Лучшее описание происходившего expellearmus.livejournal.com/532864.html. Кстати, дополнительное украшение синего Вакха, о котором она пишет, ни на одной картинке видно не было, да и я его вообще не увидела. С ним сцена, конечно, приобретает откровенно похабный смысл.
Даже жаль, что закрытие будет проходить всего лишь на стадионе. Действительно. "заверните два"))
Как-то прошел мимо, хотя может быть и так, что открыла и закрыла - там с самого начала выпрыгивает на зрителя деваха ненавистного мне типа "агрессивная хабалка". Или смотрела, но забыла от слова совсем (дораме 10 лет), что вряд ли. Хотя нет, нашла (mirrinminttu.diary.ru/p213770956_kitajskij-molo...). Так что да, вообще в памяти ничего не отложилось, надо же. Начала смотреть пару дней назад с телефона во время бессонниц, и оказался идеальный формат увлекательного и сравнительно легкого детектива. Опять же, редко можно увидеть императрицу У Цзэтянь влюбленной девушкой с глазами лани.
Молодого Ди за что-то нарядили в жуткую шапочку - единственного из героев
читать дальшеСтранности поведения героев объясняются, собственно, возрастом. Ди тут действительно молодой. По одному сюжету, героине его 18 лет, а знакомы они с Ди были в детстве, причем он сильно так младше ее, года на 2-3. То есть ему и его заклятому другу-сопернику лет по 16 максимум, а хабалистая героиня с ее жуткими манерами и безумными речами - вообще ребенок ещё. И вот когда это соседствует с внешностью героев, которая вообще не детская, и заскоками сюжета (дева-ребенок почему-то очень сведуща в искусстве экзаменации трупов), то местами бесит. Но если пережить первую серию, то потом ни за что не бросится.
То есть, здравый смысл и логику надо отключить, и знание истории тоже. Потому что у нас тут как на сельском сходе - к императору входят если не вместе с дверью, то с пинка практически, пацан отчитывает трясущих сединами главных советников империи, безумная тётка бегает с воплями "убить, убить!" по саду монастыря, где принимают императора (и ночью тоже бегает и орет), хабалистая подружка героя сбегает от общества императора, когда ей надоедает, и прибегает, когда вспоминает, что пора бы и слиться со свитой. И всё время вякает. И императору тоже. Если на всё это смотреть как на вещи обычные и естественные, от дорамы прямо-таки не оторваться. Кстати, смотрится с гораздо большим интересом, чем недавно вышедший сериал про как бы тоже молодого ещё, хотя и не юного уже Ди. То ли всё познается в сравнении, то ли у меня деградация по сравнению в 2017 годом.
Надо же, считала, что сюда никто из моих избранных больше не пишет, за исключением нескольких, но случайно зашла в один дневник и увидела, что он вполне себе ведется. Просто у меня в ленте не отображается. А я уже забыла как шаманить в этом случае. Напомните?
Рождение принца Эдварда в ночь на 18 июня 1239 года не было семейным событием. Оно было триумфом королевской четы, давшей державе будущего короля, и триумфом нации, получившей некоторую гарантию спокойствия в будущем: мальчик родился здоровым, красавица-королева была фертильна и явно способна в недалеком будущем дать нации запасных принцев на случай, если с первенцем что-то случится, не говоря о том, что вместе с первенцем родители и государство, которым они правили, получили прочные и многочисленные связи через родичей Элеаноры Прованской. Что ни говори, но сама по себе королева - это только обещание возможностей, а вот мать принца-наследника была королевой, эти обещания реализовавшей.
Красавица, модница, умница, поэтесса и любящая жена, Элеанора Прованская не пришлась по вкусу английской знати по двум причинам: из-за таких же умных и одаренных родственников, которые приехали вместе с ней, чтобы остаться в Англии, и потому, что часть распоряжений короля издавалась от имени королевы
читать дальшеВ общем, колокола звонили по всей доброй Англии, и в каждой церкви пели Christus Vincit, Christus Regnant, Christus Imperat. Весь 50-тысячный Лондон танцевал на улицах под барабаны и тамбурины. К великим лордам немедленно послали гонцов, и гонцы эти вернулись нагруженными дорогими подарками. Король придирчиво рассматривал привезенное, и если оно не соответствовало величию момента, гонец отправлялся с подарками назад к дарителю, что было равнозначно требованию не скупиться и соответствовать титулу. Именно тогда кто-то сострил (в первый, но не последний раз), что "Господь дал нам этого ребенка, а король его нам продает".
Дать наследнику имя было, в общем-то просто. При дворе тогда говорили на норманнской версии французского, и самыми популярными именами у знати были Гийом/Вильгельм/Уильям, Рикар/Ришар/Ричард, или Анри/Генри. Генри III, тем не менее, остановился на невероятно старомодном имени Эдвард, которым давным-давно, пожалуй, с 1066 года, не называли сыновей в аристократических семействах. В самом деле, ну кому придет в голову назвать наследника именем англосаксонского лорда после Завоевания! Генри пришло.
Я склонна думать, что этим он хотел подчеркнуть свой статус короля именно английского. В конце концов, он был в постоянной переписке с матерью-француженкой, очень близок к своей французской родне, и жена его привезла на остров новую партию иностранцев. Так что показать, что королевское семейство и сейчас, и впредь считают родиной Англию было важно. И притянуть в свою семью связь с прошлыми английскими династиями хотя бы через имя было умным решением.
С другой стороны, историк Марк Моррис считает, что Эдвард Исповедник был выбран Генри в юности как замена погибшему отцу и умершему ментору, как реакция на постоянно меняющихся вокруг него людей, как фигура, которая не исчезнет из его жизни никогда. В некотором смысле поэтому св. Эдвард был для него даже более отеческой фигурой, чем родной отец. Мне эти сантименты кажутся плохо сидящими в условиях 1200-х годов. Во-первых, дети знати тогда вообще росли не с родителями (Генри, в частности, был при матери). Во-вторых, для рефлексирования нужно время, которого у детей и подростков просто не было тогда. Как понимаете, если взрослым и ответственным за свои поступки и решения мальчик считался с 14 лет, его уже с 4 гоняли так по обучениям, что личного времени там хватало только на сон. Но утверждать наверняка не берусь, конечно, мне действительно свойственно отметать фактор сентиментальности в ходе событий, а он мог и присутствовать.
Впрочем, сентиментальность сентиментальностью, но в том, что наследный принц родился в Вестминстере, центре административной и духовной жизни, была и очень большая доля расчетливости. С самого рождения принц Эдвард был обречен на большую долю публичности своей жизни. Одних только крестных у него было двенадцать, так что король действительно постарался привязать к королевской семье как можно больше знати. Расти наследнику предстояло, тем не менее, в перестроенном под семейное гнездышко, но мощно укрепленном Виндзоре. Там были все мыслимые и немыслимые удобства для обитателей, даже туалеты в помещении, хотя ещё не так давно мысль поместить отхожее место под одну крышу с кухней и спальней считалась дикой. Ну, из жилых помещений перенесли подальше кухню. Вообще-то Виндзор не был исключением в плане удобств и эстетики - Генри III старался окружить ими себя и свою семью во всех королевских замках.
Как только принц перешел на взрослую пищу, ему стали подавать ее на серебре, и в качестве питья мальчику наливались лучшие вина юга Франции. Одевали Эдварда в королевский пурпур, отороченный мехом, и в парчу. Родители принца в Виндзор только наведывались, хотя Элеанор в целом проводила там где-то половину недель года. Хотя однажды и она, и Генри отсутствовали целых 17 месяцев, когда были во Франции в 1242-43гг. В 1245 году родился Эдмунд. Между ним и старшим братом вместились две сестры - Маргарет, которая стала королевой Шотландии, и Беатрис, которую выдали за Жана II Бретонского (де Дрё). Так повелось, что девочкам выбирала имена Элеанор, а сыновьям - сам король. Известно, что к 1245 году в замке компанию королевским детям составлял их кузен Генри и дети знати королевства.
Воспитывали Эдварда Хью Гиффард/Жиффар из Бойтона и его жена Сибил. Выбор был интересным, и, возможно, причиной его были акушерские таланты Сибил - именно она помогала королеве в первых родах, а там случайных людей не было.
Но намного интереснее всего этого было семейство ее мужа, Жиффара из Бойтона. Потому что некий Хью де Жиффар из Йестера был одним из Хранителей шотландского короля Александра III, за которого Генри III отдаст свою дочь Маргарет. А отец этого Хью, носивший то же имя (его потом называли Хью I), появился в Шотландии в свите Ады де Варрен, прибывшей туда стать женой Генри Шотландского, графа Хантингдона и Нортумбрии, второго сына короля Дэвида I. Имел тот Хью прозвище Англичанин, да и супруг Ады очень плотно участвовал во всех заварушках на севере Англии в 1135—1154 годах. При сыне Ады, короле Уильяме Льве, Хью I вошел в большую силу. Первый его сын делал карьеру в Шотландии, а второй, Уильям, отправился в Англию в 1200 году, и потом участвовал во всех дипломатических переговорах между Шотландией и Англией.
Но вернемся к Хранителю короля Александра, Хью II Гиффарду. Репутацию он имел в Шотландии прелюбопытнейшую - его считали волшебником и некромантом, который мог поднимать в бой армии призраков благодаря договору с самим дьяволом, а пещеру, в которую вела лестница построенного им замка в Йестере, называли Холлом Гоблинов, и никто не сомневался, что построена та пещера была колдовством.
Что касается "нашего" Хью Гиффарда, то тут, с первого взгляда, кажется, что и дым был пониже, и щи пожиже - королевский судья где-то в Глостершире, который в 1236 году назначался заведовать королевской сокровищницей в Тауэре. Но это просто кажется, пока не посмотришь на карьеры его детей: Вальтер - Лорд-канцлер и архиепископ Йорка, Годфри - Лорд-канцлер и епископ Вустерский, Мабель - аббатиса в Шафтсбери, ну и так далее.
Каким боком эти ветви Гиффардов прикреплены к общему стволу, я не знаю, но прапредком "английского" Хью числится некий Готье де Жиффар, сеньор де Лонгвиль, соратник Завоевателя, которому тот отдал Бэкингемшир, не удосужившись, впрочем, сделать его графом.
А про "шотландского" Хью I тоже есть запись, что он происходит от соратника Завоевателя, сеньора де Лонгвилля, что потом оспаривалось утверждениями, что на самом деле Жиффар был вассалом де Варрена, и имя де Лонгвиллей относилось не к титулу, а просто к месту рождения. В любом случае, можно предположить, что Жиффары в Шотландии и в Англии были одной семьей, родственной, к тому же, Вальтеру де Грею, архиепископу Йоркскому в 1215 - 1255 годах. Де Грей же, как известно, был верным сподвижником короля Джона. И английского Хью Гиффарда, ещё до его назначения в Тауэр, мы находим в личной свите короля Генри III, который, как известно, имел тенденцию доверять людям, близким его отцу. Очень тесная тусовка, как видите.
Круг людей, участвовавших в процессе ухода за принцем, вообще держали настолько узким, насколько это было возможно. Даже две его няньки, Элис и Сара, были одновременно и его кормилицами. Это было здравым решением, которое через год ещё и упорядочили - Питер/Пьер Савойский, дядюшка королевы по материнской линии, назначил клерка-савояра регулировать доступ к принцу. И практически сразу по прибытии в 1240 году распорядился убрать из замка лошадей, чтобы обеспечить лучшее санитарное состояние двора, по которому, несомненно, вскоре начал бегать принц. Дело, собственно, было не в самих лошадях, а в навозе, который утилизировали в те времена недостаточно быстро.
Пьер Савойский был человеком хорошо организованным и прагматичным. Он прекрасно понимал англичан, вовсе не радовавшихся заморским захребетникам, и то, что доступ к щедрой кормушке, полной денег и должностей для всего клана Савойских, зависит исключительно от расположения к ним короля. Расположение же короля, что было в данном случае очевидно, обеспечивалось его супругой Элеанор, которая была также женщиной прагматичной. Балласт и ей был не нужен, но вот помощники - да. И дядюшка Пьер постарался стать незаменимым и для нее, и для растущего принца. Главным их с Элеанор приоритетом было воспитание и образование наследника престола.
Как ни досадно, в те времена ещё не было в обычае детально расписывать, на кого возлагалось образование отпрысков королевской семьи, так что вывод можно делать только на основании записей о том, кому в окружении принца выплачивалось денежное вознаграждение за что-то, близкое к теме обучения. Очень похоже на то, что до 7 лет "педагогом" принца, как назвал его Мэтью Парижский, был Хью Гиффард, а вот языкам и чтению сына учила сама королева. Хью был человеком образованным, кстати - не забудем о его должности королевского судьи, да и семьи его и его жены были именно из круга грамотных чиновников-дворян. Уж что-что, а базовые знания о том, кто есть кто в королевстве английском, как королевство управляется и на что оно управляется, королевский судья мог преподавать со знанием вопроса. Как и знания о геральдике и прочем багаже информации, необходимых для будущего рыцаря. А вот что касается письма и языков, основ математики, истории, географии и прочего, то можно предположить, что непосредственно их преподавали принцу всё-таки члены духовенства, которых было достаточно в каждом замке, а Элеанор лишь обозревала результаты и давала указания. Так было заведено повсюду, и вряд ли было по-другому и в данном случае.
В семь лет Эдвард должен был быть передан для более серьезного обучения, но вот насколько он был образован, сказать сложно, потому что прямых данных нет. Известно только, что он, в отличие от многих аристократов, свободно владел разными версиями английского, причем даже знал простонародный английский. Но писал ли он письма или документы? Скорее всего, нет, для этого у него были секретари, а если что-то и было написано его рукой, то затерялось во времени. Латынь по тем временам была международным языком, на котором обычно общались с послами, и на котором писались официальные документы, то есть латынь Эдвард не знать не мог, но вот Библии, представьте, существовали не только на латыни, но и на национальных языках, что в условиях Англии 1200-х означает французский. И, насколько известно, читать при дворе предпочитали именно французский перевод. То есть, в те далекие времена это ересью ещё не являлось.
Возможно о том, насколько Эдвард ценил образование, может кое-что сказать то, что именно в царствование Эдварда I будет выпущен эдикт, обязывающий каждого серфа уметь читать и иметь личную печать, которой он сможет подтвердить, что понял прочитанное. И это не было революционным новшеством - за образование крестьян до уровня умения читать всегда были ответственны местные монастыри, аббатства и приходские священники. За распоряжанием стояло просто стремление уменьшить количество злоупотреблений по отношению к серфам. Тем не менее, ещё один факт для понимания времени, где невежество не приветствовалось. Это вовсе не значит, что английские крестьяне были в восторге от обязанности учиться, но у "проклятых тиранов" были свои средства регулировать стремление к свету знаний - они оценивались епископальной комиссией, и без того, чтобы комиссия признала опрашиваемого достаточно грамотным и адекватным в понимании, жениться, к примеру, было весьма затруднительно.
Как бы ни был узок круг людей, допускаемых к королевским детям, исключительно в безопасном Виндзоре они не сидели. Их, как минимум, возили туда, где находились или отец, или мать, или королевская чета вместе. Король чаще всего находился во время семейных встреч по праздникам или в Винчестере, или в Вестминстере, хотя надо отдать ему должное, своими визитами он королевство не обижал - всем доставалось. Королева любила Виндзор, Кларендонский дворец (он был так называемым "охотничьим домиком", то есть тем же дворцом, но в лесном заповеднике), Вудсток и Мальборо. Детей везли в какой-то из этих дворцов, в специальных седлах, хотя иногда королева просто заезжала за ними, и они все вместе ехали в возке. Да, в этих поездках был определенный риск. На свой седьмой день рождения Эдвард подхватил в Бьюли какую-то пакость, которая буквально уложила его в постель на три недели, причем он был реально плох, его нельзя было даже перевезти в другое место. Тем не менее, закаляться было необходимо, и познавать мир было ещё более необходимо.
Хью Гиффард умер в 1246 году, как раз тогда, когда Эдварду было пора всерьез начинать военные тренировки. С ним стал заниматься рыцарь Бартоломью де Пеш, который в молодости был шерифом, а в свои 40+ стал уже довольно крупным землевладельцем. но хватки не потерял. Интересно, что бабка Бартоломью, Матильда ла Леш, была первым зарегистрированным в Англии женщиной-физиатром, как пишут, и платила со своей практики налог. Хотя, честно говоря, практика ее называлась целительской, ведь физиатром мог быть только человек с университетским образованием. Сэр Бартоломью научил юного Эдварда практически всем тем приемам обращения с лошадьми и с оружием, которые тот так блестяще демонстрировал в последующей жизни. В 1247 году король пожаловал сыну право охотиться в лесу Виндзора. Это означает, что восьмилетний Эдвард уже ловко обращался с луком, с ножом и с мечом, и был в состоянии управлять лошадью в скачке за добычей. Теперь оставалось научиться применить эти умения на практике, направляя выстрелы в цель. После этого, следующим этапом было копье - сразу, как только позволили силы бросать его. Ну и высшим скиллом во всем этом было не сломать себе шею, разумеется. Несчастные случаи на охоте не были редкостью.
К слову сказать, сам Генри III не охотился никогда. Вероятно, единственный среди своих современников и собратьев по работе. Когда он был чуть старше своего сына, познающего это искусство, его единственной задачей было выжить и быть символом объединения своего королевства. А позже он уже не видел ни смысла, ни удовольствия в убийстве невинных Божьих тварей без всякой на то необходимости.
Столько вот прожито в этом доме под названием Жизнь.
Изменений особых пока нет, да и не должно быть, если говорить о возрастных. Но я бы соврала, если бы не признала, что сквозь зонтики все-таки иногда просачиваются капли не той реальности, которую я хочу видеть.
Тем не менее, все бури встретим, и все штормы победим, правда?
Окончание Второй баронской войны получило завершающий штрих в сентябре 1267 года, когда Генри III, принц Эдвард и легат Оттобуоно встретились с Лливелином Уэльским, чтобы подписать мирный приговор. Надо сказать, что договор тот был договорен всё-таки исключительно благодаря усилиям легата - Эдвард достаточно повоевал в Уэльсе, чтобы на дух не переносить Лливелина, а король, похоже, всё ещё находился в состоянии "что воля, что неволя - всё едино". Один Лливелин бурлил энергией, как вечный двигатель, да Оттобуоно отдыхал в местной откровенно драчливой атмосфере после тайных континентальных интриг.
читать дальшеПо сути, особого простора для переговоров и не было. Лливелин был по факту властелином Уэльса, и хотел признания этого факта от англичан. Англичанам никаких там местечковых королей на "своей" территории признавать не хотелось, но войну с Лливелином они в данный момент позволить себе не могли. Легат Оттобуоно смог найти компромисс: Лливелин признавался властелином Уэльса, но признавал Генри III своим льеж лордом, то есть сеньором. И приносил в этом формальную вассальную клятву. Как ни странно, этот мирный договор действительно продержался до самой смерти Генри, Лливелин его не нарушил. Впрочем, никто не сомневался, что с Эдвардом ему договориться не удастся, но это было делом будущего.
А пока мир с Уэльсом был обеспечен, мятежные бароны занялись сбором штрафов за свой мятеж, периодически потирая шеи чтобы убедиться: их глупые головы всё ещё были на месте, то есть жизнь продолжалась. От войны никто ничего не выиграл, но все проиграли. Генри III был вынужден признаться себе, что, просидев полвека на троне, он не сумел выиграть ни сердец, ни уважения своих подданных. Бароны оказались в долгах и в раздрае. Оксфордские Уложения, за которые сражался де Монфор, и все его реформы оказались выброшены на свалку истории. То есть, королевство продолжало жить согласно Винчестерским Уложениям да хартиям, как и до войны. Более того, большинство этих уложений и хартий остались в качестве действующих законов на века, и четыре из них действительны на сегодняшний день. Стоила ли овчинка выделки, спрашивается?
Впрочем, принц Эдвард заложил за мятежные годы фундамент своей будущей власти. Все поняли, что имеют дело с человеком более чем решительным, и к тому же не без талантов. А он сделал кое-какие выводы о том, как не надо царствовать, причем больше на примере де Монфора, чем своего отца. Король никогда не был популярен и всю свою сознательную жизнь щелкал по лбу собственных баронов. Де Монфор же был признанным лидером баронских амбиций, но ухитрился потерять популярность за год. Тут было о чем подумать будущему королю. Ну а на данный момент Эдвард стал мечом режима своего отца, от чего немножечко всё-таки выиграл и сам отец, которого перестали задирать по поводу и без.
Также, как ни громко это звучит, в целом выиграла нация, потому что в кои-то годы законы и правила были подняты над амбициями и чувством собственной важности, и король был признан лицом, подчиняющимся этим законам, как и любой из его подданных. Собственно, Кодекс Мальборо, принятый парламентом 19 ноября 1267, по своей значимости и конкретности важнее пресловутой Магна Карта, хотя на слуху он значительно меньше. Желающие могут ознакомиться с текстом здесь: www.legislation.gov.uk/aep/Hen3cc1415/52/1
В 1268 году ситуация выглядела достаточно стабильной, чтобы легат Оттобуоно тактично напомнил английской знати, что пора бы и выполнить свой христианский долг, а заодно и получить прощение за нагрешенное - перед свои отъездом, он наложил крест крестоносца на принцев Эдварда и Эдмунда, на Гилберта де Клера и прочих знатных баронов. Сборы были на этот раз сравнительно короткими, во всяком случае для Эдварда, который отплыл уже в августе 1270 года. До Святой земли он, правда, добрался далеко не сразу, но в этом не было его вины. Де Клер, кстати, вообще никуда не поехал.
Что касается Генри III, то хоть какой-то внутренний покой он обрел в 1269 году, когда перестройка Вестминтерского аббатства была, наконец, завершена. То есть, это аббатство в целом ещё лет 400 продолжали строить, но та часть, в которой король построил золотую усыпальницу для своего кумира, Эдварда Исповедника, была готова, и Генри сам, вместе с братом Ричардом и его сыновьями, переносил останки своего кумира на новое место. Усыпальница действительно была прекрасна. Правда, в 1500-х, в процессе роспуска монастырей, с нее бесцеремонно ободрали всё дорогое, заменив золото деревом. Королева Мэри украсила усыпальницу драгоценностями заново, но, естественно, при Кромвеле Эдварда Исповедника обокрали снова, во славу Реформации, заодно и порушив всех "идолов". Но хотя бы оставили гроб на месте, и то дело. Французским королям во время тамошней революции повезло значительно меньше.
Где-то так оно было. Усыпальница немедленно стала местом паломничества
Так оно стало. Могло быть и хуже, конечно, но все равно варварство. Впрочем, в часовни публику всё равно больше не пускают
Поскольку принцы и все, кто собирался отправиться в крестовый поход, уже были на старте, так сказать, парламент 1270 года одобрил налог на финансирование экспедиции без каких-либо возражений. В том же году папа освободил самого короля от принятого им когда-то креста, по причине возраста. Не то чтобы 63 года были каким-то индикатором дряхлости, тот же Раймунд Тулузский из Первого крестового был старше Генри, когда осаждал Триполи. Просто год плена подкосил его более чем основательно. Его величество несколько встряхнулся только во время свадьбы своего второго сына, Эдмунда, но в целом, судя по его письмам к Эдварду, чувствовал себя опустошенным и больным, и очень по Эдварду тосковал.
Вообще, этот рывок наследного принца в Святую землю пока мне не очень-то понятен. Дело в том, что в крестовый поход должен был отправиться Эдмунд - и по планам легата, и по желанию Эдмунда, и и по соображениям здравого смысла. На 1269 год у Эдварда была история плохой выживаемости их с Элеанорой Кастильской детей, сын Джон трёх лет от роду, и годовалый Генри. Царствующий король, Генри III, явно угасал. Вопрос: как можно было поставить под угрозу королевство, отправившись воевать в зону повышенного риска? Конечно, на крайний случай был любимый дядюшка, Ричард Корнуольский со своими сыновьями, но и его старшенький рванул за кузенами в Святую землю.
С финансами тоже был полный караул. Естественно оба принца были богаты, да и король не на паперти себе на проекты собирал. И парламент финансирование одобрил. Но иметь свободные финансы в звонкой монете, после гражданской войны и предыдущих испытаний - это совершенно другое дело. Эдмунду собирались добыть денег через брак, а деньги были у вдовы Изабель де Форс (урожденной де Редверс, причем с мамой из де Клеров). За Изабель и ее ресурсами велась охота и раньше - Симон де Монфор так охотился за ней, чтобы поженить упорно желающую оставаться свободной вдову со своим старшим сыном, что той пришлось укрыться сначала в аббатстве, где ее тут же сдали, а потом за укреплениями о-ва Вайт, находившегося в ее владении. Не согласилась Изабель и на брак с принцем Эдмундом.
Поскольку с Эдмундом она и после 1269 года оставалась в большой дружбе, вряд ли причиной отказа Изабель была неприязнь. Более того, поскольку она предложила Эдмунду в жены свою дочь Авелину, дело не было в желании попридержать деньги. Но поскольку трое ее детей (Томас, Уильям и Ависа) умерли в апреле 1269 года, по-видимому из-за какого-то поветрия, Изабель могла быть в трауре. Вообще, страшная ей досталась доля. Она умела обращать в золото всё, к чему прикасалась, и умела за себя постоять, но иметь шесть детей и потерять их всех - не та судьба, которой можно позавидовать. В любом случае, частично проблема финансирования крестового похода для Эдмунда была решена. Частично - потому что Авелине было 10 лет, и ни о какой консуммации брака и речи быть не могло, так что, видимо, Изабель отдала Эдмунду те свободные деньги, которые смогла. Похоже, что этот брак так и остался формальным, и никогда не был консуммирован - через несколько лет девочка умерла, и ее приданое никогда не было выплачено.
А вот Эдвард вскочил в историю с крестовым походом так резко, что ему пришлось просить денег у короля Франции. Благо, у Луи они нашлись, и в достаточном количестве. Теперь надо написать о странном Восьмом крестовом, плавно перетекшим в Девятый. Восьмой крестовый часто называют Крестовым походом Людовика IX. Вообще, панорама событий региона в тот момент была невероятна интересна, потому что в ней участвовали потрясающе интересные персонажи. Но сюда даже беглый обзор не вместится, такой политический клубок там был сплетен. Так что ограничимся сакральным "Восток - дело тонкое".
Как мы знаем, Луи уже участвовал в одном крестовом походе, в Седьмом, но тогда его с двумя братьями взяли в плен после битвы при Фарискуре, и отпустили только за большой выкуп. Надо сказать, Луи это приключение не обескуражило, и он, отбыв в Сирию, просидел там целых четыре года, укрепляя Яффу, Акко, Кесарию и Сидон, и заводя вокруг дипломатические отношения. В целом он на рубеже 1250-х в тех краях шесть лет провел. И вот сейчас он тоже в Сирию отправился. Дело было в марте 1270. В Тунисе он надеялся обождать прочих участников, и в процессе ожидания оживить старые связи. Увы, в лагере случилось поветрие дизентерии, и в первые дни августа Луи заболел. Тем не менее, в свои 56 он боролся с болезнью ещё три недели, и даже работал, принимая послов.
Эдвард же прибыл 17 июля в Карфаген/Картаж. И там его армию поразила та же участь - дизентерия. По какой-то причине, англичане как-то справлялись с этой напастью лучше. И те, кто был уже в армии Луи, и те, кто был с Эдвардом. Поэтому задержка с прибытием англичан в Тунис объяснялась ещё и здравым нежеланием оказаться в зоне эпидемии. А когда Эдвард добрался до Туниса в ноябре, остальные крестоносцы в буквальном смысле поднимали уже паруса. Как ни странно, Тунисский договор, который подписали Филипп III Французский, Шарль I Сицилийский и Теобальд II Наваррский, содержал параграф о том, что они воспрепятствуют атаке Эдварда Английского на Тунис, хотя того в Тунисе ещё и близко не было. В целом, крестоносцам просто заплатили, чтобы они оставили в покое ближневосточные дела, оговорив, опять же, отдельно, что принцу Эдварду из этих денег не должно достаться ничего. Интересно, не так ли?
В результате Эдвард отправился с французами на Сицилию, по дороге они попали в шторм, разбивший объединенную флотилию, и весь 1271 год Эдвард оставался на Сицилии, слегка участвуя в местных делах. В этот период и случилась трагедия, затронувшая всю королевскую семью. Кузен Эдварда, Генри Алеманский, отпросился домой, потому что его отец, Ричард Корнуэльский, заболел, и он хотел бы поспешить, чтобы застать того живым. На самом деле Ричард тогда чувствовал себя распрекрасно - он, король Германии, съездил туда в 1268 году, на следующий год женился на "самой красивой женщине своего времени" Беатрис Фалькенбург (ей было 15, ему 61, но, говорят, это был брак по обоюдной любви, что вполне вероятно, если принять во внимание харизму Плантагенетов и умение Ричарда заговорить, извиняюсь, зубы кому угодно), а в 1270 снова значительно округлил свое состояние очередной крупной сделкой.
На самом деле тот период истории описан совершенно отвратительно и противоречиво. Возможно потому, что его писали несколько летописцев, у каждого из которых было свое мнение относительно Восьмого крестового и его продолжения, Девятого крестового/Крестового похода лорда Эдварда. В скором будущем надеюсь отыскать более углубленное описание событий в биографии Эдварда. На данный момент позволю только себе удивиться утверждению, что Генри Алеманский своему кузену, собственно, солгал о причине желания вернуться в Англию. Эта версия событий изложена Мэттью Льюисом с ссылкой на Мэттью Парижского, хотя тот умер в 1259 году и никак не мог писать с того света репортажи о событиях 1271 года. К тому же, в этом описании дан неправильный возраст Генри Алеманского, 41 год, хотя ему было 35.
В любом случае, фактом остается, что на пути домой Генри Алеманский 13 марта 1271 года слушал мессу в Кьеза-ди-Сан-Сильвестро, Витербо, где его убили кузены, сыновья Симона де Монфора Ги и Симон-младший. Ги, в общем-то, процветал. Он служил на Сицилии под началом Шарля Анжуйского, получил за службу владения и чины, удачно женился. С Симоном-то младшим понятно: он прибился к более удачливому брату, хотя мог жить припеваючи на пенсион, назначенный ему Генри III. Зачем им в 1271 году понадобилось убивать кузена, как бы мстя за смерть отца в 1265 года, причем отца, павшего в битве и чуть было не угробившего коварным маскарадом короля страны? Более того, Генри Алеманского они убили совершенно публично, в церкви, в присутствии и Шарля Анжуйского, и нового короля Франции Филиппа III, и кардиналов. И никто не вмешался в ситуацию? Более того, с наказанием убийц тоже всё довольно никак. Ну отлучили в какой-то момент от церкви, но по тем временам это вообще было ни о чем. Но пока ничего не утверждаю из-за кучи противоречивых утверждений. Симон, вроде, умер в заключении, а Ги вполне себе процветал, отделавшись годом заключения в папской тюрьме с последующим помилованием. Как такое возможно-то?
Что касается королевской семьи, то Ричарда Корнуэльского разбил паралич, когда он узнал о случившемся. Для него старший сын, единственный выживший ребенок от брака с Изабель Маршалл, был не просто сыном, но и ближайшим другом. Генри III был вне себя от горя, а тут ещё скоропостижно умер пятилетний Джон, старший сын принца Эдварда. Ричард умер 2 апреля 1272 года. Король пережил брата на полгода. Он тянул свою лямку, даже подавил восстание в Нориче, но он больше не хотел жить. Собственно, это было долгое угасание, растянутое на годы, так что вполне можно сказать, что Генри III ушел в знак конца эпохи. Что он чувствовал в финале, пережив всё, что было для него важно, и вражду и дружбу? Говорят, что не умиротворение, но достоверно об этом не известно. Смерть освободила его от земных тягот 16 ноября 1272 года, и через 4 дня, в день св. Эдмунда, он был положен в свою усыпальницу в часовне своего любимого святого.
О смертях отца, дяди и сына Эдвард узнал от Шарля Анжуйского. Говорят, что тот был поражен, отчего Эдвард так тяжело воспринял именно смерть отца, а не сына. На вопрос об этом Эдвард ответил предельно откровенно: "мужчина может иметь много сыновей, но отец у него только один". Кстати, ему понадобилось ещё два года, прежде чем он вернулся в Англию. На состояние дел на родине это не повлияло - Генри III оставил страну спокойной и хорошо управляемой, и было согласовано, что правительство будет управлять Англией от имени Эдварда I, покуда новому королю не будет угодно вернуться и короноваться.
Создается впечатление, что хотя Вторая баронская война была выиграна довольно малой кровью, все члены королевской семьи перенесли ход событий удивительно тяжело, получив даже в те далеко не нежные времена что-то вроде пост-травматического синдрома. Надеюсь узнать больше фактов из биографии Эдварда, которая и продолжит нашу сагу о былых временах и ушедших королях, о свирепых сражениях, предательствах и преданности, и о том, что власть - это прежде всего тяжкая ноша огромного груза обязанностей на плечах обычного человека, но тяжесть эту может почувствовать только тот, кто власти достоен.
Прогулки кота теперь ограничиваются инспектированием лестничной площадки. Поскольку доведение ее до ума как-то заклякло (надеюсь, не забылось хотя бы) у наших бравых строителей, выглядит не очень. Но вообще в подъезде уже поспокойнее, хотя котяра явно трусит, принимая, как обычно в подобных случаях, практически форму шара (хотя если он напуган всерьез, он наоборот растягивается в линию, стремясь слиться с пейзажем. Видела во время нашей эвакуации на природу, больше не хочу. Пусть лучше шаром.
Обнюхивает дверь лифта
Не понравился запах из лифта. А на кого с укором глядят? Правильно, на меня
У нас умеренно жарко, где-то раз в сутки всё-таки поднимается ветер, который продувает квартиру насквозь, но в основном у нас повсюду молотят вентиляторы. Кот очень оценил их пользу!
Ездили сегодня в Виттреск (mirrinminttu.diary.ru/p221326390_vittresk.htm) снова. Там должна была быть экскурсия по саду, да и половину Гезеллиусов, которая 2 года назад была укутана и в ремонте, отремонтировали. Увы, как выяснилось, реставрировать не стали. Там есть парочка комнат для конференций, куда есть доступ только во время специальных экскурсий. То есть, рваться смысла нет. Ну в общем-то оно и понятно, Гезеллиусы бывали в Виттреске наездами, никаких личных штрихов там не было, а если что-то и было, то не сохранилось. Но жаль, жаль... Всё-таки семья Элиэля Сааринена там пожила, прежде чем уехать в Америку.
Картинка сетевая, кто-то по весне снизу сфотографировал
читать дальшеЧто касается сада, то смотреть особо нечего, как и на южной половине. Не для того там сады планировались, чтобы посадками поражать. Всё максимально близко к природе, прелестные каменные уровни, а несколько кустиков роз на основе шиповника цветут в геометрически разбитом садике. Всё чисто чтобы голову проветрить среди деревьев, не более того.
Вот она поближе, вторая половина. Я разочарована, очень. Сами по себе эти башни были милыми, соединенные вместе не гармонируют вообще. Уютная, вросшая в ландшафт половина Саариненов, и обрубок французского шато Гезеллиусов. Странно вообще, ведь там изначально Линдгрены жили, а Линдгрен проектировал здания, близкие к национальной романтике...
С другой стороны, спроектировал же он пару вилл именно с такими белыми башнями...
Экскурсии как таковой не было. Кто-то пристроил на лето экскурсоводом юного обалдуя, который не сподобился хотя бы по википедии построить интересный рассказ. Мэкал, бэкал, и потом предложил помолчать и послушать природу. Меня и возмущает, и вызывает брезгливую жалость такое полное отсутствие личных амбиций у такого молодого человека (а он ещё с акне, то есть реально молодой). Находиться в таком доме-музее, иметь доступ к такой информации, и не быть в состоянии представить историю во всей красе! А ведь людей много было, специально приехали. Фу таким быть. И не говорите мне, что с возрастом исправится. Обалдуй - это состояние менталитета, данность.
Побывали мы во вторник на кладищах Хьетаниеми. Нет, не себе присматривали - на тех кладбищах давно уже никого не хоронят, кроме как в выкупленных семейных захоронениях. Так что теперь это своего рода музей. Место вообще интересное. Там и городской пляж, и эдакий полупроменад, или, проще говоря, песчаная дорожка вдоль залива, с одиноким киоском, где скучающая продавец соорудила нам совершенно непотребных размеров порции мороженого, которое, разумеется, потом текло и капало, но против щедрости не протестуют.
читать дальшеПо идее, там должно быть дико дорогое жилье, но судя по виду местной публики и в целом виду райончика - нет. Самые обычные съемные человейники, с весьма уродливыми балкончиками. Вот некоторые припаркованные моторки и яхты - да, они дорогие. Потом мы увидели из автобуса, где построили дорогое жилье, и там променад выглядит по-другому, но как-то не впечатлило. Бетон.
Вообще, мы сорвались туда скорее на разведку, без подготовки. Поэтому на что набрели, на то и набрели. Тут ещё сложность в том, что я хожу довольно медленно - артроз, некстати выдавший осложнение верикоз, и сколиоз нижней части позвоночника. Когда я одна, мне это не мешает вообще, я в таком темпе много чего обошла пешком в Англии. Но мне неловко не пригласить с собой супруга, потому что ему тоже интересно. И наши походенки выглядят так, что я бреду в шаговом режиме, а супруг нарезает вокруг круги как юный ретривер, забегая далеко вперед и периодически возвращаясь с немым вопросом во взгляде: когда ж ты, холера, сдвинешься?
Холера бы и рада сдвинуться, но... Переносить всё это довольно утомительно, так что без плана получается именно то, что получилось. Так что, на мой взгляд, по таким местам надо бродить очень медленно и тщательно, и имея план, и чтобы никто не беспокоил. Потому что лютеранское кладбище на Хьетаниеми просто огромно! Хоронить там начали с 1829 года, так что теперь, не зная точного адреса какого-то захоронения, в пяти кварталах кладбища просто заблудиться можно.
Очевидно, статуя Человек, притихший перед Вечностью. Во всяком случае, никакой надписи на постаменте не было, значит - произведение искусства.
Проблема с захоронениями президентов в том, что они не собраны в одном месте. Например, буквально на парадном месте у главных ворот имеется выгородочка, в которой встретились знакомые. Но всё вперемешку. Первым делом, премьер (1987–1991) Харри Холкер, я его ещё живым застала, как раз в его время в Финляндию переехала. Но он много чего успел в жизни, кроме премьерства - и стать рыцарем в Британской имерии за план умиротворения Северной Ирландии, и побыть Председателем Генеральной Ассамблеи ООН (2000-2001), и даже возглавить администрацию ООН в Косово в 2003 году. Вот такое нарядное надгробье ему поставили:
"Память воды" называется
И совершенно рядышком - надгробья Кекконена и Мауно Койвисто. Не такие нарядные, но полные достоинства, по-моему. Простой народ, конечно, до сих пор считает, что так хорошо, как при Кекконене, в Финляндии никогда не жилось, но это, знаете, память ложная. В его "царствование" несколько исходов из страны было - в Австралию, в Швецию, в Америку, потому что работы не было, а чтобы получить заем на покупку жилья, надо было попресмыкаться перед директором местного отделения банка, который самолично оценивал просителей. Причем проценты были жуткие. И денежная реформа при Кекконене была, а это всегда встряхивает экономику, и от этого вовсе не все выигрывают.
Президентствовал он с 1956 по 1981 год, причем в 1973 его срок был продлен на 5 лет без выборов. Как понимаете, в эти десятилетия вместились и и взлеты, и падения, но да, именно при нем в 1960-х была выстроена система социальной защиты населения, которой потом страна гордилась долго, пока около 2010 года всё не рухнуло - то ли мир стал другим, то ли те, кто правит миром. Кекконен, возможно, и не был великим стратегом, но он был отличным тактиком в данных на каждый отдельный момент условиях. И умел держать в кулаке внутреннюю политику, хотя молодежная фронда конца 1960-х не обошла и Хельсингский университет. Но заметьте - все главари того бунта были быстренько прибраны не за решетку, а в молодежные отделения партий, и оттуда - в парламент, где и занимались политикой всю оставшуюся жизнь. И хорошие, грамотные политики из них вышли, надо сказать. Не то что нынешние.
Койвисто (в президентах с 1982 по 1994) менее популярен. Собственно, он тоже был человеком из народа, как и Кекконен, но он несколько раз успел побыть министром финансов, а это очень тяжелый портфель. И в условии Финляндии, где финансовая политика, за исключением периода безбашенных 80-х, всегда сводилась к экономии по всем фронтам, портфель среди населения крайне непопулярный.
Насколько понимаю, Койвисто, к тому же, не могут простить того, что он приоткрыл двери Финляндии для беженцев, которых надо было приютить по гуманитарным соображениям. Вряд ли он, конечно, понимал, к чему это приведет, потому что никто не мог предвидеть маштабного переселения неграмотной бедноты, умирающей дома от войн и голода, в сравнительно благополучную по их масштабам Европу.
Строго говоря, беженцев Финляндия уже видела, но это были сплошь политические беженцы. А в эту кагорту входят почти исключительно фрондирующие интеллигенты, которых по той или иной причине начинают уничтожать на родине. Первыми были беженцы из Чили в 1973–1977 годах, всего 182 человека, все по статусу политических беженцев. Потом привезли из Малезии 100 человек политических беженцев из Вьетнама в 1979 года. Они бежали от коммунистов, поэтому в Финляндию поехали просто от безысходности, хотя их безгранично пугала география этой страны. Вьетнамцы были и остаются очень замкнутой диаспорой, все трудоустроили себя сами, и до последних лет в скандальных хрониках не мелькали. Чилийцы тоже устроились хорошо - это были специалисты, в основном, и кто-то трудоустроился в Финляндии, кто-то поразъехался по другим странам, и многие уже в 1980-х вернулись в Чили. То есть, с этими беженцами трений у местного населения не было.
Но в 1990-х хлынули всё увеличивающимся потоком беженцы из Сомали, которых пришлось принять, но которые не вписались. Бессмысленно перечислять очевидные причины, почему. И дело было вовсе не в цвете, а именно в инаковости и в многочисленности, благодаря которой они могли жить в новой стране, соприкасаясь с местным население только в общественных местах. А тут в Финляндии грянул финансовый кризис, закончилась работа, и началось вынужденное обстругивание социальной системы со всех сторон. Сомалийцы и ингермаландцы, которым Койвисто дал статус репатриантов, но большинство из которых не говорили по фински и честно считали себя русскими, прочно заассоциировались в национальной памяти с кризисом. А девизом Койвисто была фраза о том, что лучше обмануть ожидания, чем обещания, так что национальным кормчим на время наступившей бури он стать не захотел. Или не смог, но такое все равно не прощается.
Рядышком поместилось надгробье Вяйно Таннера, по соседству с президентом Рюти, с которым он и при жизни дружил со студенческой скамьи. Интересным он был человеком, совершенно бесстрашным. Возможно, политически он был слишком необходимой фигурой, за которую хватались при каждом кризисе 1930-х, чтобы его уничтожили, но всё же настроения перед Второй мировой в Финляндии были настолько ультра-правыми, что открытому социал-демократу Таннеру могло достаться чисто физически. Но именно он последовательно выступал против самовольных дружин, терроризирующих всех, кого можно было заподозрить в социалистических настроениях, и таки добился запрещения деятельности этих организаций решением суда.
По иронии судьбы, в тюрьму он угодил по требованию коммуниста Андрея Жданова в 1946 году. Дело в том, что во время войны Таннер очень умело выполнял различные работы в правительстве, был два последних перед миром года министром финансов, и, видимо, в Москве не смогли оценить, что социал-демократ по убеждению стал в момент испытаний патриотом своей страны. Ему даже требовали смертной казни, но, к счастью для Таннера, такой меры наказания не случилось в числе возможных. Отсидел он половину срока, и, вероятно, страдал не более, чем все прочие в весьма голодные послевоенные времена. Помнится, где-то читала, что его жена доставала с огромным трудом продукты для супруга, так что именно благодаря ей он пережил заключение и вышел в рабочей форме. Ему и правда с питанием было сложнее, чем прочим - ещё в 1930-х его прооперировали в Швеции по поводу рака кишечника, и у него была стома. Но времени Таннер даром не терял - тащил и в тюрьме обязанности руководителя правого крыла социал-демократической партии, и писал воспоминания, в которых нвпомнил многим то, о чем ои помнить не хотели. Выйдя на свободу в 1948, он в 1951 уже вернулся в политику, где и трудился до 1966 года.
Что касается Ристо Рюти, то ему выпала по жизни ноша стать премьером в Зимнюю войну и президентом во Вторую Мировую.
В отличие от своего друга Таннера, Рюти к левым относился настороженно и крайне недоверчиво. Дело в том, что в 1917 году они с женой угодили в дикий замес между русскими матросами и местными отрядами национальной обороны. Дело было в имении Моммила, и стало результатом вражды местного контрабандиста и торговца вином Йохана Скотта и хозяина поместья, советника Альфреда Корделина. Рюти был тогда судьей, и был с супругой среди гостей на дне рождения Корделина, когда Скотт привез туда пьяных вхлам матросов. У советника была, конечно, охрана в числе 5 человек, но матросов-то было 26. В общем, матросы решили отправить всю компанию "врагов народа" в Питер почему-то, но поезд не пришел на станцию, и арестованные попытались бежать. Была перестрелка между матросами и отрядом обороны, в результате которой Скотт был смертельно ранен. Рюти с женой повезло больше, чем многим из гостей, но после такого никакой симпатии к народной власти он испытывать просто не мог, бедняга.
Именно Рюти связал Финляндию с Германией, поняв, что в англичанах и шведах ему союзников не найти, но ему же и пришлось выкручивать Финляндию из войны, и сделал он это очень оригинальным способом. Летом 1944 года мало кто в Финляндии сомневался, что Германия проиграет. Но, как обычно в таких случаях, никто не мог обрубить связи с союзником по живому. Особенно с союзником, который был вооружен и опасен. Риббентроп предложил тогда Финляндии помощь оружием и продовольствием, если Рюти подпишет договор, по которому Финляндия не сможет заключить отдельный договор о мире с СССР. Рюти договор подписал. А потом написал прошение об отставке с должности президента, передав власть своему заместителю на 4 дня, что сделало договор недействительным. Маннергейм назвал это национальным героизмом. И да, именно так этот ход и следует назвать. Не всё оружие из Германии было доставлено в Финляндии, но наступление Красной Армии летом 1944 года было отражено. Оккупации не случилось.
Рюти тоже угодил в тюрьму, разумеется, потому что никогда не скрывал своего желания исчезновения СССР с Балтики и уничтожения Ленинграда. Отсидел он три года, и тоже был (не без труда) амнистирован, после чего к политике больше не возвращался, естественно. Отчасти потому, что был уже очень болен, а отчасти потому, что времена изменились, и в этих изменениях для взглядов Рюти просто не осталось места.
Ну вот, а рядышком были надгробья всяких ректоров и прочих солидных деятелей, и у нас не был никакой возможности разыскать памятники всех других президентов. Из того, что попалось на глаза, самый роскошный мавзолей отгрохали супругам Хелениусам, посвятившим свою жизнь важному, но безнадежному делу - борьбе за трезвость населения. Матти Хелениус даже умер на посту, так сказать, посреди Атлантики, по дороге на какой-то конгресс по данному вопросу, проходивший в Америке, откуда это движение и пришло.
А ровно через дорогу, напротив главных ворот, мы увидели старое православное кладбище, и отправились туда.
Это самое старое кладбище на Хьетаниеми, открыто было в 1815 году. В общем-то православных покойников в округе хватало и в 1700-х, но их спокойно хоронили на одном кладбище с лютеранами, и никому это не казалось странным. Теперь это кладбище оказалось прямо в центре города, вокруг Старой церкви, и является парком.
Но потом Финляндия стала частью России, в Свеаборге расположились военные, которых тоже где-то надо было хоронить, и было решено открыть отдельное православное кладбище.
И тут мы не стали ходить между рядами, а зря. Впрочем, на части кладбища работал ужасно неприветливого вида служитель и занимал место его автомобиль. Я засняла только самый пышный монумент на этом кладбище - право, просто викторианским духом повеяло, они такие чудовищно громоздкие изваяния просто обожали.
Кем же ты была, Раиса Павловна, что тебя родня так надежно ангелами огородила? Лично мне по вкусу другие памятники, более персональные, что ли. Во всяком случае, более уместные для простых смертных.
Что интересно, под кладбищем практически случайно нашли в 2013 году множество катакомб, о наличии которых никто не подозревал. С точностью определили 12, но, очевидно, их намного больше. Предполагается, что это погребальные склепы, они величиной от 60 см до 5 метров. Тогда православный приход надеялся найти, кто бы их исследовал, но поскольку новых данных я не нашла, так этими катакомбами, видимо, никто и не занялся. Несколько старых могил с царских времен есть и за пределами нынешних стен:
Через забор от православного находится еврейское кладбище. Оно открылось в 1895 году, когда старое было уже заполнено. Нынешнее, кажется, действующее, потому что его расширяли в 1994 году. Старое кладбище существует, но оно полностью закрыто. Нынешнее вполне приятное.
Памятник павшим в 1939-1944 гг
Очень нарядное надгробье у некоего Кагана - и что бы эти руки с линиями судьбы значили?
Ещё одно красивое надгробье, и я знаю, чье - Давид Мордух (1869-1945) был крупным бизнесменом и живым доказательством того, что воспитанные одной мамой мальчики вовсе не являются на 100% неприспособленными для жизни тюхами. Давид был скорее акулой, потому что преуспел в торговле таким товаром как зерно, причем в Питере, причем даже в условиях Первой Мировой. Petersburgs Magasin, Kylinrättningar & Silos A/B - его детище. Полностью. После революции он вернулся в Финляндию, и сразу занялся лесом, поскольку точно знал, что уничтожаемое вокруг скоро будут отстраивать. Излишне говорить, что преуспел. Его концерн Handelsaktiebolaget Fren (Finland-Ryssland-England) удачно торговал до 1922. А потом, в 1925, по какой-то причине вернулся к зерну, и снова его Viljantuonti Oy стала во главе экспорта. Такой вот человек.
И, в конце, увидела памятник, который меня обрадовал:
Дело в том, что я хорошо знала внучку и тёзку похороненной здесь Сары Матсофф. Прожила не менее 102 лет в сравнительно здоровом состоянии и полной ясности ума. Никогда не видела Сару без тщательно наложенной косметики за пределами ее квартиры в пансионе. А как она одевалась! Твид и шляпки. Просто мисс Марпл в исполнении Джоан Хиксон. Не в курсе, право, сколько она языков знала, как минимум четыре - финский, шведский, английский и русский, на котором говорила абсолютно свободно.
А потом мы сели на автобус и поехали в Камппи к автобусному терминалу. Мы всегда в Хельсинки на автобусе по будням ездим - всё ж перерыто по центру, и это на годы. Но прежде чем отправиться домой, пообедали вот где:
Люблю эту едальню именно в здании терминала/торгового центра Камппи, у них классный повар весь этот год. В китайских ресторанах много зависит от этого. Но там и должен быть хороший повар, потому что сколько стоит владельцу аренда в самом центре Хельсинки - даже представить страшно. Но парень он бойкий, постоянно бдит, постоянно поправляет, если что не так, как надо. Ну и видно в целом, что не от бабушки бизнесу научился. Хотя и от нее тоже, скорее всего))
Пока я тут прохлаждаюсь, выложили уже половину второго сезона!!! Не менее интересное начало, чем в первой части, хотя генерал - всё тот же бравый придурок в определеннои смысле.
Смотрю аниме Хроники расхитителей гробниц: Волшебное дерево Циньлина. Толстяка в нем нет, друг главгероя вполне спортивен... и до одурения туп. Я не понимаю, почему его до сих пор никто не прибил, и он дожил до взрослого возраста Двигатель сюжета?
Собственно, самый любимый мой музей, в котором хватает сокровищ на разные экспозиции. Ходили ещё в конце июня! На этот раз выставка называлась "В духе времени", и темой были 1930-е. То есть, выставлялись картины, которые были приобретены Гюлленбергами в то время, но были и более поздние приобретения. Весной я показывала коллекцию моды оттуда, за тот же период. Надо сказать, кое что меня удивило. Например, узнаваемая с первого взгляда Шерфбек иногда писала нечто удивительное. Как бы и ракурс ее, но этот автопортрет словно из другого, более счастливого времени. Я знала, что у Хелен была исключительно тяжелая жизнь, но через этот автопортрет впервые реально прочувствовала, как эта жизнь ее перемолола.
Около 1904 года
читать дальшеПосле этого ее Дева Мария была воспринята как должное. Кстати, Шерфбек никогда не рисовала воображаемое. Она искала характерные модели повсюду - в магазинах, на улицах, на рынках. Вообще, хорошие непрофессиональные модели с персональными чертами ценились и рекомендовались художниками друг другу.
Отчасти поэтому на втором этаже, на жилой половине (в салоне), на стене висит картина скандальная. Суккот называется. В самой-то картине ничего явно скандального нет, разумеется, но то, что за ней скрывается... Эта пара - Шава/Эва Славицкая и торговец табака и фруктов Алтер Фидлер из Хельсинки (некоторые искусствоведы считают, что на картине позирует все-таки отец Шавы, Авраам - из-за возможно благословляющего жеста, то есть он касается ее волос, чего не мог сделать посторонний мужчина. А может он просто держит руку в кармане. Но все равно Шава почти положила ему голову на колени, и это более чем странно).
На картине девочке около 10 лет. А в 1891 году 17-летняя Шава была "похищена" Хедвиг Элеанорой фон Хаартман, основательницей Армии Спасения в Финляндии, и Луизой аф Форсельес, филантропом, обращающим на путь истинный заблудшие женские души. На самом деле, как понимаю, Хедвиг и Луиза подружились с Шавой, которая приняла христианство и присоединилась к их работе в Армии спасения совершенно добровольно, просто против воли родни. В конечном итоге противостояние дома зашло так далеко, что девушка просто убежала вечером буквально в тапочках и шали, умоляя укрыть ее и спрятать от родителей, которые колотушками пытались заставить ее выйти замуж.
Хедвиг самой тогда было хорошо если 20 лет, Луиза была лет на 10 старше, так что судьбу Шавы они приняли близко к сердцу. Тем более, что Шава как бы и не была просто какой-то еврейской девочкой, которую, на волне моды конца девятнадцатого столетия, решили "спасти" в христианство. Шава была моделью самому Эдельфельдту ещё в 9 лет, потому что обладала именно той экзотической красотой, на которую оглядывались на улице. Потом ее написала Шерфбек в своей тревожащей картине. А поскольку культурные круги Хельсинки были весьма узки, девушка стала там своей, то есть личностью, чья судьба была не безразлична. Так что Шаву/Эву сразу укрыли в Швеции, откуда она отбыла в Англию, где приняла христианство и начала работу в Армии Спасения. Её искали, но не нашли. Похитительниц осудили, но апелляционный суд их оправдал, хотя и приговорил к выплате крупного штрафа в 150 марок семейству Славицких. У Шавы всё сложилось хорошо - она потом стала офицером Армии Спасения, ее откомандировали в Данию, и она там благополучно вышла замуж за того, кого сама выбрала.
1883 год. Никто так и не смог объяснить динамику между двумя персонажами, и странную позу девочки. Что именно хотела сказать своей картиной Шерфбек, она никогла не объясняла
Ну и ещё я была рада увидеть нормальный портрет Доры Эстландер, кузины Шерфбек, которую та часто рисовала в своей манере. Дора была большой модницей, очень следила за каждым трендом, и всегда выглядела воплощением любого. А вообще, Дора была художницей, цветы рисовала. Портрет ее написал Вернер Томе. Всё его семейство было политически активно, отец и братья были лесничими, за что и поплатились - в гражданскую все трое были застрелены красногвардейцами. А Вернер выжил. Видно, далеко был от военных действий, или в нём, художнике, врага не увидели.
Саллинен, конечно, в узнаваемости не уступает Шерфбек, но на этот раз был выставлен портрет его жены, который мелькает среди выставок его работ крайне редко. А ведь именно через него понятно, какой она была на самом деле. И понятно, почему нашла силы, в конечном итоге, разорвать то состояние хронического абьюза, любви-ненависти, в котором ее держал муж. Да и то, за что ненавидел. Сильной она была, очень сильной. Грех непростительный и притягательный для человека с его историей.
Ещё я хочу вам показать, как ни странно, немного абстракции. Вообще-то абстракция - это явно не то, что может меня привлечь, но есть абстракция и абстракция. Хорошей мало, на самом деле. Или, скажем так, внутренний мир художников, раскрытый ими через их абстрактные ассоциации, не кажется мне интересным. Но исключения есть. Рейдар Сярестёниеми (1925-1981), к примеру. Гений, оставивший 1500 работ, чьи выставки собирали десятки тысяч посетителей. Горький пьяница, убивший себя снотворным и алкоголем. Отшельник, проживший большую часть своей жизни на родной ферме. "Герцог Киттилы", набивший роскошными нарядами целый одежный склад рядом с домом. Наверное, большую часть жизни он был несколько не в себе, но от его картин сложно оторваться.
Антиматерия, 1970
Или Юхани Линноваара (1934-2022). Его картины почему-то называют юмористическими, но у меня от них мороз по коже. Как он сам пытался объяснить, он хочет представить, как выглядит наш мир чужими глазами, глазами вообще других видов. По образованию-то он был ювелиром. И создавал работы для Lapponia Jewelry - практически единственное из ювелирки, что находило и находит во мне живой отклик (обычно я к золоту-бриллиантам равнодушна совершенно). Вот Ано Гюлленберг и приобрел несколько работ Линноваары (дорогущие!).
Пейзаж с кафедралом, 1969
Мой любовный секрет/Тайная возлюбленная, 1970
Мороз по коже, да?
Ну и ещё пара фигурок.
Тайсто Каасинен (1918-1980), Рыцарь
Кари Юва (1939-2014), Испанский всадник, 1969
Каасинен работал для Арабии, как и обожаемый мною Михаил Шилкин, Ну а Юва понастроил кучу весьма узнаваемых квадратными очертаниями монументов по стране. Лично мне его статуэтки нравятся гораздо больше, чем его монументы.
А ещё я немного больше узнала о вилле и ее хозяевах. Оказывается, Ане и Сигне Гюлленберги основали фонд не потому, что были бездетны. У них были две дочери-близняшки, вышедшие замуж и уехавшие из страны в Америку. Именно одна из них и оценила место, где построили виллу, катаясь на лыжах по заерзшему заливу со своим женихом.
И ещё Ad Astra Галлен-Каллелы всегда висела в спальне Сигне так, чтобы она всегда видела картину, просыпаясь. Интересно, что оправу, которая составляет одно целое с картиной (Галлен-Каллела всегда сам придумывал оправы к своим работам) Сигне безжалостно закинула в дальний угол подвала, и нашли ее практически случайно во время одной из инвентаризаций. Вот чем не угодила-то?
"Ведьма и Чудовище" Ну, это аниме строго для любителей историй о разборках в магических мирах. Есть всё - и злобные ведьмы, и недобросовестные некроманты, и гримуары, появляющиеся на столе во собственной воле, чтобы соблазнить невинные души. И есть Очень Загадочные Герои, которые улаживают разборки всего этого с мирным и не очень населением. Наверное, много чего ещё есть, но я серии четыре или пять осилила.
читать дальшеВообще, сделано как тысячи до него на эту тему - груды трупов в более или менее разобраном виде, океаны нарисованной кровищи, невероятные красотки в нарядах не от мира сего, сияющие Паладины и фрондирующие Маги, боевые девахи, складывающие в ресторане ноги на стол, и всё такое. Добротно. Я просто не нашла причины, зачем мне всё это сдалось. Какой-то захватывающей истории за всем эти нет, есть некоторая усталость и меланхолия, типа "и это тоже тлен".
В ту же копилку "да ну их" попали и "Гримм", вывернутые наизнанку сказки. "Золушку" оттуда я отсмотрела раньше, и ничего хорошего по этому поводу сказать не могу. Опять всё сделано добротно и красиво, и даже полет фантазии любителям может понравиться, но меня снова озадачил простой вопрос:а зачем мне всё это? Пусть уж знакомые с детства сказки останутся такими, какими я их помню, новых прочтений характеров мне не нужно, я сама их придумать смогу при желании. Хоть и не так заковыристо, надо признать.
"Пламенный отряд" Хорошо там всё - и темп, и наличие связного сюжета, и своеобразная вселенная, в которой условные пожарные, а точнее люди, умеющие управлять огнем, пытаются разобраться в загадке самовозгораний людей, в процессе которых те, обычно, превращаются в опасных чудовищ, крушащих и поджигающих всё вокруг. Обычно, но не всегда, что навело некоторых из них на мысль, что часть самовозгораний - это умышленное превращение людей в чудовищ. Но кем и зачем? Характеры тоже прописано хорошо и интересно. Но только всё это оказалось вообще не интересно мне. Не знаю, что для меня делает аниме интересным или нет, но в данном случае загадка, разгадке которой сериал посвящен, меня не захватила.
"Контракт душ" задумка неплохая. Оммёдзи периодически заключает такой контракт, обручаясь с "резервным банком энергии", если так можно выразиться. Ну и данный "банк" оказался, на мой взгляд, весьма противным и туповатым парнишей. Плюс, "всё смешалось в доме оммёдзи" - там завелись предатели, да и в визуальной близости от дома группируются озлившиеся духи, намеренные свести с колдуном счеты. Отдельное спасибо за образ невесты оммёдзи, она намного интереснее прочих как персонаж.
И вот это всё подано в виде такого бурного броманса, если даже не больше, что сначала недоумеваешь, потом злишься, потом становится скучно. Ну в самом деле, сколько ещё раз зеленоглазый и женоподобный юноша будет с проклятьями падать на мускулистую грудь оммёдзи? За 3,5 серии я со счета сбилась, и... забила. Кажется, в последней серии, куда я заглянула, он как-то заматерел, но это неточно. Мог быть и не он. В общем-то я обычно с большим удовольствием смотрю на приключения красиво нарисованных героев в чисто мужской компании, но это аниме на совсем уж любителя. Главное, всё второстепенное как-то можно бы было перенести, если бы там хоть один из героев вызывал симпатию, но таких не оказалось.
Итак, какие же штрафы накладывались на подданных короля, которые с оружием в руках выступили против своего суверена, а потом решили бы оружие сложить. Разумеется, не будем тут растекаться по всем возможным вариациям, а рассмотрим выпущенный для конкретной ситуации 31 октября 1266 года The Dictum of Kenilwоrth. Для создания этого документа парламент назначил трёх епископов и трёх баронов, которые потом выбрали ещё двух графов, одного епископа и трёх баронов. Графами были, разумеется, граф Глостерский, без которого в тот момент вообще ничего не обходилось (де Клеры были реальной силой, и, надо сказать, при любых заморочках были в первую очередь за себя, то есть их и стоило держать поближе и выказывать уважение), и граф Херефордский Хэмфри де Богун. Хэмфри был как раз одним из тех, кто изначально был на стороне баронов в период, когда те были заняты Оксфордскими Уложениями, но когда нуждающийся в боеспособных союзниках Симон де Монфор стал натравливать на приграничье Ллевелина Уэльского, приграничные бароны стали его врагами.
Одна из сохранившихся копий The Dictum of Kenilwоrth, документа более чем важного, так как он ещё долго служил образцом в аналогичных ситуациях
читать дальшеИз епископов были выбраны лоялисты, не поддерживавшие де Монфора, во главе с архиепископом Йоркским. Баронами, заседавшими в комиссии, стали Филипп Бассет (юстициарий Англии), Джон Баллиол (один из важнейших советников и доверенных людей короля), Роберт Волеранд (один из ближайших доверенных лиц короля, держащий от него два замка; сенешаль Гаскони и посланник в переговорах относительно короны Сицилии дла принца Эдмунда; регулярный юстициарий по вопросам должностных злоупотреблений шерифов и высшей знати королевства), Алан ла Зух/ла Зющ (судья в Честере и четырех провинциях Северного Уэльса, порой слишком склонный к силовым решениям, но закон всё-таки хорошо знающий), а также Роджер де Самери (скорее по всему просто из-за практических знаний в делах, связанных с земельными операциями, а так он был один из вполне рядовых служащих приграничья, разве что стал лордом Дадли Кастл, и начал потихоньку его отстраивать после того, как тот был совершенно разрушен ещё при Генри II) и Ворен Бейсингборн (судя по тем крупицам информации, которую я нашла, этот 37-летний потомок очень древнего рода отличился в битве при Ившеме, был абсолютным лоялистом и человеком принца Эдварда, и это назначение было, похоже, первой наградой, за которой последовали ещё несколько - разрешение на строительство собственного манора, в частности).
И вот над чем они работали. Представим себе ситуацию, подобную той в Кенилворте. Любой замок в королевстве принадлежал королю и членам королевской семьи, но главным над замками был король. Нелегальные замки периодически возводились, особенно в периоды смуты, но как только смута заканчивалась, их сносили по приказу короля. Иногда богатым и важным аристократам дозволялось возводить замки там, где это было стратегически разумно для королевства, но существование и этих замков полностью зависело от воли короля и поведения владельца замка. Хозяйкой Кенилворта была сестра Генри III, Элеанор, и король согласился отдать ей этот замок в качестве приданого отнюдь не сразу и без радости - он ведь успел его укрепить до состояния неприступного для обычного штурма.
Элеанор, таким образом, стала оверлордом для местных лордов, каждый из которых имел своих вассалов. Мы сейчас не говорим о служащей челяди, только о тех, кто был землевладельцами. В случае конфликта оверлорда с высшей властью в королевстве, королем, его вассалы, по идее, могли выбрать короля, хотя на практике они, уже на уровне вассалов местных лордов, были настолько связаны друг с другом родством и интересами, что стремились скорее сподвинуть своего лорда к миру с королем, нежели выступать против него сольно. В данном же случае, Элеанор официально против брата даже войну не вела, так что, строго говоря, Кенилворт нельзя было рассматривать вражеским замком. Она просто велела никого в замок не впускать. Король в таком случае мог объявить общую конфискацию владений всех, кто не подчинился его приказу открыть ворота, потому что его приказ был выше приказа членов его семьи. Но, разумеется, пустить по миру такую ораву в тысячу голов ему совершенно не хотелось, да и глупостью это было бы. Выходом из патовой ситуации было возвращение владельцам их фактических владений с выплатой штрафа за неподчинение высшей власти.
Штраф назначался пропорционально стоимости земли, которую ее владелец хотел вернуть из конфискации. В свою очередь, средневековые правила собственности устанавливали стоимость земли в десятикратном размере по отношению к тому годовому доходу, который она производила. Существовала шкала скользящего тарифа штрафа, учитывающая степень вовлеченности владельца земли в беспорядки, повлекшие за собой ее конфискацию. Для большинства это была сумма, равная пятикратному годовому доходу, но в случае минимальной вовлеченности - всего лишь двойной. Другие же, как граф Дерби, игравшие центральную роль, заплатили бы штраф, равный семикратному годовому доходу.
В общем-то, справедливая плата, если учесть, что альтернативой было бегство за границу и потеря всей собственности. Проблемой же был факт, что пока бунтовщики сидели, закрывшись в крепости, или находились в руках королевского правосудия, их земли и добро зачастую "прихватизировали" выступавшие на стороне победителей. Да, им пришлось захваченное вернуть в руки короля, но процесс-то был не быстрый. Впрочем, и штрафы обычно выплачивались долго. Не отделались легко и те, кто предпочел укрыться от греха подальше в церковных убежищах, но не выступить против бунтовщиков, когда королю это требовалось. Они должны были заплатить в королевскую кассу половину годового дохода. А те "умники", которые уничтожили расчетные книги и клялись, что понятия не имеют, какой у них годовой доход, и те, кто земельных владений не имел, штрафовались на треть своего общего имущества. Как видите, когда через без малого три столетия молодой финансовый гений Эдмунд Дадли разрабатывал для Генри VII систему бондов, связавших английскую аристократию по рукам и ногам, он начинал не на пустом месте.
Но только не надо понимать всё вышесказанное как буквальный сценарий происходившего. На практике все, кому было что терять, знали эти системы штрафов наизусть, и учитывали реалии смутного времени. Или имели на стороне заначку, или дружественный договор с соседями, или небольшую частную армию дюжих молодцев, способных отразить рейд грабителей или потенциалных захватчиков - речь ведь шла не об армиях, а о бандах в несколько десятков вояк максимум. Обычно меньше. И считать, какой вариант вовлеченности в свару своего лорда выгоднее в случае проигрыша, верные вассалы тоже умели.
Дальше пройдемся по тем, кто не успокоился после Ившема. Часть землевладельцев, чья земля была конфискована, по какой-то причине решила никаких штрафов не платить, а сразу, как списки попавших под конфискации были оглашены (уже в сентябре 1265 года), захватили остров Аксхолм, городок, построенный на холме посреди заболоченной низины. Этот Аксхолм был хорош тем, что его было крайне легко защищать даже малыми силами, а то и вовсе перекрыть все ведущие к нему немногочисленные дороги. Главарем этой группы был некий Джон д'Эйвилл, рыцарь. В первой половине пятнадцатого века шотландский хронист Уолтер Боуэр именно его в своей Scotichronicon назовет Робин Гудом. Вообще, с этим д'Эйвиллом-Робин Гудом ситуация показательная. Историк Мэттью Льюис почему-то поместил его в Или, Кембриджшир, хотя довольно точно описал по факту Аксхолм и особенности его расположения в Северном Линкольншире. Где именно приключался Джон д'Эйвилл, указано, тем не менее, в его биографии. Да, на карте их спутать легко, Кембриджшир и Линкольншир граничат, но всё же. А на о-ве Или укрывались бароны во времена Первой баронской войны, при короле Джоне. Также биография Джона д'Эйвилла говорит, что в сентябре 1265 года в Аксхолме он находился по распоряжению Симона де Монфора-младшего. Это, собственно, объясняет, с какой такой напасти группу рыцарей занесло в это никому не нужное гиблое место, и заодно - почему гарнизон Кенилворта сидел в замке, отвергая все попытки перемирия. У Симона-младшего, возможно, был план ударить по королевским войскам у Кенилворта и самостоятельно снять осаду со стороны Аксхолма, но в процессе развития событий и он, и группа, сидевшая в Аксхольме, отдрейфовала на юг. Да и не только она.
В этом плане довольно любопытно, что внезапный взбрык графа Глостера в апреле 1267 года считается не попыткой полноценного бунта против короля, а просто легкой придурью. Ну осадил он внезапно Тауэр, потребовав от расположившегося там легата сдать укрепление ему, графу Глостерскому. Ну так не всерьез же! И вояжам легата в собор св. Павла он не мешал, и даже возвращению Генри III в столицу не попытался помешать. Ну разнесла и разграбила толпа (с подачи недоподавленных монфортистов) всего несколько лет назад отреставрированную Расписную Палату в Вестминстерском дворце, которая было особенно дорога королю, потому что там, говорят, умер в былые времена Эдвард Исповедник, ну так заново ж потом расписали. Тем не менее, каким-то образом засевшие в лесах и болотах королевства мятежники подтянулись к Лондону именно к моменту, когда де Клеру пришла в голову фантазия в очередной раз напомнить окружающим, какой он весь непредсказуемый.
Расписная палата в 1799 году
Так что не факт, что граф ничего такого не планировал. Просто, скорее всего, он получил то, что хотел, без драки. Говорили, он был недоволен штрафами, наложенными на бунтовщиков, но практически это была просто свара между Глостером и Мортимером, причем Глостер повел себя очень театрально, уверяя, что Мортимер готовит его убийство, и что на юг он уехал из страха за свою жизнь. В любом случае, в мгновение ока Глостер снова был в фаворе, и многие именитые бунтовщики получили свои помилования уже в июле 1267 года. Среди них были, в частности, Николас де Сегрейв и Джон д'Эйвилл.
Не сказать, чтобы так называемая "защита" Глостера помогла д'Эйвиллу - он схлопотал самый большой штраф из всех - 600 марок. Похоже, выкупать он их и не стал, и эти земли достались королеве, Элеаноре Прованской, причем король в приватном письме отписал жене, что просит ее принять его решение по причинам, о которых он скажет ей лично при следующей встрече. Впрочем, о чем бы королевская чета между собой не секретничала, д'Эйвилл в дальнейшем не бедствовал. Служил он принцу (и, в дальнейшем, королю) Эдварду, в 1282 году унаследовал за братом поместье и сразу же стал бароном. Такой вот счастливый итог жизни у данного "Робин Гуда".
После нахального побега принца Эдварда из-под стражи началось дивное. Сначала никто и не подумал доложить с подобающей скоростью Симону де Монфору о случившемся. Потом, когда Эдвард с де Клером двинулся занимать последний мост через Северн, по которому де Монфор мог бы вернуться в Глостер из Уэльса, где он заключал с Ллевелином союз против приграничных лордов, его сын Симон-младший двинулся с запрошенной помощью с такой медлительностью, что принц вполне успел отрезать де Монфора от Англии и той помощи, которую тот мог бы получить. Конечно, вполне могло быть, что второй сын де Монфора завис в Кенилворте с целью собрать побольше людей, но никто не может объяснить, почему он разбил лагерь не внутри лучшего укрепленного замка Англии, а снаружи.
Симон-младший не заслужил ни изображений, ни симпатий в истории, поэтому пусть будет на картинке изображение его отца, который, несмотря на недостатки, имел и немалые определенные достоинства. По крайней мере, он-то воевать умел
читать дальшеВозможно, он знал, что Эдвард находится в 50 милях, и посчитал это расстояние достаточно большим, чтобы чувствовать себя в безопасности, но мне как-то приходят на ум посиделки младших де Монфортов с принцем Эдвардом весной 1264 года, когда они внезапно решили лучше вместе выпить, чем сражаься. О чем они тогда говорили, и так ли уж случаен был побег Эдварда и потрясающая расхлябанность Симона-младшего в самый критический для отца момент? К тому же, когда принц Эдвард внезапно появился под стенами Кенилворта, Симон-младший просто укрылся в замке, а вот практически все его бароны и все знамена и баннеры остались снаружи, в распоряжении Эдварда.
Что касается старшего Симона де Монфора, то граф все-таки смог переправиться через реку и без моста, причем, возможно, почти сразу после того, как Эдвард ушел из Вустера к Кенилворту, хотя был ли он в курсе того, куда быстроногий принц сорвался, или не был - непонятно. Во ксяком случае, когда 4 августа он увидел под Ившемом баннеры Симона-младшего, он искренне подумал, что это подошла подмога. Правда, только на момент. Кстати, в этой битве впервые было зарегистрировано появление красного креста на белом фоне у людей принца Эдварда. Старший сын де Монфора был рядом с отцом, и, оценив ситуацию, предложил графу бежать, пока ещё можно. Но Симон де Монфор отправил вместо этого прочь сына, сказав, что его возраст уже предполагает близкую смерть, а вот на плечах Генри лежит продолжение рода. Кстати, продолжения рода не получилось - только сын Ги и оставит двух дочерей во Франции, но соратники графа, его старшие сыновья, умерли холостыми и бездетными. И никто о них и слезы не уронил. Унаследовав алчность и жестокость отца, они не унаследовали ни его талантов, ни его харизмы.
Битва при Ившеме была очень жестокой. На этот раз Эдвард решил избавиться от бунтующих баронов радикально. С ним, в общем-то, и в дальнейшем всегда было можно договориться и после серьезных разногласий, но граница терпения у Эдварда была четкой и окончательной. Как только человек переходил для него в ряды врагов, с которым сражаются, пощады он уже не знал, и при этом превосходил жестокостью и отца, и деда, и, пожалуй, даже прадеда, от которого унаследовал любовь к интриге. И в этом тоже сказывается сходство с именитым дядюшкой, Львиным Сердцем.
Чтобы уменьшить сияние благородства вокруг имени Симона де Монфора, приведу пример, насколько подлым и он мог быть. Не желая стать проклятым за регицид, убийство короля, он просто-напросто велел одеть Генри III в броню без опознавательных знаков, не дав оружия. И удерживал его при себе - так, чтобы короля в атаке убили атакующие, и кровь отца пала бы на сына, сделав именно его, независимо от обстоятельсв, проклятым навеки убийцей короля и отца. Король выжил чудом. Среди атакующих оказался Роджер де Лейбурн, который не превратился в машину для убийства на поле боя, и сохранил способность соображать. Не без некоторого труда, ему удалось остановить удары, направленные на короля, а когда нападавшие несколько пришли в себя, снял с Генри III глухой шлем, чтобы все увидели, что это король.
Как понимаете, при таком накале ярости от Симона де Монфора более или менее целой частью осталась только голова, поднятая на пику. Всё остальное тело было просто искрошено, как если бы он принял казнь, которой подвергали государственных изменников. Генри де Монфор, ослушавшийся отца и не оставивший его, тоже погиб. Он был похоронен, по приказу Эдварда, с почестями и в присутствии принца. Погиб и юстициарий, Хью Деспенсер. Генри де Богун умер от ран через несколько недель. Ги де Монфор, тоже раненый, был взят в плен. А Симон-младший сумел радикально опоздать, явившись на поле битвы тогда, когда она уже была проиграна.
Как водится, на смерть де Монфора было сложено несколько жалобных баллад, и на могиле его якобы случилось несколько чудес, но в целом его помнят, конечно, отнюдь не только по причине мученической кончины, хотя и из-за нее тоже. Первая причина столь долгой жизни в национальной памяти страны, уроженцем которой он даже не был - это то, что Симон де Монфор совершенно идеально вписывается в былинную роль младшего сына благородного семейства, которому дома не полагалось наследства, но который сумел стать графом, другом короля и мужем принцессы в чужой стране. Вторая - это его роль успешного оппозиционера, сумевшего пленить короля и править от его имени. Опять же, то, что мятежные бароны Англии рассматривали в 1215 году его отца в качестве подходящего для Англии короля, привнесло в эти легенды нотку предопределенности, столь милую любому средневековому слушателю. Время стерло и его ошибочные решения, и его безудержное стяжательство, и то, что среди прочих баронов-современников он считался человеком ненадежным и опасным.
Что же касается его репутации чуть ли не отца английской демократии, то она не вполне справедлива. Де Монфор хотел власти, но, не будучи королем, максимальную власть он мог получить только через оппозицию королю. Как любой француз, он был человеком практичным и прагматичным, поэтому он искал подходящие формы управления, особенно в условиях, когда у короля тысячи золотых буквально лились сквозь пальцы на какие-то строительные грандиозности, значения которых для истории и национального духа страны современники или не понимали, или понимали, но не могли оценить. В любом случае, у человека, который стал его Немезидой, парламентаризм будет получаться намного лучше.
Ну а пока его величество Генри III приходил в себя от испытаний судьбы в Глостере, его победоносный сын отправился на север. Уже на третий день после Ившема король выпустил прокламацию, объявляющую о своем возвращении к власти и отменяющую всё, что исходило не государственном уровне от де Монфора, узурпировавшего королевскую власть на год. Новый парламент был созван сразу после битвы. Начался он в Винчестере 8 сентября, и начался с того, что корона конфисковала как владения де Монфоров и их сторонников, так и те их земли, которые втихаря, пользуясь случаем, заграбастали под шумок роялисты. Но никто из них даже не успел возмутиться по поводу "за что мы кровь проливали", потому что его величество тут же начал одаривать конфискованным заново, причем без какой-то логики или пропорций к величине помощи. Что ж, в этом отношении его поняли и простили - любому королю после такого, что пережил за истекший год Генри III, было важно показать, чьи руки наполняют государственную кормушку, и чья воля обеспечивает к ней доступ верноподданных.
До Лондона очередь дошла только 6 октября. Город формально открыл ворота перед своим сувереном, но отношения между горожанами и королевским семейством остались скверными. Генри и Эдвард не могли простить лондонцам их передательского и эгоистичного поведения, а лондонцы не могли с подобающей покорностью принять королевский гнев и покаяться. В результате король наложил в январе 1266 года на свою столицу штраф в 20 000 марок. И они платили. Последняя выплата отмечена в финансовых ведомостях Эдварда I за 1301 год, что говорит о том, что, став королем, Лондон он не помиловал.
Не подумайте, что церковь бездействовала весь прошедший год, когда король был в плену. Просто она была, скажем так, не на передовой. Папский легат отлучал от церкви и Симона де Монфора, и его союзников поименно, и Лондон и Пять Портом коллективно... из Франции. Не похоже, что в Англии на все эти отлучения кто-то ухом повел, но теперь в Англию торжественно прибыл папский легат Оттобоне Фиески, граф Лаваньи, будущий папа Адриан V (кстати, он был одним из тех, кто занимал многие церковные должности, не будучи священником, и, похоже, даже папой стал, не будучи священником). Более того, легат сопровождал возвращающуюся домой королеву, снискавшую немалую персональную славу в процессе помощи мужу.
А в это время в Дувре овдовевшая графиня лестерская, сестра короля Элеанора, безуспешно штурмовала замок. На переговоры с ней отправился принц Эдвард, который вызывал в ней теперь такой ужас, что, несмотря на уверения в том, что никто не собирается причинять вред ни ей, ни оставшимся у нее детям, Элеанора бежала во Францию, в ту самую обитель, вступать в которую когда-то отказалась ради Симона де Монфора. От судьбы не уйдешь, но она все-таки прожила со своим избранником насыщенную жизнь.
Растерянно сидел в Кенилворте и Симон-младший. Несомненно, и он был вне себя от ужаса. Была ли у него перед Ившемом договоренность с принцем, воздействовал ли на него Ричард Корнуэльский, которого он караулил, или он действительно просто был недотепой, но в сложившихся обстоятельствах молодой человек сидел за крепкими стенами и дрожал. В начале 1266 года молодой Симон согласился предстать перед арбитражем своего дяди Ричарда, легата Оттобоне и сэра Филиппа Бассетта, под гарантию в том, что он не будет убит, или покалечен, или заключен в тюрьму. Ричард, как всегда, сумел задать определенный настрой всей встрече, немедленно начав благодарить племянника за то, что тот спас его жизнь. Допустим, Ричард преувеличивал, но когда человек его калибра утверждает, что между ним и разъяренным известиями об исходе битвы гарнизоном замка встал его храбрый племянник, без которого он пропал бы, королю остается только открыть объятия и облобызать спасителя. Он бы его и одарил тут же, но тут разворчался граф Глостерский, напоминая, что очнитесь, перед вами ж вражина, просто пуганая вражина. Что ж, сошлись на том, что Симон уедет из Англии, будет получать от дяди-короля пенсион, и сможет вернуться в Англию когда только захочет.
С передачей Кенилворта королю, правда, вышла проблема. Гарнизон отказался подчиняться Симону-младшему, заявив, что ими командует графиня Элеанор, и они подчиняются только ее приказам. Поскольку графиня теперь замаливала грехи в монастыре, подобный приказ она отдать не могла. В конечном итоге всё обернулось очень плохо. В замке засели около тысячи человек, включая женщин и детей. То ли они были настолько зомбированы, что не верили слову короля, то ли ждали чуда, но на все просьбы и уверения короля отвечали отказом. Король пытался найти общий язык с гарнизоном два месяца, но когда одного из его парламентеров выкинули из замка с отрубленной рукой, переговоры закончились, и заговорили катапульты. К осаждающим присоединился и папский легат, отлучивший всех осажденных от церкви, но его прибытие спровоцировало слух, что Симон-младший ведет из Нормандии помощь, и надо держаться.
Симон-младший, к слову, действительно дебоширил малыми силами в районе Пяти Портов. Можно сказать, что он был был клиническим идиотом, не оценившим усилий родни по спасению его шкуры, но давайте рассмотрим его ситуацию в рамках реалий XIII века. Поведение гарнизона опозорило его. Отвергнутый своими же подчиненными, сказавшими, что даже женщина храбрее их командира, что он мог? Только попытаться изобразить непокоренного. У него даже титула не было, потому что графом Лестером сделали принца Эдмунда. В любом случае, никакого подкрепления в Кенилворт де Монфор-младший привести не мог, даже если бы хотел.
Поражает, насколько терпеливо король сидел под этим Кенилвортом. Возможно, под влиянием легата. Возможно, действительно не желая уничтожить тысячу своих подданных и снискать репутацию короля-убийцы. Да, он сам укреплял Кенилворт, но это значит, что он также прекрасно знал, как его разрушить до фундамента при необходимости. Потом он собрал прямо в городе парламент королевства, разработавший и предложивший осажденным путь в нормальную жизнь. Да, их бы оштрафовали за неподчинение монарху, но дали бы этим возможность вернуться в систему. Без толку, Кенилворт не шелохнулся. Тогда король додумался предложить им официально обратиться к де Монфору-младшему, и если тот не успеет с помощью до 14 декабря, замок должен быть сдан. Так и сделали, и только так удалось разрешить патовую ситуацию. Было бы очень интересно знать, кто именно был вдохновителем подобного поведения гарнизона, но, по-видимому, это осталось неизвестным, и следствие не проводилось.
Разумеется, после Ившема мир в королевстве не установился враз и навсегда, но о шевелениях и о системе штрафов я расскажу в следующей части.
Обретя снова способность смотреть дорамы, приступила к долгострою. Конечно, первый сезон я смотрела и радовалась, но это было уже давно, и помню я его очень фрагментарно. Но помню достаточно, чтобы осознавать, что там через весь сезон идут не менее 3-4 линий стройных интриг. Чтобы смотреть с удовольствим второй сезон, надо пересматривать первый. Вот этот пост и будет для выражения эмоций. Как обычно, я не стесняюсь "спойлерить", но все интересующиеся наверняка уже посмотрели и пересмотрели оба сезона, так что вряд ли это кого-то шокирует.
Ветролом Божечки, 13 серий школьного мордобоя за всё хорошее против всего плохого, правильные и исправляющиеся в процессе драк парни - это просто панацея против отравы окружающей реальности. Рекомендую страстно! findanime.net/vetrolom
Сообразила, что надо уточнить, что я имела в виду под "школьным мордобоем". Там действие помещено в некий город, поторым "правят" бандитские группировки. И наш герой, случай дикий и запущенный, жертва социального буллинга, в него приезжает, чтобы примкнуть к самой крутой, и пробиться в ней кулаками на вершину иерархии. Но всё оказалось не так, как он ожидал. Эта крутая школа как-то смогла перестроиться из громил в защитников города.
В общем, аниме это о дружбе, о лидерстве, о росте и врастании подростка в социум, и, кстати, о том, что не все плохиши плохи, многие из них просто не знают, что с собой делать. И о том, что не надо романтизировать насилие. Но в целом, дружба и вражда рождаются в столкновениях. Ну и вот этот бесхитростный способ роста личности выглядит весьма освежающим на фоне зашедших в тупик проблем реального окружающего социума. Скорее всего, таргетная группа - подростки же.
Они раз в 4 года бывают, и заходят выставляться в разные порты. У нас, вроде, в 2013 были, когда мне было не до регат. Так что ехать смотреть было просто необходимо. Заходили-то корабли в четверг. Красивое, говорят, было зрелище - команды стояли на реях. Ну, не на всех кораблях, только на больших. А в регате большая часть участников - это мелюзга, всякие боты да шлюпы. Писали, что очень чувствуется отсутствие российских парусников - у России самый большой в мире парусный флот, и без них у спонсоров интерес был минимальный, мягко говоря.
читать дальшеПочему нужны спонсоры, понятно. Всё безумно дорого. Парусный спорт вообще дорог. А у регаты целью является передавать морские традиции из поколения в поколение, и кроме команды на каждом паруснике огромное количество юнг, обучающейся молодежи. Участие не бесплатно, в этой регате оно было 500 евро с каждого юнги. Без спонсоров стоимость участия поднимется так, что будет не по карману молодым из простых семей. Одновременно интерес к парусному спорту у молодежи просел. И не поверите, почему. Не могут эти бедные без пуповины, связывающей их с соцсетями, а во время переходов WiFi очень часто отсутствует. И безусловная дисциплина морская им не по вкусу. В общем, участников еле набрали.
Зато форму ребятки носили с явным удовольствием. А вот в Латинской Америке традиции мореходства, пожалуй, в большей чести, потому что один участник на Балтику прибыл аж из Боливии, и немедленно стал фаворитом зрителей. Во-первый, красиво. Во-вторых, они умеют подать свой корабль. В общем, на борт мы не попали, потому что когда дошли до какой-то части (не до конца даже!) огромной очереди, в поисках ее хвоста, то поняли, что в этой очереди можно простоять весь день.
Всего было более 50 парусников разного размера, то есть все причалы были заняты, и ходьбы было более чем прилично. Народа было невообразимое количество. Вся Эспланада, насколько можно видеть, была просто забита идущими к порту людьми, и все причалы, и все тротуары, и променады Площади и Катаянокка. Вроде, с четверга по воскресенье около миллиона зрителей там промаршировали, но не знаю, как они считают. Торговцы тоже были счастливы, хотя больше всего люди покупали еду, мороженое, и шляпы. Мыло в тот момент не очень рвали из рук, но не сомневаюсь, что начнут - кто в здравом рассудке откажется от душистого мыла???? Даже жаль, что у меня в запасе уже имеется 10 кусков. Ну слабость это моя.
В кадр попал какой-то очень летний дядько, и уж больно его фактура это мыльное изобилие иллюстрирует, поэтому сфотографировала прямо с ним))
"А я маленький такой"... Детей и собак было тоже страшно много, и почти всех тащили за собой в густой толпе пёхом. Так себе удовольствие, если несколько часов видишь вокруг только лес ног. С перерывом на кораблики и мороженое, конечно
Озверев от толкотни, мы забрались в колесо обозрения, чтобы хоть немножно поболтаться над прочими. Цена вопроса 12,50 с носа за 12 минут. Не сказать, чтобы много желающих было, тем более что оно невысокое. Вот, помню, во Владивостоке, где я доучивалась два последних курса, было здоровенное. Мы с подружками ну очень часто туда ходили, что говорит о том, что цена карман не рвала даже у студентов. Кабинки голубые, так что фотографии через стекло получились такими:
Музыканты лабали немелодичный джаз, громко. Мы убежали от них к променаду, где продолжались кораблики и было мороженое. Мы таки поднялись на борт польского то ли "Дара молодости", то ли "Дара молодежи" (выше это их "15-летний капитан" с фуражкой на буйных кудрях гостей приветствует). Но это ни о чем - ну поднялись по одному трапу, и спустились по другому, прошагав между ними по палубе.
А потом просто шли. Больше всего было польских парусников, потом увидели одну мелкую Клайпеду и одну датскую "Бетти", старушку за 100 лет.
Увидели мост с замками, и среди них один презабавный - он, во-первых, с рельефом лапки, а во-вторых - кодовый!
Что касается забавностей, то увидела вот такой знак на двери туалета. Как просто и бесхитростно мы прожили свои жизни!
По дороге к Сенатской увидела волшебно красивый дом на Марианкату:
Отмечался как раз день поэта Эйно Лейно, поэтому и флаги повсюду
И ещё один красивый, обжитой дом сфотографировала из автобуса. Сколько вижу его - столько удивляюсь. Он стоит на оживленном и нервном перекрестке, напротив него автозаправка из крупных, через дорогу начинается больничный квартал Мейлахти, а он излучает обжитое спокойствие, уют и солидность. Будь как этот дом))
На то и суббота, чтобы попротестовать. Первый митинг увидела прямо у Кампи, но это сугубо внутреннее китайское дело, по-моему. У движения Белого Лотоса печальный отзвук в китайской истории, и противостояние продолжается. Эти требуют ликвидации Компартии Китая, не меньше. Оцените размах мысли.
Второй был ближе к вечеру, и намного горластее. Под присмотром нескольких нарядов полиции били в бубен (который инструмент), ну или в барабан, и римично орали через рупор что-то вроде "Палестина гей-гей-гей". Не знаю, что там они в конце концов набубнили, газеты всё это уже и не освещают.
Китайские мальчики изумленно сверяются с навигатором, в какой стране находятся, а поляки хватаются за голову: и тут митингуют!
В 19 часов по нашему времени. Я не знаю, совпадаем мы сейчас или на час в какую-нибудь сторону отличаемся. Вообще, программа большая, прямо с 15 часов, с кимоно и икебанами, но стримить будут только косплей. Что будет в инсте - тоже не знаю, у меня там аккаунта нет, но я знаю, что у большинства есть. Как понимаю, это довольно необычно для местных реалий, так выносить деятельность группы по интересам на широкую публику, так что есть реальный шанс посмотреть, кто тут в сателлите Хельсинки "девочки-анимешницы".
Почему в церкви вдруг? Нынче много чего в церквях проходит, зачем помещениям простаивать пустыми, их содержать дорого.