О чём говорит то, что за каких-то месяца три тощая, прыгучая и непоседливая скотинка трансформировалась в вальяжного, ленивого кота?
читать дальшеОдна особенность животины - любовь к обнимашкам и поцелуям. Обнимать кота надо полноценно, обеими руками, долго, периодически целуя в лобик. Если этого не делать, у него становится чрезвычайно несчастный вид. Проблема в том, что он в ответ лижется и тычет мокрым носом в лицо В лице моего статичного супруга, обожающего возлежать, кот нашёл идеальный объект для выражения чувств. Благо, объект стоически терпит выражения кошачьей привязанности.
А хозяйку (бывшую?) животинки так встретить и не удалось. Супруг ходил к дому много раз, её никогда нет. Видели только в прошлую субботу утром, что кто-то со двора их уехал, какая-то женщина. Наверное, хозяйка. Ну, её отсутствие объясняет, почему кот переехал на зиму к нам.
Доктор Ирина Мецлер – прекрасный рассказчик. Она умеет строить идеальные презентации, умеет сделать их интересными и информативными, не перегружая деталями. Человек она чрезвычайно эрудированный, хорошо разбирающийся во всех аспектах средневековой жизни, и, надо сказать, избранная ею тема, Disability in Medieval Europe c. 1100 – 1400, требует именно особой эрудиции. Работа охватывает историографию инвалидности, современные и средневековые теории об ограниченно дееспособном/ущербном теле, о том, как эту ущербность рассматривали средневековая медицина и философия, она анализирует чудеса и исцеления.
читать дальшеТо есть, Мецлер сводит историю, экономику, теологию, медицину и социологию в одну точку, в которой находится потерпевшее ущерб человеческое тело. Ну, у подобной супер-эрудиции есть обратная сторона – очень, очень своеобразная манера изложения материала в письменном виде. Поскольку тема инвалидности в средневековом обществе была темой докторской диссертации Ирины Мецлер, свой отпечаток наложили и требования к структуре и манере изложения материала. В общем, увлекательным чтивом эту книгу назвать невозможно, хотя сам предмет более чем увлекательный. Я попытаюсь познакомить вас с работой доктора Мецлер, не заблудившись в совсем уж дремучих зарослях. Поехали! Но дорога, предупреждаю, будет ухабистой.
Инвалидность довольно долго не исследовалась историками в принципе, являясь чем-то, что присутствует в жизни общества всегда, и, соответственно, не заслуживает отдельного внимания. Что, в свою очередь, приводит к рождению определённых стереотипов представлений. «A key defect of most accounts of handicap is their blind disregard for the accretions of history. Insofar as such elements do enter into accounts of handicap, they generally consist of ragbag of examples from Leviticus via Richard III to Frankenstein, all serving to indicate the supposed perennial, “natural” character of discrimination against the handicapped”.
Историю инвалидности начали изучать систематизированно где-то в 80-х, и выводы проделанных исследований во многом зависят от того, как видит прогресс или регресс сам историк. Прогрессионисты ищут и находят доказательства, что судьбы инвалидов от века к веку становится лучше, они легче интегрируются в общество, для них появляется больше и больше облегчающих жизнь вспомогательных приспособлений. Пессимисты ищут и находят доказательства, что человечество всегда относилось к инвалидам скверно, и в этом плане ничего не улучшается, если не становится даже хуже.
Первые попытки составить историографию инвалидности были предприняты в 20-х и 30-х годах XX века. Интерес к тому, как жила и адаптировалась экономически и социально эта группа населения сквозь века, проснулся по вполне очевидной причине, а именно – из-за великого множества искалеченных ветеранов Первой мировой войны. Именно поэтому интерес был сосредоточен в основном на повреждениях конечностей. Появилось множество статей, и, в 30-х, одна очень важная работа, «Цивилизация и калеки» Фредерика Ватсона («Civilisation and the Cripple», by Frederick Watson). К сожалению, в этой книге, отдающей должное медицине, Средневековью уделены ровно полтора параграфа, которые можно сократить до идеи «выживают сильнейшие, а слабые умирают быстро, и туда им дорога». Ватсон видел инвалидов проблемой, социальной проблемой, решить которую могли медицина и система закрытых заведений для тех, «починить» кого было невозможно.
В 1932 году была опубликована книга Хаггарда «Хромые, слепые, калечные: жизненно важная роль медицины в истории цивилизации» («The Lame, the Halt and the Blind: The Vital Role of Medicine in the History of Civilization», by H. W. Haggard). Эта книга – одна из самых значительных для составления представления о проблемах с историческими исследованиями в этом направлении, потому что она была написана «для широкой аудитории» читателей, и проделала титаническую работу по внедрению абсолютного непонимания и ложных стереотипов в умы этой самой широкой публики. Вкратце: Средневековье было могилой для цивилизации, и калеки всегда были проблемой для общества. При этом, Хаггард был прогрессионистом, он создавал контраст между «грязными, насыщенными болезнями Тёмными Веками» и победным шествием медицины с времён Просвещения и до его дней. Доктор Мецлер проследила рождение стереотипа о Тёмных Веках именно к этой работе, причём Хаггард щедро отнёс к этому периоду всё, что было до XVIII века.
Самое интересное, что авторы, обработанные хаггардовскими стереотипами, зачастую имеют тенденцию рассматривать отношение к инвалидам в Средние века негативным в виду того, что те не могли вносить свой вклад в жизнь коммуны наравне со здоровыми. А эта точка зрения, между прочим, берёт исток уже в протестантской рабочей этике, но отнюдь не в Средневековье. Уже в 1984 году, Джордж Хендерсон и Вилли Брайан в «Психосоциальных аспектах инвалидности» («Psychosocial Aspects of Disability», by George Henderson and Willie V. Bryan) совершенно серьёзно делают вывод, что «mental illness and physical afflictions were generally viewed as the work of evil mana, or spirits. If, after considerable coaxing, the spirits did not leave a possessed body, this was believed to be indisputable evidence that the individual was being punished».
С тех пор изменилось не многое. В 1999 году Дебора Маркс посвящает Средневековью одно предложение, умещая в него вообще все возможные стереотипы. Например, то, что в Средние века инвалиды подвергались юридическим преследованиям, что церковь инициировала эти преследования, и что инвалидность тогда ассоциировалась с колдовством («Disability: Controversial Debats and Psychosocial Perspectives» by Deborah Marks).
Впрочем, в 1932 году появилась любопытная книга в Германии, где автор собрал всех известных ему деятелей, начиная с XIX века, с физическими дефектами, представив их людьми, во многом превосходящими так называемых «нормальных» («Zerbrecht die Krücken», by Hans Würtz). Но эта книга отнюдь не имела своей целью показать народу, что физические деформации и/или инвалидность не делают человека «иным». Во вступлении к книге, Вюрц пишет о том, что инвалидность может быть побеждена железной сверх-волей. То есть, и он не видел инвалидов равными «нормальным» людям, собственно. Скорее он прославлял волю тех, кто смог превзойти свои ограничения, и стать лучше.
А что же медицинская литература? А историческая медицинская литература не считала инвалидов больными людьми, и не выделяла их в какую-то особую категорию. Или, иногда, просто выделяла инвалидность в категорию «неисцелимое», и больше этим вопросом не занималась. И когда Михлер, заглянувший в пару текстов (действительно, в два!) неизбежного Гиппократа, и обнаружил там вполне практические руководства по работе с проблемами ортопедического плана, он удивился, умилился, и вделал вывод, что ценность данной работы – в рациональном объяснении источника проблем («Die Krüppelleiden» by M. Michler)
После 1980-х стали появляться более узкие исследования по истории инвалидности. Начали, как водится, с античности. Люка Джилиани (Luca Giuliani) попытался проанализировать эллинистические статуэтки, изображающие деформированных людей, частично с точки зрения исторической перспективы, и, частично, с точки зрения истории культуры («Die seligen Krüppel. Zur deutung von Mishgestalten in der hellenistischen Kleinkunst»). Дазен изучал карликов в античном мире, пытаясь понять, были ли они маргинализированы как нечто пугающее, либо как нечто, обладающее особыми силами в религиозном контексте («Dwarfs in Ancient Egypt and Greece»).
Роберт Гарланд изучал социальный символизм и физические условия, в которых находились инвалиды и деформированные люди в Римско-Греческом мире («The Eye of the Beholder»). Он приходит к выводу, что всё, отличающееся от общепризнанных стандартов, воспринималось тогда, как и сейчас, либо с брезгливостью, ужасом и подозрением, либо с болезненным любопытством и неловкостью.
Бет Кохен анализировала отклонения от классического стандарта в греческих изображениях, классифицируя девиации простым словом «уродство», свалив в одну кучу и тех, кто был деформирован, и стариков, и просто людей с «монструозным поведением» («Not the Classical Ideal»).
Даниэль Огден изучал ортопедические отклонения в описаниях мифологических и легендарных царей античной Греции («The Crooked Kings of Ancient Greece»).
Наиболее адекватна в смысле исторического контекста работа Николаса Влахогианниса, рассматривающего различные примеры инвалидности именно в их родные периоды («Disabling Bodies»). Работа Эванса рассматривает жизнь глухонемых в античной Греции с точки зрения социальной конструкции инвалидности («Deaf and dumb in Ancient Greece»). Собственно, только эти две работы и рассматривают античных инвалидов как часть общества. Остальные, вольно или невольно, помещают их на линейку «иных».
Явным исключением в общей массе является работа Йоханнеса Рейнджера об инвалидности в Вавилоне и Месопотамии, в которой, после исследования клинописных текстов, он склоняется к мнению, что инвалидность сама по себе не являлась причиной маргинализации. Скорее, потеря семьи и/или состояния вытесняла этих людей в другие маргинальные группы – нищих, одряхлевших, овдовевших (Kranke, Krüppel, Debile – eine Randgruppe im Alten Orient).
Анри-Жак Стикер написал в 1982 году книгу «Corps infirmes et sociétés», в которой он посвятил вопросу инвалидности в Средние века целую главу. Кстати, по утверждению доктора Мецлер, это был первый текст, в котором вопросу было уделено больше, чем несколько предложений. В этой главе он отталкивается от замечания Филиппа Ариеса, что в Средние века инвалидность была «нормальной ненормальностью» - то есть, не было ни ужаса, ни отвращения, а была обычная констатация факта, изменить который не представлялось возможным. Стикер отказывается принять постулат, согласно которому во Франции до XVII века не существовало определённой точки зрения на инвалидов. Он предполагает, что в Средние века инвалиды как группа просто растворялись в бедноте, и находит отсутствие выделения инвалидов в особую группу «чрезвычайно многозначительным».
Опираясь на исследования Жаном Делюмо о природе страхов с эпоху позднего Средневековья и ренессанса («Грех и страх, формирование чувства вины в цивилизации Запада»), Стикер утверждает, что инвалиды порождали в средневековом социуме страх, который и привёл к тому, что их как бы не замечали, изолировали от общества. Он заходит довольно далеко, предполагая, что сам по себе инвалид был источником беспокойства в умах окружающей нормы, так как, с одной стороны, его существование порождало ужас, когда, с другой стороны, инвалидность и беспомощность традиционно являлись объектом благотворительности. По его мнению, инвалидам оказывали благотворительность просто потому, что не знали, что ещё с ними делать.
Доктор Мецлер отдаёт должное желанию Стикера понять феномен, но отмечает, что он для своей работы использовал исключительно вторичные источники – то есть, мнение других исследователей, а не документы того времени, которое он исследовал. Далее, он относил проказу к инвалидности, хотя средневековые источники совершенно однозначно указывают, что проказа всегда классифицировалась как болезнь. И, наконец, очень любопытный момент. Мецлер утверждает, что Стикер смешал два понятия, которые смешивать нельзя: impairment, то есть паталогия (физиологический феномен) и disability, то есть инвалидность (культурологическая конструкция), и что говорить об инвалидности в контексте Средних веков – это анахронизм.
Любопытно, что подавляющее большинство исследований по инвалидности в разных аспектах (от искусства до культурной антропологии) было сделано в немецкой академической среде. Тем не менее, ни одно из них не затрагивало Средние века, отмахиваясь от них понятием «Dark Age», Тёмные Века.
Возникает вопрос – почему? Ответ частично в том, что исследователи сами ограничивали круг своих исследований. Они исследовали прошлое с точки зрения современных им, чисто западных понятий о том, каким должно быть тело. И от стереотипов, что те, чьё тело отличалось от этого среднего образца нормальности, были либо шутами при дворах знати, либо нищими попрошайками. А стереотипы возникали от того, что исследователи просто не понимали, куда именно надо отнести эту группу населения, не отвечающую стандартам, которое изначально установил тот же исследователь.
Во-вторых, сами Средние века до недавнего времени рассматривались историками как досадный перерыв в победном шествии науки и прогресса от классических времён до Ренессанса. Во многом в формировании этого мнения поспособствовали работы Мишеля Фуко, который был хорошим философом, но плохим историком. Проблема Средневековья в том, что оно не укладывалось ни в одну теорию. Оно совершенно чётко не было «классическим».
Более того, тексты, дошедшие до нашего времени, имеют тенденцию сосредотачиваться на жизни высших классов. И здесь кроется ещё один феномен, а именно разделение жизни на «трагедию» и «комедию». История трагична. И мы рассматривает, наблюдаем эту трагедию именно по отношению к сильным и знаменитым. Остальное попадает в раздел комедий – все эти бесчисленные «простые люди», бедняки, инвалиды. Те, кто не формирует историю, а живёт в том историческом периоде, в котором их угораздило родиться. Как выразился один современный историк (Иоахим Кнапе), «историограф собирает сведения о людях и группах людей, способных действовать». То есть, те, кто НЕ действовал, с точки зрения историков-постмодернистов, не имеют и права на историю.
Мецлер отмечает, что если исследовать не анахронистическое для Средних веков понятие «инвалидности», а патологии, то картина получится совершено другой. Причём, гораздо более сложной, чем картина в более «классические» времена. ____________________
Хочу объяснить, почему я полезла в сложное исследование простого вопроса. Казалось бы – приведи интересные примеры, расскажи истории о реальных людях, и не лезь в дебри. Понимаете, меня летом на конференции по Столетней войне поразило не то, что рассказывали докладчики, а то, как они занимаются своей научной работой. Потому что их подход очень точно угодил в мою собственную убеждённость, что для понимания людей, живших более половины тысячелетия назад, их поступков и мотивов за этими поступками, надо понимать период, иметь широкую картину происходившего.
Вопрос в том, что влияет на наше понимание происходившего сотни лет назад. И тут начинается «заумь» - в лучшем случае. С чего мы начинаем? С тех самых «вторичных источников». Нормальный среднестатистический человек не начинает знакомство с вопросом с изучения зубодробительных средневековых и классических текстов. Хотя бы в силу отсутствия языковых знаний.
То есть, в первую очередь мы читаем то, что пишут по предмету профессионалы – историки, исследователи. И в зависимости от того, вызывает ли текст внутренне согласие, базирующееся на складе характера читающего, на его личном опыте, на типе его логики, он вырабатывает собственный стереотип. Но, в свою очередь, мнение историков не свободно от стереотипов, которые они когда-то получили. Особенно, если эти стереотипы задают координаты для будущих исследований.
Проще говоря, если ты веришь, что в Средние века не было ничего, кроме чумы, дерьма на улицах и уродства, ты будешь непроизвольно выбирать чтиво, подтверждающее твою правоту. Если же ты веришь, что в двенадцатом веке на зелёных лужайках скакали розовые пони, а в лесах бродили единороги, какающие радугой, ты будешь искать подтверждение именно этому.
Плюс, как совершенно очевидно из приведённой историографии, человеку свойственно упрощать. Он выбирает понятное. Если какой-то исторический период не укладывается в выбранную систему координат, от него отмахиваются. Средние века явно оказались слишком сложными для человека, вооружённого логикой и системой ценностей постмодернизма. Плюс пресловутый прогрессивизм. Я не могла не обратить на это внимание и сама, когда занималась вопросом о судьбах женщин в средневековой Англии. Особенно увлечённо раскрашивали Средневековье мрачными красками именно те, кто жил в достаточно мрачные для гуманиста времена XIX века. Им было важно доказать себе и читателю, что «жить стало лучше, жить стало веселее», и для контраста была написана жуткая картина «Тёмных веков».
Впрочем, чтобы пронаблюдать явление с более близкого расстояния, достаточно проследить за яростными дебатами фанатов СССР и фанатов послеперестроечной России. Но пока ещё живы те, кто сам застал СССР, полностью фиктивную картину того времени получить невозможно. Вот лет через сто…
отпуск закончилсяНеделя отпуска пролетелааааа... Завтра снова на работу, начинаются 4 вечерние, 1 выходной, 2 утренние, 2 вечерние. А потом - Ортон, часть вторая, ура-ура. Буду дальше лечиться. По идее, на работу совсем не хочется. Фактически же было засечено, что без работы я плохо сплю. То есть, мало и частями. Вот с работы приходишь, так падаешь трупом часов на 6 как минимум. Или даже на 7, если повезёт.
Из того, что хотела за отпуск сделать, успела только мизерную часть. За целый день мне удалось разобрать только одну (!) секцию шкафа. Какие-то коробки, какие-то принты ещё года с 1997, слайды моих лекций с допотопных периодов. Чего хранила-то столько лет? И снова заботливо рассортировала по папкам History Today и The Ricardian. Зачем - не знаю. Рука не поднимается выкинуть, хотя вряд ли они мне понадобятся, интересное по ходу перерабатывалось сюда.
То же самое со старыми фотографиями. Они мне не интересны, я их даже никогда не смотрю. Но лежат себе. Будем надеяться, со временем придёт старческая сентиментальность, и вот тогда... Хотя лично я никогда не встречала сентиментальных стариков. Напротив, старики очень сосредоточены только на себе и на своих ощущениях. Так зачем храню старые фото? Видимо, до следующей генеральной чистки архивов.
Слишком много времени проведено перед компом. Дошла до того, что комментировала у Весёлого робота и в Дайрибесте, не хватало общения. Ведь в ленте моего Избранного за день может появиться всего одна страница, максимум - две. Очень многие собеседники прошлых лет перешли в пассивный режим. Смотрела французские фильмы, неожиданно снова стали нравиться.
Увидела сегодня тот самый клип "Экспонат" - было не смешно, если честно. Психолог на ЖЖ объяснила это тем, что сначала женщин загоняют в определённые рамки, а потом высмеивают их за попытки соответствовать установленным не ими параметрам. Может быть.
Вообще в ЖЖ я веду себя странно. Там много врачебных сайтов, и я ж не могу не влезть, если вижу яростное "мы вас лечим и чиним, даже спасаем, а вот любить вас мы не обязаны; и вообще мы вам нужны, а вы нам - нет". Чего лезу-то? Людям выкричаться в блоге надо, вот и всё.
Так что работа - это даже хорошо, меньше времени на ерунду остаётся.
печальное настоящее, светлое будущееПосле трёх недель с -26 и вьюг потеплело до +2. С утра с неба сначала шел мокрый снег, потом хренакал лёд, потом дождь. На дорогах - день жестянщика, автобусы впиливаются в стены домов и переворачиваются. Магистрали-то солью политы, но там, где солью нельзя - жуть. У нас вот 5 км по дороге к цивилизации - нельзя. Муж говорит, что машины эти 5 км на скорости 20 ползли, и всё-таки кого-то сбрасывало. Но поскольку у нас - не Америка, работу никто не отменил. Хвала Мирозданию, именно на этой неделе я в отпуске, но в субботу на работу, а погоды будут стоять аналогичные.
С потолка медленно и печально капает вода. Видимо, во время вьюг куда-то снег замело, и теперь он тает. В доме-то естественная циркуляция воздуха, он не герметичный (герметичные здесь плеснивеют). Кот пристально следит за каплями)) Кстати, супруг собирается таки сходить к истинной хозяйке кота на выходные. Потому что скотинка прижилась основательно, и раньше весны свою пушистую попу с наших диванов явно не сдвинет.
Начинать про средневековую инвалидность лень, писать байки - куража нет, кино бесит. Попыталась смотреть "Касатку" - оссподи, я не могу видеть эту мымру. Учиться тоже лень (я записалась на курс "Plagues, Witches, and War": The Big Picture, про историческую прозу, в университет Вирджинии).
Кстати, крышу мы будем летом перекрывать, уже и договор подписали. На самом деле, можно было бы и покрасить, но максимум для черепичной крыши - это 30 лет, а дому уже 32. Всё равно в ближайшем будущем пришлось бы перекрывать, а цены растут. Ну, за последние пару лет нас доставали кровельщики изрядно, потому что видно же, что крыша старая, но неделю назад впервые пришёл совершенно спокойный мужик, достал комп, облазил с рулеткой чердак, слазил даже на крышу, всё осмотрел, сказал, что и как менять будут, обсчитал, озвучил цену, вычел зимнюю скидку. Никаких реклам, самовосхвалений и хулений конкурентов. Деловой подход.
А ещё, похоже, надо уже менять окна, двери, кухню, душевую с сауной, обои менять, да и с полами что-то решать. Полы у нас деревянные, лакированные, и тоже старые. И я совсем не умею за ними ухаживать. В общем, на ближайшие несколько лет будет весело. А потом останется только до конца жизни с банком расплачиваться)) Так и живём. Впрочем, почти все так живут. Да, я читала горячие рассуждения о современном рабстве, но, люди добрые, альтернатива-то какая? "Сделай сам" - не ответ, если нет умения и навыка. А их нет.
Весной, наконец, доведу до ума клумбу на заднем дворе, в которой прошлым летом заяц жил И сделаю, пожалуй, небольшой такой огород в ящиках - клубника, картошки немного, салат, лук. Потому что битву с сорняками, прущими из земли, я давно проиграла, и перекапывать превращённый в газон огород не желаю. Ну как газон... Те же сорняки, только стриженые
- Какая у вас странная шпага, сударь... - Это арматура, мсье.
===
читать дальшеПарикмахер: - Висок косой будем делать? - Нет уж, давайте машинкой!
===
Два скрипача избили боксера. Что это - упадок российского спорта или подъем российской культуры?
===
С головой не обязательно дружить. Вот у меня с ней чисто деловые отношения: я её кормлю, а она думает.
===
Интроверт - это человек, который за несколько минут может построить у себя в голове логическую цепочку из иллюзий и впасть из-за неё в депрессию.
===
Волынка - это отвлекающий маневр, чтобы окружающие люди не замечали, что на тебе юбка.
===
С точки зрения динозавров мы живём в постапокалиптическом мире.
===
Если пластик делают из нефти, а нефть - это остатки древних живых организмов, то получается, что пластмассовых динозавров делают из настоящих динозавров?
===
Человек создан для счастья. Хочешь быть счастлив - стань человеком.
===
- Лучшая политика - это игнорировать идиотов. - Отличная цитата. Кто автор? - Представлять, что их не существует. - Ну, кто автор? - И продолжать жить.
===
Опыт - это такая штука, которая минуту назад как раз бы пригодилась.
===
- Почему опоздал? - Пробка. Еле открыл вино.
===
Он бегал за каждой юбкой. И все бы ничего, но дело было в Шотландии.
===
К сожалению, ветер перемен не всегда дует в нужную сторону.
===
Плохая репутация - это когда живешь не так, как хочется другим.
===
- Петька, сможешь разобрать машину до последнего винтика? - Конечно, Василий Иваныч! - А потом опять собрать? - Нет, Василий Иваныч, я же аналитик...
===
Планируемое строительство здания в стиле "хай тек" плавно перешло в стиль "хай так" и закончилось в стиле "хоть как"...
===
Как можно жить по-человечески, если каждый год - это год какой-нибудь скотины?
===
Мне два раза объяснять не надо - бесполезно...
===
Краткое пособие для начинающих: начните.
===
- Как вы проводите летний отпуск? - Взглядом.
===
Звук урчания кота следует поместить в Парижскую палату мер и весов, рядом с клетчатым пледом и малиновым чаем, как эталон душевной теплоты.
===
Ко мне подошла сборщица пожертвований и спросила: "Знаете, как часто люди умирают от СПИДа?" Я ответил: "Я не специалист. Но, наверное, всего раз".
===
- Парацетамоль, цитраморж, галоперидождь, терафлюгер и упаковку феназепанды... - Вы от нарколога? - И коня мне огнедышащего седлай, знахарь! Я нарколог.
===
Я раньше не был параноиком, пока все не сговорились.
===
Все когда-нибудь заканчивается: терпение, нервы, патроны. Вот за патроны особенно обидно.
===
Штраф - это официально установленная плата за то, что нельзя.
===
Хорошая шутка - та, за которую тебя хотят убить, но не могут, ибо ржут.
===
На таких людях земля держится. Когда они в ней зарыты.
===
Как показали исследования, те, кто занимаеться утренней гимнастикой, умирают гораздо реже, потому что их гораздо меньше.
===
- Да где тебя черти носят? - Спокойно, они знают, куда потом принести.
==
Наука выделяет четыре разновидности безразличия: цветовое - фиолетово, геометрическое - параллельно, музыкальное - по барабану, ну и, конечно же, самое главное - анатомическое...
===
На даче сидим всей семьей у костра. Хорошо, все молчат, смотрят на пламя. Я изрекаю: - Какой дурак придумал кремацию? Это ж надо додуматься сжигать тела на 90% состоящие из воды. Мама задумчиво: - Предлагаешь топить?
===
- Ты мой лучший друг! - Я тебе не друг. Я хочу тебя трахнуть с момента нашей встречи. - Вот! В дружбе главное - честность! Самый лучший друг!
===
- Для чего вам зонт? - А вдруг дождь? - Я впервые вижу человека, который боится дождя в помещении. - А я и не боюсь, у меня ведь зонт.
=== Великое переселение народов заключается в том, что оттуда, где плохо, бегут туда, где хорошо. При этом, там, где было хорошо, становится плохо, а там, где было плохо... короче, тоже плохо.
Заказала я себе на Амазоне в октябре очередной шедевр Эшдаун-Хилла, и он отметился в теме "The Wars of the Roses". В конце ноября или начале декабря меня известили, что книгу выслали, наконец. Ну, ждала я её к Рождеству. А получила только сегодня. Сроки доставки - полный мрак.
читать дальшеНадеюсь, не зря ждала. С Джоном никогда не знаешь, что получишь. "Элеанор" была истинным историческим исследованием, "Третий Плантагенет" - откровенным фуфлом, "Мифология Ричарда III" - достаточно качественной книгой. Как я поняла из разговора с Джоном в марте прошлого года, многое упиралось в требование издательств делать книги "читабельными". В "Мифологии" он послал это требование, и сменил издателя с History Press на Amberley.
Внешне "Войны Роз" выглядит очень хорошо. Особенно радует шрифт. Что касается "читабельности", то бросается в глаза очень небольшое количество ссылок на источники. Из чего следует, что "для широкого круга читателей", и что особых потрясений и открытий не будет. О впечатлении потом напишу, если будет какой-то новый угол взгляда на известные события - тоже напишу.
А вас я скоро начну мучать заумью. Помню, что после конференции обещала написать об исследованиях по хирургии, лечениях тяжелейших ранений и об инвалидности во времена Столетней войны. Пришло время выполнять, что обещала.
читать дальше"Ведьмы Ист-Энда" - отстой полный, а ведь такой многообещающий материал. Я категорически не понимаю, по какому критерию они набирали мужских персонажей. Да и женские, старшие, здорово умучаные жизнью. Кроме удивительно удачной главзлодейки. И почему эта сантабарбара во втором сезоне вдруг перемкнула в совершенно неузнаваемый Асгард. Отлично понимаю, почему не стали снимать дальше.
А вот французская четырёхсерийка "Убийства на семейном вечере" - это круто. Куда как круче экранизаций Кристи, хотя и сделано по мотивам "Рождества Эркюля Пуаро". Чётче расставлены акценты, лучше показано, кто есть кто, хотя изначально все казались противоположностью того, чем были. Кроме папа, который был именно тем, кем казался. И я до последнего момента не понимала, кто там у нас главный убивец. Хотя могу поклясться, что последнюю сцену я видела. Не знаю, где. Неужели когда-то смотрела, и так основательно забыла?
Теперь вот смотрю случайно найденный японский детектив "Методы расследования лейтенанта Фукуэ" (Fukuie Keibuho no Aisatsu), и это действительно настоящий детектив, и он чертовски не похож на типичную японскую продукцию подобного плана. Хотя бы потому, что лейтенант Фукуэ - это женщина, и женщина преоригинальная.
Относительно обстоятельств казни Риверса, Грея и Вогана есть довольно противоречивые мнения. Похоже на то, что точкой преткновения стало место казни – Понтефракт. Как мог автор Кроулендских хроник написать, что их «казнили без суда и следствия», если он совершенно очевидно дальше Лондона не выезжал? Тем более что свидетельства из Мидлендс (средней части Англии) не только свидетельствуют, что суд был, но и называют графа Нортумберленда председателем этого суда. Так что же там случилось на самом деле?
читать дальше Для начала, Карсон анализирует памфлет неизбежного Манчини. Я уже много раз выражала убеждение, что источник может быть или чистым, или грязным, но не одновременно и тем, и другим. Конечно, грязь можно попытаться отфильтровать, но водица всё равно получится мутная. Но, поскольку источников сведений вот именно из того периода времени можно перечесть по пальцам одной руки, все историки продолжают глодать уже обглоданный ствол имеющегося в распоряжении древа знаний. Хотя иногда мне кажется, что глодать там уже настолько нечего, что в последнее время им приходится удовлетворяться анализом отходов процесса. Причём, отходов отнюдь не первой свежести.
В данном случае, Карсон анализирует действительно забавный пассаж работы Манчини: «he attempted to bring about the condemnation of those whom he had put into prison by obtaining a decision of the council convicting them of preparing ambushes and of being guilty of treason itself. But this he was quite unable to achieve, because there appeared no certain case as regards the ambushes, and even had the crime been manifest, it would not have been treason, for at the time of the alleged ambushes he was neither regent [sic] nor did he hold any other public office».
То бишь, по словам Манчини, королевский совет не согласился с Ричардом Глостером о том, что Риверс, Грей и Воган повинны в государственной измене, потому что на момент предполагаемых планов убить герцога в засаде, тот не являлся ни регентом, ни носителем каких либо государственных должностей.
На самом деле, на момент эпизода в Стони Стратфорд, Глостер был носителем трёх высших должностей королевства, не говоря о том, что он являлся единственным взрослым наследником престола по мужской линии. Далее, Карсон снова углубляется в тонкости непонимания Манчини того, как функционировал королевский совет в Англии, и какова была его роль. Для начала, королевский совет вообще не имел прецедентов вмешательства в дела о государственной измене. Совет мог штрафовать или даже выносить решение о взятии под стражу на два месяца, но никогда – решать вопросы казни предполагаемых государственных изменников. Суд коннетабля был полностью автономен в подобных делах.
Кроулендские хроники не упоминают о предполагаемом инциденте вообще. Хотя их автор, «подсказывает логика», не упустил бы случая зарегистрировать такой унизительный для Ричарда Глостера момент. Тюдоровские хроники, как и в случае с Гастингсом, единодушно согласны с тем, что Риверс, Грей и Воган был осуждены по статье о государственной измене.
Теперь факты. Наша троица, после ареста 30 апреля, не была помещена в одно место заключения. Риверс был отправлен в Шериф Хаттон, Грей – в Миддлхем, и Воган – в Понтефракт.
Ричард Рэтклифф отправился в путь не ранее 11 июня. Суть его миссии была в том, чтобы собрать войска под командованием Генри Перси, IV графа Нортумберленда, в Понтефракте.
Известно, что как только он вернулся после этой миссии в Лондон, он практически немедленно снова отправился на север. Карсон предполагает, что с инструкциями по поводу суда над Риверсом, Греем и Воганом.
Карсон также предполагает, что арестованных держали порознь на протяжении восьми недель не столько как заключённых, сколько как заложников на время переговоров с семьёй королевы. Карсон убеждена, что если бы королева и её братья договорились с королевским советом, Риверс, Грей и Воган были бы торжественно помилованы и включены в работу нового правительства. Она ищет прецедент, и находит его в последствиях первой битвы при Сент-Олбанс, когда парламент гарантировал участвующим сторонам неприкосновенность, после чего Ричард Йорк стал лордом протектором.
В данном случае, семья королевы не была склонна к компромиссам и продолжала свою деятельность против протектората. И Риверс с Греем были перемещены в Понтефракт, к Вогану.
О том, что было дальше, есть записи священника Джона Ройса. К которым, опять же, сложно относиться с доверием, потому что он является автором двух прямо противоположных биографий Ричарда Глостера, одну из которых, хвалебную, он написал для Ричарда III, а другую, монструозную, для Генри Тюдора. Но за неимением лучшего…
Так вот, Ройс пишет, что вышеперечисленные «were cruelly killed at Pontefract, lamented by almost all and innocent of the deed charged against them, and the Earl of Northumberland, their chief judge, proceeded to London». Во всяком случае, именно Ройс приводит балладу Риверса, и пишет о том, что этот странный рыцарь-придворный носил под одеждой «власяницу», так что или он сам был свидетелем суда и казни, или писал со слов свидетелей.
Было ли так, что Нортумберленд просто выполнил то, что ему приказал Глостер? Карсон убеждена, что нет, потому что для этого не надо было транспортировать Риверса и Грея в Понтефракт.
Я решительно не вижу, почему нет, если всё хотели сделать по букве закона. Карсон сама пишет, что имущество казнённых не было конфисковано, что указывает на суд коннетабля. Так что Нортумберленду, скорее всего, были переданы на время суда права вице-коннетабля. Ну да, он мог осудить заговорщиков суммарно, и тех могли казнить там, где каждый из них находится. Но надо же принять во внимание и личность Генри Перси.
Я вижу доказательство честного суда в том, что Нортумберленд не был другом или почитателем Глостера. У них были весьма негативные моменты в прошлом, потребовавшие даже вмешательства короля Нэда. Генри Перси служил Англии в должности хранителя приграничных с Шотландией областей, и был назначен Глостером, на время его отсутствия, хранителем и Западной Марки. У него, таким образом, была огромная власть, а у его рода – огромный авторитет в регионе. Нет, он не стал бы действовать в качестве марионетки, ни в коем случае.
Карсон заканчивает свою работу страстным призывом оторваться в наших суждениях о пятнадцатом веке от привычных для наших дней критериев. Хороший призыв. В целом книга, как сами можете судить, даёт капельку новой информации о судах коннетабля, но о них гораздо больше и подробнее писал Беллами в «The Law of Treason in England in the Later Middle Ages», хотя эту книгу можно вполне отнести к категории «заумь», настолько она нечитабельна. Хотя и не столько нечитабельна, как его же книга о средневековом законодательстве и эволюции судебного процесса в средневековой Англии. Правда, именно об интересующем нас периоде информации мало в принципе.
Лично для меня, самым серьёзным разочарованием стал весьма селекционный подход Карсон к анализу источников. Я ожидала большего. Больше фактов, живых описаний кейсов. Ну да, надеялась на чудо, понимаю. Так что, пожалуй, главный урок этой книги: беспристрастных суждений не существует. Возможно, их не может существовать в принципе. Историк (или историк-аматёр) начинает исследовать свой предмет изначально потому, что предмет его зацепил. Если не цепляет, если не «чувствуешь» героя своих раскопок – получится ерунда. Даже у хорошего историка-профессионала получится ерунда. Примеров тому много. Старки, возможно, действительно ненавидит Большого Гарри, но он его понимает. А вот его работа по Элизабет I выглядит жалко. Джонс влюблён в первых Плантагенетов, и это видно в его первой книге, но вот Войны Роз - это скорее конспект клише, а не самостоятельная книга, потому что Йорки Джонсу явно безразличны. Так что всё относительно, в очередной раз. И никому нельзя доверять на 100%.
У Гастингса была самая большая частная армия в Англии, и, в должности капитана Кале, он имел в распоряжении единственную профессиональную армию королевства. И мы действительно не знаем, какая проблема стала вопросом жизни и смерти между ним и Ричардом Глостером.
Мы даже не знаем, было ли это нападением на Глостера, или просто раскрытием заговора. Можно только предположить, что строгость наказания была пропорциональна реальной опасности со стороны Гастингса. И ситуация подлежала разбору в суде коннетабля. Который, как мы знаем, имел право выносить решения, даже не заслушивая свидетельские показания – по распоряжению Эдварда IV. читать дальше Но это и всё, что известно с точностью о суде коннетабля. Разве что, известен ещё факт, что в этом суде были только две постоянные должности: самого коннетабля, да ещё графа-маршала. Что до остального, то от судов коннетабля не осталось ни архивов, ни обоснований для решений. Жюри не было, постоянных служащих суда не было.
Морис Кин, по словам Карсон, высказал догадку, что в случае с Гастингсом имело место быть нечто вроде трибунала. Возможно, размышляет Карсон. Тауэр был тогда людным местом – пристань, гарнизон, оружейная, сокровищница, монетный двор, резиденция короля. Масса служащих, рабочих, офицеров, священников, придворных, снующих туда и сюда. Из них можно было собрать необходимую для суда коннетабля панель. Свидетели происшедшего тоже были на месте. Суд при таких обстоятельствах мог занять не больше часа.
Ещё один фактор относительно казни Гастингса говорит о суде коннетабля: хотя Гастингс был казнён по обвинению в государственной измене, его имущество не было конфисковано, что являлось особенностью суда коннетабля, не занимающегося конфискациями.
Карсон отмечает, что одна странность относительно смерти Гастингса бросается в глаза. Вся тюдоровская и пост-тюдоровская историческая литература единогласна в том, что Гастингс был казнён за государственную измену. При том, что не осталось никаких сведений относительно того, являлось ли нападение на лорда протектора преступлением, попадающим под закон о государственной измене, или оно было преступлением, попадающим под юрисдикцию уголовного закона?
Обратимся к прецедентам. В 1454 году, когда Генри Холланд, герцог Экзетер, взбунтовался против протектората Ричарда Йорка, его доверенное лицо, Роберт Молевре, был осуждён за призывы не подчиняться лорду протектору и убивать комиссионеров протектората, которые были разосланы по всей стране с целью восстановления закона и провосудия. Молевре также подбивал лордов убить и самого Ричарда Йорка. За всё это он был осуждён по статье о государственной измене. Тогда же было признано, что планирование убийства государственных деятелей, действующих под защитой Большой Печати короля, однозначно планированию убийства самого короля или членов его семейства, находящихся под защитой закона о государственной измене.
Кстати, хочу спросить, заметил ли кто, что именно в тот момент с Большой Печатью была некая заминка. Томас де Ротерем, епископ Рочестера и Линкольна и архиеписоп Йоркский, передал эту печать Элизабет Вудвилл, когда да уже укрылась в Вестминстере. Это было более чем серьёзным преступлением, потому что любой указ, заверенный большой печатью короля, имел приказную особенность, и теперь печать находилась не в тех руках, в которые определил её закон. Вроде, потом тот же прелат эту печать забрал назад, и передал королевскому совету, но когда именно это случилось? Довольно важный момент.
Далее, помимо этого, Ричард Глостер был не просто лордом протектором и так далее. Он был ещё и наследником престола, имеющим официальный порядковый номер наследования. Таким образом, никто, вроде, и не отрицает, что Гастингс был повинен в государственной измене. Но трогательное единогласие царит и в том, что никакого суда над Гастингсом не было. На самом же деле, у нас просто нет документации на этот счёт, как нет её и в случаях с Салсбери в 1460 году, с Бонвиллем, Кириеллом и Говером в 1461 году, и Типтофтом в 1470. Вопрос: какова вероятность того, что Ричард Глостер, чью склонность к буквальному следованию букве закона никто не отрицает, вдруг решил не использовать в случае с Гастингсом свои права главного коннетабля, и не провёл суд-трибунал?
От себя могу добавить, что дата казни Гастингса не так уж бесспорна. Имеется, письмо Саймона Сталворта сэру Уильяму Стонору от субботы, 21 июня 1483 года: «в прошлую пятницу, вскоре после полудня, лорд камергер был обезглавлен». Обычно это понимается так, что Гастингс был казнён за неделю до отправки письма, 13 мая. То есть, сразу после заседания совета. Клемент Маркем, тем не менее, утверждал, что подобный оборот, «прошлый понедельник» в данном случае, употребляется в том же письме Сталвортом по поводу событий понедельника той же недели, 16 мая. То есть, именно этот человек не имел привычки употреблять говорить «позавчера», «вчера», «в понедельник на этой неделе».
Хроники Фабиана содержат ещё более интересный хронологический выверт. Фабиан пишет, что лорда Гастингса казнили в пятницу перед проповедью Шоу. Но чтобы выглядело так, что это была пятница 13 мая, Фабиан перемещает дату проповеди на 15 мая, хотя все знают, что Шоу говорил перед лондонцами 22 мая 1483 года, это – отлично задокументированная проповедь. Фабиан также передвигает дату принятия Ричардом короны (не коронации!) на 19 мая, хотя все документы административного порядка дают дату 26 мая, и Кроулендские хроники – тоже. О 19 мая говорит и Мор (или Мортон). Впрочем, Мор даёт и датой смерти Риверса, Вогана и прочих 13 мая, хотя казнены они были 25 мая. Мор прочувственно пишет, что Ричард приказал казнить Гастингса до своего обеда, хотя Лондонские хроники чётко регистрируют, что 13 мая 1483 года Ричард уже обедал до заседания совета – с Гастингсом, представьте.
Вообще, лично я вполне согласна с Карсон, что суд был, и это был суд коннетабля. Но я не подписалась бы под утверждением, что Ричард Глостер всегда следовал букве закона. Если его что-то сильно возмущало, в припадке вспыльчивости он был вполне способен послать подальше формальности. Это наблюдалось и в конфликте Ричарда с Кларенсом из-за Анны, и в конфликте со Стэнли, человека которого он взял под своё покровительство, и в резком осуждении казни Кларенса, и в демонстративном отказе принять деньги от французского короля, хотя мирный договор он подписал, хоть и подчеркнув, что делает это как подданный короля. Не говоря о безумной атаке при Босуорте.
И что решительно не укладывается в моей голове, так это утверждения, что Гастингс хотел коронации принца Эдварда, а Глостар хотел коронации себя. В этом раскладе Гастингс – единственный, кто ни в коем случае не желал короля из Вудвиллов (а некоронованный Эдвард V, был Вудвиллом до мозга костей). Куда как выше вероятность, что дело обстояло с точностью до наоборот. Но, опять же, фактов ни в ту, ни в другую сторону просто нет, и каждый делает те выводы, которые ему больше по вкусу.
За своё правление, Ричард III казнил четырёх человек за государственную измену. Насколько известно, конечно. Среди них были один граф и один барон, которых не судил суд равных им по статусу – суд пэров. В этих случаях он воспользовался уже утвердившим себя прецедентом суммарного суда высшего коннетабля королевства. Случай с лордом Гастингсом является одним из этих случаев.
читать дальшеКарсон пытается подробно разобрать как сам случай, так и ситуацию вокруг случившегося, и указывает, что инцидент с Гастингсом произошёл в тот момент, когда Вудвиллы, из своего укрытия, вели активную работу против протектората Ричарда Глостера. Вели настолько успешно, что к октябрю 1483 года она вылилась в полномасштабное восстание. Командующим вторжением был предварительно назначен бежавший из Англии Эдвард Вудвилл. Проформы для, королевский совет приказывал ему, конечно, вернуться и вернуть захваченные деньги, но он и ухом не повёл. А денег Вудвилл вывез немало.
Для начала, ему, сразу после смерти Эдварда IV, щедро отсыпали 3 270 фунтов (или, по покупательной способности, £1,872,000.00 на сегодняшний день) на экипировку флота. В обход факта, что Адмиралом являлся Ричард Глостер, но тот был далеко. Допустим, это было ещё понятно, угроза вторжения французов была достаточно сильна, как считали при дворе. Но по пути Вудвилл прихватил в Саутгемптоне ещё 10 250 фунтов в золотой монете (£5,869,000.00 на сегодняшний день) – конфисковал от имени короля Эдварда V. Плюс, он вывез казну королевства. Хотя ходили слухи, что не всю казну, и что королеве была оставлена треть, именно для работы против Глостера, а не на булавки. А Дорсет (Томас Грей, сын королевы) вывез другую треть. Которая попала к Тюдору.
Ещё большей проблемой лета 1483 года стало публичное объявление Стиллингтона, спешно доведённое до сведения всех лондонцев вопреки желанию Лорда Протектора, что на момент, когда покойный король женился на даме Элизабет Вудвилл, он уже был женат на леди Элеанор Тальбот, дочери графа Шрюсбери. И что леди на момент брака с дамой была жива и здорова. Что, в свою очередь означало, что брак Эдварда IV и Элизабет Вудвилл не был законным, и что их потомство, таким образом, оказалось в статусе бастардов. Судя по всему, мнение сторон, имеющих право голоса в вопросе о передаче престола, не выразилось в единодушном «аааа, какой кошмар, мы чуть не короновали бастарда!».
В конце концов, Эдвард V не стал бы первым в Европе (и в Англии) бастардом-носителем короны. Разговоры больше шли на тему, стоит ли короновать ребёнка в таких обстоятельствах, стоит ли овчинка выделки? Как известно из предыдущих текстов, сошлись на том, что принца короновать можно, но права и обязанности лорда протектора будут значительно расширены.
И тут Карсон делает очень странное заявление: что-то случилось, что заставило Ричарда Глостера попросить 10 и 11 июня помощи у севера против королевы. Но это не совсем так.
В открытом письме в Йорк, Ричард Глостер, как лорд протектор, действительно пишет о том, что королева хочет его крови: «queen and her affinity, which have intended, and do daily intend, to murder and utterly destroy us and our cousin the Duke of Buckingham and the blood of the realm».
Но вот в своём письме Невиллу, Глостер не пишет ничего подобного. Он вообще сообщает причину, по которой просит о помощи, через Рэтклиффа, устно:
" To my Lord Nevylle , in haste. My Lord Nevylle, I recommend me unto you as heartily as I can, and as ye love me, and your own weal and surety and this realm, that ye come to me with that ye may make defensibly arrayed in all the haste that is possible; and that ye will give credence to Eichard Radclyff, this bearer, whom I now do send to you instructed with all my mind and intent. And, my lord, do me now good service, as ye have always before done, and I trust now so to remember you as shall be the making of you and yours. And God send you good fortunes. Written at London, the llth day of June, with the hand of our heartily loving cousin and master, GLOUCESTER»
«Логика подсказывает», что в подобной секретности нет ни малейшего смысла после письма в Йорк от 10.11, если речь идёт о том же самом. Опять же, проведя столько лет на севере, Ричард не мог не знать, как в Йорке будет проходить сбор помощи. Дискуссии в совете олдерменов, да и невозможность оторвать какое-то значительное количество воинского контингента из-за постоянной опасности со стороны Шотландии. И действительно, из Йорка отравились в Лондон, в конце концов, всего несколько десятков человек. Другое дело – частная армия Невилла, которая могла сняться с места быстро, и передвигаться быстро. Но даже в этом случае он не мог рассчитывать, что контингент прибудет немедленно! Это и Карсон признаёт.
В общем, всё непонятно с этими письмами. Всё, что можно сказать наверняка – это явный высокий штиль первого, официального, и приватная туманность второго. И прокламация в Йорк сыграла свою роль, в Лондоне о ней заговорили. О втором письме, возможно, никто в то время и не знал.
Далее, Карсон рассуждает, что Глостер находился один, без армии, среди враждебного окружения, хотя и отмечает, что никаких беспокойств в Лондоне в те дни не было зарегистрировано. Прошу прощения, но как же те 300 человек закалённых ветеранов его эскорта?
Уильям Гастингс был арестован 13 июня. По словам записей Манчини и Кроулендских хроник – за верность Эдварду V:
- «when he came to the Council in the Tower, on the authority of the protector, Lord Hastings was beheaded. Two senior prelates … were imprisoned in different castles in Wales. In this way, without justice or judgement, the three strongest supports of the new king were removed and with all the rest of his faithful men expecting something similar these two dukes thereafter did whatever they wanted». (Кроулендские хроники)
- «One day … when they had been admitted to the innermost quarters [of the Tower], the protector, as prearranged, cried out that an ambush had been prepared for him, and they had come with hidden arms, that they might be first to open the attack. Thereupon the soldiers who had been stationed there by their lord rushed in with the duke of Buckingham and cut down Hastings on the false pretext of treason. … to calm the multitude the duke instantly sent a herald to proclaim that a plot had been detected in the citadel and Hastings, the originator of the plot, had paid the penalty. … At first the ignorant crowd believed, although the real truth was on the lips of many, namely that the plot had been feigned. (Манчини)
- «And in the mene tyme ther was dyuers imagenyd the deyth of the duke of Gloceter, and hit was asspiyd and the Lord Hastinges was takyn in the Tower and byhedyd forthwith, the xiij day of June Anno 1483. And the archebeschope of Yorke, the bishop of Ele, and Oleuer King the secoudare, with other moo, was arestyd the same day and put in preson in the Towur, and the coronacon deferryd tell the ix day of November». («Лондонский гражданин», 1487)
Но у нас нет ни малейшего намёка, что и почему произошло на самом деле. Бред Мора со товарищи про высохшую руку и обвинение в колдовстве были позже, намного позже. Если отбросить всю словесную шелуху, то остаётся только один факт: Ричард Глостер, в качестве лорда протектора, арестовал заговорщиков, принёсших оружие на заседание королевского совета – что отнюдь не было принято нигде, кроме пьес Шекспира, едко замечает Карсон. Один из заговорщиков был казнён по обвинению в государственной измене.
Что касается арестованных, то их было больше, нежели пишут Хроники и Манчини. «Гражданин» называет Оливера Кинга, секретаря. Из записей того времени следует, что были арестованы также Томас Стэнли, Элизабет Ламберт (Джейн Шор), Джон Форстер (служащий двора королевы).
С Джейн всё понятно, она впоследствии выполнила покаяние за непристойную жизнь, и вышла за судью, который её осудил. Ричард III разрешил этот брак, хотя и не одобрил. Остальных арестованных быстро отпустили. И только Гастингс был объявлен государственным изменником и поплатился головой. Почему?
И прочей суровой романтики. Фильм "Birkebeiner", на экранах в феврале 2016. Что характерно, история не вымышленная. Именно так спасли в младенчестве Хокона Хоконссона, известного в будущем как великий король Хакон IV Старый.
Вчера, около 16 часов, началось классическое - вирусная инфекция во всей красе. Я не удивилась, кто на меня только в последние дни не чихал и не кашлял... Ура, - подумала я, счастливо беря очередную салфетку, - на работу завтра не иду!
читать дальшеА вот фиг. Через 2 часа я была совершенно здорова. Какое разочарование(( Пожаловалась сегодня фельдшерице бригадной, она сказала, что читала о подобных случаях, когда организм приканчивает уже активизировавшийся вирус, но на практике до сих пор не видела. Ну, теперь уже увидела.
А холод стоит зверский. Красота вокруг неописуемая, особенно ночью. Ужасно досадно, что на мыльницу этого не снимешь, но представить можно. Сверкающие в ослепительном лунном свете, белоснежные деревья... Такая классическая зима старого образца - за весь январь ни одной оттепели.
Вот, завтра отработаю в вечер, и потом неделю отдыхаю. Не то, чтобы я переутомилась, просто приятно на время выскочить из этого круга.
И да, я следую своему решению быть счастливой в этом году. Это очень облегчает жизнь, я совершенно не нервничаю Тем более, что на работе организационные моменты всё время изменяются в лучшую сторону. Работы по-прежнему слишком много на одного работника, но я уже не нервничаю и не рву жилы. Спокойно работаю, не пытаясь успеть невозможное. Провожу у каждого пациента ровно столько, сколько на него отпущено. Иногда и больше, по ситуации. Очень редко - на пару минут меньше. Практически каждый раз перерабатываю, от 7 до 42 минут. На это уже идёт ночная такса. Но я предпочитаю просто раньше уходить, когда я в утреннюю смену. В результате все довольны, включая меня. Благо, не все подопечные укладываются спать с наступлением темноты, так что есть те, к кому можно заявиться буквально около 22 часов.
Единственный источник недовольства - моя реакция на мигрантов. Вернее, не столько недовольства, сколько недоумения. Мне не очень нравятся приходящие в голову мысли, когда, с одной стороны, Европу трясёт от этого нашествия, а с другой - они исправно вылавливают эту головную боль из морей, и заботятся, чтобы у мигрантов в пути было всё необходимое. Нафига, а? Вот что приходит мне в голову. А потом становится стыдно, что я, по сути, только что пожелала смерти многих людей. Ум с сердцем не в ладу.
Относительно более чем верноподданнического и безупречно церемониального въезда принца Эдварда в сопровождении герцога Глостера в Лондон, есть одна любопытная деталь. Манчини, пересказывая впечатления лондонцев, утверждает, что герцог сгрузил на четыре телеги груды оружия и обозначил их геральдическими знаками братьев и сыновей королевы. По словам герцога, это оружие было собрано по захоронкам вокруг Лондона. И что существовал заговор, согласно которому это оружие должно было быть использовано для нападения на него людей братьев и сыновей королевы, как только он приблизится к столице.
Не знаю, почему на картинке снег в самом конце апреля. На первом плане - арестованный меланхоличный Риверс.
читать дальше Манчини утверждает, что Глостер лгал. «Все знали», что оружие было припрятано ещё при жизни Эдварда IV на случай удачного нападения на столицу шотландцев. Для начала, были ли эти телеги в процессии? Кроулендские хроники заканчивают описание этого периода времени эпизодом в Нортхемптоне и Стони Стратфорде. Манчини не мог знать о стратегических тайных складах Эдварда IV. Тем более о них не знали «все», если они и существовали. Из реально существующих документов тех дней, ситуация косвенно упоминается только в записках так называемого «Лондонского гражданина», но и он пишет только, что разногласия в Нортхемптоне привели к перенесению даты коронации Эдварда V.
Предположим, что Глостер говорил правду, и нападение на него действительно готовилось. Но здесь красота ситуации заключается в том, что если бы на него напали люди Вудвиллов под знамёнами короля, он не мог бы сопротивляться. Не говоря о том, что у него был только статусный эскорт, сопротивляться он не имел бы права, и первая же попытка защититься попала бы прямиком под статью государственной измены. Возможно, именно в этом и заключался план партии Вудвиллов после того, как им пришлось уступить Гастингсу и ограничить эскорт принца Эдварда двумя, а не десятью тысячами.
Хочу признаться, этот момент в рассуждениях Карсон не вполне меня устраивает. Дело в том, что в Стони Стратфорде Ричард мановением руки распустил точно так же не подчиняющихся Лорду Коннетаблю солдат, которые были собраны, очевидно, под штандартом короля. Возможно, разница в том, кто начинает действовать. Эскорт только собирался покинуть Стони Стратфорд, он был статичен, когда Ричард активно разрулил ситуацию. Если бы на Ричарда напали у Лондона, преимущество было бы у нападавших.
То есть, здесь поневоле выплывают два важных момента: был ли Риверсу передан, как он просил, мандат, дающий ему право собирать войска самостийно, и под чьим штандартом шёл эскорт принца Эдварда? Мы не знаем. Можно обратиться к «логика подсказывает», и «судя по тому, что», но это будут чистейшей воды спекуляции, не подтверждаемые ни крупицей фактических данных.
Лично меня также всегда искренне удивляло то, что Риверс, Грей и Воган сдались без возражений. Особенно – Риверс. Дело в том, что когда мы говорим, что «Риверс приехал в Нортхемптон», это вовсе не значит, что он вскочил на коня и приехал. Ко временам ранних Тюдоров приличным церемониальным эскортом графа считались 200 воинов в момент опасности. Допустим, Риверс решил, что ситуация не опасна, и ограничился совсем уж минимальным военным сопровождением, сотней человек, из которых не менее четверти составляли рыцари в броне.
Причём, Риверс был действительно важной персоной – брат королевы, хранитель и гувернёр принца-наследника, который теперь был уже объявленным королём. Без эскорта ему отправляться на рандеву с герцогом Глостером было просто не к лицу. И у него БЫЛО должным образом зафиксированное право перемещать наследника престола по своему усмотрению, данное ему Эдвардом IV.
Получается, что Риверса, собственно, арестовывать-то было не за что. Всё, что касалось перемещения принца Эдварда в Лондон, он делал согласно инструкциям королевского совета и в своём праве (при условии, что у него действительно были нужные патенты, разумеется). И когда Глостер отдал приказ арестовать Риверса, где бы это ни произошло), тот, закалённый боец, стопроцентно мог успешно отбиться, взять при помощи своего сопровождения фору, ускакать в Стони Стратфорд, и поднять там железной стеной две тысячи воинов из Уэльса, которые были в эскорте. Но он ничего подобного не сделал. Так же безропотно сдались Грей и Воган. Что же там произошло, что же мы упускаем?!
Но вернёмся к Карсон. Дальше она вспоминает, что в своё время Кларенс и Варвик немедленно казнили в 1469 году графа Пемброка и его сына, а также Ричарда Вудвилла (отца королевы) и его сына Джона. Глостер не сделал ничего подобного, хотя вполне мог, в праве Лорда Коннетабля, осудить и обезглавить арестованных на месте.
Абсолютно не согласна. Не мог. На тот момент было не за что. Но соглашусь, что при имевшем место развитии событий, в дальнейшем их ожидало помилование и участие в деятельности королевского совета, если бы не неугомонность королевы Лиз. Именно действия королевы и её второго сына, Дорсета, в Лондоне придали оттенок государственной измены действиям Риверса, Грея и Вогана. Узнав о том, что произошло в Стони Стратфорд, она попытались собрать и вооружить людей с целью… отбить принца Эдварда у его дяди с отцовской стороны. И не нашла со своими планами ни понимания, ни поддержки ни у кого. И вот тогда они с Дорсетом бежали.
Но даже тогда ещё не было поздно. Карсон представляет документ, из которого совершенно понятно, что королева могла вернуться на своё законное место, если бы только захотела:
«Common council held the 23rd day of May in the first year of the reign of King Edward V
… On this day was read the oath of Richard Duke of Gloucester, Protector of England, Thomas Archbishop of Canterbury, Thomas Archbishop of York, Henry Duke of Buckingham and other lords late made to our Lord the present King, etc. Item, the oath that the said lords would be willing to make to the Lady Elizabeth, Queen of England, now being in the sanctuary of St Peter of Westminster, if the same lady would be willing to relinquish the privilege of that place, etc».
Но Элизабет, как мы знаем, не захотела. Она вернулась ко двору только почти через год, в марте 1484 года. Она не могла бояться за свою жизнь или за свою свободу, на самом-то деле. Больше похоже на то, что она удобно укрылась в Вестминстере только для того, чтобы иметь свободу действий. И подписала этим смертный приговор Риверсу и Грею. Очевидно. Потому что из описанного выше совершенно отчётливо становится понятным только одно: даже в тех эпизодах, которые, как может показаться, изучены чуть ли не по часам, зияют внушительные прорехи отсутствующей информации.
Одно объяснение странной от начала и до конца реакции королевы у меня есть. Она совершенно не знала Ричарда. Они практически не сталкивались, вращаясь каждый в своём мире. Но она знала, что Ричард знает о двоеженстве брата, то есть о том, что она, Элизабет Вудвилл, носит корону королевы не вполне по праву. Очевидно, она была вполне уверена, что Ричард - единственный человек, знающий правду и о её истинном статусе, и о статусе её детей. Нет человека - нет проблемы. О том, что со своим свидетельством в королевский совет ввалится епископ Стиллингтон, после столько десятилетий молчания, наверняка не приходило в голову ни королеве, ни самому герцогу Глостеру.
Разговаривайте сами с собой. Психологи из Университета Висконсин-Медисон считают, что разговоры с самим собой полезны для мозга, более того, такое поведение абсолютно нормально. Эффект объясняется тем, что речь ускоряет восприятие и мышление и потому помогает мозгу находить нужное решение.
Мой комментарий: бормотание себе под нос, типа "а теперь делаем это, а теперь - это" ускоряет процесс, упорядочивает. Руки словно сами делают. И мгновенно идёт сигнал "а вот то ты забыл". Сначала вдруг появляется чувство дискомфорта, и мгновенно понимаешь, что именно является его источником.
Займитесь новым видом тренировки памяти — нейробикой. Эти упражнения не требуют специальной подготовки и специально выделенного времени — их можно делать где и когда угодно: дома, по дороге на работу, в обеденный перерыв, стоя у плиты и даже во время принятия ванны. Например, вы можете учиться чистить зубы левой рукой (левши — наоборот, правой). Пробуйте новые книги, запахи, звуки, обувь, одежду, развлечения и маршруты. Если вам предлагают работу, в которой вы не очень разбираетесь, соглашайтесь! Мозг быстро активизируется, когда вы перестаете действовать автоматически.
Мой комментарий: именно это во многом объясняет, почему дети так обучаемы. Кто в детстве не пробовал писать левой рукой, да ещё и в перчатке, "шпионские письма"? И невидимые чернила делали, и действительно бегали в школу разными маршрутами, не говоря уже об исследованиях всяких интересных окрестностей. Рутина убивает, убивает в прямом смысле. Подтверждаю: и в возрасте за 90 вполне возможно осваивать смарфоны и сражаться с заморочками Windows 10, а уж интернет-магазины - нашефсё для старушек. Интересно, что не заметила такой продвинутости у стариков.
Больше общайтесь. Заведите блог в интернете, записывайте свои воспоминания, заведите привычку всегда иметь под рукой ручку и блокнот или планшет, куда можно записать срочную информацию. Оставьте миру толику знаний, безвозмездно поделившись со всеми. Особенно важно выплеснуть навязчивые мысли — тогда можно освободить мозг от «умственной жвачки» для новых впечатлений.
Мой комментарий: я не знаю, что бы я наколбасила в своей жизни, если бы в августе 2008 автор "Радужной нити" не привела меня сюда. Это получилось совершенно случайно, но полностью изменило мою жизнь. Открыло головокружительно новые перспективы, интересы, помогло найти смысл моему существованию, познакомило с сотнями людей, которых я никогда бы не узнала, если бы не блоги. И "свято место пусто не бывает" - если времени еле хватает на обдумывание умного, на умственную жвачку его просто не остаётся.
Почаще вспоминайте хорошее. Это прекрасно стимулирует память, считают ученые из Медицинского центра при Университете Лома Линда. Смотрите старое кино, фотографии, гуляйте по старым, хорошо знакомым местам.
Специалисты обнаружили, что наша память нестабильна — любое воспоминание каждый раз собирается заново из отдельных блоков, подобно конструктору, и именно в момент «сборки» память зачастую искажается. Например, если мы вспоминаем событие в иной обстановке, чем та, в которой это событие происходило, то мы можем «вспомнить» моменты, которых на самом деле не было. Точно так же мы можем и «убрать» из памяти некоторые детали. Конечно, лучше стирать неприятные воспоминания, ведь приятные вызывают выброс эндорфинов, являющихся источником удовольствия и стимуляции нервных клеток.
Мой комментарий: проверено на себе. У меня печальные воспоминания стираются автоматически почему-то. И наблюдала, что люди действительно могут зациклиться на чём-то плохом из прошлого до самых настоящих психозов, которые переносят их прошлое в настоящий момент.
Сегодня была большая статья про него, в основном - про "одержимость Путиным". Любит Кай Путина рисовать, но не только. Вообще, интересный художник, в своё время известный картинами с утками. Кстати, страшно популярными. Ну, много там было рассуждений, что нафига и кто такое покупает. Покупают, и достаточно, чтобы Стенвалю не нужно было беспокоиться о корочке хлеба. Он рисует быстро, сразу выкладывает в сеть. Как ни странно, журналист не обратил внимание на названия картин, рассуждая о "нафига?".
читать дальшеУезжала из Хельсинки в -10, а домой приехала в -22. Машина днём сегодня учудила. Поехала на работу, и обнаружила что обогрев и вентилятор не работают. Километров через 15 боковые окна стали изнутри покрываться наледью. С горя включила музыку, а с ней одновременно включилась и система обогрева. Как же я была счастлива, не передать
Муженёк сдуру кота выпустил на трескучий мороз. "Ну я выглянул на улицу, а он выскочил". Сказала всё, что захотелась сказать по поводу, пошла искать по следам. Следов, кстати, не нашла. А скотинка через некоторое время постучала в окно. Полчаса где-то шлялся. Я его понимаю, конечно, что скучно на печи всё время сидеть, но погода как-то не располагает к ночным дефиле. Хотя месяц очень красивый, мультяшный - пухлый и очень жёлтый.
читать дальшеВ 1469 году, Ричард герцог Глостерский был назначен Лордом Главным Коннетаблем королевства пожизненно. На практике это означало, что Ричард оставался на этой должности, пока на троне не сменится король, который может решить отдать вторую по значимости, после королевской, власть кому-то другому. Период смены короля, сам по себе, всегда был для королевства очень напряжённым периодом (особенно если учесть английскую почти традицию, когда власть не переходила плавно и спланированно). Вспыхивала старая вражда, прорывалась неудовлетворённость, разваливались старые альянсы и создавались новые. Соответственно, всегда существовала опасность массовых беспорядков, которые могли, в худшем случае, перерасти в серию феодальных войн и, в итоге, в гражданскую войну. Твёрдая рука, и юридическое право использовать существующую систему наказаний для разжигателей беспорядков, была нужна. Не менее нужна была эта твёрдая рука для демонстрации другим силам, за пределами королевства, что шансов прибрать к рукам или хотя бы основательно пощипать королевство, оставшееся на некоторый период без коронованного короля, у них нет. Плюс, государственный аппарат должен был продолжать работать бесперебойно.
Так вышло, что все должности, регулирующие внешнюю и внутреннюю безопасность королевства, волей Эдварда IV были возложены на его брата, Ричарда. Пожалуй, стоит хорошо задуматься над тем, что именно регулировало исполнение обязанностей Лорда Высшего Коннетабля, Лорда Высшего Адмирала и Лорда Великого Камергера страны. Без преувеличения – всё. Всё, от доступа к королевской персоне до национальной безопасности. И теперь представьте на минутку, что вы – король, и вы отдаёте все эти должности в одни руки. Причём, очень занятые руки наместника короля на севере, регионе более чем непростом. Как минимум, вы должны быть абсолютно, на все 100% быть уверены, что этот человек просто-напросто не спихнёт вас с престола тем или иным способом. Ни при каком раскладе. Ни при каких обстоятельствах. Особенно, если он – такой же потомок ваших родителей, с теми же правами на трон.
Мы много и подробно разбирали особенности характера Эдварда IV, который, как выяснилось при близком рассмотрении, не был ни душкой, ни весельчаком. То есть, повеселиться-то он любил, но это никак не мешало ему быть способным на жестокость, хладнокровные интриги и подозрительность. Если такой король доверил такую власть своему брату, то это – сертификат на исключительную порядочность, собственно. Вполне очевидно, что власть короля и соображения держателя высших должностей в королевстве, будут периодически расходиться. Как правило – в пользу мнения короля, которое может показаться или оказаться раздражающе и оскорбительно неправильным. То есть, такой расклад сам по себе уже гарантировал неизбежность конфликтов. Эдвард, очевидно, был уверен, что никакие из этих конфликтов не заставят его брата перестать быть абсолютно лояльным своему королю.
Во-вторых, вы должны быть уверены, что это человек просто-напросто сможет справиться со всем тем грузом задач, который вы на него взваливаете. Что он сможет всё организовать, найти достаточно компетентных администраторов, не упуская при этом из вида общей картины. И быть в состоянии всё мгновенно подогнать к приказу короля, если тот не согласится с каким-то решением из очень крупных. И всё повернуть, в результате, к выигрышу для королевства. У Ричарда Глостера достаточно рано сложилась очень интересная манера сотрудничества с его братом-королём. Каждый раз, когда он был в чём-то глубоко не согласен с Эдвардом, он выражал протест как частное лицо. И каждый раз поддерживал короля, как его подданный. Это не у всех получается элегантно и достойно. Например, Стэнли весьма часто балансировали на грани прямого предательства, им не хватало достоинства. А герцог Бэкингем категорически не мог не переносить общие несогласия в личный план. Ему не хватало элегантности мышления. У герцога Глостера – получалось, без усилий.
И вот теперь, Глостер должен был стать ещё и Лордом Протектором. «Duke of Gloucester, brother and uncle of kings, Protector, Defender, Great Chamberlain, Constable and Admiral of England». Нет, разумеется, его власть, как и власть самого короля, не стала бы абсолютной в английских реалиях. Тогда ни королевский совет, ни парламент страны не были фабрикой одобрямсов, отнюдь. Тем не менее, это была реально высшая возможная власть в стране. Карсон также подчёркивает, что потерявшие в наши дни термины «брат и дядя королей», в средневековом контексте имели огромный вес. Родословная была важна до пределов, для нас невообразимых. И в этом плане у Ричарда Глостера было всё то, чего не было у семьи Вудвиллов. Карсон использует термин «национальный авторитет». Соответственно, когда Вудвиллы начали перемещения армии и флота без ведома Ричарда Глостера, они вмешались в нечто большее, чем просто административные тонкости.
Как выразилась Карсон, дело было не только в том, кто важнее, не только в гордости отдельных членов королевской семьи. По её мнению, династия Йорков и на 1483 год не была универсально признана. Двадцать лет правления этой династии просто не могли абсолютно перевесить шестьдесят лет преданности Ланкастерам. К тому же, эти двадцать лет заканчивались уязвимостью малолетнего короля на троне. Не удивительно, что действия Вудвиллов были рассмотрены даже в королевском совете как попытка очередного переворота. Настолько, что Гастингс даже выразил ультиматум: если всё будет продолжаться так, как планируют Вудвиллы, он удаляется в Кале. То есть, удаляется создавать оппозицию намечающемуся режиму Вудвиллов.
По всем существующим, и никем не отменённым, правилам королевства, волевое вмешательство людей, не обладающих нужными полномочиями, с целью поднять войска и переместить флот, было ничем другим как государственной изменой. И это подводит нас к тому, что именно случилось в Нортхеммптоне и Стони Стратфорде. Карсон подчёркивает, что содержание переписки между Глостером, Гастингсом, Риверсом и Бэкингемом никому не известно. Лучшее, что можно по её поводу сказать – это «логика диктует». Ну, мы знаем, что логика – штука относительная в зависимости от перспективы, но кое о чём действительно можно судить по поступкам фигурантов в этом деле. Проблема только в том, что мы имеем массу совершенно разных описаний этих поступков. Которые оставили то ли те, кто действительно присутствовал на месте, то ли те, кто утверждал, что является очевидцем.
Манчини, который точно не присутствовал, утверждает, что изначально Глостер и Риверс встретились вполне дружелюбно, как и полагается старым товарищам по оружию, как следует выпили, и разошлись спать. А на рассвете коварный Глостер арестовал ничего подобного не ожидающего Риверса. Историк Чарльз Росс, собственно, напрямую обвиняет Глостера в том, что тот обвёл Риверса вокруг пальца, изначально уже спланировав, как будет действовать. Естественно, практически наш современник, Росс тоже не присутствовал на месте. Кроулендские Хроники утверждают, что Риверс был арестован только практически у самого Стони Стратфорда. Оба автора дают понять, что нечто неожиданное, насторожившее герцога, случилось или ночью (например, была получена информация), или по дороге к Стони Стратфорду, где находились принц и его эскорт. Томас Мор же утверждает, что всё происходившее имело целью отделить будущего короля от всех друзей и родичей по матери, и было изначально спланировано хитрыми Глостером, Гастингсом и Бэкингемом, заманившими наивного и благородного Риверса в ловушку. И да, Томас Мор тоже не был очевидцем. Что ещё хуже, рапорт Манчини и сочинение Мора расцвечены диалогами и монологами, которые делают эти работы скорее повестью, нежели хроникой.
Так что же случилось на самом деле? Итак, у нас есть 2 000 солдат из Уэльса, которые Риверс, возможно, имел право собрать для эскорта племянника в столицу. Поверим, что патент на это право действительно существовал, коль скоро Риверс просил передать его из Лондона с надёжным человеком. У нас есть соединённый, статусный эскорт Глостера и Бэкингима, не превышающий 600 человек (Манчини пишет о пятистах, на момент въезда в Лондон, но был ли он свидетелем?). Прибыв в Нортхемптон, Глостер узнаёт, что принца/будущего короля там нет, и что Риверс переместил свою партию на несколько миль ближе к Лондону. В результате, Глостер арестовывает Риверса со товарищи, распускает в своём праве солдат из Уэльса, и сам сопровождает племянника в Лондон. Это – несомненные факты, «раздетые» от предполагаемых планов за действием каждого участника.
История Манчини предполагает наличие враждебности между Глостером и Вудвиллами. В реальности, нет ни одного факта, подтверждающего такой антагонизм. Напротив, есть факты, что герцог представлял и решал от лица Вудвиллов различные тяжбы, которые они вели время от времени. Добавим к этому, что добрые десять лет до смерти брата, герцог практически всё время находился на севере, приезжая в Лондон только на заседания. Говоря о якобы существовавшем сговоре между Глостером, Гастингсом и Бэкингемом прижать к ногтю партию королевы, реально зарегистрирована только вражда между Гастингсом и сыном королевы от первого брака. Что касается Бэкингема… Я уже давно обратила внимание на то, что его якобы крайне негативное отношение к супруге из Вудвиллов никак не помешал ему обзавестись симпатичным количеством детей от этой супруги. Не всё, что было на языке Бэкингема, было у него на уме.
Так существовал ли анти-вудвилловский блок в принципе? Мы не знаем. Фактически – не знаем. Опять же, единственный реальный факт – это попытка Вудвиллов использовать власть, на которую у них не было прав. Хотели ли они действительно убрать единственного человека, который реально стоял между ними и высшей властью? Могло ли быть так, что у всех, встретившихся в Нортхемптоне, были свои планы, и Глостер просто оказался быстрее и решительнее своих предполагаемых союзников и противников? Мы не знаем. С тем же успехом можно решить, что Ричард Глостер ничего не имел ни против Вудвиллов, ни, тем более, против Риверса, а просто действовал в рамках своих должностных обязанностей. Обязанностей и прав, которые он не имел ни малейшего желания сдать, учитывая его послужной список и происхождение.
С моей точки зрения, одна возможность никем не рассматривалась. Если мы не знаем в точности содержания переписки фигурантов в этом деле, то мы не можем быть уверены в том, что Ричард Глостер знал о том, что происходило с эскортом его племянника. Все согласны с тем, что что-то произошло между моментом, когда герцог сел с Риверсом за стол вечером, и арестом Риверса на следующее утро. По-моему, логично предположить, что только в этот момент Ричард Глостер узнал о двух тысячах сопровождения, и о том, что изначально планировалось поднять десять тысяч, и о том, что флот передан Ричарду Вудвиллу. Да, я уже говорила, что логика - понятие субъективное.
А если кому-то больше нравятся теории заговоров, то предлагаю следующую версию. Герцог Глостер, принёсший присягу племяннику, и со всей возможной скоростью приводивший к этой присяге всех, до кого только мог дотянуться, узнал от Риверса нечто шокирующее относительно здоровья принца. Серьёзно, у меня складываются фрагменты так, что наследник короны был очень серьёзно болен. Герцог, изо всех сил стремившийся не допустить вакуума на троне, арестовал и надёжно спрятал тех, кто мог о проблеме проговориться. Нет, даже доложить, а не проговориться. Как вам такая версия?