Как таковая, битва при Линкольне началась с представления, в буквальном смысле слова. С турнирных трюков. Это сейчас подобная сцена кажется неуместной, но в двенадцатом веке она, несомненно, выглядела достаточно брутально, чтобы впечатлить противную сторону. Как марш прямо с парада в битву. Впечатлить до точки отступления, которое в этой стадии битвы не выглядело бы позорным бегством, но давало бы возможность сторонам разойтись мирно, не потеряв лица. Тем не менее, Роберт Глостерский отступать был не намерен. Во-первых, он не увидел ничего такого, чего не умел бы делать сам, причем лучше, а перед валлийцами людям короля и вовсе не стоило растрачивать пыл - эти ребята любому блеску предпочитали эффективную резню. Они стояли на фланге фланга под командованием Ранульфа Честерского. Другим флангом командовал Роберт Глостерский, а в центр они поставили группу, вообще не имевшую лидера - рыцарей, лишенных наследственных имений Стефаном, среди которых был и уже упоминавшийся ранее отчаянный авантюрист Балдуин де Редверс.
читать дальше Стефан выбрал себе место в тылу, и окружил себя только своими собственными людьми. Все они сражались пешими, считая этот способ более безопасным для жизни и здоровья. Короля и группу вокруг него защищала стоящая впереди кавалерия. Не личная кавалерия короля, а приведенная графами его партии. Причем, по мнению Стефана, приведенная в явно недостаточных количествах. Возможно, лидером центра был Валеран де Мёлан. Напротив Ранульфа Честерского и валлийцев встали наемники Вильгельма Ипрского и некоторые северные графы. Разные летописцы расходятся в деталях. Например, Джон Гексемский утверждает, что Алан Бретонский в этой битве участия не принимал вообще, а Ордерик помещает его рядом с Вильгельмом Ипрским, тогда как Генри Хантингдонский рядом с Вильгельмом Ипрским ставит Вильгельма Омальского. Впрочем, как понимаю, никто из них непосредственно на поле битвы не присутствовал, так что смысл имеет только более или менее доверять Гексемскому, пользовавшимся местными источниками.
В категорию фактов можно занести и развитие событий - безземельные рыцари накинулись на графов, заграбаставших их земли, с такой яростью, что просто смяли конницу короля, в результате чего Валеран привычно дал деру. А высокомерие профи Ипрского по отношению к "сиволапым" валлийцам привело к тому, что валлийцы просто заманили его в ловушку, притворно побежав, но подставив противника под удар Ранульфа Честерского, в котором сиволапости не было ни на йоту, а вот знание привычек противника - было, недаром ещё недавно они на одной стороне выступали. В результате, наемники просто бежали с поля битвы если и не впереди королевских баронов, то не намного отставая. И вот это столкновение и было именно битвой. То, что за ней последовало, было нормальной охотой за достойным трофеем. Собственно, главным призом был сам проигравший битву Стефан, которого уже готов был взять в плен "обычный деревенский рыцарь", Гийом то ли де Каань (в Кальвадосе), то ли де Каэн, по-видимому, сын шерифа Нортхемптоншира, и уже поднял крик, что "все сюда, здесь король, я поймал короля", когда ему объяснили, что для взятия короля под стражу он чином не вышел. Таким образом, Стефана привели к Роберту Глостерскому, пленником которого он рфициально и стал.
Как понимаете, есть масса легенд о сражавшемся как лев короле Стефане, но нет никаких доказательств, что он сражался вообще. Похоже, он делал всё, чтобы минимизировать риск быть убитым. Никто и не пытался оспорить легенду о храбром короле, потому что в победе слабого противника одним ударом не было большой чести. И, возможно, все понимали, что когда драпанула кавалерия баронов, у Стефана и возможности-то не было ничего сделать, только постараться остаться в живых. Как не было её у других достойных воинов, попавших в плен - у Бернарда де Баллиола, Роджера де Мовбрея, Ричарда де Курси, Вильгельма Фоссарда, Вильгельма Певерелла, Ингельрама де Сея, Гилберта де Ганта, Балдуина де Клэра, Ричарда Фиц-Урса, Ильберта де Лэси.
Что касается граждан вольного города Линкольна, то особой радости от победы сил императрицы Матильды, которая в тот момент рассматривалась полной и окончательной, они не испытывали. Для начала город был просто-напросто отдан на разграбление, и никто даже для проформы не пытался горожан защитить. Позднее это будет объяснено "правом штурма", когда на разграбление отдавался город, защищавший свои стены. Но в данном случае, Линкольну просто не повезло оказаться в точке столкновения двух могущественных сил. Большинство имущих горожан, надо сказать, успели бежать (не иначе как под защиту стен Александра Линкольнского), но около 500 человек погибли, причем многие просто утонули, перегрузив добром лодки. Справедливости ради надо заметить, что как побежденная, так и победившая в битве при Линкольне сторона никакой симпатии к линкольнцам, считавших себя "гражданами Линкольна", не испытывала, и обе именовали их просто "жителями Линкольна". В добавок к этому, партия Матильды была исключительно надменна к торговцам, и нетерпима к любым формам проявления муниципального самоуправления. Это, в дальнейшем, сыграет свою роль в том, что городская буржуазия Англии относилась к Матильде крайне враждебно, что, в свою очередь, сильно затянуло годы войны, точку в которой поставил только гибкий в политике сын Матильды.
К слову сказать, вышеперечисленные бароны не то чтобы были так уж преданы Стефану или вообще задумывались о том, кто в этой сваре кузенов имеет больше прав на корону. Как минимум, присутствие на поле битвы де Мовбрея и де Ганта объяснялось вполне личным соперничеством за влияние с Ранульфом Честерским и Вильгельмом де Румаром. К тому же, все они точно знали, что никто их в плену держать долго не будет, потому что все они чертовски нужны именно там, где расположены их земли - на границах, которые категорически нельзя было ослаблять. Что же касается короля, то Роберт Глостерский быстро "представил" его сестре в Глостере, и увез к себе в Бристоль. В тот самый замок, где ранее, по совету Матильды, содержался Роберт Нормандский. Бристольский замок был так называемым сеньоральным замком, не королевским, и был, соответственно, надежнее королевского, потому что в лояльности стражников никаких сомнений или колебаний не было. Известно, что изначально Стефан был принят в замке как почетный гость, ограниченный всего лищь запретом покидать территорию замка. Но он, по-видимому, попытался сдуру бежать, и следующее известие из Бристоля гласило, что король посажен на цепь за нарушение запрета. Похоже, уделом Стефана стало повторение судьбы Роберта Нормандского.
Кое-какие цветы, прямо под стенами, неожиданно хорошо переносят холода.
и за жизньЯ. Чё-т я себе не нравлюсь. В смысле, когда обращаю внимание на то, как выгляжу - не нравлюсь. Вроде, весы, сантиметр говорят одно, а зеркало - совершенно другое. Сижу на больничном - опять низ спины и слегка колени, но не смертельно, просто устала, если честно. Была у ведомственного врача, написали заключение на следующий год на облегченную норму контактной работы - бросить работу совсем я конкретно не готова, хотя трудоспособность официально у меня всего 2/5. Колени опять сфотографированы, врачица хочет запросить мнение ортопеда, не пора ли менять. Вообще, лично я не думаю, что будут менять сейчас, потому что этот набор костей может годами в ремиссии пребывать. Как я мучалась в прошлом году с левым коленом, и там объективно "дерьмово", как выразился летом молодой врач, но оно меня практически не беспокоит и вполне рабочее сейчас. Ах да, мозги тоже пробуксовывают. В смысле, лень напрягаться даже на просмотр дорам. Посматриваю "Отель дель Луна", махроооовейшую мелодраму, вот как мне лень. Сплю, наверное, снова мало, больше 5 часов никак не выходит.
Кот. К сожалению, кот не починился. Закончился курс антибиотика - снова засипел и зачихал, хоть и не так жутко, как было до. Переждала неделю, и начала снова. Вообще, через нос он как бы дышит, но храпит. А внешне выглядит здоровым. Ест много, пьет нормально. Не знаю, что дальше делать будем. Молиться, что ли. Тысячу евро на обследование носа плюс сотни на какие-то последующие действия потратить не могу. Могу попросить протравить от паразитов (некоторые дают такой странный симптом). Но не более того. Заливать антибиотик коту в пасть я наловчилась профессионально, но не думаю, что смогу затолкать туда Дронтал сама.
Машина. Барахлит. Но там ещё до конца года гарантия, по которой любой ремонт и замена обойдутся мне в 100 евро. Надеюсь. Потому что сейчас что-то там барахлит в коробке передач. Я не чувствую, но табло мигает. Надеюсь, обойдется без выбриков в плане гарантии со стороны продавца, у них же тоже страховка. Но если взбрыкнет, то и к лучшему. Надоело всё, выплаты за эту рухлядь смешные, просто куплю, наконец, новую машину. До пенсии расплачусь
Работа. Всё как обычно. Кстати, нынешняя боссиха, молодая эстонка, мне нравится. Она ориентирована на результат и решение проблем. Увы, с будущего года вернется из декретного фифа, которая мне не нравится совсем, но, в принципе, судить рано, как она будет справляться. И та тоже неравнодушна к результатам, даже очень. Просто... ну не умеет она с людьми общаться, и не умеет скрывать, что людей, по сути, недолюбливает. Новых медсестер так и не нашли. Фельдшеров вот теперь аж пять, но только одна из них опытная. Соответственно, косяков образовывается больше, чем хотелось бы.
Хотя можно бы и про Жанну. Которая д’Арк. Потому что судьба послала нам идеальную возможность понять, как неэлитная девчонка из какого-то заштатного Домреми стала играть коронами и определила будущее Европы. Жанна стала слышать голоса в 13 лет. Давайте откинем мысль, что она была пешкой Великих Игроков, которые действительно посылали ей вестников. Во всех остальных случаях, когда человек слышит голоса и видит видения, он не вполне психически здоров. Или его грамотно разыгрывают. В любом случае, в 16 лет Жанну повезли добиваться встречи с дофином Шарлем в его ставке, где, после некоторых проверок, её сделали головной фигурой переформирования окружения дофина, с целью заставить его сконцентрироваться на восстановлении власти французской королевской династии и прекращении 100-летней войны.
читать дальшеГрете Тунберг AS (синдром Аспергера), то есть аутистическая психопатия, был диагностирован в 11 лет. Не только он, кстати. Диагностированы были и обсессивно-компульсивное расстройство (хроническое тревожное состояние, с навязчивыми мыслями и навязчивыми действиями), а также, до кучи, селективный мутизм (нападающая в самый неподходящий момент немота). В 13 лет она потребовала от семьи полного веганства и уменьшения "следов" в экологии планеты. Причем, потребовала приблизительно в той же форме, в которой потом держала речи, типа "Вам страшно? Очень хорошо, вам и должно быть страшно". В результате, как говорит биография семейства, мать Греты отказалась от своей карьеры, требующей частых перелетов, и села дома. В 15 Грета начала школьные забастовки, в 16 её привезли в Нью-Йорк, и напустили на бонз, сидящих в ООН, с целью перекройки всей зашедшей в полный тупик экономической системы капитализма, не прибегая к последней альтернативе - войне.
Надо сказать, обе сильно нездоровые девушки справились со своими миссиями великолепно, что было бы совершенно невозможно, если бы они не имели серьезной сети поддержки. Обе стали известными благодаря "молве", как говорится. То есть, были распиарены. И обе показали очень серьезную подготовку. За успехами Жанны, похоже, стояла её мать, грамотная и повидавшая мир женщина, добившаяся, в 1456 году, отмены приговора дочери по пункту ереси. За успехами Греты тоже, похоже, стоит её мать, Малена Эрнман.
Как оперная певица, Малена была куда как более убедительна, чем в качестве певицы на Евровидении, но, знаете ли, всё-таки отнюдь не в первом эшелоне, да и год рождения (1970) подразумевал, что та международная карьера, от которой она отказалась, так и так сильно клонилась к закату. Что касается папы, занятого в эпизодических ролях актера Сванте Тунберга, то он больше преуспел в качестве менеджера супруги, нежели в собственной профессии. Вся семья вообще кочевала вместе с мамой. Куда маму пригласят петь - туда все и едут. А в семье ещё и две девочки, поздние дети, с букетом не самых лёгких психических расстройств. У Беаты, младшей сестры Греты - ADHD. По слухам, какой-то диагноз есть и у мамы, но определено его не озвучивают, или я его просто не нашла.
Внимание общественности к семье Тунбергов привлекли в 2018 году два события, происшедгих почти одновременно. Была опубликована книга Малены Эрнман, Scenes from the Heart (Scener ur hjärtat),которую Малена анонсировала как семейный проект с участием мужа и обеих дочерей. А Грета Тунберг уселась у здания парламента, где как раз проходила сессия, с плакатом «Школьная забастовка за климат». Забастовка Греты началась 20 августа 2018 года, а книга вышла из печати 23 августа. Совпадение? Не думаю. Не с поднаторевшем в закулисных интригах менеджером в семействе.
В общем, похоже на то, что мама сделала то, что было возможно - сначала направила более наиболее сложную дочь на тему, близкую всей семье (дальний родственник папы, нобелист Сванте Аррениус, ещё в 1896 году изучал парниковый эффект, а сама Малена много писала и пишет про экологию в соцсетях), и помогла её на этой теме зафиксироваться, утверждая, что так называемые неправильности Греты - это не болезнь, а сверхсила, ресурс. В каком-то смысле, Малена даже не покривила душой. Когда все силы индивида идут по одной бронированной прямой, не отклоняясь и не подвергаясь влияниям, они набирают пробивную способность супер-силы. Что мы и пронаблюдали. С диагнозом Греты, заставить себя заговорить в ситуации, в которой болезнь заставляла её молчать - это достижение. Над её речью только ленивый не посмеялся в рунете, а зря. По содержанию она полностью отвечает тому, что звучит у нас из каждого утюга, а форма - это демонстрация силы духа, которая оказалась сильнее болезни. Как? Сыграв свою речь, как роль. Сыграв на уровне деревенского драмакружка, но несомненно успешно. Поэтому, собственно, всё хоть и прозвучало так странно, но прозвучало.
Говорят, речи Жанны звучали так же странно, и её даже считали умственно ненормальной. Возможно, история Греты Тунберг дает нам возможность пронаблюдать, как воспринимали Жанну её современники. Похоже, без симпатии - за пределами круга преданных фанатов, чьи идеи совпадали с её идеями, и кто видел в неё спасительницу.
Мне совершенно не нравится Грета Тунберг. Меня бесят пророки экологического апокалипсиса, а лощеных представителей элиты, рассуждающих о том, как направлять народ финансовыми решениями на более экологичный стиль жизни, мне хочется настучать по лицу. Потому что они собираются отобрать у нас наши мечты посмотреть мир и жить удобно и красиво ради какого-то неопределенного будущего, которого мы не увидим. Но альтернатива (война) нравится мне ещё меньше. Почему я каркаю страшным словом? Потому что мы в глубокой заднице, все мы, содержащие систему, которая прекратила работать. Экономика буксует, зарплат не хватает на покрытие стоимости проживания, рождаемость, соответственно, стремительно уменьшается, число иждевенцев, в лице пенсионеров и нетрудоспособных, стремительно увеличивается, одновременно существуют процентуально кошмарная безработица и острый дефицит рабочей силы, а процент на займ вдруг стал негативным (банк, по сути, сейчас платит тем, кто берет в долг), что будет оплачиваться, несомненно, из наших карманов, и капиталисты наглеют всё больше. Всё это не может не рвануть в довольно скором будущем. Так уж лучше одновременный прессинг на всех во имя пресветлого экологичного будущего.
Всё, что нужно знать про Линкольн - это факт, что бывают города, которые не имеют столичного статуса, но имеют национальную значимость. Линкольн стал значимым ещё во времена "темного Средневековья", когда Англию терзали набеги викингов и политическая нестабильность. Линкольн стал сначала одним из пяти независимых городов Данелага, а затем - городом, где поселилась мощная колония викингов, и монеты которого были самой "твердой валютой" королевства наравне с йоркскими. Попросту говоря, Линкольн был городом богатым и привыкшим к законам, отличных от тех, которые были за пределами Данелага. Вильгельм Завоеватель потенциал Линкольна вполне оценил, и в полной мере развил. Оценил значимость и своеобразие Линкольна и Роджер Солберийский - и посадил туда в качестве епископа своего племянника Александра, управленческие таланты которого превратили город в самое богатое поселение королевства.
читать дальшеО том, как был завоеван Линкольнский замок в 1141 году, Ордерик (уже очевидец хотя бы по времени) написал целый приключенческий роман. Что жены Ранульфа Честерского и Вильгельма де Румара заявились в замок с визитом, похихикали с оставшимися там рыцарями (гарнизон был занят где-то в другом месте), а потом за ними пришел Ранульф Честерский, замаскированный под простого воина графского эскорта, вместе с пятью другими. Последовало ещё больше хихиканий и шуток, после которых граф и его сопровождающие внезапно похватали всё находящееся рядом оружие, и перебили незадачливых охранников замка.
Реальная ситуация, кстати, была даже более интересной, чем сочинение Ордерика. Потому что Стефан, по свидетельству Уильяма Малмсберийского, убрался из Линкольншира ещё до Рождества 1140 года, и вместе с гарнизоном. Потому что торжественно повесил охрану Линкльна и замка на Вильгельма де Румара, брата Ранульфа Честерского (общая мать), сделав его графом Линкольна. Хартия сохранилась, и свидетелями в ней выступают те же люди, которые свидетельствуют другие хартии конца 1140 года. То есть, это не подделка. Но да, графство графством, а замок замком. Только вот коннетаблем Линкольнского замка был... Ранульф Честерский. Тем не менее, Линкольнская крепость имела два замка внутри стен. И один из них так и называлась "Замок Люси", потому что принадлежала, частным образом, матери Честерского и де Румара. То есть, как отмечает Кинг, Линкольнский замок был одновременно частным и королевским. А тут ещё и Александр, епископ Линкольнский, именно в это время проводил работы по превращению "своего" кафедрала в крепость. Смысл в этом был. Он побывал и при дворе Стефана, и при дворе Матильды, и понял, что грядут надолго смутные времена, во время которых его обязанностью будет защищать жизни духовенства и прихожан от всех, на них покушающихся. Причем, желательно, не словом, а крепкими стенами, с которых стреляют.
Поскольку существуют жалобы, написанные видными горожанами и епископом королю, о непомерных поборах, которые стали практиковать бравые братцы, есть мнение, что Стефан планировал отстранить их от занимаемых должностей, на что они ответили как бы завоеванием замка у самих себя. Вернее, завоевание "королевской" части замка. Что ж, Стефан был на месте уже через 12 дней после Рождества, и Ранульфу Честерскому пришлось из замка бежать к Матильде, где ему совсем не были рады, даже с учетом того, что он приходился Роберту Глостерскому зятем. Дело в том, что Ранульфу не доверяли, и, скорее всего, не доверяли совершенно обоснованно, потому что единственным человеком, которому Ранульф был верен, был он сам и его интересы.
Хотя о чем это я... Свои интересы в этоё истории были у всех и каждого, в том числе и у Роберта Глостерского, который от зятя в восторге не был, но считался со статусом этого магната. Иметь такого сторонника было не так уж плохо для дела императрицы. Не говоря о такой детали, что Ранульф подстраховался, оставив свою жену, дочь Роберта Глостерского, дома - в осажденном замке. В результате, Роберт Глостерский и Майло Глостерский отправились, с рассеяным видом, куда-то в сторону Лестершира, зная, что Роберт Лестерский не имеет ни людей, ни желания ввязываться с ними в битву. И только когда Ранульф Честерский привел своих людей к Донингтону, они решительно повернули на Линкольн, к которому подошли как раз на Сретение. Дата обязывала, собственно. Сторонники императрицы были твердо намерены выиграть сражение любой ценой, потому что все знали: летопись этой войны начнется с этой даты.
Вряд ли, правда, Роберт Глостерский в своих самых смелых надеждах мог ожидать, что король Стефан вот так сразу попадет к нему в плен. Не смотря на то, что с ним был талантливейший полководей Майло Глостерский, старый соратник Брайан Фиц-Каунт, а Ранульф Честерский привел с собой армию валлийцев аж с тремя королями во главе. Но ведь и за королем не народное ополчение стояло, а наемники-профи Вильгельма Ипрского, практически регулярная частна армия Валерана де Мёлана, и клятвопреступник Хью Бигод, справедливо подозревавший, что императрица и её брат не будут благосклонны к человеку, нагло и публично солгавшему относительно последней воли умирающего Генри I. Помимо них, там был Балдуин Фиц-Гилберт де Клер, обызанный королю большой суммой денег, которые Стефан ему дал для наведения порядка в наследстве - читай, для набора наемников, при помощи которых это наследство предстояло отвоевать у валлийцев. Был Ингельрам де Сэй, связанный с де Клерами родством предыдущих поколений; был Ричард де Курси, сын дапифера короля Генри I, который непонятно как в это компанию затесался; был Ричард Фиц-Урс, чья теща была бастардом то ли Роберта Куртгеза, то ли вообще короля Генри, и который был связан через брак с Ричардом де Курси. Ну и так далее.
Вообще, тот день начался для короля Стефана паршиво - для начала, ему пришлось слушать проповедь Александра Линкольнского, с которым они друг друга переносили только в рамках необходимых официальных отношений. Потом, в шествии, у него сломалась свеча, что было настолько плохим предзнаменованием, что хочется заподозрить, что эта деталь была придумана позже, для драматизации результатов битвы при Линкольне. Но не вызывает сомнение свидетельство, что наиболее опытные варлорды из свиты короля просили его не ввязываться в сражение, а дождаться подкрепления. На что Стефан возразил, что моральная правда на его стороне, ибо он - помазанный на царствование законный король, и любое выступление против него является государственной изменой.
Самым интересным в битве при Линкольне были, несомненно, не обмены ударами, а речи, которые перед битвой были произнесены. Причем, пальму первенства в этом соревновании легко отдать партии Матильды. Для начала, у самого Стефана голос был не впечатляющим, и он отрядил говорить от своего имени Балдуина де Клера, который экстемпоре не смог выжать больше тривиального "наше дело правое, победа будет за нами", и обозвал Роберта Глостерского "заячьим сердцем с голосом льва", что никого не впечатлило. Ранульфа Честерского де Клер обозвал бесшабашным авантюристом, вечно гоняющимся за несбыточным и ничего не понимающим в стратегиях сражений из-за легковесности характера, а войска валлийских королей и вовсе обозвал лапотниками.
Роберт Глостерский нашел что сказать о шести баронах короля, и что это были за слова!!! Валерана де Мёлана он охарактеризовал, как "последнего разворачивать лагерь и первого его снимать, медлительного в атаке и быстрого в бегстве". Характеристика оказалась точной и даже пророческой - Валеран успешно сбежал и в этом сражении. Об Алане Бретонском и сказать-то было нечего, кроме правды - мясник, не имеющий аналогов в своей жестокости. Хью Бигода Роберт назвал сверхпредателем - к тому моменту, все уже знали, что он солгал относительно последней воли короля Генри, в придачу в измене двум клятвам в пользу Матильды в свое время. Но наибольшее количество оскорблений досталось самому, кстати, способному и весьма могущественному стороннику Стефану - Вильгельму Омальскому, графу Йорка, по прозвищу Толстяк. Ему, названному скотиной и хамом, припомнили жену, "сбежавшую от него из-за его непереносимой омерзительности, чтобы попасть в лапы ещё большему мерзавцу (пьянице и развратнику)". Жену Толстяка Вилли, о которой мы знаем, звали Сесилия леди Скиптон, но она-то только родилась в 1140 году, так что речь явно шла не о ней. Значит, у леди Скиптона была предшественница, вычеркнутая из официальнной биографии графа. Эдмунд Кинг намекает на Вильгельма де Варрена, 2-го графа Суррея. У того действительно была своеобразная личная жизнь. Ну а что касается морального превосходства помазанного короля, то о какой морали можно говорить по отношению к клятвопреступнику? Стефан, как Иуда, клялся Матильде в верности - и предал её.
И вот после этого предисловия, можно было начинать сражение как таковое.
читать дальшеСреди ночи меня разбудил звонок супруги: — С Людовиком проблемы! — Знаю. — Откуда? — Из учебника новой истории. Его казнили по приговору Конвента! — Прекрати придуриваться! Люк болен! — Подожди. Люк — это Людовик, что ли? — Ты приедешь? — Буду через полчаса. А что с ним? — Ну-у-у …его тошнит… и… впрочем приезжай, сам всё увидишь… По приезду я обнаружил всю семью в сборе. Все с надеждой глядели на меня. — Ну-с (тоном уездного лекаря) — Где наш блевун? — Понимаешь, он не только блюет. — Понимаю. Еще и серит. Отрави… — Нет. Видишь ли… он ходит. — Под себя? — Не перебивай! Он бегает задом-наперед! — Что? — Смотри! Мне вынесли кота, поставили его у двери, отпустили и… Кот, вдруг, стартанул хвостом вперед. Ловко огибая препятствия, он проскакал кормой вперед по всему длиннющему коридору и скрылся за поворотом. Не сводя с меня зеленого ступорозного взгляда. Я опешил. Вся семья, затаив дыхание, ждала вердикта специалиста. Специалист же был в полной непонятке. Вроде (тужился я), кошачьи болезни аналогичны людским…, но на память ни одного диагноза, где пациент бегает вперед жопой, поблевывая при этом, в голову не приходило. — Поехали в ветеринарку. Айболитная находилась неподалёку: в подвале одной из высоток Нового Арбата. Всю дорогу я мучительно пытался вспомнить две несвязанные между собою вещи: существует ли в природе психиатрическая ветеринария и что такое пляска святого Витта? В подвальчике, несмотря на ночь, было довольно многолюдно и многоживотно. Там сидело и чинно страдало пара больших псов (одна овчарка запомнилась, второго пса не помню), несколько кошек, попугай и пара микроорганизмов, по ошибке причисляемых к собачьему племени. Напросившись "на секунду спросить" (овчарка явственно зарычала "Куда прешь, сука!"), я вперся в кабинет, чем помешал трапезе коновалов. Понимая, что через секунду буду послан-быстро протараторил: — Ивините-я-только-спросить-это-к-вам-а-то-у-меня... КОТ ЖОПОЙ ВПЕРЕД БЕГАЕТ!!! Ожидал услышать что то в роде "пшел в очередь…, у нас тут по три раза на дню такое… удивил девку волосьем, она и поболе видала"... Но лепилы переглянулись, с опаской поглядели на мою потасканную не раз по асфальту рожу и переспросили: — Как бегает? — Жопой! — Как жопой? — Вперёд! У одного из сотрапезников непрожёванный бутерброд повис на подбородке. — ПОКАЖИ! — Прошу! Мы выползли в коридор. Жестом фокусника я выудил монаршью особу из сумки, тщательно установил в углу, нацелил дуплом на дальнюю стену и… алле-оп! Все присутствующие, не исключая попугая, сопровождали поворотом голов этот демонстрационный забег. Одинаково ошарашенное выражение на лицах и мордах, (даже попугай вылупил зенки и разинул клюв), наводило на мысль о родстве всего живого на земле. Два пса переглянулись, вообще, совершенно по-человечески. По просьбе зрителей, я запустил кота на "бис". Потом ещё раз. Раздались первые аплодисменты. Хозяйка моя заорала, что её кот не выступать сюда приехал, а лечиться. Врачи спохватились. По общему согласию, нас пустили без очереди. Котовалы чесали репы, смотреть на них было приятно. Бросились звонить коллегам: — ...Да! Задом-наперёд! Да я тебе говорю! Что? Я не пью больше! Да нас тут трое! Да не на троих, а трое! Тьфу ты… толку от тебя… На всякий, случай Людовику поставили капельницу, монарх повеселел и перестал блевать. Дальше пошли разборки. Так как истории болезни я не знал, пришлось звонить Эдику-мужу. — ...Что? Сначала блевал, но не бегал? А когда забегал? После какого укола? Церукал? А… доктор сказала… При слове "церукал" врачи обрадовались: — Дозировку спросите! — жарко задышали они на аристократку. — Сколько ты ему вколол? Два куба? А-а-а-а… в инструкции: для детей — куб, для взрослых — два, а ему уже 6 лет, вроде взрослый… Медицина повалилась друг на друга… — Он ему на 80 кило!.. А-А-А-А-А-А… Вколол. Всё стало на свои места: церукал (противорвотное) имеет побочный эффект. Слегка наклоняет крышу у пациента. Вломив котику тигриную дозу, Эдик тем сорвал ему крышу напрочь и разметал черепицу. Фундамент тоже смыло. Удивительно, как кот летать не научился. Представляю, что у него за глюки под черепом шарились. К счастью, монаршье здоровье не пострадало. Физическое, я имею ввиду. Что там с психикой, понять было трудно, ибо опрос не проведешь. На тест Роршаха он поссал, а ДДЧ (дерево-дом-человек) рисовать отказался. Даже в варианте ДДК (с котом в оконцовке). Но некоторые рецидивы остались, и иногда его величество пытались ходить задом-наперед, но былой резвости как не бывало. P.S. Кстати, мысль об аналогии хворей и радостей котов и людей оказалась разумной. Знавал я одного гламурного деятеля, что обдолбавшись первитином, умудрился доехать от МКАДа до Твери задним ходом. …А ехал он не в саму Тверь, а в село Первитино, Тверской области. Название понравилось, или он там затариться собирался — история о том умалчивает...
напугал, гадСобиралась на работу, слышу - скотинка при каждом вдохе храп издает. Не то чтобы как грузчик, но на уровне субтильной дамочки. Супруга дома не было, позвонила ему с работы, сказала, чтобы вез к врачу. И слышу, что мужик-то явно начинает сливаться из ситуации. Да чего тут такого, дескать, до завтра подождет. Есть у него такая странная черта. Он так подходит к сложным ситуациям. Вернее, он к ним как раз не подходит, он делает вид, что всё нормально.
Вернулась с работы - скотинка храпит. Сказала пару ласковых мужу, позвонила дежурному ветеринару, затолкала кота в китайский домик, и загнала мужа за руль. К счастью, в одном из местных поместий у нас учебный комплекс, где обучают и ветеринарии, и при нем - типа неотложки для животных. Муниципальной, что важно в плане цены.
Доехали, нашли, зверя обследовали. И - ничего не нашли. Температура нормальная, вес 6 кг, сердцебиение нормальное, предложенные вкуснышки сожрал с хрустом. Больным не выглядит, вялым тоже. Но храпит. Дали снотворного с релаксантом, чтобы осмотреть пасть и гортань. Тоже ничего интересного, кроме того, что у кота зубы растут в неправильном порядке. Граф Мрякула. Зубы теперь, кстати, белейшие, десны не воспалены. Слизистая чуть припухшая в гортани, но тоже ничего. Выделений из носа нет, но слизистая, похоже, тоже чуть припухла. Влепили болеутоляющее и велели ждать до утра. Если будет продолжать интенсивно храпеть и откажется от еды - звонить им, они сделают направление в университетскую ветеринарную поликлинику. Если будет хоть чуть получше, продолжать давать лекарство несколько дней, оно тоже отек слизистой снижает.
В общем, как я поняла, мнение их такое, что ничего страшного, всё возможное сделано, а вот если это какой-нибудь вирус - то сделать всё равно ничего нельзя. Зверь, конечно, привит, но уж больно вирусов много, от всех прививок нет. Кота, кстати, разбудили. Сидел, смотрел мрачно, храпел, потом заснул. Китайский домик бунт недовольной скотинки выдержал.
Сходите посмотреть на красотищу, где апостол Павел имеет злобный вид, а кардинал написан так, что видится в дурацком колпаке, хотя не придерешься - официально там просвет в тучах! Своего рода экскурсия по Старой Пинакотеке в Мюнхене. И, кстати, там показана первая Мадонна, которая мне понравилась - нежность прикосновения можно прямо-таки почувствовать, удивительно живое изображение. И сногсшибательный Джорджионе.
Не смотря на бытующие в народе представления о том, что в Средние века все проблемы решались честной резней, без всяких там предварительных политических реверансов во все стороны, уже тогда существовал международный правовой механизм - Святейший престол с его сложной политикой, которая была настолько тонкой, что частенько рвалась и запутывалась в руках плетельщиков. Поэтому происходящее в Англии просто не могло быть пущено на самотек, хотя, казалось бы, сам папа признал Стефана законным королем, так что Матильда получалась, по прямолинейной логике, повинной в восстании против законного помазанного государя. Но Стефан, своим покусанием руки, давшей ему власть и признание, восстановил против себя силу, не склонную прощать неуважение к своему авторитету.
читать дальше В общем, в середине лета 1140 года, Генри Блуасский, на правах легата, созвал совещание, на котором Стефан и Матильда могли бы, с Божьей помощью, как-то договориться. Матильда, очевидно, посчитала это совещание пустой формальностью, и отправила представлять свои интересы брата с какими-то советниками невысокого ранга, которых летописец даже поленился перечислить. Стефана же представляла его королева, сам Генри Блуасский, и архиепископ Теобальд. Как и следовадо ожидать, стороны пообвиняли друг друга и разошлись. Собственно, эту встречу можно было считать чем-то вроде рабочего совещания перед истинными переговорами, которые состоялись в сентябре. После того, как отчет о встрече был отправлен римскому папе, и из Рима были получены инструкции.
Как ни странно, новый раунд переговоров Генри Блуасский начал... во Франции, где для начала обсудил английскую ситуацию с французским королем, своим братом Тео Блуасским, и "многими людьми церкви". Оттуда легат вернулся с текстом мирного договора, который, по краткой записи Уильяма Малмсберийского, Матильда и Роберт Глостерский сразу одобрили, тогда как Стефан со своими советниками поколебались и отвергли. Увы, обычно любящий посплетничать летописец относительно содержания мирного договора нем как рыба. Обращение к французскому королю выглядит странно, но не для легата, чьим правом и обязанностью было вовлекать в обсуждение кризисов максимально возможное количество авторитетов. Плюс, сын Стефана, Юстас, где-то именно в 1140-м (в феврале, кажется) женился на сестре Луи Французского VII, Констанс, и был вассалом короля Франции за Нормандию. Злые языки поговаривали, что рука Констанс была куплена на золото, ободранное с алтаря Солсберийского собора. Собственно, сам Стефан и не посмел высунуться из Англии, на церемонии английский королевский дом представляла его жена. Также понятно присутствие аббата Сугера из Сен-Дени, который был вовлечен в английскую политику ещё при Генри I, уже лет двадцать. Остальные присутствовавшие прелаты тоже были очень близко связаны деятельностью с английским духовенством.
По мнению Эдмунда Кинга, договор, который привез Генри Блуасский из Франции, совершенно точно не содержал отмены решения Светейшего Престола относительно того, кто является законным правителем Англии. Тем не менее, известно что Стефан, после ознакомления с проектом договора, воскликнул: "Никогда я не буду королем без трона!". Значит, что-то там было для него не слишком приятное. Кинг предполагает, что речь и не шла о том, что Стефан откажется от трона в пользу Матильды, речь шла о следующем поколении. Претендентами были Юстас со стороны Стефана, и Генри со стороны Матильды, тут всё ясно. Но Кинг отмечает, что интересы вторых сыновей, шестилетнего Вильгельма (сына Стефана) и шестилетнего Жоффруа (сына Матильды) тоже нельзя было проигнорировать. Разумеется, основа для этих предположений существует, она в договоре 1153 года, по которому переход короны должен был осуществиться в будущем, после смерти Стефана, а вот перераспределение земель было начато немедленно. То есть, возможно, к Генри перешла бы корона его деда, а к Юстасу - владения его отца, а к его младшему брату - владения матери.
Тем не менее, Кинг сам признает, что вряд ли король Франции был бы в восторге, если бы его сестра оказалась замужем не за принцем и наследником престола, а всего лишь за графом. Не говоря о том, что неизбежное объединение Нормандии и Анжу под эгидой сына Матильды было совсем не в интересах Франции. Но проект договора был привезен из Франции. Значит, в нем должно было быть предусмотрено не объединение, а разделение Анжу и Нормандии. Это было бы возможно, если бы Юстас получил Нормандию немедленно, а Генри получил бы Англию в перпективе. Во всяком случае, Англо-саксонские Хроники, отмечая женитьбы Юстаса на Констанс, отмечают, что целью Юстаса в этом браке было получить всю Нормандию.
На мой взгляд, здесь было бы корректнее думать в сторону надежды на помощь со стороны короля Франции для совместных действий против Жоффруа Анжуйского, а не в сторону мечты Юстаса стать герцогом Нормандии - он им уже был, кстати, хотя бы теоретически. Впрочем, Жервайз Кентерберийский пишет, что именно только после женитьбы Юстас был именован герцогом Нормандии, и именно тогда принес оммаж. В общем, в проекте договора мог предусматриваться переход короны Англии к старшему сыну Матильды после смерти Стефана, и переход герцогской короны Нормандии к старшему сыну Стефана немедленно. Второй сын Стефана получил бы графские владения отца, а второй сын Матильды - титул и владения своего отца, графа Анжу.
Я могу предположить, что Матильда могла согласиться с таким планом немедленно. Она была достаточно искушена в политике чтобы понимать, что для английских баронов было бы очень трудно, в данных обстоятельствах, принять её даже в качестве регента до совершеннолетия Генри, не то что в качестве королевы. Люди, как известно, ненавидят тех, кого предали, а сэры и пэры Англии были в этом отношении даже двойными предателями, и Стефан был впереди их всех, вылезя в первые ряды приносящих присягу Матильде в присутствие короля Генри I.
Но откуда, в таком случае, выкрик Стефана о короле без трона? Тут всегда возможно, что оно перешло к нам в искаженном виде, или для Стефана возможность передать корону своему старшему сыну настолько плотно входила в понимание прав короля, что без нее он почувствовал бы себя без престола. Во всяком случае, на переговоры в 1153 году он пошел только после смерти Юстаса.
А пока, стороны явно показали, что договориться они не способны, и Генри Винчестерскому осталось только вовремя убраться с дороги. Одно последствие эпизода с переговорами все-таки случилось. После него, Стефан абсолютно отказался от традиции торжественного увенчания короля короной на Рождество и Пасху, что было частью придворного объединяющего ритуала, на который явка всех сэров и пэров королевства практически была обязательной. С одной стороны, с 1141 года никакого единения больше не было в любом случае. С другой, что-то ещё могло быть в проекте договора, потому что Стефан, говоря о том, что не станет королем без престола, сказал ещё и следующее: "Если они выбрали меня королем, почему они отвергли меня?!" Кто "они"? Бароны? Церковники? Но не мог же Стефан быть таким наивным, чтобы не ждать предательства от предателей-баронов, и не понимать, что его выпад против Роджера Солсберийского и его племянников церковь не простит?! Или мог?
... прошла очень мило. Даже позитивно. Надеюсь, у вас тоже!
читать дальше Сначала я ровно в 9 утра кинулась покупать билеты на Five Finger Death Punch, сразу к открытию продажи. И купила. Крутая группа, и "разогреватели" у них крутые, BAD WOLVES. И ещё в выступлении будет папаша трэш-металла MEGADETH! Концерт 20.01.20.
Потом мне за 2 часа всего снова перепоставили мои злополучные импланты, в рядах которых снова обнаружилось шатание. Стекло - оно и есть стекло, "колонны" из него выдержали ровно 2 года. Перепосадили на металл. Но врач все равно запретила мне ими кусать что-то плотнее сыра. "У тебя же фибромиалгия, ревматизм мягких тканей!" Надо же, никогда не задумывалась, что он распространяется и на десну. Не описать, как я счастлива, что клиника появилась и в нашей деревне, и что всё было сделано за один-единственный прием. И цена оказалась ровно вдвое дешевле первичного подсчета. Врач - женщина, мне она вполне понравилась. Тем более, что от последних приемов у Робина, 2 года назад, осталось тягостное чувство.
И чуть ли не на днях снова наделал шороха и в музыкальном мире, и в душах своих фанов
Оззи 3 декабря стукнет 71, если кто забыл. Всё, что вы хотели знать о старости Собирается быть в Хельсинки 20 февраля 2020 года. На этот раз билет постараюсь купить поближе к дате, вдруг снова загриппует?
Картинка с пикабу. Думаю, так выглядит тот мир, который устроил бы недовольные стороны из ситуации, обрисованной ниже. "Тащи, и не выпендривайся".
Почитываю я блог МиуМау на жж, и обычно отвечает она людям общо, но душевно и здраво. Но тут miumau.livejournal.com/3144772.html какой-то молчел жалуется, что его девушка задумалась о смысле бытия, и стала "ненормальной". То есть, её мир перестал быть плоским. И вот он спрашивает, можно ли ему её бросить, или это пройдет. И ответ Миу меня потряс:
читать дальше ...по описанию по многим признакам похоже на какую-то форму безумия. Не только потому, что человек так погрузился вдруг в какие-то бредовые идеи (и не видит, что они вообще не очень совместимы с реальностью(. Но и потому, что вообще не желает от них отступать и вдруг бьется за них, не на жизнь, а на смерть, не готов вообще никак допустить какое-то другое мнние, даже когда видит, что назревает конфликтная ситуация, и страдают отношения.
Ну и вообще - 20-30 лет - как раз возраст в котором всякие шизофрении чаще всего себя проявляют вдруг. (И некоторые другие психические заболевания переживают свой расцвет.)
И опять же - давайте допустим, что у нее никакой шизофрении нет. Просто она настолько лабильный человек, что стоит ей чем-то увлечься, как она начинает практиковать это вот так6 полностью спроецировав на свою жизнь и реальность, полностью выключившись их нормального общения, потеряв способность вести нормальный даилог с близкими людьми. Даже если все расстройство только в этом заключается - так ведь тоже жить нельзя. Неважно, будет ли это один бред на всю оставшуюся жизнь, или каждый год новый. И страшно подумать что будет, когда у таких оюдей родятся дети. И они вот этим всем так же, на полном серьезе, будут продвигать такие странные идеи им.
Блииииин... Я не знаю, чего такого страшного в теомизме, или даосизме, или буддизме, или любом другом "изме". На мой взгляд, если человек ищет смысла в факте своего существования, для кого земля уже не стоит на трех слонах - это просто браво и уже рывок в личном развитии вперед. А оказывается, это кто-то воспринимает безумием, и "страшно подумать что будет, когда у таких людей родятся дети", и вообще нельзя думать о странном, если это нервирует твоих близких, адекватный человек должен отступиться от заумствований во имя общего комфорта.
Я думала, эта женщина умнее. Ужасно разочарована. Да, а если кто удивляется, что я пишу здесь, а не там, так я просто не люблю расшатывать ту картину мира, в котором пишущему уютно.
Стивен Дэвид - настолько обычное имя, что я даже затрудняюсь сказать, насколько он компетентен как историк, просто не нашла его меритов среди массы других Дэвидов. Но темой Фрэнсиса Ловелла он занимается, выпустил в январе книгу The Last Champion of York: Francis Lovell, Richard III's Truest Friend, которую наиболее знающие эпоху читатели раскритиковали за изобилие всем известных описаний эпохи и скупые сведения о собственно Ловелле. Что самое странное, Ричард III у него получился такой препротивной личностью, что осталось загадкой, с чего Ловелл был ему предан и после смерти Ричарда?
Ну ладно, саму книгу я не читала (только отрывки) и читать не буду (хотя структурно она хороша), а вот выжимку автора для "Бюллетня" приведу.
читать дальшеКогда началась дружба этих людей? Чарльз Росс предполагает, что в Миддлхеме, когда оба "стажировались" при дворе Ричарда Уорвика. Дэвид справедливо отмечает, что документы XV века крайне редко упоминают о чьей-то дружбе. Гораздо чаще и детальнее они пишут о вражде (Эдварда IV и графа Уорвика, герцога Йоркского и графа Вилтширского). Так что большая часть того, что известно об отношениях Ричарда и Фрэнсиса в их подростковом возрасте - это всего лишь серия предположений.
Фрэнсис Ловелл угодил под опеку графа Уорвика в конце лета-начале осени 1465 года, после смерти Джона лорда Ловелла, оставившего свое семейство без нормальной родственной поддержки, потому что леди Ловелл была из Бьюмонтов, а Джон виконт Бьюмонт ногиб под Нортхемптоном, сражаясь против йоркистов. К счастью для осиротевших домочадцев лорда Ловелла, жена виконта звалась Катериной Невилл, и именно она стала защитницей семейства. Катерине не только принадлежала треть земель графства Норфолк, она ещё и приходилась тетушкой и графу Уорвику, и Эдварду IV. Фрэнсис был отправлен под опеку Кингмейкера именно по её распоряжению. Сам Уорвик получил, за труды по воспитанию ланкастерианского отпрыска, 1 000 фунтов годовых с земель, которые являлись наследством молодого Фрэнсиса. Стивен Дэвид утверждает, что именно с этих денег оплачивалось содержание и обучение Ричарда Глостерского, отправленного к Уорвику братом, но никак не обосновывает этот пассаж.
Дэвид также утверждает, что, вопреки общему мнению, граф Уорвик не был официальным опекуном Фрэнсиса Ловелла. То есть, у него, строго говоря, не было права делать решение о браке самого богатого наследника рангом ниже графа в стране. Но, как мы знаем, Кингмейкер это решение принял, женив Ловелла на одной из шести дочерей Генри Фицхью, своего депутата в Западной Марке. Вообще, неравным этот брак решительно не был - пусть именно этот Фицхью не оставил никакого следа в истории (что свидетельствует о том, что он ухитрился не нажить врагов в сложные времена Войн роз), он был женат на сестре Кингмейкера, Анне Невилл. И через Невиллов, Фрэнсису Ловеллу, отпрыску красной розы, открылся доступ в круги северной йоркистской аристократии.
В общем, Фрэнсис Ловелл и Ричард Глостерский встретились в 1465 году, входя в ближний круг семьи Ричарда Уорвика-Кингмейкера. Стали ли они тогда друзьями? Неизвестно. Неизвестно даже, пересекались ли они достаточно часто, потому что Уорвик, имеющий массу обязанностей, постоянно был в движении, и имел не вполне типичную для того времени привычку почти никогда не расставаться с женой и дочерьми, то есть вместе с ним путешествовал его ближайший круг, в который брат короля и сын тёти Кингмейкера, Сесилии герцогини Йоркской, несомненно входил. Только вот Фрэнсис Ловелл, похоже, находился больше со своим тестем, и считался несовершеннолетним до упора - уже в 1470 году, после гибели Уорвика, его официальными опекунами стали Джон и Элизабет де ла Поль, герцог и герцогиня Саффолк, и в походе на Францию в 1475 году он все ещё был в антураже Саффолков. Тогда как для Ричарда Глостера, который был на четыре года старше, детство и отрочество закончились уже в 1468 году, когда его впрягли в машину государственного управления (он стал коннетаблем всей Англии на следующий год, и синекурой эта должность не была). Скорее всего, во время французского похода они встречались, и совершенно точно встречались в 1476 году в Фозерингее, но Ричард был уже взрослым человеком, на плечах которого лежал груз не самых легких административных титулов, а Фрэнсис Ловелл достиг совершеннолетия и стал самостоятельным бароном Ловеллом только в начале ноября 1477 года.
Следующим моментом пересечения для Ричарда Глостера и Фрэнсиса Ловелла почти наверняка стал парламент 16 января 1478 года, на котором присутствовали 34 из 58 пэров страны - это записано в Кроулендских Хрониках. Ричард там был, это известно, но поскольку документов по этому парламенту нет, можно лишь предполагать, что Ловелл, только-только ставший пэром, не мог пропустить столь важное мероприятие, и не мог не представиться брату короля, с которым был знаком.
После этого парламента, Ричард практически не появлялся при дворе, сосредоточившись на делах севера, где его власть уступала только власти короля. Со своей стороны, Фрэнсис Ловелл стал наводить порядок в своих владениях, растянувшихся от Оксфордшира до Йоркшира, и от Эссекса да Шропшира, и включавших 140 маноров, замков и поместий лорда, приносивших ему 1 250 фунтов годовых. Поскольку с 1464 года всё это богатство находилось в чужих руках, Ловелл был настроен всё привести в порядок по своему разумению, и для этого ему пришлось обращаться в высшие инстанции. Вот этот период где-то с весны 1478 по весну 1480 годов можно, предположительно, определить как период, за который Ловелл стал горячим сторонником Ричарда Глостера. Настолько горячим, что в мае 1480 года он, сломав все традиции, присоединяется к походу Ричарда на Шотландию, где у Ловеллов не было ни интересов, ни владений. Собственно, Ловелл был не единственным в этой кагорте сторонников персонально Ричарда Глостера. Вместе с ним, на шотландской границе воевали его родичи через брак - Скроп из Мешема, Ламли, Грейсток и Ричард Фицхью. Ричард Глостер персонально посвятил всех пятерых в рыцари в 1482 году. Пока Глостер совещался с королем в Фозерингее о будущей кампании, Ловелл написал письмо своему родственнику Уильму Стонору, сохранившееся в архивах Стоноров, где называет Ричарда Глостера "my lord of Gloucester", что является неформальным оборотом в адрес людей ранга герцога и свидетельствует, по мнению Дэвида, о том, что отношения Ловелла и Ричарда Глостера уже не были в тот момент далекими и официальными, и превратились в дружеские.
Ловелл был произведен в виконты 6 января 1483 года, и это - далеко не дежурная почесть, потому что во втором своем правление Эдвард IV давал этот титул только членам королевского семейства, за одним исключением - он пожаловал титулом виконта губернатора Брюгге Луиса Грютхузе, который был к нему приветлив в период бегства из Англии, когда родственник, герцог Бургундии, не был. Впрочем, был ещё один пожалованный виконт - лорд Беркли, но все знали, что для этого титул, полученный в 1481 году, был просто взяткой со стороны короля, который не хотел, чтобы Беркли заявил свои требования в отношении наследства Норфолка, которое Эдвард IV оттяпал у законных наследников полностью, в пользу своего сына. Вполне очевидно, что титул виконта был пожалован Ловеллу по представлению Ричарда Глостера.
Почему-то Дэвид заканчивает свою статью об истоках дружбы Ловелла и Глостера практически отрицанием того, с чего начинает - утверждением, что эти двое стали друзьями в Миддлхеме. Не знаю, не знаю... На мой взгляд, для подростка-Ричарда (он был там в возрасте 12-15 лет) ребенок-Фрэнсис (8-11 лет) не представлял никакого интереса и не мог быть подходящей компанией, особенно в свете одержимости Ричарда идеями рыцарства и взрослого мира храбрых воинов. Уж скорее всего, Ловелл произвел на него впечатление своими административными качествами и благородством характера уже во взрослые годы, на севере. То, что Ловелл был одним из самых близких сподвижников Ричарда - не подлежит сомнению, но как-то с трудом верится, что эта близость базировалась на воспоминаниях детства. Тут, скорее, всё вместе - и принадлежность к одному кругу, и родство (жены были между собой кузинами), и общие воспоминания, и значимость Ловелла как землевладельца, и, главное, его готовность выходить за границы чисто шкурных интересов.
О втором номере, который пришел в июне, я даже не рассказывала - он ни о чем. Поэтому сразу третий. Не то чтобы и в нем было что-то оригинальное, но всё же не хочется совсем забрасывать эту рубрику в частности и период в целом.
читать дальшеВообще, с рикардианизмом всё получилось странно. Сначала Ричарда III официально считали злодеем в английской истории, хотя как минимум пара-тройка адекватных исследований о нем вполне себе существовали уже лет 300. Потом Джон Эшдаун-Хилл нашел ричардовы кости, это это была бомба, которая разнесла все предыдущие официальные установки, потому что на гребень волны поднялось Рикардианское Сообщество с его исследованиями. На тот момент это были настоящие исследования, которые делались не в спешке и не в надежде срубить хайпа и фунтов. Ну а потом всё пошло закономерно, но не так, как хотелось бы.
В теме Ричарда III только ленивый не отметился, и качество этих "меток" так себе. Потому что существует лишь определенное количество документальных источников по периоду и фигурантам, и выжали эти источники уже досуха. Теперь сообщество, на мой взгляд, слишком много внимания уделяет переделу уже разделенного, особенно моя "любимица" Филиппа Лэнгли, у которой, видимо, не получилось сенсации с аббатством в Рединге, и она активно перетаскивает лавровый венок истории о "короле с парковки" с чело покойного Эшдаун-Хилла на свое светлое чело, причитая "Джон не хотел бы неточностей". Бррр.
________________
В последнее время рикардианцы, например, спорят, как бы чувствовал себя Ричард, если бы он победил при Босуорте. Одни утверждают, что он жил бы долго и счастливо, другие - что умер бы быстро и мучительно. Обе стороны приводят доказательства из книг по сколиозу. Но, руку на сердце, у нас нет живых аналогов для прогноза. Нет у нас людей, которых стали бы с раннего детства тренировать так жестко и всесторонне, как тренировали мальчишек в аристократических семействах веселой Англии. Так что спекуляции остаются спекуляциями. Если кому-то интересно, то вот набор для чтения: - How Twisted was King Richard III's Spine by Pappas S. - The Scoliosis of Richard III, Last Plantagenet King of England by Appleby J, Mitchell P, Robinson C et al Всё написано пять лет назад, но споры продолжаются.
________________ Кстати, в прошлом номере упоминалась какая-то олимпиада по Войнам Роз в Туле, и читатели до сих пор поражаются, что в России Ричарда видят прогрессивным монархом, тогда как англичане столетиями клеймили его убийцей племянников. Спасибо, рикардианцы из Тулы! Вот здесь читайте: tsu.tula.ru/news/all/8131 ________________ Роберт Фрипп объявляет, что укоротил свою пьесу "Dark Sovereign: The Tragedy of King Richard the Third that W Shakespeare Should Have Written" на 34%, и теперь её можно ставить на сцене, что он и собирается делать. В письме содержится сдержанный намек на ограниченность финансов. Ну, англичане умеют собирать собирать средства на всё, что угодно, так что удачи м-ру Фриппу. Надеюсь, его пьеса окажется лучше шекспировской и заменит её на всех подмостках страны.
________________ Хорошая новость, наконец-то. Сообщество начинает новый проект The Itinerary of Richard III 1452 to 8 April 1483. Если получится собрать подробные сведения, могут выплыть или сюрпризы, или, как минимум, измениться взгляды на известные события. Основа уже есть, её собрала когда-то и завещала сообществу Лесли Ботрайт, умершая в 2012 году. Теперь эту основу дорабатывают основательнейшие Питер Хэммонд и Джоанна Лэйнсмит, а также Мария Барнфилд.
________________ Комментируется статья www.theguardian.com/books/2019/apr/25/white-que... Суть: в Национальном Архиве найдено письмо венецианского посланника от 1511 года, в котором он объясняет панический ужас Генри VIII перед чумой тем, что "вдовствующая королева, мать короля Эдварда, умерла от чумы". То есть, Генри знал, что никакой статус от болезни и смерти не спасает. Автор оригинальной статьи ‘To Be Shut Up’: New Evidence for the Development of Quarantine Regulations in Early-Tudor England academic.oup.com/shm/advance-article/doi/10.109..., Роджер, считает, что именно смерть от чумы стала причиной удивительно скромных похорон Элизабет Вудвилл. Историк Линда Пиджеон возражает, что в 1492 годы в Англии не зарегистрировано вспышки чумы. Вспышки были в Вестминстерском Аббатстве в 1490-91, и в Йорке 1493-94, но вообще ничего в 1492. Она также считает, что в записи о смерти Лиз Вудвилл неприменно была бы указана чума, если бы она от неё умерла.
_________________ Найдены неизвестные ранее захоронения членов семейства Пастонов. Оказывается, существует целый проект по этому семейству, The Paston Footprints Project www.thisispaston.co.uk/footprints01.html
_________________ Не знаю, имеются ли среди моих ПЧ желающие научиться читать исторические тексты в оригинале, но курс по обучению организуется. Можно онлайн, и можно, конечно, по почте. Курс состоит из двух модулей, по четыре урока в каждом. Стоимость одного модуля 27,5 фунта, можно платить через PayPal. Контакт [email protected]
________________ В этом году рикардианская ежегодная конференция пройдет в Эдинбурге, 5.10.2019. Если кто-то заинтересуется, что место проведения The National Museum of Scotland, Chambers Street, Edinburgh. Впрочем, это - только для членов сообщества. А вот десятилетие проекта Looking For the Richard Project будет праздноваться в Radisson Blu, 80 High Street, 4.10.2019 начиная с 19:00. А если кому-то нравятся неформальные праздники, то добро пожаловать на вечеринку в честь 567-го дня рождения Ричарда III в эдинбургском пабе 3.10.2019 в 18:30, регистрация и детали у [email protected]
Любой король, попавший на трон благодаря тому, что его кто-то туда посадил, или просто столкнувшийся с сильной и могущественной кликой в своем окружении, будет стараться создать свою собственную группу поддержки, зависящую только от него и его расположения. Классическим примером может быть Эдвард IV, которому повезло иметь под рукой многочисленный клан Вудвиллов, или Эдвард II, давший Деспенсерам отмашку проредить ряды сишком много о себе понимающих пэров. Даже Генри VII, которого на трон посадила мама, в конце концов маму сильно прищучил.
читать дальшеСтефан тоже поступил вполне классически. Милашкой он позиционировал себя ещё при жизни дяди-короля, и впоследствии, сам став королем, продолжал быть милым к тем, у кого хватало ума проявить себя горячими сторонниками Стефана, и наглости просить у него за эту горячность подарки. К моменту скандала с епископами, у Стефана уже была своя клика, с которой теперь нужно было расплачиваться за поддержку, и расплачиваться за чей-то счет. Правда, у Стефана ситуация была достаточно серьезной для того, чтобы подумывать о более радикальных мерах, чем просто поместье одному, замок другому и лесок третьему.
На "старых" пэров стопроцентно положиться он не мог. Они предали свою двойную клятву Матильде, они могли предать и свои клятвы Стефану. Собственно, уже начали предавать. Значит, нужны были новые пэры. И только за период с 1138 года по 1140-й, число графов в Англии удвоилось. В Англии, графское достоинство получалось от короля вместе с графством. В Нормандии, где было гораздо теснее, графское достоинство наследовалось. Перед английским законом, и те и другие были равны, и именовались в латинскоязычных документах одинаково - comes. Новоиспеченными графами стали Симон де Сенлис (Нортхемптон), Роберт де Феррерс (Ноттингем), Гилберт Фиц-Гилберт де Клер (Пемброк), Гийом д'Обиньи (Линкольн), Гилберт Фиц-Ричард де Клер (Хертфорд), Жоффруа де Мандевилль (Эссекс), Гуго Бигод (Норфолк). При этом, Стефан раздавал и старые графские титулы новым людям. Тот же д'Обиньи стал графом Йорка, Валеран де Мёлан стал графом Вустера, графский титул Нортумберленда получил принц Генри Шотландский, графство Кембридж перешло к Гийому де Ромару, Корнуол был пожалован Алану Бретонскому, Вилтшир - Эрве Бретонцу (будущему виконту Леона), и Херефорд - Роберту Лестерскому.
Тут, правда, имеется одна тонкость. Графы были равны перед законом, но вовсе не равны в правах, и права, получаемые каждым из них вместе с графским достоинством, были тщательно оговорены в дарственных хартиях. Некоторые новые титулы разрешали, собственно, только использование титула и антуража, не более того. Другие же подразумевали использование свобод, достоинств и право сбора подати. Третьим могли быть даже переданы некоторые права и обязанности короны. Стефан почему-то очень старался уменьшить власть шерифов на местах, и передать многие их функции свежеиспеченным графам. Возможно, дело было всё в тех же замках. Шерифы располагались в замках, и никто из окружения Стефана не мог бы поклясться, что на уме шерифа какого-нибудь Ноттингема, и на чьей он, собственно, стороне. Не говоря о том, что шериф - это одна из инстанций, в которой частично оседали собранные подати и налоги.
Какой смысл в происходящем был для тех, на кого вешали дополнительные обязанности к уже имеющимся? Например, Валеран уже был графом де Мёлан, когда на него повесили графство в неспокойном Вилтшире. Его брат-близнец Роберт был графом Лестера, и так далее. Смысл был в увеличении власти: Стефан передавал им права короны в пределах графства, освобождая от подчинения графу только крупнейших земельных арендаторов и важных для государства личностей. Звучит как превеликая награда за верную службу, если бы не наперсток дегтя в этой медовой бочке: прибавка гласила, "если граф сможет свои права осуществить". А это вовсе не был гарантировано. Впрочем, особо хитроумные благодетели издавна практиковали дарение монастырям земельных участков, незаконно кем-то захваченных или находящихся под угрозой захвата, так что ничего нового Стефан не изобрел.
Матильда и Роберт Глостерский были сильны в четырех графствах: Корнуолл, Девон, Сомерсет и Дорсет. Стефан попытался выбить из Данстерского замка Вильгельма де Мойона, крупнейшего местного (сомерсетского) землевладельца, но потерпел поражение. Балдуин/Бодуэн де Редверс, высадившийся в Англии даже до прибытия Матильды с Робертом, прочно укрепился в Дорсете, и Стефан ничего не смог сделать, чтобы этому воспрепятствовать. В Девоне, правда, у него был свой человек, барон Генри де Трэси. Но в Корнуолле безраздельно властвовал союзник Матильды и Роберта, их брат Реджинальд, ещё один незаконный отпрыск Генри I. Графом Корнуолла его сделал Роберт Глостерский, хотя, честно говоря, это не было в обычае, чтобы граф производил кого-то в графы. Но поскольку под рукой другого короля, кроме Стефана, не было, Роберту пришлось нарушить протокол. Единственным человеком, который мог Стефану в Корнуолле помочь, был Алан Бретонский, граф Ричмонд, который откопал свои права на графство, припомнив дядюшку Брайана Бретонского, которого мало кто видел и никто не помнил (тот умер ещё в 1086 году, и, видимо, никогда своих графских прав на Корнуолл не заявлял, удалившись к себе в Бретань через пару лет после битвы при Гастингсе).
Духовенство, со своей стороны, решилось на бойкот празднования королем Троицы 26 мая 1140 года. Из всех епископов королевства, на службе присутствовал только один, а остальные дали понять, что поведение короля по отношению к Роберту Солсберийскому и его племянникам заставляет их находить компанию его величества опасной. С Генри Винчестерским, братом, король был далеко не в сердечных отношениях, и даже попытался продвинуть, по совету Валерана де Мёлана, своего человека, Филиппа де Аркура, в епископы Солсбери с перспективой дальнейшего выдвижения в легаты. Но братец Генри, как нынешний папский легат, блокировал инициацию де Аркура, и Ватикан не принял протестов проигравшей стороны. Конечно, ни у кого не было ничего против самого де Аркура, человека вполне приличного и епископской митры заслуживающего (его потом и сделали епископом Байё, буквально на следующий год), просто английское духовенство не собиралось прощать королю аннексию крепостей, принадлежащих семейству покойного епископа Роджера. И то, что Стефан упрямо продолжал слушать де Мёлана, и гнуть линию замены неугодных угодными, никому по вкусу не пришлось.
А вот на июньское закрытие сезона заседаний, которое в 1140 году было проведено в Нориче, народ собрался охотно. Как ни странно, был даже Александр Линкольнский, который давно уже даже не поминал короля в молитвах. Уж кто его знает, по какому случаю и с какой целью. Скорее всего, с практической - его проектам в Линкольне нужны были и государственные дотации. А лорды собрались потому, что из Норича они могли проехать с летней инспекцией по своем поместьям в Восточной Англии. Не говоря о том, что Стефан надарил там ближнему и дальнему круга немало угодий. И неизбежному Валерану, и даже братику-сопернику Тео Блуасскому, а также нужным чужеземцам типа Вильгельма Ипрского, Ральфа Вермандуа и пр. Единственным придворным, совершенно явно выпавшим из круга получающих королевские милости, был Хью Бигод, чье клятвопреступление по поводу последней воли Генри I стало явным после появления доказательств, что Бигод в то время находился совсем в другом месте, откуда услышать волю умирающего никак не мог.
В общем и целом, за полгода до битвы при Линкольне, Англия разделилась на два лагеря с довольно четкими (на тот момент) границами: Матильда с Робертом в Западной Англии, и Стефан с приспешниками - в Восточной. Проблем у Стефана было тогда две: слишком узкий круг фаворитов, получавших наибольшую выгоду от нахождения Стефана на троне, и ссора с такой мощной организацией как церковь, да ещё и имея в роли папского легата родного братца, не лишенного амбиций. Проблема Матильды с Робертом состояла в том, что их партия интересовала, в основном, тех, кто либо был недоволен мерой благ, получаемых от Стефана, оставшись в стороне от главной кормушки, либо вообще не имел ничего, кроме перспектив. При такой расстановке, перетягивать канат можно было до бесконечности, что понимали все стороны. С точки зрения Генри де Блуа, епископа Винчестерского, пора было договариваться.
читать дальшеА не помню. Помню, что в какой-то момент исключительно долго не было дождей, а в какой-то стало вдруг сильно прохладно. Но что, когда, как - хз. Так что просто напишу, что провела лето на работе. Вот всё, случившееся на работе - помню. И подсмотрела в дружеском дайри прогноз на осень, выбрала карту. Ну-ну... Как будто можно позаботиться о себе без денег, а деньги - это работа, чтоб её.