Do or die
Профессор-медиэвалист из Шеффилдского университета, Эдмунд Кинг ещё раз напоминает нам, что средневековые источники не являются автоматически источником правдивой информации просто потому, что они средневековые. Можно поспорить, существует ли истинно независимая пресса в наши дни, но в Средние века независимых хронистов не было совершенно точно.
Коронация Стефана, картинка из какого-то фильма
читать дальшеИзвестно, что хаотичность смены власти, приведшая к гражданской войне после смерти Генри I, случилась в значительной степени из-за того, что отношения между королем и его дочерью Мод, преемницей престола по праву своих сыновей, сильно испортились в 1135 году. Но неизвестно достоверно, что именно случилось между отцом и дочерью, что их рассорило, и в объяснении феномена средневековые летописцы выдают туман, но не факты, потому что вставать на чью-то сторону в условиях гражданской войны было бы неблагоразумно.
Уильям Малмберийский, обычно любящий сочные детали, уклончиво пишет, что король был в некоторой степени недоволен Жоффруа Анжуйским, потому что тот не выказывал ему подобающего уважения. Генри Хантингдонский уклончиво говорит о некоторых проблемах по ряду вопросов между отцом и дочерью, и только Ордерик пишет о том, что Жоффруа требовал от короля передачи ему цитаделей Нормандии, что входило в брачный договор. Генри же, имея информацию о том, что «некоторые бароны» (упоминаются конкретно Талвас и де Тосни) предпочитали норманнам «ангевинов», и хорошо понимая, что брак вовсе не сделал Мод и Жоффруа монолитной парой, замки передавать не собирался. Напротив, собственно – он посадил свои гарнизоны в замки тех, кто больше любил Фулька и Жоффруа, чем его и Мод.
Ордерик также прямо пишет, что Матильда считала передачу королем цитаделей Нормандии доказательством того, что он действительно намеревается рассматривать её как свою наследницу на троне. Ведь без власти над цитаделями, ей и мужу придется за трон сражаться. Ториньи, в свою очередь, пишет, что Матильда и Жоффруа требовали от короля Генри, чтобы тот, если уж не собирается передавать цитадели им, принес хотя бы присягу верности за эти цитадели своим внукам (хотя бы старшему, Генри), к которым, в конечном итоге, и должна была перейти власть. Правда, не вполне понятно, идет здесь речь о замках, упомянутых в брачном контракте, или о всех цитаделях Нормандии вообще. Но Ториньи писал свою летопись в 1150-х, не по горячим следам, так что непонятно, насколько он был подвержен устоявшимся к тому времени суждениям.
Таким образом, можно обоснованно предположить, что раздор между Генри и Мод имел отношение к передаче короны. Также, по мнению Кинга, фраза в знаменитом Truce of God, мирном эдикте для Нормандии, ”в присутствии епископов и всех нижеподписавшихся баронов, в едином понимании и согласии...» говорит о том, что разногласия, на самом-то деле, были, и ещё какие, просто Генри I продавил свою волю. Даже если отказаться от такой трактовки в пользу того, что эта фраза – обычный, принятый для королевских эдиктов канцелярский оборот, неоспоримо письмо, написанное Питером Достопочтенным Аделе Блуасской, о состоянии дел. Питер упоминает, что «Нормандию сотрясают внутренние и внешние войны», и что он не знает о состоянии дел «в королевстве через море».
Поскольку Стефан Блуасский подписал Truce of God, понятно, что в 1135 году он летом был при короле Генри. Но не совсем понятно, где с точностью он был на момент смерти короля. К слову сказать, Питер Достопочтенный пишет, что король был прикован к постели восемь дней, и умер 2 декабря, после чего тело перевезли в Руан, откуда Роберт Глостерский, согласно давно изъявленной воле короля, повез его для захоронения в аббатство Рединг. В том же письме упоминается, что архиепископ Руана послал гонцов к Генри Винчестрскому.
Да, у Аделы Блуасской при дворе брата обосновались два сына. Стефан был лордом мирским, а вот Генри – духовным, и можно поспорить, у кого из них в какой момент было больше власти. Похоже, что на момент смерти короля, в Англии больше власти было у епископа, потому что фраза в письме Иннокентия II о том, что Стефан является преемником Завоевателя по прямой линии, говорит об аргументе, упомянутом определенным источником информации, подсказавшим линию защиты в пользу выбора Стефана. А от кого он мог получить такой аргумент? Только от обладающего заоблачными амбициями Генри Винчестерского, который не так давно пытался выкрутить у дядюшки согласие на образование третьего, Западного архиепископата, чтобы стать архиепископом. В принципе, в какой-то момент Генри Винчестерский, пожалуй, смог бы вкрутиться на престол архиепископа Кентербери, если бы согласился отказаться от должности аббата Гластонбери. Но он не согласился.
В любом случае, если можно что-то сказать об объединяющей сильных королевства воле на момент смерти Генри I, так это было усилие избежать хаоса, подобного последовавшему за смертью Завоевателя. Вместе собрались Роберт Глостерский, близнецы Роберт Лестерский и Валеран де Мёлан, Вильгельм де Варренн, Ротру дю Перш, и куча кастелланов, на чьей ответственности были пресловутые замки Нормандии. Архиепископ Руанский впоследствии дал самое идиллическое описание смерти короля-христианина, но совершенно ясно, что если бы король был в сознании и ясном рассудке, он за 8 дней наверняка сделал всё, чтобы корона была возложена на Мод, коль скоро он сам дважды обозначил её наследницей престола. Но за Мод, похоже, даже не послали, иначе как объяснить её отсутствие у постели умирающего отца и короля. В каких бы контрах они ни были, дурой эта дама не была, то есть, не ответить на зов она просто не могла, если только сама не была прикована к постели.
Интересно то, что не появился у одра умирающего благодетеля и его племянник, Стефан Блуасский. Он был, очевидно, в Булони, и не сопровождал короля на его последнюю охоту, но, узнав о смерти Генри, он подорвался не облобызать благодетелю руку, а... в Англию. Причем, в своей лондонской резиденции он был не позднее 8 декабря. И тут же Лондон и Винчестер признали его законным королем. В Лондоне его встретили «ликующие горожане», а в Винчестере – отцы города.
Интересный момент подобного приема состоит ещё и в том, что лондонцы считали, что это их право выбрать следующего короля, если предыдущий умер. Причем, по-видимому, это право действительно существовало, потому что и во Фландрии жители Брюгге и Сен-Омера изначально выбрали Клито своим графом, и так он получил корону всей Фландрии. То есть, достаточно было обработать мнение толпы в нескольких городах, и чемпион обрабатывающего мог был принят как король и, практически, с чувством выполненного долга нахлобучить корону на уши. Что из того, что официальный выбор делали сэры и пэры королевства. Даже если они и злобились на власть, которую неуклонно прибирали, вместе с деньгами, буржуа купных городов, пройти против такой силы они не могли и не хотели.
Из Лондона Стефан отправился в Винчестер, который до сих пор был как бы административной столицей королевства и «столицей» Уэссекса, исторической памятью королевства англосаксов. И там располагалась основная сокровищница королевства. Её хранитель, Гийом дю Понт-де-л’Арч сдал ключи от королевской казны Стефану. Это случилось приблизительно 11 декабря. Разумеется, самовольным решение хранителя казны не было, его решение было, на самом деле, решением человека, который представлял собой администрацию королевства в отсутствие короля, Роджера Солсберийского. Без преувеличения можно сказать, что епископ Роджер был своего рода гением, поэтому его и поднял до нынешних высот покойный король. Но даже гению свойственно ошибаться. Или действительно «неисповедимы пути Господни». Роджер, который решительно посадил Стефана на трон, стал, в конечном итоге, одной из главных причин краха короля Стефана.
Разумеется, человек такого ранга как епископ Солсбери, главный администратор королевства, сам вокруг Стефана не мельтешил, уступив эту роль Генри Винчестерскому, брату Стефана, который тоже был официалом высокого полета, да ещё и обладал талантом управления людьми. Роджер Солсберийский выставил единственное требование к Стефану: продолжение политики предыдущего правления, никаких скачков и резких разворотов. Генри Винчестерский получил от Стефана обещание поддерживать политику реформации церкви в соответствии с клюнийской программой, в детали которой я вдаваться не вижу смысла. Важно здесь только то, что в результате этих договров Стефан получил в своё распоряжение самый мощных и единственный на то время аппарат воздействия на умы населения, одновременно тесно связаный с магнатами королевства.
Что касается Нормандии, то здесь акции именно Стефана сильно уступали акциям его старшего брата Тео Блуасского, которого там знали хорошо и с хорошей стороны (в отличие от Стефана, который, конечно, в процессе жизни поумнел, но некоторые вещи люди не хотят забывать и прощать). Будь бароны Нормандии так же объединены под сильной административной рукой, как их собратья в Англии, на должность герцога призвали бы Тео. Потому что подавляющее большинство этих баронов было категорически против ангевинов на этом месте, будь то Жоффруа Анжуйский, его сын, или его жена.
Но в Нормандии бароны группировались в довольно изолированные друг от друга кластеры, и, таким образом, досиделись до того, как из Винчестера прибыл гонец с известием, что Англия выбрала Стефана, который ещё не король, но на днях будет коронован. На самом деле, гонец искал Роберта Глостерского, на которого собирались повесить практическую передачу управления Нормандии под эгиду нового короля, а Роберт должен был ещё находиться в Руане, где тело Генри I ещё только готовили к отправке (по обычаю тех времен, и его внутренности хоронили отдельно от каркаса). Но Роберта в Руане не было, он как раз был в Лизьё, куда прибыл 21 декабря – для встречи с Тео, кстати. Так что вестник из Англии ввалился в их беседу ровнехонько в день коронации Стефана в Вестминстере, 22 декабря 1135 года.
Коронация Стефана, картинка из какого-то фильма
читать дальшеИзвестно, что хаотичность смены власти, приведшая к гражданской войне после смерти Генри I, случилась в значительной степени из-за того, что отношения между королем и его дочерью Мод, преемницей престола по праву своих сыновей, сильно испортились в 1135 году. Но неизвестно достоверно, что именно случилось между отцом и дочерью, что их рассорило, и в объяснении феномена средневековые летописцы выдают туман, но не факты, потому что вставать на чью-то сторону в условиях гражданской войны было бы неблагоразумно.
Уильям Малмберийский, обычно любящий сочные детали, уклончиво пишет, что король был в некоторой степени недоволен Жоффруа Анжуйским, потому что тот не выказывал ему подобающего уважения. Генри Хантингдонский уклончиво говорит о некоторых проблемах по ряду вопросов между отцом и дочерью, и только Ордерик пишет о том, что Жоффруа требовал от короля передачи ему цитаделей Нормандии, что входило в брачный договор. Генри же, имея информацию о том, что «некоторые бароны» (упоминаются конкретно Талвас и де Тосни) предпочитали норманнам «ангевинов», и хорошо понимая, что брак вовсе не сделал Мод и Жоффруа монолитной парой, замки передавать не собирался. Напротив, собственно – он посадил свои гарнизоны в замки тех, кто больше любил Фулька и Жоффруа, чем его и Мод.
Ордерик также прямо пишет, что Матильда считала передачу королем цитаделей Нормандии доказательством того, что он действительно намеревается рассматривать её как свою наследницу на троне. Ведь без власти над цитаделями, ей и мужу придется за трон сражаться. Ториньи, в свою очередь, пишет, что Матильда и Жоффруа требовали от короля Генри, чтобы тот, если уж не собирается передавать цитадели им, принес хотя бы присягу верности за эти цитадели своим внукам (хотя бы старшему, Генри), к которым, в конечном итоге, и должна была перейти власть. Правда, не вполне понятно, идет здесь речь о замках, упомянутых в брачном контракте, или о всех цитаделях Нормандии вообще. Но Ториньи писал свою летопись в 1150-х, не по горячим следам, так что непонятно, насколько он был подвержен устоявшимся к тому времени суждениям.
Таким образом, можно обоснованно предположить, что раздор между Генри и Мод имел отношение к передаче короны. Также, по мнению Кинга, фраза в знаменитом Truce of God, мирном эдикте для Нормандии, ”в присутствии епископов и всех нижеподписавшихся баронов, в едином понимании и согласии...» говорит о том, что разногласия, на самом-то деле, были, и ещё какие, просто Генри I продавил свою волю. Даже если отказаться от такой трактовки в пользу того, что эта фраза – обычный, принятый для королевских эдиктов канцелярский оборот, неоспоримо письмо, написанное Питером Достопочтенным Аделе Блуасской, о состоянии дел. Питер упоминает, что «Нормандию сотрясают внутренние и внешние войны», и что он не знает о состоянии дел «в королевстве через море».
Поскольку Стефан Блуасский подписал Truce of God, понятно, что в 1135 году он летом был при короле Генри. Но не совсем понятно, где с точностью он был на момент смерти короля. К слову сказать, Питер Достопочтенный пишет, что король был прикован к постели восемь дней, и умер 2 декабря, после чего тело перевезли в Руан, откуда Роберт Глостерский, согласно давно изъявленной воле короля, повез его для захоронения в аббатство Рединг. В том же письме упоминается, что архиепископ Руана послал гонцов к Генри Винчестрскому.
Да, у Аделы Блуасской при дворе брата обосновались два сына. Стефан был лордом мирским, а вот Генри – духовным, и можно поспорить, у кого из них в какой момент было больше власти. Похоже, что на момент смерти короля, в Англии больше власти было у епископа, потому что фраза в письме Иннокентия II о том, что Стефан является преемником Завоевателя по прямой линии, говорит об аргументе, упомянутом определенным источником информации, подсказавшим линию защиты в пользу выбора Стефана. А от кого он мог получить такой аргумент? Только от обладающего заоблачными амбициями Генри Винчестерского, который не так давно пытался выкрутить у дядюшки согласие на образование третьего, Западного архиепископата, чтобы стать архиепископом. В принципе, в какой-то момент Генри Винчестерский, пожалуй, смог бы вкрутиться на престол архиепископа Кентербери, если бы согласился отказаться от должности аббата Гластонбери. Но он не согласился.
В любом случае, если можно что-то сказать об объединяющей сильных королевства воле на момент смерти Генри I, так это было усилие избежать хаоса, подобного последовавшему за смертью Завоевателя. Вместе собрались Роберт Глостерский, близнецы Роберт Лестерский и Валеран де Мёлан, Вильгельм де Варренн, Ротру дю Перш, и куча кастелланов, на чьей ответственности были пресловутые замки Нормандии. Архиепископ Руанский впоследствии дал самое идиллическое описание смерти короля-христианина, но совершенно ясно, что если бы король был в сознании и ясном рассудке, он за 8 дней наверняка сделал всё, чтобы корона была возложена на Мод, коль скоро он сам дважды обозначил её наследницей престола. Но за Мод, похоже, даже не послали, иначе как объяснить её отсутствие у постели умирающего отца и короля. В каких бы контрах они ни были, дурой эта дама не была, то есть, не ответить на зов она просто не могла, если только сама не была прикована к постели.
Интересно то, что не появился у одра умирающего благодетеля и его племянник, Стефан Блуасский. Он был, очевидно, в Булони, и не сопровождал короля на его последнюю охоту, но, узнав о смерти Генри, он подорвался не облобызать благодетелю руку, а... в Англию. Причем, в своей лондонской резиденции он был не позднее 8 декабря. И тут же Лондон и Винчестер признали его законным королем. В Лондоне его встретили «ликующие горожане», а в Винчестере – отцы города.
Интересный момент подобного приема состоит ещё и в том, что лондонцы считали, что это их право выбрать следующего короля, если предыдущий умер. Причем, по-видимому, это право действительно существовало, потому что и во Фландрии жители Брюгге и Сен-Омера изначально выбрали Клито своим графом, и так он получил корону всей Фландрии. То есть, достаточно было обработать мнение толпы в нескольких городах, и чемпион обрабатывающего мог был принят как король и, практически, с чувством выполненного долга нахлобучить корону на уши. Что из того, что официальный выбор делали сэры и пэры королевства. Даже если они и злобились на власть, которую неуклонно прибирали, вместе с деньгами, буржуа купных городов, пройти против такой силы они не могли и не хотели.
Из Лондона Стефан отправился в Винчестер, который до сих пор был как бы административной столицей королевства и «столицей» Уэссекса, исторической памятью королевства англосаксов. И там располагалась основная сокровищница королевства. Её хранитель, Гийом дю Понт-де-л’Арч сдал ключи от королевской казны Стефану. Это случилось приблизительно 11 декабря. Разумеется, самовольным решение хранителя казны не было, его решение было, на самом деле, решением человека, который представлял собой администрацию королевства в отсутствие короля, Роджера Солсберийского. Без преувеличения можно сказать, что епископ Роджер был своего рода гением, поэтому его и поднял до нынешних высот покойный король. Но даже гению свойственно ошибаться. Или действительно «неисповедимы пути Господни». Роджер, который решительно посадил Стефана на трон, стал, в конечном итоге, одной из главных причин краха короля Стефана.
Разумеется, человек такого ранга как епископ Солсбери, главный администратор королевства, сам вокруг Стефана не мельтешил, уступив эту роль Генри Винчестерскому, брату Стефана, который тоже был официалом высокого полета, да ещё и обладал талантом управления людьми. Роджер Солсберийский выставил единственное требование к Стефану: продолжение политики предыдущего правления, никаких скачков и резких разворотов. Генри Винчестерский получил от Стефана обещание поддерживать политику реформации церкви в соответствии с клюнийской программой, в детали которой я вдаваться не вижу смысла. Важно здесь только то, что в результате этих договров Стефан получил в своё распоряжение самый мощных и единственный на то время аппарат воздействия на умы населения, одновременно тесно связаный с магнатами королевства.
Что касается Нормандии, то здесь акции именно Стефана сильно уступали акциям его старшего брата Тео Блуасского, которого там знали хорошо и с хорошей стороны (в отличие от Стефана, который, конечно, в процессе жизни поумнел, но некоторые вещи люди не хотят забывать и прощать). Будь бароны Нормандии так же объединены под сильной административной рукой, как их собратья в Англии, на должность герцога призвали бы Тео. Потому что подавляющее большинство этих баронов было категорически против ангевинов на этом месте, будь то Жоффруа Анжуйский, его сын, или его жена.
Но в Нормандии бароны группировались в довольно изолированные друг от друга кластеры, и, таким образом, досиделись до того, как из Винчестера прибыл гонец с известием, что Англия выбрала Стефана, который ещё не король, но на днях будет коронован. На самом деле, гонец искал Роберта Глостерского, на которого собирались повесить практическую передачу управления Нормандии под эгиду нового короля, а Роберт должен был ещё находиться в Руане, где тело Генри I ещё только готовили к отправке (по обычаю тех времен, и его внутренности хоронили отдельно от каркаса). Но Роберта в Руане не было, он как раз был в Лизьё, куда прибыл 21 декабря – для встречи с Тео, кстати. Так что вестник из Англии ввалился в их беседу ровнехонько в день коронации Стефана в Вестминстере, 22 декабря 1135 года.
@темы: Empress Matilda, King Stephen
Впрочем, англоязычный перевод продвигается чуть быстрее, там уже 8 эпизодов: 
