Выставка в Рыцарской Палате Хельсинки

Поскольку прошлое лето запомнилось мне карнавалом впечатлений и восторгов, то и в этом году я решила продолжать активно исследовать то, что меня окружает. Краеведение, если хотите, но именно оно вносит в быт элемент фейерверка эмоций, вполне доступных в перерывах между рабочими днями. Признаться, до этой недели я и не знала, что в Хельсинки существует Рыцарская Палата, потому что она - учреждение довольно закрытое. С улицы туда не войдешь. Да, главный зал можно арендовать для концертов и конференций, но они не на слуху, если не интересоваться специально. Так что когда я увидела в газете описание проходящей в Палате выставки "Сады и парки поместий", то мы с супругом на нее сорвались незамедлительно по возможности - вчера. Чтобы посмотреть на эту Палату изнутри, в основном.





Нижнее фото из сети, разумеется, сейчас растительности ещё нет

Относительно садов и парков мои саркастические предчувствия оправдались - они были представлены чахленькими инсталляциями, хотя и не без воображения. Например, удачно размещенные солнечные часы на фоне постера создают на фотографии иллюзию, словно они действительно находятся в парке.



Но Палата сама по себе интересна. Все стены завешаны гербами дворянских родов, где номер определяет значимость рода. Нет, ни одного графа, барона или баронета, чья фамилия заканчивается на -нен вы там не найдете. Между гербами есть свободные места - это либо род не заинтересовался деятелностью Палаты, либо полностью выродился, либо сменил родовое имя на обычное финское из патриотических побуждений, и таких было не так уж мало.



Мы с супругом на тот момент были единственными финскоговорящими в зале, кажется. Все остальные общались друг с другом на шведском. Впрочем, это могло объясняться засилием лиц весьма зрелого возраста. Дом для шведскоязычных престарелых на экскурсии? Забавно, что я обратила внимание на присутствие платочков на плечах только на фото. День, к слову, был довольно жарким, но такие "шали" любят бодрые бабуси из островных финских шведов. Тут они рассматривают, что там продают "поместья". Ха, на всех таких мероприятиях продается одно и то же - фантастически дорогие как бы самодельные соки, и мёд как бы с собственных пасек по безумным ценам.



Но вернемся к аристократам и дворянам. Недавно в дискуссии я высказала мнение, что финны - нация, что называется, "сиволапая", которая своей сиволапостью по праву гордится, и что до появления шведской государственности и системы освобождения от поземельного налога тех, кто мог полностью экипировать одного конного рыцаря, своей аристократией финны обзавестись не удосужились - не видели смысла. Да и потом подавляющее большинство финского дворянства не имело аристократических корней, а те, кто имели, были теми самыми бедными отпрысками, для которых естественным выбором была служба в армии, так что кроме звучных фамилий других богатств у них не было. Пока они не начинали заниматься хозяйством в Финляндии. И вкалывать им приходилось на совесть, потому что рабского труда Финляндия не знала, а уважающие себя батраки, за которых владельцы поместий буквально соревновались, строго следили за соблюдением договоров. Так что правильно губернатор Иван Оболенский обозвал финскую аристократию культивированными пролетариями. Такими они были, и тем гордились.



Где-то до двенадцатого-тринадцатого веков нация обходилась системой, в которой расширенные семьи группировались вокруг одного крупного и мощного рода. Потом, через крестовые походы и колонизацию побережья шведами, в страну просочились военные, немцы и шведы, которые захватили земли и смогли захваченное удержать. А потом Швеция объявила Финляндию частью Швеции, началась шведская государственность, и, поскольку Швеция была не резиновой, интернационал из рядов шведской армии перетек в Финляндию, где пространства хватало: Рамсеи в 1500-х, Монтгомери в 1600-х, Шарпантье в 1700-х, и так далее.



Потом, позже, когда Швеция заигралась в солдатики, и была, в результате, вынуждена сдать Финляндию России, в страну хлынул поток нищих балтийских баронов немецкого происхождения. Здесь дел хватало каждому, кто хотел и умел работать. Забавно, что нынче эта аристократиская и дворянская иммиграция как-то подзабыта, а ведь её можно рассматривать первой волной иммиграции обученной рабочей силы. Они были честолюбивы, грамотны и образованы, они повидали мир, и у них, через другие ответвления рода, были широкие международные связи.



Кому не лень, более подробная информации по всему вот этому есть на сайте Рыцарской Палаты - www.ritarihuone.fi/ru/

Билеты были не очень дешевыми, плюс буфет торговал булочками, сильно смахивающими на самодельные - булочки с корицей были явно пригоревшими сверху. Я, правда, предпочла кусище шоколадного торта, который выглядел прилично, и на вкус оказался приличным. Но заранее было объявлено, что все доходы от мероприятия идут в фонд помощи детям, над которым Рыцарская палата шефствует со времен Маннергейма, так что всё во благо.



Кстати, всё, представленное на выставке, будет продано желающим, плюс ещё несколько крупных бывшепомещичьих хозяйств продавали через сеть очень дорогие сорта мяса по очень демократическим ценам, лотами, и всё скупили буквально сразу.



Заодно прогулялись с супругом от ж/д вокзала до Сенатской и обратно в прекрасный весенний день. И, вопреки логике, сегодня я с утра была энергичной и подвижной, так что мы и сегодня смотались побродить по одному поместью в Эспоо. Вот что значат позитивные эмоции и физическая активность. Но это я ещё в прошлом году заметила.

@темы: финляндия

---

Социальные лифты уже уехали?

Прочла сегодня об одном норвежском исследовании, результат которого мне сильно не понравился. Они изучили судьбы 5000 пар близнецов и пришли к выводу, что будущий социальный статус ребенка заложен генетически. Семья, пишут они, определяет будущее только где-то на 10%.

Соглашаясь с тем, что в природе нет гена "врач" (безумно хорошо оплачиваемая работа) или "юрист" (не менее хлебная работа), или "начальник", или "уборщица", они говорят, что есть генетический набор особенностей, делающий человека подходящим именно для этой работы. Именно поэтому от апельсинок не рождаются осинки и наоборот, осина апельсинами не плодоносит. Правда, чтобы предохранить себя от шквала примеров, как, например, на финской почве от явных осин уродились ого-го какие апельсины (тот же президент Кекконен и бывшая кассир, а затем бакалавр и магистр административного управления и премьер-министр Санна Марин), исследователи дали целых 50% случайностям. Ну, типа если осина уродилась эксклюзивным материалом, то она мутирует каким-то чудесным образом в апельсин, а апельсин... может сгнить, вероятно.

Допустим, у норвегов мозги поплыли в нефтяном их море (до этого очень бедная ведь страна была), но написала об исследовании финская газета, и без комментариев. А в Финляндии хоть и говорили часто в последнее время, что "бедность наследуется", то исключительно в том ключе, что если ребенок из бедной семьи не может жить той же жизнью, которой живут его благополучные сверстники - ездить на каникулах за границу с родителями, участвовать в международных сборах, иметь довольно дорогостоящие увлечение, то у него образуются комплексы, которые потом перерастут в убеждение, что хорошая жизнь не для него. Это полная хрень, конечно, но всё-таки правильно пытаться смягчать детям из бедных семей недостатки возможностей. Детство просто должно быть более или менее беззаботным.

Я, честно говоря, не помню, чтобы мы в детстве как-то вообще задумывались, что у Олежни папа пьяница, а Сашку вообще бабушка воспитывает. Мы воспринимали конкретных Олежку и Сашку, и мы все дружили и играли вместе. И делились не задумываясь велосипедом, теннисом, бадминтоном, санками, не видя в этом ничего особенного. А вот в школе уже начинались попытки отсеять овечек от козочек, но это со стороны учителей. Получалось у них плохо

Это я к тому, что разделение детей на подгруппы и попытки взрослых регулировать отношения между этими подгруппами - они совершенно искусственные. Кстати, я и сейчас вижу, как малышня во дворе упоенно играет в свои игры, явно видя цвет кожи и тип одежды просто особенностью конкретного друга или подруги, а не социальным маркером.

А теперь вот говорят, что гены. И что семья вообще не при делах. Бьют в семье детей и матерят, или хвалят и поддерживают - без разницы. Как-то с душком идейка, нет? Надеюсь, не укоренится.

@темы: просто бредь

---

Текущее

Начальница от нас таки сбежала - однажды на столе в офисе объявилась открытка в стиле "вы прекрасны, мы, возможно, ещё встретимся". Не встретимся. Пока в лямку впряглась фельдшерица, пришедшая пару месяцев назад, но нас объединят осенью с другой бригадой, у которой такое же проклятие с начальством и вечная нехватка рабочего ресурса. Надеются, что минус на минус даст плюс?

Убедилась, что каждый из нас действительно видит только достуаный ему кусочек реальности. Ну или условной реальности. Я и понятия не имела, что и у нас вовсю идет ловля шпионов и наказание лиц, повинных в попытках обогнуть санкции против России (305 дел!).

Со шпионами интересно. В одной больнице где-то в гребенях кто-то вызвал полицию, потому что утром там проходили какие-то учения, а к вечеру в кабинете послышалась русская речь. Ворвавшаяся в кабинет полиция обнаружила там... двух уборщиц, русских по происхождению, которые, естественно, общались по-русски, и ни о каких ранее проходивших учениях понятия не имели - уборка давно проводится не родными санитарками, а фирмами по уборке, где финнов и нет-то нынче, кроме как в самом высшем начальстве.

Ещё интереснее с предателями Родины. Заключили под стражу троицу любителей теории тоннельного заговора. Ну там чудики со всего мира утверждают, что мир опутан сетью тоннелей и обмениваются инфой - ничего оригинальнее Герберта Уэлса, но если теорию объявляют бредовой, то как-то трудно объяснить арест людей за полгода до вынесения обвинения, которое назначено на октябрь.

Огибание санкций - это когда кто-то пытается тайно вывезти родне в России немножко евро, или расплатиться с мелкими поставщиками, или без задней мысли подарок везет, который может оказаться по новым правилам предметом роскоши - часы, или шарфик, или даже брендовый кошелек. Движение-то через границу вполне нормальное, как понимаю. Конечно, на сайте таможни висит список, чего везти в Россию нельзя, но кто ж его читает. То же верно и в обратную сторону. Это довольно глупо, потому что санкции санкциями, а людям обещали возможность нормально решать дела дачные, а как их решить, если надо платить то налог, то за уход, а деньги не перевести. Смысл этого пакостничества от меня ускользает, конечно. Ведь счета в финских банках были отнюдь не у всех, потому что их всегда было очень тяжело иностранцу открыть.

Тебойл ещё работает, и по-прежнему народная тропа туда не зарастает - и бензин чуть дешевле, и отличный ланч-буфет, построенный именно под вкус работяг, а не хипстеров. Причем, не по зверским ценам. Конечно, изначальный наезд на Тебойл был подлым, это же франчайзинг - все предприниматели и работники исключительно местные, естественно. Поэтому чувствую некоторое злорадство по поводу того, что вытолкнуть с рынка эту сеть не вышло.

А цены как-то потихоньку стали зверскими. Пусть нам говорят про 17%, но очень многие продукты подорожали на все 100%. Конечно, они и стоили изначально в районе 2 евро, но всё же. Но в то же время... Например, видела в обычной газете рекламу какого-то редкого филе, килограмм которого больше 200 евро стоит. И ведь кто-то покупает. В ресторанчике китайском, куда мы ходим, если у меня суббота свободная, сегодня какой-то день семейств был. Вот реально, практически за всеми столами тьма тьмущая детей, от младенцев до подростков, коляски повсюду, все таскают детские стулья... Ну понятно, что мало кому в радость субботу у плиты провести, для семьи готовя, но вот в том кусочке реальности, где я сейчас обитаю, никак не возможно понять ни "детные семьи загнаны в угол", ни "дети стали редкостью".

Тут такое, что каждый виток повышения цен вызывает у народа столбняк на недельку, а потом всё идет по-прежнему. Понятно, что это если человек при работе и здоров. А насчет работы так, что не работает нынче тот, кто очень не хочет, или наредкость неприкаянная особь - людей, наконец-то, стали брать такими, какие они есть, и обучать в процессе работы. Было бы желание работать. А вот тем, кому не повезло заболеть, не очень хорошо. Ортопедические операции в новой крупной больнице отменили до осени пока, то есть очереди растут, и даже срочные операции стоят. Да что там, даже онкологию не успевают быстро оперировать. Причина - некому работать. Обученый персонал ушел кто куда, а чтобы научить новых, нужно много времени.

Так и живем

@темы: житие мое

---

Генри III - 18: король недоволен

Потерявший весну и лето 1229 года в административных спорах и дрязгах Генри III попытался не потерять хотя бы осень, благо союзник, Пьер де Дрё/Бретонский как раз прибыл в Портсмут для участия в совместной экспедиции.



Изображение Пьера Бретонского с надгробья. А под катом - воображаемый портрет, который мне понравился



Этот Пьер был из Капетингов, причем из младшей ветви, да ещё и младший сын. И быть бы ему священником, если бы не женитьба на Аликс де Туар, герцогине Бретонской, волей короля Франции Филиппа-Августа, который сиротку Аликс опекал. Аликс, собственно, была дочерью герцогини Бретонской аж от третьего брака, но когда её сводные сиблинги Артур и Элеанор сошли со сцены (Артур умер или был убит в борьбе за корону Англии, а Элеанор осталась в Англии), бароны Бретани утвердили титул за Аликс.

Юная герцогиня прожила 18 лет, родила четверых детей, и умерла родами, оставив супруга регентом их сына-наследника титула. В союзники к королю Англии этот Пьер угодил в результате политических игр с Францией, которые он умел и любил, всегда стараясь при каждом следующем ходе потихоньку выводить Бретань на самостоятельный путь, подальше как от французов, так и от англичан.

В данном случае регент Бретани был с англичанами, но из путешествия через пролив не вышло ничего – просто не было судов в достаточном количестве, а рисковать, перевозя войска и всякую воинскую арматуру через пролив, они не стали. Разумеется, Генри III наорал на своего юстициария за то, что тот не подсуетился с кораблями в достаточном количестве, но выхода не было – зимовать пришлось в Англии, после Рождества, проведенного вместе с Александром Шотландским в Йорке. Флот отбыл только 30 апреля 1230 года, но, по крайней мере, успех этого похода обещал быть соответствующим: чрезвычайно быстро им удалось занять Бретань и Пуату почти полностью.

Восстановление империи Ангевинов было не за горами, но…
В английской политике всегда было это самое «но» - то в виде Уэльса, то в виде Шотландии, которые, стоило повернуться к ним спиной, били в эту спину. В данном случае Александр Шотландский был союзником, так что возбудился Ллевеллин в Уэльсе. Он публично повесил Уильяма де Браоза – того самого, которого уже брал в плен в 1228 году, которого потом позволил выкупить за чудовищную сумму в 2000 фунтов, и с которым заключил договор, по которому сын Ллевеллина, Даффид, женился бы на старшей дочери Уильяма, Изабелле.

Причиной такого бесславного конца для славного отпрыска могущественного приграничного клана, если верить хроникам, была та самая извечная: Уильям попался в спальне супруги Ллевелина, которая была дочерью короля Джона. История довольно тёмная хотя бы потому, что никто как-то о кончине де Браоза не грустил – и молодые поженились, и неверная жена, удаленная на некоторое время в дальний замок, была прощена и заняла привычное место рядом с супругом, и даже карательной экспедиции не было.

В общем, этот костер вспыхнул и погас, не перекинувшись на всё приграничье. Но и победная экспедиция во Францию остановилась в замке Мирбо, где в 1202 году король Джон вдрызг расколотил Лузиньянов. Увы, и Генри III, и его брат Ричард Корнуэльский достаточно серьезно заболели. Очевидно, и их не миновала походная дизентерия. В октябре все уже были дома, воодушевленные быстрой победой, и только некоторая физическая слабость победителей помешала устроить им самые роскошные рождественские праздники. И хорошо, потому что когда английская армия уходила с захваченных пространств, туда тихой сапой возвращались французы, и всё опять шло по-старому.

Победы, по сути, не было – была долгая и дорогая военная экспедиция ни о чем. Молодые люди ещё не понимали, что такое завоевание и присоединение больших территорий, и что завоевание не стоит ничего, если нет стратегии и ресурсов на укрепление своей власти на завоеванном пространстве. Впрочем, в их оправдание можно сказать, что до самого Генри V о таких тонкостях не задумывался никто.

В общем, 1231 год должен быть стать годом похмелья после головокружения от успехов, и таковым он стал. Всё, что могло пойти наперекос, пошло.

Не задалось заседание совета в январе, где король услышал много неприятных слов в свой адрес.

В начале апреля неожиданно умер Уильям Маршалл-младший, место которого занял его брат Ричард, который изначально был воспитан для управления французскими владениями семьи, и в Англии был практически чужаком.

Уильям, правда, успел устроить союз между своей сестрой Изабель и Ричардом Корнуэльским, хотя это выбесило Генри III невероятно. Изабель было уже 30 лет, и в брак с юным братом короля, на которого вешались девицы и дамы всех сословий, она привела шестерых своих детей от Гилберта де Клера. Надо сказать, что хотя сэр Гилберт был баснословно богат, Изабель распорядиться его деньгами не могла. Де Клеры принадлежали к той категории собственников, сирот которых воспитывал опекун, назначаемый королем, и набивал себе карманы доходами с владений сиротки, покуда его подопечный не становился совершеннолетним.

За Изабель, конечно, остались её приданое, вдовья доля, прочные связи с дворянством своих собственных немалых владений, и, разумеется, принадлежность к клану Маршаллов. В общем, Ричард явно обделенным себя в этом браке не чувствовал, тем более что Изабель весьма благодушно относилась к его вполне заслуженной репутации бабника. Но король, ожидавший для любимого брата какого-нибудь блестящего брака, был очень разочарован.

Ллевеллин, безнаказанно избавившийся от де Браоза, беспрепятственно проводил грабительские рейды по приграничью, и даже осмелился напасть на королевские силы у Монтгомери.

По всей стране на столах епископов и аббатов появились письма о том, что их авторы готовы умереть, дабы избавить страну от гнета римских папистов и вернуть ей независимость. И это были не просто слова – канонник столичного собора св. Павла по имени или прозвищу Чинчо был этой таинственной организацией похищен и ограблен, а архидьякон Норича Джованни да Ферентино чудом избежал ловушки, и бежал в Лондон, надеясь найти убежище там.

В августе, на пути из Рима в Лондон, умер архиепископ Кентерберийский, креатура Генри III, который, тем не менее, на январском совете энергично торпедировал идеи своего короля относительно дополнительного скутажа на новую военную экспедицию, и вообще отправился в Рим с идеями независимости духовной власти от светской, которые папа Григорий даже одобрил. Так что вряд ли короля расстроила эта смерть, но предстоящая морока с выбором нового архиепископа – несомненно.

Хороших новостей в 1231 году случилось лишь две, и обе были хорошими лишь условно. Во-первых, Ричард Маршалл и Ранульф де Блондевиль, граф Честерский, заключили с французами перемирие в начале июля, и к Рождеству в Англию вернулся из Святой земли епископ Винчестерский, Пьер де Рош. Условно хорошими эти новости были потому, что мира с Францией король не хотел, а прибытие епископа, рассказывающего интереснейшие и героические истории о дальних странах, стало началом его фавора у короля в ущерб и без того постоянно попрекаемого за все королевские неудачи Хью де Бурга. Так себе замена, хотя Хью отнюдь не был благоуханным примером безупречности. Но он хотя бы знал дело. Пьер де Рош, возможно, тоже был не обделен талантами, но его жадность к власти и склонность к популизму обещали тяжелые времена для Англии.

@темы: Henry III

---

Спецотдел М

Старенькая дорама, от 2015 года. Корейская. Хотя корейские сериалы смотрю редко, по причине их волнительности. Они намного реалистичнее и глубже всего, что я видела у китайцев. Не лучше, просто под другой менталитет. В этой дораме ищут пропавших людей. Затейливо пропавших, конечно, с большими тайнами и драмами за исчезновением. По-настоящему интересно - и процесс, и философия, и детали жизни, раскрывающиеся в процессе. В общем, качественная работа, рекомендую.

@темы: Дорамы

---

Поскольку у нас сегодня Пасха,

немного китча по открыточной теме

Похоже что до котиков человечество было помешано на зайках...

@темы: "праздники"

---

Генри III - 17: король пробует силы

В начале 1227 года брату Генри III, Ричарду Корнуэльскому, исполнилось 18 лет. К этому возрасту у него за плечами были два года политики и довольно успешных военных кампаний. Поэтому, когда Бланка Кастильская сделала свой ход, обручив Луи IX с девочкой из клана Лузиньянов, Ричард понял, что время, когда ещё что-то можно сделать, прежде чем против него выступят объединенные силы, исчисляется буквально днями – и успел заключить с французами перемирие на год. Таким образом, его усилия на континенте не пропали даром.



Единственное внятное изображение Ричарда Корнуэльского от 1260 года, в соборе Мейссена. Единого мнения о том, кого именно изображает эта статуя, нет, но достаточно понятно, кого она не изображает ( не предшественник, Вильгельм Голландский, не противник, Альфонсо Кастильский, и совершенно точно не Оттон I, у которого было другое телосложение)

Генри III, тем не менее, никакого перемирия отнюдь не хотел, и решил наказать брата за своеволие, отобрав у него какое-то поместье, которое всегда было частью владений графов Корнуолла. Жест абсолютно дурацкий и даже опасный, потому что оба брата были в возрасте, когда желание одного показать, кто в доме хозяин, может сделать другого непримиримым врагом. Тем более, что Ричард был прав – у него заканчивались и деньги, и ресурсы, так что заключенный им мир был спасением для англичан, причем заключен этот мир был единственно благодаря военной репутации Ричарда, которого во Франции опасались.

К счастью обоих, ещё жива была старая гвардия, так что уже через месяц братья встретились в Нортхемптоне, где Уильям Маршалл-младший и Ранульф де Блондевиль выразили свою обеспокоенность ситуацией, и братья примирились, и даже отпраздновали в том году Рождество вместе, в Йорке. В принципе, тот факт, что Генри помирился с Ричардом только при помощи этих лордов, выглядит достаточно странно. Ранульф, конечно, пользовался всеми возможными благами и льготами своего положения практически до самой смерти (и не просто так – в том же 1227 году он продавил точку зрения короны в дискуссиях по Лесной Хартии), но вот с Маршаллом-младшим король, похоже, так никогда и не нашел общего языка. Проще говоря, не любил он его по какой-то причине. То ли за то, что изначально этот Маршалл был за принца Луи, то ли просто из-за того, что он был Маршалл. В конце концов, старый Маршалл был в памяти короля фигурой настолько мощной и доминирующей, что он мог подозревать и сына в мечтах стать фигурой не менее доминирующей.

В любом случае, бароны королевства настолько растрогались над фактом, что Генри III, в отличие от отца, мог идти на уступки своим подданным, что невольно закрадывается подозрение, а не была ли бессмысленная ссора братьев изначально задуманным фарсом, имевшим целью именно такую реакцию? В конце концов, в 1227 году баронов уже огорошили королевским своеволием, надо было и им потрафить. Тем более, что король остался достаточно недоволен про-конституционными выступлениями архиепископа Кентерберийского, чтобы слегка отомстить тому, придравшись к некоторым неточностям в правах архиепископальной епархии, что внесло разлад в их личные отношения. Впрочем, Лэнгтон, к своему счастью, догадался умереть в 1228 году, не успев разругаться и с этим королем.

А ещё в апреле 1228 года Святейший престол подтвердил, наконец, совершеннолетие Генри III. На самом деле это должен был сделать ещё папа Гонориус III, но не успел – умер, а у его преемника не нашлось, видимо, времени, хотя это время нашлось как минимум в начале года для отмены и категорического запрещения рыцарских турниров. Причем, церковь-то выступала против турниров испокон веков, потому что на турнирах гибли добрые христиане во славу собственной гордыни, а не ради какого-нибудь славного дела во славу Христову. Но только Григорий IX додумался наделить епископов правами и даже обязанностями отлучать от церкви каждого, принявшего в турнире участие. И если остальные европейские правители могли отмахнуться и от распоряжения, и от моралей вредного старца, то Англия позволить себе такого не могла – папа Римский был оверлордом страны.

Генри III, впрочем, интереса к турнирам и не имел, что выглядит довольно странным для сына короля Джона и отца Эдварда I, людей более чем воинственных ещё и персонально, а не просто государственно. Природа на Генри в этом смысле отдохнула, вылепив из него гуманитария – книжника и строителя. Или решила дать немного передохнуть Англии, что осталось неудачной попыткой. Первая часть тринадцатого века была неподходящим временем для короля-гуманитария. Да и вторая тоже. И если подумать и вспомнить гуманитария Генри VI, то никакое время не бывает хорошим для правителей-пацифистов, живущих в отдельной от прочих смертных реальности.

Кое-что о реальности Генри III понимать всё-таки учили. Летом 1228 года он послал Григорию IX письмо с жалостной просьбой перенести останки своего батюшки в аббатство Бьюли, которое тот основал. Но в связи с тем, что король Джон умер скоропостижно и в походе, его захоронили всё-таки в Вустерском кафедрале. Судя по тому, что перенос не состоялся, Григорию IX Генри отказал, и практически единственной причиной такого отказа могло быть опасение, что Джон остался в памяти ещё живущего поколения баронов настолько спорной фигурой, что многие охотнее видели бы его в болоте, а не в каменном саркофаге посреди знаменитого собора. Но нет худа без добра: от Бьюли после роспуска монастырей остались одни развалины, а Вустерский кафедрал красуется на своем месте, и саркофаг короля Джона по-прежнему занимает в нем центральное место.

Первым зарегистрированным делом официально совершеннолетнего Генри III стало письмо Фридриху II о необходимости примирения с папой, дабы враги Христовы не радовались их разладу. Это было уже второе его письмо на эту тему, и кто его знает, писал он всерьез, надеясь помочь покончить с серьезнейшей проблемой христианского мира, или чувствовал своим долгом писать о христианских ценностях, являясь прямым вассалом папы Римского, или просто хотел, чтобы эти двое уже, наконец, помирились, и Григорий IX мог отвлечься на что-то другое. Например, на интересы Генри во Франции, откуда бароны Нормандии и Пуату обратились к нему в районе Рождества 1228 года с просьбой выкинуть французских чиновников с законных земель Ангевинов. Ричард Корнуэльский, конечно, оставил в договоре о перемирии с французами Нормандию и Пуату в руках англичан, но формально, потому что французы успели там угнездиться ещё во времена Луи VIII, а сам Ричард успел лишь успешно повоевать в Гаскони. Так что теперь, чтобы не оттолкнуть баронов, обратившихся к нему с письмом, Генри III решил начать вторжение в Нормандию.

И тут начались проблемы с Кентербери. Вернее, после смерти Стивена Лэнгтона они начались сначала для Кентербери. Монахи на должность архиепископа выдвинули из своих рядов Уолтера д’Эйншема. В общем-то, имели право, но для светских властей назначения высших церковных чинов никогда не были внутренним делом церкви, они считали это делом сугубо административным. Поэтому Генри III отказался санкционировать выбор монахов, и опротестовал его через Григория IX, выдвинув своего собственного кандидата – умницу и книжника, писателя и педагога Ричарда ле Гранта, и сопроводив этот выбор обещанием платить в папскую казну десятину со всей недвижимости в Англии на финансирование войны Святейшего престола и императором Фридрихом II. От подобного подкупа папа отказаться просто не мог, и не отказался.

Конечно, кандидатуру ле Гранта поддерживали многие епископы, потому что сравнить эрудицию ученого-интеллектуала и рядового монаха было совершенно невозможно. Тем более что вопрос о методе выбора прелатов всегда был вопросом непростым и раскалывающим духовенство. Вопрос стоял, в принципе, о том, что монашеские общины считали участие епископов в светском управлении и органах власти несовместимым с обязанностями духовных пастырей. Собственно, они хотели оторвать духовный мир от светского, чтобы усилить его моральную чистоту и независимость в глазах паствы. Среди епископов эта идея популярной никогда не была, ведь они знали, что именно участие в органах власти помогает церкви сохранять и оберегать определенную автономность. Что и докажет в недалеком будущем ле Грант, ругаясь с королем по нескольким важным для Кентербери вопросам.

Не слишком популярным и даже опасным в глазах лордов светских и духовных стал ход короля в духе его незабвенного батюшки. Случилось так, что епископ Солсбери, Ричард Пор, перевелся в мае 1229 года на должность принца-епископа Дарема. Причиной для этого стала и важность поста, и зашедшие в тупик раздоры между епископом, приором монастыря и капитулом собора. Дело в том, что Ричард Пор был не просто епископом, а епископом, который был очень тесно вовлечен в управление королевством вместе с Хью де Бургом, Стивеном Лэнгтоном и Жоселином, епископом Веллса. Можно даже сказать, что Ричард Пор и Жоселин Велсский были именно администраторами в правительстве – оба решали многие легальные спорные вопросы, работали над правилами, исключающими подобные разногласия в будущем, и выстраивали практически с нуля финансовое управление королевством. При подобной нагрузке вряд ли у них оставалось время на посещение своих епархий и управление ими.

Разумеется, когда Пор переводился в Дарем, он назначил себе преемника в Солсбери, Роберта де Бингема. Интересности начались после этого. Пор оставил свой пост в Солсбери в мае, а капитул собрался для утверждения Бингема только в сентябре – потому что так повелел король. После этого, выбор капитула должен был утвердить король, но Генри III перенаправил это утверждение папе Григорию, потому что престол архиепископа Кентербери был на тот момент ещё вакантным, а именно архиепископ Кентербери, первый прелат королевства, должен был, по мнению короля, этот выбор утвердить. Сделать это сольно король, по его словам, не решался, не чувствуя себя в таком вопросе достаточно компетентным. В общем, вся эта канцелярщина длилась многие месяцы, и все эти месяцы доходы от остававшихся вакантными должностей епископа и архиепископа лились в королевские сундуки, дабы профинансировать потом военную кампанию во Франции.

Именно такими формально легальными трюками в пользу казны был знаменит король Джон, ухитрявшийся держать должности вакантными ну очень подолгу. Впрочем, и Ричард Пор, и Жоселин Веллский были прелатами ещё при этом короле, а Жоселин даже был советником Джона, так что идея о том, как его величество может беспроблемно увеличить военный бюджет, не нагружая своих подданных, вполне могла принадлежать им. Тем более, что прямым королевским произволом происходившее не было. И с кого молодой король должен был брать пример, как не с явно горячо любимого им отца, о котором он узнавал всё больше от людей, служивших Джону и враждовавших с Джоном?



Таким нейросеть увидела короля Джона, и, за исключением прически, так он вполне мог выглядеть, потому что, благодаря изображению на надгробье, здесь учтена даже частичная атрофия левого века короля (которую унаследовал и Генри III), придававшая ему особенно хитрый вид

@темы: Henry III

---

И даже пень в весенний день...

настроен очень романтично!

@темы: тот кот

---

Генри III - 16: король берет всё в свои руки

В том, что их король вырос, жители Лондона смогли убедиться сразу после празднования Рождества 1226 года: Генри III потребовал от своей столицы 5 000 марок в качестве подарка, не забыв при этом упомянуть, почему. Именно эту сумму город в свое время преподнес принцу Луи. Горожане, неприятно пораженные тем, что память их монарха оказалась более долгой, чем они рассчитывали, «подарок» всё-таки безропотно заплатили, потому что аргумент был справедливым, да и деньги, как все знали, король хотел не для своих удовольствий, а для того, чтобы поддержать военную кампанию брата на континенте.



Бланка Кастильская, по праву которой принц Луи/Луи VIII Французский претендовал на трон Англии

Некоторую надежду на то, что король не окажется слишком злопамятным, внушало то, что он походатайствовал перед папой за Саймона Лэнгтона, брата архиепископа Кентерберийского, который в 1216-1217 настолько тесно сотрудничал с принцем Луи и мятежными баронами, что Рим запретил ему въезд в Англию, что со временем стало печалить архиепископа всё больше – бедняга, перевалив за возраст в 75 лет, стал чувствовать себя совсем уж одиноким. Их третий с Саймоном брат, Вальтер, был мирянином и рыцарем, который, к тому же, ухитрился попасть к альбигойцам в плен (был потом выкуплен), и на философские темы с ним пообщаться было проблематично.

Что касается Генри III, то 19-летний юноша уже к тому времени решил, что вполне способен быть или не быть злопамятным совершенно самостоятельно, так что на совете 8 января 1227 года объявил, что считает себя отныне совершеннолетним, в связи с чем освобождает Пьера де Роша, епископа Винчестерского, от обязанностей королевского тьютора (которые и так в последние годы были формальными). При этом король заново утвердил Хью де Бурга в должности главного юстициария королевства, что многим, естественно, не понравилось. Не понравилось членам королевского совета и то, что король ткнул их носом в незаконность Хартии от 1225 года – мало того, что она была дана не им самим, а от его имени, Хартия нарушала закон, согласно которому ни одно решение, сделанное во время несовершеннолетия короля, не могло считаться постоянным. Более того, бароны королевства не заплатили оговоренную в той Хартии пятнадцатую часть, тогда как церковь, всё-таки, заплатила. И завершил свой монолог его величество совсем уж сокрушительным заявлением, что отныне никакие привилегии/хартии, будь они хоть от времен Завоевателя, не являются легитимными. Все они должны быть представлены нынешнему королю, и быть заверены королевской печатью.

Это уже была почти революция, но революция ожидаемая, и, честно говоря, совершенно необходимая. Скажем так, что между Генри I и Генри II, и между Генри II и Генри III все упомянутые права и привилегии настолько часто попирались, отбирались силой или в виде наказания, или использовались как злоупотребление, что в них просто необходимо было навести порядок, и их необходимо было перерегистрировать и переутвердить или отвергнуть. Не говоря о том, что годы гражданской войны и десятилетие под исполнительным правительством несовершеннолетнего короля выдвинули ряд активных и лояльных молодых людей, которым по ходу событий давались и обещались определенные права и привилегии, никак не подкрепленные документально. Так что да, помимо большой уборки в королевской бюрократии новый порядок означал требование верности и лояльности от баронов королевства, если они хотели сохранить и подтвердить права и привилегии рода. Означал этот порядок и то, что за обратной стороной прав, за обязанностями по отношению к короне, будет вестись пристальное наблюдение.

Это было хорошее начало для независимого царствования, бесспорно, даже если изложенная на заседании совета программа и обсуждалась королем с юстициарием Хью де Бургом и архиепископом Лэнгтоном. Хотя король Джон в свое время столкнулся лбом со своими баронами именно на сходной проблеме – на том, до какой степени король может контролировать права и привилегии своего баронства. Единственной разницей в ситуации была изначально спланированная старым Маршаллом установка, по которой бароны сами управляли королевством для короля, пока король был несовершеннолетним, и потому не могли быть в оппозиции самим себе. И добрых десять лет они строили это новое королевство без особых потрясений и в определенном согласии. Теперь, когда король объявил о намерении быть, как выразился Мэттью Льюис, той рукой, которая шевелит пальцами-баронами, этой относительной гармонии пришел конец. Правда, с одним небольшим «но»: и Генри III, и его младший брат были под защитой Святейшего престола, и Римский папа был оверлордом сирот. Это должно было сдержать баронов в их стремлении к власти.

Так вышло, что папа Гонориус III, главный защитник королевских прав Генри III, умер уже через пару месяцев после декларации короля о том, что он отныне намеревается править самостоятельно. У папы Гонориуса были свои слабости (если одержимость идеей крестовых походов и физическим истреблением еретиков можно назвать слабостью), но юного Генри III и его королевские права он защищал истово. Преемник Гонориуса III, Григорий IX, был на три года старше своего предшественника, умершего в возрасте 77 лет, так что он продолжил общение с молодым королем в отеческом тоне, и тоже счел нужным напомнить правительству Луи IX Французского о том, что король Англии находится под специальной защитой Святейшего престола, который не потерпит атак на английские территории во Франции.

Кто бы мог подумать, что старенький Григорий IX просидит на папском престоле следующие 19 лет, и вовлечет своего протеже в чрезвычайно болезненный для того конфликт с императором Священной Римской империи Фридрихом II, который был родственником Генри – бабка Фридриха была тётушкой Генри (Матильда, старшая дочь Генри II). Не говоря о том, что папский престол мог на практике защитить английские территории во Франции не больше, чем защитить уже захваченные французами территории Ангевинов от англичан после того, как Луи VIII стал крестоносцем.

Мать малолетнего Луи IX, Бланка Кастильская, обошла их всех, обручив в марте 1227 года свою трёхлетнюю дочь Изабель с Югом XI де Лузиньяном, сыном Изабеллы Ангулемской от второго брака, то есть со сводным братом Генри III. Мальцу было лет 6, и впоследствии он не женится на Изабель, которая с детских лет упорно стремилась в монахини (и стала ею), но в 1227 году это был блестящих ход со стороны Бланки, которую, к слову, в жены Луи VIII выбирала сама Алиенора Аквитанская. Говорят, что Алиенора, действовавшая тогда по поручению Филиппа Августа, признала, что сестра Бланш, Уррака, красивее, но характер Бланки больше подходит для роли королевы Франции. Да, и Бланка королю Англии тоже приходилась родней – её мать была другой тётушкой Генри III (Элеанор, вторая дочь Генри II).

Вообще, никого в 1227 году не волновало, конечно, поженятся ли эти дети в далеком будущем. Дело было в настоящем. Вандомский договор привязал благополучие малолетнего сына Бланки, Луи IX, к интересам агрессивного и предприимчивого клана Лузиньянов. Надо сказать, что если в Англии конфликты между баронами и/или короной и баронами видели большой национальной трагедией, то во Франции подобные конфликты были практически ежегодным развлечением знати. Большие кланы французской аристократии были то на одной стороне, то на противоположных. Лузиньяны изначально не поддерживали ни коронацию 12-летнего мальчика, ни регентство его матери, да и Тибо Шампанский ещё до Альбигойского похода рассорился с предыдущим королем вдрызг по еврейскому вопросу, и покинул армию Луи VIII ровнехонько после 40 дней обязательной для вассала короля службы. Вместе с Лузиньяном. Так что для обоих было вполне естественно выступать и против сына Луи VIII, и против его вдовы. Но Бланка, говорят, очаровала Тибо, а Ричард Корнуэльский крепко и неоднократно побил отчима в Пуату. Так что альянс с королевским домом оказался для Лузиньянов очень кстати.

Естественно, англичане не забыли того, что второй муж Изабеллы Ангулемской был всегда враждебен к английской короне, что, по их мнению, ложится тенью на репутацию и самой Изабеллы. Тем не менее, хороший правитель в первую очередь отвечает за благополучие страны, которой он правит, и перед людьми, которыми он правит, таково правило. И пусть оно приводило и приводит к бессчетным войнам и беспощадным конфликтам интересов, это правило не изменилось. Остается лишь поражаться, что в случае Генри III и его матери, за всем этим противостоянием они смогли сохранить тёплые личные отношения и дружбу сводных сиблингов. Чего обоим в Англии так никогда и не простят.

@темы: Henry III

---

Пришло в голову...

а почему в больницу родные и близкие болящих обычно таскают апельсины, мандарины, яблоки, клубнику, шоколад всякий? Как бы не лучший набор для ослабленных организмов, а то и вообще вредный. Сок апельсина и мандарина руки разъедает, так что говорить о слизистой? Клетчатка яблока и для здорового - испытание. Клубника может шибануть аллергической реакцией. Про шоколад молчу, все знают, что плитками-коробками его нельзя. Ну, цветы нынче запрещены в больницах настрого. Так что уместнее всего - судки с домашней едой))

@темы: просто бредь

---

Теплая ночь в холодных девяти небесах

Есть такие дорамы, которые явные сказочки без особой претензии, но бесконечно чем-то милые. Эта из таких. То ли потому, что героиня напоминает хитрого щенка, то ли потому, что комедийная нотка здесь не разухабиста. Так-то набор стандартный. Героиня у нас работает в страже, но поскольку она хилая и вообще женщина, то постоянно на гране увольнения, вместе со своем названным папашей, который может напиться в самый неподходящий момент. А герой - крутее всех крутых, обычное нежное в душе хамло. Она - человек, он - не совсем, и события закручены вокруг будущего этих двух видов, которым кто-то не склонен дать шанса ужиться бок о бок.

@темы: Дорамы

---

Аж не выдержала нейтральную мину и съязвила... В дружеском блоге жж, где заботливо извещается, что Варламов "оказался инагентом". Обозвала подобные занесения опереттой (ну какой из этого шута инагент???), а надо было... не знаю даже. Совсем поохренели в поисках врагов, причем по обе стороны - у нас вот за последнее время 350 дел завели (по данным газеты) "за попытку обойти санкции". Кто-то нал попытался кому-то провезти, кто-то - и просто часы, но дороже определенной суммы, а значит запрещенный "предмет роскоши". Противно.

По логике, люди, пережившие холодную войну, могли хотя бы не ввязываться активно в усердно разжигаемый дебилизм, но нет - кинулись, как в материнские объятия.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Покой даже не снится

Третий день в отпуске, упахиваюсь хуже, чем на работе. Дело в том, что я не в состоянии одновременно порхать по дому и вкалывать на полный рабочий день по нашим графикам. Так что глобальная, полная уборка в последний раз у нас проходила в мае прошлого года, когда я, опять же, была в отпуске. Супруг, конечно, по верхам убирает постоянно, пол мы пылесосим каждое утро, но... Мою окна. После каждого вода в тазу почти черная - шок после жизни за городом. И это при том, что и рамы новые, плотные, и этаж пятый, и живем не над дорогой.

Впрочем, окна сами по себе не сказать чтобы проблема, и их всего четыре плюс балконная застекленка. Проблема в том, что вымыть окно можно только разобрав половину комнаты! Я не преувеличиваю. В открытом виде, рама окна в зале распахивается ровнехонько на половину соседней стены. В других комнатах где-то то же самое. Свет - это прекрасно, конечно, мне нравится то, что квартира светлая, но неужели нельзя было спроектировать окна как-то по-другому? Вот на балконе всё секциями, очень удобно. Хотя, конечно, непроницаемость для холода ограничивает варианты. В общем, получается не более двух окон за день, со сменой штор. А чтобы вымыть люстру в спальне, придется разбирать кровать... Потому что люстра, вестимо, по центру потолка, а кровать по центру комнаты, иначе в комнату ничего бы не поместилось - ни рабочий стол, ни кресло с косметическим столиком, ни шкаф с нужными постоянно книгами. Архитекторы, видимо, над такой прозой не задумываются, когда проектируют квартиры.

Уходила в отпуск с приключениями. Начальница наша просто испарилась с начала марта. Вроде, всего на недельный отпуск, но из него не появилась. Никто не знает, в чем дело, или просто нам не говорят. Выглядела она, честно говоря, зашуганной мышью, когда я с ней столкнулась у шредера перед её исчезновением. Женщина явно не была готова к ситуации, в которой постоянно не хватает персонала, народ работает двойные смены, зарплата выплачивается как попало или вообще не выплачивается, бригаду дергают на помощь соседям, хотя у самих работы по уши, ну и всё такое, что начальству надо решать активно, а она не умеет. У меня отпуск давно был одобрен, сияет зеленым на графике отпусков, но когда я случайно взяла рабочий лист, глянуть следующие 3 недели (пасхальная неделя у меня рабочая), у меня на каждый день отпуска проставлена работа. Та же ситуация у коллеги, которая выходит после меня. На самом деле, имена тех, кто уходит в отпуск, вообще не должны появляться в таблице распределения работ - если одобривший отпуск не забыл поставить в нужном месте галочку. Наша тетеря забыла. Ну нет у нее не специального образования для этой работы (она профи, фельдшер, а не администратор), ни хотя бы опыта.

Я вышла в отпуск, естественно, и гори оно всё огнем. И в настенном графике рабочих дней зачеркнула две недели, написав поверх "отпуск!!!"

@темы: житие мое

---

Генри III - 14: король проявляет своеволие

В марте 1225 года Ричард, граф Корнуолла и Пуату, был отправлен королем в Гасконь, отвоевывать захваченные королем Франции владения Ангевинов. Технически, это было теперь возможно – дома, в Англии, наконец-то царило если не всеобщее взаимопонимание, то хотя бы кратковременное перемирие. Практически… Уже 22 марта Генри III получил чрезвычайно резкое письмо от папского легата в Париже. Легат требовал немедленного заключения мира с Францией, поскольку хитрый Луи VIII принял крест, и рассматривался нынче крестоносцем, что сделало для Генри невозможным не только нападать на земли Луи, но и на свои собственные, которые Луи успел захватить. Более того, Луи принял крест именно под условие, что король Англии будет держаться от Франции подальше.



В Святую Землю Луи, конечно, не собирался. Он по уши увяз в войне с катарами в Лангедоке, на юге Франции. По сути, изначальная война между графами Тулузскими и Монфорами за земли и влияние выросла в целый Альбигойский крестовый поход, причем никакие папские решения и отлучения от церкви не помешали Раймунду VII Тулузскому благополучно отвоевать у Монфоров всё, что он считал законно своим. Амори де Монфор сделал встречный ход, отказавшись от своих спорных прав на земли Раймундидов в пользу французской короны, и теперь Раймунд Тулузский оказался в состоянии войны с королем Луи. Впрочем, Луи в попытках экспроприации чужой собственности продвинулся не дальше, чем де Монфор, и теперь собирал крестовый поход, чтобы всё-таки настоять на своём.

С точки зрения папства и католической церкви, катары были, конечно, еретиками и отщепенцами от учения христианской церкви. С точки зрения катаров, католическая церковь заблудилась в сторону идолопоклонства, и вдобавок запятнала себя, прибегнув к массовому и изуверскому уничтожению мирного христианского же населения на юге Франции. В конечном итоге катары победили, хотя и не во Франции, и только через несколько столетий – ноги у европейской Реформации, начавшейся с Германии, растут именно из учения эмигрировавших в Германию альбигойцев. Представления английских лоллардов о христианстве тоже были достаточно близкими к альбигойским.

Таким образом, с Луи VIII в роли воина Христова, защищаемого всем авторитетом католической церкви, война на территории Франции могла обернуться для Генри III отлучением от церкви. Даже предсказание придворного астролога, Уильяма Пьерпанта, о том, что альбигойский поход будет стоить королю Франции жизни или короны, мало утешило Генри – чем дольше наследство Ангевинов находилось в руках французской короны, тем тяжелее впоследствии было бы его заново отторгать в свою пользу. Что ещё хуже, королю сообщили, что в Англию едет папский нунций, что было уж совсем некрасиво со стороны папы Гонориуса – ведь архиепископ Лэнгтон выторговал у него, что ни один папский посланец ногой не ступит на английскую землю, пока Лэнгтон жив. Конечно, нунций – это не легат, это, скорее, вестник, а не командир, но недовольство англичан было столь бурным, что находящийся во Франции нунций Отто даже счел необходимым написать королю, что просто везет ему слово папы, которое его величество обрадует, и вовсе не собирается вмешиваться в английские дела.

Тем не менее, нунций явно не торопился с прибытием, и молодость короля взяла своё – в августе он снова отправил брата в Пуату с большим контингентом войск, достаточных для внушительной кампании, а сам отправился в Солсбери, на открытие нового кафедрала. Конечно, тот ещё не был готов, строительство будет продолжаться ещё более 30 лет, но король пожертвовал на него лес из своих владений в Вилтшире и в Ирландии. К 13 ноября 1225 года прибыли добрые вести из Гаскони – последний город, Ла-Реоль, оказавший сопротивление английским войскам, сдался. Таким образом, весь регион вернулся под руку Ангевинов.

Так что Рождество 1225 года было бы для Генри III, пожалуй, самым счастливым из всех уже виденных, если бы не прибытие нунция Отто с известием о том, что пришла пора расплачиваться за ту защиту и заботу, которую Святейший престол довольно долго оказывал королю – Гонориус хотел, чтобы каждый кафедрал Англии высылал в Рим сумму в размере двух пребенд (пребенда - часть дохода кафедрала, которая была бы дана каноннику или члену капитула), плюс долю, выплачиваемую одному епископу, плюс долю одного члена капитула, а каждый монастырь – в размере доли одного монаха из годового дохода, плюс часть дохода каждого аббата.

Ответ нунцию предполагалось дать на сессии парламента, открывшейся 13 января 1226 года, но ни король, ни архиепископ на нее не явились, чтобы избежать ситуации, в которой пришлось бы или согласиться на то, на что соглашаться не хотелось, или ответить отказом, на что наверняка последовали бы неприятные действия со стороны Рима. Оба сказались больными, а официальный ответ папе через нунция гласил, что поскольку запрос папы задевает интересы короля и его подданных, а также архиепископа, прелатов и духовных особ всего королевства, в отсутствие оных, а также без предварительного обсуждения вопроса, ответ не может быть дан. Архиепископ Лэнгтон добавил к этому письму ещё и официальный протест против присутствия нунция в Англии.

Как назло, ещё до отбытия нунция в Англию пришла почта из Рима, в которой папа Гонориус категорически запрещал Генри III предпринимать какие-либо шаги во Франции, пока Луи VIII находится в походе против альбигойцев, а также как-либо помогать Раймунду Тулузскому, традиционному союзнику англичан, который теперь был теперь объявлен еретиком и личным врагом папы. Не сказать, чтобы приказы из Рима были встречены в Англии тепло, хотя одновременно Гонориус, надо сказать, запретил и Луи Французскому предпринимать что-либо против владений Генри III во Франции.

Что ж, не готовый к скандалу с Римом Генри начал улещивать в свои союзники герцога Лотарингии, а не готовый вернуться на материк с пустыми руками нунций Отто отправился на север Англии собирать те деньги, на которые у него были права и без согласия короля и архиепископа – помощь представителю папы на выполнение задания Святейшего престола. Он был в Нортхемптоне, когда его догнало письмо папы, повелевающее оставить англичан в покое, лишающее его всех полномочий, и повелевающее немедленно вернуться в Рим. Говорят, что нунций швырнул письмо в огонь и молча вышел из зала, чтобы выполнить приказ.

Нунций Отто отбыл с пустыми седельными сумками, но взамен Гонориус потребовал от архиепископа Лэнгтона быстрого и ясного ответа на свой запрос о дани Святейшему престолу. Так что 4 мая 1226 года королевский совет собрался, чтобы сформулировать отказ, который не выглядел бы отказом. В конце концов, как король Генри, так и его брат Ричард имели статус специальной опеки со стороны Рима, и ссориться с Гонориусом совершенно не входило в их планы хотя бы потому, что у них было недостаточно сил, политического капитала и опыта, чтобы противостоять мощи папской власти.

К счастью, между членами совета на этот раз царило редкое единодушие по поводу притязания Рима на их кошелек, так что отказ без отказа был, всё-таки, сформулирован: «То, что лорд наш Папа просит нас сделать, повлияет на весь христианский мир. Поскольку мы находимся на самой границе этого мира, то хотели бы увидеть, как другие страны отреагируют на предложенное требование. Когда мы увидим своими глазами примеры того, как справились другие, наш лорд Папа не найдет нас среди непослушных». Несколько неуклюже, но с грацией не слишком умелого, но очень прилежного ученика.

Естественно, Гонориус знал, как отреагируют другие страны христианского мира – ответом «самим нужно» в той или иной форме. А ведь деньги в Англии были, король и в 1226 году активно строил и ремонтировал. В частности, он распорядился, чтобы королевские покои Вестминстерского дворца были отреставрированы с невиданной роскошью. А ноябрь принес весть из Франции, которую, честно говоря, никто не ожидал – заклятый враг английского короля, Луи VIII Французский, действительно умер после альбигойского похода, как и предсказывал Генри его астролог, от предсказания которого король отмахнулся. Ну как можно было отнестись к предсказанию смерти 39-летнего, энергичного и агрессивного правителя? Тем не менее, невероятное случилось, и это изменило всё между Англией и Францией на долгое время.

Об этом Генри III ещё не догадывался, но на тот момент было достаточно и того, что наследнику Луи было всего 12 лет, то есть страна быстро оказалась в том же состоянии, в каком была Англия десять лет назад – знать разделилась, и всем резко стало не до земель Ангевинов, которые Ричард Корнуолльский быстро и прилежно приводил в то состоянии, в каком им и полагалось быть. С точки зрения англичан, конечно.

@темы: Henry III

---

Узнаёте?

Да, см. "Пламенный Чанъань". Такой же лапочка, и даже в сопровождении той же музыкальной темы. Только фильм, увы, далеко не "Чанъань" по качеству, хотя смотреть можно, и парень красиво двигается.

@темы: кино на радость нам дано

---

Фильмы про... - 2

И здесь Бао без тонального крема и полумесяца во лбу. Фильм, впрочем, убийственно серьезный и печальный - о коррупции чиновников и страдании народа, без какой-либо тонкой детективной интриги, а вот демонстрация того, что любая ситуация предполагает выбор, присутствует:



Не про Бао, а про придворного предсказателя-астролога-детектива Yuan Tiangang. Есть два фильма о нём в молодости, но они сильно на любителя, и мне не понравились: "Yuan Tiangang and Undead Legion" и "Yuan Tiangang and Exotic Demon". В смысле, смотреть можно, сюжет живенький, но не будоражит ум. А вот две серии о нём взрослом мне понравились:





Фильм, где приключается незабвенный Ли Шимин. История с причудливым исполнением простого плана, она была бы лучше, если бы её не пытались оживить юмором, потому что на фоне происходящего комический элемент выглядит диковато:

@темы: Дорамы

---

Генри III - 13: королю пишут из Рима

Победа Генри III на поле брани понимания у Святейшего престола не вызвала. Напротив, через несколько недель король получил весьма гневное письмо от папы Гонориуса, в котором тот напоминал юноше, что Фолкс де Брюте постоянно рисковал своей жизнью и состоянием как ради него, беспомощного ребенка на троне, так и ради короля Джона, которого кто только не предавал, а Фолкс не предал. «Те, кто посоветовали тебе это, не только неумны, но и вероломны. Не время поворачивать оружие против своих подданных, даже если они оскорбили тебя. В данный момент ты должен скорее стараться выиграть их на свою сторону любезностью, и объединить в деле защиты тебя и твоего королевства», - писал папа. Не ограничившись этим, Гонориус применил свое право оверлорда, и прямо приказал королю немедленно оставить Фолкса в покое и не сметь причинять ему вред.



Гонориус III

Подобный щелчок по носу для молодого короля, старающегося установить свою репутацию в условиях, где уважали силу и только силу, был унизителен. Тем более унизителен, что не отреагировать на приказ папы Генри III никак не мог – тот действительно был допущен стать его оверлордом, когда ребенок-король нуждался в максимально могучей защите и опоре. И подчинение приказам оверлорда было практически основным условием функционирования феодального общества. С другой стороны, папа Гонориус защищал епископа Винчестерского Пьера де Роша, властность и скандальность которого король не любил, и Фолкса де Брюте, которого нынче не любили в Англии практически все, потому что пока с ним разбирались, Луи Французский благополучно поглотил Пуату и часть Гаскони, которые Генри III не смог защитить, так как его руки были связаны в Бедфорде.

Что ещё хуже, Фолкс был чужаком. В свое время король Джон нашел в своих иностранных наемниках больше лояльности, чем в собственных лордах, настолько озабоченных сохранностью своих владений во Франции, что их выходки в Англии переходили черту государственной измены, и награждал этих наемников соответственно, не скупясь. Да и не страдал Джон, сын Генри Плантегенета и Алиеноры Аквитанской, ксенофобией. Но времена изменились, и теперь его сын был королем страны, в которой, произошло очень быстрое отделение знати от своего иностранного происхождения и, как следствие, объединение её вокруг национальной идеи. С точки зрения нового, построенного на идеологии ксенофобии менталитета, ситуация с Гонориусон, Фолксом и Генри III выглядела так: иностранец-папа защищает иностранного наемника де Брюте, оскорбляя этим английского короля и попирая английский закон.

Более того, если, обращаясь к королю, папа Гонориус всё-таки старался не оскорбить его, а апеллировать к качествам, королю необходимым, то с главой английской церкви, Лэнгтоном, он не церемонился вообще. В отличие от неопытного и молодого короля, архиепископ Кентерберийский был продублен в многочисленных политических баталиях, интригах и заговорах. Тем сложнее было не заподозрить его если не в намеренном искажении реальности перед Святейшим престолом, то как минимум в глупости. Именно Лэнгтон отчаянно сопротивлялся присутствию папского легата в стране, убеждая курию, что в королевстве всё обстоит спокойно, и в администрации царит гармония. Что ещё хуже, Лэнгтон не проинформировал Рим о происходящем, не говоря о том, чтобы хотя бы попытаться погасить конфликт, как ему и полагалось по чину. Так что Гонориус только что не пригрозил Лэнгтону далеко идущими последствиями, но констатировал, что архиепископу придется постараться всерьез, чтобы доказать свою любовь к Святейшему престолу.

Разумеется, Лэнгтону пришлось смиренно принять оплеуху от своего прямого начальства, но Генри III ответил в тоне, заставившем папу Гонориуса задуматься о том, что король – это всё-таки король, тем более если он сын таких родителей как Джон и Изабелла, искусно пользовавшихся властью церкви в своих интересах. Скорее всего, это письмо Генри III было результатом обсуждения ситуации с Хью де Бургом, но могло уже быть и результатом усвоенного от юстициария стиля обосновывать свои решения, не скатываясь до губительных для власти попыток объясниться. Король очень почтительно заметил, что ситуацию в своей стране он знает чуть лучше, чем её знают в Риме, особенно если там знают только одну сторону дела. Он описал отдельные поступки Фолкса, и то, в чем они противоречат закону страны, и заверил папу, что был занят не разжиганием вражды, но поддержанием мира в королевстве.

Гонориус не зря занимал свое место, и тут же сменил тон в письмах королю на отеческий, предлагая подумать на тему важности политического компромисса над черно-белым мышлением законника, но одновременно направил письмо епископам Англии, в котором, после нескольких сладких слов о готовности помогать королю в часы нужды, предупреждал о том, что помощь может внезапно превратиться в прецедент, и что этого допускать нельзя. В принципе, это было именно то, чего церковь боялась всегда и везде. Не секрет, что процветающая церковь должна быть богатой, как бы в своем учении она ни превозносила богатства духовные над богатствами материальными. Феодальный строй уважал силу, а сила церкви была в её великолепии, превышающем уровень воображения прихожан. То есть, грубо говоря, там всегда было что взять на нужды государства, зависевшего от сбора налогов и подверженного бюджетным колебаниям. И именно этого церковь всегда старалась избежать.

И да, предупреждение Гонориуса подоспело вовремя, потому что в январе 1225 года Генри III обнаружил, что осада Бедфордского замка тяжелехонько прошлась по его казне. Победа над Фолксом прибавила ему популярности среди подданных, но лишила финансовых возможностей де Брюте и его готовности помогать королевской власти. На заседании совета Хью де Бург потребовал немедленного сбора налога в 15% от стоимости движимости каждого подданного, включая церковь. Не отвергая требования де Бурга, архиепископ Лэнгтон, тем не менее, доказал, что он действительно мастерски владеет интригой, как бы между прочим мирно заметив, что, кстати, пришло уже время официально подтвердить статус церкви, переиздав Магна Карта и Лесную хартию, если уж король вступил в совершеннолетие. Разговор был развернут в новое русло, и решение о сборе налога так и не было принято.

Впрочем, погруженные в сиюминутные интересы члены королевского совета не заметили, возможно, и того, что рядом с королём появилась новая фигура на политическом небосводе королевства – его младший брат, Ричард, которому 5 января 1225 года исполнилось 16 лет. Ричард был произведен в рыцари 2 февраля, и 13 февраля стал графом Корнуолла и Пуату. Как показала история, Генри III не ошибся, ожидая от брата поддержку и помощь. У них будут свои разногласия, конечно – оба были, как говорится, щепками от пня довольно сложной породы, но в целом Ричард Корнуолльский станет стабилизирующей силой своего времени, и не только для Англии.

Так что Магна Карта и Лесная хартия были переизданы словно между делом, втиснутые в период между двумя праздниками, как, возможно, и было задумано. В целом, вышло так, что король даровал подданным возможность ограничения своей абсолютной власти согласно собственному желанию. Заметил ли кто-то, что контроль за выполнением условий хартий был возложен на тех же людей короля, которые будут заниматься сбором налогов? Да и имело ли это значение для населения, если действия местных лордов и судей хоть кто-то контролировал?

Пожалуй, имело – в том смысле, что, собирая налоги, люди короля собирали из первых рук информацию о реальном уровне жизни в разных частях королевства, а информация – это власть. С другой стороны, те же хартии давали представительскому электорату право оценивать, как хорошо король распоряжается собранными средствами. Причем, как, опять же, показала история, население острова оценило это право настолько высоко, что любое отклонение от когда-то дарованного населению права оценивать качество правления короля неизбежно приводило к серьезным беспорядкам, вплоть до гибели монарха и гражданской войны.

Мэттью Льюис в своей книге о Генри III подчеркивает, что сбор средств в казну королевства под условие хорошего управления страной со стороны короля и его администрации был неслыханным в XIII веке новшеством. Во Франции, например, ничего подобного сделано так и не было, и это привело со временем к тому, что в XV веке английский король был коронован королем Франции. Впрочем, это был слабейший монарх в истории Англии со времен Завоевателя, так что Франция всё-таки собралась для отражающего маневра.

@темы: Henry III

---

Фильмы про судью Бао-1

Очень интересные фильмы о судье Бао, который здесь обычной внешности. По детективному духу ближе всего к историям о судье Ди ван Гулика. И, кажется, здесь племянник Бао, так плачевно фигурировавший в "Легенде о Кайфыне", работает помощником-учеником судьи. Во всяком случае, он тоже Бао:





В серии фильмов о "лощеной крысе" (он же Пятый Брат) из темы героев и кавалеров, Бао фигурирует где-то на переферии. Пятый Брат у нас здесь великий детектив и непобедимый герой, разве что Чжен Чжао, с которым они дружат, ему не уступает. За героем следует какая-то боевая подруга, которая периодически запрещает ему убивать людей, но сценарист периодически об этом запрете забывает (боевая подруга тоже). Много политических интриг, но много и боевых сцен. В принципе, смотреть можно. Одни фильмы интереснее других, но все смотрибельны. Забивает в поисковик ютуба The Legend of Detective Sleek Rat, и смотрим, пока не надоест. Вот этот из интересных:



Вот просто очень интересный, складный костюмный детектив, причем боевая дева приятно отличается от часто встречающегося гопнического образа:



Тут тоже детектив, и предположительно интересный, но меня утомило то, что я не в состоянии отличить этих наполовину побритых парней одного от другого:



Продолжение следует, потому что там ещё куча тематических фильмов вокруг определенных персонажей и явлений. Не единым Бао и Ди, оказывается.

@темы: Дорамы

---

А чего покажу...

Тут вот такой судья Бао, самый живописный на лицо из всех виденных:



А тут тоже Бао, но обошлись без тонального крема и полумесяца во лбу:



Оказывается, он фигурирует в таком количестве полнометражных фильмов, которые я зачем-то смотрю запоем, что даже лень их собирать. Тем более, что никому это всё равно не нужно.

@темы: Дорамы

---

Генри III - 12: первый конфликт с подданными

В апреле 1223 года папа Гонориус снова выслал свои требования по поводу совершеннолетия Генри III Хью де Бургу, юстициарию (или управляющему делами королевства), Пьеру де Рошу, епископу Винчестерскому, и судье Уильяму Брюеру, который был судьей ещё при Ричарде I. По мнению папы, его подопечного нельзя больше держать в стороне от государственных дел, и особенно от дел, из которых складывается престиж короля: создание костяка верных ему приближенных при помощи дарственных на королевские земли и замки. В качестве компромисса папа предложил сделать ограничение до более зрелых лет короля для пожизненных дарственных и дарственных с правом передавать подаренное по наследству. В письме Ранульфу Честерскому папа буквально распорядился использовать королевскую печать, с момента получения письма, исключительно по распоряжению короля и никого другого.



Картинка с молодым Генри III, как его нарисовала нейросеть Prodia. Анимешно, но миленько

Судя по всему, юный король взялся за дело с большим энтузиазмом, и первым делом распорядился передать замки в Глостере и Херефорде Хью де Бургу. То ли он доверял «сиволапому» юстициарию, выдвинутому ещё его отцом, больше, чем постоянно менявшим свои политические симпатии баронам, то ли дело было в нормальном подростковом бунте против опеки. Казалось бы, мудрые бароны королевского совета должны были дать пареньку попробовать силы, и отнестись к этому действительно не слишком мудрому решению снисходительно. Увы, мудрыми эти бароны не были, так что Генри III ожидал сущий адище с истерящими Ранульфом Честерским, Гильбертом де Клером (графом Глостерским), Уильямом Форсом (графом Омальским), а такжы прочими сэрами и пэрами – Фолксом де Брюте, Робертом де Вайпонтом, Джоном де Лэси, Пьером де Моли, Филлипом Марком, Энгелардом де Жизоном, Уильямом Кантелупским и многими другими. Большинство из них не пострадало от решения короля напрямую, но они были несчастны уже потому, что был счастлив Хью де Бург, чья и без того немалая власть росла с каждым новым замком под его контролем.

Хотя отдадим юстициарию должное. Он увез молодого короля от греха подальше в Глостерский замок, пока взбешенные бароны безуспешно атаковали Тауэр в Лондоне – неизвестно, с какой целью, конечно, но у юного короля симпатий к ним от таких действий не прибавилось. Не прибавилось этих симпатий и на заседании ненавидящих друг друга сторон, когда Генри и Хью вернулись с несколько вынужденной экскурсии в столицу в конце ноября. Пьер де Рош, как самый нервный из присутствующих, всласть проорался на Хью, и выскочил из зала заседаний, причем за ним последовала вся партия Ранульфа. Конечно, Хью на выпады уважаемого епископа не молчал, и, подозреваю, умел отвечать так, что его оппонент только что не лопнул от бешенства. А вскоре выяснилось, что Хью действительно не зря носил титул юстициария – в Лондон пришло очередное папское послание, которое, как выяснилось, было ответом на письмо, которое юный король послал ему из Глостера (явно по совету де Бурга), и в котором уточнял, может ли он немедленно изъять замки у тех. кому не верит, и оставить тем, кому доверяет.

Папа Гонориус, получив то письмо, понял, что такое прямолинейное подростковое мышление, и понял, что в условиях Англии такая прямолинейность может привести только к очередной гражданской войне. Поэтому ему пришлось несколько смягчить свои тезисы, изложенные в предыдущем послании. Он посоветовал королю ограничиться проверкой отчетов тех, кому были доверены от его имени королевские замки, и отбирать замки только в случае проявления явного непослушания. Некоторые бароны, кстати, действительно явились к королю требовать отставки де Бурга, но получили в ответ четко озвученное «нет» от теперь 16-летнего уже короля. Так что Рождество 1223 года Генри III праздновал в Нортхемптоне, вместе с архиепископом и несколькими епископами, а бароны – в Лестере.

И снова церковь поддержала короля. Архиепископ опубликовал папскую буллу, в которой отлучением от церкви угрожали всем, кто потревожит спокойствие в королевстве, и к баронам были посланы вестники с предупреждением, что если они осмелятся бунтовать, и на следующий же день не передадут королю затребованные тем замки, они будут отлучены от церкви. Король, впрочем, обещал, что все, кто управлял замками хорошо, получат их назад, но теперь уже из рук короля, а не опекунов или совета. На этот раз бароны подчинились, и король тоже был верен слову. Хью де Бург добровольно выразил желание тоже сдать замки королю, но и это не спасло его в дальнейшем от обвинений в злоупотреблении властью, хотя и в меньших масштабах, чем могло бы быть – всего два барона выразили явно надуманные претензии, что «де Бург получил свои замки назад, а другие кастелланы не получили».

Тем не менее, имея Лэнгтона в архиепископах, Генри III никогда не мог чувствовать себя свободным от стремлений этого прелата ограничить королевскую власть – именно он в свое время стоял за первой Магна Карта. И теперь, когда король освободил своего юстициария от обязанности заверять правительственные документы и стал заверять их сам, Лэнгтон стал требовать переиздания хартии, так как дворянству страны это обещали. Судья Брюер заметил архиепископу, что «свободы, о которых ты говоришь, вообще не должны иметь силы, потому что были получены насильственно», припоминая условия, в которых король Джон заверил первую хартию. «Если ты любишь короля, Уильям, то не становись на пути мира в этом королевстве», - отпарировал архиепископ. «Мы все клялись в отношении этих свобод, и клятва будет соблюдена», - успокоил король присутствующих.

Второй момент небольшой конфронтации с церковью был связан с Пьером де Рошем, епископом Винчестерским. Де Рош был человеком с амбициями и не склонным к кротости, причем у него действительно были основания чувствовать себя обиженным на невнимание короля к его персоне. В общем, он пожаловался на поведение короля папе, и Гонориус немедленно отчитал Генри III за неблагодарность епископу, чей вклад в дело короля и его отца был неоценим в минуту самой крайней необходимости. Письмо закончилось полу-угрозой, что в случае небрежения по отношению к епископу Винчестерскому и его церкви Святейший престол будет оскорблен. Впрочем, если верить слухам, то Генри III запретил Пьеру де Рошу на глаза ему показываться, а это уже действительно переходило границу нормы.

Впрочем, все эти мелкие наступления и отступления вполне вписывались в общую картину взросления монарха, которого долгое время держали вдалеке от государственных дел – сначала из лучших побуждений, а затем потому, что так было проще и привычнее. Настоящие проблемы, с которыми Генри теперь надо было разбираться, приходили извне. Ранней весной 1224 году были беспорядки в Ирландии, в которых роль тамошнего юстициария, Уолтера де Лэси, была непонятна. То ли он что-то там проглядел, то ли даже был вовлечен. Сам Лэси охотно посыпал голову пеплом и клялся впредь быть бдительным, и за свою ошибку сдал королю на два году два своих собственных замка, один в Ирландии, а другой в Ладлоу. Впрочем, в Ирландию всё-таки отправился младший Маршалл, недавно женившийся на 9-летней сестре короля, Элеанор. Брак был, разумеется, чисто статусным и символическим, хотя приданое Элеанор, принесенное в этот брак, было вполне реально.

Серьезной неприятностью было и то, что в апреле закончился мир между Англией и Францией. Король Луи оставил без внимания письма папы Гонориуса, в которых тот требовал продления мира, и ударил по Гаскони так хорошо, что завоевал её большую часть в мгновение ока. Излишне говорить, что помогал Луи в этом деле всё тот же Хью де Лузиньян. Похоже, что Генри III был вполне готов к войне, по крайне мере по его собственному мнению, так что 15 мая он отозвал все патенты о мире с Францией. Но тут, как это неоднократно случалось и с отцом Генри, от великих дел за морем его отвлекла очередная свара дома. На этот раз против Фолкса де Брюте было поднято около 30 дел по поводу незаконного присвоения чужой земельной собственности. Практически несомненно, что за этим стоял Хью де Бург, с которым буйный норманн сначала дружил, а потом рассорился из-за возвышения де Бурга. Тем не менее, конкретно дела поднял судья из Данстабла Генри де Брейбрук.

С Фолксом как силой хотели покончить довольно многие, потому что эта сила была абсолютно непредсказуема и хаотична, а потому опасна. Фолкс, надо сказать, был достаточно верен королю Джону, и был готов быть верным его сыну, но для него это не означало подчинения личных планов королевскому совету. И никто не мог сказать, как Фолкс среагирует в каждом отдельном случае. Второй причиной растущей среди баронов неприязни к Фолксу была инаковость этого норманна, о котором никто толком ничего не знал, но о котором ходило много слухов, и ни один из них не делал ему чести.

Так что Брейбрук подставился очень сильно, затеяв судебное дело против человека, не имеющего сдерживающих начал. И Фолкс повел себя именно с грацией слона в фарфоровой лавке – Брейбрука и ещё двоих, стоявших за обвинениями, он просто-напросто украл, кинул в подземелья Бедфорд Кастл, который был мощно укреплен ещё королем Джоном, и закрылся в замке сам, объявив королевской администрации, что они могут забрать его оттуда – если смогут.

Генри III пришлось отвлечься от подготовки к войне с Францией, и бросить силы, собравшиеся к 20 июня в Нортхемптоне, на осаду Бедфорд Кастл, который как раз был укреплен против такого типа осад его отцом. Похоже, ирония ситуации изрядно раздражала молодого короля, собиравшегося героически отвоевывать империю Ангевинов во Франции, и угодившего осаждать своего подданного, так что он поклялся душой короля Джона, что повесит каждого, кто воспротивится сдаче замка. Несомненно, Джон оценил бы эту клятву, если бы мог её слышать.

Фолкс, кстати, оценил, и бежал из замка в Уэльс где-то около 14 августа. Почему-то гарнизон после этого всё-таки не сдался, так что замок был взят при помощи подкопа под донжон, который через этот подкоп и подожгли. Огонь и дым сделали свое дело, и гарнизон сдался. И был полностью повешен, как и поклялся король. Брутально? Да. Но тогда верили в то, что милосердное отношение к бунтовщикам провоцирует последующие бунты.

Вообще-то в ходе осады и в обращении с пленниками до где-то периода Войн Роз действовал «код военной галантности», дающий осажденным и пленникам довольно много прав, но только в том случае, если и они действуют согласно этому коду. Например, гарнизон мог получить, сдав замок без сопротивления, право покинуть его с оружием и всем скарбом. Или сдаться после сопротивления, и покинуть замок под гарантию неприкосновенности, или даже обратиться к своему лорду с просьбой о помощи, и отложить этим военные действия на определенное количество дней. Последняя опция была невозможна из-за того, что лорд гарнизона бежал. Первая – потому что военные действия уже были начаты. Но почему гарнизон не сдался после бегства Фолкса? Скорее всего потому, что боялись своего лорда больше, чем своего короля, что, возможно, добавило Генри III решимости применить столь брутальное наказание.

Судья Брейбрук, к слову, выжил, и стал одним из тех, кому Генри III велел уничтожить Бедфорд Кастл как укрепление. Вообще-то Брейбрук действовал против Фолкса не только из праведных соображений. В свое время он был главным шерифом Бедфордшира, и был лишен этой должности королем Джоном за измену: Брейбрук поддержал принца Луи против короля Джона, и продолжал поддерживать принца до самой битвы при Линкольне. В результате Брейбрук, в процессе противостояния, был лишен многих земель, как и Уильям де Бичем/де Бошан Бедфордский, чьим вассалом он был. И должности главного шерифа он тоже лишился, разумеется. Так что к делам о незаконно отторгнутой собственности Брейбрук относился очень персонально. А поскольку замок, ранее принадлежавший Бичему, был заграбастан Фолксом, то дела против него Брейбрук вел с особой страстью. В данном случае он в некотором смысле даже победил, хотя должность главного шерифа ему так никогда и не вернули.

@темы: Henry III