Фильмы про судью Бао-1

Очень интересные фильмы о судье Бао, который здесь обычной внешности. По детективному духу ближе всего к историям о судье Ди ван Гулика. И, кажется, здесь племянник Бао, так плачевно фигурировавший в "Легенде о Кайфыне", работает помощником-учеником судьи. Во всяком случае, он тоже Бао:





В серии фильмов о "лощеной крысе" (он же Пятый Брат) из темы героев и кавалеров, Бао фигурирует где-то на переферии. Пятый Брат у нас здесь великий детектив и непобедимый герой, разве что Чжен Чжао, с которым они дружат, ему не уступает. За героем следует какая-то боевая подруга, которая периодически запрещает ему убивать людей, но сценарист периодически об этом запрете забывает (боевая подруга тоже). Много политических интриг, но много и боевых сцен. В принципе, смотреть можно. Одни фильмы интереснее других, но все смотрибельны. Забивает в поисковик ютуба The Legend of Detective Sleek Rat, и смотрим, пока не надоест. Вот этот из интересных:



Вот просто очень интересный, складный костюмный детектив, причем боевая дева приятно отличается от часто встречающегося гопнического образа:



Тут тоже детектив, и предположительно интересный, но меня утомило то, что я не в состоянии отличить этих наполовину побритых парней одного от другого:



Продолжение следует, потому что там ещё куча тематических фильмов вокруг определенных персонажей и явлений. Не единым Бао и Ди, оказывается.

@темы: Дорамы

---

А чего покажу...

Тут вот такой судья Бао, самый живописный на лицо из всех виденных:



А тут тоже Бао, но обошлись без тонального крема и полумесяца во лбу:



Оказывается, он фигурирует в таком количестве полнометражных фильмов, которые я зачем-то смотрю запоем, что даже лень их собирать. Тем более, что никому это всё равно не нужно.

@темы: Дорамы

---

Генри III - 12: первый конфликт с подданными

В апреле 1223 года папа Гонориус снова выслал свои требования по поводу совершеннолетия Генри III Хью де Бургу, юстициарию (или управляющему делами королевства), Пьеру де Рошу, епископу Винчестерскому, и судье Уильяму Брюеру, который был судьей ещё при Ричарде I. По мнению папы, его подопечного нельзя больше держать в стороне от государственных дел, и особенно от дел, из которых складывается престиж короля: создание костяка верных ему приближенных при помощи дарственных на королевские земли и замки. В качестве компромисса папа предложил сделать ограничение до более зрелых лет короля для пожизненных дарственных и дарственных с правом передавать подаренное по наследству. В письме Ранульфу Честерскому папа буквально распорядился использовать королевскую печать, с момента получения письма, исключительно по распоряжению короля и никого другого.



Картинка с молодым Генри III, как его нарисовала нейросеть Prodia. Анимешно, но миленько

Судя по всему, юный король взялся за дело с большим энтузиазмом, и первым делом распорядился передать замки в Глостере и Херефорде Хью де Бургу. То ли он доверял «сиволапому» юстициарию, выдвинутому ещё его отцом, больше, чем постоянно менявшим свои политические симпатии баронам, то ли дело было в нормальном подростковом бунте против опеки. Казалось бы, мудрые бароны королевского совета должны были дать пареньку попробовать силы, и отнестись к этому действительно не слишком мудрому решению снисходительно. Увы, мудрыми эти бароны не были, так что Генри III ожидал сущий адище с истерящими Ранульфом Честерским, Гильбертом де Клером (графом Глостерским), Уильямом Форсом (графом Омальским), а такжы прочими сэрами и пэрами – Фолксом де Брюте, Робертом де Вайпонтом, Джоном де Лэси, Пьером де Моли, Филлипом Марком, Энгелардом де Жизоном, Уильямом Кантелупским и многими другими. Большинство из них не пострадало от решения короля напрямую, но они были несчастны уже потому, что был счастлив Хью де Бург, чья и без того немалая власть росла с каждым новым замком под его контролем.

Хотя отдадим юстициарию должное. Он увез молодого короля от греха подальше в Глостерский замок, пока взбешенные бароны безуспешно атаковали Тауэр в Лондоне – неизвестно, с какой целью, конечно, но у юного короля симпатий к ним от таких действий не прибавилось. Не прибавилось этих симпатий и на заседании ненавидящих друг друга сторон, когда Генри и Хью вернулись с несколько вынужденной экскурсии в столицу в конце ноября. Пьер де Рош, как самый нервный из присутствующих, всласть проорался на Хью, и выскочил из зала заседаний, причем за ним последовала вся партия Ранульфа. Конечно, Хью на выпады уважаемого епископа не молчал, и, подозреваю, умел отвечать так, что его оппонент только что не лопнул от бешенства. А вскоре выяснилось, что Хью действительно не зря носил титул юстициария – в Лондон пришло очередное папское послание, которое, как выяснилось, было ответом на письмо, которое юный король послал ему из Глостера (явно по совету де Бурга), и в котором уточнял, может ли он немедленно изъять замки у тех. кому не верит, и оставить тем, кому доверяет.

Папа Гонориус, получив то письмо, понял, что такое прямолинейное подростковое мышление, и понял, что в условиях Англии такая прямолинейность может привести только к очередной гражданской войне. Поэтому ему пришлось несколько смягчить свои тезисы, изложенные в предыдущем послании. Он посоветовал королю ограничиться проверкой отчетов тех, кому были доверены от его имени королевские замки, и отбирать замки только в случае проявления явного непослушания. Некоторые бароны, кстати, действительно явились к королю требовать отставки де Бурга, но получили в ответ четко озвученное «нет» от теперь 16-летнего уже короля. Так что Рождество 1223 года Генри III праздновал в Нортхемптоне, вместе с архиепископом и несколькими епископами, а бароны – в Лестере.

И снова церковь поддержала короля. Архиепископ опубликовал папскую буллу, в которой отлучением от церкви угрожали всем, кто потревожит спокойствие в королевстве, и к баронам были посланы вестники с предупреждением, что если они осмелятся бунтовать, и на следующий же день не передадут королю затребованные тем замки, они будут отлучены от церкви. Король, впрочем, обещал, что все, кто управлял замками хорошо, получат их назад, но теперь уже из рук короля, а не опекунов или совета. На этот раз бароны подчинились, и король тоже был верен слову. Хью де Бург добровольно выразил желание тоже сдать замки королю, но и это не спасло его в дальнейшем от обвинений в злоупотреблении властью, хотя и в меньших масштабах, чем могло бы быть – всего два барона выразили явно надуманные претензии, что «де Бург получил свои замки назад, а другие кастелланы не получили».

Тем не менее, имея Лэнгтона в архиепископах, Генри III никогда не мог чувствовать себя свободным от стремлений этого прелата ограничить королевскую власть – именно он в свое время стоял за первой Магна Карта. И теперь, когда король освободил своего юстициария от обязанности заверять правительственные документы и стал заверять их сам, Лэнгтон стал требовать переиздания хартии, так как дворянству страны это обещали. Судья Брюер заметил архиепископу, что «свободы, о которых ты говоришь, вообще не должны иметь силы, потому что были получены насильственно», припоминая условия, в которых король Джон заверил первую хартию. «Если ты любишь короля, Уильям, то не становись на пути мира в этом королевстве», - отпарировал архиепископ. «Мы все клялись в отношении этих свобод, и клятва будет соблюдена», - успокоил король присутствующих.

Второй момент небольшой конфронтации с церковью был связан с Пьером де Рошем, епископом Винчестерским. Де Рош был человеком с амбициями и не склонным к кротости, причем у него действительно были основания чувствовать себя обиженным на невнимание короля к его персоне. В общем, он пожаловался на поведение короля папе, и Гонориус немедленно отчитал Генри III за неблагодарность епископу, чей вклад в дело короля и его отца был неоценим в минуту самой крайней необходимости. Письмо закончилось полу-угрозой, что в случае небрежения по отношению к епископу Винчестерскому и его церкви Святейший престол будет оскорблен. Впрочем, если верить слухам, то Генри III запретил Пьеру де Рошу на глаза ему показываться, а это уже действительно переходило границу нормы.

Впрочем, все эти мелкие наступления и отступления вполне вписывались в общую картину взросления монарха, которого долгое время держали вдалеке от государственных дел – сначала из лучших побуждений, а затем потому, что так было проще и привычнее. Настоящие проблемы, с которыми Генри теперь надо было разбираться, приходили извне. Ранней весной 1224 году были беспорядки в Ирландии, в которых роль тамошнего юстициария, Уолтера де Лэси, была непонятна. То ли он что-то там проглядел, то ли даже был вовлечен. Сам Лэси охотно посыпал голову пеплом и клялся впредь быть бдительным, и за свою ошибку сдал королю на два году два своих собственных замка, один в Ирландии, а другой в Ладлоу. Впрочем, в Ирландию всё-таки отправился младший Маршалл, недавно женившийся на 9-летней сестре короля, Элеанор. Брак был, разумеется, чисто статусным и символическим, хотя приданое Элеанор, принесенное в этот брак, было вполне реально.

Серьезной неприятностью было и то, что в апреле закончился мир между Англией и Францией. Король Луи оставил без внимания письма папы Гонориуса, в которых тот требовал продления мира, и ударил по Гаскони так хорошо, что завоевал её большую часть в мгновение ока. Излишне говорить, что помогал Луи в этом деле всё тот же Хью де Лузиньян. Похоже, что Генри III был вполне готов к войне, по крайне мере по его собственному мнению, так что 15 мая он отозвал все патенты о мире с Францией. Но тут, как это неоднократно случалось и с отцом Генри, от великих дел за морем его отвлекла очередная свара дома. На этот раз против Фолкса де Брюте было поднято около 30 дел по поводу незаконного присвоения чужой земельной собственности. Практически несомненно, что за этим стоял Хью де Бург, с которым буйный норманн сначала дружил, а потом рассорился из-за возвышения де Бурга. Тем не менее, конкретно дела поднял судья из Данстабла Генри де Брейбрук.

С Фолксом как силой хотели покончить довольно многие, потому что эта сила была абсолютно непредсказуема и хаотична, а потому опасна. Фолкс, надо сказать, был достаточно верен королю Джону, и был готов быть верным его сыну, но для него это не означало подчинения личных планов королевскому совету. И никто не мог сказать, как Фолкс среагирует в каждом отдельном случае. Второй причиной растущей среди баронов неприязни к Фолксу была инаковость этого норманна, о котором никто толком ничего не знал, но о котором ходило много слухов, и ни один из них не делал ему чести.

Так что Брейбрук подставился очень сильно, затеяв судебное дело против человека, не имеющего сдерживающих начал. И Фолкс повел себя именно с грацией слона в фарфоровой лавке – Брейбрука и ещё двоих, стоявших за обвинениями, он просто-напросто украл, кинул в подземелья Бедфорд Кастл, который был мощно укреплен ещё королем Джоном, и закрылся в замке сам, объявив королевской администрации, что они могут забрать его оттуда – если смогут.

Генри III пришлось отвлечься от подготовки к войне с Францией, и бросить силы, собравшиеся к 20 июня в Нортхемптоне, на осаду Бедфорд Кастл, который как раз был укреплен против такого типа осад его отцом. Похоже, ирония ситуации изрядно раздражала молодого короля, собиравшегося героически отвоевывать империю Ангевинов во Франции, и угодившего осаждать своего подданного, так что он поклялся душой короля Джона, что повесит каждого, кто воспротивится сдаче замка. Несомненно, Джон оценил бы эту клятву, если бы мог её слышать.

Фолкс, кстати, оценил, и бежал из замка в Уэльс где-то около 14 августа. Почему-то гарнизон после этого всё-таки не сдался, так что замок был взят при помощи подкопа под донжон, который через этот подкоп и подожгли. Огонь и дым сделали свое дело, и гарнизон сдался. И был полностью повешен, как и поклялся король. Брутально? Да. Но тогда верили в то, что милосердное отношение к бунтовщикам провоцирует последующие бунты.

Вообще-то в ходе осады и в обращении с пленниками до где-то периода Войн Роз действовал «код военной галантности», дающий осажденным и пленникам довольно много прав, но только в том случае, если и они действуют согласно этому коду. Например, гарнизон мог получить, сдав замок без сопротивления, право покинуть его с оружием и всем скарбом. Или сдаться после сопротивления, и покинуть замок под гарантию неприкосновенности, или даже обратиться к своему лорду с просьбой о помощи, и отложить этим военные действия на определенное количество дней. Последняя опция была невозможна из-за того, что лорд гарнизона бежал. Первая – потому что военные действия уже были начаты. Но почему гарнизон не сдался после бегства Фолкса? Скорее всего потому, что боялись своего лорда больше, чем своего короля, что, возможно, добавило Генри III решимости применить столь брутальное наказание.

Судья Брейбрук, к слову, выжил, и стал одним из тех, кому Генри III велел уничтожить Бедфорд Кастл как укрепление. Вообще-то Брейбрук действовал против Фолкса не только из праведных соображений. В свое время он был главным шерифом Бедфордшира, и был лишен этой должности королем Джоном за измену: Брейбрук поддержал принца Луи против короля Джона, и продолжал поддерживать принца до самой битвы при Линкольне. В результате Брейбрук, в процессе противостояния, был лишен многих земель, как и Уильям де Бичем/де Бошан Бедфордский, чьим вассалом он был. И должности главного шерифа он тоже лишился, разумеется. Так что к делам о незаконно отторгнутой собственности Брейбрук относился очень персонально. А поскольку замок, ранее принадлежавший Бичему, был заграбастан Фолксом, то дела против него Брейбрук вел с особой страстью. В данном случае он в некотором смысле даже победил, хотя должность главного шерифа ему так никогда и не вернули.

@темы: Henry III

---

Нейросеть представляет

Сгенерировала мне очень необычные образы. Например, так она отреагировала на "черт с тобой!":



Ну а от Генри VII я впала в ступор!



Не менее интересен и Ричард II:



А вот такой брутализм по "в каждой избушке свои погремушки":

---

Надо же, какие интересные российские сериалы мне подворачиваются... То Тверская была. Сейчас - Воскресенский. Ну просто отлично китайщина ими разбавляется.

@темы: кино на радость нам дано

---

Про зависимости

Я точно помню, как году эдак в 2002 стояла в кафетерии при заправке, жевала свою любимую булочку "даллас", и слушала, как по радио дико критикуют повальную медикализацию населения. Участники наперебой рассказывали, как перестали давать лекарства дряхлым дедушке/бабушке, и те прямо-таки ожили и чуть ли не в молодость впали. Тогда я была скорее согласна с постановкой вопроса, потому что меня всегда бесили люди, начинающие со вкусом болеть и обкладываться лекарствами при каждом чихе. С медициной моя жизнь тогда не была связана никак.



Потом, после 2012 года, я могла наблюдать уже с медсестринской точки зрения, что такое демедикализация. Особенно чиновники от медицины впились в лекарства, "вызывающие зависимость". Стали строго контролировать рецепты, выписываемые врачами, и выдачу препаратов аптеками по рецепту.

Есть, например, у нас одна Майя, которой врач рискнул выписать аж целых 7, 5 мг Опамокса "при необходимости". Для сравнения, была у нас дожившая до 100 лет в полном рассудке Мирьям, принимавшая каждый вечер по 60 г Тенокса, который не посмел отменить ни один из шаренги врачей, промаршировавших через нашу службу за несколько лет. "Молодой человек", - строго говорила Мирьям с металлом в голосе, - "мы можем посоревноваться с вами, у кого из нас лучше память". Было настолько очевидно, у кого, что Мирьям оставили в покое, и она успела спокойно умереть до того, как врачи взяли за обыкновение изменять набор лекарств своим волевым решением (во время эпидемии коронавируса), ни разу не взглянув на пациента (эпидемия закончилась, но практика осталась, как и обязательные маски на персонале). Перед своим столетием, на которое ожидали множество визитеров, Мирьям, например, была абсолютно расстроена, когда поняла, что вымыть полы перед прибытием ковров из чистки ей уже не под силу. Ещё в 98 лет это было без проблем. Такой вот потребитель Тенокса.

Мирьям имела некоторые проблемы со зрением и больную спину. Майя же изрезана, как Робокоп многократными операциями, часть которых делали, чтобы исправить последствия неудачной - неудачно. Разница в том, что Мирьям иногда позволяла себе баночку сидра или бокальчик белого вина, а Майя - алкоголичка. Не знаю, когда она начала синячить, но нынче ей как-то с утра Скорая замерила 1,38 промиллей.

Майя практически прикована к инвакреслу - правая рука и правая стопа скрючены после повреждения нерва при операции. Держаться за стакан одной рукой она может, а в пансионате для престарелых (ей 85) есть бар. Там не продают больше трех порций крепкого алкоголя в день, но на старые дрожжи и "безалкогольное вино", в котором 5%, вполне делает свое дело. Да и дома у нее бренди и красное вино, которые кто-то ей покупает. По-моему, внук. С памятью у Майи проблем нет вообще, тесты проходит без напряжения. По моим наблюдениям, у неё есть характерные для алкозависимых изменения в мышлении, оно сильно упростилось, выстраиваются упрощенные цепочки, но это может быть и возрастным.

Ну вот, иногда у Майи начинает ходить ходуном здоровая рука, буквально от плеча, и тело начинает заметно одеревеневать. И вот тогда ей важно дать дополнительную половинку Опамокса, чтобы купировать ситуацию. Но если, скажем, в баночке 20 таблеток мощностью в 15 мг, то аптека не выдаст лекарство раньше, чем через 40 дней в данном случае. Потребила в процессе больше - останется несколько дней без лекарства вообще. В принципе, как физиотерапевт по профессии она понимает, что какие-то 7,5 мг лекарства - это пук комара в Сахаре. Но её тело этого не понимает. Вчера вечером она уже начинала моментами деревенеть, пока чуть-чуть. Потом у нее бывают, как мне сказали медсестры из пансионата, по ночам алкогольные судороги. Это очень болезненное для человека состояние, сродни ломкам у наркомана. Выход - определенное лекарство или... алкоголь. Не каждая медсестра захочет дать пациенту алкоголь, а лекарство - ну, его же надо сначала выписать, а Майя как бы никакого врача не пациент. К частному ей попасть - целая история (сопровождающий, специальное такси), а врач нашей службы тянет весь весь сектор из трёх бригад, а это только у нас 108 пациентов, в целом, наверное, более 200. Ей просто некогда.

Поэтому врач у нас действует на основании того, что ей представляют фельдшеры, работающие непосредственно "в поле". А фельдшерам инфу несем мы, медсестры. Фельдшеров тоже не хватает, наша делает работу 4 человек, приходит в 6:30 и уходит когда после 20 часов, а то и после 22. Разговаривает она уже практически неся на чертях и адской бездне всех и вся, и пациентов тоже. При них, да. И да, это уже за минуту до бурнаута, но ей всё равно. Алкоголиков она ненавидит люто. Поэтому наша вечно пьяная, но вовсе не вечно счастливая Майя ей не интересна вообще, и никакого сочувствия не вызывает. Но пакет инфы врачу она отправила, чтобы я ещё ей мозг не выклёвывала. Я ведь к алкоголикам на работе отношусь никак. Они для меня - просто эдакий пакет с набором проблем, которые мы обязаны решить так, чтобы жизнь нашего клиента-пациента не была сплошной мукой. Мы работаем с взрослыми людьми, живущими не в учреждении, а у себя дома. И обязаны принимать в сферу деятельности всех нуждающихся в помощи. И принимаем. Но поскольку ресурсов не хватает, и взять их неоткуда, всё затягивается. Так что Майя наша обречена мучаться от спазмов и чувства зуда во всём теле ещё неопределенное время, пока врач не найдёт время заняться её случаем.

И тут самое время вернуться к демедикализации. Кто мне объяснит, зачем надо подвергать мучениям старого и больного человека? Какая разница, помрет она зависимой от Опамокса или нет? Ведь помрет она, скорее всего, от цирроза, а не чего-то другого. Ну имела бы дамочка свои даже 30 мг в сутки, и что? Я чего-то не понимаю? Ок, но как всё это совмещается с совершенно легальной политической кампанией за разрешение марихуаны?! Уж если разрешить вызывающий зависимость наркотик, то как можно запрещать вызывающие зависимость лекарства, объявлять ядом табак и вино? Не понимаю.

---

Ура, весна!

Хотя бы календарная. Так-то у нас март - вполне ещё зимний месяц.

---

Генри VIII и налог на бороду

Мы все "любим" налоги, но Англия помнит некоторые достаточно экзотические: налог на печатные стенные обои (1712), на окна (1696), и даже на освещение самодельными свечами (1789), даже если человек живет в кирпичном доме (особенно если в кирпичном - налог на кирпичи был введен в 1700-х), на производство шляп (1784) и так далее. Добрые жители острова огибали налоги в меру возможностей - наловчились выпускать одноцветные обои, которые потом расписывались от руки, перестали называть шляпы шляпами, и увеличили размер кирпичей, чтобы использовать их в меньшем количестве при строительстве. Были и совершенно идиотские и вредные налоги, как то налог на мыловарение от 1712 года, увеличивший стоимость хозяйственного мыла, которым пользовались так называемые "простые люди", втрое, и сделавший его предметом роскоши до самого 1853 года. Или налог на соль от 1693, который был удвоен в 1696 году. Кстати, мы сейчас смирно платим налог на всё вышеперечисленное, и всё, что видим вокруг себя, просто этот налог взымается в другой форме. Но вернемся к теме налога на бороды.



С этой темой проблематично то, что утверждение о введение налога на бороды в 1535 году может быть из серии городских легенд, которых вокруг Генри VIII было создано много. Дело в том, что тема бороды для мужчин тех замшелых времен была сакральна. Дрейк отправлялся "подпалить бороду" королю Испании, король Лир возмужался, что "как это неблагородно, дергать меня за бороду". Чосер оставил нам описание множества бород - и белую, как ромашка, бороду Франклина, и лисье-рыжую бороду вздорного мельника. Борода - это, в глазах людей, характер, и это статус. Аббат Буршард из Бельвью даже написал третиз в трех частях, "In defence of beards".

В Национальном Архиве королевства никаких документов по поводу подобного налога нет, но, в принципе, приблизительно в то же время во Франции такой налог был, только для священников, что сразу показывало разницу статуса между бритым сельским попом и бородатым епископом, так что условия для введения налога на бороду существовали. Более того, этот налог хорошо укладывался в концепцию Закона о Роскоши, жестко оганичивающего право использования дорогих тканей благородных окрасок и прочих красивостей. Впрочем, все эти сумптуарные законы в Англии существовали лет 500, но на их нарушения смотрели сквозь пальцы, если только не нужно было осудить кого-то неугодного или незаконопослушного - вот тогда ему припоминали и одежду не по чину.

Налог на бороду также был таким же прекрасным способом пополнять казну, что и налог на "нездоровую" пищу и портящих воздух коров в наше время. Говорят (снова на уровне исторического анекдота), что дочка Генри, Элизабет I, взымала налог с бород "старше" двух недель, который не столько бил по карману, сколько приводил к соревнованию между вельможами, насколько борода может вырасти за эти две недели, и горе тем, кто не дотягивал до модного стандарта.

Тем не менее, в 1535 году при дворе Генри VIII действительно произошло нечто, имеющее отношение к бородам. Джон Стоу, хронит-самоучка, писавший свои хроники в елизаветинские времена, пишет, что в том году "The king commanded all about his court to poll their heads, and to give then example, he caused his own head to be polled and from henceforth his beard to be knotted and no more shaven". Дэвид Крозер из The History of England предполагает, что разговоры о налоге на бороду от 1535 года имеют свой источник в ассоциации между устаревшим оборотом poll ("подрезать" или "стричь") и poll tax ("поголовный/подушный налог"). Так что в 1535 году речь шла просто о том, что король задал своим придворным определенную унифицированную и одобренную им моду.

Тем более, что Генри VIII, возможно, невольно ввел моду на бороды по всей Европе в 1520 году. За год до знаменитой встречи на Field of Cloth of Gold Генри должен был приехать во Францию по приглашению короля Франциска I, но её пришлось отложить из-за выбора нового императора Священной Римской Империи. Поскольку вопрос с этим императором для Франции был довольно болезненным, к Франциску (на самом деле, к его авторитарной маме, Луизе Савойской, твёрдой рукой руководившей и сыном, и королевством) был послан с дипломатической миссией человек кардинала Уолси, Томас Болейн. Послан с обещанием Генри VIII не бриться, пока они не свидятся с возлюбленнейшим братом Франциском. Как известно, до того момента Гарри гладко брился согласно моде, введенной в Англии его кумиром, Генрихом V, подражая которому брились и все последующие английские короли до Гарри. В ответ, Франциск тоже обещал не бриться до встречи. Этот момент известен из письма Томаса Болейна своему патрону, кардиналу.

А потом случился такой промах, что супруга Гарри, Катарина Арагонская, стала протестовать всё упорнее и упорнее против внезапной варварской волосатости короля. Бедную женщину можно понять - с детства она привыкла видеть вокруг бритых мужчин, и для нее гладкий мужской подбородок был символом аккуратности, самодисциплины и элегантности. Ну и не без того, что отрастающая борода действительно выглядит ужасно. В общем, Гарри, который в 1519 году очень-очень любил свою жену, побрился. Разумеется, о клятвопреступлении английского короля тут же насплетничал Луизе Савойской венецианский посол. Разразился небольшой дипломатический скандал, привлекший к бородатому вопросу внимание коронованных персон и их придворных по всей Европе. Болейн спас положение, объяснив Луизе, истерившей относительно того, что Катарина Арагонская интригует через мужнину бороду за Испанию против Франции, что Гарри действовал во имя любви. И Луиза смягчилась, хотя и буркнула, что "любовь не в бородах, а в сердцах".

Тем не менее, инцидент таки подействовал на английскую королевскую чету, и на встречу с Франциском Генри VIII явился бородатым. И не просто бородатым, а в прекрасной, золотисто-рыжей бородке, эстетично короткой и густой, которую тут же прозвали "золотой бородой".



Конечно же, вернувшись в Англию, Гарри снова побрился - ради жены. Когда страсть к Катарине стала ослабевать, бородка появилась снова, превратившись потом, в его случае, в часть имиджа зрелого вождя нации. И чудо, при бородке остался Франциск, преемник бритого Луи XII, и даже Карл V Габсбург, исправно брившийся в молодости, потомок гладко бритых Фердинанда Арагонского, Филиппа Бургундского и императора Максимиллиана.

Тем не менее, придворная мода - это придворная мода, и в Англии для определенных профессий существовал определенный "дресс-код" в отношении растительности на лице. В частности, для судей и судейских чиновников, которым предписывалось бриться не реже раза в две недели. При Тюдорах, эту практику сразу же подтвердил Генри VII, и как минимум в 1542 году в заседатели не допускались бородачи, а бородатые юристы платили вдвое больше за свой обед.

А страсти вокруг бород не утихают и в наше время! Не так давно один английский парикмахер выступил с инициативой облагать всех бородатых членов общества налогом в 100 фунтов, а до этого эколухи вели кампанию против бритья, которое, через всякие там гели для бритья и кисточки для мыла наносит непоправимый ущерб экологии. А есть и такое вот, как www.facebook.com/BeardLiberationFront/

еще один исторический ужас бонусом

@темы: Henry VIII

---

Котики...

... как часть скульптурной композиции.



Заполняем пустоту



Познаем дзен



Сводим знакомство



Просветляемся



Водовозничаем

---

А вот это реально интересный фильм

Там первое мгновение - шматок из середины, но потом начинается с начала. Кстати, тут продолжительность даже лучше, чем длинный сериал, почти не успели накрутить лишнего, хотя еле успели уложиться.

---

"Золотая кровь"

Приятный сериал. Наверное, версия на тему французского, где полицейский работает с искусствоведом. Там такая умненькая девушка, такая многогранная, что ой, ну и полицейский достаточно смирный и вовремя появляющийся, и очаровательный типаж дяди Сережи, уходящего в запой по расписанию, и липкий бывший муж со своей авторитарной мамочкой... Всё без экзольтации и нервотрепки, разве что то ли маменька, то ли бабушка главгероини совершенно выпадает из обоймы, по-моему, и смотрится неуместно, хотя возникает только изредка на мониторе компа.

---

Вне зоны комфорта

Мелочи, но выбивающие из колеи.

То мужнин братец нагрянул в гости по схеме "я заеду", причем ни согласованный день, ни согласованное время соблюдены не были. То какая-то фирма запретила пользоваться канализацией и водопроводом с 8 до 16 из-за фотографирования канализации. То супруг почему-то решил сдать назад, стоя на выезде из торгцентра, и легонечко тюкнулся туманными фонарями с другим гением, который именно в тот момент решил выехать с парковочного квадратика.

Часть братцева визита я провела, шарахаясь по магазинам - был мой единственный свободный день на той неделе. В день запрета гадить в собственный унитаз мы смотались утром в бассейн, а когда вернулись, съемка уже была закончена, уже в 11:15. Ремонт авто в любом случае оплачивает страховка, но страховая компания противной стороны прислала решение, что виноват мой супруг, то есть ответственность в 200 евро оплачивает он. Да-да, чтобы сменить маааленький фонарик, автоклиника будет снимать весь бампер и ставить новый. Не спрашивайте, почему нельзя заменить просто стеклышко этого долбанного фонарика, который даже не особо нужен. Но потом мы вдруг получаем другое письмо от стахкомпании противной стороны, что всё оплачивают они. Тут ведь действует странное правило, что даже если долбодятел тот, кто неожиданно включил задний ход, стоя на выезде, виноват всегда тот, кто сдает назад с места парковки. Тут оба практически синхронно сдали назад, и синхронно заметили ситуацию, поэтому повреждения остались символическими, но, видимо, противная сторона сделелала это на секунду позже, и наша страхкомпания просто затребовала материал с камер, прежде чем согласиться с противной стороной. Проблема в том, что пока автоклиника делает свой гешефт, мне придется ездить на заказанной ими машине. Дико красного цвета Форд Фокус, в который надо нырять, холера. Я ненавижу ездить на чужих, неудобных, незнакомых машинах.

Где обещанный мягенький котик-зайчик, если год начался в таком темпе???

@темы: житие мое

---

Ди-Ди-Ди

Куча фильмов о нем. Порой тупенько, порой с искрой, но всегда миленько.













История про лис, которая была и у Гулика, но совсем другая. Правда, в чем именно другая, можно только гадать: перевод, похоже, не очень много имеет общего с содержанием:



Этот не про Ди, но относительно интересный:

@темы: Дорамы

---

Текущее

Коллега ездил в Ригу на свои выходные, приехал в полном шоке. Говорит, что по вечерам Рига стала напоминать город-призрак: освещения практически нет, в окнах света нет, витрины не освещаются, никакой красивой подсветки в старом городе больше нет. Ездил на машине, дороги, говорит, в ужасающем состоянии даже во сравнению с нашими. Ну, в Хельсинки-то мало что изменилось, разве что развернувшийся на несколько лет проект замены канализации и трубопроводов в самом центре создает дискомфорт для транспорта. Но с освещением никаких перемен в целом. По-моему, в какой-то момент попробовали ослабить яркость фонарей, но народ такую инициативу проклял, и всё вернулось на круги своя. Даже цены на электричество, говорят, снизились. У меня при переезде в город хватило ума заключить договор на фиксированную оплату электричества, так что колебания я вижу только в счетах за передачу электроэнергии, стоимость которой осенью чуть поднялась, а теперь снизилась.

В магазинах разве что черта лысого нет, остальное есть. Но вот цены офигенно выросли. На черри-помидоры вообще вдвое, например. Средний статистический рост цен не такой ужасный, но если смотреть конкретно, то может стоимость недельных закупок (плюс необходимая химия) и процентов на 40-50 выше быть, чем год назад - смотря что покупать. Но когда ни зайдешь в торгцентр - народа тьма тьмущая, все гребут товары в две руки. Правда, если раньше я писала, что забиты все едальни, то теперь процветают китайские рестораны, где шведский стол. Цены и у них поднялись с начала года, но людям важно думать, что они на свои кровные могут есть, сколько влезет, хотя влазит удивительно мало, собственно. Ну и кафешки, где кофе и выпечка, тоже забиты, хотя, на самом деле, стоимость там может оказаться выше, чем тот же шведский стол в китайском ресторане. Смотря что брать, опять же. Меньше всего народа в пиццериях. Только на обед приходят рабочие подзаправиться. Остальное, видимо, доставка на дом.

Коммунальные услуги в нашем доме подорожали значительно, евро на 50, и у нескольких жильцов были уже проблемы с оплатой вовремя. Могу сказать, что у одинокого пенсионера с маленькой пенсией коммуналка и электричество сожрут половину. Супруг говорит, что есть много выставленных на продажу квартир в нашем доме и вокруг. Многие старики ведь остались, овдовев, в прежних квартирах, которые внезапно стали слишком дорогими для них. Ведь даже если они выкуплены, коммуналка-то начисляется в зависимости от кв. метров, а после замены канализации и модернизации ванных комнат и туалетов, коммуналка может удвоиться - на ремонт деньги домоуправление занимает в банке, и долг потом раскидывает на жильцов, и в зависимости от количества занимаемых кв. метров. Минимальной пенсии на такую коммуналку уже не хватит.

Бензин стабильно меньше 2 евро, а год назад подбирался к 3. Инфляция оказалась не очень высокой, вдвое меньше, чем в Прибалтике, и, по уму, стагнации мы бы избежали, если бы не забастовал самый сильный и агрессивный профсоюз, включающий транспортные перевозки и обслуживание портов. Убытки только по портам - 280 миллионов евро в сутки. Причем, эти-то с жиру бесятся, зарплаты у них более чем хорошие. Но надо ж показать свою силу и что-то всё равно урвать. С другой стороны, если не демонстрировать свои возможности, то работодатели сразу же начнут наглеть, это проверено.

На работе... Это то дно, куда регулярно стучат снизу. У нас трое новеньких, из которых двое вообще не имеют никакого представления о профессии, и двое языком не владеют от слова совсем. Мне просто страшно, когда они храбро идут с листом в руках по клиентам, и я вижу, что клиенты там достаточно сложные. В смысле, не на уровне покормить-попу помыть-спать уложить. Таких, пожалуй, и нет больше. Самый здравый из новеньких - молодой мужчина из Гамбии, но он и язык понимает достаточно хорошо, и достаточно может объясниться, и уже подал документы на обучение в училище. Он рассудителен, легко общается с клиентом, очень аккуратен. Самый ужас - тётка из Ярославкой области, которую каким-то ветром занесло сюда. Не говорит, не понимает, и ей все эти болящие до одного места. Питерский парень всё знает и всё умеет, работает хорошо, но избегает говорить, потому что говорит плохо, хотя живет здесь давно - но в русскоязычной среде. Ещё приходит довольно часто дэушка из Уганды, которая либо учится, либо уже выучилась на фельдшера, но, видимо, на англоязычной программе, потому что по-фински там не бум-бум. Поначалу это был тихий ужас, не умеющий и не понимающий ничего, и вечно всё забывающий. Но в последнее время она как-то пообвыкла, и стала гораздо толковее. Впрочем, в другой бригаде уже несколько лет работает китаянка, которую вообще никто не понимает, но - работает же.

За всеми этими чудесами стоит адский дефицит рабочей силы. Это породило практику, когда за каждый внеплановый выход на работу (с выходного или остаться на вторую смену) сверх зарплаты платят 150 евро (прошлым летом и по 250 было). Больше половины персонала сразу соскочили на более короткий процент работы - со 100 на 40, 50, 60, 80%, добивая остальное несколькими внеурочными выводами (а то и больше получается, чем на ста процентах). То есть, у нас резко стало не хватать рабочей силы. Конечно, это злоупотребление и эксплуатация системы, но ничего незаконного. Нас, "стопроцентных", осталось человека четыре. У двух из них хватает здоровья делать свои 100%, и ещё в свои выходные прыгать на внеплановую работу, а то и делать длинную смену с 7 утра до 22 вечера. И ведь обеим ближе к 60, чем к 50 годам - железные женщины.

Так и живем.

---

Генри III - 12: кое-что о воинственности

Несмотря на то, что Юг Х де Лузиньян, нынешний приемный отец английского короля, вовремя отправил свою падчерицу Джоан из Франции, чтобы она успела на собственную свадьбу с Александром Шотландским, отношения между Англией как королевством и Лузиньянами оставались натянутыми. Их ожидали с визитом летом 1222, чтобы решить множественные проблемы с владениями английской короны во Франции, которые Юг Х заграбастал после женитьбы на Изабелле, и все необходимые для безопасного путешествия документы были супругам вручены, но они не приехали. Это до крайности обозлило папу Гонориуса III, который ещё пару лет назад написал эдикт на отлучение Юга де Лузиньяна от церкви, но не опубликовал, теперь решил Лузиньяна от церкви всё-таки отлучить.



Фамильный замок Лузиньянов

Не могу сказать, с чем было связано первое, и почему оно не было опубликовано. Напрашивается простейшее объяснение: его брак с женщиной, которая формально была когда-то его приемной матерью. Но у Лузиньянов была своя, ужасно сложная история отношений со всеми окружающими, так что могло быть что угодно.
Не то чтобы новый супруг королевы Изабеллы в этом смысле отличался от своих предков, которые испокон веков были верны только своим интересам, легко меняя союзников и противников, если того требовали условия их процветания. Тем не менее, все Лузиньяны участвовали во всех возможных крестовых походах с самого начала, и некоторые из них в этих походах даже погибали, что говорит о том, что общая воинственность и беспринципность их поведения была скорее особенностью этого рода, нежели проявлением персональной мерзостности характера отдельного его представителя.

В Англии это понимали хорошо, так что королевский совет при Генри III упросил папу с метанием громов и молний пообождать. Политика выказывания уважения оказалась правильной, и Лузиньяны соблаговолили прислать представителя для оформления подорожных документов, которые и были выданы на срок до 1 августа (хотя папа всё-таки напомнил Югу Х о готовности интердикта к публикации 25 июля). И тут вдруг (или не вдруг) подгадил Ллевелин Уэльский – воспользовавшись тем, что Маршалл-младший отправился по делам в Ирландию, он разорил Киннерли и Виттингтон Кастл, о чем, конечно тут же стало известно во Франции. Пока Ранульф Честерский пытался утихомирить родственничка, Маршалл узнал о происходящем, и прибыл с большим войском в Южный Уэльс, где не просто навешал Ллевелину плюх, а ещё и взял Кардиган Кастл и Кармартен.

Тем не менее, встреча Генри III, Ллевелина и Маршалла в Ладлоу не привела ни к чему, так что Маршаллу с Лонгспи пришлось начать в Уэльсе полноценную военную кампанию, имея возможной целью заменить, в конечном итоге, Ллевелина на сыновей последнего законного правителя Среднего Уэллса, Гвенвинвина. К слову сказать, королевский совет не стал спрашивать у Маршалла Карлеон Кастл в качестве залога верности, как это планировалось, поскольку хорошее настроение этой опоры режима внезапно стало приоритетом в деятельности совета.

Пока Англия воевала в Уэльсе, Франция прощалась с Филиппом Августом, который умер в 57 лет, из которых он просидел на троне почти 43 года. В наше время по подобным случаям принято выражать более или менее искреннее соболезнование, но Генри III, приближающийся к своему 16-летию, отправил наследнику усопшего требование вернуть Нормандию, что он клялся сделать, ещё покидая когда-то Англию. Одновременно Стефан Лэнгтон, при поддержке епископов Англии, обратился напрямую к архиепископу Реймса, выразив просьбу, чтобы принц Луи не был коронован, покуда не исполнит данную им клятву. А Пандульф, находившийся в Риме, обратился в папе Гонориусу с просьбой запретить коронацию Луи. Ну а поскольку в те времена дипломатию уважали только в том случае, если она подкреплена силой, Англия обратилась к баронам Нормандии с призывом скинуть французское иго, и к баронам Пяти Портов с приказом приготовить плавсредства.

Готовясь к войне во Франции, англичане постарались избежать противостояния с Лузиньянами, или даже сделать Юга Х своим союзником, и передали ему город Коньяк и крепость в Бельмонте до наступления совершеннолетия Генри III. Это было явным подкупом, но подкуп в качестве одного из средств государственной дипломатии в те времена был вполне одобряем. Папа Гонориус III тоже повел себя дипломатично. Он не стал опубликовывать интердикт принцу Луи, да и не мог это сделать, собственно, пока принц не отказался бы официально соблюсти данную им официальную же клятву. Он дал текст интердикта английским послам, которые поспешили с ним в Париж, чтобы надавить на Луи, поставив возможность его коронации под вопрос. Но послы опоздали. Архиепископ Реймсский и ухом не повел на требования англичан, и короновал Луи VIII 6 августа 1222 года – до того, как архиепископ Кентерберийский добрался до Парижа.

Воевать с королем Франции было бы намного проблематичнее, чем с каким-то там принцем-клятвопреступником, но проблема с грядущей войной этим не ограничивалась. Во-первых, война – это дорого, а тут ещё в Англию прибыл к Генри III дорогой во всех смыслах гость, Жан де Бриенн, титулярный король Иерусалима. Титулярный потому, что королем он стал через брак с наследницей титула, а после её смерти остался на троне в роли регента их дочери. Он, собственно, занимался, в основном, административной деятельностью, что не уберегло его от проблем с иерусалимскими баронами, отличавшимися исключительной склочностью даже по меркам XIII века.

В Англию де Бриенн приехал за деньгами, которые должны были обеспечить возможность нового крестового похода, и за будущими крестоносцами. Деньги ему были обещаны ещё в прошлом году, но налог, из которого они должны были быть выплачены, ещё даже не был собран, так что бедняге пришлось удовольствоваться почетом, явным восторгом набожного подростка-короля, да четырьмя сапфирами высшего качества, которые ему подарил Генри III. Сапфиры де Бриенн пожертвовал, впрочем, святилищу Томаса Бекетта – драгоценными камнями его было не удивить, да и, похоже, алчностью Жан де Бриенн не страдал.

Его не слишком плодотворный визит стал напоминанием королевскому совету, что транжирить деньги на войну во Франции было бы делом неосторожным – лишних денег просто не было. А отмахнуться от де Бриенна было нельзя, потому что он, собственно, был родственником: дедом деда Генри III, Генриха II, был Фульк Иерусалимский, так что дочь де Бриенна Изабелла, будущая королева Иерусалима, приходилась троюродной кузиной Генри III. Это даже если оставить в стороне факт, что Святейший престол, ощутимо поддерживающий малолетнего короля, был одержим идеей крестовых походов и Святой Земли, лицом которой был де Бриенн.

Второй проблемой в вопросе войны с Францией был Ллевелин, с которым всё никак не удавалось договориться. Получивший плюх от Маршалла вождь валлийцев решил, что Лондону сейчас не до него, и в сентябре осадил Булс Кастл, который держал Реджинальд де Браоз. Замок был так себе, не в камне, многократно переходивший из рук в руки между валлийцами и англичанами, да и де Браоз был зятем Ллевелина, но королевским войскам пришлось двинуться на выручку. Ллевелин отступил без боя, но королевскими войсками руководил Хью де Бург, не настроенный закончить дело именно на этом. Закончил он его, взяв (без особых усилий) замок Монтгомери, принадлежавший Ллевелину, а архиепископ Кентерберийский, для полноты картины, ещё и отлучил Ллевелина от церкви. Вряд ли валлийский вождь и усом бы повел в ответ на такое отлучение, если бы Ранульф де Блондевиль не объяснил дорогому родственнику, что нерукопожатые правители долго не живут, а для рукопожатости в приличном средневековом обществе, с церковью надлежало быть в хороших отношениях. В общем, 8 октября Ллевелин явился в Монтгомери Кастл повиниться и получить прощение.

За всеми этими хлопотами поход на Францию как-то всё задерживался и задерживался, а когда время для него высвободилось, сэры и пэры королевского совета уже перекипели и задумались о том, что всё мероприятие выглядит не слишком разумным уже с финансовой точки зрения. Да и не слишком законным. Во-первых, от нынешнего французского короля так и не был получен четкий ответ на то, чья Нормандия. Да, принцем он обещал её вернуть англичанам, но теперь-то он всегда мог заявить, что клятву он давал в условиях, угрожавших его жизни (что отчасти было правдой), а такая клятва силы не имела. Более того, между двумя королевствами существовал договор о мире до конца апреля 1224 года, и на нарушение мирного договора папская власть точно не посмотрела бы сквозь пальцы, учитывая явную важность Франции для Рима и папских планов.

В общем, во Францию вместо войска отправились дипломаты с целью даже продлить мирный договор. Увы, в качестве короля Луи VIII оказался ничуть не умнее, чем в качестве принца, даром что ему было уже 36 лет. Единственным «достижением» его короткого правления стала замена еврейских банкиров банкирами из Ломбардии. Так что английским послам он важно заявил, что рассматривает «империю Ангевинов» частью законных владений английской короны, и вообще собирается в скором времени вернуться с армией в Англию, потому что считает себя законным королем и Англии тоже – ведь корону ему предложили, совершенно добровольно, английские бароны.

Учитывая проблему с альбигойцами, Луи VIII блефовал относительно своих планов оспорить английскую корону, но он был совершенно серьезен в отношении владений англичан во Франции – после серии кампаний 1224 – 1226 годов, когда он то ли покорил, то ли освободил Пуату, Сентонж, Перигор, Ангумуа и несколько городов в Лангедоке, у англичан на континенте осталась только Гасконь.

---

За окошком пурга
Белый кактус зацвел
Сумерки на душе

@темы: житие мое

---

С Днем Друзей!

@темы: "праздники"

---

Генри III - 11: кое-что о Хью де Бурге

Год 1221 стал довольно важным в жизни Генри III, хотя можно поразмышлять, все ли перемены были к добру. То, что в мае во Францию были отправлены представители на коронацию Луи Французского, несостоявшегося короля Англии, младшим соправителем своего отца, Филиппа Августа, было добрым знаком: Англия вернулась в ряды нормально функционирующих государств. Дело в том, что вся история отлучения принца от церкви и вынужденного публичного порицания действий Луи его отцом оставила в обоих королевствах дурное послевкусие. Пусть каждый римский папа и мнил себя королем над королями, каждый король стремился править автономно, не давая церкви реальной власти над собой и своим королевством. Гуала, а затем Пандульф и папы над ними применили в Англии и Франции экклезиастическую власть, вмешавшись в секулярные дела внутренней и внешней политики.

Так что вряд ли случайно в том же мае архиепископ Кентерберийский Стефан Лэнгтон явился в Рим с требованием отозвать легата Пандульфа из Англии. Но было ли это требование к добру – вопрос спорный.

Для англичан самым нестерпимым в ситуации было то, что ими правил иностранец – Пандульф был регентом при малолетнем короле. Персонально для Лэнгтона был нестерпим сам Пандульф, который был главнее архиепископа Кентерберийского, хотя сам не был даже рукоположен в епископы. Для Пандульфа же, искренне привязанного к королю Джону, был нестерпим Лэнгтон, сплотивший английских баронов в их попытке ограничить власть короля. Папа Гонориус оказался перед сложным выбором, но зная скандальность Лэнгтона, обросшего влиятельными покровителями за года жизни в эмиграции, просто не стал рисковать, и дал всё, что потребовал англичанин: главенство архиепископа Кентерберийского над архиепископом Йоркским, отзыв легата Пандульфа, и, самое главное, клятвенное обещание не посылать в Англию легатов, покуда Лэнгтон занимает свой пост.

Впрочем, сладость победы Лэнгтона над своим врагом была у него, по сути, отобрана: вернувшись в Англию в августе, он узнал, что Пандульф заявил об увольнении с должности регента на Михайлов день ещё 19 июля. Кстати, не похоже, чтобы Пандульф озлился на Гонориуса или хотя бы на Лэнгтона. Он стал епископом Норича 29 мая 1222 года, и до конца своей жизни живо интересовался английскими делами. Его даже захоронят в Нориче, когда он умрет в 1226 году в Риме.

Разумеется, легат без работы не остался, отправившись утрясать сложные вопросы имущественных и вассальных обязанностей между английской короной и Лузиньянами, в чем преуспел весной следующего года. На этом плюсы от увольнения Пандульфа с должности регента и закончились. Уже к Рождеству 1221 года Ранульф де Блондевиль и сводный дядя короля Уильям Лонгспи с одной стороны, и юстициарий Хью де Бург с другой, вцепились друг в друга по неизвестной нам причине, и только угроза Лэнгтона «обратить меч веры против нарушителей мира в королевстве» эту свару прекратила. Но только внешне – именно тогда Ранульф, уже построивший мощные замки Бистон (о котором шла речь в истории о сокровище Ричарда II), Болингброк и Чартли, заключил брачный альянс между дочерью Ллевелина Великого и своим племянником и наследников, Джоном Шотландцем, что могло быть как хорошей, так и плохой новостью для мира в Англии – в зависимости от того, насколько бережно власти будут относиться к Ранульфу (и они, надо отдать должное, относились бережно).

Не слишком доброй новостью были и письмо папы Гонориуса от 13 апреля 1222 года, адресованное Ральфу Невиллу (канцлеру короля), относительно того, что его величество достиг в свои 14 лет возраста совершеннолетия. Да, юридически король действительно мог считаться совершеннолетним, но обычно всё, касающееся управления и самостоятельных решений, откладывались на возраст от 18 до 23 лет, хотя иногда и на более поздний (известным максимумом был возраст в 28 лет). Всё зависело от зрелости молодого человека, от сложности управления, и, не в последнюю очередь, от воли опекунов.

В случае короля, тревогу Гонориуса III вызвало внезапное желание властолюбивого и воинственного епископа Винчестерского, Пьера де Роша, принять крест в предыдущее Рождество. После того, как легат Пандульф был выжит из Англии архиепископом Лэнгтоном, папа не имел своевременной информации обо всем, что происходит при дворе, но он не мог не понимать, что если тьютор короля, который был готов вырвать регентство из рук умирающего Маршалла, и за которым были многие роялисты, внезапно бросает всё и уезжает за тридевять земель, то это не от повышенной набожности, а потому, что кто-то ещё более опасный и жадный до власти внезапно взял над ним верх. Гадать, кем был этот хищник, не приходилось – Хью де Бург, юстициарий королевства, был и в Риме личностью известной.

Собственно, всеобщая ненависть английской аристократии к да Бургу объяснялась, в первую очередь, его скромным происхождением (сын мелкого землевладельца), а во-вторых – своего рода укорами совести, пожалуй. Де Бург, которого где-то откопал король Джон, ещё в свою бытность графом в 1198 году, мало того, что был отмечен явным административным талантом, но был ещё и непоколебимо верен своему патрону. В истории Генри III он появился комендантом осажденного Луи Французским Дувра, о стены которого разбивались все попытки взять эту важную крепость. Но это была не первая крепость, которую де Бург держал вопреки всем военным вероятностям – в 1202 году он был послан в Пуату комендантом Шинона, и в 1205 всё ещё держал его, хотя к тому времени почти весь Пуату уже был в руках Филиппа Августа. Только тяжелое ранение де Бурга помогло французам. Тогда он также попал в плен, в котором оставался два года.

Каким-то образом Хью де Бург был замешан в историю исчезновения принца Артура Бретонского, который стал, вероятно, жертвой схемы Ричарда I сделать его королем всей империи Ангевинов в обход братца Джона, которого Ричард ненавидел смертельно. Никто не знает, что сталось с Артуром, и де Бург даже не был его последним то ли охранником, то ли тюремщиком (последним был де Браоз, чья глупая жена в какой-то момент публично заявила, что Артур был уморен голодом, и тут же угодила вместе со старшим сыном в темницу, где, говорят, была уморена голодом). Тем не менее, мрачные истории бросают на участников мрачные тени.

Следующим бесючим, с точки зрения английских аристократов, моментом было то, что де Бург всегда феерически удачно женился. Первая жена – единственная наследница феодального барона де Варренна, а феодальный барон – это высший ранг среди королевских баронов. К тому же Беатрис уже успела дважды овдоветь, что принесло ей, кроме вдовьей доли, ещё и опекунство над землями и имуществом как минимум первого мужа, с которым у Беатрис был сын. Излишне говорить, что это опекунство оставалось в цепких руках де Бурга до самой его смерти, что даже не было незаконным (женившись на Беатрис, он стал приемным отцом её сына). Вторая жена – Изабелла Глостерская, первым мужем и пожизненным другом которой был сам король Джон. Изабелла, правда, умерла буквально через месяц после свадьбы, и титул графа Глостера вернулся в руки де Клеров, но Изабелла имела и свои земли, и была, к тому же, бездетна. А третьей женой Хью стала полноценная принцесса, сестра короля Шотландии Александра II, и случился этот брак в июне 1221 года, после чего «сиволапость» юстициария перестала быть веским аргументом.

Как видите, чудовищем де Бург не был, хотя вряд ли был ангелом. К тому же он был действительно крепким профессионалом на посту юстициария, получив выучку ещё у Хьюберта Валтера, известного как своей непоколебимой принципиальностью, так и одаренностью во всем, за что бы он ни брался, а брался он за самые сложные вопросы. Очень полезная личность при сильном короле, но Генри III ещё не был сильным королем, и те, кто его окружали, невольно воспитывали в мальчике скорее христианское смирение, нежели готовность к порой весьма брутальным феодальным реалиям. К тому же королевский совет при несовершеннолетнем короле, не имеющем ни своего авторитетного мнения, ни даже права изложить имеющееся мнение, не говоря уже о возможности провести его в жизнь – это группа более или менее авторитарных лидеров, больше всего озабоченных персональной властью. Довлеющая над прочими личность Хью де Бурга симпатии у такого правительства вызвать просто не могла.

Если бы короля удалось провозгласить совершеннолетним, то он смог бы взять в свои руки финансы королевства и замки страны. Но – увы планам папы, на тот момент в королевстве противостоять де Бургу не мог никто. Гонориус III даже постарался выцепить Генри III из Англии, поместив его в свиту своего бывшего воспитанника, Фредерика II, императора Священной Римской империи, но у него не было никого, кто мог бы предпринять решительные шаги к осуществлению этого плана. Кто знает, как сложилась бы дальнейшая история Англии, если бы мальчик-король вернулся туда из крестового похода закаленным воином, как это сделает его сын в будущем…

В принципе, 1222 год прошел для англичан без особых потрясений. Вернее, прошел бы, если бы в дело не вмешался тот же де Бург. Всё началось 25 июля в Тауэре, где проходил дружественный турнир двух команд – сборной горожан и служащих аббата Вестминстера. Горожане в тот день выиграли, что раздосадовало, конечно, команду Вестминстера, которая предложила матч-реванш 1 августа, посулив победителям барана. Только вот в процессе они вытащили заготовленное оружие, так что горожане разбежались, оставив бесславную победу за вестминстерцами. Тем не менее, поскольку лондонцы – это лондонцы, обиду они не проглотили, а разнесли на следующий день служебное помещение своих обидчиков на территории аббатства, и заодно славно ограбили всё аббатство, если уж оно не смогло привить своим людям высокие моральные ценности.

Аббат, в панике, воззвал к только что вернувшемуся в столицу Филиппу Дюбени, потому что Хью де Бург был в отъезде. Дюбени утихомирил толпу, пристыдил, и инцидент был исчерпан, хотя не ясно, было ли возвращено пограбленное, да и что, собственно, было пограблено. Но через 10 дней вернулся юстициарий, который был не склонен прощать толпе спонтанные массовые беспорядки, и потребовал список зачинщиков. К удивлению де Бурга, зачинщики назвали себя добровольно – некий Константин Олавсон с племянником. Поскольку дело было серьезным, оба были приговорены к виселице, но дело оказалось ещё более серьезным, чем мог предположить изначально де Бург. Потому что Олавсон гордо добавил, что, идя по улицам грабить, он кричал: «Монтжой! Монтжой! Господь и наш лорд Луи нам в помощь!» (здесь Montjoie в смысле французского боевого штандарта, орифламмы).

Воистину был мудр Маршалл, запретив турниры, но о черни и её мнении даже он не подумал.

@темы: Henry III

---

Кототематика в банках и баночках

@темы: "красотища"

---

Ещё один маркер современности

Не устаю офигевать от современной системы определения преступлений и раздачи наказаний. То, что ты не можешь от душе приложить того, кто тебя пытается избить и покалечить, или защитить ближнего, с кем это пытаются проделать - это классика жанра идиотизма. Правда, недавно не засудили мужика, выстрелившего из дробовика в другого мужика, который уже пыпилил бензопилой окошко в его двери, и пытался открыть её изнутри. Жизнь свою, стало быть, защищать можно, если есть явные даже для суда причины за неё опасаться. Спасибо, юриспруденция! Но вот сценка из более часто встречающейся ситуации.

Девочка-подросток забывает телефон дома. Звонит с телефона подруги матери, чтобы та продиктовала ей пароль в игре, в которой девочка играет, который у нее записан около компа. Мать нашла, продиктовала, но обратила внимание, что дочь вписана по аккаунту маминого бойфренда. Мама тут же мухой лезет вглубь аккаунта, и обнаруживает, что её бойфренд переписывается там с другой дамой, говоря о своей нынешней "в презрительном тоне". Ну, нынешняя тут же пишет милому в фейсбук, оповещая всех желающих читать, что милый - альфонс, да ещё и абьюзер (поколачивает сожительницу). Милый... подает в суд. И... выигрывает дело, потому что его сожительница влезла в его аккаунт без его разрешения, да ещё и оставила порочащую его информацию, из-за которой пострадала его репутация.

Счет за глупость: 5000 евро за судебные издержки милого (в Финляндии платит тот, кто проиграл, такое вот правосудие интересное) и 2300 евро милому за ущерб. Чувак жил у неё, за её счет, да ещё покалачивал, и был признан судом пострадавшим. Время абсурда...

@темы: "Этот мир придуман не мной"