Проблемы с анжуйским браком Матильды начались раньше самого брака. Во-первых, планы Генри глубоко ранили Тео Блуасского, дом которого враждовал с домом Анжу с незапамятных времен. Если Жоффруа Анжу когда-нибудь станет соправителем Мод, то ему, Тео, останется только прибиться к французам, чего ему делать совершенно не хотелось. Сама Мод не видела ничего для себя достойного в браке с каким-то там сыном графа, да ещё и вдвое себя младше. Не говоря о том, что она вообще не понимала, какого рожна ей надо выходить замуж в принципе? Она была порфиророжденной принцессой и вдовой императрицей. Зачем ей какой-то рыжий Жоффруа???
Печать императрицы Матильды, уникальная тем, что имеет только одну сторону. У королей, на обратной стороне печати, всегда было изображение данного короля в боевом доспехе. Как, например, у короля Стефана.
читать дальше В общем, все те кочки и буераки, которые последовали за браком Мод и Жоффруа, и привели, в конце концов, к гражданской войне, хорошо просматривались уже в самом начале предприятия. Но король закусил удила, а Мод, которая, очевидно, не постеснялась доходчиво и многократно озвучить свои возражения, призвал к порядку аж архиепископ Турcкий, который в письме приказал ей прекратить растраивать отца своим непослушанием.
Мод покорилась. Конечно, дело могло быть во власти архиепископа, но скорее всего Генри дал ей понять, что или она действует по его плану, или он уберет её из линии наследования навсегда. А то, что бароны никогда не признают власть женщины с персональной историей, заставляющей подозревать её в нефертильности, она и сама понимала. Передача короны – это не про власть и почести. Передача короны – это гарантия стабильности в нескольких хотя бы поколениях. Как минимум – надежда на такую гарантию. И корона на голове подразумевала в те времена способность сражаться и персонально вести войска. В этой роли Мод себя позиционировать никак не могла.
Д-р Хэнли высказывает интересную мысль, что катастрофичность брака Мод и Жоффруа во многом объясняется тем, что пару оставили без присмотра и поддержки. Единственным человеком, который мог бы повлиять на подростка Жоффруа, был его отец. Но Фульк вел свои свои собственные баталии в далеком Иерусалиме. Единственными людьми, которые могли бы успокоить и утешить Мод, были Роберт Глостерский и Брайан Фиц-Каунт. Но они были заняты с королем Генри. Подросток Жоффруа совершенно не мог и не хотел понять, как и почему воспринимает их союз Мод, и несомненно был, в круговороте гормонального урагана, раздосадован поведением этой высокомерной и холодной мымры. Мод, обнаружившая себя во власти подростка в разгаре становления, наверняка и видеть его без содрогания не могла.
Пара разбежалась. Историки продолжают спорить, уехала ли Мод от Жоффруа, или тот банально выкинул её из своего дворца. Кто знает. Никто также не знает, были ли они до разъезда физически близки. Во всяком случае, следующий год каждый участник драмы просидел в своем углу: Мод в Нормандии, её отец – в большой политике, Жоффруа – в Анжу. Поскольку, после года замужества, Мод по-прежнему не была матерью, она буквально слышала, как рассыпаются её шансы унаследовать корону отца. Исправлять ситуацию пришлось королю. Генри мог действовать как тиран, но он никогда не был тупицей. Судя по записям о совместных дарах монастырям и храмам, он активно возил Матильду с собой на все те важные встречи и церемони, которые у него были, и увез потом в Англию, чтобы Жоффруа мог с достоинством послать за супругой.
Мод вернули мужу. За прошедшее время, ситуация несколько изменилась. И Мод, и Жоффруа осознали свой долг: им надо произвести наследника или двух, всего-то. После этого их явно оставили бы в покое жить вместе или раздельно, согласно вкусам и склонностям. К счастью для обоих, оба оказались фертильны. Когда Матильда рожала, 5 марта 1133 года, за неё и её ребенка молились и Англия, и Анжу, и Нормандия. К всеобщему облегчению, всё прошло нормально, и ребенок оказался мальчиком – рыжим как Жоффруа, но сложенный как дед Генри, в честь которого его и назвали. Крещение Генри было единственным зарегистрированным случаем, когда кто-либо видел Мод всхлипывающей. Он остался навсегда её любимым ребенком, и единственным, назвавшим себя по её имени: Генри Фиц-Эмпресс. Хотя, зная Генри II, этот выбор реалистичнее объяснить не признательностью матери за свое появление на свет, а тем, что Генри Плантагенет хотел подчеркнуть, в борьбе за трон Англии, именно свои английские, а не ангевинские корни.
Второй сын последовал сразу за первым. Анжуйской династии тоже нужен был благородный наследник. В этот раз Мод уже была менее осторожна, и, не ожидая осложнений, поехала в Руан. По закону пакости, осложнения таки случились. Детали до нас не дошли, но по переписке Матильды с отцом понятно, что она считала себя при смерти.
Ну а теперь я хочу сделать несколько персональных замечаний по поводу выводов д-ра Хэнли. К сожелению, её книга Mathilda – Empress, Queen, Warrier написана, как говорится, для широкой публики. То есть, не содержит ссылок на источники некоторых утверждений автора.
Меня, например, заинтересовал пассаж про всхлипывания Матильды на крещении Генри. Насколько я знаю, в ту эпоху свято соблюдались два принципа: крестить детей как можно скорее (на случай внезапной смерти), и период «очищения» роженицы, длящийся около месяца. В этот период женщина оправлялась от родов, приходила в себя гормонально и физически, и была освобождена от всех видов нагрузок (понятное дело, речь идет о свободных женщинах из семей с нормальным достатком). Потом проходил обряд церковного очищения (потому что теперь она была уже другим человеком, с новой ролью в жизни), и начинался прием гостей. Молодая мать была в центре внимания, получала подарки и благословления. И только после этого возвращалась к будням. В частности, начинала ходить в церковь. Так вот, мне хотелось бы знать, провели ли обряд крещения Генри аж через месяц после рождения, или, напротив, его крестили немедленно после рождения, в присутствии матери?
Далее – утверждение, что новобрачных оставили без поддержки, и они не справились. Для Мод это был второй брак, причем в первый она вступила, уехав в чужую страну, говорящую на чужом языке, в возрасте более молодом чем Жоффруа. И прекрасно справилась. Что касается Жоффруа, то к моменту отъезда отца он уже не менее семи лет натаскивался ментально и физически для работы правителем. Фульк, уезжая в Иерусалим, просто не мог кинуть сына и судьбу графства на произвол судьбы. То есть, и в Жоффруа он был уверен, и стопроцентно в одиночестве сына не оставил – были помощники и советники. Поэтому можно скорее сделать вывод, что демарш Мод с отъездом был адресован не столько мальчишке-мужу, сколько отцу.
Из чего следует мое предположение, что она дергала батюшку спорами о своем месте захоронения не потому, что была при смерти, а просто от избытка времени и ради небольшой мести. В общем, ничего в этой истории нельзя брать на веру на 100% - библиографияя внушительная, на 11 страницах мелким шрифтам, но мне больше нравятся более детальные исследования с документальными подтверждениями в пользу рассказываемой истории.
Прочла вчера вот это: sovenok101.livejournal.com/214209.html Меня расстроил тон. Я помню, что она ценит только пациентов, которых ещё можно оживить, но меня сильно покоробил тон. Да, я пристрастна, и на мои суждения сильно влияет и моя персональная история отношений с медициной, и моя работа. Там где-то в комментариях наша дискуссия. Она почему-то ассоциирует милосердие и неосуждение с розовыми соплями, хотя ничего ведь общего. Ну, или сама придет к пониманию, или сгорит как врач.
Если я в чем-то уверена, так это в том, что не дело медика судить больного. Так мы быстро придем к искушению рассортировать их на заслуживающих и не заслуживающих помощи.
Что касается Мод, то рассуждая о коммуникационных проблемах дочери Генри I, д-р Кэтрин Хэнли обращает внимание, что ко двору отца вдовая императрица прибыла после пятнадцатилетнего проживания в немецкоязычной стране. Двор же короля говорил на англо-норманнском диалекте французского, который не был для неё чужим, но оказался основательно забытым. Очевидно, язык окружающих Мод понимала без проблем, но вот самой ей говорить было сложно. Отсюда её немногословность, которую окружающие воспринимали надменностью.
читать дальшеВторым шоком для неё должен был стать придворный этикет. Двор Генри I, как и его отца и старшего брата, был в высшей степени неформальным. Этой же неформальностью будут отмечены и последующие царствования английских королей, вплоть до Тюдоров. Матильда же привыкла к изысканной декоративности имперского двора, одним из центров которого она являлась. При дворе отца ей предложили определенную нишу, которая и более адаптированной к местным обычаям женщине показалась бы несносной – нишу пешки, которую другие будут передвигать по игровому полю в своих целях. Настоящий культурный шок и жизненный кризис, приведшие к созданию пространства между собой и остальными. Окружающие назовут эту отдаленность высокомерием.
К счастью, один друг при дворе у Мод был – королева Аделиза, мачеха, которая была приблизительно её лет. Что касается прочих приближенных к трону (Тео и Стефан Блуасские, Роберт Глостерский, Брайан Фиц-Каунт), то ей пришлось задуматься, какую роль каждый из них играл в политических играх короля. С Тео было всё понятно – заслуженный и верный племянник, приятель и союзник его английского величества. Стефан – определенный любимчик, о чем свидетельствовала его женитьба на наследнице Булони, устроенная королем. Роберт, знакомый с детства, но когда Мод уехала в Германию, он был ещё юнцом, а теперь стал правой рукой короля, богатым магнатом. Брайан Фиц-Каунт, брат-бастард герцога Бретани, выросший при английском дворе, был другом Роберта Глостерского, хотя и человеком совсем другого типа. Эти люди были оплотом трона, причем трое были полностью в долгу благодарности королю. Да и Тео... Ну был бы он графом Блуа, ну и что? А вот вращение в орбите английской короны придало ему политический вес и международный авторитет.
Довольно долго Матильда оставалась в роли запасного игрока. Можно спорить о том, намеревался ли король Генри объявить её наследницей короны ещё тогда, когда приказал дочери бросить всё и явиться к его двору. Возможно и нет. Но даже если такая мысль рассматривалась им в бытность в Нормандии, ему в любом случае нужно было дать окружающим время привыкнуть к присутствию Матильды в жизни его двора. Но вышло так, что и сам король получил почти год, чтобы познакомиться со своей взрослой дочерью, и мнение о её уме и способностях сложилось у него самое благоприятное. С другой стороны, король категорически не мог признать право Вильгельма Клито на корону, потому что это неумолимо ославило бы его на весь христианский мир узурпатором, обездолившим собственного племянника и державшим в заточении родного старшего брата. Конечно, так оно и было, но Генри позиционировал себя спасителем Нормандии, а не узурпатором её короны.
Собственно, никого, кроме Матильды, имеющей преимущество «порфиророжденности», у Генри для передачи короны и не было. Матильда, конечно, это хорошо знала, и не сидела, сложа руки. Она решительно подружилась с Робертом Глостерским, и приняла самое деятельное участие в его усилиях лоббировать перевод Роберта Куртгеза из-под эгиды епископа Солсбери в замок самого Роберта Глостерского. Сама идея перевода ей, таким образом, всё же не принадлежала. Но она действительно считала дядюшку Роберта самым важным и самым опасным политическим узником во всей Англии, и такого же мнения оказался король Дэвид Шотландский (этот младший сын Маргарет Уэссекской и Малькольма III был прелюбопытнейшим политиком и успешным королем, проводившим очень много времени в Англии). В общем, бедолагу Куртгёза упекли за более толстые стены на тот случай, если его сын станет реальной угрозой власти преемника Генри I. Тем не менее, по английским обычаям Генри не мог просто объявить своим баронам, что наследницей престола станет Матильда - и точка, потому что она оказалась его единственным ребенком. Он вообще не мог пуститься в рассуждения о линии Завоевателя, не усиливая при этом очевидного преимущества Роберта Куртгёза и его сына. Поэтому 1 января 1127 года он разразился речью, которую мы не были бы в состоянии понять, если бы не некоторые пояснения Уильяма Малмсберийского. Потому что его величество плел что-то о зеленых побегах от корня засохшего дерева, которые, в свою очередь, превратяся в величественные деревья, приносящие прекрасные плоды. Вся эта ботаника была отсылкой к Эдварду Исповеднику в частности и уэссекской династии в целом, то есть к линии Мод по матери. Вообще, с этого ракурса ситуация тоже не выглядела беспроблемной, потому что был же вполне жив Дэвид Шотландский. Но Дэвид всегда и во всем поддерживал племянницу с самого начала, и первым принес ей присягу верности (которую потом даже соблюдал).
Кстати сказать, «галантный спор» Роберта Глостерского и Стефана Блуасского по поводу того, кто первым принесет присягу Матильде, был далек от галантности. На самом деле, налицо была проблемная ситуация с поименным вызовом приносящих присягу. Если с архиепископами и епископами было достаточно просто, то короля Шотландии пришлось воткнуть между ними и аббатами. А Стефан попал впереди Роберта потому, что он был законорожденным, тогда как Роберт – бастардом. Не говоря о том, что само по себе принесение присяги под тяжелым взглядом короля не имело альтернатив ни для кого, кто не собирался за следующие два часа доскакать до Гренландии, так ещё и сама Матильда внимательно взвешивала чуть ли не степень энтузиазма, с которым присяга приносилась. Потому что все присутствующие не забывали ни на секунду, что есть такой Вильгельм Клито – старший сын старшего сына Завоевателя, да ещё и неплохой воин, и, главное, мужчина. Д-р Хэнли также выражает сомнение, было ли будущее поведение Роджера Солсберийского тем отвращением к женщине на королевском троне, которое подозревала в нем Мод, или его поведение просто стало ответом на её действия по переводу Куртгёза в более надежные, по её мнению, руки.
На самом деле, ничто в законах Англии и Нормандии не запрещало посадить женщину на королевский трон. Просто их на этом троне не случилось, не было прецедента. Прецедент был в Кастилии и Леоне, где королева Уракка правила семнадцать лет сначала от собственного имени, потом – от имени наследника, сына. В какой-то степени, прецедент был и в Иерусалимском королевстве, где наследницей престола была обозначена Мелисенда. Женщины также весьма часто оказывались и во главе баронств и графств, но тут уж вступало в силу право и привелегия их оверлорда «дать им мужа» - именно так возвысились Стефан Блуасский, Роберт Глостерский, Брайан Фиц-Каунт. Их дали в мужья бесхозным богатым наследницам.
Именно поэтому для короля было важно поскорее выдать Мод замуж и надеяться, что она поспешит родить наследника прежде, чем он сам умрет. Править от имени несовершеннолетнего сына как регент – это было нормально, привычно и практично. Но тогда вставал вопрос о муже и его статусе. Клятва была принесена Мод, но в ней не было ни строчки о статусе её будущего мужа. Могла ли женщина, по законам всегда вторая после мужа, быть важнее его по статусу и реальной власти? Поэтому важность будущих сыновей Мод от её будущего мужа не могла быть переоценена. Родись у неё сын, король мог передать власть напрямую ему.
После того, как увидела в goldfeather.diary.ru/p217377553.htm очень креативный ролик к выборам, глянула, что у нас предлагают. Выборы в апреле, всё довольно скучно и предсказуемо, и все врут.
Победят социал-демократы, SD. Но им придется с кем-то замутить коалицию, чтобы сформировать правительство. И это касается абсолютно всех партий. То есть, особо вцепляться друг другу в глотки перед выборами им нельзя. Ну, разве что у единственной реально оппозиционной партии Perussuomalaiset (PS) развязаны руки, потому что в правительство они не пойдут, даже если окажутся вторыми по числу голосов. Ничего хорошего новое правительство не ждет, придется снова отбирать у народа и стараться особо не раздражать тех, кто делает стране деньги - банкиров и промышленников. Альтернативы у следующего правительства где-то между "погано" и "катастрофично", причем я слишком хорошо помню, какие жестокие решения принимали именно социал-демократы после обвала в начале 90-х. Вот их выборная реклама:
Люди на остановке думают о грядущем глобальном потеплении (в посоеднее время о нем и правда говорят больше, чем о чем-либо другом), о том, что отцу надо бы попасть к врачу побыстрее, о том, что зарплаты не хватает на жизнь. Потом подъезжает автобус, за рулем которого сидит председатель социал-демократов Антти Ринне, и он говорит: "Нам по пути!"
А вот короткий фильм PS - это правда нечто. Трое негодяев в масках, которые продали интересы нации за дотации - это, конечно, три главные партии: социал-демократы (SD), центристы (Kesk) и Коалиционная партия (Kok). Они превратили жизнь своих граждан в ад, и бессильные проклятия простых людей, сконцентрировавшись, породили чудовище, которое отправилось мстить. В конце фильма один из предателей нации умоляет его пощадить и обещает уехать из страны и никогда не высовываться. Чудовище его отпускает. Голос за кадром говорит, что если тот нарушит данное слово, чудовище вернется. Собственно, то, чего многие стали всерьез опасаться. Финны - народ довольно терпеливый и законопослушный, причем не понимающий тонкостей манипуляций. Но если терпение закончится... Упаси Боже. К сожалению, PS хороши только в оппозиции, в качестве шипа в седалище правительства. А вот как только их бывший председатель привел их в правительство (ему нужно было для личной карьеры), то и они стали действовать как все прочие. Внимание: есть субтитры на английском.
Остальные - полные отстой, и, по-моему, ещё не официальные, так что даже и тащить их сюда не хочу. Впрочем, один покажу. Утверждается, что это - один из роликов Коалиционной партии. Но больше похоже похоже на кампанию против интернет-троллей, разжигающих злобу. Призывают немедленно звонить в полицию, обнаружив подобную деятельность. Ну, рядом с предыдущим роликом смотрится улетно. Тоже субтитры на английском.
Профессор-медиэвалист из Шеффилдского университета, Эдмунд Кинг ещё раз напоминает нам, что средневековые источники не являются автоматически источником правдивой информации просто потому, что они средневековые. Можно поспорить, существует ли истинно независимая пресса в наши дни, но в Средние века независимых хронистов не было совершенно точно.
Коронация Стефана, картинка из какого-то фильма
читать дальшеИзвестно, что хаотичность смены власти, приведшая к гражданской войне после смерти Генри I, случилась в значительной степени из-за того, что отношения между королем и его дочерью Мод, преемницей престола по праву своих сыновей, сильно испортились в 1135 году. Но неизвестно достоверно, что именно случилось между отцом и дочерью, что их рассорило, и в объяснении феномена средневековые летописцы выдают туман, но не факты, потому что вставать на чью-то сторону в условиях гражданской войны было бы неблагоразумно.
Уильям Малмберийский, обычно любящий сочные детали, уклончиво пишет, что король был в некоторой степени недоволен Жоффруа Анжуйским, потому что тот не выказывал ему подобающего уважения. Генри Хантингдонский уклончиво говорит о некоторых проблемах по ряду вопросов между отцом и дочерью, и только Ордерик пишет о том, что Жоффруа требовал от короля передачи ему цитаделей Нормандии, что входило в брачный договор. Генри же, имея информацию о том, что «некоторые бароны» (упоминаются конкретно Талвас и де Тосни) предпочитали норманнам «ангевинов», и хорошо понимая, что брак вовсе не сделал Мод и Жоффруа монолитной парой, замки передавать не собирался. Напротив, собственно – он посадил свои гарнизоны в замки тех, кто больше любил Фулька и Жоффруа, чем его и Мод.
Ордерик также прямо пишет, что Матильда считала передачу королем цитаделей Нормандии доказательством того, что он действительно намеревается рассматривать её как свою наследницу на троне. Ведь без власти над цитаделями, ей и мужу придется за трон сражаться. Ториньи, в свою очередь, пишет, что Матильда и Жоффруа требовали от короля Генри, чтобы тот, если уж не собирается передавать цитадели им, принес хотя бы присягу верности за эти цитадели своим внукам (хотя бы старшему, Генри), к которым, в конечном итоге, и должна была перейти власть. Правда, не вполне понятно, идет здесь речь о замках, упомянутых в брачном контракте, или о всех цитаделях Нормандии вообще. Но Ториньи писал свою летопись в 1150-х, не по горячим следам, так что непонятно, насколько он был подвержен устоявшимся к тому времени суждениям.
Таким образом, можно обоснованно предположить, что раздор между Генри и Мод имел отношение к передаче короны. Также, по мнению Кинга, фраза в знаменитом Truce of God, мирном эдикте для Нормандии, ”в присутствии епископов и всех нижеподписавшихся баронов, в едином понимании и согласии...» говорит о том, что разногласия, на самом-то деле, были, и ещё какие, просто Генри I продавил свою волю. Даже если отказаться от такой трактовки в пользу того, что эта фраза – обычный, принятый для королевских эдиктов канцелярский оборот, неоспоримо письмо, написанное Питером Достопочтенным Аделе Блуасской, о состоянии дел. Питер упоминает, что «Нормандию сотрясают внутренние и внешние войны», и что он не знает о состоянии дел «в королевстве через море».
Поскольку Стефан Блуасский подписал Truce of God, понятно, что в 1135 году он летом был при короле Генри. Но не совсем понятно, где с точностью он был на момент смерти короля. К слову сказать, Питер Достопочтенный пишет, что король был прикован к постели восемь дней, и умер 2 декабря, после чего тело перевезли в Руан, откуда Роберт Глостерский, согласно давно изъявленной воле короля, повез его для захоронения в аббатство Рединг. В том же письме упоминается, что архиепископ Руана послал гонцов к Генри Винчестрскому.
Да, у Аделы Блуасской при дворе брата обосновались два сына. Стефан был лордом мирским, а вот Генри – духовным, и можно поспорить, у кого из них в какой момент было больше власти. Похоже, что на момент смерти короля, в Англии больше власти было у епископа, потому что фраза в письме Иннокентия II о том, что Стефан является преемником Завоевателя по прямой линии, говорит об аргументе, упомянутом определенным источником информации, подсказавшим линию защиты в пользу выбора Стефана. А от кого он мог получить такой аргумент? Только от обладающего заоблачными амбициями Генри Винчестерского, который не так давно пытался выкрутить у дядюшки согласие на образование третьего, Западного архиепископата, чтобы стать архиепископом. В принципе, в какой-то момент Генри Винчестерский, пожалуй, смог бы вкрутиться на престол архиепископа Кентербери, если бы согласился отказаться от должности аббата Гластонбери. Но он не согласился.
В любом случае, если можно что-то сказать об объединяющей сильных королевства воле на момент смерти Генри I, так это было усилие избежать хаоса, подобного последовавшему за смертью Завоевателя. Вместе собрались Роберт Глостерский, близнецы Роберт Лестерский и Валеран де Мёлан, Вильгельм де Варренн, Ротру дю Перш, и куча кастелланов, на чьей ответственности были пресловутые замки Нормандии. Архиепископ Руанский впоследствии дал самое идиллическое описание смерти короля-христианина, но совершенно ясно, что если бы король был в сознании и ясном рассудке, он за 8 дней наверняка сделал всё, чтобы корона была возложена на Мод, коль скоро он сам дважды обозначил её наследницей престола. Но за Мод, похоже, даже не послали, иначе как объяснить её отсутствие у постели умирающего отца и короля. В каких бы контрах они ни были, дурой эта дама не была, то есть, не ответить на зов она просто не могла, если только сама не была прикована к постели.
Интересно то, что не появился у одра умирающего благодетеля и его племянник, Стефан Блуасский. Он был, очевидно, в Булони, и не сопровождал короля на его последнюю охоту, но, узнав о смерти Генри, он подорвался не облобызать благодетелю руку, а... в Англию. Причем, в своей лондонской резиденции он был не позднее 8 декабря. И тут же Лондон и Винчестер признали его законным королем. В Лондоне его встретили «ликующие горожане», а в Винчестере – отцы города.
Интересный момент подобного приема состоит ещё и в том, что лондонцы считали, что это их право выбрать следующего короля, если предыдущий умер. Причем, по-видимому, это право действительно существовало, потому что и во Фландрии жители Брюгге и Сен-Омера изначально выбрали Клито своим графом, и так он получил корону всей Фландрии. То есть, достаточно было обработать мнение толпы в нескольких городах, и чемпион обрабатывающего мог был принят как король и, практически, с чувством выполненного долга нахлобучить корону на уши. Что из того, что официальный выбор делали сэры и пэры королевства. Даже если они и злобились на власть, которую неуклонно прибирали, вместе с деньгами, буржуа купных городов, пройти против такой силы они не могли и не хотели.
Из Лондона Стефан отправился в Винчестер, который до сих пор был как бы административной столицей королевства и «столицей» Уэссекса, исторической памятью королевства англосаксов. И там располагалась основная сокровищница королевства. Её хранитель, Гийом дю Понт-де-л’Арч сдал ключи от королевской казны Стефану. Это случилось приблизительно 11 декабря. Разумеется, самовольным решение хранителя казны не было, его решение было, на самом деле, решением человека, который представлял собой администрацию королевства в отсутствие короля, Роджера Солсберийского. Без преувеличения можно сказать, что епископ Роджер был своего рода гением, поэтому его и поднял до нынешних высот покойный король. Но даже гению свойственно ошибаться. Или действительно «неисповедимы пути Господни». Роджер, который решительно посадил Стефана на трон, стал, в конечном итоге, одной из главных причин краха короля Стефана.
Разумеется, человек такого ранга как епископ Солсбери, главный администратор королевства, сам вокруг Стефана не мельтешил, уступив эту роль Генри Винчестерскому, брату Стефана, который тоже был официалом высокого полета, да ещё и обладал талантом управления людьми. Роджер Солсберийский выставил единственное требование к Стефану: продолжение политики предыдущего правления, никаких скачков и резких разворотов. Генри Винчестерский получил от Стефана обещание поддерживать политику реформации церкви в соответствии с клюнийской программой, в детали которой я вдаваться не вижу смысла. Важно здесь только то, что в результате этих договров Стефан получил в своё распоряжение самый мощных и единственный на то время аппарат воздействия на умы населения, одновременно тесно связаный с магнатами королевства.
Что касается Нормандии, то здесь акции именно Стефана сильно уступали акциям его старшего брата Тео Блуасского, которого там знали хорошо и с хорошей стороны (в отличие от Стефана, который, конечно, в процессе жизни поумнел, но некоторые вещи люди не хотят забывать и прощать). Будь бароны Нормандии так же объединены под сильной административной рукой, как их собратья в Англии, на должность герцога призвали бы Тео. Потому что подавляющее большинство этих баронов было категорически против ангевинов на этом месте, будь то Жоффруа Анжуйский, его сын, или его жена.
Но в Нормандии бароны группировались в довольно изолированные друг от друга кластеры, и, таким образом, досиделись до того, как из Винчестера прибыл гонец с известием, что Англия выбрала Стефана, который ещё не король, но на днях будет коронован. На самом деле, гонец искал Роберта Глостерского, на которого собирались повесить практическую передачу управления Нормандии под эгиду нового короля, а Роберт должен был ещё находиться в Руане, где тело Генри I ещё только готовили к отправке (по обычаю тех времен, и его внутренности хоронили отдельно от каркаса). Но Роберта в Руане не было, он как раз был в Лизьё, куда прибыл 21 декабря – для встречи с Тео, кстати. Так что вестник из Англии ввалился в их беседу ровнехонько в день коронации Стефана в Вестминстере, 22 декабря 1135 года.
себеПродолжаю додыхать. Иногда совсем плохо, иногда почти нормально, но не чувствую себя здоровой. В спортзале очень трудно. Даже вернувшись к базовым упражнениям, еле-еле хватает сил, и чуть ли не потом прошибает, что мне совсем не свойственно. И тут я вспомнила! Я вспомнила свои предыдущие начатые осенью спортивные сессии с быстрым прогрессом и неожиданным обвалом в феврале-марте. Каждый чертов раз. И каждый чертов раз я бросала спорт, просто не было сил дышать, не то что железо толкать. Вот в этот раз фиг брошу. Видимо, весенняя слабость мне свойственна, как минимум лет 10 уже, и нечего паниковать.
Довольно интересная статья о "матери Войн Роз" - Джоан Кентской. Связь, конечно, сильно притянута за уши, на мой взгляд, но один из авторов, Пенни Лоун, писала биографию Джоан, и решила расширить свою аудиторию в массах рикардианцев - отличный маркетинговый ход.
Про "Розу Кента" все знают, да? Дочь Эдмунда Вудстока, 1-го графа Кента, и Маргарет Вэйк, дочери Джона Вэйка, из Лидделла, имевшая очень насыщенную личную жизнь. А Эдмунд Вудсток был младшим сыном "молота скоттов" Эдварда I от фрацузской принцессы Маргарет, младшей дочери короля Филиппа Смелого (он же Филипп III Французский). А Маргарет Вэйк была сестрой сэра Томаса Вэка, одним из опекунов которого был Генри Ланкастер, на дочери которого он потом и женился. К несчастью для Маргарет, её брат предал её мужа в деле о заговоре против Мортимера, но в результате, Джоан стала наследницей всего состояния дядюшки и очень богатой невестой. К тому же, она приходилась кузиной Эдварду III.
читать дальшеВ общем, по всем статьям завидная партия, да ещё и чрезвычайно хорошенькая. И, к несчастью для всех тех, кто пытался управлять её жизнью, чрезвычайно своевольная. А желающих решать её судьбу за неё было предостаточно. Начиная с кузена-короля, который, в поисках стороников для войны с Францией, попытался расплатиться с Бернаром Эзи V, сеньором д'Альбре, рукой Джоан, которая могла бы стать женой сына д'Альбре, Арно Аманье. Не подумайте, что это был бы жуткий мезальянс - д'Альбре были влиятельнейшими магнатами региона, а матерью юного Арно Аманье была Мата, дочь графа д'Арманьяка. Но не срослось, хотя д'Альбре и воевал потом на стороне англичан. Почему не срослось - нигде прямо не говорится, хотя некоторый намек можно найти в возрасте жениха, которому в 1340 году было 2 года от роду.
Тем не менее, Джоан, которой было лет 12-14, поняла в общих чертах, что её может в будущем ожидать, и взяла свою судьбу в свои собственные руки, тайно (но официально!) выйдя замуж за рыцаря Томаса Холланда, который был, в свою очередь, старше молодой лет на 10. Никаких мужей в подгузниках, пускающих пузыри, Джоан не хотела. К тому же, выросшая отнюдь не в тепличных условиях девочка очень хорошо понимала, как нелепо надеяться на фавор королей. Но брак с Холландом??? Её дядюшка, Томас Вэйк, был женат на дочери своего опекуна, графа Генри Ланкастера. Но у Томаса было два опекуна, и второго звали Пер Гавестон. А отец Томаса Холланда, Роберт, был именно тем человеком, который был среди виновных в смерти Пера Гавестона. Более того, Роберт Холланд, находившийся в ассоциации с Томасом Ланкастером (братом Генри Ланкастера) был человеком, в результате действий которого его патрон был разбит и казнен в 1322 году. Не спрашивайте, чего такого он натворил, во всех доступных мне источниках говорится, что Холланд предал не Ланкастера, а короля, который почему-то счел возможным послать сражаться против Ланкастера человека, входившего в круг влияния Ланкастера. Правда, учитывая результат сражения у Бороубридж, можно всякое заподозрить.
В любом случае, Пенни Лоун решительно объявляет Роберта Холланда "обесчестившим себя ланкастерианским рыцарем". Этим она подчеркивает не просто то, что Томас Холланд, второй сын Роберта, был никем, но и то, что женитьба на кузине короля очень помогла бы ему в придворной карьере. Не монимаю, как. Такие своевольные действия могли привести к аннулированию брака и к большим неприятностям для Томаса, так что вряд ли он женился на Джоан по расчету. Тут просматривается скорее свойственная Джоан настырность, чем оппортунизм Холланда. Кажется сам тайный брак был её сольным проектом, потому что она возвращалась с королевской семьей в Англию, а Томас Холланд оставался во Франции - воевать, а потом его понесло в "прусский крестовый". Он просто не успел испросить у короля разрешения.
Ладно, когда королева Филиппа с чадами и домочадцами вернулась домой, родные Джоан устроили девушке брак с Уильямом Монтегю. Этот был наследником графа Солсбери и хотя бы сверстником Джоан, но, видимо, не вызвал никаких эмоций у рано повзрослевшей невесты. Скорее всего, этот брак никогда не был завершен физической близостью, но когда Холланд объявился на горизонте в 1348 году, и потребовал вернуть ему жену, Монтегю её запер. Холланд обратился к папе, предъявил соответствующие документы, и папский суд признал, в конце концов (довольно быстро, на самом деле - для такого-то громкого дела!), что Джоан Кентская является женой Томаса Холланда, а её брак с Уильямом Монтегю считается расторгнутым.
Как понимаете, даром папский суд не заседает, именно поэтому обращения туда с петициями были сравнительно редки. Но в случае с Холландом, ему то ли улыбнулась судьба, то ли король Эдвард III был гораздо лучше в курсе дел своих служащих, чем те думали, то ли его симпатии к Холланду были выше его симпатий к Монтегю (которому он приходился опекуном после смерти старшего графа Солсбери), но он перекупил у Холланда взятого тем в плен коннетабля Франции за 80 000 флоринов. И именно с этих денег Холланд и начал финансировать процесс признания его брака.
После того, как Джоан Кентскую вернули Томасу Холланду, пара не расставалась с 1349 по 1360 годы. За это время Холанд отдельно попросил у нового папы, Иннокентия VI, подтверждения буллы предшественника от 1349 года. К моменту смерти, он уже был графом Кента по праву супруги на этот титул. Смерть Томаса Холланда в декабре 1360 года была совершенно неожиданной, но не выбила почву из-под ног Джоан. Богатая вдова с четырьмя детьми, она вышла в октябре 1361 года за наследника престола, Черного Принца. После того, как вышла за него снова тайно и снова официально, в июле 1361 года). И вот это уже был настоящий скандал.
Во-первых, один из двух предыдущих мужей Джоан, Уильм Монтегю, был жив и здоров. Да, их брак был аннулирован, но когда речь идет о супруге наследника престола, здравая паранойя относительно законности брака была уместна - претендентов на английский трон хватало. Во-вторых, Джоан была на несколько лет старше мужа. В-третьих, она не принесла короне ни связей, ни дипломатических или стратегических бенефиций. А ведь Черного Принца прочили за Жанну Французскую (в 1331), Маргарет Брабантскую (в 1339, 1340 и 1345), и Леонор Португальскую (в 1347). В-четвертых, её дети от брака с Холландом автоматически становились детьми наследника престола. Тем не менее, этот социально неодобряемый брак был юридически безукоризненным, что и подтверждала папская диспенсация. Кстати, когда Иннокентий VI умер, король запросил и получил у следующего папы, Урбана V, подтверждение этой буллы.
В 1376 году Джоан овдовела снова. В то время практически ожидали, что трон, после смерти короля Эдварда, захватит Джон Гонт, но Гонт практически посадил на этот трон племянника - сына Джоан, Ричарда. Всё из-за добрых отношений с самой Джоан и Холландами, которые смогли его убедить, что с их стороны пакостей ожидать не нужно.
При жизни Ричарда II (который был достаточно жестким и тяготеющим к авторитарности королем) никаких нападок в сторону легитимности его правления или морали его матушки не делалось. Чего-чего, а легитимность была подтверждена минимум шестью (!) буллами. Нападки начались, как ни странно, при Тюдорах. В 1543 году, хронист Джон Хардинг обвинил её в супружеской неверности по отношению к Монтегю, утверждая, что Холланд был стюардом у Монтегю. Да уж, "сбежала со слугой", что может быть более едким для репутации благородной дамы. А сказочка Виргила об основании Ордена Подвязки долго связывала имя Джоан с "краснеющей графиней Солсбери". В двадцатом веке как-то получила популярность история, что Холланд никогда не был женат на Джоан, что справка о браке была фальшивкой, которую пара состряпала, чтобы избавить барышню от ненавистного брака. Надо сказать, что даже пропаганда Ланкастеров, захвативших трон силой, работала тоньше, а ведь особо искуссной она не была. Просто тогда ещё были живы люди, помнившие Джоан или знающие о ней и поворотах её жизни всё. Пропаганда поэтому тоже превозносила эту леди, только делала упор на её красоту и увлекательную личную жизнь. Собственно, "кентская красавица" и "прекрасная дева Кента", в контексте с историей Джоан, приобретают двусмысленное звучание. Уважаемую даму, мать семи детей, красоткой или девой называть как-то неуважительно. Во всяком случае, с точки зрения Пенни Лоун, но тут я с ней не могу согласиться, помятуя, что в пору бешеной популярности Эдварда IV, его повсеместно называли "розой Руана"
Ну а теперь постараемся понять, почему Лоун называет Джоан "матерью Войн Роз". Ну с Ричардом и его проблемой с наследником престола всё понятно - мать и есть. Хотя она не виновата, что первая жена Ричарда умерла так внезапно, а повзросления второй ему дождаться не дали. Лоун пытается притянуть к этой истории другую историю тайных браков - браков Эдварда IV, особенно его первого брака с Элеанор Батлер. Если она намекает на прецедент, то он просматривается плохо. Если она считает, что будь Ричард II в лучших отношениях со своими баронами, то Ланкастеров на троне вообще бы не было, то при чем здесь Джоан вообще?
Во-первых нас обрадовали новым портретом Ричарда III - в бытность его герцогом Глостерским. Обрадовала вот эта дама: picgra.com/tag/annegyritesch%C3%BCtt
С моей точки зрения, кошки ей удаются лучше, но она старалась. Впрочем, после того, как ученые дамы из Лестерского университета нарядили Ричарда в убогий блондинистый паричок (да ещё и в день трансляции перезахоронения короля!), уже ничего не удивляет.
читать дальшеПродолжая тему картинок. Похоже, что существует прижизненное изображение королевы Маргарет Анжуйской - в церкви Святой Девы Марии в Сафрон-Валден, Эссекс. Церковь изначально строилась в 1430 году, тем же архитектором, который строил основанные королевской семьей корпуса в Кембридже. Самое странное, что это изображение - единственный витраж, сохранившийся в церкви с тех дней. Да устыдятся создатели "Пустой Короны", представившие нам эту даму мулаткой.
________________
Открыт новый ресурс расходных книг хозяйства Тюдоров с 1485 по 1521 год www.tudorchamberbooks.org/. Сайт ещё не готов на 100%, и это может объяснить, почему я там не увидела никаких файлов. Но есть на этом сайте блоги, достаточно интересные. И информация о конференции, которая пройдёт в августе в Винчестере. Досадно, что не могу планировать сейчас ничего настолько вперед, а то съездила бы.
_________________
Опубликована перепечатка из "Вестминстерского вестника", относительно истории захоронения Анны Мовбрей. Бедняжке здорово не повезло и при жизни, и после смерти. Ей было всего 9 лет, когда она умерла, а ведь впереди открывалась блестящая жизнь в качестве супруги первого принца королевства. А в 1502 году её гроб бесцеремонно выкинули с его места в Lady Chapel, построенной Генри III, потому что Генри VII решил построить более блестящую Lady Chapel. Анне в этом новом блеске места не нашлось. Считалось, что девочку перезахоронили в Пью, но в 1964 году её гроб случайно нашли в подвале церкви Minoresses of St. Clare, рядом с Тауэром. Ученые пришли в дикий восторг, перевезли останки для исследования сначала в Британский музей, а потом в Кенсингтонский дворец. Была создана пресс-конференция, и на следующий день все таблоиды разместили на первых страницах фотографии сиротливого скелетика Анны, которая в 9 лет имела размеры 6-летней.
Это оказалось слишком для ближайшего живущего родственника Анны Мовбрей, лорда де Мовбрея (Чарльз Стортон, 26-й барон Мовбрей), который вынес вопрос о запрете исследований останков на парламентскую сессию. Правительство распорядилось останки немедленно захоронить, и оставило на исследования образцов только жалкие гроши, что страшно возмутило руководителя проекта.
Скандал на этом не закончился - Чарльз Стортон требовал, чтобы Анну захоронили максимально близко к изначальному месту, причем, по католическому обряду (потому что католичкой она была). В ответ на это требование вскинулся настоятель Вестминстера, Эрик Эбботт: "Этого я не допущу!". Мы все помним суету и поиски компромисса по поводу перезахоронения Ричарда III в 2015 году. Как понимаете, 1965 год был ещё менее толерантным. Договорились на том, что католический священник может присутствовать на церемонии захоронения, если этого пожелает лорд Мовбрей. Лорд, впрочем, умер за пару недель до церемонии, и его место занял 27-й лорд Мовбрей, так что неизвестно, присутствовал ли на церемонии, в конечном итоге, католический священик.
31 мая 1965 года, гроб с останками Анны Мовбрей захоронили в Lady Chapel под очень лаконичное напутствие настоятеля, и в присутствии всего четырех человек и представителя королевы.
Материалы по исследованию савана и подушки, бывших в гробу вместе со скелетом, никогда не были опубликованы и где-то затерялись. Анализ волос показал присутствие мышьяка и сурьмы, которые, предположительно, были в её лекарствах. А лекарств этот ребенок перепробовал, скорее всего, изрядно: у неё были совершенно ужасные зубы, что отнесли на счет плохой зубной гигиены (а маленький рост - к малому содержанию протеина в диете). Вдобавок, у нее был перекрестный прикус (неправильный прикус, при котором нижние резцы находятся позади верхних). Низкое содержание цинка в костях говорит о том, что девочка вообще была очень слабой и болезненной.
Вообще, первая мысль после этих заключений - а точно ли идентифицированы останки? Ведь мы говорим о долгожданной наследнице Норфолков, причем мать Анны была женщиной весьма продвинутой и современной, и имела своего собственного врача. Уж такой-то человек точно заботился бы о зубах дочери? И о каком недостатке протеина можно говорить в случае Анны Мовбрей? Не фабричная же девчонка с лондонских задворков девятнадцатого века!
Конечно, может быть и так, что проблемы с зубами не позволяли девочке нормально пережевывать пищу, да и вообще с репродукционной системой у её родителей дело обстояло, мягко говоря, неважно, что уже говорит о том, что здоровый и сильный ребенок от такого союза мог родиться разве что чудом.
Как таковая, свадьба Мод и Жоффруа состоялась 17 июня 1128 года в кафедральном соборе Ле-Мана. До этого, король Генри I произвел своего будущего зятя в рыцари – 10 июня, в Руане. К тому моменту было уже известно, что отец жениха вот-вот женится на Мелисенде Иерусалимской, переговоры шли, в основном, в каком качестве он станет её мужем. Изначально, король Иерусалима Балдуин II планировал сделать Фулька Анжуйского просто консортом своей дочери, будущей королевы Мелисенды, но Фульк обрезал, что статус консорта его не устраивает. Если он согласится окунуться в ядовитое болото иерусалимской политики, то только в качестве короля и соправителя жены. Балдуину II пришлось в этом вопросе уступить. Так что в день свадьбы Мод и Жоффруа было известно, что Жоффруа вскоре будет не просто сыном графа, а сыном короля и графом. Но это всё-таки не делало его «рожденным в пурпуре», так что ровней себе Мод мужа не считала ни при каких обстоятельствах.
читать дальшеТем не менее, возникает вопрос, в каком же статусе оказался Жоффруа по отношению к трону Англии после свадьбы? Письменного договора на этот счет не нашлось. По словам Холлистера, Даремские хроники утверждают, что в случае, если бы брак Мод с Жоффруа оказался бездетным, Жоффруа унаследовал бы трон. Но сам Холлистер подвергает это утверждение сомнению на основании того, что с 1128 по 1135 годы Генри I не сделал никаких подготовок для подобной передачи. Жоффруа не владел в Англии землями, ему никогда не присягали английские бароны, и вообще похоже, что при дворе тестя он ни разу не появился.
Хотя король Англии также явно не собирался рассматривать своего племянника Вильгелььма Клито в качестве преемника, судьба решила вопрос для прочих сомневающихся очень просто: в очередной стычке со сторониками Тьери Эльзасского, Клито был ранен, и от этой раны умер. Те, для кого вопрос о том, на чьей голове будет красоваться английская корона и корона Нормандии, был не принципиален - смиренно вернулись в орбиту власти Генри I, который был достаточно умен, чтобы их не притеснять. Те, для кого вопрос был принципиален, уехали в Святую землю.
На некоторое время, дипломатическое напряжение в регионе упало до нуля. Тьери Эльзасский короновался графом Фландрии (к большому удовольствию самих фламандцев), и стал другом и союзником как королю Генри, так и королю Луи. Но Генри не был бы Генри, если бы не протащил для себя дополнительную гарантию: он посоветовал Тьери жениться на Сибилле Анжуйской, которая когда-то была женой Клито, и, таким образом, с Тьери породнился (Сибилла была сестрой Жоффруа). Заключив все возможные договоры, Генри вернулся в середине 1129 года в Англию, где немедленно занялся освобождением Валерана де Мёлана и Хью де Шатонефа. С его точки зрения, спорить им теперь было не о чем.
В сентябре 1130 года, Генри I впервые отправился в Нормандию без всякой, казалось бы, на то необходимости. Просто сопровождая аббата Рединга на его новую должность в качестве архиепископа Руана. После церемонии посвящения, он отправился в Вексен, куда к нему приезжал Тео Блуасский. После этого, король отправился в Шартр, и, в январе 1131 года, приветствовал папу Иннокентия II как главу Святейшего престола. Иннокентий, он же Григорио Папарески деи Гвидони, был (сюрприииз!) снова бездомным, потому что в Риме сидел другой папа, Анаклет II (Пьетро Пьерлеони). Римские прелаты никак не могли избавиться от привычки выбирать после смерти очередного папа не одного преемника, а одного преемника на фракцию. В принципе, если бы Иннокентия II не поднял на пьедестал Бернард Клервосский, в положение анти-папы оказался бы он, а не Анаклет II. Но Клервосский выбрал Иннокентия, а был он типом голосистым и настырным, так что самые влиятельные аббатства Европы поддержали именно Иннокентия. Забавно, но пока Анаклет II был просто Пьетро Пьерлеони, король Генри относился к нему с большим уважением. Но когда пришлось выбирать между папами Иннокентием II и Анаклетом II, король выбрал того, кого выбрали ведущие прелаты Европы под давлением Клервосского. Ничего личного, просто политика.
И уже в мае 1131 года, Руан удостоился визита первых лиц Западной церкви – папы Иннокентия II, Бернарда Клервосского, аббата Сюгера из Сен-Дени, епископа Шартрского и аббата Ангерского. В Англию Генри вернулся летом. Вместе с Мод. Да, капризная дочь оставила своего супруга довольно быстро, и обосновалась в родной Нормандии. Если посмотреть на ситуацию с учетом этого факта, вояж короля на континент уже не смотрелся таким томным. Дело в том, что Жоффруа Анжуйский и не пытался призвать супругу домой. Похоже, что она ему нравилась ничуть не больше, чем он ей, и он выбрал политику отношений с Мод по типу «уходишь – счастливо, приходишь – привет». Но после показательного визита короля Генри на континент, когда тот наглядно продемонстрировал как силу своего влияния и высоту власти, так и глубины своего кошелька, Жоффруа кое-что понял. Возможно, кто-то и помог ему понять, но этот рыжий и сам по себе был парнем сообразительным. Так что стоило Мод уехать в Англию, а Генри как бы неофициально упомянуть на совете в Нортхемптоне о том, что надо бы собраться вскоре и переговорить о разводе Мод с Жоффруа, как юный граф Анжу послал за женой и предложил даже подобающий случаю эскорт. Что ж, Мод отправили к мужу, но не раньше, чем Генри вторично привел к присяге наследнице своих магнатов и прелатов. И, кажется, именно в тот период Мод поняла, что время капризов прошло. Королю было уже за 60, и интересы короны требовали, чтобы у Мод была поддержка мужа и, желательно, сын. В марте 1133 года сын появился.
Генри I отправился на континент в августе 1133 года. Судя по количеству назначений на важные посты служащих своего двора, можно заподозрить, что он или не планировал больше возвращаться в Англию, либо не верил, что проживет ещё долго. Естственно, мы не можем знать, в каком состоянии было его здоровье, и были ли у него основания готовить дела королевства к своей смерти, но к 65 годам более или менее каждый уже предполагает, что вечно жить, всё-таки, не получится, да и не очень-то хочется. Опять же, нет никаких сведений о том, насколько король был суеверен. Во всяком случае, 1133 год выдался достаточно необычным в плане природных явлений. Были и ураганы, и солнечное затмение, и даже серьезное землетрясение, нанесший ущерб портовым строениям. Летописцы мрачно намекали, что всё это связано с отъездом короля, что, конечно, никто всерьез принять не мог бы – Генри мотался всё свое царствование через пролив без всяких сопровождающих эти действия катаклизмов.
Итак, первым делом король отправился в Руан, где и просидел весь конец 1133 и большую часть 1134 годов, улаживая висевшие много лет административные дела и в Нормандии – при помощи Робета Глостерского. Известно, что лично он был более поглощен делами семейными. Мод, очевидно, снова была в Нормандии, исполнив свой династический долг: в мае 1134 года родился её второй сын, Джеффри. Поскольку сама Мод чуть после этих родов не умерла, известно, что дело было в Руане, потому что одинаково твердолобые отец и дочь ухитрились поссориться по поводу того, где Мод хоронить. Генри настаивал на Руане, а сама Мод хотела быть похороненной в аббатстве Бек. Вполне понятно, что умирающий человек так страстно скандалить не способен, так что я лично допускаю, что отец слегка троллил дочь, чтобы вернуть ей энергию. Если так, то план удался, после чего король, широким жестом, согласился с Мод, что ладно, пусть будет Бек.
Вообще, для Нормандии 1134 год был в плане катаклизмов так же богат, как 1133-й для Англии – ураганы, снежные бури, грозовые бури (и сопутствующие им пожары), наводнения, а потом убийственная в буквальном смысле жара. В 1135 году король поговаривал о возвращении в Англию, но выглядело так, словно он каждый раз находил причины этого не делать. Например, архиепископ Руанский засел в папской курии и никак не возвращался к своим прямым обязанностям. Возможно, потому что не хотел посвящать в епископы Байё сына-бастарда Роберта Глостерского, Ричарда. После интенсивной переписки с Генри, Иннокентий II велел Ричарда в епископы посвятить.
Пожалуй, истинной причиной сидения Генри в Нормандии было то, что он не слишком доверял своему зятю, Жоффруа Анжуйскому. Живи Жоффруа с Мод душа в душу, проблем бы не было. Но жизнь этой пары была далека от идеала семейной жизни, и Генри не решался передать Жоффруа пограничные замки, входящие в приданое Мод. Причем, вполне возможно, что по желанию самой Мод. Она находила, что Жоффруа слишком дружен с Гийомом де Понтье, сыном Роберта дю Беллема, бесследно сгинувшем где-то в английской тюрьме. Когда король Генри утверждал Гийома в правах наследства, то не включил в возвращаемые короной земли владения дю Беллема в Нормандии, что молодому Гийому вовсе не понравилось. То есть, заподозрить его в добром отношении к Генри I было никак не возможно, и дружба Жоффруа с таким человеком насторожила Мод.
В свою очередь, король получил предупреждение от своих сведомителей, что Роджер де Тосни, граф Конша, готовит какую-то гадость, вместе с Гийомом де Понтье. Король мгновенно отправил гарнизон в цитадель Конша, и вызвал Гийома к себе для объяснений. Когда тот не явился, король объявил о конфискации всех владений графа. После чего тот показательно поселился при дворе Жоффруа Анжуйского. В результате, всё время с сентября по ноябрь Генри провел, укрепляя южную границу Нормандии. Сделав всё возможное, он решил снять напряжение, отправившись на охоту в Лион-ла-Форе, где с ним приключился, по-видимому, инсульт, от которого он и умер в течение недели.
Генри Хантингдонский обвинил в болезни короля миноги, которые врач его величеству, вообще-то, есть запретил, но от миног не умирают и инсульта не получают. Запрет врача скорее говорит, что у короля была подагра, болезнь вовсе не смертельная. Учитывая возраст короля и его резвость на границе, ничего удивительного в этой смерти нет. Насколько известно, дара речи король не потерял, хотя, похоже, что-то о такой возможности сплетничали, потому что исповедник короля отдельно заверил Иннокентия II, что король Генри перед смертью исповедовался. Похоронить он себя завещал в Англии, в аббатстве Рединг, которое основал после гибели Белого Корабля. И, судя по хроникам, завещал свою власть дочери и её детям, но не Жоффруа Анжуйскому. К слову сказать, похоже, что действия короля осенью каким-то образом побудили его дочь уехать к мужу. Или они договорились, что ей лучше быть рядом с Жоффруа, чтобы наблюдать за развитием событий прямо на месте действий. Генри Хантингдонский намекал, что «предательство» Мод послужило причиной болезни короля, но это наверняка его личное мнение, а не факт.
Вообще, смерть короля и последовавшие за ней события предствляют собой какой-то пестрый, косматый клубок, из которого в разные стороны торчат нитки. С точки зрения Мод, отец умер очень не вовремя. После тяжелых родов и болезни, она снова забеременела немедленно, как приехала к супругу. Но говорят, что эта парочка оппортунистов попыталась немедленно после смерти короля напасть на принадлежавшие Мод замки, которые Генри не соглашался передать Жоффруа. Вопрос, конечно, в том, зачем это было нужно Мод, если она так и так должна была унаследовать Англию и Нормандию? Как и при каких обстоятельствах между наследницей и троном вклинился Стефан Блуасский? Ведь его даже не было в Англии! И почему Тео Блуасский стал грабить земли своего старинного союзника и друга, стоило тому умереть?
Ответы на эти вопросы я надеюсь найти в истории короля Стефана и долгой, изматывающей войны между ним и Мод, которую смог прекратить только сын Мод и Жоффруа, воспитанный Жоффруа и закаленный Мод. Причем, помятуя о пристрастности историков, попробую рассказать эту историю с точки зрения обеих сторон, максимально сбалансированно. Благо, сама я не пылаю симпатией к обоим персонажам.
К середине 1120-х годов стало понятно, что родить с молодой женой нового наследника престола у короля не получится. Как водится, летописцы ославили Аделизу бесплодной, хотя второго своего супруга она наследниками и наследницами обеспечила с избытком *в количестве семи!), и летописцы не могли этого не знать. Но – не стали исправлять навет задним числом.
На самом деле, ситуация не уникальна. Много благородных семей прекратили свое существование по той же самой причине, хотя во время брака муж мог зачать и нескольких бастардов на стороне, а вышедшая впоследствии замуж за другого вдова вдруг оказывалась очень даже фертильной. Этот выверт заставил историков заподозрить, что женщины вполне умели и тогда предохранить себя от нежеланной беременности тайком от мужа. Но вряд ли королева могла не желать родить наследника мужу, которого она, кажется, даже любила. Хотя кто его знает. Пара практически не расставалась, но по чьей инициативе? Могла ли интеллектуалка Аделиза холодно решить, что она слишком молода для пожизненной одинокой роли королевы-матери после смерти супруга?
французская королева Аделаида Морьенская (Савойская) - пример ответственной фертильности читать дальше В любом случае, король Генри I решил, что вопрос с престолонаследием больше затягивать не имеет смысла, и обратился к своему совету. Его кандидатурой была, разумеется, овдовевшая дочь Мод, которая, как и он когда-то, «родилась в пурпуре», то есть у коронованной пары правителей страны. Тем не менее, ситуация с Мод полностью повторяла его нынешнюю. Её покойный супруг имел бастардов, но совместных детей с Генрихом V Германским у Мод не было. Означало ли это, что она была бесплодна? Скорее всего, для очень многих советников короля (и для него самого) именно этот вопрос был решающим.
Тем не менее, часть советников встала в оппозицию самой идее передать корону женщине с самого начала. Ведь были племянники – Стефан Блуасский и его старший брат Тео. Не говоря о Вильгельме Клито (и вряд ли о нем кто-то действительно посмел говорить, ведь, признав его права на трон, стало бы невозможно объяснить, на каких правах сам Генри уселся в Нормандии). Тем не менее, Генри именно в тот период устроил Стефану Блуасскому шикарнейшую свадьбу с Матильдой Булонской, явно нацелившись на страгически расположенные напротив Дувра земли этой дамы. Есть некий намек на то, что и сам Стефан рот на английский трон в тот момент не раззевал. Холлистер подчеркивает, что своего первенца он назвал в честь тестя, а не в честь дядюшки. С точки зрения Холлистера, выбор имени перворожденного сына был индикацией амбиций родителей.
Насколько всерьез король Генри подумывал об этой парочке на троне Англии после себя? Кто знает. Не известно с точностью, в каком хронологическом порядке случились вдовство императрицы Матильды и переговоры о женитьбе Стефана на наследнице Булони. В любом случае, как только Матильда овдовела, отец немедленно вызвал её домой. Она подчинилась, но без энтузиазма. В Германии она была практически с детства, и ей нравилось там быть. Там у неё были связи, репутация, круг дел и друзей. И вот её снова выдирали с корнями из земли, ставшей родной, чтобы заставить укорениться ещё где-то. Матильда вряд ли сомневалась в причине, по которой она понадобилась отцу, но сопротивляться ей было не почину. Опять же, свой долг перед страной и отцом она чувствовала с раннего детства. И она присоединилась к Генри I в Нормандии.
Конечно, очень аппетитной выглядела кандидатура старшего бастарда короля Генри, Роберта Глостерского. Этот сын удался во всех отношениях – и статью, и умом, и характером, и талантами. Почему было не сделать наследником престола его, если уж сам Завоеватель был бастардом? Холлистер считает, что проблемой стало то, что именно в Англии бастарды на троне не котировались (не считая Завоевателя, который стал королем по праву, собственно, завоевателя), ссылаясь на синод в Челси от 787 года. Но синод 787 года касался проекта короля Оффы Мерсийского короновать сына ещё при своей жизни, и образовать второй архиепископат, Личфилдский, помимо Кентерберийского. Более того, учитывая, что после смерти Оффы (и удобно умершего «от болезни» наследника) на трон уселся ну очень левый родственник, и кое-что зная о прямолинейности политической кухни англосаксов, лично я склонна считать, что в те времена королем становился тот, кто ухитрялся выжить сам и уничтожить конкурентов. На линеаж им глазеть, за всеми этими заботами, было некогда. Опять же, по англосаксонскому законодательству, все дети, включая дочерей и бастардов, имели равные права при разделе имущества. Так что, извиняюсь, логичнее предположить, что Генри был пойман собственной риторикой, к которой прибегнул, коронуясь. После всех фырков о рождении в пурпуре было как-то не к лицу даже пытаться посадить на свой трон бастарда. Даже такого замечательного, как Роберт Глостерский.
После того, как в начале сентября 1126 года король Генри, королева Аделиза и императрица Мод, в сопровождении королевского флота и с благородными пленниками на борту (то бишь, с Валераном де Мёланом и Хью де Шатонефом), вернулись в Англию, дебаты вокруг вопроса о престолонаследии начались всерьез – не с королевским советом, а с правителями. Прибыли ко двору английского короля Дэвид Шотландский, Конан Бретонский и Ротру, граф Перша. Чуть позже, были сделаны интересные перемещения королевских пленников: Валерана перевели из-под стражи шерифа Шропшира в Валлинфорд, под стражу Брайана Фиц-Каунта, прижившегося в Англии незаконного отпрыска правящего дома Бретани. А бедолагу Роберта Куртгёза зафутболили из-под опеки епископа Солсбери под стражу Роберта Глостерского. Говорили, что эти перемещения были сделаны по совету императрицы Матильды. Которая совершенно точно знала, что доверять можно лишь предсказуемым людям.
Более того, когда король начал переговоры о браке Мод с Жоффруа Анжуйским, в курсе происходящего были лишь Роберт Голостерский да Брайан Фиц-Каунт, плюс епископ далекого Лизьё. Роберт и Брайан и сопровождали потом Мод к жениху. Обо всех этих политических танцах известно благодаря раздраженному комментарию Роджера Солсберийского, который в число избранных посвященных не вошел. Опять же, по настоянию Мод. Та не доверяла епископу, который был за кандидатуру Клито, и ничуть этого не скрывал. И дело было, собственно, даже не в том, кто был бы, по мнению придворных советчиков, лучшим правителем для Англии. Каждый из них прикидывал свою выгоду при каждом кандидате. Те, кто воевал в Нормандии против бунтующих в пользу Клито баронов, не могли желать увидеть его своим королем. Те, кто считал кандидатуру Клито лучше кандидатуры Мод, считали, скорее всего, что Клито будет более управляемым правителем, чем закаленная в политических интригах двора германского императора Мод.
Что качается самого Генри I, то когда они с племянником расстались, они расстались не врагами, а просто не договорились. Тем не менее, Клито он, по сути,знал намного лучше, чем собственную дочь. Мод была вообще закрытым человеком, а уж привезенные ею чужеземные замашки и вовсе нервировали тех, кто с ней сталкивался. Генри Хантингдонский был, конечно, в партии «за кандидатуру Клито», но он подметил одну особенность этой женщины, «невыносимую надменность», которую впоследствии отмечали и другие. И Генри не мог не понимать, что выбор Клито в качестве наследника английского престола утихомирит страсти в регионе – и с Францией, и с Фландрией. С французским королем, собственно, у него уже сейчас был период странного равновесия. Луи ожидал, что решит Генри, и был подчеркнуто нейтрален.
А 1 января 1127 года состоялось принесение присяги баронов Мод. Вернее, Мод и её наследникам в случае, если король Генри I умрет бездетным. В свете будущих событий выглядит иронично, что Стефан Блуасский и Роберт Глостерский даже по-дружески поспорили, кто из них присягнет первым. Стефан этот спор выиграл. В общем и целом, все прелаты и магнаты Англии и Нормандии присягнули королевской дочери и её линии, а заодно король протащил согласие прелатов и магнатов уважать все дары, которые он сделает в пользу Аделизы, и после его смерти. Что получилось в 1135 году с клятвой Мод - мы знаем, но вот Аделиза действительно сохранила подаренный ей Арунделл.
За пределами Англо-Нормандии, присяга тоже произвела впечатление. Луи Французский сделал свой ход отдав за Клито сводную сестру своей супруги, Жанну Монферратскую, и посадив его править Вексеном. Вскоре Клито появился в Жизоре, и официально заявил свои права на герцогский трон Нормандии, причем немало норманнов были склонны признать его своим господином.
Ситуация снова изменилась 2 марта 1127 года, когда в Брюгге, во время мессы, был убит граф Фландрии, и в стране начались беспорядки. Луи Французский, в качестве оверлорда, навел порядок в хозяйстве бездетного графа, и посадил туда править Вильгельма Клито. То есть, это фламандцы, конечно, выбрали Клито, но Луи очень сильно этому выбору поспособствовал.
Такого поворота Генри I не ожидал. Одно дело, маячивший здесь и там бездомный сын братца Роберта, но совсем другое – граф Фландрии, способный сформировать мощный альянс с французами и анжуйцами. И тогда для Генри настали бы жаркие деньки, как девять лет назад. Более того, Нормандия наверняка бы взбунтовалась против него – опять и снова. Поэтому Генри решил опередить племянника, и предложить Фульку Анжуйскому блестящую перспективу брака сына Фулька с дочерью Генри. А чтобы иметь возможность вести переговоры спокойно и обстоятельно, он развлекал свежеиспеченного графа Фландрии различными кознями – посылая деньги тем кандидатам на графскую корону Фландрии, которых Клито обошел, запрещая экспорт английской шерсти во Фландрию, и прочее тому подобное.
Надо сказать, что Клито, не обученный искусству править, очень быстро (за пару недель!) рассорился вдрызг с буржуа Брюгге, против него начались выступления в Брюгге, Лилле, Генте, Ипре, Сен-Омере... Заговорили о том, насколько лучше и умнее Клито был бы Тьерри Эльзасский, внук Роберта I Фдандрского. Клито воззвал к Луи Французскому, обвиняя во всём происходящем дядюшку Генри. Луи, которому не понравилось, как обходятся с его креатурой, поспешил во Фландрию, и вскоре архиепископ Реймский уже послушно отлучал от церкви и Тьерри Эльзасского, и тех, кто его поддерживал. Каково же было изумление Клито, когда его оверлорд, с которым вместе они осаждали Лилль, вдруг снялся из лагеря без объяснений причин, и растворился на просторах Иль де Франс.
Загадочное исчезновение французского короля из Фландрии имело простейшее объяснение. Ровнехонько на полдороге между Шартром и Парижем, в крепости Эпернон, поднял свой флаг Генри Английский. Крепость, надо сказать, была одной из принадлежавших Амори де Монфору, вроде как заклятому врагу Генри. Но в 1120-х, Амори женился на племяннице сенешаля Франции, который унаследовал свою должность от старших братьев, и который намеревался передать её Амори. Но случилось так, что Этьенну де Гарланду пришлось рассориться с королевой Аделаидой Морьенской (Савойской). С одной стороны, это была борьба мнений. Аделаида считала, что Клито как раз подойдёт в качестве мужа её сводной сестре, и увенчает её голову коронами графства Фландрия и герцогства Нормандия. Семейство де Гарландов, со своей стороны, было о Клито и его способностях мнения невысокого. Но с другой стороны, де Гарланды были слишком долго слишком влиятельны при дворе Луи VI, не будучи даже аристократами, чтобы Аделаида не посчитала сенешаля угрозой своему влиянию. А ведь папа Каликстус II приходился ей братом! Да и сама она занималась политикой с полной самоотдачей, завизировав своей печатью аж 45 хартий своего супруга! Да, та самая королева, о которой русскоязычная википедия сообщает кратко: «Аделаида была некрасивой, но очень внимательной и слишком набожной».
В результате интриг Аделаиды, которая явно умела не только молиться, в 1127 году Луи лишил Этьенна де Гардланда его должности. Одновременно, брат Этьенна, Жильбер, главный батлер короля, тоже вылетел со своего престижного места. А Аделаида заполировала свою победу, сравняв с землей несколько вилл в Париже, принадлежавших де Гарландам. Для Луи ничего хорошего из этого не вышло. Кинувшись спасать свою столицу, он разорил замок Гарланда Ливри, но чуть не погиб в процессе и был серьезно ранен, а его брат, Рауль де Вермандуа, лишился глаза. После этого Этьенн де Гарланд некоторое время отсиживался в Орлеане, очевидно, но уже во второй половине 1132 года вернулся на должность канцлера короля, и пребывал там до самой смерти Луи VI.
Собственно, присутствие Генри I в Эперноне в 1127 году было чистой воды демонстрацией. Он не пытался завоевать Париж, он не собирался устраивать войну с Францией, он просто демонстративно сидел в Эперноне до тех пор, пока Луи не убрался из Фландрии. И после этого ушел в Нормандию. Скорее всего, вместе с Амори, с которым они не стали друзьями, но перестали быть врагами. И в конце августа обручил свою дочь с подростком Жоффруа Анжуйским. Идея брака, похоже, не была мила ни Мод, ни Жоффруа. Брак для Мод был вопиюще неравным. Из статуса вдовы императора она перешла в ранг жены графского отпрыска. Кроме того, она чувствовала себя сущей идиоткой, сидя рядом с рыжим пацаном 14 лет, будучи сама зрелой матроной 25 лет! Жоффруа же, глядя на застывшее лици гордячки, кипел от возмущения.
Кто бы мог подумать, что этот брак, начавшийся в таких неблагоприятных обстоятельствах, окажется на свой лад очень удачным, и сформирует историю Европы на долгие столетия!
феминистическоеНет, меня не возмущают цветы и конфеты, которые мужчины дарят женщинам в этот день. Мне просто не хочется, чтобы всё свелось только к этому. Потому что и сегодня повсюду в отраслях, традиционно трудоустраивающих женщин, оплата намного хуже чем там, где большинство работающих - мужчины. И сегодня большинство женщин встанет к плите после работы (да, 8 марта - отнюдь не везде выходной), тогда как их мужчины будут отдыхать и ждать вкусный ужин. И сегодня слишком многие женщины пострадают от побоев и вербального насилия. Это НЕ нормально. Так же, как НЕ нормально для мужчин не уважать мечты и чувства своих подруг и жен, свинячить в сети аббревиатурами типа РСП, и НЕ нормально для женщин-блогеров подмахивать этому свинству с радостным визгом.
И пора уже понять, что никто не принесет нам наши права готовыми и в красивой упаковке.
Научившись ежедневно пользоваться серумами, я почувствовала себя почти продвинутым юзером в индустрии вечной красоты и молодости. Правда, некоторые сомнения относительно их чудодейственности у меня были и есть. Да, они несомненно сделали кожу упругой и плотной, но они вовсе не исправили её дефектов. Поры, собственно, никуда не делись, да и пигментированность некоторых участков никуда не улетучилась. Они просто менее бросаются в глаза за счет общего блеска кожи. Более того, если сравнить себя до и после нанесения серума, то очень заметна временность эффекта. Причем, не поклянусь, что именно бодрит кожу: серум как продукт, или легкое постукивание пальцами при его вбивании. Да-да, есть куча фотографий "до" и "после", которые любят выкладывать последователи системы К-бьюти, но если там изначально не был ужас в кубе из-за акне, то радикальная разница, на мой взгляд, существует только в восприятии применяющего. Например, k-beauty-europe.com/korean-skin-care-and-makeup... и другие фото оттуда. То есть: и серумы тоже делают лучше то, что у нас есть, но не меняют реальность на глянцы с фильтрами. Потому что сознательно или бессознательно, но самые первобытные фильтры на этих фото применяются всегда, и это заметно.
Но ладно, не будем занудиться. Даже поношенная кожа выглядит лучше, если она чистая и максимально хорошо ухоженная. Про тонеры речь шла где-то в предыдущем, а сейчас пришла очередь серумов. Кстати, я пишу это не потому, что претендую на какое-то глубокое знание предмета, а именно для того, чтобы разобраться на самом базовом уровне, что есть что, и сколько стоит.
читать дальше Серумы - это только одна из составляющих ухода за кожей, и их обычно употребляют в компании с увлажнителями, которые не только увлажняют кожу, но и "запечатывают" в ней эту влажность. Серумы не имеют функции запечатывания влаги, они имеют активные ингредиенты, которые проникают в клетки кожи и, теоретически, реставрируют их, убирая следы пигментации, акне, даже шрамов. Увлажнители имеют более крупное строение молекул, они не проникают через поверхность кожи, а остаются на ней, запечатывая, таким образом, влажность. Женщинам от 30 и старше, рекомендуется пользоваться и тем, и другим.
Считается, что серумы исправляют повреждения кожи и разглаживают морщины, глубоко увлажняют кожу, уплотняют кожу и улучшают её текстуру, делают кожу визуально более свежей, снимают покраснения кожи и её чрезмерную чувствительность, убирают "пятнистость" кожи, сводят веснушки и пигментацию.
После полугода использования серумов я могу подтвердить, что увлажнение и уплотнение кожи, более свежий её вид - правда, это вижу не только я, но и посторонние. Чувствительностью и краснотой моя кожа никогда не страдала, но вот пигментация осталась там, где была. Годы я не пользовалась солнцезащитными кремами, а загар ко мне пристает мгновенно. Как результат, образовавшаяся пигментация просто слишком глубока, чтобы с ней справились серумы. Так что чудес от них лучше не ожидать.
Серумы применяются после умывания и тонера, и до увлажнителя. Количество должно быть небольшим, много - это не значит лучше, лучше - это когда энергичное вбивание маленького количества. Когда я только начинала, тут народ удивлялся и ужасался, что я могла нафигачить только на лицо больше шести мелких капель. Но, во-первых, для человека с такой неподнятой целиной в сфере увлажнения кожи это было не очень критично. А во-вторых, это и правда было "слишком". Через 6-8 часов, всё вбитое в кожу утром, начинало на ней выступать, причем специальная косметическая бумага, впитывающая эти избытки, совершенно не спасала, хотелось именно умыться, и желательно - с мылом, настолько высок был дискомфорт. Не то чтобы я не понимала, что серума просто слишком много. Но что было делать, если его капельки мгновенно утопали в пересушенной коже? Ситуация изменилась месяцев через пять, по-моему. Вот теперь мне хватает одной капелюшки серума для кожи около глаз на обе стороны лица, и 2-3 мелких капель серума для лица на всё лицо. И ничего никуда не "плывет". Часов через 6-8 я просто промакиваю лицо впитывающей бумагой. Как правило, буквально на ходу.
Серумы следует применять дважды в сутки - утром и перед сном, нанося его не только на лицо, но и на шею, и на область декальте. На этом можно бы было прекратить дозволенные речи, но оказалось, что всё не так просто. Что в семейство "серумов" входят не только они, но и их более продвинутые кузены:
1. Treatment 2. AHA/BHA 3. ampoule 4. serum
Спаситипамагити!!! А я-то думала, что Серум-6 Пептидов c Алиэкспресса - это предел. Но нет. Оказывается, настоящий ремонт на клеточном уровне обещают именно "продвинутые кузены". За дорого.
Например первая группа, Treatment, включает в себя несколько продуктов. Repair Control EGF (65-88 долларов за 20 миллилитров) обещает убрать морщины и сделать кожу более яркой, гладкой и молодой за счет самого высокого из существующего на рынке содержания белка эпидермального фактора роста (ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BF%D0%B8%D0%B4%...).
Второй продукт этой группы, дермароллер DW-EGF Derma Roller Program Special Kit тоже стоит немало (около 55 долларов), и выглядит довольно опасным в употреблении:
Наши китайские друзья предлагают схожий продукт под названием Micro needles roller всего за 5 баксов, и, судя по отзывам, народ страшно доволен эффективностью.
Рискнула бы я применить такое к своей коже? Ни за какие коврижки. Всё, что дырявит кожу и что-то в нее впрыскивает, должно делаться даже не в косметическом кабинете, где косметолог может и не иметь никакого медицинкого образования, а в косметической клинике, где любой сбой будет им стоить немалой компенсации.
Остальные виды тритментов и проводятся в клиниках - DNA Shots (впрыскивание продукта, полученного из спермы лосося, собственно), в надежде, что содержание в нем коллагена улучшит цвет и текстуру кожи. Несколько вышло из моды впрыскивание плазмы, platelet-rich plasma injections (PRP), или, попросту, богатой тромбоцитами плазмы (ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D0%B3%D0%B0%...). Люди могут изменить цвет кожи при помощи процедуры, называющейся пико-тонинг (Pico-Toning), когда лазером разбивается пигмент кожи. Пико-тонинг также используют для сведения татуировок и сведения образовавшейся глубокой пигментации. То есть, именно то, что нужно бы и мне, если бы я зарабатывала на жизнь внешним видом или была хотя бы тщеславна.
Ботокс тоже относится к тритментам, и вряд ли потеряет смою актуальность в ближайшее время. Как и впрыскивания под кожу увлажнителей и витаминов. Не думаю, чтобы это было для меня хоть в какой-то мере актуально, но для кого да - ознакомьтесь с материалом здесь: www.getthegloss.com/article/how-injectable-mois...
Едем дальше по списку. Что там у нас? AHA/BHA, то есть, проще говоря, эксфолиаторы. Средства, удаляющие отжившие свое клетки. Хотя это только звучит просто, а на самом деле, за эти понятием стоят снижение воспаленности кожи (которая приводит к акне), уменьшение пор и сведение поверхностных морщин, уличшение текстуры кожи и разравнивание её цвета.
AHA означает alpha hydroxy acid, и BHA - beta hydroxy acid. AHA - это водно-растворимые кислоты, получаемые из сахаристых фруктов. Они отшелушивают находящиеся на поверхности кожи старые клетки, освобождая место для для новых, более роно окрашенных и плотных. BHA, в свою очеред, являются маслорастворимыми кислотами, которые проникают глубоко в поры и добираются до сальных желез. AHA применяются для устранения гиперпигментации (старческой пигментации), меланоза (избытка черного пигмента) кожи, удаления поверхностных морщин и выравнивания цвета кожи. BHA выбирают для комбинированной и жирной кожи, и борьбы с акне и солнечной пигментацией.
Всё AHA оставляют кожу довольно восприимчивой к ультрафиолету, то есть предполагают фанатичное использование солнцезащитных кремов. Каждое утро. Большинство AHA являются гликолевыми кислотами, обладающими анти-микробными особенностями. Ну и ещё одна особенность: содержание кислоты в конечном продукте не должно превышать 15%. На Алиэкспрессе эти кислоты есть, и, надо сказать, для этого базара они дороги. Именно гликолевая кислота стоит от 20 до 25 долларов за 10 миллилитров, но имеет концентрацию аж 35%. И практически все эти продукты имеют там негативные отзывы, что, конечно, может быть и выражением разочарования. Люди могут слишком многого ожидать, какого-то чудесного решения всех проблем с кожей, и, разумеется, не получить глянцевой версии себя в результате. Ну а сеты BHA для лечения акне, включающие тонер, кислоту и крем, стоят на том же Алиэкспрессе более 60 долларов.
Более гламурные версии, как то Green Apple™ Peel Full Strength, который продается в Стокманне, стоит 61 евро за 60 мл. На Амазоне стоимость уже £158.55.
В группе AHA есть ещё и молочные кислоты, и менее известные винные, лимонные, миндальные, яблочные кислоты. В общем, есть из чего выбирать. Хотя глубоко уважаемая мною фирма ARTISCARE на Алиэкспрессе предпочитает более нежный подход к кожным проблемам, и рекомендует гель по стоимости $3.80:
Ну а заканчивая по кислотам, хочу отметить, что специалисты рекомендуют пользоваться сразу и AHA, и BHA. Либо одну утром, другую вечером, либо вообще одновременно, обмазывая сухие области AHA, а жирные - BHA. Так-то.
Что там у нас ещё? Ампулы. На самом же деле, ампулы - это просто серумы более высокой концентрации. А серумы - это "винегреты", содержащие и вышеперечисленные кислоты, и тритменты. В небольших количествах, но, поскольку они воздействуют на кожу 24/7, то где-то эффект может быть и однозначным более дорогим и точечным средствам. Вычитала, что самый-самый-самый серум - это Korres Golden Krocus Ageless Saffron Elixir Serum 30ml, который стоит (та-даммм!) всего ?82.80. Правда, на Алиэкспресс продукт по имени AUDALA Saffron Serum Whitening Body Cream Nourishing Anti Aging Anti Wrinkle Skin Whitening Cream Body Moisturizing Body Care стоит всего $12.99, а литр (!) Saffron fibroin 1000ml anti wrinkle moisturizing cosmetic liquid - $109.06.
И что-то мне подсказывает, что действие их будет приблизительно равнозначным.