мама дорогая... Ген, отвечающий за спонтанные временные прыжки! Хочу такой!
Нет, фильм-то я смотреть не буду, но ген!

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Король Джон - 11

Во времена короля Джона, Святейший Престол в Риме еще находился вполне в силе и небезуспешно пытался играть королевскими коронами. Папа Иннокентий III был, к тому же, игроком сильным, и вовсю пользовался тем, что его пост дает ему возможность менять правила игры по ходу. Например, еще в мае 1202 года он взял, да и выпустил декрет, два параграфа которого обещали веселые времена европейским монархам. Декрет назывался "Corpus Juris Canonici", и был, в основном, нацелен на выборы Императора Священной Римской Империи, но был вполне применим и в других ситуациях.

Кратко говоря, Святейший Престол брал на себя заботу расследовать и решать, является ли избранный король достойным своих регалий. Если папа оставался королем недоволен, он требовал перевыборов, или назначал другого короля защитником своей точки зрения. Делом такого «Защитника Веры» было свергнуть неудобного короля силой.

В наши времена в это трудно поверить, но всю свою, практически безграничную на тот момент власть Святейший Престол действительно направлял на создание баланса расстановки сил в Европе. Трудно сказать, чем руководствовался Иннокентий, давая Филиппу отмашку на завоевание Англии. Суперсильная Франция ему нужна не была, особенно с таким хитромудрым королем во главе. Возможно, Иннокентия подвело то, что обычно подводит тех, кто принимает решения вдали от театра действий. Возможно, Иннокентий услышал то, что хотел услышать: что король Джон всеми ненавидим и не имеет в королевстве никакой поддержки.

Поскольку реальность показала то, что показала, Иннокентий решил с Джоном договориться. И вот когда французский флот был уже готов сняться с якоря, папа неожиданно запретил французам дальнейшее продвижение. В Дувр отправилась пара тамплиеров, которым была дана аудиенция 13 мая, и через два дня состоялась еще одна встреча – в доме тамплиеров около Дувра.

Примирение состоялось, и Джон ввел присутствующих в состояние легкого шока, прибавив от себя лично, что обязательно персонально поклянется папе в своей искренней преданности, когда и если у него будет такая возможность. А пока, в знак доброй воли, он предлагает Святейшему престолу годовую выплату в тысячу марок – 700 за Англию и 300 за Ирландию. Надо сказать, что в тот момент и позже, уже во время баронских войн, само по себе решение Джона не вызвало ни малейшего протеста и не было воспринято «унижением нации». Про унижение нации заговорили намного, намного позже – с подачи монаха Матвея Парижского, начавшего писать свои летописи только с 1240 года.

Этот же Матвей утверждал также, что Джон посылал делегацию к эмиру Марокко с предложением союза. Монах запутался в датах, и позже д-р Линдгард доказал, что такое посольство не посылалось. Но все, что известно о более, чем гибком уме Джона, вполне допускает, что он мог втихаря договариваться в 1212 году и с марокканцами, готовясь к войне, как минимум, с Филиппом Французским.

Современники Джона восприняли мир с папой Иннокентием более, чем позитивно: «by this act provided prudently both for himself and for his people ; for matters were in such a strait, and so great was the fear on all sides, that there was no more ready way of evading the imminent peril perhaps no other way at all. For when once he had put himself under Apostolical protection, and made his realms a part of the patrimony of S. Peter, there was not in the Roman world a sovereign who durst attack him, or invade them», - пишет хронист из Барнуэлла.

Чтобы полностью оценить характер короля Джона, здесь надо вспомнить о «пророке» Питере из Вэйкфилда. Надо сказать, интерес был довольно сильным: переживет король день 23 мая или нет? Джон велел поставить свою палатку в открытом поле, и пригласил всех, кто только желает, присоединиться к празднику. День пришел и прошел очень весело. «Не считается», - заявили некоторые. Джон короновался 27 мая, и именно этот день должен был стать решающим. Джон продолжал веселье, тем более разделяемое его баронами, что теперь все их тайные договоры с королем Филиппом оказались не нужными.

Когда гром небесный не разразил Джона и 27 мая, кое до кого дошло: а ведь Джон сам выполнил предсказание – и на свой лад. Своим неожиданным обещанием оммажа папе и предложением платить Святейшему Престолу, Джон как бы действительно «перестал быть королем», виртуально положив свою корону к ногам папы, и получив ее назад.

В общем, единственным пострадавшим от своего пророчества был сам пророк: 28 мая 1213 года его повесили, и никто не помянул его добрым словом.

Остались довольны и те, кто хотел повоевать. Взбешенный Филипп решил наказать Фландрию за то, что граф Ферранд не пожелал присоединиться к его силам вторжения. Ферранд попросил у Джона помощи, и тот немедленно выслал 500 судов под командованием графа Салсбери. Это было 28 мая, и встречный ветер задерживал флотилию до 30 мая. Когда перед эскадрой англичан раскинулся рейд, он был буквально забит судами французов. Судами, которые никто не охранял. В результате, 300 вражеских судов, набитых провиантом всякого рода, были отправлены в качестве приза в Англию, сотня разгружена и сожжена. А Салсбери еще и начал воевать с французской армией. Правда, Филипп его отогнал, но граф свой приз увел, а французский король был в такой ярости, что сам сжег остатки собственного флота – или так говорят, во всяком случае.

Май 1213 года выдался, таким образом, чрезвычайно хлопотным и для Святейшего Престола, и для короля Джона, и для короля Филиппа.

@темы: King John

---

---

Забавность

Одолела очередное творение о юных годах Ричарда III: Josephine Wilkinson, Richard, the young king to be.



Вот знаете... Впервые поняла, что означает термин "бабская литература".

Вроде, авторесса - профессионал: Josephine Wilkinson received a First from the University of Newcastle where she also took her PhD. She was formerly scholar-in-residence at St Deiniol's Library, Wales, Britain's only residential library founded by the great Victorian statesman, William Gladstone. She has also held an honorary post at the University of Glasgow. She is the author of a two volume biography of Richard III, the first volume of which Richard III, the Young King To Be has been published by Amberley. She is currently writing volume two. Other books are Mary Boleyn: The True Story of Henry VIII's Favourite Mistress and The Early Loves of Anne Boleyn. She lives in a mediaeval house within the city walls of York.

Вроде, даже указывает на некоторые моменты, которых я не знала и ни у кого ранее не встречала.

И топит все это в какой-то ужасающей хрени, простите за резкость. Здесь тебе и длинные астрологические рассуждения, и постоянные попытки поработать доктором Фрейдом для бедненького Ричарда, и довольно вольное обращение с хронологией, и странноватый анализ отношений Ричарда и Анны, основанный на интерпретации одного единственного факта, выдранного, к тому же, из контекста.

К тому же она явно даже для себя решить не может, что же именно она пишет, за Ричарда она или против.

Вот по-настоящему жаль, что тетка могла написать интересный исторический очерк, а написала то, что написала. Ведь в таком контексте даже новые истинные факты уже не воспринимаются фактами.

@темы: "Чтиво"

---

Совершенно потрясный блог

Рекомендую даже тем, кто к "тряпкам" глубоко равнодушен.

la-gatta-ciara.livejournal.com/192969.html

Alkuperäinen tekijä otsikolla Средневековые фактуры в костюмах фильма "Гамлет" (1990 г.)

Самым моим первым потрясением от красивых костюмов в кино был фильм «Гамлет» режиссера Франко Дзеффирелли. Нет — нет, я совсем не являюсь поклонницей этой экранизации знаменитой пьесы! Но, боже, какие замечательные там костюмы! Как я рада, что сегодня можно нажать на паузу в плеере и сколько угодно с удовольствием их разглядывать!





Читатели этого блога часто пытаются привлечь моё внимание к каким-нибудь костюмным фильмам или сериалам. Например, спрашивают, смотрела ли я, или, не хочу ли написать пост о костюмах «Тюдоров» или «Еще одна из рода Болейн». Смотрела и не хочу, потому что для меня, костюмы в этих проектах - безжизненные и плоские. Они такие чистенькие, новенькие, яркие и блестящие, практически,  лишенные отделки. Разумеется, я понимаю, что такова была изначальная задумка — осовременнить костюм, сделать его более понятным зрителю. Да и смета на покупку тканей и изготовление костюмов при этом существенно сократилась.




кадр из фильма "Еще одна из рода Болейн"


Но в итоге, в этих костюмах нет объема. Нет истории. Они похожи на купленное вчера платье. А какая история может быть у такого платья, которое еще никто не надевал?





Сравните эти две брони: на верхнем фото, в "Тюдорах", она похожа на новенькую, игрушечную, из крашенного пластика. Другое дело, та, которая надета на Гибсоне в "Гамлете" - потертая и потемневшая от времени, без сомнения, металлическая.
  




Я — за живописность костюма, за богатство и глубину цвета и фактур. А не за плоскую яркую картинку комикса в историческом кино. Правды ради, надо сказать, что талант создавать сложно-фактурные костюмы дан не всем. Художник по костюмам Маурицио Милленотти (я писала о его работе над фильмом "Бессмертная возлюбленная" здесь) одарен им в избытке.

Итак, «Гамлет».

Что в фильме дает нам понять, что это Дания в период холодного и мрачного позднего средневековья? Не все мы — историки и знатоки моды того периода, не так ли? И тем не менее, в фильме нам это сразу становится понятно. Создают это ощущение фактуры тканей: грубые, сложные, с отделкой из кожи и меха, с обилием вязанного вручную трикотажа.
В самой пьесе нет ничего веселого, легкомысленного, милого. Все погружено во мрак недоверия, предательства, измен. Поэтому, основная гамма костюмов темная. Самые светлые костюмы в фильме у Офелии.





У героини юной Хелены Бонем-Картер душа безгрешная, ангельская. Это отражено и в ее костюмах.





Платья сшиты из отбеленных льна и шерсти.
Только в сцене «Мышеловки» Офелия надевает шелковое сюрко.
Бархат, шелк, парча привозились из Италии, Франции, с Востока и были очень дорогими.





Шерсть, лен — самые популярные ткани Северной Европы того времени: холодные, продуваемые ветрами замки, заставляли людей максимально утепляться. В основном, ткали сами, что мы видим в сцене Офелии и Гамлета.





Шелком и золотом вышивали одежды богатых людей, но Гамлет, даром, что Принц Датский, пренебрегает пафосными, дорогими тканями, его голова занята не нарядами, а тяжелыми нравственными размышлениями, что подчеркивают фактуры костюмов.






И заметьте, что его одежда кажется заношенной, настоящей. А ручная вязка имеет свой специфический ритм. Осмелюсь сказать, что он такой же сложный, как раздумья героя.
Каждый костюм трансформируется, как минимум, в три других.





Например, снимается верхняя кожаная туника и принц остается в  дублете, напоминающим корсет, к которому широкими, грубыми стежками пришивается вязаный верх.





В пылу бушуемой внутри него страсти, Гамлет срывает с себя и эту одежду, оставаясь незащищенным, без брони многослойных одежд, в одной рубахе.





Практически, все костюмы Гамлета черные. Процитирую Шекспира (в переводе Л. Пастернака), который вложил в уста Принца такие слова:

  "...Ни мрачность
  Плаща на мне, ни платья чернота,
  Ни хриплая прерывистость дыханья,
  Ни слезы в три ручья, ни худоба,
  Ни прочие свидетельства страданья
  Не в силах выразить моей души".

Но у его одежд в фильме черный цвет не плотный и густой, а выцветший, потертый, блекловатый. Почему? Гамлет — это не тот принц, что шаркает в атласных туфлях на балу, он привык много находиться в седле, если надо - спать на земле, охотиться или воевать. 





Единственный раз, в сцене «Мышеловки», костюм Гамлета «запылал алым огнем».




Опять-таки, по ходу сцены происходит трансформация костюма.


За счет того, что в одном костюме используется много разных фактур, таких, как кожа, мех, трикотаж, сукно, на которых по-разному преломляется свет, он не выглядит скучно. Его хочется долго рассматривать, обращать внимание на разные интересные детали. К тому же, поскольку, кино — это искусство визуальное, а костюмы подчинены драматургии, то дробность фактур Гамлета отвечает за его внутреннее беспокойное состояние. Помните, я уже вам рассказывала, что глядя на неравномерный ритм плетения мы подсознательно испытываем беспокойство, тревогу? Так и тут.





В Гертруде костюмом подчеркнута ее невероятная женственность и хрупкость. Тяжелые средневековые костюмы и сложные прически обрамляют лицо, словно богая рама красивую картину. Они не могут затмить нежную акварельность лица Королевы.





Этот наряд, хотя и сшит из тяжелого бархата и расшит серебром, прекрасно гармонирует с внешностью актрисы Глен Клоуз, и делает ее почти прозрачной, эфемерной.





Такие пастельные цвета костюмов Гертруды, говорящие о ее беззаботном счастье, были у героини ровно до кульминационного момента — приезда бродячей труппы, показавшей «Мышеловку»: пьесу, сочененную Гамлетом о жене, предавшей память умершего мужа и вышедшей замуж за его убийцу.







И вот уже нежные, прохладные оттенки меняются на драматичные цвета: черный, бордовый, алый.













Этот мягкий лавандовый оттенок, который так идет Королеве, словно последний отблеск надежды, на то, что все будет хорошо. Но нет, мы с вами знаем, чем закончилась вся эта история: «Не пей вина, Гертруда!»

Вот так интересно рассказал нам Милленотти христоматийную историю. А представляете, сколько труда вложено в создание каждого такого костюма? Как сложно подобрать нужные ткани, тесемки, шнурочки? Создать нужные объемы и соблюсти пропорции? К тому же, фильм не ограничивается тремя персонажами, о которых я сейчас рассказала. Кстати, в 1991 году художник по костюмам за эту работу был номинирован на Оскар, жаль, что он его тогда не получил...

Скачать фильм "Гамлет" http://kinozal.tv/details.php?id=282842
  
Милленотти и "Бессмертная возлюбленная" http://la-gatta-ciara.livejournal.com/85053.html
Еще немного о Милленотти и его "Анне Карениной" можно почитать тут http://la-gatta-ciara.livejournal.com/157257.html
и послушать его рассказ о работе над костюмами в кино здесь http://la-gatta-ciara.livejournal.com/183776.html
И надолго мы с ним не прощаемся!

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Поздравляю защитников и защитниц!

когда-то это было по-настоящему

не удержалась, уж очень сочное отражение менталитета героев нашего времени

а теперь стало так... ("няшно")



или так... ("кавайно")



или так... (вообще никак)

@темы: "праздники"

---

Самиздатовское

Собрала файлы по разводу Большого Гарри, вклинила туда же описание конфликта с Волси, описание ближнего круга, и, в качестве панорамы, туда же пошли подтверждения того, что Катарина Арагонская воевала не только словом, и Гарри было, чего бояться.

www.litsovet.ru/index.php/material.read?materia...

samlib.ru/editors/m/mirrinminttu/bigharry.shtml

---

Midsomer murders

Очень, очень красочные сезоны 14 и 15. Но приз за актерскую игру там особенно заслуживает вот этот исполнитель:



Вообще, интересный феномен этот сериал. Почему он так успокаивает нервы зрителя?

---

О смерти короля Эдварда II

Итак, умер Эдвард II в Беркли Кастл в 1327 году, или он умер гораздо позже, в 1335 году в Италии?

Письмо Фиеччи, найденное французским архивистом в 1870 году, особого шума среди историков не наделало. Потому что если оно фальшивка, то совершенно непонятно, с какой целью его состряпали. А если не фальшивка, то для чего нужно было поднимать столько шума вокруг смерти, которой не случилось?

Вообще, первые звоночек прозвенел еще на судебном процессе в 1330 году, когда лорд Беркли, возмущенный замечанием по поводу смерти Эдварда многозначительно сказал, что ЕМУ неизвестно, что в его замке умер находившийся на его попечении король. Историки, изучавшие материалы допроса лорда, не могли также не обратить внимания, что как лорд, так и ведущий допрос судейский были явно не уверены в том, жив Эдвард или умер. Не говоря о том, что после похорон Эдварда видевшие тело короля всерьез сомневались в том, что за тело им показали.

Классическая версия гласит, что Эдвард II был убит по приказу Роджера Мортимера. Есть другая версия, говорящая, что Мортимер держал отрекшегося короля заложником послушания Эдварда III, который, как известно, отца любил. Если письмо Фиеччи поддельно, это не означает автоматически, что Эдвард умер в Беркли в 1327 году. Если письмо Фиеччи подлинно, это не исключает, что аббата просто обманул какой-то проходимец. Лучше еще раз рассмотреть факты.

Итак, в январе 1327 года парламент был "убежден" группой «вторженцев» во главе с Мортимером, что Эдвард II должен быть свергнут. Эдвард в тот момент находится под арестом у Генри Ланкастера, в Кенилворте, и тот убеждает его отречься в пользу сына.

3 апреля 1327 года тюремщиками Эдварда назначаются сэр Джон Мальтраверс, зять Мортимера, и лорд Беркли, свояк Мортимера. Эдварда переводят из Кенилворта в Беркли, откуда ему, в конце июня, помогают бежать братья Даневед, Томас и Стивен. В августе, тем не менее, король снова в тюрьме, в замке Беркли.

В сентябре 1327 года Мортимер оставляет двор и отправляется в Абергаванни, где получает письмо от своего агента, что готовится новая попытка освобождения Эдварда. Мортимер протягивает письмо Уильяму Окли, и приказывает «что-то придумать». Окли отправляется в Беркли, и посылает Мальтраверса и еще кого-то убить короля.

Это – из материалов суда над Мортимером в 1330 году, который, как известно, был в результате осужден за убийство Эдварда II.

Наиболее близкая к тому времени запись в монастырской хронике просто говорит, что Эдвард умер в замке Беркли и похоронен в Глочестере. Личфилдская хроника уточняет, что король был удушен. Большинство же хроник пишут, что Эдвард «умер от печали», и это была доминирующая до самого 1340 года версия.

Тем не менее, к концу XIV и в XV веках история смерти короля Эдварда получила уже другую, стандартизировавшуюся форму, на формирование которой оказали влияние сразу несколько авторов.

Адам Мираймес в своей Continuatio Chronicarum находился в момент смерти короля в Экзетере, и пишет, что Эдварда не держали все время в Беркли, а перевозили из одного замка в другой, но потом привезли в Беркли снова, где и убили из предосторожности. Мираймес указывает, что слухи называют непосредственными убийцами Томаса Гарни и Джона Мальтраверса. Он также уточняет, что король был задушен.

Следующая хроника – это «длинный Brut» (были еще и короткие), составленный в Йорке в 1333 году. Повторяя предыдущую хронику и имя убийц практически дословно с предыдущей, эта хроника уже вводит в обиход пресловутый раскаленный металлический прут, указывая, что убийство было совершено по прямому приказу Мортимера.

Были и другие хроника, наиболее известной из которых можно назвать хронику Джеффри ле Бейкера, написанную в 1347 году, куда он включил показания одного Уильяма Бишопа, участвующего в перевозках короля из одного замка в другой. Здесь уже появляется инфа, что короля держали не в тюремной камере в Беркли, а в яме, спрятанной за камерой, которую Бишоп, якобы, видел.

Несмотря на тенденцию относиться к слову «хроника» с пиететом, всегда уместно усомниться, насколько близко от описываемых событий были авторы хроник? Базировались ли они на общих слухах и сплетнях, или имели информацию более реальную или даже фактическую?

Например, Мираймес, клерк казначейства, явно был в курсе перемещений короля из замка в замок, и эти перемещения возможно отследить по другим источникам, но он никогда не утверждал, что знает, что же случилось, в конечном итоге, с королем Эдвардом. Он так и пишет, что о его смерти ходят такие-то слухи.

Автор Брюта слепил свою хронику из разных клочков информации, начиная с проповеди епископа Орлетонского и заканчивая хроникой Мираймеса. Метод убийства, который указывает эта хроника, взят из хроник XIII века, утверждающих, что именно так был убит король Эдмунд Железнобокий. Очевидно, столь же "обоснованно".

Из всего вышеперечисленного следует, что свидетельств «из первых рук» о смерти короля Эдварда II просто нет. Это отнюдь не уникальный случай в английской истории. Слухи окружают смерть уже упомянутого здесь Эдмунда Железнобокого, принца Артура Бретонского, Ричарда II, Генри V, Генри VI, герцога Кларенса, Эдварда V и его брата, и многих, многих других.

Известие о смерти своего отца Эдвард III получил от лорда Беркли, поздним вечером 23 сентября. Доставил его Томас Гарни. Письмо для Изабель, с аналогичным извещением, было вложено в письмо для короля. Мортимер, истинный на тот момент правитель королевства, отправил Гарни назад, в Беркли, с приказом хранить смерть Эдварда в тайне до Дня Всех Святых.

Позднее были найдены расписки Беркли и Мальтраверса за оплату их работы тюремщиками: по 5 фунтов в день за короля с 3 апреля по 21 сентября, и столько же – за хранение тела с 21 сентября по 21 октября, пока его не сдали аббату церкви св. Петра в Глочестере, Джону Току.

В тот же самый день, 21 сентября 1327 года, некий Уильям Бьюкер начал сторожить тело. Предполагается, что он был королевским сержантом, присланным Мортимером к лорду Беркли по каким-то делам, и случайно оказавшийся на месте. Тем не менее, имени Бьюкера не нашлось в списке королевских сержантов, зато оно нашлось в ведомостях о выплате жалования лорда Беркли.

Все бы ничего, и какая разница, кто именно сторожил тело, но Бьюкер был единственным человеком, который это тело видел до самого 20 октября, когда тело начали готовить к перевозке. 20 октября прошедшее бальзамацию тело покойного короля увидели сразу несколько групп людей, и то, что они увидели, их сильно озадачило.
А продолжение будет тогда, когда я заполучу следующую книгу: Ian Mortimer. MEDIEVAL INTRIGUE - DECODING ROYAL CONSPIRACIES. Хорошая книга, собравшая под одну обложку многие противоречивые слухи о короле Эдварде II

@темы: Edward II

---

Ну, это еще смотря какой фактуры песец...

Alkuperäinen tekijä otsikolla Когда придёт полный песец.

Других глянуть.

@темы: "нетягостная бредь"

---

Подушки дают - разные и красивые

Гадание на подушках

vechniyzov.livejournal.com/771465.html

---

О репутации короля Эдварда II

В 1334 году Адам Орлетонский, епископ Херефорда, был обвинен винчестерским клириком Джоном Прикхером в том, что епископ совершил ряд преступлений, приведших к свержению законного монарха, Эдварда II. На что епископ ответил, что его действия были направлены не против короля, а против «тирана и содомита», позорящего сан короля. И повторил свою проповедь на этот счет, которую он произнес еще в Валлингфорде, в декабре 1326 года.

Почему это важно? Потому, что подобная проповедь, сказанная епископом, могла рассматриваться своего рода «разрешением на бунт», начавшийся в следующем году. Сам же факт расследования обвинения говорит о том, о чем молчат официальные биографии: король Эдвард III вовсе не был равнодушен к судьбе и репутации своего отца. На допросе епископа присутствовал Джон де Шордич, доктор гражданского и церковного права и один из наиболее уважаемых молодым королем советников.

Проповедь епископа в те времена сомнению не подвергалась. Она копировалась и повторялась во всех церквях, перед всем населением королевства. Епископ Орлетон знал, что делал, хотя позднее он утверждал, что вообще-то не короля он хотел опозорить, а Диспенсера, и именно его имел в виду, говоря о «тиране и содомите».

Епископ лгал. В своей проповеди он также утверждает, что королева враждебна к мужу потому, что тот собирается ее убить, если только она окажется в пределах его досягаемости. Для этого он носит в туфле нож. А если ножа при нем не окажется, то он королеву задушит.

В 1334 году защита епископа утверждала, что все вышеприведенное он услышал от архиепископа Кентерберийского, которому, разумеется, не мог не поверить, вот и понес слово дальше. Только вот некоторые моменты заставляют поверить, что инициатором травли был именно Адам Орлетонский.

Дело в том, что в начале 1300-х годах «содомитами и тиранами» были заклеймены сразу несколько великих мира сего. Например, папа Бонифаций VIII в 1303 году, и все высшие чины ордена Тамлиеров в 1308 году. Известно, кто понес эти обвинения в народ, так сказать, кто превратил обвинения-сплетни в юридические обвинения - Гийом де Ногарэ, первый министр короля Франции Филиппа Красивого. Что объединяет их с обвинениями в адрес короля Эдварда II? Несколько моментов.

Во-первых, все обвинения анонимны и неспецифичны. По юридическому кодексу тех лет, термин «содомия» имел весьма однозначный смысл, который и делал содомию преступлением. Содомия означала просто «анальное изнасилование», которое было так же преступно, как любое другое изнасилование. Ни в одном из данных обвинений не говорится, против кого противозаконное действие было совершено, кто был жертвой?

Во-вторых, помимо того, что кампании скроены по одному шаблону, их объединяет личность самого Адама Орлетонского. Между 1307 и 1317 годами он ездил в Авиньон пять раз, проведя в поездках целых шесть лет! С 1314 по 1317 годы он вообще оттуда не выбирался, и проводил подготовку по приему английской делегации на совете 1311 года, где снова были озвучены обвинения тамплиеров в содомии.

В-третьих, обвинения против папы Бонифация были сделаны с целью его сместить: Гийом де Ногарэ и кардинал Колонна схватили его, и наверняка бы лишили сана, если бы Бонифаций вдруг не умер. К чему были сделаны обвинения против тамплиеров – знают все. Результат тот же: умирают все, кто не успел бежать.

В-четвертых, причиной подобных обвинений стали серьезные экономические конфликты того времени. Папа Бонифаций именно в начале 1300-х годов пытался отстоять главенство церковной власти над властью светской, опубликовав в 1302 году на этот счет буллу. Дело, конечно, было в деньгах: и король Англии, и король Франции обложили свое духовенство налогом, а с точки зрения Святейшего престола, право на церковные деньги принадлежало только церкви. Что касается тамплиеров, то король Франции был по уши в долгах у ордена, плюс, главный магистр тамплиеров очень уж активно ввалился в большую европейскую политику, сделав это с грацией бегемота.

В 1326 году история вдруг повторяется уже в Англии. И тоже в своеобразных исторических обстоятельствах, и с тем же результатом, и при помощи участника двух предыдущих прецедентов. И, возможно, является отголоском предыдущих двух.

Потому что король Эдвард был довольно активен в международной политике и выступал в идее подготовки крестового похода на стороне тамплиеров. Более того, он был своим человеком в гадюшнике Средиземноморской политики, которая, в свою очередь, была тесно связана с перипетиями шотландской политики. Эдвард состоял в переписке с ключевыми политическими лидерами Тессалоники, Византии, Генуи, Иберийских королевств. Для того, чтобы освободить рыцаря Жиля Арджентайна, бесследно пропавшего на пути и Святой Земли в том регионе, королю понадобилось менее полугода – рекорд и по нынешним временам, если человек пропадает в «горячем регионе».

Хитросплетения средиземноморской политики настолько непостижимы, что для данной истории значение имеет одно: в 1323 – 1324 гг король Англии успешно работал над союзом с королем Арагона Хайме II против Франции. В Арагоне находилось много тамплиеров, входящих в орден Монтесы. В Англию, под крыло Эдварда, бежали отнюдь не рядовые представители тамплиеров, и те несколько арестов, которые ему пришлось провести под давлением папы Климента, закончились примирением арестованных с церковью. Во Франции же на троне сидел последний из Капетингов, Шарль IV – все, что осталось от большой семьи короля Филиппа, так неосторожно рассорившегося с тамплиерами. Молодой король, не имеющий наследников, но имеющий предприимчивых родственников.

Когда Изабель, сестра короля Шарля и жена короля Эдварда, прибыла в 1325 году во Францию, ее статус дома вряд ли был понятен ей самой. Формально, она прибыла по поручению мужа переговорить с братом на тему, что на французском троне слишком часто меняются хозяева, и Эдварду несколько надоело каждый раз приносить оммаж за Гасконь очередному королю. Не сгодятся ли уже принесенные раньше? По сути же, у Изабель были отвратительные отношения с Диспенсерами, которые вполне устраивали ее мужа. Она все еще была в политике – сама ее миссия об этом говорит, но у миссии был явный привкус двусмысленности: очередной король, нелюбимая королева, да ну вас обоих во Францию. У английского короля появились новые цели и новые союзники.

Изабель, волчица, а не бедная овечка Изабель, осмотрелась вокруг, оценила шансы братика на выживание, и немного приоткрыла ему активности своего супруга, не сулившие Шарлю ничего приятного в дальнейшем. Оба сошлись на том, что от Эдварда надо избавляться. В Лондон пошло сообщение, что без оммажа никак, и если Эдварду некогда, то пусть хоть сына пришлет вместо себя. Заполучив в свои руки наследника престола, Изабель развернула бурную деятельность на континенте. В Англии же началась кампания по оправданию ее действий и шельмованию, по знакомой схеме, короля Эдварда.

На самом деле, дымовая завеса от «жареных» фактов была разведена для того, чтобы скрыть простой и уродливый факт: королева-чужестранка вторглась в страну своего мужа, чтобы отобрать у него корону, поддерживаемая деньгами врагов королевства и короля. Это была инвазия, одна из редких состоявшихся. Эдвард мог быть примернейшим и нежнейшим мужем, а Диспенсеры – ангелами во плоти, это бы их не спасло. Чем были они по сравнению с возможностью предъявить права на корону Франции? Для сына, да… возможно… Но регентом ведь была бы она. Если что – потом она могла бы быть регентом при внуке, а это – очень, очень много лет с двойной короной на челе. Ведь с сыном и невесткой что-нибудь могло и случиться.

Известно, что навигационные таланты изменили королю в самый критический момент. Он не смог справиться с навигацией в Severn Estuary, и был схвачен. О том, куда и зачем он направлялся, единого мнения нет. Хотя некоторые хроники, близкие к тому времени, конкретно указывают на Ирландию, историки возражают, что в Ирландии дважды сидел лордом-лейтенантом Мортимер, причем успешно, так что бежать от Мортимера в Ирландию было бы безумием. Вот в Уэльс, где можно было набрать войска для ответного удара – да.

Тем не менее, Мортимер-то был и всегда оставался именно лордом из Уэльса, не из Ирландии. Более того, в Ирландии его сменил на посту Горжес, человек Диспенсера-старшего. Сам король очень активно участвовал там в местной политике, особенно – в ее законодательной части. Кому-то нужно было простить старые прегрешения, кому-то устроить брак, кого-то поместить под опекунство.

Вообще, я погорячилась, заявив, что после событий 1318 – 1322 годов король удалился от дел. Вот что значит поверхностная информация! Это еще хуже, чем отсутствие информации. Никуда король не делся. Он продолжал защищать интересы торговли, был абсолютно своим человеком в большой европейской политике, надзирал за работой, завязывал связи. Жаль, что он и пальцем не пошевелил для того, чтобы сделать себя более популярной хотя бы в народе личностью. С другой стороны, обстоятельства содержания Эдварда в плену, постоянные попытки его освобождения уже сами по себе говорят за то, что король вовсе не остался покинутым и заброшенным, и что нация отнюдь не отвернулась от не оправдавшего доверия короля.

Итак, король оказывается, в конце концов, в замке Беркли, где его то ли убивают, то ли он умирает сам. Некоторые хроники и вовсе оставляют вопрос смерти короля открытым. Почему?

@темы: Edward II

---

Ну просто к теме...

Alkuperäinen tekijä otsikolla Были ли тамплиеры виновны, даже если они не были еретиками?

Интернет-ресурс История Ордена Тамплиеров представляет свою новую публикацию:
  

Сложившееся и устоявшееся мнение, что тамплиеры не были виновны в предъявленных им обвинениях, не раз оспаривалось видными историками ордена, среди которых были такие маститые исследователи как Ганс Прутц, Эдгар Бутарик или Жан Фавье. Однако, до последнего времени, точка зрения о полной невиновности храмовников, пусть и с некоторыми оговорками, была основополагающей в исторической науке. Поэтому, работа крупнейшего ватиканского историка ордена и архивиста профессора Барбары Фрале «Последняя битва тамплиеров» (L’ultima battaglia dei Templari) опубликованная в 2001 году, произвела эффект разорвавшейся бомбы в научном сообществе. Что неудивительно, ведь в ней автор не только попыталась доказать, что, по крайней мере, часть обвинений могла быть истинна, но и предложила свои версии возникновения в католическом ордене странных еретических обрядов. Дискуссия разгорелась весьма жаркой, и иногда, даже выходящей за рамки исторической полемики. Так, например виднейший французский историк ордена Жульен Тьери назвал работу Фрале худшим вариантом исследования протоколов процесса, основанным на фантазиях. Однако совсем не все крупнейшие исследователи ордена были столь категоричны. В 2004 году была опубликована статья крупнейшего английского историка, автора десятков работ по истории рыцарских орденов (сборник по истории крестовых походов поде его редакцией издан даже на русском), кембриджского профессора Джонатана Райли-Смита «Были ли тамплиеры виновны?» (Were the Templars Guilty? перевод этой интереснейшей статьи смотреть на TemplarHistory.RU), в которой автор во многом солидаризируется с мнением Фрале, доказывая, что орден, по крайней мере, в некоторой его части, мог быть подвержен ереси, и не все показания о странных ритуалах храмовников можно считать сфальсифицированными. Однако дискуссия только разгорается...Детальный и аргументированный ответ от противников такого подхода, придерживающихся мнения о полной невиновности тамплиеров, последовал в 2011 году, когда не менее авторитетный и знаменитый историк ордена Алан Фори опубликовал свою, очень схожую по названию, работу «Были ли тамплиеры виновны, даже если не были ни еретиками, ни вероотступниками?» (Were the Templars Guilty, even if they were not heretics or apostates?)
 
Предлагаем вашему вниманию первую часть этой работы – окончание следует.
На русском языке публикуется впервые.
 
Читать статью на www.templarhistory.ru

@темы: "Чтиво"

---

Три Эдварда - Эдвард III

Эдвард III был коронован в феврале 1327 года королем Англии, но сама Англия как-то разницы с предыдущим режимом не заметила. Если разница и была, то не к лучшему. Король и фавориты сменились на регентшу и фаворита, которые были едва ли не ненасытнее Диспенсеров. Казалось бы: Изабелла прикарманила все состояние Диспенсера-младшего, Мортимер – Диспенсера-старшего, а ведь это были богатейшие люди королевства! Но Мортимер еще подгреб под себя и владения графа Арунделла, а в 1328 году и вовсе основал сам для себя графство Марш.



Короля-подростка Мортимер не ставил ни в грош. Когда опекуны появлялись где-либо с несовершеннолетним королем, Мортимер отказывался идти позади Эдварда. Он или шел с ним шаг в шаг, или вообще проталкивался вперед. Эдвард знал, что его собственный двор наводнен шпионами Мортимера, и что сам он находится в смертельной опасности, потому что Роджер Мортимер был твердо намерен короноваться. Возможно, он бы даже в этом преуспел. Проблемой для Мортимера стало то, что он (вполне здраво, в общем-то) как-то не пожелал иметь на административных постах королевства предателей. «Предавший раз, кто вновь тебе поверит» и все такое.

Но тем, кто своими деньгами и войсками вторжение Мортимера поддержал, было очень обидно. Многие ведь считали, что они не пошли против законного короля, что они просто восстали против диктата Диспенсеров. Одним из таких обиженных был Ричард Ангервиль де Бури – писатель из старой семьи, с родословной от времен Вильгельма Завоевателя, библиофил, бенедиктинский монах и епископ. Вообще-то он начал с должности наставника при малолетнем Эдуарде Третьем, но в 1325 году поддерживал Изабеллу и Мортимера, вполне ощутимо снабжая их деньгами от дохода с Бриенна. Сам он в это время прятался в Париже, потому что рассорился с Эдуардом Вторым (или с Диспенсером, что вероятнее) по причине того, что общался с папой напрямую, и получал от того назначения, которые Диспенсер хотел бы отдать своим людям.

Именно Ангервиль смог прорвать своего рода блокаду, в которой держали несовершеннолетнего короля. Ангервиль по своим каналам списался с папой, предупредив того, что если в документах английской короны отсутствуют слова «pater sancte», то этот документ издан хоть и от имени короля, но против его воли. Стянулись ко двору принца Эдварда и прочие представители лордства и военной знати страны. Роберт Аффорд, например, и Уильям Монтегю. Не то, чтобы лидеры формально, но люди с корнями и обширнейшими связями.

Переворот спровоцировал сам Мортимер. В октябре 1330 года, когда государственный совет собрался в Ноттингеме, несколько моментов показались принцу странными. Для начала, Ланкастеру, этим советом руководившему, места в замке почему-то не нашлось. Сам Мортимер явно нервничал, среди членов совета циркулировали слухи, что он решил узурпировать власть. Монтегю сказал принцу, что лучше съесть собаку, чем быть самому ею съеденным. Надо сказать, что Ноттингемский замок стоял на скале, пронизанной вдоль и поперек тайными ходами и палатами. Один из служащих замка открыл заговорщика тайный пассаж, который вел прямо в главную башню.



Тройку заговорщиков сопровождали всего около дюжины человек. Монтегю пришлось убить только гофмейстера, Хью Тарплингтона, и местного судью, которые оказали сопротивление. Мортимер был связан, и уведен прочь под крики королевы: «Good son, good son, have pity on gentle Mortimer!”.
Это была тихая, бархатная революция. Через месяц Мортимера без всякой помпы повесили, как обычного уголовника, Изабель отправили с глаз подальше в Райзинг Кастл, и восемнадцатилетний Эдуард Третий начал свое пятидесятилетнее правление. Годы кровавой вендетты, начавшейся с казни Пирса Гавестона, закончились.

Трудно себе представить, чтобы юноша в таком возрасте имел уже сложившееся представление о том, какой стиль правления будет наилучшим для его времени и состояния дел в его королевстве. То ли Эдвард III был счастливым исключением, то ли он просто был самим собой, и это оказалось наилучшим стилем. Дэвид Старки полушутя именует его добрым отцом семейства, имеющим хорошенькую жену и быстро подрастающий выводок из пяти сыновей.



Не совсем так, конечно. У юного короля была суровая школа жизни за плечами, да и хорошие у него были советники. Они точно знали, что пришло время объединять нацию, и почему бы не под эгидой жеста «все мы – одна семья». Англия достаточно насмотрелась триумфальных въездов. Эдвард же в свои города не въезжал. Он в них входил, ведя коня в поводу и держа за руку свою королеву, которая держала за руку старшего из сыновей. И ему изумительно, невероятно, сказочно повезло с женой. В свое время, Изабель женила Филиппу на сыне, чтобы попользоваться неплохим приданым девушки. Именно на эти деньги были наняты наемники ее и Мортимера, с которыми они высадились в Англии. Самой девушкой никто не интересовался, а напрасно. Потому что девушка была даже по масштабам тех времен необычной. Дело в том, что она была по-настоящему хорошей, очень доброй, очень внимательной, и, по-видимому, обладала истинной интеллигентностью.



Англичане, которые обычно любили брюзжать по поводу королев-иностранок, Филиппу любили, и против фламандцев, которых она привезла с собой, не возражали. Потому что привезла с собой умная Филиппа не придворных, жадных до дармовых денег, а ученых, артистов, купцов, ремесленников, банкиров. Что, несомненно, во многом объясняет, почему ставшее уже стандартным отсутствие денег в казне при смене правителя не омрачило начало этого царствования. Когда они с мужем стали править в Англии самостоятельно, мать Филиппы, Жанна Валуа, сразу же (в 1331) приехала погостить, посмотреть, и, наверняка, дать дочке некоторые наставления о том, как нужно управляться с королевским хозяйством. Я нигде до этого не встречала упоминания, чтобы кто-то из родителей навещал своих дочек-королев в Англии.

Эдвард возродил турниры, которые его отец в свое царствование запретил, и никогда не отказывался встретиться на турнирном поле ни с кем, даже если это был ничем не примечательный рыцарь. Правда, король турниры обычно всегда выигрывал, он был по-настоящему хорош в этом деле. Первый среди равных. Именно то, что было нужно. Никаких фаворитов, никакой авторитарности. Король начал залечивать раны своего королевства, работая вместе со своими подданными. Началось возрождение культуры, возрождение рыцарских традиций.

Но, как отметил Фроссар, «англичане никогда не будут любить и уважать своего короля, если он не окажется победителем, любителем оружия и войн против соседей – особенно тех, кто сильнее и богаче их самих». Эдвард, в штате жены которого Фроссар приехал в Англию, это знал. Да что там, это знание было в его крови. Например, состояние дел с Шотландией. Мир от 1328 года, который был заключен от его имени и против его воли, Эдвард считал личным оскорблением.

Буром он в Шотландию, тем не менее, не полез. Эдвард III всегда помнил, что войны выигрывают не громкие слова, не далекие от повседневной жизни символы, а рядовые солдаты. Причем, выигрывают оружием, которое, желательно, должно превосходить оружие врага. Эдвард создал армию, которая могла действовать единым организмом, и он вооружил эту армию длинными луками. Позже он зайдет так далеко, что запретит в английских деревнях все «пустые» виды спорта, кроме стрельбы из лука.

Первой целью Эдварда стала пограничная крепость Бервик, которая опять была в руках шотландцев. Обе армии встретились на Халидон Хилл, и английские луки практически уничтожили армию шотландцев прежде, чем дело дошло до ближнего боя. Первая победа англичан за целых 30 лет. Что касается короля, эта победа сделала его национальным героем. И не только потому, что впервые за 30 лет север Англии освободился от страха перед шотландскими рейдами. Но и потому, что каждое оружие требует определенной тактики ведения боя, и в данном случае тактиком был сам король. Более того, его армия была способна действовать согласно разработанной тактике, что на поле боя возможно вовсе не всегда.



Что дальше? А дальше была, разумеется, неизбежная Франция, которая и вправду прекрасно воспользовалась проблемами между Англией и Шотландией, одной рукой отщипывая кусочки от английских континентальных владений, а другой субсидируя Шотландию, чтобы та держала Англию занятой. К тому же, Франция на тот момент была еще богата и уже бесхозна в некотором смысле. И Эдвард БЫЛ внуком Филиппа IV Французского и его единственным оставшимся потомком мужского рода. Вот он и объявил себя законным правителем Франции. Хотя есть сведения, что это сделала за него еще матушка во время его коронации. Изабель не была из числа тех, кто был готов согласиться упустить что-то свое из-за небольших формальностей. Мало ли что она родилась дочерью! Но она была из старшей ветви!

Совершенно новую страницу в развитие отношений между государством и короной Эдвард III открыл тем, что сделал парламент, тогда еще не слишком развитый и не слишком автономный, постоянно действующей административной единицей.

Эдвард никогда не забывал о том, кто именно будет оплачивать его войны. Еще до похода король получил предложение палаты общин создать совет, наблюдающий за сбором налогов и экономикой в целом в отсутствие короля. С этим король сердечно согласился, назначив в совет архиепископа Кентерберийского Стратфорда и графа Хантингдона, вместе с графами Варенном и Ланкастером в качестве помощников. Следующее, о чем просила палата общин, было взимание налогов только по решению парламента – опять же, только в отсутствие короля. Дело в том, что в отсутствие короля сборщики имели печальную склонность облагать налогом то и так, как им нравилось, и не всегда помнили, что налог, в общем-то, взымается в пользу короны, а не самих сборщиков. Король согласился и с этим. Было решено, что отныне девятина налогов на зерно, шерсть и овец будет идти исключительно на военные расходы.

Но одно дело решить, и совсем другое – собрать налоги. В результате деньги в военную казну не потекли, Эдуарду пришлось делать заем, чтобы заплатить войскам, и даже оставить в долговой тюрьме графов Дерби, Варвика и Нортхемптона в качестве заложников займа (дело было в Мехелине, Фландрия). Разумеется, и король, и его приближенные были в бешенстве, которое сконцентрировалось на личности архиепископа Стратфорда. Чтобы было уж совсем весело, баронство начало ворчать, что Эдуард подвержен влиянию группы особенно близких друзей, которых в его случае называли уже не фаворитами (потому что он не выделял их милостями), а фамильярами. Очевидно, баронам просто не понравилось, что Эдуард призвал их к порядку при сборе налогов, и заставил платить то, что они должны были платить. Он всегда подчеркивал, что основную тяжесть финансирования должны нести те, у кого деньги есть, а не те, кто трудится от зари до зари, но живет в бедности. Он, кстати, еще раньше объявил долговую амнистию тем, чьи долги не превышали сумму в 10 фунтов.

Раздражение Эдуарда легко понять: вряд ли до него не дошло, в какой сложной ситуации оказался архиепископ, которому пришлось балансировать между интересами баронов (которые не хотели платить налоги и подчиняться графику сбора), короля (который денег очень хотел), церкви (которая была значительным землевладельцем и, соответственно, субъектом налогообложения) и папского престола (который вообще хотел прекратить войну). Все он понимал. Но на то и правительство, чтобы разгрузить короля, получив для этого необходимые полномочия. Так что Эдуард взял, да и отослал архиепископа в Брабант заложником взятых там королем займов. Справедливо. Король также уволил лордов Канцлера и Казначея, арестовал четырех судей, двух торговцев шерстью, замешанных в монополизировании торговли (Уильяма де ла Поля и Реджинальда Кондуита), и начал расследование деятельности по сбору налогов.

Конфликт достиг своего пика, когда парламент собрался на заседание в 1341 году. Король вообще хотел исключить архиепископа Стратфорда из числа заседающих, но тут встали Арунделл и Варенн, и заявили, что король обязан в значительных государственных делать советоваться со своими лордами, и если он что-то имеет лично против епископа, то о санкциях решать не ему, а палате пэров. Надо сказать, что эти двое особенно возмущались тем, что король не включил их в число своих доверенных лиц. Не успел король согласиться с этим аргументом, как ему подали петицию обеих палат, с требованиями пересмотреть законы 1340 года, и назначить специальных чиновников из числа влиятельных лиц, которые приглядывали бы за магнатами, и отчитывались перед парламентом. По сути, это было бы переподчинение государственных чиновников парламенту, и Эдуард предложил, что можно решить вопрос и по-другому: назначить чиновников согласно рекомендациям приближенных к королю, и заставить их принести перед парламентом присягу в том, что они будут действовать законно и справедливо.

Король согласился, что пэры будут отныне подсудны не лично ему, а палате пэров, так сказать, равными им по статусе людьми. Обвинения против министров тоже отныне должны были быть заслушаны палатой лордов. Палата общин получила кое-какие свободы, подряды, обновления предыдущих постановлений. По делу Стратфорда была назначена комиссия в составе Арундела и Салсбери, и... на этом дело и закончилось. Во всяком случае, больше вопроса о бедолаге Стратфорде никто не поднимал. А в 1343 король просто снял с него обвинения совершенно по собственной инициативе. Правда, публично они помирились еще в 1341 году.

За хорошее поведение король получил от парламента 10 000 мешков шерсти, но лорды продолжали дуться. В походе Эдуарда против Шотландии приняли участие всего несколько лордов, а Арунделл, Хантингтон и еще пятеро отклонили приглашение. Интересно, что именно это время граф Дерби выбрал, чтобы заполнить свой персоной образовавшуюся пустоту. Это именно он и северные лорды отправились с Эдуардом воевать против шотландцев. Собственно, это был довольно незначительный поход, просто реакция на возвращение Дэвида Брюса из Франции. Поход прошел более или менее удовлетворительно, потому что Эдуард, по возвращении, устроил всеобщий турнир в Данстейбле. В конце концов, королю было всего 30 лет, и ему захотелось вернуться в атмосферу радости и энтузиазма.

Все молодые рыцари (около 250), и молодые лорды королевства явились на турнир: Дерби, Варвик, Нортхемптон, Пемброк, Оксфорд, Саффолк. А вот Арунделл, Глочестер, Девон, Варенн и Хантингдон сослались на преклонные годы и слабость. Иронично, потому что все они хоть и считались «старыми лордами», но были приблизительно одного возраста с королем, и, разумеется, ни о какой старческой немощи здесь речь не шла, просто они продолжали быть с королем в контрах. Хотя такой вывод сделали гораздо позже, изучая списки явившихся на турнир в связи с последующими событиями. Причин могло быть несколько: и то, что старшие рыцари и лорды решили дать молодежи блеснуть, и то, что они могли бояться повторения той унизительной ситуации в начале царствования отца нынешнего короля, когда молодые рыцари Гавестона раздербанили «старичков» в пух и прах.



Результатом турнира было то, что вперед выдвинулось совершенно новое поколение военных, которые изменили всю стратегию войн во Франции в 1340-х годах. Англичане просто отказались от тактики длительных осад и массовых сражений. Причина была и в отсутствии денег на осады, и в достаточной укрепленности осаждаемых замков, и просто в том, что и англичане, и французы избегали решающей битвы.

Новой стратегией англичан было создание трех самостоятельных армий, действующих в провинциях Франции, в которых англичане рассчитывали встретить некоторую поддержку. Индустрия Фландрии у него уже была, теперь он высадился в Бретони, чтобы потрепать французов в войне за престол герцогства. Поскольку французы поддерживали блуасскую линию наследования, Эдуард поддержал де Монфоров. Мало того, что поддержал, но еще и пожаловал графством Ричмондским. Историк Энтони Тук утверждает, что это было сделано для пущей безопасности морской связи между Аквитанией и Англией, Фроссар в своих Хрониках писал, что назло королю Франции.

В целом Эдуард послал три экспедиции для помощи де Монфору: в марте 1342, подкомандованием сэра Уолтера Манни, фламандца и человека королевы; в июле, под командованием лордов Нортхемптона, Оксфорда, Пемброка и Девона, и сэров Хью Деспенсера (сына, разумеется), Ричарда Тальбота и Ричарда Стаффорда; и, наконец, в октябре Эдуард высадился в Бретони сам.
Арунделл, Хантингтон и Варенн прождали с высылкой своих войск до самого ноября. Англичан, все-таки, было в герцогстве маловато, поэтому Эдуард заключил договор с французами, оставляющий половину герцогства в руках де Монфора, и вернулся в Англию. Следующие три года он провел в делах домашних. Наконец, англичане начали не только тратить деньги на войну, но и что-то от этого получать: участники похода вернулись домой не только став знаменитыми, но и изрядно разбогатев выкупами и военной добычей.

В 1346 году Эдуард Третий высадился в Нормандии. На этот раз король практически подошел к воротам Парижа. 26 августа он вдребезги разнес французов при Кресси. Филипп Шестой практически бежал из столицы, спешно посылая известия молодому королю Шотландии, что пришла пора, так сказать, расплачиваться за гостеприимство, и напасть на Англию с севера. Увы для Филиппа, Дэвид тоже потерпел поражение при Невилль Кросс, и вообще попал в плен к англичанам, которых вела королева Филиппа.

В 1347 Эдуард осадил Кале. Город держался почти год, но, поскольку король Франции не пришел на помощь, крепости (одной из самых укрепленных в том регионе) пришлось сдаться. Я затрудняюсь сказать, имела ли место быть история о шестерых гражданах Кале, или ее придумали позже, уже в 1800-х. В любом случае, какой-то прецедент был, а если и не было, то эта история все равно вдохновила и Родена и писателей, и художников. Гражданам очень повезло, что королева присоединилась к войскам мужа после победы над шотландцами. Говорят, это она уговорила мужа пощадить руководителей обороны города. И все-таки, взяв Кале и одержав множество побед, король был вынужден вернуться домой в том же году: снова не хватило денег. А на следующий год началась эпидемия бубонной чумы.

Поразительно, но эпидемия чумы в Англии не вызвала никакого политического кризиса. Более того, для выживших началась эпоха явного процветания. Парламент не собирался с 1348 до 1351 гг, а собравшись, ограничился одобрением действий правительства во время эпидемии. Эдуард выпустил в 1349 указ о замораживании уровня зарплат, но кто его соблюдал? В сельской местности вдруг образовалось некоторое количество освободившихся земель, которые позволили ускорить отделение молодежи путем приобретения новой земельной собственности, а не дробления старой. Женская рабочая сила понадобилась в городах и деревнях, что позволило женщинам выбрать работу вместо замужества, и заиметь свой капитал. Что, в свою очередь, позволило им в будущем приобретать землю на паях с мужьями, и становиться равноценными партнерами с полным правом наследовать за мужем.

Одно из качеств Эдуарда Третьего, которые делали его королем, идеальным по любым меркам, была его способность слышать критику и реагировать на нее адекватно. Когда его критиковали за то, что он решает дела всей страны с кучкой избранных, он просто признал новые силы, появляющиеся в стране. Полностью признавая влияние пэров, он реагировал на перемены вызовом на заседания парламента (постоянный состав начал заседать года с 1360-го). Надо сказать, что во времена его правления, не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы кто-то из вызванных на заседание не явился. Также Эдуард сделал красивый жест в сторону парламента, созывая его заседания в Вестминстере, который был тогда королевской резиденцией. Лорды получили Белую Палату, а палата общин - Расписную Палату.

В 1351 году Эдуард вместе с парламентом разработали четкое определение того, что считается действиями государственной измены. Ими были определены: персональная атака на короля, королеву и их старших детей; военный поход на короля; убийство Лорда Канцлера, Лорда Казначея или королевского судьи; подделка королевской печати и незаконная чеканка денег; импорт незаконно начеканенных денег. Теперь стало невозможным обвинить любого неугодного или вызвавшего неудовольствие человека в государственной измене с легкостью 1320-х годов.

Еще в 1346 году Эдуард начал искоренять коррупцию среди судей, назначив канцелярию Лорда Канцлера ответственной за прием и регистрацию петиций, и за расследование жалоб. Около 1350-х был издан ряд законов, позволяющих осудить врачей и ветеринаров за нанесенный вред. Стало возможным штрафовать за плохое обращение со скотом. Даже перевозчики грузов не могли больше безнаказанно избивать лошадей.

Во времена Эдуарда Третьего было сделано расследование, давшее возможность понять причину хронического недостатка денег в королевстве: это было просто отсутствие мелкой монеты, которой к концу 1300-х циркулировало только в размере 30% от количества монет в начале 1300-х. Люди зачастую просто не могли заплатить налог потому, что у них не было физического денежного эквивалента. Причиной этого оказалась слишком завышенная цена золотого флорина, который ввозился в страну торговцами шерсти. Была сделана денежная реорганизация, которая заняла время, во время которого много выплат совершалось не деньгами, а шерстью. Шерстью король получал ассигнования на армию, шерстью расплачивался с армией.

Изменившаяся экономическая и политическая ситуации заставили англичан вернуться к плану Диспенсера от 1326 года, и организовать доки и биржи в Англии, вместо того, чтобы пользоваться фландрскими. Хотя эта система переложила опасности перевозки грузов и пиратства на плечи судовладельцев, часть торговцев продолжала возражать против ограничений. В целом же налог на вывоз шерсти составил в 1353-54 гг 113 400 фунтов, и годом позже 83 900 фунтов в пользу короны.

В общем и целом, Эдуард III был человеком порывистым, очень храбрым, очень благодарным, но прагматичным и умным. Не потому, что обладал великим умом, а потому, что знал свои недостатки и умел компенсировать их советами компетентных людей. Он не воспринимал враждебно попытки парламента получить большую степень власти, чем Эдуард готов был дать. Он думал, советовался, что-то обещал, большую часть обещенного даже выполнял. У него не было репутации человека беспринципного. Он не был мстителен. Во время ссоры со своими «старыми» баронами в начале 1340-х он не пытался их преследовать и притеснять. Он был преданным мужем, и он был нормальным, адекватным отцом.

Он оставил своим потомкам страну в куда как лучшем состоянии, чем она находилась на момент его коронации. Власть должна была перейти к старшему сыну, Черному Принцу, превосходному стратегу и герою Пуатье, совершенно скандальный брак которого Эдуард признал без излишних истерик. Раздел титулов между остальными сыновьями не вызвал между ними вражды, его дочерям было разрешено искать мужей по велению сердца.

Изабелла вышла замуж только в 33 года, по любви, за французского аристократа. Джоан отправилась ко двору своего жениха, Педро Кастильского, но умерла от чумы. Это тоже был бы брак по любви. Мэри со своим будущим женихом выросла вместе. Очевидно, они были друг к другу привязаны, как минимум. Маргарет тоже вышла замуж за товарища своего детства, Пемброка.
Эдуарду нравилось быть королем, и он показал пример того, как можно быть счастливым и успешным королем. Между войнами и политикой он устраивал турниры, флиртовал, не оскорбляя. Он не боялся появляться на бал-маскарадах в смешных костюмах, он любил петь и дурачиться.

Самым же ценным его наследием стало новое осознание англичанами своего места в истории. Возможно, заявление Дэвида Старки, что с самого момента норманнского завоевания Англия находилась в тени Франции, и является преувеличением, но лишь отчасти. Эдуард III стал первым из Плантагенетов, кто был истинным англичанином. Только при нем английский стал доминирующим среди знати языком, потому что это был язык, на котором говорил король. До него лучшее, что можно было сказать о некоторых королях – это то, что они понимали английский и могли на нем объясниться.

@темы: Edward III

---

Кстати...

О "посмертной" жизни сбежавшего из тюрьмы короля Эдварда II и времени правления его сына Кен Фоллетт написал книжжжку flibusta.net/b/220299, по которой сделали яркий тв-сериал.



Говорят, там масса исторических ляпов, но это же не энциклопедия, а роман.

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Три Эдварда - Эдвард II

Главное, о чем нужно помнить, рассуждая о плюсах и минусах Эдварда II – это то, чьим сыном он был. С таким папашей, как Эдвард Первый, и формироваться было непросто, да еще и постоянное сравнение «а вот твой отец бы…». В принципе, более спокойного короля Англия была готова даже приветствовать. Но этот король был уж очень странным. Есть тип поведения, слишком экстравагантный даже для королей. Например, увлечение плаванием, греблей и кораблестроительством. Заметьте, кораблестроительством в буквальном смысле слова, с рубанком в руках или чем там эти корабли строят.



Вначале никто не ожидал ничего скверного. Хотя новый король принес коронационную клятву, отличную от той, которую дал его отец. Эдвард I громко и четко поклялся защищать права короны, и именно этим он всю свою жизнь и занимался. К счастью для короны. Эдвард II поклялся править справедливо, согласно законам и обычаям, принятым в стране. Никакого абсолютизма. Он был настроен изначально на поиски консенсуса. Возможно, юный Эдвард всерьез полагал, что его отец укрепил позицию короны достаточно и навсегда.

С этой коронацией связано много легенд. Например, историк Дэвид Старки пишет, что Эдвард был коронован вместе со своей женой Изабель Французской. И повторяет известную историю о том, что Пирс Гавестон присутствовал на церемонии коронации в королевском пурпуре, а не в положенном ему по статусу золоте. И что Эдвард тут же подарил другу детства и названному брату лучшие драгоценности и свадебные подарки, полученные им в честь брака с Изабель. Изабель вышла замуж за Эдварда в январе 1308 года, а коронация Эдварда состоялась в феврале того же года.



Кстати, относительно возраста невесты нет определенного согласия, ей могла быть от 10 до 12 лет, но девочка, в любом случае, была слишком молода для вступления в брачную жизнь. Возможно, она была слишком молода и для той дипломатической миссии, которой являлся ее брак, кто знает.



В любом случае, этот жест с драгоценностями явно имел место быть, и явно был сделан так, чтобы ни для кого не осталось неясным, что он сделан, и что он означает. А означал он оскорбление. Необязательно в сторону девочки Изабель, хотя девочки в этом возрасте могут быть невыносимо и глупо высокомерны. Значит, это было оскорбление в сторону альянса как такового, и дело не в том, как сильно Пирс Гавестон и король Эдвард обожали друг друга. Дело в том, что у них было на уме.

Личность Пирса Гавестона в истории Эдварда II не обойти в любом случае. Выбранный авторитарным королем в друзья и компаньоны наследнику, гасконец не был ни бездарностью, ни слабаком, ни дураком. Как не был бездарностью, слабаком или дураком и наследник престола. При таком папаше, каким был Эдвард I, семейную привязанность принцу пришлось искать на стороне, так сказать – и они стали с Гавестоном названными братьями. Несомненно, по ходу взросления эти братья формировали свое представление о происходящих вокруг событиях, о политике, и о людях, в этой политике замешанных. Пока между отцом и сыном не возникли серьезные разногласия в ходе нескончаемых битв с шотландцами. В результате, не терпящий возражений Эдвард I просто вышвырнул Гавестона прочь из Англии, и распорядился на смертном одре, чтобы сын очистил его кости от плоти и продолжил войну с шотландцами, везя эти кости перед войском. Похоже, король был несколько не в себе в свои последние часы. Или в последние годы.

Но Эдвард II вовсе не был настроен подхватить военное знамя одной рукой и кости папаши другой. Он прекратил воевать. Несомненно, с его точки зрения, это было логически обоснованное решение, базирующееся на том, что шотландцы воюют с Англией потому, что Англия не оставляет Шотландию в покое. Заодно он выписал назад своего названного брата, дал ему титул, который дается только членам королевской семьи, и уехал жениться во Францию, посадив этого названного брата… регентом на время своего отсутствия.

Руки пэров потянулись к затылкам. С одной стороны, у них уже было заготовлено соглашение, которое король должен был подписать после венчания с дочерью Филиппа Красивого – Boulogne agreement. Соглашение это подразумевало, что новый король обязуется хранить честь короны и исправить все несправедливости прошлого и настоящего. С другой стороны, у них было сильное подозрение, что новый король вместе с Гавестоном готовят свежие неприятности на их головы. В любом случае, твердым намерением баронства было получить назад ту власть, которую у них железной рукой выкрутил Эдвард I.

На коронации в текст речи короля была включена о законах и обычаях, принятых в стране. Текст коронационной присяги, разумеется, произносился на латыни, и на латыни эта фраза звучит, по словам специалистов, двусмысленно – будто у короля отняли право на новое законотворчество. Так что жест Эдварда с драгоценностями Изабель мог быть жестом в сторону и договора, которым его попытались связать, и коронационной клятвы, которую его заставили сделать. Потому что ему четко заявили: мы преданы монархии, не королю. Символическим ответом короля было: а я предан конкретным людям, а не формальным договорам.

Ведь Гавестон не был просто и только Гавестоном, как понимаете. Вокруг Гавестона сформировалась группа молодых, способных рыцарей, которые задирали магнатов и словом, и делом. Королю было около 24 лет, Гавестону приблизительно столько же, и их окружение было им более или менее ровесниками. Они были молоды, но не так молоды, чтобы вести себя с глупой дерзостью тинэйджеров. Тем не менее, именно это они и делали. Нет, сам король был грациозен и корректен, конечно, но он радостно и слышимо хихикал, когда слышал издевательские обращения Гавестона, типа «благородный сэр Брюхан».

Это было глупо, и могло кончиться только одним образом в стране, где мандат на царствование королю, как ни крути, давала его знать. Да, зачастую пузатая, полная собой и своими правами, высокомерная, раздражающая – и имеющая легальные права вводить короля в меридиан хотя бы и силой. Лорды просто составили документ из 41 параграфа, согласно которому королю запретили делать кому бы то ни было подарки, объявлять войну или заключать мир, у него забирали все доходы от королевских земель, и даже запретили покидать королевство без согласия парламента.

Продолжение этой драмы было жалким: король попытался бежать, вместе с Гавестоном, в 1313 году, оставив беременную Изабель в руках своих баронов. Что бы ни было у них на уме, их перехватили, Гавестона без особых юридических церемоний обезглавили, а короля привезли в его столицу, как нашкодившего школьника. Отныне он был королем только по имени. Да и был ли он когда-то чем-то большим? Чтобы иметь дело с шайкой головорезов, именующейся английской аристократией, было мало шутить над их внешностью, надо было уметь взять их за глотки.

Пока окружение короля решало, кто именно правит в стране, шотландцы абсолютно безнаказанно грабили север. Дело оказалось, все-таки, не только в том, что их обижала Англия и они только защищались в ответ. Чтобы как-то решить патовую ситуацию между знатью, презирающей своего бессильного короля, и королем, люто ненавидящим свою знать, лишившую его силы, решили попробовать старое лекарство, войну. Увы и ах, битва при Бэннокберне стала такой катастрофой, что осталась в истории Англии примером одного из самых позорных поражений.



Мало того, что Эдвард оказался совершенно не готов встретить инициативу шотландцев, он еще и бежал с поля битвы, бросив свою армию на растерзание врагу. Теперь все знали, что он такой же никудышный генерал, как и политик, да еще и трус в придачу. Такому королю, по жесткому моральному кодексу тех лет, сочувствовать было совершенно невозможно. Вот недоуменные перешептывания начались, это да. Как у такого отца, как Эдвард I, мог получиться такой сын, как Эдвард II? Не иначе, ребенка подменили! Тем более, что и увлечения-то у него странные, не королевские.

Появление Диспенсеров рядом с угнетенным и презираемым королем было для него тем самым шансом, который судьба всегда дает даже самым затюканным своим детям. И он взял реванш, потому что Диспенсеры были плоть от плоти тех самых лордов, только еще жестче, еще агрессивнее. Это была хорошая сделка для короля. Правда, она стоила гражданской войны небольшого масштаба его подданным, но подданные были равнодушны к этому королю, и он, в ответ, был равнодушен к ним. Случилось невероятное: в 1322 году Эдварду II удалось утвердить авторитарное правительство и казнить своих врагов!

Как действовали Диспенсеры? Во-первых, они любили обирать вдов. Алиса де Лэси, вдова Ланкастера, была вынуждена передать Диспенсерам много своих земель, вдова Пемброка сделать это отказалась, и люди Диспенсеров систематически опустошали ее земли. Наследница Пемброка, Элизабет Комин, была просто похищена и держалась Диспенсерами в заточении до тех пор, пока не передала им в виде выкупа 10 000 фунтов и два огромных поместья. Вдова Дэмори, сестра жены Хью Диспенсера, тоже была схвачена и брошена в темницу, откуда путь на волю лежал только через передачу огромного состояния Диспенсерам.



Любимым приемом Диспенсеров и их союзников, Арунделла и Роберта Бэлдока, было выкручивание террором и угрозами фальшивых долговых расписок на значительные суммы у влиятельных ноблей королевства. То, к чему, в более откровенном виде бондов, через полторы сотни лет придет первый Тюдор.
Эти фальшивые расписки были орудием шантажа, при помощи которого Диспенсеры добивались от парламента тех решений, которые были им выгодны. Этот прием Деспенсеры использовали не только в политике. Эдмунд де Пинкни таким образом был вынужден предать Диспенсерам 10 000 фунтов, Уильям де Бохун расстался с некоторым количеством земель, якобы уплатой долга в 4 000 фунтов, епископ Винчестерский не мог вступить во владение своими землями, пока не написал Диспенсерам долговую расписку на 10 000 фунтов (очевидно, любимое число этой семейки хищников), из которых ему разрешили «выплатить» 2 000, а остальной «долг» служил залогом адекватного поведения епископа в интересах Диспенсеров.

Поразительно то, что в административном плане период управления делами Англии под руководством Диспенсеров был весьма эффективным и успешным. Хотя наброски реформ в администрации были сделаны еще предыдущим правительством, именно Диспенсеры упростили систему сбора долгов, управления личным имуществом короны, произвели деление страны на северный и южный налоговый округи, организовали биржи для закупки шерсти на экспорт, установили систему управления хозяйством на землях казненных в 1322 году баронов-оппозиционеров. В целом, все действия правительства между 1322 и 1326 гг были направлены на то, чтобы увеличить доходы королевской казны (в чем она нуждалась еще со времен Эдуарда Первого, оставившего за собой долг в астрономическую по тем временам сумму 200 000 фунтов).

О чем в своем высокомерии Диспенсеры (и король вместе с ними) совершенно не задумались, так это о том, что надо было что-то сделать для того, чтобы правительство получило хоть какую-то популярность. Но нет и нет, все знаки недовольства игнорировались. А ведь уже в 1322 году в парламент была подана петиция от арендаторов на землях казненных бунтовщиков – они требовали легального признания своих прав на свою землю. В 1324 прелаты Англии потребовали, чтобы останки четвертованных разрешили, наконец, захоронить. В 1325 была подана петиция о подтверждении Хартии о Лесе. Почти сразу после похорон Томаса Ланкастера поползли слухи о том, что на его гробнице происходят чудеса. Роберт де Вер, ускользнувший после разгрома оппозиции у Бороубридж, собрал вольный отряд, полностью контролирующий Нортхэмптоншир. Он заявил, что не собирается сдаваться закону, потому что закона в Англии нет. Ланкашир и вовсе продолжал находиться в состоянии гражданской войны между сторонниками Ланкастеров и Адама Банастера.

Когда в 1324 году началась война с Францией, королеву Англии и мать наследника просто выкинули из королевства, как полное ничто. И это было страшной ошибкой, разумеется. Ведь Изабелле уже не был нужен ее муж. У нее был ее сын, законный наследник. Перед ней была страна, уставшая от гражданских распрей. Ей нужен был только тот, кто сможет нарушить равновесие, и она нашла его в лице Мортимера. Впрочем, эта история о другом. Эта история – о взаимоотношении государства и короны.

это из Word Without End Фоллета, оказывается

Когда Эдвард был надежно посажен за решетку, перед Изабель и Мортимером встала задача как-то обосновать свои действия. Конституционной процедуры для низвержения короля просто не существовало. Поскольку перед глазами Изабель был прецедент, известный под именем суд над тамплиерами, который устроил ее папенька во Франции, ей было, из чего черпать вдохновение, и вскоре на свет появился Акт Обвинения, обвинявший короля в ряде серьезных преступлений против своей страны. Он слушал дурные советы. Он потерял Шотландию и Гасконь. Он обескровил сделал беззащитной Англию. Он дурно и несправедливо обошелся с благороднейшими сынами своего королевства. Таким образом, он нарушал собственную коронационную клятву, он нарушил договор с людьми своей страны – и должен заплатить за преступление.

Разумеется, подобное законотворчество должно было пройти через парламент – и оно прошло, благо Эдварду уже угрожали отстранением от престола дважды, в 1310-м и 1321гг. Был и международный прецедент: король Нассау Адольф был смещен в 1298 г., да и Эдуард Первый дал прецедент на домашней почве, поднимая и смещая королей Шотландии. Парламент решил отстранить Эдуарда Второго от власти, и передать корону его законному наследнику, Эдуарду Третьему, регентом которого до совершеннолетия была бы его мать, Изабелла. Эдварду II пришлось подписать отречение в пользу сына.

Кто знает, что случилось потом. В девятнадцатом веке в Монпелье нашли письма Мануэля Фиеччи, епископа Вечелли, от 1337 года, адресованные Эдуарду III. В них утверждается, что умер его отец, бывший король Эдуард II, который вовсе не погиб в замке Беркли, а бежал за границу, и стал монахом-отшельником недалеко от Милана. Письма подлинные, это установлено. Другой вопрос, подлинны ли факты, или епископ лукавил? А если лукавил, то зачем? Кстати, когда Эдуард III казнил Роджера Мортимера в 1330 году, он предъявил ему обвинение в убийстве своего отца. Таким образом, Эдуард II был «похоронен» для общественности на веки вечные. Его преемник хотел править спокойно.



Во всяком случае, гробница Эдуарда Второго в Глочестере, по слухам, пуста. О том, кто лежал в гробу на похоронах, на которых присутствовали Изабелла и малолетний Эдуард, есть несколько теорий, но они относятся на 100% к области домыслов. К другой области домыслов относится следующее. Почему-то короля было не слышно и не видно в истории его королевства с 1322 года. Выглядит так, словно он, отомстив за Гавестона и расправившись с теми, кто доставал его своей наглостью годами, потерял всякий интерес к управлению. Он ведь даже не дарил больше ничего Деспенсерам, те сами прекрасно себя одаривали. Бросается в глаза, что они почему-то пытались соблюсти при этом какую-то видимость законности. В конце концов, они пытались оправдать свои действия расписками и дарственными своих жертв, а не просто отбирали. Для кого создавалась эта видимость, если не для короля?

Похоже, что король приблизил к себе Диспенсеров в 1318 году, расправился при их помощи со своими врагами, сделал Хью-младшего, де-факто, главным управляющим страны, а сам... Чем он сам-то занимался последние пять лет своего правления? Загадка.

«In winter woe befell me
By cruel fortune threatened
My life now lies a ruin”

@темы: Edward II

---

Три Эдварда - Эдвард I

Три Эдварда – отец, сын и внук – были, кто бы спорил, людьми по характеру и темпераменту разными. Эдварда I называли «молотом скоттов» и «завоевателем Уэльса».



Эдвард III остался в истории примером практически идеального короля, всегда разумного и белее или менее справедливого.

Эдвард II был фигурой более сомнительной, принимая во внимание скандалы и сплетни, изрядно отравляющие его жизнь и не дающие ему покоя после смерти. Скорее всего, две особенности этого короля отражаются правдиво: некоторая леноватость и категорическое нежелание воевать, что было в глазах современником непростительным грехом. Но царствования всех троих стало временем, когда начала по-настоящему складываться «трехголовая» система управления королевством: король, лорды и «простые люди».

Эдвард I не торопился короноваться. Известие о смерти отца настигло его в южной Италии, на пути из очередного крестового похода. Права Эдварда на корону никем и не оспаривались. Спорной была манера править. Дед Эдварда I, король Джон, говаривал, что у него в Англии столько же врагов, сколько баронов, и был совершенно прав. Его сыну Генри, отцу Эдварда I, бароны тоже крови попили, и даже в плену подержали. Эдвард, который пацифизмом с детства не страдал, решил показать будущим подданным, что именно он собирается с ними сделать и как именно править. Во-первых, он принял участие в одном из самых кровавых турниров во Франции. Во вторых, после турнира он отправился в Гасконь, где без церемоний подавил очередную попытку бунта.

Симон де Монфор, старый враг

Это рейд в Гасконь имел более глубокий смысл, чем просто введение провинции в меридиан. В Гаскони правил когда-то королевским наместником Симон де Монфор, который сначала захватил в плен короля Генри, а потом и попытался захватить его корону. В 1266 году Эдвард разбил де Монфора наголову, но оставшиеся де Монфоры бежали во Францию, и в 1271 году убили кузена Эдварда, которого тот послал именно успокоить Гасконь – убили предательски, в церкви.

Сразу после коронации, этот король-великан, блондин ростом 190 см, снял корону с головы и заявил, что не наденет ее, пока не отвоюет то, что его отец потерял – а именно, королевскую власть. Надо сказать, сделал он это совершенно оригинальным методом, достойным его обоих дедов, родного и двоюродного. В результате успешных баронских войн, Англия уже много десятков лет не являлась единым королевством в буквальном смысле слова. Она превратилась в непрочный союз почти независимых феодалов. И вот из крестового похода неспешно прибывает король, который уже в юные годы показал, что крови он не боится. Чего могли ожидать бароны? Вендетты, разумеется. Ведь Гасконь тому примером.



Бароны ошиблись. Эдвард просто амнистировал всех врагов чохом и даже разрешил им вернуть те их владения, которые когда-то были отчуждены короной. Вернуть, выкупив. И королевство успокоил, и казну наполнил. Что совсем интересно, этот принц подметил, в чем была главная ошибка его деда и отца, ставшими практически пленниками собственных баронов: они упустили власть потому, что искали союзников несколько не там… Эдвард решил показать своим подданным новую расстановку: он, король, и они, его народ, против «жирных котов» - баронства.

И он назначил общее расследование против коррупции, результат которой зафиксирован в документах, получивших название «Сто Списков». Ничто не было упущено, ни одна мелочь , даже незаконный штраф, наложенный бейлифом Стамфорда на мельника – явно с целью конфискации мельничных жерновов, какая-то местная склока.

Не то, чтобы все коррупционеры были наказаны. Вряд ли это было бы даже возможно, потому что злоупотребления продолжались более полувека. Но несколько громких процессов провели, кучу законов, гарантирующих равные права подданных перед законом, выпустили. Этого хватило. Народ решил, что королю их судьбы не безразличны, а бароны поняли, что почти любого из них король может легально уничтожить собранными материалами.

Старт был хорошим, но останавливаться на этом было, конечно, нельзя. Война была стилем жизни знати того времени, смыслом их жизни. А ничто не объединяет нацию лучше, чем победоносная война за права этой нации где-нибудь на стороне. В данном случае, под руку подвернулся Уэльс, который, как и Шотландия, почти уже отделился от Британии. Несколько раз безуспешно призвав Ллевелина опомниться и принести оммаж, Эдвард собрал войско и отправился покорять Уэльс.

Собственно, не он первый, но разница была. Разница была в том, что теперь Уэльс был вынужден признать английские законы. Плюс, было очень мало стычек, как таковых. Силы были настолько неравны, что кампанию Эдварда вполне можно назвать оккупацией Уэльса. А законы, выпущенные сразу после коронации, да под шум возвращения английского влияния в Уэльсе, теперь рассматривали бунт против короля государственным преступлением. Так-то. То ли бароны это проморгали, то ли не посмели вякнуть, памятуя о собранном королем компромате.

С Шотландией было, конечно, посложнее. Для начала, была масса браков через границу, были земли в Англии, принадлежавшие шотландцам. Кто-то из шотландцев сражались за английских королей, кто-то против. Королевство было древнее. Но то ли самостоятельное, то ли нет. Историк Дэвид Старки утверждает, что Эдвард I обладал менталитетом юриста: ему была необходима полная определенность, четкий договор – причем, на ЕГО условиях.

Единственной прямой наследницей короля Александра III Шотландского была Маргарет, Дева Норвегии. Эдвард решил женить на ней своего старшенького, но дева скончалась по дороге в Шотландию. Или сбежала, кто ее знает. Вроде, появлялась лет через 10 в Норвегии женщина, утверждающая, что она – та самая Маргарет, но ее королевский дом отверг. Трон Шотландии оказался вакантным.



По праву феодального оверлорда, Эдвард объявил, что нового короля Шотландии выберет он. И выбрал, из двенадцати кандидатов! Не случайностью стало то, что выбран был Джеймс Баллиол, основатель Оксфорда и один из значительных земельных магнатов Англии. Удобно для короля Эдварда, обидно для лордов Шотландии. Ведь Эдвард и здесь поставил дело так, как в Уэльсе: английские законы и английские суды, а главный – он, оверлорд Шотландии. Который, ежели пожелает, может и на ковер вызвать шотландского короля. Уж не знаю, насколько такая линия была разумна. Для Баллиола не была. Шотландия взбунтовалась.

Что ж, бунт позволил Эдварду промаршировать через всю Шотландию, взять Эдинбург за 5 дней, и закончить кампанию покорения Шотландии за 21 неделю. Это он увез из Шотландии Скунский Камень, и поместил его под коронационный трон английских королей в Вестминстерское Аббатство. На следующие 700 лет. И на столько же лет английский престол получил бесконечные проблемы с вечно бурлящей и бунтующей Шотландией.

трон и Скунский Камень

Англичане получили своего нового короля-завоевателя. Того, кого можно бояться, кем можно гордиться и кичиться. Было только вопросом времени, когда Эдвард схлестнётся с королем французов. Вполне понятно, что для такой агрессивной политики была нужна сильная армия, а для содержания армии были нужны деньги. А договор между англичанами и их королями, Магна Карта, которую признал Генрих III, четко говорил, что налоги без согласия парламента король собирать не может.

К чести Эдварда I, у него была умная голова в придачу к свирепости и воинственности. Он получил в свое время опору в лице средних и низших классов своих подданных, и он никогда не забывал, что именно они несут основные налоговые тяготы. С его точки зрения, было только справедливо разделить с этими людьми реальную власть и видение того, по какому курсу пойдет Англия. Он вывел королевство из того тупика, в которое его загнали баронские войны против собственных королей. Пожалуй, именно с тех пор и началось перетягивание каната между аристократической и бюрократической составляющими королевской администрации. Выигрывал от такого соревнования король.

Разумеется, Эдвард вовсе не жил в тихом согласии со своим парламентом. Они традиционно рядились и ругались, угрожали друг другу, делали ложные выпады и искали компромиссы. Возможно, это был только союз по необходимости. Но без этого союза, предполагаю, даже такой воинственный человек, как Эдвард I, увяз бы в болоте вечно неверной баронской массы, как его дед и отец. Возможно, у него было просто более широкое мировоззрение, благодаря тому, что он отправился в Крестовый Поход и пообщался там на равных с другими европейскими венценосцами.



Он дожил до 68 лет, и умер в очередном походе.

---

Богатство? Ну-ну...

Как стать богатым

vechniyzov.livejournal.com/766383.html

@темы: "нетягостная бредь"

---

Улыбнуться)))

17.02.2013 в 13:03

Пишет  Matilda1:

Забавно и актуально

17.02.2013 в 07:49

Пишет  EnAmorada:

Десять заповідей молодим дівчатам. 1918

Пропонуємо вашій увазі цікаві листівки. Їх автором був Василь Гулак, який дуже плідно працював у Києві десь сто років тому. Інформаціїпро про нього мало. Навіть із цієї збірки “Десять заповідей молодим дівчатам” ми маємо лише вісім поштівок. Відомо, що Василь Гулак був автором більш ніж 350 поштових листівок, але ніяких певних відомостей про нього немає. Ні про його освіту, ні про життя, ні навіть чи це його спражнє ім’я. Відомо, що про його творчість схвально відгукувалися мистецвознавці. Усі його роботи відображали цікаву культуру, побут та багатсво мови українців. Гулак співпрацював з такими київськими періодичними виданнями:” Київське життя”, “Київська думка”, журнал сатири ” Цвях”. Ідеологічно художник підтримував демократичні ідеї. В період революції 1905-1906 рр створював малюнки, що критикували правлячий уряд. Та незважачи на це Гулак передовсім мав гумористичні роботи, такі зрозумілі простому люду.










Источник

@темы: "старые плакаты, старые открытки"