Но почему, Карл?!

Ходили 12 октября на выставку Карла-Хеннинга Педерсена (1913-2007). Авангардист, один из основателей группы КОБРА (или, точнее, CoBrA - Copenhagen (Co), Brussels (Br), Amsterdam (A) по странам рождения художников-участников). Но, в общем-то, особо Педерсон в рамки своего детища не вписался, и с КОБРА они друг другу остались приятелями, но не родными. Это было, в общем-то, движение протестное, как характеризуют европейский авангардизм, they preferred the process over the product and introduced primitive, mythical, and folkloric elements along with a decorative input. Педерсена же роцесс ради процесса не интересовал, ему было что сказать, и художественный язык, на котором он говорил, был достаточно богат - от кубизма до витражей и фресок готического собора в Рибе, в реставрации которого он участвовал. Собственно, эта Кобра и распалась за три года, потому что ее участники "говорили" на разных языках. Единственное, что разделяли все - это вера в то, что искусство не может быть выверенной композицией, подлинное искусство спонтанно.



Педерсен был художником-самоучкой. Он говорил: «Разум преобразует опыт, который мы собираем в мире природы, в наш собственный мир. Жизнь течет непрерывно и накапливает свой опыт». Про его работы говорят, что они - это спонтанно изображенный, сказочный мир художника. Мне, собственно, очень хотелось бы задать художнику вопрос, почему он видит свой мир именно таким?



Листья и ветви, мозаика



Золотая птица и кресты, 1974 (как раз, когда он над собором работал)

В наши дни о Педерсене трудно найти полную информацию в сети, всё надежно спрятано в платные книги. Но если в общем, то он из рабочей семьи, рос с 10 лет сиротой без матери, жизнь знал, и состояние вещей его не устривало. Соответственно, парень сначала примкнул к социал-демократам, но их половинчатая позиция в мире, где поднимал голову фашизм, его не устроила, и Педерсен стал членом молодежной коммунистической организации.



Пейзаж с красными птицами, 1945

Вообще-то живописцем Педерсен стал достаточно случайно. В конце 1920-х - начале 1930-х западный коммунизм был достаточно обнимающим мир, и через свою молодежную работу парень попал в 1933 году на учебу в Интернациональную школу, целью которой было построить взаимопонимание между странами и народами. И встретил там Эльзе Альфельт, тоже самоучку, и тоже сироту, потерявшую мать в раннем возрасте. До этой встречи Педерсен свои художества всерьез не воспринимал, они просто были частью его познания мира, а намеревался он стать или великим архитектором, или великим музыкантом!



Красный замок на берегу моря, 1952

Эльзе писала картины лет с 12, и в Академию Искусств в Копенгагене ее не приняли, заявив, что учить ее там уже нечему - как художник она состоялась. На самом же деле девушка выставляла работы без малейшего успеха с 1929 года. Поскольку в дальнейшем у нее полностью изменился и стиль, и тот мир, который она через этот стиль изображала, наверное можно сказать, что первые опыты были первыми опытами, и авангардизм того времени ей не подходил. Но она смогла оценить силу изобразительного таланта Педерсена.



Вот такими восхитительными работами и стала славна Альфельт

Пара быстро стала семьей, что им совершенно не мешала активно расти и совершенствоваться как художникам. А Педерсен полностью определился, кем же он будет в этой жизни. Вот, по-моему, его два портрета "кристаллической" Эльзе и себя:



Парочка, 1952



Звездная пара и Пегас

В Париж Педерсен отправился смотреть на Пикассо и Матисса пешком, в 1939 году. Видимо, тогда искусство семейство кое-как уже кормило, но впечатлений ещё не хватало. Оба и будут позже, когда придут известность и деньги, путешествовать по самым причудливым местам планеты. Красоты много не бывает.



Закат и море, 1953



Три башни, 1952



Морские бродяги, 1949

На обратном пути Педерсен ещё и во Франкфурт-на Майне, на выставку "Дегенеративного искусства", как наци в 20-х чохом обозвали всё, что не было классицизмом. Ехидные модернисты взяли это название как пожалованное достоинство, и с упоением троллили приверженцев чистоты стиля. Да и не только наци не одобряли изысков модернистов. Тот же Бертольд Брехт вел с Педерсеном яростные полемики на тему "ну почему, Карл?!" Каждый остался при своем.



Адам говорит со змеями, 1961



Желтая маска приключений, 1948

Именно на той выставке Педерсен быт совершенно потрясен Шагалом. Говорят, влияние картин Шагала видно во всем его творчестве. Не знаю... Далеко не во всем, по-моему. Вот в "Округлости земли" - несомненно.



Золотая птица, 1954



Округлость земли, 1959

Всю войну Педерсен состоял в какой-то Høst group и был занят в деятельности журнала «Хелхестен» ("Адская лошадь"). Что ж, сопротивляться нацизму можно по-всякому. Ну а с 1948 начался его уверенный путь к успеху.



Голова мужчины, 1949



Королева морей, 1950

Педерсен получил медаль Эккерсберга в 1950 году и премию Гуггенхайма в 1958 году. Международный прорыв Педерсена произошел в 1962 году, когда он был официальным представителем Дании на Венецианской биеннале. В следующем году он был удостоен медали Торвальдсена.



Птицы на пальме, 1966



Красный даритель, 1966

Эльзе умерла в 1974 году (о судьбах дочерей информации нет, обе могут быть ещё живы, и не хотят, чтобы их жизнь стала достоянием публики), после сороколетнего брака.



Одинокий, 1951



Синие образы и птицы в небе, 1974

Впрочем, одиноким Педерсен, конечно, не стался. Жизнь надо жить, и она не терпит пустоты. Да и человек не долже быть одинок. Так что в 1975 году он встретил в Иерусалиме писательницу, художницу и фотографа Сидсель Рамсон, с которой и прожил до конца своей жизни.



Синее и красное, 1976



Глубоководная рыбалка, 1973

А вот две очень выразительные картины в совсем нетипичной для Педерсена гамме:



Ночной лес, 1961



Семизвездное, 1965

И, наконец, мой любимый "Небесный козел", 1949. Дело в том, что тут есть некоторая игра слов. Небесныем козлом в здешних краях называют бекаса))



Вот так вот припали к модерн-арту)) Довольно удачно, по-моему.

@темы: финляндия

---

Все уже знают, что до конца года начнет выходить "Боевой континент"-2? Время пересматривать первый! Это ж такая несравненная милота

Вот такое пишут:

- Второй сезон с полной заменой актерского состава из первого сезона.
- Съемки проходили с мая по сентябрь 2023 года.
- Для тщательной адаптации сериала были приглашены лучшие создатели и сценаристы из команды, работавшей над сериалом «Задача трех тел». На этапе подготовки был разработан концепт, была проведена масштабная работа по художественному оформлению, включая ярко выраженный стиль дизайна для различных регионов, фракций и персонажей.
В результате было создано более 1000 эскизов персонажей, свыше 700 концептуальных изображений, более 1900 сценографических чертежей, 3000 строительных чертежей и свыше 1500 дизайнов реквизита. В реальности было построено 67 локаций и изготовлено более 15 000 предметов реквизита. Каждый элемент сцены и дизайна был тщательно проработан, чтобы добиться максимально точного воссоздания и воспроизведения мира Боевого континента.
- В августе 2023 года актер Чу Цзы Цзюнь был снят с роли Оскара после обвинения в изнасиловании. Эту роль играет Цао Цзы Шо.

@темы: Дорамы

---

Упомянула...

... в прошлом "пивном" выпуске пиво "Невеста тьмы". Сегодня покупали супругу субботнее его пиво, и я сфотографировала упомянутое:



Вообще это крафтовое пиво Pimeyden Morsian, сделанное как бы на тему очень конкретной песни местной рок-группы Turmion Kätilöt. Слов лучше не понимать, как и у Раммштайна - ничего приятного там не поется. Честно говоря, слышала бы песню - не купила бы тогда это пиво, потому что самое безобидное, что там упоминается - это мухоморы. Но бутылка красива.

---

Помыла два окна, погладила и развесила шторы - и капут, сломалась. Правда, весь день выдался очень хлопотливым, а тут ещё окна, пока не стало холодно. Ну, на субботу только одно плюс шторы туда. А самое большое, зальное, не к спеху. Изнутри можно когда угодно, хоть в ноябре, а балкон обойдется, все равно оттуда коробки можно будет спустить в подвал только в декабре - ремонт не закончится в ноябре, как планировали, а только в декабре, причем не по вине фирмы, так что даже штраф не слупить. Просто им пришлось делать гораздо более обширную выемку грунта под прачечной и саунами, чем изначально предполагалось. Зато будет тип-топ по окончанию.

@темы: житие мое

---

"Непогрешимые"

Эта минидорама (но на 52 серии!) есть на ютубе под названием Strange Tales of Jiang Cheng, собранная в три части, каждая по 3 с лишним часа. Ансаб. Рекомендую потому, что она весьма увлекательная, а смотреть 52 части по 17 минут на наших дорамасайтах - увольте.



Упрямый полицейский, практически гениальный профайлер-психолог, и рассудительный, спокойный патологоанатом без придури. Придурь пока только у одного персонажа - военного губернатора и отца патологоанатома. Он то ли изображает солдафона, то ли действительно им является, но в любом случае появляется эпизодически. Герои там существуют чтобы раскрывать разные кейсы, так что просто симпатичные ребята без детальной прорисовки. Зато кейсы совершенно серьезные. Обыденные, собственно, но не без напряжения, да и слепок времени.

@темы: Дорамы

---

О пользе псевдонауки

Сегодня впервые за не знаю сколько времени около получаса гуляла по парку без клюки и без чувства, что мышцы вот-вот сломают нижнюю часть позвоночника. И, кстати, не задыхалась, потому что могу теперь дышать, используя мышцы живота. И это было всего после трех посещений хиропрактика. В России хиропрактика считается лженаукой, у нас - защищенной профессией. То есть, хиропрактиком может именоваться только специалист, имеющий профильное образование и занесенный в список практикующих специалистов.

Вообще к хиропрактику меня отправила физиотерапевт, профессионализму которого я имела все основания доверять. Потому что она пришла к выводу, что существующие у меня зажимы мышц обычным массажем снять невозможно.

Что делают: нажимают на определенные точки, легкие постукивания инструментом, небольшие встряски при помощи специальной трехдольной скамьи, на которой пациент лежит. Сеанс занимает от 15 до 30 минут. Не больно. Безумно дорого, у нас это 75 евро за один сеанс. Но выхода не было, я уже зубы не могла почистить без того, чтобы не распрямиться в процессе, чтобы облокотиться об стену сзади. Ну и дыхание... Оно просто не работало, что делало прогулки совершенно невозможными. Главное, я так и не поняла бы в чем дело, если бы 6 октября не прошла всю Александровскую, и не продолжила бы до центра Камппи. Именно тогда я поняла, что дышу исключительно грудью, и именно это заставляет меня задыхаться на выдохе - ведь вдыхаю-то я полные легкие без проблем. Причем ни астмы, ни обструкции, ни болезней, провоцирующих одышливость, у меня нет.

Это мышцы, ребята. Кстати, и нашла свои же записи от 2016 года, из центра реабилитации опорно-двигательной, в которых говорится об этом. Но вот забыла.

Так что всем со-страдальцам по затвердевшим мышцам, которые не берут ни массаж, ни водные процедуры, и тем, кто просто не может ходить, хотя каждая часть опорно-двигательного аппарата по отдельности довольно развита и поддерживается в хорошем состоянии бассейном и спортзалом (регулярно) - сходите к хиропрактику. Денег жаль, но между "или платишь, или плачешь и платишь" надо выбрать вариант более щадящий. Главное, чтобы хиропрактик действительно имел образовавание, физиотерапевты обычно знают, кого порекомендовать.

Потом, правда, самим придется продолжать - двигаться как можно больше, следить за осанкой постоянно (я, например, почему-то стала тянуть плечи к ушам, когда сижу), начинать день серией растяжек. Обычно хиропрактик начинает с 4-5 сеансов через неделю, потом, в зависимости от ситуации, время между сеансами будет увеличиваться, и цель - два раза в год, как техобслуживание автомобиля. Обычно хиропрактики массаж не делают, но микромассаж могут, если нужно для дела, и тогда можно пучувствовать, что руки у хиропрактика в этот момент не теплые даже, а горячие. То есть, свои гонорары они ой-ой как отрабатывают.

И от остеопатов не надо шарахаться. В свое время мне остеопат (тоже имеющий профильное образование, и тоже в центре, где работали и физиотерапевты) поколдовал над предоперационным артрозным коленом так, что я смогда с этим коленом весь Глостер с окрестностями обойти без особых проблем. Артроз никуда не делся, разумеется, но окружающие коленный сустав сухожилия он мне на время в рабочее состояние привел.

Есть, конечно, еще всевозможные костоправы и практикующие разные народные методы умельцы. Но это такое... У нас костоправы ни в одном профессиональном регистре не состоят, то есть костоправом себя любой назвать может.

Всем красивой осени!

@темы: "истории о медицине"

---

Эдвард I, Великий и Ужасный - 8: принц путешествует

Открыть новые горизонты в английской внутренней политике невольно помог Лливелин ап-Грифид. Благодаря военным и дипломатическим усилиям, он смог провозгласить себя принцем всего Уэльса, но англичане этого титула так и не признали, что было не только ударом по престижу, но и серьезной помехой для самостоятельной внешней (да и внутренней) политики Уэльса. И в начале 1260 года Лливелин, рассудивший, что сейчас Лондону не до Уэльса (да и срок перемирия закончился), осадил английский замок Билт, который был построен ещё в 1100 году Филиппом де Браозом. Это был так называемый "мотт и бейли" (или курганно-палисадный) замок, то есть деревянный, с земляными стенами, расположенный над рекой, и контролирующий важные торговые пути.



Из детской книжки "Flame Bearers of Welsh History"

Пусть сам по себе этот замок цитаделью не был, защищал он себя вполне успешно. Взять и разрушить Билт удалось только Рису ап-Грифиду в 1168 году. После того, как замок был отстроен, его как только ни пытались присоседить к владениям Уэльса, но всё неудачно. В 1240 году Джон Монмут, бейлиф Южного Уэльса и один из самых сильных баронов Уэльской марки, начал перестраивать замок в камне, но он умер в 1248, сын его никуда не годился, и сдал свое замки короне в 1257 году, как раз перед смертью, так что перестроили замок к 1260 году или нет - большой вопрос. Следов каменных работ время нам там не оставило.

В любом случае, в 1260 году Билт был взят, через полгода осады. Почему эту осаду не сняли? Потому что никто о ней почему-то не сообщил в Лондон. И не спрашивайте, как можно было втайне полгода осаждать такую важную крепость. Возможно, взятие и демонтаж Билта стали сюрпризом только для Генри III, который, судя по серии противоречащих друг другу распоряжений, одурел от неожиданности. Падение Билта было также увесистым подзатыльником его величеству, который не позволял Эдварду распоряжаться его собственными замками, и когда тот распорядиться попытался, его кастелланы были сняты с должностей королевским приказом, но не факт, что новые успели взять на себя управление. Лливелин же, разумеется, прекрасно знал, когда английские замки на его территории остались без командующих.

Учитывая характеры отца и сына, наверняка многое ими было тогда сказано друг другу, прежде чем Эдвард умчался в Честер готовить ответный удар. Но Генри был упрям, и, надо сказать, знал Уэльс лучше сына, так что пока Эдвард собирал армию, Генри отправил к Лливелину послов. Двухлетнее перемирие было оговорено, причем Лливелин ап-Грифид был известен тем, что перемирия блюдет свято.

Как и следовало ожидать, поведение отца оттолкнуло Эдварда снова в сторону де Монфора. Только на этот раз в союзники был призван ещё и граф Глостерский, тоже имевший интересы в Уэльсе. Это, разумеется, не был союз по симпатиям, просто каждый в этой троице был нужен другому. Эдварду, как минимум, были нужны средства и возможности де Клера. Де Монфор, скорее всего, просто хотел, чтобы Глостер перестал кусать его сзади, когда король атакует спереди. Глостер... Глостер совершенно не хотел, чтобы его участие в операции королевы против Лузиньянов стало известно королю. И он совершенно не был готов приветствовал комиссии мелких баронов, чтобы те копались в его делах и выискивали всякие там попрания каких-то прав, которые, как они воображали, у кого-то, кроме Глостера, на его землях имеются!

В общем, когда в октябре 1260 собрался парламент, его величество и икнуть не успел, как братья Бигоды вылетели из его совета, да и прочие реформаторы тоже, а на ключевых постах управленческого аппарата оказались люди, выбранные принцем Эдвардом, графом Глостером, и де Монфором. Всё произошло настолько быстро и тихо, что король был буквально в шоке. Он же был уверен в том, что достаточно хорошо знает и де Клера, и де Монфора, и своего сына, чтобы ожидать от них свойственных им скандальных и драматических выпадов, и был к ним не просто готов, но и предвкушал их заранее. А ему преподнесли тишайший переворот, в результате которого против него оказалась оппозиция заклятых противников, а не умеренных реформаторов-мечтателей. Сын обыграл отца вчистую, хотя и не без помощи старших. И в качестве кульминации торжественно произвел в рыцари двух сыновей де Монфора.

Тем не менее во внутренней политике Эдвард не завис, а прихватил с собой большое количество молодежи (включая сыновей де Монфора), и отбыл на материк, где отправился аж в Лион, участвуя во всех турнирах и торжествах по дороге. Казалось, что он просто продолжил то, чем занимался до треволнений последнего времени - поддерживал культуру рыцарских ритуалов, как и подобает достойному наследнику престола, не обделенному здоровьем и силой. Но были нюансы. Например, когда Эдвард ненадолго остановился в Париже, он встречался там со всеми Лузиньянами, а когда достиг Гаскони, где провел Рождество и остался до марта, то назначил Ги де Лузиньяна своим лейтенантом. Все эти путешествия имели, разумеется, свой смысл, тем более что хотя Эдвард и выступал на всех мыслимых турнирах, культовой фигурой типа Маршалла он не стал (да и намеревался ли?), а просто заводил приятельские отношения с подобной себе молодежью, для которой отправиться в подобный квест означало освободиться на время от контроля домашней иерархии и политики.

А тем временем в Англии де Монфор и де Клер настолько почили на лаврах успешного переворота, что как-то забыли, что жизнь не стоит на месте. Скорее всего, они, как и многие после них, оценивали личность Генри III совершенно неправильно. Взяв верх в парламенте и правительстве они совершенно не ожидали, что король не останется пассивным наблюдателем этих перемен. А он не остался. Более того, его королева, Элеанора Прованская, успела уже не раз пожалеть о том, что посеяла ветер, обратившийся для нее же в бурю, и вернулась в упряжку своей роли, вернув вместе с собой и верных ей савояров. Так что в феврале 1261 года, как раз перед началом очередного парламента, королевское семейство вдруг оставило Вестминстерский дворец, и переехало в королевские апартаменты Тауэра. И оттуда, из-за надежных стен, начали обстреливать Глостера и де Монфора обвинениями в превышении власти в роли советников, в назначении министров вопреки воле короля, и в отлучении принца Эдварда от семьи. Естественно, оба графа попытались как-то объясниться, но в данной ситуации это было сложновато - Тауэр, неприступная крепость, делал ситуацию заведомо неравной.

Договориться удалось только о том, что прения (вернее, препирания) будут продолжены в конце апреля, когда вернется Эдвард. И Эдвард вернулся, но привезя с собой Гийома де Лузиньяна, который теперь был главным в клане сыновей Изабель Ангулемской, потому что епископ Эмер скоропостижно умер в декабре 1260. Королева, естественно, переполошилась, потому что ее савояры были на ножах с Лузиньянами короля, и Генри III довольно глупо отписался сыну, строго-настрого запретив его прибытие, если он привезет с собой скандального дядюшку. Поскольку Эдвард распоряжение папеньки (вернее, маменьки) проигнорировал, встречать упрямого принца и его экстравагантного родича разбежались все бароны из фракции как минимум де Монфора - благо, Гийом, которому во Франции было особо нечего делать, повоевывал за Монфора с его врагами, хотя смотрел на графа Лестера как мастиф на пинчера. Первым делом Гийома/Вильгельма (Уильяма) де Валенса на английской земле стала клятва придерживаться Оксфордских Уложений.

И в каком-то непонятном помутнении разума де Монфор решил, что выиграл. Он не застал, конечно, короля Джона, и не мог поэтому понять, до какой степени Генри III напоминает своего батюшку, для которого никакие переговоры с его подданными не имели ни малейшего значения. Манера обоих легко соглашаться с самыми вопиющими требованиями не была результатом слабости характера, она была результатом глубокого безразличия к вяканью с низов. Не вполне разумно, и вышло боком обоим, но уж что было. Правда состояла в том, что король ни в какой момент не отвернулся от своих братьев, что у королевы с ее сторонниками и у принца с его амбициями было достаточно ума, чтобы объединиться при острой необходимости, а уж что касается Лузиньяна, то ему вообще не была интересна английская политика, он хотел получить обратно свои английские владения и, опять же, он был семьей. Не говоря о том, что у Эдварда просто категорически закончились деньги.

Лето, таким образом, для парламентаристов оказалось полно неприятностей. Помимо прочего и потому, что его величество с кривой усмешечкой помотал у них перед носом освобождением себя от обязанности выполнять Оксфордские Уложения, полученным от папы Римского, который, между прочим, и был настоящим сеньором гордой Англии на тот момент. Так что король объявил, что отныне и впредь собирается править, как правил, и никакой баронский совет ему не нужен - до свидания, сэры и пэры, выход вооон там. Это заявление короля вызвало отток нейтральных баронов к оппозиции, но, разумно или нет, Генри III это совершенно не волновало.

Историки с того самого момента ломали копья относительно того, знал ли Эдвард, что его отец ожидает из Рима освобождения? В зависимости от того, как каждый относился к принцу, выводы были разными, причем зачастую хронология событий подгонялась под идеалогию описывающего события. Что ж, выскажу свое соображение и я, благо оно никакой ценности не представляет. Я думаю, что все вояжи Эдварда, все его заигрывания с оппозицией были подчинены одной цели - обеспечить себе достаточно светлое будущее. А это требовало автономии королевской власти от демократической белиберды. Он вполне искренне мог собачиться с папенькой по поводу методов и косяков короля, но он никогда не стал бы участвовать ни в чем, подрывающем систему. Более того, его вояжи на континент вполне могли быть (и скорее всего были) связаны с делами, которые требовали вмешательства Парижа. Во всяком случае, никто толком не знает, как были отправлены сообщения папе. Думаю, они были отправлены при помощи Эдварда изрядно заранее, потому что подготовка официальных булл занимала немало времени.

Так же внезапно он отправился на континент и теперь, едва успев приехать, после того как король сделал в сторону баронов неприличный жест. Со стороны казалось, что у него просто не осталось выбора - он не мог предать интересы семьи, но не хотел воевать с оппозицией. Тем не менее, угроза гражданской войны в Англии в 1261 году закончилась пшиком, потому что в распоряжении короля и королевы вдруг оказались готовые к высадке в Англии наемники, что заставило де Клера метнуться от де Монфора снова в королевское стойло. Сам же Эдвард безмятежно сидел в Гакони, своем герцогстве, занимаясь политикой на Пиренеях.

@темы: Edward I

---

Ну как можно было такое не купить?

Нельзя было не купить. Даже при том, что пиво не люблю ужасно.



Вообще, вдруг появилось столько странного крафтового пива... "Невеста тьмы", "Тройной шоколад", "Ночи Индии" и пр., так что стало безумно интересно. И поскольку супруг не признает и ничего, кроме немецкого или, на крайний случай, чешского, то пришлось дегустировать самой. Ну что сказать - почти у всех самое интересное было на этикетке. А так пиво и пиво. Понравилось только бельгийское вишневое (да и бутылочки маленькие), и вот это вот, потому что ближе всего по вкусу к Гиннесу, который я когда-то могла выпить за компанию. Но в "Короле Джоне" количество убийственное, 500 мл. Разделила на две субботы, ко второй слегка выдохлось.

@темы: житие мое

---

Проснуться в кошмар

Весь день не могу успокоиться - прочла, холера, с утра о судебном процессе Жизель Пелико.

Дожить до старости, чтобы потом совершенно случайно узнать, что 50 соседей, с которыми она сталкивалась ежедневно, здоровалась, считала обычными нормальными людьми, систематически насиловали ее бесчувственное тело несколько лет. Возможно, даже больше - около 30 человек не опознали на снимках. Уже не говоря о том, что всё это устроил муж, с которым она прожила всю жизнь и нажила детей.

И эти твари ещё смеют защищаться? Муж, допрашиваемые насильники утверждают, что они тоже жертвы. Муж на несчастное детство кивает, один из соседей утверждает, что его одурманили. Другой - что "непреднамеренно" насиловал. Хотя "любящий" супруг заботливо заснял всех и каждого, и каждый раз. И ведь случайно всё вскрылось - муженек в торгцентре пытался делать кино у прохожих дам под юбками. Охранники полезли в телефон и выпали в осадок.

Женщина молодец, конечно, что потребовала открытого процесса, имеет право. Иначе как выжить-то после такого? Это же типичная ситуация фильма ужасов - понять, что вокруг были не люди, а чудовища. И ведь не единичный случай за последние годы. Не в таких масштабах и не так похабно, но вообще не редко.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Оливер Кромвель-3

Новый парламент, получивший впоследствии наименование "Долгий парламент" остался в истории как самый роковой для государства из всех, сидевших в стенах старой часовни св. Стефана. Он был собран 3 ноября 1640 года, и ради все той же необходимости - королю были нужны деньги на затянувшуюся войну в Шотландии. Вряд ли Чарльз I мог даже в кошмарном сне увидеть, что в разных видах этот парламент просидит до 1660 года, переживя его самого, и будет решать вопрос о Реставрации. Эта глава, поэтому, будет в высшей степени описательной, из серии "кто есть кто в Долгом парламенте", потому что не понимая людей, управляющих дальнейшими событиями, невозможно уловить суть происходившего.



В этом парламенте сидели ведущие представители джентри от каждого графства, от каждого округа - и, таким образом, "старой крови" в этой палате общин было больше, чем в палате лордов. Кто-то из них уже всё для себя решил, встав в ряды сторонников короля, кто-то ещё колебался, кто-то был убежденным сторонником парламента. Это были очень разные люди, имена которых вскоре станут всем знакомыми через историю гражданской войны. Государственный секретарь Генри Вейн (Henry Vane the Elder) от Вилтона, сделавший себе через государственные должности грандиозное состояние (это он скупил все старые замки и их земли вокруг Дарема - Раби Кастл, Бернард Кастл, Лонг Ньютон)... Сэр Генри был стандартным примером жадного и коррумпированного чиновника, имевшего своих людей и среди оппозиции. Таких, к слову, было в политике похвально мало. В конечном итоге Генри Вейн предаст короля, но тот уже до этого потеряет к нему всякое доверие.



Джон Ашбёрнем (John Ashburnham), королевский секретарь, сидел от Гастингса. Его мать была из Вильерсов, так что Ашбёрнем был, по сути, человеком герцога Бэкингема. Он был богат, богат настолько, что у него периодически одалживался король (который, к слову, имел тенденцию долги возвращать). В будущем он станет королевским казначеем. Что самое интересное, он останется до конца верен королю, через многое пройдет после казни Чарльза, но будет несгибаемо и с большими последствиями для себя поддерживать его сына финансово. Ещё интереснее, что у этой истории счастливый конец: после Реставрации Ашбёрнем вернется на службу, и будет служить дипломатом.



Генри Вилмот (Henry Wilmot), граф Рочестер, был офицером и роялистом. Интересным его случай делает то, что он был не столько человеком короля, сколько человеком королевы - Генриэтта Мария собрала вокруг себя группу молодых парламентариев-роялистов, которые были, пожалуй, более радикальны, чем это подходило самому королю. Лорд Вильмот, в частности, участвовал в плане устроить армейский переворот в парламенте, причем с использованием французской помощи (королева была француженкой) - французы должны были захватить несколько крепостей на побережье, превратив их в точки опоры для роялистов. Насколько далеко зашел этот заговор и насколько он был серьезен - совершенно непонятно. Как говорят англичане, "Charles I's plots, like his grandmother's lovers, are capable of growing in the telling". Но лидер оппозиции Пим использовал эти планы, чтобы выслать королеву из страны. Дерзкий и предприимчивый, способный на нестандартные решения Вильмот был любим всеми, кроме, увы, Чарльза I, который не простил ему одного голосования (по делу графа Страффорда). Собственно, будь Вильмот (а не Дигби) советником короля, вся история Чарльза I вполне могла пойти совсем по-другому. Ну, по крайней мере следующий король, Чарльз II, очень Вильмота ценил.



Генри Джермин (Henry Jermyn) от Сент-Олбанс тоже был человеком королевы. Уж кто его знает почему, но репутация у него в Англии была дурная. Возможно, просто потому, что он, согласно пристрастиям королевы, пытался делать в Англии международную политику, чего англичане в общей массе не выносили, предпочитая делать свою политику самостоятельно, и вмешиваться в континентальную политику тоже самостоятельно и с выгодой для себя. Также Генри Джермин имел несчастье быть посланным её величеством к Марии Медичи с поздравлениями по поводу выздоровления, а имя Марии Медичи было проклято английскими протестантами ещё с времен Варфоломеевской ночи. А может он просто был ближе к делам королевы, чем это было привычно для постороннего... Карьеру армейскую Джермин делал, впрочем, вполне нормально, без неожиданных повышений, был вполне последовательным роялистом, и последовательно держался возле дел королевы, а не короля. Он был даже исполнителем ее завещания, и продолжил службу после этого.



Веллс (город) представлял сэр Ральф Хоптон (Ralph Hopton), талантливый офицер и пылкий защитник англиканской церкви, возражавший как против католиков, так и против пресвитерианцев. Сэр Ральф интересен тем, что политиком он, собственно, не был, и его единственная идеалогия могла быть полностью описана девизов "за Бога, короля и Отечество". Ещё 20 лет назад он самолично, на своем коне, вывез из Праги королеву Богемии Элизабет - просто потому, что та была королевой (впрочем, его младшая сестра, Абигейль, служила Элизабет в качестве фрейлины). И, тем не менее, Хоптон верил в политику и сидел в парламенте ещё в 1620-х, придерживаясь всё той же линии чести и справедливости, даже если справедливость требовалась для католика. Славно провоевав за роялистов всю гражданскую войну, он все-таки умрет за границей, не пожелав вернуться в Англию, которую новый король решит сделать пресвитерианской (в обмен на поддержку сторонников Ковенанта).



Джордж Дигби (George Digby), сын графа Бристоля, представлял Дорсет. Во многом его жизнь была сформирована историей его отца, ответственного за ппереговоры о сватовстве принца Чарльза к испанской инфанте Марии Анне, которые не задались. Король Джеймс был тогда в такой ярости, что объявил Дигби-старшего виноватым в этом унижении престижа королевского дома Англии, а принц Чарльз предложил ему прощение в обмен на признание вины. Будучи человеком вспыльчивым, Дигби нехорошо послал Чарльза подальше, в результате чего угодил в Тауэр. Оттуда он выдвинул обвинение против герцога Бэкингема, и Чарльз I, уже ставший королем) обещал ему слушание перед жюри палаты лордов, но так и не выполнил обещания, за что его довольно серьезно порицали потом, говоря, что от короля с такой подмоченной репутацией честности и чести ожидать не приходится.

Вместо отца выступил перед жюри его 12-летний сын, Джордж Дигби, и его речь произвела тогда большое впечатление как формой, так и содержанием. Но тут случилось убийство Бэкингема, и Дигби-старший, встревоженный радикализацией парламента, предложил королю свою шпагу, которую тот принял. Но отношения оставались натянутыми, и придворным наследник графа Бристоля по этой причине не был. В 1634 году он, унаследовавший вспыльчивость отца, ударил в Спринг Гарденс какого-то судейского, и неожиданно был посажен за это в тюрьму Флит. Скорее в качестве назидания Дигби-старшему, избегающему контактов в придворных кругах, но любви ко двору короля этот назидательный жест ни у графа, ни у его сына отнюдь не вызвало. Дигби был, собственно, интеллектуалом-дебоширом, охотно проводившим время с пером, но не чурающимся шпаги, и при этом был красавцем.

Учитывая всё это, не удивляет, что окозавшийся в парламенте Дигби сразу примкнул к Пиму, и горячо выступал за импичмент графу Страффорду - тому самому, который написал в свое время "бедный я", когда его припахали к заведомо провальным делам в Шотландии. Импичмент, впрочем, не прошел, и тогда Пим потребовал для Страффорда смертного приговора за государственную измену (с конфискацией имущества и лишением всех прав). И вот тут молодой Дигби очертя голову кинулся протестовать против этого требования, так как, скорее всего, лучше прочих понимал характер Томаса Вентворта, который был не предателем, а социопатом. Не говоря о том, что Страффорда осудили при помощи уловки, печально популярной в наше с вами время - за то, что не было подсудным в то время, когда совершалось, но стало подсудным много позже.

Вообще дело Страффорда стало своего рода чертой, разделившей парламентских радикалов и роялистов, но об этом позже. А Дигби в результате этой истории попал в палату лордов. Не за какие-то заслуги - его полная непригодность к политике ввиду отсутствия персональных убеждений была видна всем уже тогда. Его просто спасли из осатаневшей палаты общин, посадив в палату лордов по старинному праву старшего сына представлять своего отца.

Всю свою сознательную жизнь Дигби прожил... интересно, скажем так. Невероятнейшая персона - он обладал умением убеждать, но все его прожекты были совершенно сумасшедшими, и наотмашь били и по нему, и по тем, кто случился быть на тот момент рядом. Джордж Дигби был очень одаренным человеком, и легко достигал высот - но только для того, чтобы снова выкинуть какое-нибудь коленце и потерять всё. Он, под влиянием момента, был то протестантом, то католиком - в такие-то времена! Разумеется, он не смог не окунуться и в астрологию, и в философию. Возможно, психолог в этом описании увидит определенный диагноз, но в целом можно сказать, что все свои 65 лет жизни Джордж Дигби следовал зову сердца и не боялся последствий.



Из оппозиции в роялисты перешел и Артур Капелл (Arthur Capell), начавший с обвинения короля во многих бедах, случившихся в Хертфордшире, но ставший через полтора годы верным сторонником дома Стюартов, и пронесший эту верность даже через границу своей смерти на плахе в 1649 году, завещав свое сердце быть захороненным рядом с королем (что, к слову, выполнено не было).



Отдельно от всех фракций на момент открытия парламента стояли несколько человек.

Во-первых, Джон Колепепер (John Colepeper) из Кента, солдат и коммерсант в равных пропорциях, член Виргинской Лондонской компании, занимающейся колонизацией восточного побережья Америки. Он начал с военной службы именно на эту компанию, и стал политиком, будучи привлечен как специалист, хорошо разбирающийся в ситуации с американскими колониями. В парламенте 1640 года он поддержал приговор Страффорду, выступил с пламенной речью против монополий, и озвучил импичмент судье Роберту Беркли, который имел неосторожность энергично поддержать практику сбора корабельных денег с жителей побережья, на которые государство строило и снаряжало потом корабли. Закон этот был времен Плантагенетов - старый, почтенный, и совершенно обоснованный многими практиками побережий, как то разграблением грузов кораблей, потерпевших крушение у побережий, и довольно долго процветанием там же полуподпольных рынков торговли теми несчастными, которые пережили кораблекрушение, чтобы попасть в цепкие лапы местных "коммерсантов" и оказаться проданными в рабство. Опять же, заметим, импичмент судье вынесли в 1641 году за мнение, высказанное в 1637.

В общем, судью Беркли арестовали прямо на заседании, стащили со скамьи и поволокли в Тауэр, под заковыристые проклятия почтенного рыцаря, совершенно шокировавшие заседавших. Судья, кстати, довольно храбро перенес все испытания, вплоть до погибели своего дома, который сожгли в 1651 году шотландские пресвитериане. Он просто оборудовал конюшню под жилье, и переселился туда, сохранив присутствие духа и довольство жизнью.

Но вернемся к Колепеперу. Как и многие, он откололся от парламентариев на вопросе религии, проголосовав и против ликвидации института епископов, и против религиозного союза с шотландцами, и против так называемого Билля о корнях и ветвях, подписанного 15 000 лондонцев, требовавших полной реформации церкви в сторону пресвитерианства. Собственно, именно тогда сторонники этого билля и разгромили впервые лондонские церкви изнутри. А одним из представивших билль в парламенте был как раз Оливер Кромвель. Так что с 1642 года Колепепер стал роялистом, хотя никогда не шел за большинством и в новом политическом доме. Он, имеющий хороший военный опыт, не стеснялся браниться с принцем Рупертом, который ненавидел его как чуму, не боялся дуэлей, и не тушевался перед будущим Чарльзом II, который в будущем и воплотит в жизнь несколько моментов из планов Колепепера - в частности, относительно свободы шотландцев молиться так, как они считают нужным, и оставить в покое всех остальных.



Поэт Эдмунд Уоллер вообще был одним из немногих соловьев в стае политических коршунов. Он дружил с епископом Вустерским и виконтом Фолклендом, о котором я уже писала в истории о чистой рубашке перед битвой. В политику его занесло достаточно случайно, из-за слишком обширного родства (он и Кромвелю дальней родней приходился), причем многие родственники сидели в парламенте. Вдобавок Уоллер был крупным землевладельцем. И, наконец, он умел говорить действительно хорошо. Взгляды у него были скорее обнимающие мир, что паршивенько совпадало с обстановкой в этом мире. Тем не менее, от столкновения интересов в данном случае пострадал не соловей, а мир. Уоллер остался в 1642 в Лондоне, пытаясь убедить парламент помириться с королем, но как-то впутался или даже сам затеял заговор, который позволил бы королевской армии взять Лондон под контроль. Естественно, попался, но его испытания свелись к 18 месяцам заключения, после чего его благополучно изгнали из страны. Остальным заговорщикам повезло куда как меньше - их казнили, причем имена их сообщил именно Уоллер.

Изгнанный Уоллер путешествовал со вкусом и со стилем, при тугом кошельке и молодой жене. А тут и родство с Кромвелем пригодилось. Потом, когда Чарльз II спросит его о событиях 1643 года, Уоллес кротко ответит: "Poets, Sir, succeeded better at fiction than in truth". И знаете, ведь прочирикал благополучно до возраста 86 лет, увенчанный репутацией лучшего оратора палаты общин.



В самом начале деятельности Долгого парламента, когда тот ещё не знал, что будет долгим, там безраздельно царил старик Пим, имеющий за собой стройные ряды верных последователей. Были, разумеется, мятежные души, типа Вилмота, Джермина и сэра Филиппа Уорвика, но остальное большинство парламентариев было неопытным, пассивным и ведомым. Во всяком случае, до поры до времени. "Гвардия" Пима состояла из нескольких аристократов, некоторого количества судейских, революционеров и религиозных фанатиков.

Аристократом был, несомненно, Фердинандо Ферфакс, 2-й лорд Ферфакс из Камерона. По идее, его место было бы в палате лордов, но пэром он был шотландским, так что сидел в палате общин, зато за ним был весь Йоркшир и традиции шотландской знати. К Пиму Ферфакс прибился скорее из чувства сословной брезгливости ко всем прочим, менее значительным персонам, но антироялистом он, конечно, не был. Просто был увлечен роком событий, с которыми справлялся кое-как. Вот сын его, Томас Ферфакс, был уже убежденным парламентаристом, но не потому, что ненавидел тоталитаризм монархии как таковой, а потому, что считал парламентарное управление более безопасным для государства. Конечно же, он был глубоко разочарован тем, как повернулись дела, и категорически порвал с Кромвелем и управляемым им парламентом перед началом грандиозного шоу суда над монархом. Сэр Томас просто отказался во всем этом участвовать, так что после Реставрации его даже не оштрафовали.



Фернандо Ферфакс

Из судейских упоминания заслуживет Оливер Сент-Джон (из Сент-Джонов из Блетсо, представьте), оставшийся в истории благодаря своему мнению, что существует категория людей слишком опасных (как Страффорд), чтобы пользоваться защитой закона. Бессмертие, как понимаете, сомнительное, выраженное в словах "ещё никогда в стенах парламента не произносилась настолько варварская речь".



Революционер-теоретик Артур Гасельриг был за демократию и против любой диктатуры. Про него потом скажут, что "упрям как бык, но слаб умом". Не то чтобы ср Артур был слаб умом в буквальном смысле - вовсе нет, но он, похоже, совершенно не понимал принципов управления, и последовательно, с энергией, достойной лучшего применения, атаковал любые попытки как-то управлять процессом, от кого бы они ни исходили. Впрочем, в его истории любопытнее то, как его хранила судьба. Судите сами - в битве при при Раундвей Даун в 1643 году, в него трижды попадали пули, но не пробили кирасу. Затем Ричард Аткинс выстрелил Гаселригу в голову из пистолета, но не смог прострелить шлем. Не помогла и атака при помощи меча. Тогда Аткинс направил усилия на незащищенную доспехом лошадь Гаселрига, и убил ее, после чего Гаселриг попытался сдаться, но пока он освобождал себя от меча, примотанного к туловищу, его спасли. Чарльз I признанно не был юмористом, но выслушав рассказ о вышеизложенном хмыкнул, что "если бы Гасельриг был так же хорошо снабжен, как вооружен, он смог бы выдержать даже осаду". С воцарением Чарльза II его удача закончилась - он был заключен в Тауэр как враг нового режима, и через полгода там умер (в возрасте 60 лет, что для такого безбашенного джентльмена было вполне рекордом долгожительства).



Представителем фанатиков можно бы было назвать юриста-республиканца Генри Мартина. Вот уж у кого не было никаких тормозов, когда речь заходила о монархии. В 1643 году он поносил короля в парламенте такими площадными выражениями, что чуть не был осужден за государственную измену. Но потом король решил, что у типа, открыто призывающего к физическому уничтожению всех Стюартов, чтобы раз и навсегда избавиться от монархии, явно очень нехорошо с головой. Похоже, так оно и было, потому что его даже воевать не пустили, но Мартин не заскучал, а стал вскрывать личную переписку людей, которым не доверял, что закончилось для него плачевно - граф Нортумберленд, Алджернон Перси, отходил его своей тростью. Разумеется, Мартин с большой радостью подписал смертный приговор королю, но и за это его после Реставрации не казнили - просто изолировали от общества с полными, впрочем, удобствами, включавшими присутствие гражданской жены Мэри Вард.



Ну и вкратце о "черте невозврата" по имени граф Страффорд (сэр Томас Вентворт). Уж кто его знает, почему именно он. Наверное, Пим решил сделать Страффорда тем самым камнем преткновения, которым тот и стал, потому что Страффорда было легко не любить (любили его только те, кто знал хорошо). И потому, что из всех окружающих короля Чарльза в 1640 году именно Страффорд был реально опасен для власти парламента, совершенно верно предсказывая, чем всё это закончится, и требуя, чтобы король занял Тауэр и немедленно расквартировал там тех парламентариев, которые вели "предательскую" переписку с шотландцами, то есть пресвитерианскую группировку. Пока король колебался, Пим взял инициативу в свои руки. Страффорда арестовали уже через неделю после начала работы парламента, его ближайшие соратники бежали за границу.

В марте 1641 года Страффорда обвинили в тираническом управлении (что было правдой, таков был стиль этого мрачноватого нелюбителя дипломатических турусов), но, естественно, вообще никаким образом не было государственной изменой. Более того, именно такого поведения от сэра Томаса и ждали при дворе! Впрочем, обвинение в измене на тот момент прошло исключительно благодаря трусости и озабоченности своей карьерой парламентариев - за вынесение приговора проголосовали 204 человека из фракции Пима, которые к тому моменту уже боялись, что оправдание Страффорда станет их личным политическим крахом. Не голосовать решили 250 человек, и 59 имели мужество проголосовать "против". То есть, большинство парламентариев палаты общин, как видите, ситуацию оценивали вполне здраво, но струсили (возможно, оправданно) выступить против агрессивной фракции Пима.

Дело было за королем. И тогда Пим запустил циркуляцию слуха, что армия вот-вот ударит по Лондону, по Тауэру, и освободит "тирана" Страффорда. Лондон вышел на улицы, палата лордов сочла за лучшее проголосовать за смертный приговор голосами 51 к 9, и король, позже утверждавший, что руководствовался исключительно соображениями безопасности своей семьи, этот приговор завизировал. Беднягу Страффорда казнили ни за что, а Чарльз I имел потом наглость "не простить" тех, кто голосовал за это решение.

Что ж, за свою мгновенную трусость он позже заплатит жизнью, но имей король мужество поставить своих подданных тогда на место, как ему предлагал Страффорд, гражданской войны могло и не случиться. Хотя, с другой стороны, кризис был слишком глубок, чтобы рассосаться бесследно. Можно только предполагать, посмел бы парламент так лихо расправляться с неугодными посредством казней, если бы Пим не выиграл первый раунд.

@темы: Oliver Cromwell

---

Эх,печаль...

То масса интересного дорамного, а теперь вообще ничего, и смотреть нечего. Так, есть всякие разности, но не сравнить же с "Молодой кровью" и "Радостью жизни". А по настроению хотелось бы дораму, чтобы увлечь и глаза, и мозг. Аниме... Да, "Ворон господина не выбирает" - вполне для ума и для сердца, "Ворона в гареме" тоже весьма, хоть и депрессивно довольно-таки. А всё остальное несколько раздражает. Очередные гробницы как бы есть, но лично я уже давно перестала понимать что-либо в этой беспорядочной бредятине (а так хорошо всё начиналось!) К корейцам вернуться, что ли?.. Для лежачего просмотра решила "Список Ланъя" пересмотреть. Всё-таки, столько времени прошло. Да и вторая часть у меня когда-то осталась недосмотренной, а ведь планируется третья. Интересно, о чем? Первые две не очень связаны, насколько помню. Но эти эпосы совершенно ничем не раздражают, это я точно помню. Мелодраму не люблю, от уся после Пьянящего ветра надолго отвернуло - давно такого количества сквиков не было (а ведь так хорошо и это начиналось).

В общем, умного интриганства бы.

@темы: Дорамы

---

Великолепная целительница Цзинь / The Resilient Dr. Ling [2024]

Отдохновение от конфуцианских ценностей, право. Достали уже кроткие и жертвенные, и плохие, надувающие губки: ну миилыыый... Тут у нас девушка-врач (видимо, хирург), осатаневшая от дорамного разрешения вопроса несчастливого замужества через самоповешание, втягивается посредством телефона в действие и раздаёт всем по заслугам, не скупясь. За этим удивительно приятно наблюдать))

Плюс - ХЭ обеспечен, естественно, причем местами реально смешно, да и условность происходящего в сюжетное напряжение не вводит. То есть, перед нами часа 4 маршируют все дорамные клише, собранные в одну банку, но с гарантией, что не взорвутся.

Минус - утомительные эпическая тупость супруга (ибо концентрирована), такая же плохишность плохишей (потому что тоже концентрат), и то, что, собственно, происходящее по сути не смешно. Тут и классовые проблемы, и проблемы отношения к женскому профессионализму, который приходится доказывать каждый раз заново, и клише представлений о том, что женственно, и наглое потребительство за счет безответных (причем безответность заложена в систему)... Но во всем это есть и плюс. Культурные традиции или нет, но китайцев наших дней выбешивает в их культуре то же, что и нас, то есть не такие уж мы и разные. И если кто-то пытается убедить нас, что мы разные, апеллируя к культурным традициям, то это голимое манипуляторство. И скидку на это манипуляторство делать не надо.

@темы: Дорамы

---

На злобу дня

Праздник салаки в этом году вообще не удался. Вряд потому, что было мало салаки в море - цены на нее были, по-моему, даже ниже, чем в прошлом году, а учитывая, что обычная в магазине уже около 7 евро, то крафтовая в стекле за 9 - это вполне ок. А вот копченая камбала по 44 евро за кг - это уже не ок.



Продавцов было мало. С Оландских островов только один траулер, в прошлом году их было много! Хлеб все брали у них. Я тоже, но потом пожалела - наши же шведы с побережья тоже привезли, и у них-то точно было более адаприровано к местным вкусам. Ну да ладно. Буду жевать и думать, что этот - настоящий, аутентичный. Программы не было, оркестра не было, покупателей было мало. Как обычно, большинство посетителей прямиком направились в палатки с едой, и мы тоже пошли по кофе опрокинуть. Забавно, что все палатки в первом ряду от траулеров забиты посетителями, сесть негде. А в третьем ряду - полно, удобно уселись в знакомой с лета палатке, где кофе подают в настоящих кружках, а не в картонных.

Обратно пошла пешком, отправив супруга вперед, бежать его родной скоростью (он очень быстро ходит). Вообще, пошла чисто из упрямства и из любопытства. Я ж ходила к хиропрактику в прошлую среду, и, как ни странно, она в несколько постукиваний сняла страшенное напряжение мышц в нижней части спины. Стало интересно, пойду ли получше на длинную дистанцию. Таки пошла, но обнаружила, что сейчас мне явно мешала невозможность дышать нормально. Добро бы на вдохе, но у меня беда с выдохом. Это не обструкция, не астма, не побочка болячек, которые дают одышку. Ну сердце, конечно, но не до такой же степени. В общем, было хуже обычного. Причину осознала только дома... Я ж на всякий случай очень сильно стянула низ спины, чтобы поддержать мышцы. По сути, стянула как жестким корсетом от солнечного сплетения до ног, и потом всю дорогу негодовала, что могу дышать только верхом легких, не понимая, что самадуравиновата. Господи, как же дореволюционные барышни в таких корсетах в теннис играли, а??? Зато понимаю, как они, благодаря тому же корсету, по много часов порхали без малейшей необходимости посетить туалет. Ужмите бедра с нижней частью живота - и можно не беспокоиться.

@темы: житие мое

---

Кот недоволен...

Кот чрезвычайно недоволен!



Потому что его посмели сфотографировать в невыгодном ракурсе йогопозы "летучая мышь после обеда"!

@темы: тот кот

---

Приобщились

Сходили вчера на выставку венецианца Якопо Бассано (1510-1592). Было не очень много его работ в музее Синебрюхова, и не самых лучших, очевидно. Судя по тому, как ему воскуривают на вики, это мастер света и цвета. Нуууу... Наверное. Но вот вам Иоанн Креститель, о чем-то размышляющий. Свет имеется, цвет есть, кисть руки прориросована тщательно, остальное напоминает первые наброски с натуры в школе живописи. По-моему. Может, я просто не понимаю такого мастерства.



Причем, у него есть убойно прекрасная Последняя вечеря - реалистичная, сочная, с характером. Но ее не дали для выставки.



У него и сыновья рисовали. Судя по всему, и из их работ не лучшее привезли, но мне понравился "Рыцарь с девочкой" Франческо Бассани, и, как ни странно, обычные курицы (не помню, чьи).





А так были пара-тройка вариаций Поклонения волхвов, несколько Моисеев, заставляющих зафонтанировать скалу, ну и всё такие. Мне очень неловко, но эти сюжеты, а также спящие пастухи и кудрявые овечки оставили меня абсолютно равнодушной.



Волхвы поклоняются...



Моисей превозмогает суровую реальность...

Несколько картин расположили в подвальном зале, где старинные кирпичные арки и своды, к тематике подошло идеально, но на фото этого просто не видно, так что поверьте на слово. И понравился документальный фильм про реставрации. Оказывается, ультрамарин со временем их голубого превращается в коричневый! Поскольку в Средние века заказчик оплачивал краски, многие покупали дешевый ультрамарин, а не дорогущую лазурь, потому что на взгляд их было не различить, а проблемы начинались когда-нибудь, но не в обозримом будущем. Теперь вот реставраторам работа, возвращать коричневым небесам синий цвет

Далее, при помощи современной техники можно увидеть, как при предыдущих реставрациях было изменено, например, выражение лица Мадонны. Вернули то, что было написано художником. Ещё, оказывается, укрепление старинных картин и их лакировка сплющивали изначальную объемность мазков, что лишало картину глубины. Тоже реставрируют потихоньку. В общем, стало понятно, почему реставрации обходятся так дорого, и почему не всё старинное реставрируют.

А потом мы пошли блуждать, потому что была прекрасная погода. Присели на скамью, я отметила, что на другом конце сквера стоит какой-то мужик. Ну стоит и стоит, может, он собаку выгуливает. Потом сообразила, что стоит неподвижно. Оказывается - "статУй" со странным названием "Человек поднимается из мусорного ящика":



Потом осмотрели витрину магазина винтажного стекла и фарфора. Ну, цены-то там выдающиеся, чего там, хотя любители мимо такой вот семейной парочки на прошли бы:

@темы: финляндия

---

Эдвард I, Великий и Ужасный - 7: революция или контр-операция?

На 1259 год оппозиция, стоявшая за Оксфордскими Уложениями, довольно четко делилась на три группировки. За Бигодами, Роджером и Хью, стояли идеалисты, всерьез хотевшие улучшить жизнь населения и исправить все случившиеся несправедливости. Хью даже специально ездил с инспекциями по городам и весям доброй Англии, собирая истории о причиненных людям горестях от плохого управления, и о чаяниях жителей королевства. То есть, у братьев подход был одновременно практическим и утопическим - построить общество всеобщего благосостояния в условиях феодального строя было практически невозможно, даже имея все исходники для всех четырех категорий SWOT-анализа.

Граф Глостерский был другой крайностью - он уже добился того, чтобы Лузиньянов выкинули с поля политического и экономического дележа плюшек, и никакие демократические поползновения на абсолютную власть его не интересовали. Главное, чтобы никто не лез в его дела, а уж он их организовать был способен даже с опережением своего времени.

Посередине оказался де Монфор, сумевший совместить в своих планах несовместимое, причем самым простым способом - поклявшись всеми силами защищать и поддерживать Оксфордские Уложения. Потому что во-первых и в-главных де Монфор был фанатиком, и знал об этом. И знал, что все об этом знают. Поклявшись защищать Уложения, он автоматически становился лидером оппозиции как человек, клятве которого лучше верить. Да, у него были совершенно шкурные причины свести роль короля к роли просто королевской печати, подписывающей всё, что ей велят. В конце концов, нет более злейших врагов, чем бывшие друзья. Но с другой стороны, он понимал резоны братьев Бигодов, и даже признавал их правильными. По сути же, он был гораздо ближе к позиции де Клера, разве что видел в роли доминирующей в королевстве силы не его, а себя. Уложения же были хороши тем, что все претензии и способы их исправления были изложены в них достаточно нейтрально, чтобы данная им клятва не оказалась слишком уж связывающей.

Бросается в глаза, что к осеннему парламенту 1259 года в этом наборе влиятельных лиц полностью отсутствовал наследный принц Эдвард. То ли его не принимали во внимание, считая, что за ним не стоят настолько серьезные силы, чтобы с ними считаться, то ли он сам совершенно не манифестировал свои мнения и устремления в тот период.



Что на самом деле происходило в полной тайне от окружающих, можно только догадываться. Во всяком случае открытие парламента 1259 года было для присутствующих абсолютно неожиданным - парламент открыл протест группы, именующей себя the Community of Bachelors (союзом рыцарей, то есть мелких вассалов и рыцарей, обычно путешествовавших по всем турнирам христианского мира), относительно того, что обещанные административные реформы до сих пор остались словами. Неожиданным было то, что протест этот был обращен персонально к принцу Эдварду, и именно принц, вскочив с места, пылко поклялся положить свою жизнь за Англию и ее людей. Результатом стали Вестминстерские Уложения, во многом улучшающие положение именно класса рыцарей.

Эдвард показал, таким образом, королю и пэрам, что и за ним стоит вполне реальная и многочисленная сила, и доказал своим сторонникам, что он способен продвигать их дело. Такой быстрый успех объяснялся тем, что присутствующие на парламенте сочли всё случившееся спонтанным (и это произвело на них впечатление), хотя вряд ли дело обстояло так. Как известно, лучше всего на зрителя действует не спонтанность, а тщательно отрепетированный спектакль, вызывающий нужные чувства у зрителя в каждый момент действия. Во всяком случае де Монфор, отлично знавший рыцарскую тусовку, хотя и давно вырос из нее благодаря браку в королевскую семью, в спонтанность не поверил ни на минуту, но сделал правильный вывод из случившегося: с крестником (де Монфор был одним из крестных принца, хотя до этого самого момента они практически не пересекались) надо подружиться.

Судя по всему, именно этого и добивался принц Эдвард. В тени репутации де Монфора он мог набирать силу без того, чтобы на это обратили пристальное внимание. Де Монфор же мог (или думал, что сможет) преследовать самые шкурные свои интересы через принца и рыцарей за ним, не получив ни одного пятна на свой белоснежный плащ. В октябре они, видимо, договорились окончательно. На самом деле от того предполагаемого договора не осталось ни свидетелей, ни свидетельств кроме того, что два человека, не пересекавшихся до этого момента и не имеющие основания друг другу симпатизировать, вдруг сомкнули ряды в общем деле. Насколько королевская семья была в курсе смысла происходящего? Скорее всего, была - все они были неплохими стратегами и опытными политиками. Но, скорее всего, вслух не было сказано ни слова.

Историк Марк Моррис подчеркивает, что судить о событиях 1258-59 годов как о войне фракций - значит значительно упрощать то, что происходило на самом деле. Действительно, ведь любые фракции состояли из людей, каждый из которых барахтался в персональных конфликтах между лояльностью и своими интересами, между интересами фракции и привязанностями дружбы, между интересами рода и интересами страны. Не было исключением и королевское семейство. Как люди, они были чрезвычайно привязаны друг к другу. Что не помешало королеве выпустить дух Оксфордских Уложений из лампы, которую стали натирать привязанности короля к своим братьям, превосходящие его симпатии к дядьям супруги. Эдвард чрезвычайно любил мать, отца, и уважал родственников обоих, но ему пришлось выбрать в пользу врагов партии матери, поскольку он не хотел оставаться мальчиком, чья жизнь планируется ею и её родней. И теперь ему предстояло взбрыкнуть против отца, который, после размышлений, решил упорядочить, согласно реальному положению дел, состояние владений Плантагенетов на континенте.

Если Ричард Корнуэльский не почувствовал себя обделенным этим решением, имея престижный титул короля Германии, то Эла, сестра Генри III, очень даже почувствовала. А через нее и ее непростой супруг, Симон де Монфор. И это факт тоже свел крестного и крестника. Парижский договор 1259 года, который Генри отправился в декабре подписывать на континент, Англия признавала потерю герцогства Нормандского, целиком и полностью. Король также отказался от контроля Майна, Анжу и Пуату (которые по факту тоже были потеряны), но сохранил титул герцога Аквитании как вассал короля Франции. Взамен король Луи поклялся не оказывать поддержку врагам Англии, и передал Генри епископаты Лиможа, Перигё и Кагора, а также обязался выплачивать ренту за оккупацию Аженуа (которая на тот момент тоже существовала уже давно, и совершенно для французской короны бесплатно). С островами Гернси, Джерси, Олдерни и Сарк получилось интереснее: они издавна управлялись Англией, но теперь, когда английский король стал одновременно французским пэром и герцогом Аквитании, и в этом плане вассалом французской короны, острова получили простор для маневра.

Надо, конечно, признать, что во многом Парижский договор 1259 года опирался на личную приязнь между двумя королями, оба из которых были отнюдь не первой молодости. Генри III и Луи IX доверяли друг другу намного больше, чем могла выдержать реальность с влиянием следующих поколений на дух соглашения, обличенного в форму, допускающую интерпретации. Есть мнение, что этот договор и приведет в свое время обе страны к Столетней войне, но с этим можно поспорить. Что было бесспорно, так это то, что Симон де Монфор получил довольно чувствительный щелчок по носу. Для него теоретические права супруги на континентальные владения давно были способом политического давления на короля, и теперь шантажируемый им правом вето Генри III перешагнул через эти попытки и хладнокровно поступил так, как считал нужным. Это было обидно, и это нанесло чувствительный удар по престижу де Монфора среди его последователей.

Случайно или нет, но принц Эдвард в компанию отбывших на континент включен не был. Это означало, что у него появился уникальный шанс всласть пошалить - папа и мама со своими важными советниками уехали, управление было оставлено на деликатных Бигодов. Один дома! И Эдвард уволил всех управляющих королевскими замками разом, заменив их своими людьми, в которых он мог быть совершенно уверен. Клиффорд, например, стал счастливым управляющим сразу трех замков в южном Уэльсе. Сам же Эдвард осел в Бристольском замке, сделав его своим административным центром, и весело отметил в нем Рождество. В январе принц был на побережье, где встретил де Монфора, и в феврале оба были в Лондоне.

Дальше больше. Согласно Оксфорским Уложениям, король должен был собирать по три парламента в год. В феврале 1260 года он всё ещё был во Франции, так что перед сэрами и пэрами страны встал вопрос: а можно ли собрать парламент без короля? Эдвард был явно уверен, что его персоны для парламентариев достаточно, но в данном случае король ответил письмом с определенным "нет", и отправил в Англию де Клера сделать это "нет" убедительным. Напомню, что правило, по которому парламент открывал король, привело к большой панике даже в георгианские времена, когда болезненное состояние короля поставило под вопрос открытие сессии. А тут мы ещё в феодализме!

Прибытие де Клера не понравилось ни де Монфору, ни Эдварду. Случайно или нет, но принц окопался именно в том замке, который де Клер считал своим. Глядя на ситуацию с расстояния в сотни лет, нельзя не увидеть, что на самом деле в том месте и в то время де Клер столкнулся с де Монфором через провокацию Эдварда, но в феврале 1260 года очень большому количеству людей казалось, что мир вокруг них сошел с ума. Как минимум Лондон, в котором спешно мобилизовались и вооружались сторонники всех вовлеченных, был в панике. Вовсю циркулировали слухи, что королева и король собирают во Франции наемников, которые вот-вот раскидают по кирпичикам и столицу, и все заботливо скопленные там богатства.

В общем, публика в политическом театре была достаточно подогрета, когда на сцену плавно спланировал ангел мира в лице Ричарда Корнуэльского. Будучи человеком дела, он в первую очередь закрыл ворота Лондона и поставил в столице под оружие всех мужчин старше 15 лет. Напряжение сразу начало понижаться до нормального. Де Клер разбил лагерь в Саутварке, де Монфор и принц Эдвард - в Клеркенвелле. И тут появился король в сопровождении сотни наемников, что означало как минимум то, что силой вопрос о том, быть парламенту или не быть, решить больше было нельзя. Что в первую очередь делает Генри III? Исключает из числа людей, с которыми он будет выяснять отношения, сына: "Пусть Эдвард не появляется передо мной! Боюсь, что если я его увижу, то не смогу не обнять!"

Честно или нет, но роль виноватой стороны в этом спектакле была отведена королеве. По всей стране говорили, что принц протестовал не против власти отца, но против влияния проклятых савояров матери. После двух недель примиряющих переговоров, которые вел между принцем и родителями Ричард Корнуэльский, Эдвард, Генри и Элеанор воссоединились в соборе св. Павла и обменялись там символическими поцелуями мира. С де Монфором же и разговаривать не стали, во всяком случае до парламентской сессии, где он говорил, конечно, хорошо и много, но его никто не поддержал. Даже кроткие Бигоды не простили ему попыток диктовать им свои условия. Принц Эдвард, которого де Монфор считал своим союзником, только развел руками: они забрали у меня замки, что я могу сделать? Замки и в самом деле вернули под управление короля, причем управляющими назначили уже не тех людей, которые там были до проделки Эдварда.

И именно в этот момент Лливелин снова объявил войну в Уэльсе.

Являлись вышеописанные события сольным проектом принца Эдварда, их с отцом совместным планом (к чему я склоняюсь), или стечением обстоятельств (что вряд ли)? Был ли раскол между Элеанор Прованской и остальной семьей реальным, или это была классическая рокировка, в которой ей досталась неблагодарная роль? Результат, тем не менее, состоял в том, что с противостоянием могущественных фракций в политической жизни страны было на время покончено. Оппозиция осталась без лидеров.

@темы: Edward I

---

Осень наступает

Котик спит, свернувшись в тугой клубок и прикрыв носик лапками. На севере уже и снег шел... Всю прошлую неделю было тепло и временами лили настоящие ливни. Теперь начинается солнечный и прохладный период. Хорошо... Люблю это время!

@темы: житие мое

---

Сон Эпифиллума / Epiphyllum Dream

Взялась от обиды на отсутствие достаточно привлекательного из более нового. мне надоели горделивые принцы-демоны и прочие летающие одушевленные объекты. Помню, когда-то эта братия хотя бы на мечах летала, а нынче словно у них реактивная тяга в пятках. До сих пор не понимаю, чем меня так тотально разочаровал Павильон Сифан. Там же всё прекрасно. И интрига есть, и любовь счастливая, и ненавязчивый комедийный момент, и визуально безупречно, и актеры славные. А я за 10 серий до финала просто почувствовала, что больше не могу. Скучно. Появление "Ракшаса стрит выходит" - воротит в данный момент. С телефона пересматриваю "Легенду о снежном мече", и с этой дорамой из всего предлагаемого нового ничто и рядом не стоит, и даже в подметки не годится. Хотя актера-главгероя я, все-таки, за что-то недолюбливаю. Что в Легенде, что в Радости жизни. Но это вообще не мешает.

Решила попробовать шпионский детектив. Конечно, этот Сон у меня давно лежит в папке "планирую", так что пора. Хотя серий овердофига, а я этого не люблю, если не старые дорамы про судью Ди)) Дорама древненькая, от 2016 года, то есть смотрится немного странновато в плане цвета и съемки. С другой стороны, дело происходит в 1945 году, так что добавляет аутентичности. Ну и там, все-таки, в какой-то степени охвачены времена и нравы. Как обычно, в комментах мои эмоции по поводу просматриваемого.

Сюжет... Как бы о судьбе документов, содержащих доказательства об опытах, проводимых японцами над китайцами. Кто-то хочет этот архив, чтобы раскрыть содержимое на международном суде, кто-то - чтобы архив никогда не был раскрыт, кто-то просто хочет его продать, а для кого-то дело с архивом сугубо личное. И всё это в обрамлении подковерных интриг высшего руководства военных, полиции, политиков и прочих сильных мира того. А вокруг - нищета и полное беззаконие. Например, в самом начале целую толпу случайных людей, оказавшихся не в том месте не в то время, полиция просто загоняет в грузовик, вывозит в рощицу и расстреливает, вообще не разбираясь, кто там. И никому из полицейских это не удивительно.

@темы: Дорамы

---

Загадка Минны Краузе

Недавно у меня вышла интересная дискуссия на тему силы самоуверенности и богатства воображения в жизни. Я всерьез считаю, что это сочетание может вынести человека на любые высоты, и подтверждения этому мы периодически находим среди современников - Элизабет Холмс c ее Theranos, или Анна Сорокина/Делви с ее многомиллионным наследством. И это только громкие имена. В быту же практически любой из нас встречал людей, живущих на какие-то непонятные доходы, и имеющих непонятно откуда взявшийся авторитет, вхожих повсюду. Я хочу рассказать вам историю более давнюю - историю Минны Краузе/Краухе (Minna Craucher), которая фантастичнее любого романа.



Родилась Минна Марией Вильгельминой в городке Нокия, который и сейчас-то не поражает оживленностью, а в 1891 году и вовсе был просто большим поселком. Родила прижитую вне брака девочку 16-летняя служанка, Ольга Аалто. Дело обычное и привычное, Ольга потом и замуж вышла, и стала ее дочь носить фамилию отчима - Линделл. Мария Вильгельмина осиротела в 1906 году, и подалась в ближайший большой город, в Тампере.

Начало самостоятельной жизни было, судя по полицеским рапортам и судебным приговорам, бурным. Места работы и проживания менялись быстро, и при смене адреса Мария Вильгельмина не забывала прихватывать с собой всякую мелочь. В тюрьму она впервые попала за неоплаченные штрафы, и в судебном реестре появилась запись "за штрафы и бродяжничество". Чуть позже, в ходе следствия, выяснилось еще многое, и вторая запись была уже "за воровство", с пометкой "ведет праздную и беспутную жизнь". За 7 лет жизни в Тампере Мария Вильгельмина родила двоих детей, один из которых умер в две недели после рождения, а второй был сдан в городской приют. Такие вот "университеты" были пройдены.

В 1913 году девушка появилась в Хельсинки. Там она хотя бы знала, куда идти - в "Дом прислуги", которым руководила Миина Силланпяя. Это было время, когда рабочий класс объединял усилия в борьбе за человеческие условия работы и жизни. Все знали, что домашняя прислуга зачастую не имела в глазах нанимателей никакого человеческого достоинства, и подвергалась нещадной эксплуатации. Тем не менее, девочки и взрослые женщины терпели дурное обращение из страха, что окажутся на улице и будут вынуждены заниматься проституцией и скитаться по притонам. Миина Силланпяя, молодая горничная, сама начавшая работу на заводах в 12 лет, с энтузиазмом приняла участие в формировании Хельсингской ассоциации горничных в 1898 году. А в 1903 эта ассоциация вошла в созданный Социал-демократический женский союз, который в 1906 году переименовали в Союз трудящихся женщин. Вот при этой организации и создали нечто вроде пансионата, где женщины, ищущие место прислуги в хорошем доме, имели бы жилье и питание на время поисков.

Кстати, вот вам позитивный пример уверенности в себе и широких интересов - Силланпяя станет в будущем министром. То есть, исходные условия у нее были даже хуже, чем у героини этой истории: работа на прядильной фабрике была адски тяжелой. По сравнению с ней, место горничной в милом, буржуазном Порвоо было, по сути, вершиной карьеры для простой девушки. Только не в случае, если эта девушка думала не только о себе, но и о других. А ещё те годы были временем пробуждения женщин из буржуазных и аристократических кругов, которые тоже перестали ограничивать свои представления об удавшейся жизни, и приняли деятельное участие в работе женских союзов, помогая связями, рекомендациями, контролем условий труда.

Что касается Марии Вильгельмины, то обретя крышу и стол, она занялась привычным: воровством и проституцией. В 1914 году она снова была в тюрьме, где снова родила ненужного ей ребенка. Из тюрьмы она вышла под защиту очередной благотворительной организации - Союза заключенных, где был женский дом и знакомая ей система заботы об освободившихся бедолагах. С тем исключением, что Мария Вильгельмина заботы и защиты не искала, ей просто была нужна безопасная крыша над головой. И всё шло снова и снова по кругу до самого последнего срока в 1920-1923 годах. Правда, если приглядеться к судебным пометкам повнимательнее, то уже через год после переезда в Хельсинки, уже во времена первой судимости в столице, в истории молодой женщины появляются небольшие и не очень на те моменты важные изменения, например в названном ею социальным работникам имени отца - Вилхо Кагер. В 1914 году она называет отца уже Вальдемаром Краузе, рабочим, а себя - Минной Краузе. В 1919 году Вальдемар Краузе упоминается ею как инженер, а сама она начинает скромно указывать в графе "образование" лицей.

Шанс полностью примерить на себя новую личность Минна Краузе получает в 1923 году, устроившись, по выходу из тюрьмы, горничной в семью инженера Арне Слёра, с которыми она уехала в Германию. В Хельсинки вернулась уже немецкая аристократка, меценатка и владелица миллионного состояния госпожа Минна Краузе, разъезжавшая в Willys Knight. К машине прилагался и водитель - русский эмигрант Борис Волковский, то ли настоящий, то ли поддельный аристократ.





Если называть вещи своими именами, то мадам Краузе занималась тем же, чем и девица Линделл. Она нашла себе подходищего любовника в литературных кругах, обладающего талантом, широким кругом общения и немножко скандальной известностью. Олави Пааволайнен был моложе госпожи Краузе лет на 15, и каким бы интеллектуалом и оригиналом он ни был, в этой связи доминировала именно Минна, буквально запустившая в несчастного когти на всю их длину. В ход шло всё, и постоянные пьяные вечеринки, и денежные ссуды. Пааволайнен был фанатом Европы, (полу)публично считавшим Финляндию довольно застойным болотом, и изначально, по-видимому, госпожа Краузе заинтересовала его своей непохожестью на всех, кого он знал. В то время у нее был свой литературный салон, который описал Мика Валтари в своей "Великой иллюзии", где Минна Краузе выступает под именем госпожи Спинделл. "Стокилограмовая фея" - это он о Краузе.



Что касается источника доходов, то Минна Краузе основала с одним издателем журнал, который теперь известен как Seura, в котором она отвечала за размещение рекламы и промоутерских статей. Ходили слухи, что в привлечении рекламодателей госпожа Краузе не чуралась шантажа и угроз, и, по-видимому, так оно и было. Где могут лучше развязываться языки и рассказываться сплетни, чем в литературном салоне, где щедрая и не очень строгая хозяйка льет спиртное рекой?

Шло время, и в случае Мадам, как стали называть госпожу Краузе, оно шло к сороколетию. Пора было переключаться с литераторов на нечто более серьезное, И Минна стала привечать у себя в салоне офицеров и политиков. Разумеется, молодых, развеселых и свободных. Занималась ли Мадам под прикрытием своего салона сутенерством? Почти наверняка. Не самой же флиртовать с молодежью. Причем, ее ценили отнюдь не за женскую привлекательность, а за причудливость и умение устраивать то, что устроить было непросто. И всё потому, что Мадам промышляла не только шантажом, но и мошенничеством. Теперь, погружаясь всё глубже в омуты политики, она искала желающих поместить объявления в новую свою газету, "Активист", пользуясь фальшивыми рекомендациями. Например, от самого Маннергейма.



В 1929 году по всей стране сделало прорыв движение Лапуа, которое обычно характеризуют как антикоммунистическое, что не вполне верно. Кроме антикоммунизма, там были религия, и национализм, и откровенный нацизм (сине-черные появились как организация именно в те годы). Когда 7 июля 1930 года 12 000 сине-черных со всей страны собрались в Хельсинки, повязки на их рукавах были оплачены Мадам, Минной Краузе. Теперь она запустила когти в Вихтори Косолу, из которого тогда усердно лепили "Северного Муссолини", и который был очень неравнодушен к спиртному. Очень скоро она получила над Косолой и самим движением такую власть, что ее стали называть "капитан Лапуа".



Вихтори Косола

"Спалил" Мадам Лапуанскому движению Эско Риекки, руководивший розыскной полицией. Считая, что Лапуанское движение просто опасается слишком многое знающую Краузе, он скормил им информацию о ее сермяжном происхождении, что помогло секретарю движения Валлениусу(очевидно, трезвеннику), который Мадам не переносил и считал опасной, объявить ее агентом коммунистов и шпионкой. Шпионкой она, кстати, и была. Только сведения поставляла не коммунистам, а социал-демократам, женская организация которых когда-то приютила ее в Хельсинки.

А к 1932 году Мадам то ли устала, то ли заигралась. До сих пор не известно, были ли у нее секретные документы про схему организации движения Лапуа, или она эту схему сама придумала. Через прессу она таки эти сведения слила, и дала понять, что то ли ещё будет. За что и была застрелена у себя дома 8 марта 1932 года полубезумным фанатом движения Олави Рунолинна. Движение Лапуа это, правда, не спасло - в том же году оно было ликвидировано, а его руководители угодили под суд.

Такая вот судьба. Кем, в конечном итоге, была Мадам, героиней или просто шалой авантюристкой, никто не знает. Сейчас ее личность снова вызвала интерес, через век после ее эффектного возвращения из Германии. На немецком она к тому моменту говорила свободно, а заявленное ею финское происхождение по материнской линии объясняло знание финского и шведского. Говорю же - фантазия и уверенность в себе могут вмиг вознести наверх. На какое время? А это уже совсем другой вопрос))

@темы: финляндия, Дамский вопрос

---

Оливер Кромвель-2

В Или Кромвелю мирно не жилось. Поскольку согласно его воззрениям общение между Богом и человеком не требовало церемоний, он стал ругаться из-за проведения церемоний со служителями кафедрала, который был буквально за стеной, при этом оставаясь для пылкого пуританина пустым местом. Поскольку он ненавидел несправедливость, он ввязался в довольно скандальное дело об осушении Фенских болот (заболоченной низинной равнины на границе Восточной Англии и Мидлендса, расположенной к югу и западу от бухты Уош).



Дело было в проекте, начатом в 1634 году графом Бедфордом с компаньонами. Они выкупили права осушить болота вокруг Или, и направить реку Уз прямо в море. При этом большая часть земель, на которых проводилась работа, стали бы собственностью графа и компаньонов, часть отписали бы короне, а остальное должно было стать фондом для проведения работ.

В 1637 году синдикат графа объявил, что работы закончены, и потребовал вознаграждения, что стало началом изрядной свары между акционерами. Одни были недовольны тем, что Бедфорт получил слишком много, соседние землевладельцы плакались, что их лишили общей земли, а прочая мелочь вроде рыбаков, сквоттеров, кровельщиков, плетущих крыши из тростника, резчиков лозы и владельцев птичников жаловалась, что их лишили заработков. Кромвель, разумеется, проникся бедами именно последней группы жалобщиков, и пять лет выступал для них гарантом в судебных процессах, за что получал по серебряной монете в 4 пенса (то есть, по гроту) за каждую корову, которую удавалось пасти на общинных землях. В конце концов король в 1638 году объявил, что работы вообще не готовы, и что корона собственными силами закончит осушение, а до тех пор все вовлеченные остаются при своем, и имеют право владеть своим имуществом. Так Кромвель стал местным героем.

В 1641 году судьбы представила Кромвелю возможность слегка свести счеты с графом Манчестером, несколько лет назад оштрафовавшим его за неподобающую манеру вести дебаты, причем по просьбе прежних соседей из Сент-Ивса. Там случилось так, что часть общинных земель в Сомершеме была выгорождена без общего согласия и продана графу, по поводу чего горожане и подали петицию в парламент, где палата лордов решила вопрос в пользу графа. Естественно, за этим последовал протест проигравших, раскидавших выгородку и попросивших Кромвеля представлять их дело в палате общин.

И Кромвель представил - облаяв для начала и расследовавшую дело комиссию, и ее председателя, поставив под сомнение его непредвзятость, и всё семейство графа Манчестера, доходчиво объяснив присутствующих, с кем они имеют дело, на что искренне шокированный председатель комиссии попросил Кромвеля прекратить недозволенные речи, если он не хочет, чтобы о его поведении поставили вопрос в палате общин. В принципе, если на совести Генри Монтегю и была какая-то тень, то только тень сэра Уолтера Рэли, которого он, будучи в должности старшего судьи королевской скамьи, когда-то приговорил к смерти за нападение на испанский форпост во время мира. Но это и всё. Землю он купил, потому что она продавалась. Похоже, смерть сэра Генри в том же году многие считают прямым следствием поведения Кромвеля, но графу было 79 лет... Конечно, он мог быть глубоко потрясен, что его попытался очернить человек, которого он считал товарищем своего сына по колледжу, но будучи всю свою жизнь судьей, он должен был знать о человеческой натуре всё, и ничего не принимать близко к сердцу.

Впрочем, вскоре Кромвеля увлекли совсем другие дела. Собственно, всё началось ещё раньше, когда король и архиепископ Кентербери Уильям Лод попытались унифицировать церковные службы по всей стране. Для Лода эта унификация была вообще смыслом жизни, а король... Он, скорее всего, просто поддержал своего архиепископа без особых раздумий, потому что пуританам тоже не симпатизировал.

Шотландия в религиозном отношении разительно отличалась от Англии своим непоколебимым пуританством - то ли в силу особенностей шотландского характера, то ли просто потому, что там протестантское движение изначально изначально проповедовали кальвинисты. Для них любое отклонение от пуританства в сторону Высокой церкви (к традиционным службам) было папизмом. Так что попытка сгладить разницу между службами спровоцировала в Шотландии чуть ли не бунт.



Шотландия подписывает манифест в защиту пресвитерианства

Национальный совет Шотландии заклеймил новый канон служб диверсией Рима, и отказался его принять без санкции парламента и решения ассамблеи их собственной церкви. Ассамблея собралась в ноябре 1638 года и, разумеется, выкинула из Шотландии и предложенные книги нового канона, и предложенных епископов. Когда король привел на север армию, шотландцы вооружились тоже. С их точки зрения, речь шла о свободе веры (хотя они, естественно, не признавали свободу веры католиков или сторонников Высокой церкви). Не желая развязывать религиозную войну в своей стране, король отступил, пообещав шотландцам право молиться на желаемый ими лад.

Тем не менее, Чарльз I в целом не собирался терпеть в государстве бунты - тем более религиозные. Так что когда ситуация в целом, с его точки зрения, успокоилась до нормально-враждебной, он начал собирать войска для похода на север. И в этот момент ему, разумеется, понадобились и деньги, и какой-никакой мандат от парламента. В общем, в 1640 году парламент был созван, и Кромвель попал туда на волне благодарности за дело с осушением болот. Правда, на тот момент его уже не интересовало ничто, кроме религии. Именно тогда Кромвель решил пробиться в парламенте, потому что его вело желание добиться победы для дела, которое он считал наиважнейшим. И именно этому делу он решил посвятить всю оставшуюся жизнь.

Вообще, Кромвель производил тогда на окружающих настолько удручающее впечатление, что можно предположить у него наличие какого-то психического сбоя. Дело в том, что он был жутко неряшлив тогда, причем одежда на нем была настолько беспорядочна, что собрашиеся на открытие сессии парламентарии откровенно посмеивались, глядя в его сторону. Известна история, согласно которой один из новых членов парламента указал на Кромвеля и спросил у ветерана парламентских заседаний Джона Хемпдена, что это за неряха сидит в зале. "Этот вахлак, - ответил Хемпден, - которого ты видешь перед собой, неряшлив и косноязычен, но если мы разойдемся, не приведи Господь, с королем, этот вахлак станет величайшим человеком нашего времени". Эта история может быть выдумана, но может быть и правдива - Хемпден уже сталкивался с Кромвелем в годы исхода парламентариев в Новый Свет, когда они оба безуспешно хлопотали о возможности отъезда в Америку.

Биографы Кромвеля отмечают, что в парламенте он был вне фракций, и потому непредсказуем. Будучи пуританином, он не колебался резко и грубо атаковать лидеров движения, если те, по его мнению, поступали неправильно. Авторитетов для него не существовало. Его религиозный фанатизм был очевиден, но совершенно неформален, не вмещаясь ни в одну господствующую доктрину. Если и был кто-то, наиболее близкий к роли идеала в его глазах, то это шведский король Густав Адольф, Лев Севера, погибший в Тридцатилетней войне. Известно, что Кромвель зачитывался книгой The Swedish Intelligencer, выпущенной в 1632 году, в которой автор подробнейшим образом описывал жизнь и военные кампании этого короля. Говорят даже, что именно эта книга сделала штатского Кромвеля отличным командующим. Если так, то она скорее раскрыла потенциал. Ведь сугубо штатских джентри, к которым Кромвель принадлежал большую часть своей допарламентской жизни, просто не существовало. Все они имели хотя бы рудиментарные понятие о военных действиях, присоединяясь к ним время от времени.

Парламент 1640 года недаром назвали коротким. После 11 лет отсутствия парламентских сессий и массовой эмиграции парламентских лидеров в Новый Свет, большинство парламентариев этой сессии не имели никакого политического опыта и были совершенно не в курсе дел внутренней политической кухни. Поэтому все быстренько пошли за опытным Джоном Пимом, который сделал себе имя, разглагольствуя о злоупотреблениях королевского управления. Как известно, критиковать кого-то или что-то - это самое благодарное занятие на свете. На волне полученной при помощи критики популярности поднялось несчетное количество политиков, понятия не имевших, как же, всё-таки, должен выглядеть в исправленном от кривды виде критикуемый ими порядок вещей. Пим отличался от них хотя бы основательными знаниями истории и законов, то есть мог опираться на традиции и законодательство.

Король пытался апеллировать к коллективному разуму парламента, приводя доказательства связей шотландских пуритан с французскими интригами, но Пим произнес одну из лучших своих речей о недопустимости ограничения для созыва парламента, о свободе слова и свободе свобод граждан государства, и о недопустимости ограничений в свободе веры, предлагаемых Лодом. После нескольких безуспешных попыток направить парламент на путь размышлений о том, как укрепить армию перед явно грядущей войной на севере, Чарльз просто их распустил - после всего трехнедельной сессии. Разумеется, парламентарии были в бешенстве, тем более что Синод продолжал заседать, и выделил на армию субсидии.



Как видите, неустрашимый боец за Ковенант, Лесли внешне выглядит кавалером - в кудрях, кружевах и богатом шитье

И война пришла, летом 1640 года. Эдинбургский парламент в июне провозгласил реформационную революцию, был издан Ковенант (манифест в защиту пресвитерианства), и в июле генерал Лесли выступил против короля. Этот Александр Лесли был личностью преинтересной. Будучи воспитан среди Кэмпбеллов, он был вовлечен в орбиту маркиза Аргайла, чей сын воспитывался там же. А это привело к тому, что Лесли оказался и в Швеции в одном полку с Кэмбеллами. Вообще-то Лесли примкнул сначала к голландской армии, где за три года дослужился до капитана. Так что воевать в Тридцатилетней войне он отправился как профессиональный военный, и сделал там блестящую карьеру - в 1631 он стал маршалом. И в Шотландию он вернулся не с пустыми руками, а с пушками и мушкетами, доставленными шведскими кораблями, плюс со шведскими же добровольцами-офицерами, числом в 300 человек, и с неизвестным количеством солдат.

Результат столкновения в битве при Ньюберне практически профессиональной армии Ковенанта с армией короля Англии был предсказуем. Тем более что в генералы срочно выдернули из Ирландии Томаса Вентворта, боевым генералом отнюдь не являющегося. "Бедный я,- написал он другу", - "вот это я влип". Тогда он даже не представлял, насколько.



В Ирландии, где он был Лордом-депутатом короны, или вице-королем, Вентворт правил вполне успешно с точки зрения короля, собирая для него больше налогов и уменьшая власть местных католических лордов. Беда только, что нажил массу врагов в местной политике, хотя и не был замечен в плохом обращении с местным населением (он простых ирландцев жалел, собственно, будучи уверен, что они обречены на тяготы и нищету, пока остаются папистами). Просто человеком таким был, социально неуклюжим. Как было сказано, "ему удалось сплотить все фракции Ирландии в едином желании избавиться от него".

Но для Чарльза I шоком стало не поражение в битве. В конце концов, проиграть битву Лесли позором не было. Шок случился в Лондоне, где по случаю поражения короля чуть ли не народные гуляния устроили. А ведь речь шла о том, что шотландцы "откусили" от Англии Нортумберленд и Дарем, да ещё и получили большие отступные за прекращение военных действий. Это была катастрофа.

Тем же летом Кромвель перевез семью в Лондон. Он нашел, наконец, себя и свое место в этом мире.

@темы: Oliver Cromwell