Король Джон - 14

Говоря о баронско-архиепископском плане, будет не лишним помнить, что высшие лорды королевства (графы Салсбери, Честер, Альбемарль, Варрен, Корнуолл, Уильям Маршалл, и главы домов де Лэси, Бассетов, Невиллов, Брюэров, Випонтов, Кантелопов) либо воевали, либо платили скутаж и не скрипели. Заговор против Джона строили бароны, так сказать, второго ранга – и самыми активными были те, кто уже запятнал себя предательством, Юстас де Весчи и Роберт ФитцВалтер. Они были восстановлены Джоном в правах и помилованы в 1213 году, но знали точно, что не прощены. Очевидно, Лэнгтон был вынужден опираться на те активы, которые были у него под рукой, даже если эти активы и пованивали.



О самой коронационной хартии Генриха I вряд ли можно дурное слово сказать. Судите сами:

Henry, king of the English, to Bishop Samson and Urso de Abetot and all his barons and faithful, both French and English, of Worcestershire, [copies were sent to all the shires] greeting.

1. Know that by the mercy of God and the common counsel of the barons of the whole kingdom of England I have been crowned king of said kingdom; and because the kingdom had been oppressed by unjust exactions, I, through fear of god andthe love which I have toward you all, in the first place make the holy church of God free, so that I will neither sell nor put ot farm, nor on the death of archbishop or bishop or abbot will I take anything from the church's demesne or from its men until the successor shall enter it. And I take away all the bad customs by which the kingdom of England was unjustly oppressed; which bad customs I here set down in part:

2. If any of my barons, earls, or others who hold of me shall have died, his heir shall not buy back his land as he used to do in the time of my brother, but he shall relieve it by a just and lawful relief. Likewise also the men of my barons shall relieve their lands from their lords by a just and lawful relief.

3. And if any of my barons or other men should wish to give his daughter, sister, niece, or kinswoman in marriage, let him speak with me about it; but Iwill neither take anything from him for this permission nor prevent his giving her unless he should be minded to join her to my enemy. And if, upon the death of a baron or other of my men, a daughter is left as heir, I will give her with her land by the advice of my barons. And if, on the death of her husband, the wife is left and without children, she shall have her dowry and right of marriage, and I will not give her to a husband unless according to her will.

4. But if a wife be left with children, she shall indeed have her dowry and right of marriage so long as she shall keep her body lawfully, and I will not give her unless according to her will. And the guardian of the land and children shall be either the wife or another of the relatives who more justly ought to be. And I command that my barons restrain themselves similarly in dealing with the sons and daughters or wives of their men.

5. The common seigniorage, which has been taken through the cities and counties, but which was not taken in the time of King Edward I absolutely forbid henceforth. If any one, whether a moneyer or other, be taken with false money, let due justice be done for it.

6. I remit all pleas and all debts which were owing to my brother, except my lawful fixed revenues and except those amounts which had been agreed upon forthe inheritances of others or for things which more justly concerned others. And if any one had pledged anything for his own inheritance, I remit it; also all reliefs which had been agreed upon for just inheritances.

7. And if any of my barons or men shall grow feeble, as he shall give or arrange to give his money, I grant that it be so given. But if, prevented by arms or sickness, he shall not have given or arranged to give his money, his wife, children, relatives, or lawful men shall distribute it for the good of his sould as shall seem best to them.

8. If any of my barons or men commit a crime, he shall not bind himself to apayment at the king's mercy as he has been doing in the time of my father or my brother; but he shall make amends according to the extent of the crime as he would have done before the time of my father in the time of my other predecessors. But if he be convicted of treachery or heinous crime, he shall make amends as is just.

9. I forgive all murders committed before the day I was crowned king; and those which shall be committed in the future shall be justly compensated according to the law of King Edward.

10. By the common consent of my barons I have kept in my hands forests as my father had them.

11. To those knights who render military service for their lands I grant of my own gift that the lands of their demesne ploughs be free from all payments and all labor, so that, having been released from so great a burden, they may equip themselves well with horses and arms and be fully prepared for my service and the defense of my kingdom.

12. I impose a strict peace upon my whole kingdom and command that it be maintained henceforth.

13. I restore to you the law of King Edward with those amendments introduced into it by my father with the advice of his barons.

14. If any one, since the death of King William my brother, has taken anything belonging to me or to any one else, the whole is to be quickly restored withoutfine; but if any one keep anything of it, he upon whom it shall be found shall pay me a heavy fine.

Witnesses Maurice bishop of London, and William bishop elect of Winchester, andGerard bishop of Hereford, and earl Henry, and earl Simon, and Walter Giffard,and Robert de Montfort, and Roger Bigot, and Eudo the steward, and Robert son of Hamo, and Robert Malet. At London when I was crowned. Farewell.

На русский это переведено было так:

ХАРТИЯ ВОЛЬНОСТЕЙ,
дарованная в 1100 г.
ГЕНРИХОМ I
Charter of Liberties of Henry I
(Перевод А.А. Тесля)

Генрих, король Англичан, епископу Самсону и Юрсо де Абетоу (Urso de Abetot) и всем своим баронам и верным, равно и французам и англичанам, Вустершира, [приветствие повторяется ко всем графствам] шлет привет.

1. Ведая, что милостью Божией и общего совета баронов всего королевства Англии я был коронован королем названного королевства; и поскольку королевство угнеталось несправедливыми требованиями, мной, страхом Божием и любовью, которую я имею к Вам всем, повелеваю: во-первых святую церковь Господнюю свободной, ни продам, ни сдам в аренду, ни по смерти архиепископа, епископа или аббата не буду ничего забирать от церковного достояния, пока его преемник не вступит [на церковную должность]. И я устраняю все плохие (злые) обычаи (обыкновения), коими королевство Англия несправедливо угнеталось; каковые плохие обычаи (вар.: злые обычаи) я здесь записываю частично:

2. Если кто из моих баронов, графов, или других, которые держатся из меня 240), умерт, его наследник не должен выкупать его земля, как то было в обыкновении во время [в царствование] моего брата 241), но он должен заплатить релиф (relieve – буквально: «очистить свои земли») и только законный релиф. Подобным образом люди моих баронов должны платить релиф своим лордам и только законный релиф.

3. И если кто из моих баронов или других людей желают выдать свою дочь, сестру, племянницу или родственницу замуж, дозволяется ему говорить со мной об этом, но я не возьму ничего от него за разрешение и не буду препятствовать браку, если только он он не умышляет соединиться с моим врагом. И если по смерти барона или другого из моих людей, дочь остается наследницей, я дам ее земли за ней по совету моих баронов. И если по смерти ее мужа жена останется одна и бездетная, она будет иметь свое приданое и right of maririage (имущественное право, полученное в браке), я не буду отдавать ее замуж, если то не согласно с ее волей.

4. Но если жена [по смерти мужа] осталась с детьми, она будет сохранять [право на] свое приданное и right of maririage так долго, покуда будет хранить вдовство, и я не буду выдавать ее замуж против ее воли. И опекуном земли и детей должна быть также или жена, или другой из родственников, кто имеет наибольшие права на это. И я приказываю, чтобы мои бароны ограничивали себя точно также в делах с сыновьями и дочерьми или женами своих людей.

5. Общий сеньораж (seigniorage), который брался с городов и графств, но который не брался во времена короля Эдуарда I 242) , я впредь совершенно запрещаю. Если кто-либо, чеканщик монет (moneyer) или кто-то другой, будет пойман как фальшивомонетчик, то поступят с ним по следующему ему праву [воздадут должное наказание].

6. Я прощаю все притязания и долги, на которые имел право мой брат 243) , кроме моих в полном праве установленных доходов и кроме тех сумм [количеств], которые были установлены для наследования или для других предметов, которые справедливо касались [распространялись на] других. И если кто заложил что-либо из собственного наследства, я прощаю это; и также все релифы, которые были установлены [согласованы] для законного наследования.

7. И если кто из моих баронов или из моих людей станет слабым [дряхлым], что он должен дать на упокой, то я дарую ему столько, сколько должно быть дадено . Но если, упрежденный войной [букв.: «оружием»] или болезнью, так, что он не успеет уговориться о даче денег, его жена, дети, родственники или его люди должны дать на благо его души, как они сочтут лучшим.

8. Если кто из моих баронов или [моих] людей совершит преступление, он не должен быть обязан к уплате за королевское помилование, как то было во времена моего отца или моего брата 245) , но должен выплатить возмещение (за убытки) согласно степени [тяжести] своего преступления, как он должен был до времени моего отца, во времена моих предшественников. Но если он виновен в предательстве или в отвратительном преступлении (heinous crime), он должен быть наказан [буквально: «должен принести компенсацию»] согласно праву 246) .

9. Я прощаю все убийства, совершенные до того дня, как я был коронован [до дня коронации], и те, которые будут совершены в будущем, коли за них будет принесено справедливое воздание согласно закону короля Эдуарда.

10. По общему согласию моих баронов, я сохраняю в своей власти [букв.: «в своих руках»] лес как мой отец владел им.

11. Тем рыцарям, которые несут военную службу со своих земель, я даю как мой собственный дар, чтобы их земля возделывалась свободной от всяких платежей и работ, так, чтобы будучи освобождены от столь тяжкого [большого] бремени, они могли бы хорошо снарядить себя с лошадьми и оружием и быть всецело готовы к службе мне и защите моего королевства.

12. Я устанавливаю строгий мир во всем моем королевстве и приказываю соблюдать [поддерживать] его впредь.

13. Я восстанавливаю закон короля Эдуарда, с теми изменениями, что внесены [введены] были моим отцом с совета его баронов.

14. Если кто, со смерти короля Вильгельма, моего брата, взял что-либо из принадлежащего мне или кому-либо еще, то пусть вернет быстро и без [уплаты] штрафа; но если кто удержит что-либо из этого [у себя], то у кого это будет найдено, уплатит мне высокий [heavy; вар.: тяжкий] штраф.

Засвидетельствовано Морисом, епископом Лондона, Вильямом, избранным епископом Винчестера, Джеральдом, епископом Херфорда, графом Генри, графом Саймоном, Уолтером Джиффардом (Giffard), Робертом де Монфором, Рожером Биджотом (Bigot), Эдо (Eгdo) the steward, Робертом, сыном Хаймо (Hamo) и Робертом Моле (Molet). В Лондоне, во время коронации [букв.: «когда я был коронован»]. Прощайте (Farewell).

Кстати говоря, здесь, в этой истории, интересен один момент, на который особенно напирал архиепископ: I take away all the bad customs by which the kingdom of England was unjustly oppressed. Хартия Генри I обещает исправить все искривления справедливости, практиковавшиеся при Вильгельме Руфусе, брате короля. Лэнгтон особенно носился с этим постулатом, то бишь правление короля Ричарда в 1213 году еще никто не идеализировать. Напротив, современники прекрасно помнили и отдавали себе отчет, кто именно ввел в практику порядки, так сильно их задевающие.

PS В этой главе представлены тексты Хартии Вольностей короля Генри I на английском и русском, что делает главу скучной, но дает возможность увидеть истинную картину, а не ее описание.

@темы: King John

---

Comandante...

Я знаю, что это - пропаганда. Но еще я знаю, что это - правда, для многих сотен тысяч - чистая правда.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

А мне два образа заверните, пожалуйста.

А какой женский образ близок вам?



А какой женский образ близок вам?

nataly-lenskaya.livejournal.com/508255.html

@темы: "нетягостная бредь"

---

Король Джон - 13

26 мая 1214 года Джон обложил налогом в 3 марки каждого своего барона-вассала, каждую королевскую усадьбу, епископскую вакансию, конфискованное в пользу короны имущество, и имущество, управляемое короной. Исключение было сделано для тех, кто лично был в армии Джона, в Пуату. Те же северные бароны, которые ранее отказались воевать, теперь отказались платить. Они утверждали, что условия их присяги королю Джону исключали службу за границей и, как следствие, финансирование заграничных мероприятий.



Историк Кейт Нордгейт сильно сомневается, что вассалам с северной Англии были изначально даны такие привилегии, хотя не исключает, что кое-кто вполне мог лично договориться с королем о каких-то исключениях. Во всяком случае, при короле Генри II и короле Ричарде скутаж для войн за рубежом не был постоянной платой. Тем не менее, слова Джона «так было всегда» по этому поводу, в его обращении к баронам, подразумевают, что при отце и брате короля служба в королевской армии за рубежом или плата за неявку были делом обычным. Так, собственно, было и в правление короля Джона – до 1214 года, когда северные бароны встали в позу.

Вопрос – почему? Возможно, летописец Роджер Вендоверский, в принципе ненавистник Джона и фанат Филиппа, в данном случае пишет нечто, похожее на правду. Что бароны обратились к обещаниям, данным еще Генрихом I, и что произошло это с подачи архиепископа Кентерберийского Стефана.

В самом деле, положа руку на сердце: кто может поверить в то, что все персональные чувства Стефана подчинились решению папы с Джоном дружить? Стефан, довольно агрессивный лидер небольшой группировки, просто не смог бы забыть и простить долгих лет в невозможности занять вожделенный пост, долгих лет непризнания Джоном того, что он, Стефан, достоин почета. Не исключено, что личность Джона искренне приводила архиепископа в ужас – он не мог не понимать, что король просто смеется над самыми центральными постулатами веры. Мог он считать, в глубине души, Джона коронованным антихристом? Мог.

Так вот. Еще 25 августа 1213 года Стефан собрал всех епископов, аббатов, а также обретающихся вдалеке от армии баронов в соборе св. Павла в Лондоне. Речь шла о делах насущных, как то прибытии легата и снятии интердикции, но вот ведь какое дело: всех присутствующих-мирян (т.е. баронов) Стефан пригласил потом на отдельное, совершенно секретное заседание. Ну, у подобных секретов вообще есть тенденция распространяться со скоростью света, хотя Роджер Вендоверский приводит следующую выдержку как сплетню, а не как факт.

«Ye have heard, how, when I absolved the king at Winchester, I made him swear to put down bad laws and enforce throughout his realm the good laws of Edward. Now, there has been found also a certain charter of King Henry I. by which, if ye will, ye may recall to their former estate the liberties which ye have so long lost». То есть он, Стефан, якобы нашел некий документ, который должен был помочь присутствующим вернуть те богатства и свободы, которые некогда были у них узурпированы.

Этим таинственным документом была коронационная клятва короля Генриха I. Когда архиепископ прочел ее баронам, те страшно возрадовались, и тут же пообещали, что жизнь положат, а свои исконные права отвоюют. Вообще-то, у Роджера Вендоверского не было никаких причин клеветать на Стефана Лэнгтона, архиепископа Кентерберийского. Роджер ненавидел Джона, главного врага обожаемого летописцем Филиппа, и прелат был для него героем. Так что мы получаем достаточно солидный намек, с чего начались баронские волнения – не с баронов, а с архиепископа.

Почва для недовольства была, надо признать. Летописец Ральф Коггшельский пишет честно и справедливо, что «то недоброе, чему было положено начало при отце и брате короля, поднялось для угнетения Церкви и королевства». Церковь церковью, но королевство, в основном, было страшно недовольно двумя пунктами в правлении Плантагенетов.

Первым и главным из них был закон об охране окружающей среды, направленный против браконьерства и порубок. В наше время было бы полным политическим самоубийством выступать против охраны окружающей среды, но люди Средневековья были еще настолько наивны, что верили: природа существует для человека.

Этот закон привезли с собой еще норманны, и Вильгельм Завоеватель оградил сразу от браконьерства и порубок весьма солидные части английских пространств. Его потомки продолжали традицию. А Джон, к тому же, любил деревья, животных и птиц гораздо больше, чем людей, и защищал их еще яростнее. Кроме того, он тряс своих лесничих, как терьер крысу, мешая им делать то, что они считали своим естественным правом – незаконно разрешать и браконьерство, и порубки за изрядную мзду.

Второй особенностью короля Джона, выбешивающей его баронов, была тенденция вмешиваться в судебные процессы. В принципе, когда-то у англичан было такое право – обращаться к королю по поводу обид, и король лично назначал по этому делу судью, и потом сам следил за ходом дела. Это право как-то испарилось еще при короле Генри, папаше Джона, и вместо него были учреждены постоянно действующие суды, заседающие всегда в одном месте.

Джону этого показалось мало. Всегда, когда у него было для этого время, он отзывал из таких судов дела на собственное и своих советников рассмотрение.
Кстати, гораздо позже, при тех же Тюдорах, высшие государственные советники станут мониторить работу судов вполне рутинно, но во времена Джона подобная активность короля жестоко оскорбляла чувства его баронов. Сами понимаете, что пристальное королевское внимание к распрям между баронами и их арендаторами, к налоговым заморочкам и арендам земель никому не нравилось. Вернее, не нравилось тем, кто мог быть заранее уверен в вердикте суда – ДО вмешательства короля.

Шерифы были еще одной группой административной знати, у которой было много чего сказать против короля. Говоря прямо, и при Генри, и при Ричарде шерифы в союзе с юстициариями действовали, как мафия. Они платили свой «откат» через юстициария королю, и творили, что хотели. Были шерифы приличные – например, шериф Ноттингемпшира и Дербиншира Роберт де Виекспаунт, которому Джон доверял абсолютно и заслуженно. Но многие шерифы откровенно «крышевали» всяким там лесным братьям и сестрам, которые занимались разбоем, платя проценты с добычи в личные сундуки шерифов.

Но не думайте, что Джон был идеалистом, пытающимся истребить коррупцию, которая не истребляема в принципе. Джон просто стал драть с коррумпированных шерифов некую фиксированную сумму, называемую proficuum, как его отец и брат драли до него crementum. Очевидно, будучи в курсе того, сколько денег прикарманивает каждый отдельно взятый шериф ежегодно. Интересно, что в этой ситуации король оказался ненавидимой фигурой и со стороны тех, кого заставлял делиться неправедными доходами, и со стороны тех, кто считал, что коррупцию надо истребить.

О том, что во времена Джона не было независимых судей в принципе, известно хорошо. Часть судей совершенно открыто были вассалами определенных баронов, часть баронов сами были судьями. О том, какой «справедливости» можно было ждать от такой публики, догадаться не сложно. Тем более, что в суд практически не попадали однозначные дела. Чтобы было совсем уж весело, в процесс могли официально вмешиваться король и шерифы, и кто угодно из сильных мира сего, кого судящимся удавалось заинтересовать мздой. И завершающим штрихом была система штрафов, делающая судебные процессы совершенно невыгодными никому, кроме казны и судей. Например, за неявку свидетелям назначали безумные штрафы, не берущие во внимание уровень дохода провинившегося. А ведь устроить так, чтобы свидетель не смог явиться, было несложно.

Самым же болезненным для баронов был момент перехода наследства. Дело в том, что права на определенные земли и поместья могли быть или наследственными, или дарованными короной. В том, как корона распоряжалась своими землями, особых нареканий быть не могло: корона дала, корона и взяла обратно. Беда была в том, что под раздачу зачастую попадали и наследственные владения. Короной бралось опекунство и в тех случаях, когда это не было законным, и король пользовался доходами опекаемых до их совершеннолетия, и устраивал их браки по своему разумению. Или вдова не получала земель, положенных ей по праву, пока не платила крупную мзду чиновникам. Да много там было возможностей нажиться, все перечислять утомительно.

Особо стоит право короны «наследовать» определенное имущество. Еще сынка Завоевателя, Вильгельма Рыжего, называли «всеобщим наследником», так что и здесь Джон просто продолжал существующую практику. Часто умерший объявлялся, например, должником короны, и его имущество полностью переходило в руки короля «за долги», хотя корона не опускалась до доказательств, что ей были должны, и до уточнений, сколько были должны. Поскольку в те времена деньги под проценты давали только евреи, существовала любопытнейшая практика: за умершим евреем-ростовщиком всегда наследовала корона. То есть, к короне переходило право взимать долги с должников умершего. И корона взыскивала, без сантиментов.

Так что, с какой стороны ни посмотри, вся система королевской администрации была эффективной машиной выжимания денег из подданных, совершенно индифферентной ко всяким там глупостям вроде справедливости или законности. Машиной, которой была чужда дискриминация по признаку социального положения или имущественного статуса. Паршиво было одинаково всем. Но что-то исправить в ситуации могли только два класса: бароны и церковники. Нет, не Джон эту систему придумал, он просто продолжал интенсивно ею пользоваться. И ему не повезло оказаться на троне в тот момент, когда бароны стали достаточно сильны для протеста. Сильны хотя бы своим количеством – ведь именно на правление Джона выпали годы, свободные от крестовых походов.

Более того, впервые бароны получили сильного и свободного от личных интересов лидера – архиепископа Кентерберийского, Стефана Лэнгтона. Разумеется, интерес-то у архиепископа был. Речь шла не больше и не меньше чем о власти. И ставки оказались даже выше, чем ожидали бароны, с восторгом слушавшие постулаты Лэнгтона.

@темы: King John

---

Все мы здесь писатели, все мы знаменитые)))

С днем писателя!



Резонный вопрос: а чего я-то в последнее время мало пишу? Вы не подумайте, что у меня размягчение мозгов - у меня просто приступ весенней лени. Смотрю мультики, глупо гыгыкаю, сплю каждую возможную минуту и занимаюсь всякими тесто- и картинкоспамами. Это пройдет.

А какую очередную пакость нам предсказывают?



Получить свое послание

---

Ну что, весна официально наступила.

---

Из альбома "Сколиоз"

Такое не каждый день увидишь))) Бабке 76, кстати.

@темы: "музыка"

---

Мультики

---

Король Джон - 12

Как показали дальнейшие события, примирение с Римом ничего не изменило в главной проблеме короля Джона. Его бароны готовы были пить и есть за его счет, были вынуждены выступить с ним единым фронтом перед угрозой вторжения, но во Францию отправиться с ним отказались – под глупейшим предлогом, что с короля еще не снято отлучение от церкви. Отлучение снято, конечно, было – папским легатом лично. Но, поскольку наложивший отлучение архиепископ Стефан был уже на пути в Англию, Джон решил не вредничать. Ему и самому было интересно, какую отговорку придумают его бароны после прибытия Стефана.



Архиепископ Стефан прибыл в июле, и Джон встретил его в Винчестере, устроив истинный, грандиозный спектакль с припаданием к ногам, просветленными слезами и прочими атрибутами прощения и раскаяния, которые зрители ожидали. И заодно, под соусом общего примирения с духовенством, собрал на начало августа в Сент-Олбани представителей со всей Англии в очередной раз перетрясти законы и напомнить подданным и администрации, что если им дорога жизнь, они не будут заниматься коррупцией и всякого рода вымогательствами.

Теперь, когда все формальности были соблюдены, и сопровождение короля в походе не ввергало более души его баронов в опасность, Джон отправился на побережье Дорсета и стал ждать. План был прежним – отплыть в Пуату. Армия была, деньги были, припасы были. Но вместо Франции, ему пришлось двинуться с армией наемников против собственного севера. Его бароны заявили, что ничего ему не должны, и вообще им надоели его походы. Рыцари баронов поддержали: они сидят около короля уже месяц, и ежели он им вот прямо сейчас не заплатит, они уйдут по домам.

Ни один король просто не мог позволить, чтобы его подданные вели себя по отношению к нему так небрежно. Высадившись в Корфе 9 августа, он был в Винчестере 16 августа, в Валлингфорде 25.08 и в Нортхемптоне 28 августа. Здесь его и нагнал архиепископ Стефан с запрещением двигаться вперед. По мнению архиепископа, король не имел права воевать против своих подданных.

Джон был в скверном настроении, и высказал совершенно прямо, куда архиепископ Кентерберийский может убираться со своими глупостями. А он, король, в его советах не нуждается. Архиепископ взревел, что еще одно слово – и он отлучит от церкви не только короля, но и любого, кто за ним последует.

Пришлось Джону ограничиться вызовом своих баронов на суд – и, наверное, к лучшему, потому что во время карательных экспедиций страдают, разумеется, совсем не те, кто их спровоцировал. Весь конец года ушел на различные церемонии примирения. Интересно, что осенью 1213 года Джон, первым из королей, пригласил в совет не только баронов и рыцарей, но и фрименов – прообраз будущего парламента, хотя тогда Джон об этом институте еще и не знал. Сам додумался, как можно вывести страну из патовой ситуации, когда король и знать не могут работать вместе.

И вот, 1 февраля 1214 года Джон, его королева, его сын Ричард и племянница Элеанор Бретонская отплыли во Францию. Судя по его отчетам в Англию и по французским хроникам того времени, прогресс Джона был чем-то невиданным. Он был настолько мобилен, что Филипп не мог понять, как реагировать. Следовать – бессмысленно, предугадать и пересечься – невозможно. По сути, это скорее напоминало рейд Джона к Парижу, еще во времена Ричарда, чем основательное и неторопливое продвижение феодальной армии.

О том, чего именно Джон хотел этой вылазкой добиться, никто понять не мог. Возможно, ему хотелось размяться и попортить кровь любимому врагу. Возможно, он просто маскировал попытку помириться, под общий шум и гам, с Лузиньянами. И ему это удалось! В общем, 17 июня Джон был снова в Ангере. Победителем.

Но, по-видимому, этому королю было просто на роду написано вечно оказываться жертвой предательства. На этот раз какая-то муха укусила Альмерика Туарского, который громко и гнусно поссорился с Джоном, чтобы получить возможность гордо удалиться и не принять участие в объявленной уже битве с принцем Луи. Бароны Пуату тоже заявили, что в открытом поле они сражаться не будут. Джону пришлось отступить на южную сторону Луары.

Тут-то и выяснилось, почему Джон уже пять месяцев мотался как заведенный между Луарой и Дордонью. Пока он отвлекал французского короля и принца, во Фландрии собиралась огромная армия. Англичан привел граф Салсбери (Уильям Лонгспи, сводный брат Джона по отцу). Фламандцами командовал Хью де Бове, наемник, служивший Джону и теперь вернувшийся на родину. Графы Реджинальд Булонский и Уильям Голландский привели помощь Ферранду. Сам император Отто в какой-то момент присоединился к войску – правда, как «частное лицо», только с небольшой группой рыцарей.

Перед Филиппом стояла задача каким-то образом сдержать эту армию, которая уже начала проникновение в его королевство. Он знал, что его сил недостаточно, но он не мог отвлечь и принца Луи, который сторожил армию Джона. Если на месте Филиппа был менее искушенный в битвах король, его ждало бы сокрушительное поражение. Филипп, тем не менее, сумел поднять под оружие практически всех, способных его носить – ведь речь уже шла о защите отечества. И… он победил. Это была битва при Бувине. Хью де Бове бежал, Отто бежал, Салсбери попал в плен, в плен попали граф Фландрский и Булонский. Великолепный план Джона закончился ничем. Но лично его армия продолжала держаться и против объединенных армий Филиппа и Луи.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но папа Иннокентий, хлопотавший относительно очередного крестового похода, просто приказал обоим королям их войну прекратить. Обобщая, обеим сторонам оставили то, что они завоевали, и тех, кого они взяли в плен. Бретонский придворный оставил дошедшее до наших дней замечание, что Филипп, если бы не его набожность и послушание слову папы, мог бы в мгновение ока покончить с Джоном навсегда, если бы захотел – такие огромные силы были у него под рукой. Все, что известно о Филиппе, заставляет заподозрить, что избыточной набожностью он вовсе не страдал. Если он предпочел папе подчиниться, это практически означает, что Джон легкой добычей не был – даже при том, что бароны Пуату его практически предали.

Не сказать, также, чтобы поход Джона во Францию был фиаско. Отнюдь. Все, что было нужно и возможно сделать, было сделано. С Пасхи 1215 года должен был начаться пятилетний мир с Францией, практически блокирующий все поползновения Филиппа продолжить округлять свои владения за счет земель Ангевинов.

@темы: King John

---

До такого даже я не додумалась!

"Допустим, вы внезапно, без всякого предупреждения, переноситесь в прошлое на 150 лет. На вооружении у вас только знание, что лошадь вашего прапрадедушки звали «Толстушка Энни». Что будете делать?
…А вот юной британке Гвендолин Шеферд придется отвечать на этот вопрос на практике! Унаследовав ген, отвечающий за спонтанные временные прыжки, Гвен оказывается в паутине тайн и интриг, раскинувшейся по разным эпохам. Что такое «Тайна Двенадцати»? Кто охотится на путешественников во времени в прошлом? Ответы на все эти вопросы вы сможете найти вместе с Гвендолин в фильме «Таймлесс. Рубиновая книга». На экранах с 14-ого марта!"



Ой, мама дорогая... Ген, отвечающий за спонтанные временные прыжки! Хочу такой!
Нет, фильм-то я смотреть не буду, но ген!

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Король Джон - 11

Во времена короля Джона, Святейший Престол в Риме еще находился вполне в силе и небезуспешно пытался играть королевскими коронами. Папа Иннокентий III был, к тому же, игроком сильным, и вовсю пользовался тем, что его пост дает ему возможность менять правила игры по ходу. Например, еще в мае 1202 года он взял, да и выпустил декрет, два параграфа которого обещали веселые времена европейским монархам. Декрет назывался "Corpus Juris Canonici", и был, в основном, нацелен на выборы Императора Священной Римской Империи, но был вполне применим и в других ситуациях.

Кратко говоря, Святейший Престол брал на себя заботу расследовать и решать, является ли избранный король достойным своих регалий. Если папа оставался королем недоволен, он требовал перевыборов, или назначал другого короля защитником своей точки зрения. Делом такого «Защитника Веры» было свергнуть неудобного короля силой.

В наши времена в это трудно поверить, но всю свою, практически безграничную на тот момент власть Святейший Престол действительно направлял на создание баланса расстановки сил в Европе. Трудно сказать, чем руководствовался Иннокентий, давая Филиппу отмашку на завоевание Англии. Суперсильная Франция ему нужна не была, особенно с таким хитромудрым королем во главе. Возможно, Иннокентия подвело то, что обычно подводит тех, кто принимает решения вдали от театра действий. Возможно, Иннокентий услышал то, что хотел услышать: что король Джон всеми ненавидим и не имеет в королевстве никакой поддержки.

Поскольку реальность показала то, что показала, Иннокентий решил с Джоном договориться. И вот когда французский флот был уже готов сняться с якоря, папа неожиданно запретил французам дальнейшее продвижение. В Дувр отправилась пара тамплиеров, которым была дана аудиенция 13 мая, и через два дня состоялась еще одна встреча – в доме тамплиеров около Дувра.

Примирение состоялось, и Джон ввел присутствующих в состояние легкого шока, прибавив от себя лично, что обязательно персонально поклянется папе в своей искренней преданности, когда и если у него будет такая возможность. А пока, в знак доброй воли, он предлагает Святейшему престолу годовую выплату в тысячу марок – 700 за Англию и 300 за Ирландию. Надо сказать, что в тот момент и позже, уже во время баронских войн, само по себе решение Джона не вызвало ни малейшего протеста и не было воспринято «унижением нации». Про унижение нации заговорили намного, намного позже – с подачи монаха Матвея Парижского, начавшего писать свои летописи только с 1240 года.

Этот же Матвей утверждал также, что Джон посылал делегацию к эмиру Марокко с предложением союза. Монах запутался в датах, и позже д-р Линдгард доказал, что такое посольство не посылалось. Но все, что известно о более, чем гибком уме Джона, вполне допускает, что он мог втихаря договариваться в 1212 году и с марокканцами, готовясь к войне, как минимум, с Филиппом Французским.

Современники Джона восприняли мир с папой Иннокентием более, чем позитивно: «by this act provided prudently both for himself and for his people ; for matters were in such a strait, and so great was the fear on all sides, that there was no more ready way of evading the imminent peril perhaps no other way at all. For when once he had put himself under Apostolical protection, and made his realms a part of the patrimony of S. Peter, there was not in the Roman world a sovereign who durst attack him, or invade them», - пишет хронист из Барнуэлла.

Чтобы полностью оценить характер короля Джона, здесь надо вспомнить о «пророке» Питере из Вэйкфилда. Надо сказать, интерес был довольно сильным: переживет король день 23 мая или нет? Джон велел поставить свою палатку в открытом поле, и пригласил всех, кто только желает, присоединиться к празднику. День пришел и прошел очень весело. «Не считается», - заявили некоторые. Джон короновался 27 мая, и именно этот день должен был стать решающим. Джон продолжал веселье, тем более разделяемое его баронами, что теперь все их тайные договоры с королем Филиппом оказались не нужными.

Когда гром небесный не разразил Джона и 27 мая, кое до кого дошло: а ведь Джон сам выполнил предсказание – и на свой лад. Своим неожиданным обещанием оммажа папе и предложением платить Святейшему Престолу, Джон как бы действительно «перестал быть королем», виртуально положив свою корону к ногам папы, и получив ее назад.

В общем, единственным пострадавшим от своего пророчества был сам пророк: 28 мая 1213 года его повесили, и никто не помянул его добрым словом.

Остались довольны и те, кто хотел повоевать. Взбешенный Филипп решил наказать Фландрию за то, что граф Ферранд не пожелал присоединиться к его силам вторжения. Ферранд попросил у Джона помощи, и тот немедленно выслал 500 судов под командованием графа Салсбери. Это было 28 мая, и встречный ветер задерживал флотилию до 30 мая. Когда перед эскадрой англичан раскинулся рейд, он был буквально забит судами французов. Судами, которые никто не охранял. В результате, 300 вражеских судов, набитых провиантом всякого рода, были отправлены в качестве приза в Англию, сотня разгружена и сожжена. А Салсбери еще и начал воевать с французской армией. Правда, Филипп его отогнал, но граф свой приз увел, а французский король был в такой ярости, что сам сжег остатки собственного флота – или так говорят, во всяком случае.

Май 1213 года выдался, таким образом, чрезвычайно хлопотным и для Святейшего Престола, и для короля Джона, и для короля Филиппа.

@темы: King John

---

---

Забавность

Одолела очередное творение о юных годах Ричарда III: Josephine Wilkinson, Richard, the young king to be.



Вот знаете... Впервые поняла, что означает термин "бабская литература".

Вроде, авторесса - профессионал: Josephine Wilkinson received a First from the University of Newcastle where she also took her PhD. She was formerly scholar-in-residence at St Deiniol's Library, Wales, Britain's only residential library founded by the great Victorian statesman, William Gladstone. She has also held an honorary post at the University of Glasgow. She is the author of a two volume biography of Richard III, the first volume of which Richard III, the Young King To Be has been published by Amberley. She is currently writing volume two. Other books are Mary Boleyn: The True Story of Henry VIII's Favourite Mistress and The Early Loves of Anne Boleyn. She lives in a mediaeval house within the city walls of York.

Вроде, даже указывает на некоторые моменты, которых я не знала и ни у кого ранее не встречала.

И топит все это в какой-то ужасающей хрени, простите за резкость. Здесь тебе и длинные астрологические рассуждения, и постоянные попытки поработать доктором Фрейдом для бедненького Ричарда, и довольно вольное обращение с хронологией, и странноватый анализ отношений Ричарда и Анны, основанный на интерпретации одного единственного факта, выдранного, к тому же, из контекста.

К тому же она явно даже для себя решить не может, что же именно она пишет, за Ричарда она или против.

Вот по-настоящему жаль, что тетка могла написать интересный исторический очерк, а написала то, что написала. Ведь в таком контексте даже новые истинные факты уже не воспринимаются фактами.

@темы: "Чтиво"

---

Совершенно потрясный блог

Рекомендую даже тем, кто к "тряпкам" глубоко равнодушен.

la-gatta-ciara.livejournal.com/192969.html

Alkuperäinen tekijä otsikolla Средневековые фактуры в костюмах фильма "Гамлет" (1990 г.)

Самым моим первым потрясением от красивых костюмов в кино был фильм «Гамлет» режиссера Франко Дзеффирелли. Нет — нет, я совсем не являюсь поклонницей этой экранизации знаменитой пьесы! Но, боже, какие замечательные там костюмы! Как я рада, что сегодня можно нажать на паузу в плеере и сколько угодно с удовольствием их разглядывать!





Читатели этого блога часто пытаются привлечь моё внимание к каким-нибудь костюмным фильмам или сериалам. Например, спрашивают, смотрела ли я, или, не хочу ли написать пост о костюмах «Тюдоров» или «Еще одна из рода Болейн». Смотрела и не хочу, потому что для меня, костюмы в этих проектах - безжизненные и плоские. Они такие чистенькие, новенькие, яркие и блестящие, практически,  лишенные отделки. Разумеется, я понимаю, что такова была изначальная задумка — осовременнить костюм, сделать его более понятным зрителю. Да и смета на покупку тканей и изготовление костюмов при этом существенно сократилась.




кадр из фильма "Еще одна из рода Болейн"


Но в итоге, в этих костюмах нет объема. Нет истории. Они похожи на купленное вчера платье. А какая история может быть у такого платья, которое еще никто не надевал?





Сравните эти две брони: на верхнем фото, в "Тюдорах", она похожа на новенькую, игрушечную, из крашенного пластика. Другое дело, та, которая надета на Гибсоне в "Гамлете" - потертая и потемневшая от времени, без сомнения, металлическая.
  




Я — за живописность костюма, за богатство и глубину цвета и фактур. А не за плоскую яркую картинку комикса в историческом кино. Правды ради, надо сказать, что талант создавать сложно-фактурные костюмы дан не всем. Художник по костюмам Маурицио Милленотти (я писала о его работе над фильмом "Бессмертная возлюбленная" здесь) одарен им в избытке.

Итак, «Гамлет».

Что в фильме дает нам понять, что это Дания в период холодного и мрачного позднего средневековья? Не все мы — историки и знатоки моды того периода, не так ли? И тем не менее, в фильме нам это сразу становится понятно. Создают это ощущение фактуры тканей: грубые, сложные, с отделкой из кожи и меха, с обилием вязанного вручную трикотажа.
В самой пьесе нет ничего веселого, легкомысленного, милого. Все погружено во мрак недоверия, предательства, измен. Поэтому, основная гамма костюмов темная. Самые светлые костюмы в фильме у Офелии.





У героини юной Хелены Бонем-Картер душа безгрешная, ангельская. Это отражено и в ее костюмах.





Платья сшиты из отбеленных льна и шерсти.
Только в сцене «Мышеловки» Офелия надевает шелковое сюрко.
Бархат, шелк, парча привозились из Италии, Франции, с Востока и были очень дорогими.





Шерсть, лен — самые популярные ткани Северной Европы того времени: холодные, продуваемые ветрами замки, заставляли людей максимально утепляться. В основном, ткали сами, что мы видим в сцене Офелии и Гамлета.





Шелком и золотом вышивали одежды богатых людей, но Гамлет, даром, что Принц Датский, пренебрегает пафосными, дорогими тканями, его голова занята не нарядами, а тяжелыми нравственными размышлениями, что подчеркивают фактуры костюмов.






И заметьте, что его одежда кажется заношенной, настоящей. А ручная вязка имеет свой специфический ритм. Осмелюсь сказать, что он такой же сложный, как раздумья героя.
Каждый костюм трансформируется, как минимум, в три других.





Например, снимается верхняя кожаная туника и принц остается в  дублете, напоминающим корсет, к которому широкими, грубыми стежками пришивается вязаный верх.





В пылу бушуемой внутри него страсти, Гамлет срывает с себя и эту одежду, оставаясь незащищенным, без брони многослойных одежд, в одной рубахе.





Практически, все костюмы Гамлета черные. Процитирую Шекспира (в переводе Л. Пастернака), который вложил в уста Принца такие слова:

  "...Ни мрачность
  Плаща на мне, ни платья чернота,
  Ни хриплая прерывистость дыханья,
  Ни слезы в три ручья, ни худоба,
  Ни прочие свидетельства страданья
  Не в силах выразить моей души".

Но у его одежд в фильме черный цвет не плотный и густой, а выцветший, потертый, блекловатый. Почему? Гамлет — это не тот принц, что шаркает в атласных туфлях на балу, он привык много находиться в седле, если надо - спать на земле, охотиться или воевать. 





Единственный раз, в сцене «Мышеловки», костюм Гамлета «запылал алым огнем».




Опять-таки, по ходу сцены происходит трансформация костюма.


За счет того, что в одном костюме используется много разных фактур, таких, как кожа, мех, трикотаж, сукно, на которых по-разному преломляется свет, он не выглядит скучно. Его хочется долго рассматривать, обращать внимание на разные интересные детали. К тому же, поскольку, кино — это искусство визуальное, а костюмы подчинены драматургии, то дробность фактур Гамлета отвечает за его внутреннее беспокойное состояние. Помните, я уже вам рассказывала, что глядя на неравномерный ритм плетения мы подсознательно испытываем беспокойство, тревогу? Так и тут.





В Гертруде костюмом подчеркнута ее невероятная женственность и хрупкость. Тяжелые средневековые костюмы и сложные прически обрамляют лицо, словно богая рама красивую картину. Они не могут затмить нежную акварельность лица Королевы.





Этот наряд, хотя и сшит из тяжелого бархата и расшит серебром, прекрасно гармонирует с внешностью актрисы Глен Клоуз, и делает ее почти прозрачной, эфемерной.





Такие пастельные цвета костюмов Гертруды, говорящие о ее беззаботном счастье, были у героини ровно до кульминационного момента — приезда бродячей труппы, показавшей «Мышеловку»: пьесу, сочененную Гамлетом о жене, предавшей память умершего мужа и вышедшей замуж за его убийцу.







И вот уже нежные, прохладные оттенки меняются на драматичные цвета: черный, бордовый, алый.













Этот мягкий лавандовый оттенок, который так идет Королеве, словно последний отблеск надежды, на то, что все будет хорошо. Но нет, мы с вами знаем, чем закончилась вся эта история: «Не пей вина, Гертруда!»

Вот так интересно рассказал нам Милленотти христоматийную историю. А представляете, сколько труда вложено в создание каждого такого костюма? Как сложно подобрать нужные ткани, тесемки, шнурочки? Создать нужные объемы и соблюсти пропорции? К тому же, фильм не ограничивается тремя персонажами, о которых я сейчас рассказала. Кстати, в 1991 году художник по костюмам за эту работу был номинирован на Оскар, жаль, что он его тогда не получил...

Скачать фильм "Гамлет" http://kinozal.tv/details.php?id=282842
  
Милленотти и "Бессмертная возлюбленная" http://la-gatta-ciara.livejournal.com/85053.html
Еще немного о Милленотти и его "Анне Карениной" можно почитать тут http://la-gatta-ciara.livejournal.com/157257.html
и послушать его рассказ о работе над костюмами в кино здесь http://la-gatta-ciara.livejournal.com/183776.html
И надолго мы с ним не прощаемся!

@темы: "экранизации vs каноны"

---

Поздравляю защитников и защитниц!

когда-то это было по-настоящему

не удержалась, уж очень сочное отражение менталитета героев нашего времени

а теперь стало так... ("няшно")



или так... ("кавайно")



или так... (вообще никак)

@темы: "праздники"

---

Самиздатовское

Собрала файлы по разводу Большого Гарри, вклинила туда же описание конфликта с Волси, описание ближнего круга, и, в качестве панорамы, туда же пошли подтверждения того, что Катарина Арагонская воевала не только словом, и Гарри было, чего бояться.

www.litsovet.ru/index.php/material.read?materia...

samlib.ru/editors/m/mirrinminttu/bigharry.shtml

---

Midsomer murders

Очень, очень красочные сезоны 14 и 15. Но приз за актерскую игру там особенно заслуживает вот этот исполнитель:



Вообще, интересный феномен этот сериал. Почему он так успокаивает нервы зрителя?

---

О смерти короля Эдварда II

Итак, умер Эдвард II в Беркли Кастл в 1327 году, или он умер гораздо позже, в 1335 году в Италии?

Письмо Фиеччи, найденное французским архивистом в 1870 году, особого шума среди историков не наделало. Потому что если оно фальшивка, то совершенно непонятно, с какой целью его состряпали. А если не фальшивка, то для чего нужно было поднимать столько шума вокруг смерти, которой не случилось?

Вообще, первые звоночек прозвенел еще на судебном процессе в 1330 году, когда лорд Беркли, возмущенный замечанием по поводу смерти Эдварда многозначительно сказал, что ЕМУ неизвестно, что в его замке умер находившийся на его попечении король. Историки, изучавшие материалы допроса лорда, не могли также не обратить внимания, что как лорд, так и ведущий допрос судейский были явно не уверены в том, жив Эдвард или умер. Не говоря о том, что после похорон Эдварда видевшие тело короля всерьез сомневались в том, что за тело им показали.

Классическая версия гласит, что Эдвард II был убит по приказу Роджера Мортимера. Есть другая версия, говорящая, что Мортимер держал отрекшегося короля заложником послушания Эдварда III, который, как известно, отца любил. Если письмо Фиеччи поддельно, это не означает автоматически, что Эдвард умер в Беркли в 1327 году. Если письмо Фиеччи подлинно, это не исключает, что аббата просто обманул какой-то проходимец. Лучше еще раз рассмотреть факты.

Итак, в январе 1327 года парламент был "убежден" группой «вторженцев» во главе с Мортимером, что Эдвард II должен быть свергнут. Эдвард в тот момент находится под арестом у Генри Ланкастера, в Кенилворте, и тот убеждает его отречься в пользу сына.

3 апреля 1327 года тюремщиками Эдварда назначаются сэр Джон Мальтраверс, зять Мортимера, и лорд Беркли, свояк Мортимера. Эдварда переводят из Кенилворта в Беркли, откуда ему, в конце июня, помогают бежать братья Даневед, Томас и Стивен. В августе, тем не менее, король снова в тюрьме, в замке Беркли.

В сентябре 1327 года Мортимер оставляет двор и отправляется в Абергаванни, где получает письмо от своего агента, что готовится новая попытка освобождения Эдварда. Мортимер протягивает письмо Уильяму Окли, и приказывает «что-то придумать». Окли отправляется в Беркли, и посылает Мальтраверса и еще кого-то убить короля.

Это – из материалов суда над Мортимером в 1330 году, который, как известно, был в результате осужден за убийство Эдварда II.

Наиболее близкая к тому времени запись в монастырской хронике просто говорит, что Эдвард умер в замке Беркли и похоронен в Глочестере. Личфилдская хроника уточняет, что король был удушен. Большинство же хроник пишут, что Эдвард «умер от печали», и это была доминирующая до самого 1340 года версия.

Тем не менее, к концу XIV и в XV веках история смерти короля Эдварда получила уже другую, стандартизировавшуюся форму, на формирование которой оказали влияние сразу несколько авторов.

Адам Мираймес в своей Continuatio Chronicarum находился в момент смерти короля в Экзетере, и пишет, что Эдварда не держали все время в Беркли, а перевозили из одного замка в другой, но потом привезли в Беркли снова, где и убили из предосторожности. Мираймес указывает, что слухи называют непосредственными убийцами Томаса Гарни и Джона Мальтраверса. Он также уточняет, что король был задушен.

Следующая хроника – это «длинный Brut» (были еще и короткие), составленный в Йорке в 1333 году. Повторяя предыдущую хронику и имя убийц практически дословно с предыдущей, эта хроника уже вводит в обиход пресловутый раскаленный металлический прут, указывая, что убийство было совершено по прямому приказу Мортимера.

Были и другие хроника, наиболее известной из которых можно назвать хронику Джеффри ле Бейкера, написанную в 1347 году, куда он включил показания одного Уильяма Бишопа, участвующего в перевозках короля из одного замка в другой. Здесь уже появляется инфа, что короля держали не в тюремной камере в Беркли, а в яме, спрятанной за камерой, которую Бишоп, якобы, видел.

Несмотря на тенденцию относиться к слову «хроника» с пиететом, всегда уместно усомниться, насколько близко от описываемых событий были авторы хроник? Базировались ли они на общих слухах и сплетнях, или имели информацию более реальную или даже фактическую?

Например, Мираймес, клерк казначейства, явно был в курсе перемещений короля из замка в замок, и эти перемещения возможно отследить по другим источникам, но он никогда не утверждал, что знает, что же случилось, в конечном итоге, с королем Эдвардом. Он так и пишет, что о его смерти ходят такие-то слухи.

Автор Брюта слепил свою хронику из разных клочков информации, начиная с проповеди епископа Орлетонского и заканчивая хроникой Мираймеса. Метод убийства, который указывает эта хроника, взят из хроник XIII века, утверждающих, что именно так был убит король Эдмунд Железнобокий. Очевидно, столь же "обоснованно".

Из всего вышеперечисленного следует, что свидетельств «из первых рук» о смерти короля Эдварда II просто нет. Это отнюдь не уникальный случай в английской истории. Слухи окружают смерть уже упомянутого здесь Эдмунда Железнобокого, принца Артура Бретонского, Ричарда II, Генри V, Генри VI, герцога Кларенса, Эдварда V и его брата, и многих, многих других.

Известие о смерти своего отца Эдвард III получил от лорда Беркли, поздним вечером 23 сентября. Доставил его Томас Гарни. Письмо для Изабель, с аналогичным извещением, было вложено в письмо для короля. Мортимер, истинный на тот момент правитель королевства, отправил Гарни назад, в Беркли, с приказом хранить смерть Эдварда в тайне до Дня Всех Святых.

Позднее были найдены расписки Беркли и Мальтраверса за оплату их работы тюремщиками: по 5 фунтов в день за короля с 3 апреля по 21 сентября, и столько же – за хранение тела с 21 сентября по 21 октября, пока его не сдали аббату церкви св. Петра в Глочестере, Джону Току.

В тот же самый день, 21 сентября 1327 года, некий Уильям Бьюкер начал сторожить тело. Предполагается, что он был королевским сержантом, присланным Мортимером к лорду Беркли по каким-то делам, и случайно оказавшийся на месте. Тем не менее, имени Бьюкера не нашлось в списке королевских сержантов, зато оно нашлось в ведомостях о выплате жалования лорда Беркли.

Все бы ничего, и какая разница, кто именно сторожил тело, но Бьюкер был единственным человеком, который это тело видел до самого 20 октября, когда тело начали готовить к перевозке. 20 октября прошедшее бальзамацию тело покойного короля увидели сразу несколько групп людей, и то, что они увидели, их сильно озадачило.
А продолжение будет тогда, когда я заполучу следующую книгу: Ian Mortimer. MEDIEVAL INTRIGUE - DECODING ROYAL CONSPIRACIES. Хорошая книга, собравшая под одну обложку многие противоречивые слухи о короле Эдварде II

@темы: Edward II

---

Ну, это еще смотря какой фактуры песец...

Alkuperäinen tekijä otsikolla Когда придёт полный песец.

Других глянуть.

@темы: "нетягостная бредь"

---

Подушки дают - разные и красивые

Гадание на подушках

vechniyzov.livejournal.com/771465.html