Do or die
В новом, 1232 году, все старые неприятности стали быстро переходить в новые проблемы. Нападения на собственность «чужаков», по большей части из числа римского духовенства, стали более серьезными. В Кенте шерифа срочно вызвали в Вингем, где какая-то банда атаковала амбары местного клерка. Прибывшие на место шериф со стражниками обнаружили амбары оккупированными вооруженными людьми, которые за бесценок продали или просто раздали зерно клерка местным жителям. Более того, эти люди шерифа нисколько не испугались, а предъявили ему письмо от короля, в котором указывалось, что они действуют по его приказу, и никто не может им препятствовать. Письмо было, разумеется, подделкой.
читать дальшеПроисходящее требовало реакции от церкви, и Роджер Найджер, епископ Лондона, вызвал в столицу десяток своих коллег, чтобы отлучить от церкви всех, повинных в действиях против римского духовенства, и тех, кто стоит за ними. На тот момент лидером беспорядков был идентифицирован некий йоркширский рыцарь, Роберт Твендж, действовавший под псевдонимом Вильям Визер, который, разумеется, имел собственные мотивы выступать против жадности итальянских церковников – они смогли наложить лапу на приданое его невесты, когда её отец был болен и слаб.
К изумлению епископов, никто не поспешил им повиноваться. Дело было не просто в беспорядках, устраиваемых баламутом-одиночкой, а в хорошо организованном сопротивлении всех слоев общества, направленном против доминанты Рима над Англией. Братство, как называли себя эти люди, включали в свои ряды как сквайров, так и могущественнейших представителей знати и церкви. Более того, им оказывал покровительство брат короля, Ричард Корнуэльский. В общем, когда Роберт Твендж был арестован и отослан к папе Григорию IX в Рим, он поехал туда не только с письмами короля, но и с полномочиями баронов, и собранными списками злоупотреблений, в которых были повинны служители церкви. Так что дело закончилось ничем, по сути. Братство прекратило свою революционную деятельность, но никто не был наказан.
Тем не менее, государственная машина устроена так, что даже при отсутствии наказанных за какое-то действие, всегда должен быть кто-то виноватый. Учитывая, что в конце 1231 года Генри III был раздражен против Хью де Бурга и заново очарован своим бывшим тьютором, епископом Винчестерским Пьером де Рошем, не надо долго гадать, кто угодил в ответчики за все неудачи и беспорядки – главный юстициарий королевства. От Хью потребовали финансовый отчет за 14 лет его деятельности. Это было, конечно, весьма необычно и вряд ли даже осуществимо, с учетом того, что творилось в королевстве после смерти короля Джона до повторной коронации Генри III, но де Бурга обвиняли в том, что он корыстолюбиво подмял под себя всю финансовую деятельность королевства, что было неправдой, потому что главный юстициарий вообще-то должен и действовать в административном смысле так, словно король не присутствует в стране персонально. Особенно если этот король – несовершеннолетний.
Но Хью вменялась в вину пропажа 89 000 марок серебром, теоретически собранных в качестве налога на оборону страны, и которые не могли быть потрачены без согласия комиссии из трёх епископов и трёх графов. Это был тот самый 15% налог, который так и не был собран, собственно.
Вряд ли у такого опытного зубра как Хью де Бург были какие-то сомнения относительно того, что означает королевский фавор в сторону Пьера де Роша, но его, возможно, могла несколько удивить сварливая раздраженность короля, обвиняющего его сейчас во всех своих просчетах и ошибках – в потере Пуату, в частности. В обвинениях была черным по белому написана даже такая дикая ложь, что как-то рационально от нее отбиться было невозможно: юстициарий-де послал в Пуату вместо денег песок и камни в бочках, в связи с чем бароны Пуату отвернулись от Генри III и вернулись под руку французского короля. Причина, конечно, была в том, что король понятия не имел, как по-настоящему устанавливается власть в возвращенном/захваченном городе, но не мог же он перед всеми признать свою некомпетентность.
Хью де Бурга обвиняли также, что он неправильно осаждал крепость Бедфорда, что он, воспользовавшись несовершеннолетием короля, сам женился на шотландской принцессе Маргарет, хотя ещё король Джон договаривался об этом браке для своего сына, и что именно он, главный юстициарий страны, был повинен в нападениях на священников, посланных Римом в Англию. Последнее, впрочем, могло быть и правдой, а предпоследнее было самой доказуемой правдой во всем обвинении – принцесса Маргарет Шотландская действительно уже 10 лет как была хозяйкой в доме и в сердце де Бурга.
В общем, за Хью де Бургом закрылись двери замка Девизес, куда его заключили с неопределенным решением устроить суд, когда королю будет угодно. Забегая вперед, скажу, что долго он там не просидел. Тем не менее, его увольнение с должности юстициария закрыло эту форму управления королевством навсегда. Какая-то мелочь после него была, но это уже были пешки в количестве четырех, а потом юстициарии больше не назначались. И да, если король надеялся свалить все грехи прошлого на де Бурга, и начать своё самостоятельное правление с чистого листа, он просчитался, и очень крупно.
Рискну предположить, что в этой некрасивой истории о поведении Генри III можно быть разного мнения, и вряд ли у короля была одна-единственная причина резко изменить курс, отвернувшись от де Бурга и повернувшись к Пьеру де Рошу. Но главной могла быть именно зависимость или независимость Англии от Святейшего престола. Официальная папская защита спасла Генри III не только корону, но и, возможно, жизнь, и переоценить роль легата Гуалы в событиях после смерти короля Джона невозможно, она была второй из решающих после Маршалла. И Генри III был твердо настроен считать папу оверлордом Англии. Тем не менее, с этими настроениями короля не были согласны его подданные, и, очень похоже, Хью де Бург тоже не был согласен.
Могла быть и ещё одна проблема. Система управления страной юстициарием была взята в пользование при сильном короле, объединившим королевство после гражданской войны, при Генри II, у которого было достаточно много дел на континенте, но не было никого, кто мог бы выступить в роли регента в Англии, когда эти дела призывали короля на континент. Практика с юстициариями продолжилась при вечно отсутствующем короле Ричарде I, которому Англия, давшая ему титул короля, была не интересна вообще, но который не понимал и не любил своего родившегося и живущего в Англии младшего брата Джона настолько, что не хотел оставлять ему управление королевством. Ричард был абсолютно никаким правителем, но у него было заботливо созданная любящей мамой героическая репутация (не зря же мама прикормила при своем дворе в Аквитании целый сонм трубадуров), и была сама мама, которая неутомимой пчелкой жужжала по Англии, собирая золотой мёд обожаемому сыночку. Так что Ричарда I можно условно считать сильным королем, потому что противостоять напору Алиеноры аквитанской был не в состоянии ни один юстициарий. Королю Джону юстициарий был нужен потому, что он был правителем чрезвычайно подвижным и любящим проверять состояние дел на местах. Ему был нужен человек, который обладал бы таким же быстрым умом, как он сам, и который умел бы держать в руках концы паутины сведений и отношений, которую плел король. Именно так, в конечном итоге, Хью де Бург стал юстициарием.
Генри III юстициарий был не нужен. Он, скорее всего, планировал сам сидеть в королевстве, оставив войны брату. Опять же, слишком мощные личности окружали его в детском и подростковом возрасте. И он, несомненно, уже в подростковом возрасте начал этим доминированием тяготиться, и даже объявил себя совершеннолетним до формального подтверждения этого совершеннолетия его оверлордом, папой. И честолюбием этот король обделен не был – взять хотя бы его строительные проекты, полностью изменившие внешний облик Англии. Так что не нужен был ему сильный юстициарий, в чьих руках была сосредоточена вся исполнительная власть, и власть которого была равной королевской.
Пьер де Рош был удобен не только тем, что по роду занятий относился к духовенству, но и тем, что он имел свору прихвостней (по большей части выходцев из Пуату), которых в придворных кругах иронически именовали гончими, так как слово «пойтевин», выходец из Пуату, означало и породу собак. Даже при том, что сам епископ был властолюбив, на него Генри III всегда мог найти управу у папы. А вот прихвостни епископа унаследовали фрагменты власти юстициария, но никто из них не обладал истинной властью.
Казначеем стал то ли племянник, то ли сын епископа Винчестерского, по имени Пьер де Риво/де Риваллис. Тут важно понимать, что его молодой король знал с детства, потому что этот де Риво служил Генри III камергером его гардероба пять лет, потеряв затем, вопреки чаяниям короля, свою должность, когда дядя-епископ Пьер де Рош категорически проиграл Хью де Бургу. Впрочем, Генри III втихаря от де Бурга призвал де Риво в Англию ещё в 1230 году, но тот, похоже, предпочел дождаться возвращения дядюшки из крестового похода и вернуться с ним. В должности камергера де Риво занимался финансами лично королевского хозяйства, но задача управлять казначейством всего королевства намного превосходила его компетентность в данном вопросе, так что можно уверенно заключить, что истинным казначеем был сам епископ Винчестерский, привыкший оперировать серьезными суммами. Тем не менее, отсутствие формальной власти его возможности значительно ограничивало.
Юстициарием стал Стефан де Сегрейв, и это был странный выбор. Де Сегрейв не был придворным, не вращался в высших кругах, а был региональным главным шерифом и сыном регионального главного шерифа. Для должности второго лица в королевстве он не подходил совершенно из-за своей узкой специализации. По идее, де Сегрейв был ответственен за первый правительственный судебный процесс, над Хью де Бургом, но абсурдность обвинений говорит о том, что качество процесса, если бы он состоялся, не стало бы предметом восхищения. Сегрейв угодил на должность как кур в ощип, поплатившись за то, что в свое время выбрал епископа Винчестерского своим покровителем. Теперь Пьер де Рош явно был намерен править королевством через своего человека.
Лордом-Хранителем Пяти Портов почему-то сделали Генри Брейбрука, который не был ничем замечателен кроме того, что дал де Брюте себя похитить, и затем получил задание разрушить замок, в котором был пленником.
Юстициарием Ирландии стал Морис Фиц-Джеральд, и, скорее всего, опять же не вполне по воле короля, который так никогда и не сошелся с этим хитрым и жестким человеком, хотя Фиц-Джеральд как раз был в своей должности абсолютно на своем месте. Очень похоже, что и за этим назначением стоял Пьер де Рош. Нет, он вовсе не был каким-то злобным гением. Он был совершенно нормальным представителем епископов-варлордов, и обладал, к тому же, очень большими административными и логическими способностями – но он не умел говорить так красиво, как, например, старый Маршалл, который прошел жесткую школу жизни и усвоил социально одобряемую манеру вести переговоры о себе, не превознося себя.
А 26 октября того же года умер Ранульф де Блондевилль, последний из тех, кто мог одернуть молодого короля, когда тот зарывался, и делал это красиво, но веско. Теперь из старой гвардии с Генри III остался лишь Пьер де Рош, с которым они и провели рождество 1232 года в Вустере, где в соборе как раз был закончен саркофаг королю Джону. Он был, разумеется, намного красивее нынешнего – в краске, и сверху была такая же позолоченная клетка как на саркофаге Ричарда Бьючем в Уорике. По сути, этот момент можно считать точкой на периоде более или менее защищенной жизни молодого человека. Отныне Генри III был некоторое время обречен болтаться в ставшем неожиданно бурным политическом море один.
читать дальшеПроисходящее требовало реакции от церкви, и Роджер Найджер, епископ Лондона, вызвал в столицу десяток своих коллег, чтобы отлучить от церкви всех, повинных в действиях против римского духовенства, и тех, кто стоит за ними. На тот момент лидером беспорядков был идентифицирован некий йоркширский рыцарь, Роберт Твендж, действовавший под псевдонимом Вильям Визер, который, разумеется, имел собственные мотивы выступать против жадности итальянских церковников – они смогли наложить лапу на приданое его невесты, когда её отец был болен и слаб.
К изумлению епископов, никто не поспешил им повиноваться. Дело было не просто в беспорядках, устраиваемых баламутом-одиночкой, а в хорошо организованном сопротивлении всех слоев общества, направленном против доминанты Рима над Англией. Братство, как называли себя эти люди, включали в свои ряды как сквайров, так и могущественнейших представителей знати и церкви. Более того, им оказывал покровительство брат короля, Ричард Корнуэльский. В общем, когда Роберт Твендж был арестован и отослан к папе Григорию IX в Рим, он поехал туда не только с письмами короля, но и с полномочиями баронов, и собранными списками злоупотреблений, в которых были повинны служители церкви. Так что дело закончилось ничем, по сути. Братство прекратило свою революционную деятельность, но никто не был наказан.
Тем не менее, государственная машина устроена так, что даже при отсутствии наказанных за какое-то действие, всегда должен быть кто-то виноватый. Учитывая, что в конце 1231 года Генри III был раздражен против Хью де Бурга и заново очарован своим бывшим тьютором, епископом Винчестерским Пьером де Рошем, не надо долго гадать, кто угодил в ответчики за все неудачи и беспорядки – главный юстициарий королевства. От Хью потребовали финансовый отчет за 14 лет его деятельности. Это было, конечно, весьма необычно и вряд ли даже осуществимо, с учетом того, что творилось в королевстве после смерти короля Джона до повторной коронации Генри III, но де Бурга обвиняли в том, что он корыстолюбиво подмял под себя всю финансовую деятельность королевства, что было неправдой, потому что главный юстициарий вообще-то должен и действовать в административном смысле так, словно король не присутствует в стране персонально. Особенно если этот король – несовершеннолетний.
Но Хью вменялась в вину пропажа 89 000 марок серебром, теоретически собранных в качестве налога на оборону страны, и которые не могли быть потрачены без согласия комиссии из трёх епископов и трёх графов. Это был тот самый 15% налог, который так и не был собран, собственно.
Вряд ли у такого опытного зубра как Хью де Бург были какие-то сомнения относительно того, что означает королевский фавор в сторону Пьера де Роша, но его, возможно, могла несколько удивить сварливая раздраженность короля, обвиняющего его сейчас во всех своих просчетах и ошибках – в потере Пуату, в частности. В обвинениях была черным по белому написана даже такая дикая ложь, что как-то рационально от нее отбиться было невозможно: юстициарий-де послал в Пуату вместо денег песок и камни в бочках, в связи с чем бароны Пуату отвернулись от Генри III и вернулись под руку французского короля. Причина, конечно, была в том, что король понятия не имел, как по-настоящему устанавливается власть в возвращенном/захваченном городе, но не мог же он перед всеми признать свою некомпетентность.
Хью де Бурга обвиняли также, что он неправильно осаждал крепость Бедфорда, что он, воспользовавшись несовершеннолетием короля, сам женился на шотландской принцессе Маргарет, хотя ещё король Джон договаривался об этом браке для своего сына, и что именно он, главный юстициарий страны, был повинен в нападениях на священников, посланных Римом в Англию. Последнее, впрочем, могло быть и правдой, а предпоследнее было самой доказуемой правдой во всем обвинении – принцесса Маргарет Шотландская действительно уже 10 лет как была хозяйкой в доме и в сердце де Бурга.
В общем, за Хью де Бургом закрылись двери замка Девизес, куда его заключили с неопределенным решением устроить суд, когда королю будет угодно. Забегая вперед, скажу, что долго он там не просидел. Тем не менее, его увольнение с должности юстициария закрыло эту форму управления королевством навсегда. Какая-то мелочь после него была, но это уже были пешки в количестве четырех, а потом юстициарии больше не назначались. И да, если король надеялся свалить все грехи прошлого на де Бурга, и начать своё самостоятельное правление с чистого листа, он просчитался, и очень крупно.
Рискну предположить, что в этой некрасивой истории о поведении Генри III можно быть разного мнения, и вряд ли у короля была одна-единственная причина резко изменить курс, отвернувшись от де Бурга и повернувшись к Пьеру де Рошу. Но главной могла быть именно зависимость или независимость Англии от Святейшего престола. Официальная папская защита спасла Генри III не только корону, но и, возможно, жизнь, и переоценить роль легата Гуалы в событиях после смерти короля Джона невозможно, она была второй из решающих после Маршалла. И Генри III был твердо настроен считать папу оверлордом Англии. Тем не менее, с этими настроениями короля не были согласны его подданные, и, очень похоже, Хью де Бург тоже не был согласен.
Могла быть и ещё одна проблема. Система управления страной юстициарием была взята в пользование при сильном короле, объединившим королевство после гражданской войны, при Генри II, у которого было достаточно много дел на континенте, но не было никого, кто мог бы выступить в роли регента в Англии, когда эти дела призывали короля на континент. Практика с юстициариями продолжилась при вечно отсутствующем короле Ричарде I, которому Англия, давшая ему титул короля, была не интересна вообще, но который не понимал и не любил своего родившегося и живущего в Англии младшего брата Джона настолько, что не хотел оставлять ему управление королевством. Ричард был абсолютно никаким правителем, но у него было заботливо созданная любящей мамой героическая репутация (не зря же мама прикормила при своем дворе в Аквитании целый сонм трубадуров), и была сама мама, которая неутомимой пчелкой жужжала по Англии, собирая золотой мёд обожаемому сыночку. Так что Ричарда I можно условно считать сильным королем, потому что противостоять напору Алиеноры аквитанской был не в состоянии ни один юстициарий. Королю Джону юстициарий был нужен потому, что он был правителем чрезвычайно подвижным и любящим проверять состояние дел на местах. Ему был нужен человек, который обладал бы таким же быстрым умом, как он сам, и который умел бы держать в руках концы паутины сведений и отношений, которую плел король. Именно так, в конечном итоге, Хью де Бург стал юстициарием.
Генри III юстициарий был не нужен. Он, скорее всего, планировал сам сидеть в королевстве, оставив войны брату. Опять же, слишком мощные личности окружали его в детском и подростковом возрасте. И он, несомненно, уже в подростковом возрасте начал этим доминированием тяготиться, и даже объявил себя совершеннолетним до формального подтверждения этого совершеннолетия его оверлордом, папой. И честолюбием этот король обделен не был – взять хотя бы его строительные проекты, полностью изменившие внешний облик Англии. Так что не нужен был ему сильный юстициарий, в чьих руках была сосредоточена вся исполнительная власть, и власть которого была равной королевской.
Пьер де Рош был удобен не только тем, что по роду занятий относился к духовенству, но и тем, что он имел свору прихвостней (по большей части выходцев из Пуату), которых в придворных кругах иронически именовали гончими, так как слово «пойтевин», выходец из Пуату, означало и породу собак. Даже при том, что сам епископ был властолюбив, на него Генри III всегда мог найти управу у папы. А вот прихвостни епископа унаследовали фрагменты власти юстициария, но никто из них не обладал истинной властью.
Казначеем стал то ли племянник, то ли сын епископа Винчестерского, по имени Пьер де Риво/де Риваллис. Тут важно понимать, что его молодой король знал с детства, потому что этот де Риво служил Генри III камергером его гардероба пять лет, потеряв затем, вопреки чаяниям короля, свою должность, когда дядя-епископ Пьер де Рош категорически проиграл Хью де Бургу. Впрочем, Генри III втихаря от де Бурга призвал де Риво в Англию ещё в 1230 году, но тот, похоже, предпочел дождаться возвращения дядюшки из крестового похода и вернуться с ним. В должности камергера де Риво занимался финансами лично королевского хозяйства, но задача управлять казначейством всего королевства намного превосходила его компетентность в данном вопросе, так что можно уверенно заключить, что истинным казначеем был сам епископ Винчестерский, привыкший оперировать серьезными суммами. Тем не менее, отсутствие формальной власти его возможности значительно ограничивало.
Юстициарием стал Стефан де Сегрейв, и это был странный выбор. Де Сегрейв не был придворным, не вращался в высших кругах, а был региональным главным шерифом и сыном регионального главного шерифа. Для должности второго лица в королевстве он не подходил совершенно из-за своей узкой специализации. По идее, де Сегрейв был ответственен за первый правительственный судебный процесс, над Хью де Бургом, но абсурдность обвинений говорит о том, что качество процесса, если бы он состоялся, не стало бы предметом восхищения. Сегрейв угодил на должность как кур в ощип, поплатившись за то, что в свое время выбрал епископа Винчестерского своим покровителем. Теперь Пьер де Рош явно был намерен править королевством через своего человека.
Лордом-Хранителем Пяти Портов почему-то сделали Генри Брейбрука, который не был ничем замечателен кроме того, что дал де Брюте себя похитить, и затем получил задание разрушить замок, в котором был пленником.
Юстициарием Ирландии стал Морис Фиц-Джеральд, и, скорее всего, опять же не вполне по воле короля, который так никогда и не сошелся с этим хитрым и жестким человеком, хотя Фиц-Джеральд как раз был в своей должности абсолютно на своем месте. Очень похоже, что и за этим назначением стоял Пьер де Рош. Нет, он вовсе не был каким-то злобным гением. Он был совершенно нормальным представителем епископов-варлордов, и обладал, к тому же, очень большими административными и логическими способностями – но он не умел говорить так красиво, как, например, старый Маршалл, который прошел жесткую школу жизни и усвоил социально одобряемую манеру вести переговоры о себе, не превознося себя.
А 26 октября того же года умер Ранульф де Блондевилль, последний из тех, кто мог одернуть молодого короля, когда тот зарывался, и делал это красиво, но веско. Теперь из старой гвардии с Генри III остался лишь Пьер де Рош, с которым они и провели рождество 1232 года в Вустере, где в соборе как раз был закончен саркофаг королю Джону. Он был, разумеется, намного красивее нынешнего – в краске, и сверху была такая же позолоченная клетка как на саркофаге Ричарда Бьючем в Уорике. По сути, этот момент можно считать точкой на периоде более или менее защищенной жизни молодого человека. Отныне Генри III был некоторое время обречен болтаться в ставшем неожиданно бурным политическом море один.
@темы: Henry III
