Последние летние

Утро туманное. Есть у меня и такой угол в саду. Все наши кошки его обожали, часами могли сидеть на камнях. Родо тоже любит. Видны яркие рябинины, что удивительно. Обычно они и созревать-то толком не успевали у нас, а в этом году всё дерево просто усыпано.




Петунии с ума сошли в этом году, цветут бешено. Ночью прохожу мимо них к двери - такой аромат!



Гортензия, годы назад высаженная из горшка в почву, решила осчастливить двумя соцветиями.



А вот эволюция розы где-то за неделю:




И пресловутый китайский подсолнух

@темы: "красотища"

---

Чудо

Чуть к праотцам час назад не отправилась. Лось. Выскочил на дорогу в довольно странном месте - около электростанции. Спасло то, что скотина шла на приличной скорости, и то, что я таращилась в темноту пристальнее обычного. Успела увидеть уже в тот момент, когда он возник на обочине. И успела хорошо затормозить. А таращилась я потому, что минуты за две до этого момента мне стало мерещиться, что впереди маячит фура без задних огней. Около электростанции несколько фонарей было, и я видела, что фуры нет. Но только в темноту въехали - мерещится. Нет, скорость не сбрасывала, шла на круизе 124. Кто-то хорошо так за меня молится.

@темы: житие мое

---

не прошло и десяти лет,

как я случайно обнаружила кнопку, устанавливающую постоянную скорость. Как ни странно, её можно использовать почти постоянно, кроме как отрезка на въезде в Хельсинки, где идут разные дорожные работы, и скорости меняются через каждые сто метров. Люди, это так здорово! Сидишь, как в кресле, а эта шайтан-машина сама тебя тащит. И явная экономия бензина, почти на 150 км.

---

Король Стефан - наемники

Роджер, епископ Солсбери, умер 11 декабря 1139 года. Будучи человеком верующим и прагматичным, перед смертью епископ потратил немало времени и усилий, перечисляя, что, у кого, и при каких обстоятельствах он отжал не совсем праведным образом. Епископ принес подобающие случаю раскаяния в своей жадности, и выразил желание вернуть отнятое настоящим владельцам. Король Стефан, прибывший в Солсбери к Рождеству, пожелания покойного епископа уважать не собирался, заявив, что всё, что Роджер Солсберийский приобрел за свою жизнь в Англии, он приобрел как государственный функционер. Стало быть, теперь это добро принадлежит короне, а вовсе не тем, кому епископ хотел бы возместить свои злоупотребления. Все возражения потрясенных канонников были отметены словами "государственная необходимость".



Хронист Генри Хантингдонский прямо пишет, что король ненавидел Роджера Солсберийского, и что теперь, после смерти епископа, перенес свою ненависть на родственников покойного. С Найджелом, епископом Или, отношения у Стефана были уже паршивыми, так что ничего неожиданного в том, что один стал укреплять замки и грабить соседей-"роялистов", а другой - утверждать, что поведение Найджела доказывает, что епископы не лояльны короне, не было. Хуже всего пришлось администрации епископата, которым надо было доказать Стефану, что политика епископа Найджела - его собственная, а не церкви политика. Стефан сделал вид, что поверил, но ограбил и епископат Или. Найджел, уже совершенно ничего не стесняясь, объявился в Глостере, громко заявив, что сделает всё для победы дела детей Генри I.

Второй племянник Роджера Солсберийского, Александр Линкольнский, пострадал в руках Стефана больше, чем Найджел. Он, вместе с дядей, был брошен в оксфордсую тюрьму, причем, вопреки обычаю, Стефан содержал пленников паршиво, и не брезговал шантажировать Найджела их жизнями. То есть, другом Стефана Александр Линкольнский точно не был, но он предпочитал меньше сокрушаться о судьбах королевства, и больше делать то, что было в его власти. Он был тем епископом, который благословил Кристину Меркуэйт на отшельничество, и именно он энергично поддерживал Гилберта Семпрингхемского. Он перестраивал Линкольнский собор в камне, и был своим человеком в папской курии. Это ему Джеффри Монмутский посвятил свои Prophecies of Merlin.

В принципе, никто в семействе Роджера Солсберийского не был аскетом (Бернар Клервосский страшно порицал стиль жизни Александра, которого прозвали в Линкольне "the Magnificent"), но все они были административными дарованиями. И то, что творилось в королевстве на 1140 год, им совершенно не нравилось. Особенно они возмущались состоянием казначейства, которым раньше управлял их родственник. Мало того, что нынче казначейство полностью утратило независимость и дисциплину, и превратилось в личный кошелек короля, так ещё и пропорция драгметаллов в монетах была тайно уменьшена по прямому личному приказу Стефана. Втором моментом, от которого ёкало сердце у любого разумного жителя Англии, было безудержное строительство замков всеми, кто мог позволить себе строительство, или попросту награбить денег на это строительство. Для опытных администраторов было также понятно, что ни у Стефана, ни у Матильды, занятыми политическим меневрами друг против друга, не хватит ресурсов справиться с надвигающейся анархией.

Что касается ресурсов, то недостаток обученных военных англичане (да и не только они) средневековые варлорды привыкли компенсировать за счет наемников. Более умные короли предпочитали использовать наемников в континентальных разборках, щадя свое королевство и своих подданных. Те, кому приходилось использовать наемников в склоках с собственными баронами, старались нанимать отряды с сильными лидерами и железной дисциплиной. Но мысль о том, что и Стефан, и Матильда наводнят наемниками Англию, вводила в ступор любого, кто знал и видел, как ведут себя наемники по отношению к населению.

Например, родственник Вильгельма Ипрского, сына-бастарда Роберта Фризского, графа Фландрии, который, не преуспев в претензиях на корону, стал наемником, то ли назло родне, то ли потому, что ничего больше он делать не умел - только воевать. И королю Стефану он был не просто капитаном наемников, а верным другом, который, к слову сказать, был верен ему до конца, как когда-то был верен Вильгельму Клито, сыну Роберта Нормандского. Судя потому, что Ипрский категорически отказался признать Матильду королевой и после битвы при Линкольне, неприязнь к деткам Генри I, сжившим со свету законную династию Нормандии, была не только последовательной, но и имела логическое основание. Можно даже сказать, что никто не сделал для короля Стефана больше, чем Вильгельм Ипрский, на время переломивший ход событий войны между претендентами на престол.

Но даже этого безукорезненного в своей лояльности наемника англичане ненавидели как чуму, потому что он был жесток и "безбожен", как выразился летописец Уильям из Малмбери. Так вот тот родственничек Ипрского, о котором я упомянула, звался Роберт Фиц-Хьюберт, и жестокостью превосходил всех, виденных до него. И наглостью тоже, потому что он не постеснялся отнять один из замков, отнятых Стефаном у Роджера Солсберийского, у самого Стефана. Речь идет о замке Малмсбери, во время штурма которого и сопутствующему штурму грабежу города, погибли в каком-то монастыре аж 80 монахов. А уж жертвы из числа мирного населения никто и не считал. В случае с Малмсбери, шкуру Фиц-Хьюберта спасло родство с Вильгельмом Ипрским. Только вот целью этого наемника не была служба Стефану, он просто хотел награбить побольше. И счастье улыбнулось ему, направив на Девасиз, который, в отличие от Малмсбери, был практически неприступен, и который ему удалось захватить предательством у не ожидающего от союзника подобных действий гарнизона.

Конец Фиц-Хьюберта поучителен, но вписывается в концепт "жадность Роберта сгубила". Поскольку осаждать Девайсиз было себе дороже, замок у Фиц-Хьюберта попытались купить сначала Роберт Глостерский, а потом - кастеллан замка Мальборо Джона Фиц-Гилберт, действующий тогда в пользу партии Матильды. Каким-то образом этому Джону удалось выманить Фиц-Хьюберта в Мальборо, где его и скрутили. После этого к честной компании подтянулся один из сыновей Роберта Глостерского, и наемникам-бандитам, засевшим в Дивайсизе предложили обмен: они меняют замок на жизнь командира и 500 марок, и отправляются прочь, куда заблагорассудится. Наемники, на беду Фиц-Хьюберта, никаких симпатий к своему командиру не испытывали, так что тот был без церемоний повешен прямо у ворот замка. Ходила легенда, что наемники поклялись командиру не сдавать замок ни при каких обстоятельствах, но биограф Стефана, Эдмунд Кинг, дает понять, что цена, предложенная "более пуританским" окружением Матильды, не была сравнима с той, которую они получили позже у Стефана, сдав замок ему.

@темы: Empress Matilda, King Stephen

---

Человек, обреченный на успех, отличается от неудачника одной особенностью: он не рассуждает, он загорается возможностью, и кидается в неё с головой. Единственное, чем в этом случае блестящий проект отличается от гарантированного фиаско - слепой случай.

@темы: "Грани миров"

---

ЖЖ-шные интересности

- О пакте Молотова-Риббентропа shrek1.livejournal.com/1205125.html Комменты читать, там интересные арты и допинформация

- Офигенный портрет Ленина, который нашла зина-корзина (а вот пост этот я у нее найти не смогла). Да, автор и правда душевно подвинут, но портрет-то супер.



- И очень интересный журнал о красоте Японии beaujapancom.livejournal.com/

@темы: "Чтиво"

---

Ф-мобное

Мне от  Маркиз буква "Р".



Роза. Никогда не упивалась ароматом роз - пахнут и пахнут себе, ну и что. А последний год в запах роз влюбилась, и у меня много кремов с этим запахом. И шампунь.

О Белой Розе всуе говорить не буду, замечу только, что я и этом случае не могу фанатеть бесконечно по факту любви к Ричарду III. К сожалению, как человек он остался для меня загадкой, маловато ситуационных описаний, чтобы понять по реакциям, каким он был за внешним фасадом.

Радость. Наиболее типичное для меня состояние. Не то чтобы я хлопала в ладоши постоянно, или прыгала на одной ноге попеременно. Просто идет практически ровный оживленно-радостный фон, часто прерывающийся Раздражением на что-то, которое мгновенно вспыхивает, выливается на чью-то голову, и тут же мгновенно гаснет, и снова сменяется радостным фоном. Как-то Регулировать эту особенность я пыталась. Как -то не принято "в этой стране" говорить оживленно, громко и эмоционально. Но в результате получается эффект прорвавшейся плотины, и тогда хреново всем, кто под это попадает. В общем, когда очередное начальство попыталось в очередной раз цыкнуть на мою очередную цыганочку с выходом, я ответила, что шептать не рождена. На том ситуация и зависла..

Работа. Свой первый институт я закончила в условиях тотального и обязательного трудоустройства. Распределяли меня в конструкторское бюро, но я поменялась с рыдающей однокурсницей, и отправилась на производство. Я знала, что в КБ я буду умирать от скуки. Но я не знала, что и на производстве меня посадят в отдел перекладывать бумажки, и я тоже буду умирать от скуки. Естественно, свалила я оттуда сразу, как только отработала диплом. Второе академическое я получила в условиях тотальной безработицы, особенно среди академически образованных. Особенно - среди академически образованных иностранцев. В обоих случаях, результатом несовершенства окружающего пространства были скачки по городам, а потом - и по странам, о чем, разумеется, не жалею. Нынешняя моя работа - единственная в моей жизни, в которой я вижу смысл, и которая совершенно явно является важнейшей частью человеческой жизни. Только вот сил её делать у меня почти совсем не осталось. И желания, как ни странно, тоже. Всё, что было нужно для развития, от этой работы я уже получила. Пора осваивать новую, тоже со смыслом. Хотя всё решат деньги, в конце концов.

Резкость. Было, и было долго. Получено в наследство от маменьки, и отшлифовано до эффективности торнадо, которое может от объекта камня на камне не оставить. Конфликтов, плавно переходящий в драки, из-за этого было много, особенно в начале школы. Со старшеклассницами - за едкие не по возрасту комментарии. А потом я выросла и подумала - а что я, собственно, делаю? Высший класс - это не растирать противника в атомную пыль, это строить бесконфликтные отношения. Потому что с человечеством мне делить, по большому счету, просто нечего. Вообще, странно, насколько "резкий и дерзкий" тип поведения возведен в нашей культуре в культ. Культура индивидуалистов, которым дела нет до того, что чувствует размазанная по стене сторона, и как она со стены потом будет восстанавливаться. И во что восстановится.

Расчетливость. То, что я хочу освоить, но вряд ли освою. Надо признаться, что в критических жизненных ситуациях я обычно думаю "мозгом ящера", производящим самые простые (и самые агрессивно-резкие) модели поведения. Почти все мы этим мозгом думаем, поэтому мир - такое смешное место. Просто плакать от этого смеха хочется. При этом я знаю, что мой мозг способен на интригу. Я даже несколько раз это умение применяла, так что правда способен. Мешает одно "но": чтобы построить интригу, нужно использовать окружающих, кроме случаев, в которых интрига использует несовершенства системы регулирования норм и поведения общества. Это заморочно. И, чего уж там, чревато.

На "Р" начинается много политических терминов - революция, реакционность, равенство... К революциям отношусь скептически, но, скорее всего, потому, что не припекало никогда до состояния "на баррикады!". Реакционное мышление научилась ценить, как противовес захлестывающему энтузиазму. В моем нынешнем мире реакционность распределена неравномерно. В прожектах энтузиазм, граничащий с глупостью, но на практике правила довольно-таки ригидны.

Романов было прочитано и пережито несметное количество, и это здорово! Не в смысле "есть что вспомнить" (какой смысл в воспоминаниях?), а в смысле, что можно себя не грызть за непрожитую жизнь.

Размышления. В машине я люблю порассуждать на отвлеченные темы. Недавно, по какому-то поводу, ухмыльнулась, что как только начинаешь что-то понимать в жизни и людях, так оказывается, что собственная жизнь уже клонится к закату. И вдруг подумала, что Альцгаймер - это стоп-сигнал для процесса понимания. Зачем - не знаю, но ведь может быть, что урок еще не пройден, и понимать дальше ещё нельзя. В общем, размышлизмы если и не на уровне Драгунова, но всё равно странные.

Добрая  Пересмешник дала мне букву "Ж".


Животные, разумеется, которых я люблю да безрассудства. Я даже жэжэшный ИИ люблю, потому что виртуально он является козликом (хотя козликом он себя не осознает). Почему не пошла в ветеринары или вообще в сферу, связанную с сервисом для зверей? Потому что понимала, что каждый заболевший зверь выбивал бы меня из колеи. Потому что не могла бы не ненавидеть плохих хозяев. Ну и потому, что в животных я все-таки вижу именно животных, и меня сквикает их очеловечивание. Они - не замена детям или супругам, и я всерьез злюсь, когда муж говорит нашему коту, что "мама пришла", потому что котовья мама - кошка, а я только обслуга при его котячестве

Жалость - чувство мне не свойственное, если речь идет о людях. Животное я пожалеть могу, оно не заслуживает страданий в свою короткую жизнь. К людям я предпочитаю применять другие критерии. Понимание, если хватает терпения. Если не хватает, спасаюсь за милосердием. То есть, это я сейчас о пациентах, конечно. Потому что вся моя социальность в реале сейчас уходит на них, больше никто не вмещается, только виртуально. Среди реальных персонажей, которые не пациенты, в моем непосредственном окружении несчастных нет. Как-то все принимают жизненные коллизии согласно свойственному личному темпераменту, но никто в жалости к себе не плавает.

Жизнь - вот даже не знаю, что сказать. Лет в пять я поняла, что жизнь - это дорога, движение на которой никогда не затихает. Осенило. Дело было в Москве, мы остановились на перекрестке. Я закрыла глаза (меня "не стало"), но оживление и шум вокруг не прекратились. С тех пор я верю в бесконечность жизни. Позже мне пришло в голову, что у людей такой сильный разброс в представлениях о жизни и смерти потому, что у каждого своя судьба по какой-то причине. Когда я занялась Средневековьем и задела при этом философию средневековой церкви, то прониклась пониманием, что жизнь дана человеку для того, чтобы он уходил лучшей версией себя, чем пришел в этот мир, и что бывали люди, настолько совершенные духовно, что даже случившиеся в их жизни страдания смогли посвятить искуплению чужих грехов. Тут важно то, что формальность не имеет значения, всё должно быть искренним, идти из собственного сердца. Тем не менее, нам эти формальности нужны как инструменты работы над своим характером. Ок, хватит, я могу говорить на эту тему бесконечно.

Живопись. Когда-то она меня увлекала всерьез. Теперь достаточно интересная живопись нас окружает в сети, и что-то поражать стало крайне редко. Должна признаться, что решительно не испытала никакого трепета на выставке работ Рафаэля (где-то в Англии налетела, совершенно случайно). Тёмный зал, где-то высоко висят спрятанные за стеклами картины, которые толком и не рассмотришь. Картинные галереи английских замков плохи тем, что когда все стены зала завешены картинами от пола до потолка... Не до искусства становится, хочется просто развидеть. Вот в хельсингском Атениуме может висеть одна картина на стене, на уровне взгляда. Совсем же другое дело.

И не могу не коснуться самой животрепещущей темы современности - жирности Я привыкла жить в простом мире, где женщины вечно говорят о диетах и похудении, ходят в группы, где разговорами о похудении руководит терапевт, периодически ходят заниматься спортом, но абсолютно не собираются вытряхиваться из привычной рутины и привычного жирка. Сама такая. Это просто чудо, что из сброшенных год назад 15 кг вернулись только 4. Потому что калории, белки-жиры-углеводы я перестала считать сразу, как агрессивная диета закончилась. Какие-то изменения в пищевых привычках всё-таки произошли, но сами по себе и вполне в зоне комфорта (в этом году с 1 сентября начну следующий период, снова до декабря). Но это так, дело житейское, понятное и незатейливое. Что мне не понятно, так это одержимость отдельных особей чужими жирами. Каждую весну и лето вполне вменяяемы люди вдруг начинают писать, как их бесят безвкусно одетые толстухи на улице. ЭЭэээээ? Вы хорошо живете, если единственный источник раздражения в вашей жизни - это тётя Мотя 56-го размера, затянутая в леопёрдовое трико Нет, я не настолько идеальна, чтобы не фыркнуть в адрес громоподобных моделей (на то они и модели), конечно, но не терять же из-за них покой. Если кто-то хочет быть худым, то, вероятно, для кого-то идеал - полнота. Особенно забавно, когда жирными обзывают мировые эталоны привлекательности и успешности. Да, эти женщины и правда в разных весовых категориях со своими критиками, но это проблема критиков, вершиной Олимпа для которых является идеальная форма их собственной задницы, о Господи!

@темы: "Грани миров"

---

Кстати...

Зацвел же китайский подсолнух. Всхожесть, кстати, бешеная, и в рост поперли отлично, но - желтый, собака, и ни разу не сиреневый

@темы: просто бредь

---

"Гости из прошлого"

@темы: кино на радость нам дано

---

Король Стефан - перебежчики

Наверное, говорить о том, что в Англии существовала какая-то идеологическая оппозиция Стефану, не имеет смысла. Была определенная прослойка пассивных в политике баронов, которые не были его горячими сторонниками. Как правило, потому, что он ничего не мог или не хотел им дать. А не мог дать потому, что на всех не напасешься, и осыпать милостями нужно тех, от кого тебе явная польза. Роберт Глостерский и Матильда ставили в своих планах именно на эту прослойку. В случае удачи, их сторонники имели шанс расширить владения и влияние за счет сторонников Стефана. Тем не менее, для успеха дела нужны были громкие имена и люди, имеющие очень сильное влияние и при Стефане. Например, такие, как Майло Глостерский. И в привлечении таких людей на свою сторону Матильда и её брат на случайность не полагались.



Роберт Глостерский очень хорошо знал, что Майло раздражает его титул. Потому что сферой влияния Майло был именно Глостер, где он был кастелланом замка, будучи при этом шерифом всего Глостершира и Стаффордшира, и практически контролируя всю границу с Уэльсом. Но Майло, со всей его административной и воинской одаренностью, не был графом, а вот Роберт, оплотом которого было западное побережье и Бристоль, был. Соответственно, Майло можно было переманить на сторону Матильды, подтвердив его нынешние титулы и владения, дав новые, и пообещав вожделенное графское достоинство (обещание впоследствии было выполнено). Похоже, что переговоры были проведены уже летом 1139 года, в Нормандии. Майло представлял Эли Жиффар, лорд Бримсфилда (личность достаточно незаметная, и подходящая для подобной роли), а императрицу Матильду - Хэмфри Фиц-Одо. Имена известны благодаря найденному не так давно Николасом Винсентом полному тексту документа, дающему Майло графское достоинство.

Естественно, политически выиграть несколько ключевых личностей означало выиграть всех, имеющих с этими личностями связи. Как показало развитие событий, подготовительные работы были проведены идеально, и Стефан ни о чем не подозревал. Собственно, слабость Стефана изначально была в том, что он был чужим в Англии, хотя и был своим при дворе дядюшки, Генри I. До скандала с епископами, эта изолированность от сети родственных и соседских связей осевших в Англии ещё при Завоевателе норманнов компенсировалась связями тех, кто Стефана на трон посадил. Но теперь он эту связь скандально оборвал, а отношения, похоже, охладели ещё раньше, так что никто не потрудился предупредить короля, что совсем скоро ряды его сторонников поредеют.

Опять же, Стефан, как ни странно, невольно повторял манеру правления своего старшего дядюшки, Роберта Нормандского. В той части, в которой правитель страны лично носился по всей территории, участвуя, в пользу важных для него придворных, в каких-то дурацких осадах мелких замков мелких баронов, которые с завидной регулярностью грызлись с соседями. То есть, делая работу шерифов. Это изматывало, и, что самое худшее, делало короля личным врагом тех, кто при других условиях относился бы к нему с полным безразличием. Ведь именно мелкие бароны и плели сеть родственных связей по всему королевству. Тронь одного - озлобятся все.

Впрочем, Матильда была ещё более чужой, чем Стефан. И записи того периода в хрониках Глостерского аббатства (где аббатом сидел ставленник Майло Глостерского) говорят о том, что на уровне обитателей аббатства переход Майло из рядов законного короля в ряды какой-то претендентки на корону было принято тяжело. И породило желание оправдать своего патрона, очернив чужую им Матильду: "...tortures worthy of Decius and Nero, and deaths of various kinds were imposed on those unwilling to submit to her, and firm in their allegiance to the king". Тем не менее, никто из биографов Стефана и, тем более, Матильды не приводит никаких реальных примеров её жестокого поведения, да и вряд ли кто-то в Бристоле был настолько глуп, чтобы выступить против хозяев тех мест - Роберта Глостерского и Майло Глостерского. Так что создание негативной репутации Матильде началось с самого первого её стратегического успеха.

Брайан Фиц-Каунт, лорд Валлинфорда, не нуждался в посулах для того, что встать в ряды императрицы. Он в 1127 году сопровождал её, вместе с Робертом Глостерским, к мужу, и симпатизировал не только делу Матильды, но и ей лично. Так что Фиц-Каунт объявил себя сторонником Матильды ещё раньше, чем Майло Глостерский, чуть ли не одновременно с известием, что она направляется в Англию. Чем страшно взбесил Стефана, который немедленно кинулся осаждать Валлинфорд. Конечно, Валлинфорд удачно располагался между Лондоном и Оксфордом, так что был важен сам по себе, но Стефана выбесил и факт, что один из наиболее доверенных соратников Генри I громогласно объявил, что он в восторге от известия о высадке Матильды. Брайан Фиц-Каунт получил Валлинфорд ещё от короля Генри, и отстроил его в камне, сделав достаточно просторным для того, чтобы вместить не только семью и челядь, но и довольно большое поселение. Что в будущем, в последние годы правления Стефана, помогло замку выстоять в осаде больше года - стены могли быть неприступными, но гарнизон нужно кормить, и Фиц-Каунт предусмотрел этот важный момент с самого начала.

Возвращаясь к странному пассажу о жестокостях Матильды в Бристоле. Прямыми словами в летописях упоминается только о застенках Валлинфорда, Cloere Brien, ("Brien's Close"), но и в этих записях есть странные утверждения, что вопли несчастных пытаемых жертв будили по ночам горожан. Те, кто бывал в подземельях английских замков, присоединятся, думаю, к моему мнению, что акустически это невозможно. И почему бы это палачи работали именно по ночам? Как я понимаю, на самом деле Cloere Brien был названием главной башни замка на северо-западной части укреплений, которые сэр Брайан строил в камне и расширял. Просто в наше время слово "dungeon" обычно ассоциируется со значением "темница", и у кого-то взыграло воображение. Несомнено, темница, подземная тюрьма, в Валлинфорде была, как была она в каждом замке, но не построенная специально для того, чтобы мучать (исключительно по ночам!) врагов Матильды.

Но вот на общем уровне "народных масс", как говорится, ситуация была такой же паршивой, как и в следующей гражданской войне кромвелевцев и роялистов. Города, которые считались выступающими "за Стефана" (по тому, на чьей стороне был местный лорд), запросто могли быть подвержены мародерству и погрому. Например, Глостер был "за Матильду", потому что за Матильду выступили оба его лорда. А вот графом Вустера был Валеран де Мёлан, он же Валеран IV де Бьюмонт. Поэтому город считался роялистским, и был законной добычей для альтернативной партии. Жители города это прекрасно понимали, и начали массово мигрировать в Глостер. Со всей движимостью, как понимаете. А поскольку гостиниц под это дело хватить на всех никак не могло, страждущие кинулись просить убежища в аббатстве. И удостоились злобной тирады летописца Джона Вустерского: "Behold the principal monastic house of the diocese had become a hostel and a debating chamber for the citizens. There is scarcely room left for the servants of God in the inn filled to abundance with chests and sacks". Вот таким недраматизированным выплескам-зарисовкам момента верить можно. Кстати, Вустер при штурме 1139 года действительно сильно пострадал, и те горожане, которые не успели сбежать, угодили в пленники на выкуп.

@темы: Empress Matilda, King Stephen

---

Король Стефан - инцидент в замке Арундел

Четыре долгих года Матильда ждала своего часа. Ждала так напряженно, что в будущем будет говорить о том, что высадилась в Англии "после смерти отца", чтобы бороться за свои права. Для неё эти четыре года борьба действительно не прекращалась, хотя бы в собственных мыслях, если уж она не могла действовать. И вот она была в Англии. Высадка прошла так, как и была задумана - без инцидентов.



Король, разумеется, патрулировал море, но, каким-то образом Стефан проглядел тот единственный порт, который для Матильды был естественным выбором. Разумеется она захотела высадиться в Арунделе, где хозяйкой была её мачеха и подруга, Аделиза. Да, Аделиза снова вышла замуж год назад (за д'Обиньи), и теперь ожидала первенца, но Арундел был её собственной вдовьей долей, которой Аделиза управляла властно и энергично. Мужа она, несомненно, любила (тот был вполне себе призовым случаем, на которого глаза горели у многих), но и падчерицу любила тоже, причем считала, что права на престол принадлежат именно Матильде.

Конечно, предоставить свой замок в качестве плацдарма для вторжения в страну противника существующего режима означало смертельный риск. И Аделиза, которая была королевой Англии и дочерью правителя Лотарингии, постоянно сопровождавшей своего супруга-короля, знала об этом риске всё. Поэтому нельзя не уважать её смелость и принципы. Но об этом риске знали всё и королевские дети, Матильда и Роберт, не собирающиеся обременять смелую женщину своим присутствием. Для безопасности Аделизы было сделано всё возможное: вместе с Матильдой и Робертом в Арунделе был только небольшой эскорт, причем Роберт и его увел в сторону Бристоля буквально на следующий день. И - встретился по пути с Генри Винчестерским, то ли случайно, то ли намеренно со стороны епископа, который, в отличие от брата, знал обо всем, происходящем на его территории. Во всяком случае, после встречи Роберт продолжил путь в Бристоль, а Генри кинулся в Арундел, куда уже спешил разъяренный Стефан.

Прелесть Арундела, в свете происходящего, была в том, что он не был укрепленным замком, он был просто резиденцией, дающей защиту обитателям, но не более того. Так что штурмовать королю было решительно нечего. Его встретила невинно хлопающая ресницами Аделиза, заверяющая его величество, что просто выполнила долг гостеприимства, и брат в роли папского легата, дающего защиту беспомощной женщине, приехавшей погостить на родину, к мачехе. Вообще, в этом спектакле лгали все, и все знали, что все лгут. Но что Стефан мог сделать? Никаких доказательств, что Аделиза и Матильда состояли в заговоре или хотя бы в сговоре, не было. Никаких попыток сопротивления королевской власти Арундел не оказал. В замке не нашлось ни одного военного, кроме полагающихся по штату. Ни Матильда, ни Роберт не состояли на тот момент со Стефаном в состоянии войны. Да, была распря между кузенами по поводу прав на престол, в которой Роберт натурально поддерживал сестру, но он заявил об этом открыто, и это было его правом, потому что, по мнению Генри Винчестерского, легальный вопрос оставался не разрешенным исчерпывающе. Ничто не запрещало Матильде погостить у родственницы, и поздравить её с изменениями в жизни, и ничто не запрещало брату сопровождать сестру в этом опасном путешествии.

Почему Матильда высадилась именно в момент, когда опора власти Стефана откололась от его трона? Потому что она ждала этого момента. Мне всё время не давало покоя её четырехлетнее сидение за морем, которое я не хотела списывать на слабости женского пола. Тем более, что она и не сидела, а довольно успешно справлялась, вместе с мужем, в Нормандии. Конечно, сначала она ждала , пока брат созреет до своего решения стать главной фигурой её дела, потому что тот факт, что бароны Англии и Нормандии, в своем большинстве, дважды предали данную ими клятву верности Матильде, из чего следовало, что на роль вождя она не подходит - во всяком случае, в начальной фазе своего дела. Опять же, родственные сантименты родственными сантиментами, но на уровне борьбы за корону страны решения поддержать ту или иную строну могли быть приняты только с точки зрения целесообразности. А вот когда предварительные подсчеты были сделаны, и сторонники/противники определены, оставалось только ждать момента слабости противника. Для Стефана он наступил в виде "скандала с епископами", описанного выше. Удивительно, что в высадке Матильды и Роберта обычно все помнят отметить малые военные силы, и на этом прекращают думать, пускаясь в рассуждения, что Матильде больше людей "муж не дал". Я полагаю, что пресловутые "малые военные силы" были обычным военным эскортом двух графов. Не говоря о том, что патрули короля ожидали хотя бы небольшой, но флотилии, и не обратили никакого внимания на единичный корабль.

Операция была провернута настолько безукоризненно, что Стефану просто-напросто пришлось выразить недовольство присутствием Матильды в Арунделе, и собственноручно выдать сопернице гарантию безопасного проезда в Бристоль. Матильда с достоинством подобрала юбки, взгромоздилась на лошадь, и отправилась в дорогу в сопровождении Генри Винчестерского, гарантирующего своим присутствием приличное оведение другого сопровождающего, Валерана де Мёлана, графа Лестерского. Который, в свете всего о нем известного, не постеснялся бы тихо прикопать Матильду в ближайшем лесочке, и решить весь конфликт разом и навсегда. Между Арунделом и Бристолем их встретил Роберт Глостерский, которого защищал тот же документ, и Матильда была передана перед его опеку. А сопровождающие вернулись в Арундел, где бедной Аделизе пришлось кормить и поить целую свору королевских придворных - епископа Чичестерского, графа Честерского, графа Ноттингемского, Гийома Ипрского, Вильгельма Мартеля, и Обри де Вера, в придачу к вышеупомянутым. К счастью, супруг был рядом, и помогал ей управляться.

К слову, об Аделизе кто-то потом высказался едко, что она струсила перед королем и предала клятву Матильде. Но это вовсе не так. Просто вся партия была изначально разыграна с прицелом не подставить её под удар. Отсюда и пресловутый малый воинский контингент, сопровождавший Матильду и Роберта (отчасти, вторым важным моментом было показать, что смена власти не навязываеся Англии извне). А своих симпатий к падчерице Аделиза не скрывала на всем протяжении гражданской войны, хотя её муж верноподданически служил Стефану. Конечно, в свете того, что поддержка той или иной стороны в гражданской войне для имущего класса определяется целесообразностью, а не порывом, разделение симпатий в семье, особо не лезущей на рожон, могло быть и стратегией. В конечном итоге, д'Обиньи сделал очень неплохую карьеру при сыне Матильды.

Так что, при ближайшем рассмотрении, известные об инциденте в замке Арундел факты обретают смысл. И напоминают о том, что правовым государством могло быть и средневековое королевство. Стефан не был ни идиотом, ни рыцарем по натуре. Он просто был поставлен в обстоятельства, в которых схватить противников означало показать себя правителем, не достойным поддержки. Полагаю, мало кто из баронов Англии реально чувствовал привязанность к вдове какого-то заграничного императора, но они не потерпели бы короля, действующего вопреки формальным законам, потому что легка беда начало, и следующими, чьи права нарушатся, могли быть они сами.

@темы: Empress Matilda, King Stephen

---

Курьезы человеческих отношений

В принципе, человек я к коллегам невнимательный. Но иногда странности человеческого поведения даже мне бросаются в глаза.

Медбратьев и у нас меньше, чем медсестер, хотя в профессию, где гарантировано трудоустройство, пришли дети мигрантов 90-х, и через этот феномен мужчин в бригадах стало больше. Хотя обычно они предпочитают "наемничество". Службу, когда работник сам выбирает через профессиональное приложение, куда ему идти и какие дежурства брать. Я бы сама в эту службу ушла, если бы физически была в состоянии.

Ну и, естественно, некоторые из этих медбратьев красивы. Редко, но бывает. И вот я заметила, что медсестры, оставившие возраст острой привлекательности позади, на них крысятся. Молодые общаются, расспрашивают, болтают, находят общие темы, а старые поджимают губы и норовят придраться. Вот почему??? Казалось бы, ты видешь человека в первый раз, благодаря этим "наемникам" смены более или менее успешно отрабатываются. Да, они не могут знать о человеческих особенностях наших клиентов-пациентов, но, вообще-то, это наша обязанность - проинформировать и о том, что где нужно делать, и об особенностях пациентов, если они есть. Да, некоторые забавно самовлюбленны, но на то они и молодые. Можно подумать, мы в их годы не были полны собой.

Вообще, устроить конфликтную ситуацию за те несколько минут, когда мы возвращаемся в офис, развешиваем ключи и отмечаемся на выход, надо ухитриться. Но некоторым особо одаренным это удается. Вот нафига, спрашивается?

@темы: просто бредь

---

Как избавиться от тщеславия

На день рождения супруг подарил мне Samsung Galaxy A50.




Так вот, в этом телефоне оказалась камера, на которую можно делать селфи. Ну ура же, да? Наконец-то!

Сделала. Посмотрела сначала на свою рожу на дисплее, потом на фото, и поняла, что мой мир рухнул. Короче, я вижу в зеркале вовсе не это. Где мои ресницы?! Почему носогубные морщины превратились в брыли?! Где моя шея, наконец?! Господи, если и остальные видят ту же образину, которая сонно моргает на дисплее, почему они не разбегаются с воплями ужаса? В общем, одно я поняла четко: фитоняши, обожающие селфи, в жизни должны быть потрясающе красивыми девахами, если даже на селфи получаются такими хорошенькими.

@темы: просто бредь

---

Акупукунтурные точки

При втирании лечебных масел и жидкостей, растирают не всю болезненную площадь, а втирают капельку лекарства в соответствующую акупунктурную точку. Картиночка паршивая, но уж какая есть.

@темы: истории о медицине

---

Куда лепить пластыри

@темы: истории о медицине

---

Internet sdox

---

Всячина

Кто хотел посмотреть расписного сувенирного кота, которого я в Глостере купила? Вот он. С хроноворотом в компании.

@темы: Англия

---

Хорошо бы

Другие тесты и гадания от Шувани

@темы: "нетягостная бредь"

---

Король Стефан - "квартирный вопрос", который всё испортил

Пока люди церкви старались ради короля Стефана на Латеранском соборе, его королева старалась ради мужа на севере, ведя переговоры с "дядюшкой Дэвидом", королем Шотландии. На встречу, организованную 9 апреля 1139 года в Дареме, её величество притащила столько южных графов и баронов, сколько смогла, что, в общем-то, было вполне объяснимо. Английский север, наследник Данелага, всегда жил своей, не всегда понятной королевской власти, жизнью, и комфортно там чувствовали себя только редкие короли. Стефан и его супруга в их числе не были.



Девайсиз - замок, который построил епископ

"Дядюшка Дэвид", впрочем, сам на встечу дипломатично не явился. В конце концов, та, другая Матильда, расправляющая крылья на континенте, тоже была его племянницей. Шотландию на встрече представлял сын короля, принц Генри, как наиболее заинтересованная в позитивном результате переговоров сторона. В конце концов, он носил титул графа Нортумберленда. Немало северных баронов хотели бы принести оммаж именно принцу Генри, английскому графу, не изменяя при этом английскому королю. Им думалось, что подобное "двойное подданство" даст им двойную выгоду. Правда, шотландцы потребовали заложников. Особых протестов это ни у кого и не вызывало - таков был обычай времени. Тем более, что быть воспитанником-заложником при дворе будущего короля Шотландии - это получить доступ в социальные круги, недоступные для ребенка какого мелкого северного барона. Принц Генри, например, после встречи в Дареме намеревался отправиться в Лондон, где его поджидала невеста, которую он, к тому же, знал, и в которую был влюблен - 19-летняя Ада де Варенн.

С королем Стефаном принц Генри встретился в Ноттингеме, и оба двора отправились, не спеша, на юг. В программе было, разумеется, торжественное посещение кафедралов по дороге, но разве молодых мужчин развлекут монашеские песнопения? Пили путешественники не только воду, так что в мелких стычках недостатков не было. Почетный и дорогой, во всех смыслах, гость был в одной из таких драк вытащен из седла крюком, и королю пришлось его спасать, но заметка о происшествии стыдливо невнятна, так что можно смело утверждать, что это не был официальный турнир. Кстати, Майло Глостерский тогда доказуемо был при королевской партии - он попросил у Стефана помощи для осады Ладлоу, который Майло хотел отобрать у Гилберта де Лэси. Почему-то.

До Оксфорда честная компания добралась только 24 июня 1139 года, как раз на Иоанна Крестителя. Надо сказать, что заштатным городишкой Оксфорд и тогда не был, но вот городом, где останавлявался королевский двор, он стал только при Стефане, и логистика, отлаженность которой требовалась для размещения огромного количества людей разной степени важности, их сопровождений, и их лошадей, была ещё совершенно не развита. И случилось так, что люди епископа Солсбери и люди Алана Бретонского (он же граф Ричмонд) сначала перессорились, а затем и передрались из-за размещения. Причем, не просто кулаками помахали, а устроили настоящее сражение локального масштаба.

Надо сказать, что епископ Солсбери, политик и умница-интриган до кончиков ногтей, изначально не слишком стремился в Оксфорд. Он больше не чувствовал придворное окружение этого короля своей естественной средой. "С меня там проку, как с осла на поле боя", - буркнул он в Малмсбери. В принципе, затея с коронацией Стефана была сольной затеей этого епископа и другого, Винчестерского. Но если Генри Винчестерский хотел сделать брата королем, чтобы ввинтиться на архиепископский трон, то Роджер епископ Солсбери действовал скорее из неприязни к Матильде, чем из симпатии к Стефану, которого, к тому же, он надеялся контролировать. Напрасно надеялся, как выяснилось.

Возможно, епископ Салбери потому и приехал с большим сопровождением, чем планировал, чтобы компенсировать образовавшуюся вокруг пустоту. Он прихватил с собой племянников, епископов Или и Линкольна. Но для Оксфорда это означало дополнительную нагрузку, потому что всё сопровождение племянников в резиденцию епископа Солсбери не поместились. И вот эта перегрузка оказалась толчком для последовавших событий, причем вскоре всем стало ясно, что напряжение существовало уже давно, иначе в дело был бы просто запущен быстрый военный суд, жестко разбирающий склоки между военными эскортами важных лиц. В данном случае, пикантности ситуации добалял факт, что морально пострадавшим в ней был герцогом Бретони, а его племянник и вовсе чуть не погиб.

Король Стефан потребовал от своих епископов... сдачи короне принадлежавших им замков-крепостей. Прицепившись к тому, что нарушение мира в месте квартирования двора является серьезнейшим преступлением против короны. На самом деле, не являлось на практике, и это знали все. Более или менее обращали внимание на стычки между придворными, но военные эскорты сэров и пэров собачились между собой на регулярной основе, это было практически традицией. За поведение своих эскортов сэры и пэры платили штраф, и этим всё исчерпывалось. Именно такого решения потребовали очумевшие от заявления короля епископы и сейчас. Платить за своих задир они были готовы. Сдать замки, как нелояльные к власти враги короны - нет. О том, насколько уместно для людей церкви было владение крепостями, спорить не стоит. В те времена, епископы и архиепископы считались лордами духовными, несушими ту же воинскую повинность перед короной, что и лорды светские.

Случилось так, что епископ Найджел располагался со своими людьми за пределами Оксфорда, и, услышав о случившемся, просто подорвался в замок-резиденцию дядюшки, Девайзис, с твердым намерением укреплять и защищать этот оплот семейной власти. Биограф короля Стефана, Эдмунд Кинг, однозначно отмахивается от этого эпизода как от мимолетной глупости, только обозлившей короля. На самом же деле, за этим эпизодом последовала полномасштабная война между королем и епископом, в которой победил, в конечном итоге, епископ, ставший казначем при сыне Матильды (он занимал эту должность и при отце Матильды, будучи, как и прочие члены семейства исключительно одаренным администратором).

Да и весь эпизод с епископами, в результате которого Роджер Салсберийский так и умер под арестом в декабре 1139 года, стал началом конца для короля Стефана. Более того, Найджел сдал замок королю только после того, как тот пригрозил повесить Роджера Солсберийского перед воротами. И вот после сдачи замка, стало ясно, для корого Стефан старался на самом деле - для Валерана де Бьюмонта, которому он этот замок немедленно передал. В ответ, епископ Александр Линкольнский отлучил Валерана от церкви. Что то, впрочем, вряд ли заметил - в тот момент он, со своей военной мощью, был нужен королю Стефану.

В августе 1139 года, епископ Генри Винчестерский, брат короля, но легат папы в Англии, призвал его величество к ответу за нападение на людей церкви. Легат, готовый уступить брату мирскую корону, но твердо намеренный достать себе корону церковную, собрал всеобщий церковный совет, на котором должны были присутствовать все духовные лорды страны и наиболее значительные аббаты. Некоторые, тем не менее, отказались. Архиепископ Йоркский - ссылаясь на скверное здоровье, некоторые прочие - на опасности в результате военных действий. Понять этих осторожных легко: когда два внука Завоевателя норовят вцепиться друг другу в глотку, остальным есть смысл дать им простор для драки, и потом присоединиться к победителю.

Естественно, не являющиеся членами королевского совета лорды светские на нем не присутствовали. Они, вместе с королем, расположились в королевских квартирах, недалеко от епископского дворца, и главную работу делали гонцы и юристы, снующие туда и сюда. Задачей Генри де Блуа, епископа Винчестерского и легата Святейшего престола, было доказать, что корона наложила лапу на собственность церкви, конфисковав замки епископов, и превысила свою власть, выставив обвинение против лордов духовных, которые были подсудны лишь равным себе да папской курии. Задачей Стефана де Блуа, короля Англии, было доказать, что он обвинил не епископов, а своих государственных служащих, и что конфискованные замки были собственностью короны, а не церкви, потому что принадлежали служащим, а не епископам. Ноги этого странного винегрета понятий растут, конечно, из прецедента конфликта между Завоевателем и его сводным братом, епископом Одо. Одо был отдан под суд и осужден как граф Кента и подданный короля.

Именно в этом эпизоде, на стороне короля блеснул юрист Обри де Вер, причем, роли были расписаны так, что сам де Вер говорил, как, собственно, и сегодня говорят юристы, разбирающие вопросы корпоративных прав и собственностей - сухо и непонятно ни для кого, кроме юристов противной стороны. А вот драму создавали присутствующие при докладе придворные, соревнующиеся в остроумии за счет епископов. Оскорбительные выкрики этих благороднейших сливок королевской аристократии, уже успевшей отмыться от навоза нормандского захолустья, из которого они вылезли, зафиксировал Уильям наш Малмсберийский. Более того, в качестве эксперта, Стефан привлек архиепископа Нормандии, Гуго Амьенского, который всю свою долгую жизнь последовательно интриговал против всего, что могло бы усилить ангевинов.

Архиепископ Гуго выразился по поводу предмета склоки (замков) предельно ясно: их, несомненно, надо вернуть епископам, если те смогут доказать по параграфан канонического закона, что они имеют право иметь замки, что канонический закон отрицает. И вообще, в момент, когда отечество в опасности, святое дело каждого замковладельца - сдать ключи королю, который единодержавно позаботится о мире во всем королевстве.

А в качестве вишенки на торте последовало заявление короля, что если легат и епископы пойдут против него, он, через голову легата, обратится к Святейшему престолу сам. А если кто-то из прелатов, - подхватил архиепископ Руанский, - попытается покинуть страну в знак протеста, ему будет потом очень трудно вернуться назад.

Что ж, эту битву Стефан де Блуа выиграл. Но именно с этой победы началось его поражение в сражении за корону Англии. Матильда и Роберт Глостерский высадились в Сассексе 30 сентебря 1139 года, буквально наступив на пятки разъезжающимся после церковного совета королевским чиновникам.

@темы: Empress Matilda, King Stephen

---

Раммштайн 9.08.2019

Отправиться смотрить Раммштайн "вживую" я решила, узнав, что они дают дополнительный концерт 9.08, потому что ранее заявленные были раскуплены с космической скоростью, и не всем желающим достались. Я и раньше слышала, что Раммштайн не звездит, а вкалывает, и что к своим поклонникам они относятся не просто серьезно, а с уважением, что в шоу-бизнесе редкость. Всё правда. И в этом - причина успеха группы, который, судя по их интервью, является для них до сих пор чем-то странным. Немецкоязычная группа, редко кто понимает, о чем они поют, но всех цепляет. Причина успеха становится понятной сразу, и она имеет имя - Линдеманн. Я никогда не видела такой интенсивной самоотдачи. Не знаю, как это сказать без пафоса, но этот человек словно буквально горит в каждом слове. И каждое слово имеет для него огромное значение. Словно его жгут изнутри мысли о том, что происходит с нами и вокруг нас. И его жгут мысли о Германии, серьезно. Он смертельно серьезен со всей этой болью, и никакие его роли в песнях вживую не выглядят шутовством. Энергетика этого человека накрыла бы и большее пространство, чем один стадион.




Весь концерт - одно целое, одна тема, мелодии переходят одна в другую, всё очень серьезно и интенсивно, без шуточек, прибауточек и заигрываний с публикой. Были новые, были старые хиты, но все довольно отличались от студийных записей и официальных клипов. Какая-то работа с фанатами там есть, наверное, потому что в какой-то момент группа уходит с главной сцены, появляется на малой, и оттуда отправляется в лодках снова на большую (тема мигрантов, как понимаю). Лодки "плывут", передаваемые из рук в руки, такой импровизацией просто не сделаешь.



Малая сцена и море огней мобильников, по которому группа скоро "поплывет" на большую сцену

Пиротехника - да, всё всерьез, тепловая волна от выбросов пламени чувствовалась каждый раз. Линдеманн, оказывается, пиротехник по специальности (вычитала, заинтересовал меня этот человек). Мощность звука - да, проходила буквально сквозь кости. К счастью, именно этот богатый, низкий звук мои кости очень любят. Синхронизация идеальная. Разумеется.





Что касается организации, то мы с мужем крупно сглупили, не полазив по сайтам и не выяснив, что и когда будет происходить. В билетах началом было заявлено 16:00. Я удивилась, потому что днем пиротехнические эффекты как бы не совсем эффектны, но ничего не заподозрила. В 16:00 публику только стали запускать на стадион! С досмотром, ага. Деву-секьюрити, которая без предупреждения стала меня лапать, я одарила таким взглядом, что она не заметила в моей открытой сумке здоровенного зонта. Оказывается, зонты запрещены. Это я узнала, закрывшись зонтом от солнца на практически пустом ещё стадионе.



Минут через 10 прискакал какой-то мужик в красном жилете, и стал вопить "низзя, низзя!". Я и его одарила добрым взглядом, отрезав, что мне бы и в голову не пришло расрыть зонт во время шоу, но до шоу далеко, и стадион пуст, а что до зонта, то досмотр я прошла. Мужик отступил. Самое смешное началось, когда через час над стадионом пролился ливень. Мне было реально интересно, ожидают ли организаторы, что публика покорно промокнет до нитки? Не ожидали, в толпе тут же забегали продавцы пончо-дождевиков.



Реально взбесило, что было запрещено переходить из сектора в сектор вокруг стадиона. Весь табун зрителей в каждом секторе держали строго на отведенном данному сектору пятачке. Кажется, свободу в виде красного бумажного браслета можно было купить, но когда один билет стоил сотню евро, то не дать себя выдоить ещё больше стало буквально делом принципа. Впрочем, продажа еды и питья была организована энергично, туалеты-будки образовывали буквально стену, и спиртного, к счастью, не продавали, так что публика была хоть и разной по степени разудалости, в целом мерзотностей не было.

@темы: "музыка"