Do or die
В своей книге Royal Blood Бертран Филдс рассуждает по поводу вопроса, который не может не занимать любого, знакомого с запутанной ситуацией браков короля Эдварда Четвёртого и непонятками относительно законнорожденности его потомства. И кое-какие соображения там интересны, потому что не слишком широко известны.
читать дальшеВпрочем, я лучше начну с того, как вообще женились в средневековой Англии, если кто вдруг забыл. К пятнадцатому веку брачные и семейные отношения были практически полностью переданы под юрисдикцию церковного (канонического) закона, и судебных разбирательств в этой области хватало. Потому что сама процедура брака оставалась неформальной, как это было всегда.
Обещание жениться, не подкреплённое сексуальными отношениями, считалось пре-контрактом, делающим обе вовлечённые стороны несвободными для новых брачных обещаний и отношений. Обещание жениться, подкреплённое интимом, считалось легальным браком, вне зависимости от того, были ли свидетели данному обещанию, или их не было. И канонический закон полностью благословлял подобную традицию, исходя из того, что Бог – повсюду, а брак включает в себя две ступени. Первой было слияние духовное, и второй – слияние физическое. Когда мужчина и женщина говорили друг другу о любви и о желании жить, как супруги, они давали клятву перед высшим возможным авторитетом – перед Богом. Церковь тогда не скрепляла брак, а благословляла его.
Казалось бы, лукавить в вопросе, залогом в котором была судьба бессмертной человеческой души, было немыслимо. Но человек слаб, и накладки случались. Такая накладка случилась и у короля Эдварда. Кто его знает, рассчитывал ли он честно жить с Элеанор Батлер как с супругой, вступая с ней в отношения по дороге в Лондон в самом начале своей королевской карьеры. Почему бы и нет. В конце концов, она была родной сестрой герцогини Норфолкской, а лояльность Норфолков новому режиму дорогого стоила. Да и состояние Норфолков тоже дорогого стоило, и Эдварду в будущем таки удалось наложить на него руку. В любом случае, в первые месяцы своего царствования этот пробитной парень по кличке Роза Руана был ради выгодного союза готов на всё.
Таким он, впрочем, оставался и до конца своей жизни. Просто реалии политики и одержимость Эдварда в первую часть его царствования союзом с Бургундией всё изменили. Что бы там ни говорили о худородности Вудвиллов, леди Жакетта Риверс в колеблющейся ситуации начала 1460-х годов была лучшим из имеющихся ресурсов для молодого короля, который сидел на троне не слишком плотно, и которому отчаянно были нужны бургундские наёмники. Быстро.
Я абсолютно уверена, что не случись леди Элизабет Грей быть свободной на тот момент, Эдвард женился бы на любой дочери леди Жакетты за возможность родственного доступа к бургундскому двору. Но красивая и доказавшая уже свою фертильность Элизабет была свободна, Жакетта была озабочена финансовой ситуацией своей овдовевшей дочери, и выбор был сделан.
Тем не менее, секретность брачной церемонии была ошибкой. Хотя отношения с леди Элеанор у Эдварда резко не сложились, он, возможно, побаивался, что она опротестует его брак с Элизабет. Возможно, ему было нужно время, чтобы убедиться в её молчании (или убедить её молчать), а отложить брак – это признаться Жакетте, что он не свободен. И кто его знает, как бы она отреагировала. Ведь в той ситуации он мало что мог Вудвиллам предложить, расплачиваться с союзниками он мог только обещаниями и перспективами.
Напомню, что леди Жакетта получала от короны гигантскую пенсию, как вдова герцога Бедфорда, и к 1460-м годам корона ей сильно задолжала. Так что обычные вознаграждения в виде денег леди Риверс интересовали мало – она всегда могла потребовать просто своё. Вудвиллам было нужно нечто другое. Вряд ли миледи забыла и простила, как брезгливо отвернулись от неё коронованные родственники и английская знать, когда она, молоденькая вдова, вышла за того, кого выбрала себе в мужья сама – за сквайра своего мужа. Теперь у неё появился реальный шанс взять реванш.
Возможно, Эдвард боялся реакции собственных лордов. Если уж ему приспичило жениться на англичанке, то в Англии была тьма тьмущая наследниц аристократических семей, жаждущих породниться с королём, не говоря о том, что самые важные магнаты и мысли не допускали, что король может жениться на ком-то, кроме иностранной принцессы. И взгляды на политику нового царствования у них были вполне определённые: союз с Францией. Но Эдвард вовсе не был настроен править из-под чьего-то сапога, и французская супруга, похоже, в принципе была для него неприемлема. Так что ему, королю без армии, было важно явиться перед своими же магнатами силой самостоятельной, и так уж получилось, что лучшим инструментом для этого были Вудвиллы, с их бургундскими связями и многочисленностью, да и с зависимостью от него, от короля.
Неизвестно, как долго он скрывал бы свой брак с Элизабет, если бы Варвик не сосватал ему принцессу Бону, и не явился за ответом с посольством французов.
И тут начинаются рассуждения Филдса. Он справедливо указывает, что Стиллингтон, знавший секрет короля, не заявил свой протест против брака Эдварда и Элизабет после его объявления уже потому, что такой протест формально мог заявить только один человек – леди Элеанор Батлер. Или её родные от её лица. Но все промолчали. Похоже, что сестра леди Элеанор ничего не знала, пока не прочла завещание. Если кто-то знал, то только свёкр Элеанор, с которым она очень дружила, но, похоже, она предпочла выкрутить у Эдди всяких благ для свёкра, и никак не претендовала на самого короля.
Насколько добровольным с её стороны вообще был их тайный союз? Этого мы никогда не узнаем.
В любом случае, леди Элизабет Грей, «скромная ланкастерианская вдова», понятия не имела о том, что её персональный прекрасный принц уже имел в анамнезе одну супругу. То есть, она выходила за Эдварда замуж, искренне веря, что он свободен от обязательств перед кем либо. Из этого следует, согласно тому же каноническому закону, что их дети могли считаться законнорожденными, даже если Эдвард был двоеженцем. При одном условии – если пара бракосочеталась открыто, празднично, с публичным благословением и обязательным банкетом, обменом подарками, и прочими атрибутами жениховства.
Но Эдвард женился на Элизабет настолько тайно, что даже большая часть её собственной семьи ни о чём не подозревала. Ничего не знала и семья Эдварда.
И ещё одна тонкость: такое исключение, позволенное обычным смертным, вряд ли прошло бы в вопросе о двоежёнстве короля, потому что его дети были не просто наследниками имущества, они были наследниками престола.
По поводу этих юридических тонкостей довольно много писали Мортимер Левин (профессор истории в университете Западной Вирджинии) и Чарльз Росс (английский историк), активность которых приходится на период 1950 – 1980-х годов. Левин утверждал, что сыновья короля Эдварда могли считаться законорожденными, потому что Элеанор Батлер умерла в 1468 году, до их рождения, потому что после смерти Элеанор, Эдвард перестал быть двоеженцем.
Левин, конечно, ошибается, и Филдс совершенно прав: когда Эдвард женился на Элизабет, он уже был женат. То есть, этот брак был абсолютно незаконен, в глазах канонического закона было совершено мошенничество, но никак не таинство. Если бы церемония хотя бы была публичной, можно было бы ещё поспорить, применимы ли к наследникам престола другие критерии законности происхождения, чем ко всем прочим, находящимся в подобном положении.
Росс пошёл дальше, мило заявив, что, поскольку после смерти Элеанор Эдвард и Элизабет МОГЛИ пожениться по-новому, их потомство было легальным. Но в том и проблема, что Эдвард МОГ жениться на своей королеве во второй раз, но он этого НЕ сделал. Если бы он «переженился» на Элизабет в 1468 году, его дети, рождённые после этой даты, были бы совершенно законными. Очень возможно, что такой брак узаконил бы даже их детей, рождённых до этой даты, пишет Филдс.
Я бы сказала, что прецедент был, как минимум, в Швеции, когда король Эрик XIV публично женился на своей многолетней любовнице. Их дети приобрели законный статус, находясь рядом с родителями, когда их брак благословлялся в церкви. Правда, это было уже в шестнадцатом веке и в другой культуре. Если вернуться на английскую почву, третий брак Джона Гонта не сделал его потомство, нажитое до брака, легальным. Легальным их сделали распоряжение короля и решение парламента. Мог ли Эдвард собственным эдиктом узаконить своих дочерей, рождённых до 1468 года, если бы он снова женился на их матери? Возможно. Или нет, теперь уже невозможно сказать.
А вот скандал вышел бы знатный. Впрочем, в 1468 году Эдварду точно было не до тонкостей с церемониями. В той ситуации он бы наверняка лишился трона, если бы признал себя аферистом-двоеженцем. И, опять же, никто не знает, как к такой ситуации отнеслись бы Вудвиллы и, главное, бургундский двор. Скорее всего, весьма плохо.
Эдвард мог более или менее свободно позволить себе скандал году в 1474, но он этого не сделал. Возможно, он к тому времени давно забыл, что когда-то в его жизни была леди Элеанор. Возможно, решил, что и так сойдёт, если сходило так долго. Но правда – дочь времени, и где-то между 1475 и 1478 годами эта правда о королевском браке стала известной как минимум узкой группе самых близких к Эдварду людей. И закрутилось то, что закрутилось.
Но Эдварду показалось более безопасным избавиться от Кларенса в 1478 году, чем пройти через публичный скандал, результатом которого вполне могло бы стать то, что его дочери остались бы бастардами. А ведь старшая была уже невестой французского дофина. Он был совершенно уверен, что запуганный Тауэром Стиллингтон будет молчать, а Ричард не предпримет ничего против суверена, в верности которому он поклялся. Да и время уже ушло. Женись он на своей королеве вторично в 1477 - 1478 году, его сыновья тоже, возможно, остались бы если и не бастардами, то уж явно непригодными для трона кандидатами. И уж конечно Эдвард не мог знать, что умрёт так неожиданно и рано.
Таким образом, когда говорят об узурпации Ричарда Третьего, речь идёт просто-напросто о том, был ли парламент тем местом, в котором мог решаться вопрос о том, является ли трон Англии вакантным, хотя у умершего короля есть наследник, а не о том, был ли сын короля-двоеженца легальным наследником престола.
По мнению Левина и Росса – нет. Они считали, что такой вопрос мог решить только церковный суд, но никак не парламент. А вот лорд Кок, самый знаменитый и уважаемый в Англии юрист елизаветинской эпохи, считал, что юрисдикция парламента является абсолютной, без исключений для кого бы ни было, и что парламент имеет право решать вопрос о престолонаследии.
Спорить по этому поводу можно бесконечно, но что думал о правах своего племянника сам Ричард? У меня сложилось такое впечатление, что Ричард почти с панической скоростью желал своего племянника короновать прежде, чем кто-то успеет что-то брякнуть на публике относительно того, что наследник престола является бастардом. Не зря он уже в Йорке стал собирать письменные подписи под клятвой верности Эдварду Пятому.
Но мог ли он воспрепятствовать заявлению Стиллингтона? Нет. Для начала, они не были даже в хороших отношениях. Ещё будучи канцлером, Стиллингтон хорошо помотал Ричарду нервы по поводу наследства Оксфорда и соглашения со старой графиней. То есть, попросить епископа по-дружески не гнать волну Ричард не мог. А изолировать опасного свидетеля в Тауэре, как это делал его брат, Ричарду вряд ли позволили бы совесть и убеждения.
А дальше было то, что было.
читать дальшеВпрочем, я лучше начну с того, как вообще женились в средневековой Англии, если кто вдруг забыл. К пятнадцатому веку брачные и семейные отношения были практически полностью переданы под юрисдикцию церковного (канонического) закона, и судебных разбирательств в этой области хватало. Потому что сама процедура брака оставалась неформальной, как это было всегда.
Обещание жениться, не подкреплённое сексуальными отношениями, считалось пре-контрактом, делающим обе вовлечённые стороны несвободными для новых брачных обещаний и отношений. Обещание жениться, подкреплённое интимом, считалось легальным браком, вне зависимости от того, были ли свидетели данному обещанию, или их не было. И канонический закон полностью благословлял подобную традицию, исходя из того, что Бог – повсюду, а брак включает в себя две ступени. Первой было слияние духовное, и второй – слияние физическое. Когда мужчина и женщина говорили друг другу о любви и о желании жить, как супруги, они давали клятву перед высшим возможным авторитетом – перед Богом. Церковь тогда не скрепляла брак, а благословляла его.
Казалось бы, лукавить в вопросе, залогом в котором была судьба бессмертной человеческой души, было немыслимо. Но человек слаб, и накладки случались. Такая накладка случилась и у короля Эдварда. Кто его знает, рассчитывал ли он честно жить с Элеанор Батлер как с супругой, вступая с ней в отношения по дороге в Лондон в самом начале своей королевской карьеры. Почему бы и нет. В конце концов, она была родной сестрой герцогини Норфолкской, а лояльность Норфолков новому режиму дорогого стоила. Да и состояние Норфолков тоже дорогого стоило, и Эдварду в будущем таки удалось наложить на него руку. В любом случае, в первые месяцы своего царствования этот пробитной парень по кличке Роза Руана был ради выгодного союза готов на всё.
Таким он, впрочем, оставался и до конца своей жизни. Просто реалии политики и одержимость Эдварда в первую часть его царствования союзом с Бургундией всё изменили. Что бы там ни говорили о худородности Вудвиллов, леди Жакетта Риверс в колеблющейся ситуации начала 1460-х годов была лучшим из имеющихся ресурсов для молодого короля, который сидел на троне не слишком плотно, и которому отчаянно были нужны бургундские наёмники. Быстро.
Я абсолютно уверена, что не случись леди Элизабет Грей быть свободной на тот момент, Эдвард женился бы на любой дочери леди Жакетты за возможность родственного доступа к бургундскому двору. Но красивая и доказавшая уже свою фертильность Элизабет была свободна, Жакетта была озабочена финансовой ситуацией своей овдовевшей дочери, и выбор был сделан.
Тем не менее, секретность брачной церемонии была ошибкой. Хотя отношения с леди Элеанор у Эдварда резко не сложились, он, возможно, побаивался, что она опротестует его брак с Элизабет. Возможно, ему было нужно время, чтобы убедиться в её молчании (или убедить её молчать), а отложить брак – это признаться Жакетте, что он не свободен. И кто его знает, как бы она отреагировала. Ведь в той ситуации он мало что мог Вудвиллам предложить, расплачиваться с союзниками он мог только обещаниями и перспективами.
Напомню, что леди Жакетта получала от короны гигантскую пенсию, как вдова герцога Бедфорда, и к 1460-м годам корона ей сильно задолжала. Так что обычные вознаграждения в виде денег леди Риверс интересовали мало – она всегда могла потребовать просто своё. Вудвиллам было нужно нечто другое. Вряд ли миледи забыла и простила, как брезгливо отвернулись от неё коронованные родственники и английская знать, когда она, молоденькая вдова, вышла за того, кого выбрала себе в мужья сама – за сквайра своего мужа. Теперь у неё появился реальный шанс взять реванш.
Возможно, Эдвард боялся реакции собственных лордов. Если уж ему приспичило жениться на англичанке, то в Англии была тьма тьмущая наследниц аристократических семей, жаждущих породниться с королём, не говоря о том, что самые важные магнаты и мысли не допускали, что король может жениться на ком-то, кроме иностранной принцессы. И взгляды на политику нового царствования у них были вполне определённые: союз с Францией. Но Эдвард вовсе не был настроен править из-под чьего-то сапога, и французская супруга, похоже, в принципе была для него неприемлема. Так что ему, королю без армии, было важно явиться перед своими же магнатами силой самостоятельной, и так уж получилось, что лучшим инструментом для этого были Вудвиллы, с их бургундскими связями и многочисленностью, да и с зависимостью от него, от короля.
Неизвестно, как долго он скрывал бы свой брак с Элизабет, если бы Варвик не сосватал ему принцессу Бону, и не явился за ответом с посольством французов.
И тут начинаются рассуждения Филдса. Он справедливо указывает, что Стиллингтон, знавший секрет короля, не заявил свой протест против брака Эдварда и Элизабет после его объявления уже потому, что такой протест формально мог заявить только один человек – леди Элеанор Батлер. Или её родные от её лица. Но все промолчали. Похоже, что сестра леди Элеанор ничего не знала, пока не прочла завещание. Если кто-то знал, то только свёкр Элеанор, с которым она очень дружила, но, похоже, она предпочла выкрутить у Эдди всяких благ для свёкра, и никак не претендовала на самого короля.
Насколько добровольным с её стороны вообще был их тайный союз? Этого мы никогда не узнаем.
В любом случае, леди Элизабет Грей, «скромная ланкастерианская вдова», понятия не имела о том, что её персональный прекрасный принц уже имел в анамнезе одну супругу. То есть, она выходила за Эдварда замуж, искренне веря, что он свободен от обязательств перед кем либо. Из этого следует, согласно тому же каноническому закону, что их дети могли считаться законнорожденными, даже если Эдвард был двоеженцем. При одном условии – если пара бракосочеталась открыто, празднично, с публичным благословением и обязательным банкетом, обменом подарками, и прочими атрибутами жениховства.
Но Эдвард женился на Элизабет настолько тайно, что даже большая часть её собственной семьи ни о чём не подозревала. Ничего не знала и семья Эдварда.
И ещё одна тонкость: такое исключение, позволенное обычным смертным, вряд ли прошло бы в вопросе о двоежёнстве короля, потому что его дети были не просто наследниками имущества, они были наследниками престола.
По поводу этих юридических тонкостей довольно много писали Мортимер Левин (профессор истории в университете Западной Вирджинии) и Чарльз Росс (английский историк), активность которых приходится на период 1950 – 1980-х годов. Левин утверждал, что сыновья короля Эдварда могли считаться законорожденными, потому что Элеанор Батлер умерла в 1468 году, до их рождения, потому что после смерти Элеанор, Эдвард перестал быть двоеженцем.
Левин, конечно, ошибается, и Филдс совершенно прав: когда Эдвард женился на Элизабет, он уже был женат. То есть, этот брак был абсолютно незаконен, в глазах канонического закона было совершено мошенничество, но никак не таинство. Если бы церемония хотя бы была публичной, можно было бы ещё поспорить, применимы ли к наследникам престола другие критерии законности происхождения, чем ко всем прочим, находящимся в подобном положении.
Росс пошёл дальше, мило заявив, что, поскольку после смерти Элеанор Эдвард и Элизабет МОГЛИ пожениться по-новому, их потомство было легальным. Но в том и проблема, что Эдвард МОГ жениться на своей королеве во второй раз, но он этого НЕ сделал. Если бы он «переженился» на Элизабет в 1468 году, его дети, рождённые после этой даты, были бы совершенно законными. Очень возможно, что такой брак узаконил бы даже их детей, рождённых до этой даты, пишет Филдс.
Я бы сказала, что прецедент был, как минимум, в Швеции, когда король Эрик XIV публично женился на своей многолетней любовнице. Их дети приобрели законный статус, находясь рядом с родителями, когда их брак благословлялся в церкви. Правда, это было уже в шестнадцатом веке и в другой культуре. Если вернуться на английскую почву, третий брак Джона Гонта не сделал его потомство, нажитое до брака, легальным. Легальным их сделали распоряжение короля и решение парламента. Мог ли Эдвард собственным эдиктом узаконить своих дочерей, рождённых до 1468 года, если бы он снова женился на их матери? Возможно. Или нет, теперь уже невозможно сказать.
А вот скандал вышел бы знатный. Впрочем, в 1468 году Эдварду точно было не до тонкостей с церемониями. В той ситуации он бы наверняка лишился трона, если бы признал себя аферистом-двоеженцем. И, опять же, никто не знает, как к такой ситуации отнеслись бы Вудвиллы и, главное, бургундский двор. Скорее всего, весьма плохо.
Эдвард мог более или менее свободно позволить себе скандал году в 1474, но он этого не сделал. Возможно, он к тому времени давно забыл, что когда-то в его жизни была леди Элеанор. Возможно, решил, что и так сойдёт, если сходило так долго. Но правда – дочь времени, и где-то между 1475 и 1478 годами эта правда о королевском браке стала известной как минимум узкой группе самых близких к Эдварду людей. И закрутилось то, что закрутилось.
Но Эдварду показалось более безопасным избавиться от Кларенса в 1478 году, чем пройти через публичный скандал, результатом которого вполне могло бы стать то, что его дочери остались бы бастардами. А ведь старшая была уже невестой французского дофина. Он был совершенно уверен, что запуганный Тауэром Стиллингтон будет молчать, а Ричард не предпримет ничего против суверена, в верности которому он поклялся. Да и время уже ушло. Женись он на своей королеве вторично в 1477 - 1478 году, его сыновья тоже, возможно, остались бы если и не бастардами, то уж явно непригодными для трона кандидатами. И уж конечно Эдвард не мог знать, что умрёт так неожиданно и рано.
Таким образом, когда говорят об узурпации Ричарда Третьего, речь идёт просто-напросто о том, был ли парламент тем местом, в котором мог решаться вопрос о том, является ли трон Англии вакантным, хотя у умершего короля есть наследник, а не о том, был ли сын короля-двоеженца легальным наследником престола.
По мнению Левина и Росса – нет. Они считали, что такой вопрос мог решить только церковный суд, но никак не парламент. А вот лорд Кок, самый знаменитый и уважаемый в Англии юрист елизаветинской эпохи, считал, что юрисдикция парламента является абсолютной, без исключений для кого бы ни было, и что парламент имеет право решать вопрос о престолонаследии.
Спорить по этому поводу можно бесконечно, но что думал о правах своего племянника сам Ричард? У меня сложилось такое впечатление, что Ричард почти с панической скоростью желал своего племянника короновать прежде, чем кто-то успеет что-то брякнуть на публике относительно того, что наследник престола является бастардом. Не зря он уже в Йорке стал собирать письменные подписи под клятвой верности Эдварду Пятому.
Но мог ли он воспрепятствовать заявлению Стиллингтона? Нет. Для начала, они не были даже в хороших отношениях. Ещё будучи канцлером, Стиллингтон хорошо помотал Ричарду нервы по поводу наследства Оксфорда и соглашения со старой графиней. То есть, попросить епископа по-дружески не гнать волну Ричард не мог. А изолировать опасного свидетеля в Тауэре, как это делал его брат, Ричарду вряд ли позволили бы совесть и убеждения.
А дальше было то, что было.
@темы: Edward IV
