Do or die
Новости, полученные из Ирландии в мае 1487 года, заставили англичан почувствовать себя не только встревоженными, но и разочарованными. Поскольку скандально знаменитый процесс против Джорджа Плантагенета, герцога Кларенса, был ещё не совсем забыт даже людьми, от придворной жизни далекими, поддержка лордом Килдэром и ирландского правительством коронации Эдварда VI в Дублине придала кандидатуре претендента на английский престол определенную кредибильность. В конце концов, именно попытка спрятать Эдварда, своего старшего сына, в Ирландии и была чуть ли не основным пунктом обвинения против герцога.
The Last Stand of Martin Schwartz and his German Mercenaries at the Battle of Stoke Field 16th June 1487. Unknown artist Cassell’s Century Edition History of England c.1901
читать дальшеТам были ещё сочные детали речей Джорджа относительно своего брата и его супруги, но эти речи Эдвард IV и Элизабет Вудвилл слушали с самого момента объявления об их браке, так что никто не сомневался, что именно действия Джорджа Кларенса в отношении своего наследника напугали Эдварда IV до такой степени, что он решил сжить брата со свету. А вместе с ним и право линии Джорджа на наследование престола. Эдвард точно знал, что его брак не выдержит пристального рассмотрения с точки зрения закона. И что это, в принципе, может быть использовано Джорджем для того, чтобы после смерти брата посадить на трон своего сына, а не легального бастарда. Более того, при наличии завещания последнего из коронованных Ланкастеров, заверенного парламентом, корона переходила именно к Джорджу и от них. И вот теперь мальчуган, которого лорд Килдэр представил доверенным ему сыном Джорджа, был коронован в Ирландии. В дальнейшем коронация была, разумеется, отметена победителями как незаконная, и сын Генри VIII, тоже Эдвард, получил порядковый номер VI. Как видите, модный нынче канцеллинг практиковался всегда.
Была ли эта кандидатура реальной угрозой сравнительно молодой власти Генри Тюдора? Более чем. Пропаганда его правления была построена именно на идее прекращения губительных междоусобиц и объединении домов Ланкастеров и Йорков под правлением Генри VII. Можно до посинения спорить, был ли коронованный в Дублине мальчик тем самым которым нужно мальчиком, это не имеет ни малейшего значения. Был мальчик, предполагаемые права которого кто-то поднялся защищать, и нашел в этом деле себе союзников. Для Элизабет Йоркской ситуация была невыносимой по нескольким причинам.
Её коронация была уже решенным вопросом – это раз. Появление родственничка, который оттеснил бы её и её сына от трона раз и навсегда, да ещё и оставил бы её, скорее всего, вдовой, было совсем некстати. Во-вторых, появление претендента на трон со стороны Плантагенетов поднимало неудобную сторону брака Элизабет с нынешним королем Англии – наличие родственников из дома Йорков, вовсе не считающих, что её брак с каким-то никому не известным выскочкой решил все проблемы между Ланкастерами и Йорками. В-третьих, на её персональное счастье махнула рукой даже родная тётушка, Маргарет Бургундская, уверенно опознавшая племянника и поддержавшая его претензии деньгами и войсками. Женщины встречались, скорее всего, во время визита Маргарет в Англию, когда она приезжала просить брата о помощи в трудную минуту, в которой ей было отказано. Элизабет ходила тогда в невестах французского дофина, так что, учитывая её характер в молодые годы, она вполне могла быть очень неприятной особой в обращении со своей тётушкой. И вот теперь наступил её черед найти себя в сложной ситуации. Впрочем, и молодой кузен де ла Поль был не лучше, если не хуже: племянник двух королей из дома Йорков, он вполне мог быть более привлекательной фигурой для йоркистов, чем всего лишь жена чужого всем короля.
Что ещё хуже, Элизабет оказалась снова вынуждена спасаться из дома в каком-то убежище, как делала это уже дважды. Генри VII, впрочем, был лучшим мужем, отцом и сыном чем отец Элизабет, и ему даже в голову не пришло оставить защиту жены и наследного принца на Вестминстерское аббатство. Он вызвал жену и мать в Кенилворт, который к тому времени уже был не просто крепостью, а и роскошным замком. Король и его семья расположились в небольшом особнячке на берегу озера, который выстроил для себя Генри V, но в случае необходимости в их распоряжении была бы неприступная крепость. Впрочем, уже 16 июня необходимость крайних мер отпала. У армии Дублинского короля не было такого стратега как де Вер, так что йоркисты не сумели использовать ни одного имеющегося преимущества, тогда как де Вер использовал все их ошибки.
Сам Дублинский король оказался в руках врагов, но Генри VII махнул рукой на призывы судить неудавшегося «узурпатора»: «бедняжка, он совсем дитя», - сказал король, и оставил мальчугана под присмотром в собственном штате, хоть и на самой непрестижной должности кухонного помощника. Это был мудрый ход, лишивший недовольных на время формальной фигуры лидера (кто пошел бы защищать права поваренка?), а у мальчика было достаточно здравого смысла быть беспроблемным, и делать нормальную доступную ему карьеру, став со временем сокольничим короля, что уже было весьма престижно, учитывая одержимость Генри VII охотой. К тому же король получил возможность периодически демонстрировать своего опекаемого «бедняжку» интересующимся, тщательно проверяя, чтобы среди тех не оказалось никого, знавшего племянника Ричарда III персонально. Именно так строится позитивный пиар. Но знаете, пиар пиаром, а мне всегда казалось, что именно этот король действительно всегда с глубоким сочувствием относился к тем, кто оказывался в схожей в чем-то с его собственной ситуации с отсутствием выбора.
Что касается второго претендента на трон, который известен и как Ричард IV, и как Перкин Варбек, то тут всё было гораздо сложнее. Никто действительно не может сказать наверняка, был ли Ричардом Йоркским, сыном Эдварда IV. Во всяком случае, в его внешности фамильные черты практически не оставляли сомнения, что Йоркам он не чужой. К тому же, прошедший довольно необычную для человека своего века и возраста школу жизни, он был по-настоящему интересен, эрудирован выше среднего, и обаятелен сверх средней меры. Поэтому, когда молодой человек угодил в плен, Генри VII постепенно тоже попал под влияние этого обаяния, и рассматривал своего невольного гостя скорее как члена своего двора, чем как пленника. За Варбеком, разумеется, присматривали, но он вращался в сферах, непосредственно близких к королю, и его глупейший побег из дворца стал для Генри VII настоящим потрясением. Легко понять, почему. Он помиловал и приблизил к себе того, кто пытался отнять у него трон, потому что тоже чувствовал в Варбеке игрушку судьбы, против которой тот и сопротивляться-то не мог. Но его суждение и доверие были обмануты.
Что касается Элизабет Йоркской, то с её чувствами всё наверняка было гораздо сложнее. Если она с будущей свекровью действительно ликвидировали стоявших на пути Элизабет к трону Эдварда и Ричарда (хотя Эдвард действительно мог умереть между 1483 и 1485 годами – судя по его странностям, он был очень болен), её первой реакцией был, несомненно, страшный испуг. И весной 1497 года ей снова пришлось оказаться в очередном убежище на случай опасности. Венецианский дипломат взахлеб писал в своем докладе, что английский король спрятал свою семью в укрепленном замке на побережье, откуда мог бы забрать их с собой в случае необходимости бежать за границу. Тем не менее, в хорошо задокументированном правлении Генри VII нет ни намёка на подобные его действия. Но переживало опасные времена семейство короля в своих апартаментах в укрепленном Тауэре.
Нет никаких сведений о том, как произошла первая встреча между Элизабет и её предполагаемым братом. Судить о том, насколько она боялась или надеялась, что он выжил по явной демонстрации привязанности к тем, кто когда-то служил её семье, было бы неправильно. Подарки и персональные пенсии старым слугам были нормой для истинной леди и хозяйки любого замка, не говоря о дворце. Столкнуться в своем доме с молодым человеком, который мог быть или не быть её братом, но который собирался сбросить её семью с трона – это другое. Что ещё хуже, этот молодой человек свалился ей на голову не один, а со своей красавицей-женой, которую при дворе немедленно окрестили «Белой Розой», потому что королеву для этого титула была уже несколько увядшей. Биографы Генри VII и его царствования из будущих столетий почему-то были уверены в том, что перед чарами леди Катерины Гордон пал и сам король, но я думаю, что это мнение – отголосок распоряжения, согласно которому супруги не могли оставаться наедине, хотя причиной его явно была не страсть короля к леди Катерине, а просто его нежелание разбираться потом ещё и с возможным потомством возможного брата жены. В любом случае, леди Катерина сама предпочла связать свою судьбу с Тюдорами, став придворной дамой королевы и действительно любимицей двора.
Конец этой истории печально известен: Варбек, заключенный в Тауэр после своего побега, попытался бежать снова, якобы при помощи находящегося там же заключенного графа Уорвика. В результате оба были казнены. Но совершенно никому не известно, что стояло за развитием драмы. Интересные, но не слишком связные документы тех дней дают понять, что требование избавиться от графа Уорвика исходило испанских Изабеллы и Фердинанда, которые дали понять, что только окончательное устранение этой угрозы престолу даст им возможность рассмотреть перспективы брака между наследником английского престола и одной из инфант. С другой стороны, показания вовлеченных в заговор помощников беглецов внутри Тауэра ясно дают понять, что имел место заговор. Непонятно только, чей – это могла быть как королевская служба безопасности, не упустившая шанса покончить с обоими неудобными претендентами на престол одним махом, так и кто угодно другой, готовый мутить воду под прикрытием правого дела.
Хочу подчеркнуть ещё раз: из хорошо задокументированного периода правления Генри VII не сохранилось ни единой записи о том, что королева и/или её сёстры встречались лицом к лицу с тем, кто позиционировал себя их братом. Это могло быть их решением дистанционировать себя и дом, который они представляли, от недоброй памяти Войн Роз, но могло быть и вполне осознанным решением не ставить себя в ситуацию, в которой пришлось бы признать очевидное. Возможно всё, но это «всё» не будет историческим фактом, пока не будут (возможно) найдены новые записи или письма того времени.
Конец истории Элизабет Йоркской известен. После неожиданной смерти принца Артура она попыталась родить снова, чтобы судьба династии не зависела от единственного выжившего ребенка мужского пола, но её организм уже исчерпал свои ресурсы, и этих родов она не пережила. Умер и рожденный ею ребенок – девочка.
The Last Stand of Martin Schwartz and his German Mercenaries at the Battle of Stoke Field 16th June 1487. Unknown artist Cassell’s Century Edition History of England c.1901
читать дальшеТам были ещё сочные детали речей Джорджа относительно своего брата и его супруги, но эти речи Эдвард IV и Элизабет Вудвилл слушали с самого момента объявления об их браке, так что никто не сомневался, что именно действия Джорджа Кларенса в отношении своего наследника напугали Эдварда IV до такой степени, что он решил сжить брата со свету. А вместе с ним и право линии Джорджа на наследование престола. Эдвард точно знал, что его брак не выдержит пристального рассмотрения с точки зрения закона. И что это, в принципе, может быть использовано Джорджем для того, чтобы после смерти брата посадить на трон своего сына, а не легального бастарда. Более того, при наличии завещания последнего из коронованных Ланкастеров, заверенного парламентом, корона переходила именно к Джорджу и от них. И вот теперь мальчуган, которого лорд Килдэр представил доверенным ему сыном Джорджа, был коронован в Ирландии. В дальнейшем коронация была, разумеется, отметена победителями как незаконная, и сын Генри VIII, тоже Эдвард, получил порядковый номер VI. Как видите, модный нынче канцеллинг практиковался всегда.
Была ли эта кандидатура реальной угрозой сравнительно молодой власти Генри Тюдора? Более чем. Пропаганда его правления была построена именно на идее прекращения губительных междоусобиц и объединении домов Ланкастеров и Йорков под правлением Генри VII. Можно до посинения спорить, был ли коронованный в Дублине мальчик тем самым которым нужно мальчиком, это не имеет ни малейшего значения. Был мальчик, предполагаемые права которого кто-то поднялся защищать, и нашел в этом деле себе союзников. Для Элизабет Йоркской ситуация была невыносимой по нескольким причинам.
Её коронация была уже решенным вопросом – это раз. Появление родственничка, который оттеснил бы её и её сына от трона раз и навсегда, да ещё и оставил бы её, скорее всего, вдовой, было совсем некстати. Во-вторых, появление претендента на трон со стороны Плантагенетов поднимало неудобную сторону брака Элизабет с нынешним королем Англии – наличие родственников из дома Йорков, вовсе не считающих, что её брак с каким-то никому не известным выскочкой решил все проблемы между Ланкастерами и Йорками. В-третьих, на её персональное счастье махнула рукой даже родная тётушка, Маргарет Бургундская, уверенно опознавшая племянника и поддержавшая его претензии деньгами и войсками. Женщины встречались, скорее всего, во время визита Маргарет в Англию, когда она приезжала просить брата о помощи в трудную минуту, в которой ей было отказано. Элизабет ходила тогда в невестах французского дофина, так что, учитывая её характер в молодые годы, она вполне могла быть очень неприятной особой в обращении со своей тётушкой. И вот теперь наступил её черед найти себя в сложной ситуации. Впрочем, и молодой кузен де ла Поль был не лучше, если не хуже: племянник двух королей из дома Йорков, он вполне мог быть более привлекательной фигурой для йоркистов, чем всего лишь жена чужого всем короля.
Что ещё хуже, Элизабет оказалась снова вынуждена спасаться из дома в каком-то убежище, как делала это уже дважды. Генри VII, впрочем, был лучшим мужем, отцом и сыном чем отец Элизабет, и ему даже в голову не пришло оставить защиту жены и наследного принца на Вестминстерское аббатство. Он вызвал жену и мать в Кенилворт, который к тому времени уже был не просто крепостью, а и роскошным замком. Король и его семья расположились в небольшом особнячке на берегу озера, который выстроил для себя Генри V, но в случае необходимости в их распоряжении была бы неприступная крепость. Впрочем, уже 16 июня необходимость крайних мер отпала. У армии Дублинского короля не было такого стратега как де Вер, так что йоркисты не сумели использовать ни одного имеющегося преимущества, тогда как де Вер использовал все их ошибки.
Сам Дублинский король оказался в руках врагов, но Генри VII махнул рукой на призывы судить неудавшегося «узурпатора»: «бедняжка, он совсем дитя», - сказал король, и оставил мальчугана под присмотром в собственном штате, хоть и на самой непрестижной должности кухонного помощника. Это был мудрый ход, лишивший недовольных на время формальной фигуры лидера (кто пошел бы защищать права поваренка?), а у мальчика было достаточно здравого смысла быть беспроблемным, и делать нормальную доступную ему карьеру, став со временем сокольничим короля, что уже было весьма престижно, учитывая одержимость Генри VII охотой. К тому же король получил возможность периодически демонстрировать своего опекаемого «бедняжку» интересующимся, тщательно проверяя, чтобы среди тех не оказалось никого, знавшего племянника Ричарда III персонально. Именно так строится позитивный пиар. Но знаете, пиар пиаром, а мне всегда казалось, что именно этот король действительно всегда с глубоким сочувствием относился к тем, кто оказывался в схожей в чем-то с его собственной ситуации с отсутствием выбора.
Что касается второго претендента на трон, который известен и как Ричард IV, и как Перкин Варбек, то тут всё было гораздо сложнее. Никто действительно не может сказать наверняка, был ли Ричардом Йоркским, сыном Эдварда IV. Во всяком случае, в его внешности фамильные черты практически не оставляли сомнения, что Йоркам он не чужой. К тому же, прошедший довольно необычную для человека своего века и возраста школу жизни, он был по-настоящему интересен, эрудирован выше среднего, и обаятелен сверх средней меры. Поэтому, когда молодой человек угодил в плен, Генри VII постепенно тоже попал под влияние этого обаяния, и рассматривал своего невольного гостя скорее как члена своего двора, чем как пленника. За Варбеком, разумеется, присматривали, но он вращался в сферах, непосредственно близких к королю, и его глупейший побег из дворца стал для Генри VII настоящим потрясением. Легко понять, почему. Он помиловал и приблизил к себе того, кто пытался отнять у него трон, потому что тоже чувствовал в Варбеке игрушку судьбы, против которой тот и сопротивляться-то не мог. Но его суждение и доверие были обмануты.
Что касается Элизабет Йоркской, то с её чувствами всё наверняка было гораздо сложнее. Если она с будущей свекровью действительно ликвидировали стоявших на пути Элизабет к трону Эдварда и Ричарда (хотя Эдвард действительно мог умереть между 1483 и 1485 годами – судя по его странностям, он был очень болен), её первой реакцией был, несомненно, страшный испуг. И весной 1497 года ей снова пришлось оказаться в очередном убежище на случай опасности. Венецианский дипломат взахлеб писал в своем докладе, что английский король спрятал свою семью в укрепленном замке на побережье, откуда мог бы забрать их с собой в случае необходимости бежать за границу. Тем не менее, в хорошо задокументированном правлении Генри VII нет ни намёка на подобные его действия. Но переживало опасные времена семейство короля в своих апартаментах в укрепленном Тауэре.
Нет никаких сведений о том, как произошла первая встреча между Элизабет и её предполагаемым братом. Судить о том, насколько она боялась или надеялась, что он выжил по явной демонстрации привязанности к тем, кто когда-то служил её семье, было бы неправильно. Подарки и персональные пенсии старым слугам были нормой для истинной леди и хозяйки любого замка, не говоря о дворце. Столкнуться в своем доме с молодым человеком, который мог быть или не быть её братом, но который собирался сбросить её семью с трона – это другое. Что ещё хуже, этот молодой человек свалился ей на голову не один, а со своей красавицей-женой, которую при дворе немедленно окрестили «Белой Розой», потому что королеву для этого титула была уже несколько увядшей. Биографы Генри VII и его царствования из будущих столетий почему-то были уверены в том, что перед чарами леди Катерины Гордон пал и сам король, но я думаю, что это мнение – отголосок распоряжения, согласно которому супруги не могли оставаться наедине, хотя причиной его явно была не страсть короля к леди Катерине, а просто его нежелание разбираться потом ещё и с возможным потомством возможного брата жены. В любом случае, леди Катерина сама предпочла связать свою судьбу с Тюдорами, став придворной дамой королевы и действительно любимицей двора.
Конец этой истории печально известен: Варбек, заключенный в Тауэр после своего побега, попытался бежать снова, якобы при помощи находящегося там же заключенного графа Уорвика. В результате оба были казнены. Но совершенно никому не известно, что стояло за развитием драмы. Интересные, но не слишком связные документы тех дней дают понять, что требование избавиться от графа Уорвика исходило испанских Изабеллы и Фердинанда, которые дали понять, что только окончательное устранение этой угрозы престолу даст им возможность рассмотреть перспективы брака между наследником английского престола и одной из инфант. С другой стороны, показания вовлеченных в заговор помощников беглецов внутри Тауэра ясно дают понять, что имел место заговор. Непонятно только, чей – это могла быть как королевская служба безопасности, не упустившая шанса покончить с обоими неудобными претендентами на престол одним махом, так и кто угодно другой, готовый мутить воду под прикрытием правого дела.
Хочу подчеркнуть ещё раз: из хорошо задокументированного периода правления Генри VII не сохранилось ни единой записи о том, что королева и/или её сёстры встречались лицом к лицу с тем, кто позиционировал себя их братом. Это могло быть их решением дистанционировать себя и дом, который они представляли, от недоброй памяти Войн Роз, но могло быть и вполне осознанным решением не ставить себя в ситуацию, в которой пришлось бы признать очевидное. Возможно всё, но это «всё» не будет историческим фактом, пока не будут (возможно) найдены новые записи или письма того времени.
Конец истории Элизабет Йоркской известен. После неожиданной смерти принца Артура она попыталась родить снова, чтобы судьба династии не зависела от единственного выжившего ребенка мужского пола, но её организм уже исчерпал свои ресурсы, и этих родов она не пережила. Умер и рожденный ею ребенок – девочка.
@темы: The Last Medieval Queens
