"По описаниям современников и дошедшим до нас изображениям, Альенора была невысокой, стройной, с удлиненным лицом, тонким прямым носом, большими зелено-голубыми глазами и густыми медно-рыжими кудрями (наследство деда Гильема), из-за которых трубадуры выводили ее имя от слов aigle en or — «золотая орлица».
читать дальшеСчиталась первой красавицей Европы! Но не внешние данные, а статус старшей дочери и наследницы второго пэра Франции помог ей совершить головокружительную брачную карьеру – стать королевой дважды, причем таких ключевых государств как средневековой, так и современной Европы, как Франция и Англия! Согласитесь, что далеко не каждой женщине в реальной жизни удавалось подобное.
Ее первый муж, брак с которым был заключен 22 июля 1137 г. в соборе св. Андрея в Бордо, Людовик VII Молодой Капет (1120-1180) состоял с ней в родстве – троюрный кузен. Второй муж с 18 мая 1152 г. (в Пуатье или в Бордо) Генрих II Короткий Плащ Плантагенет (1133-1189), тоже был троюрным кузеном.
Сплетни преследовали ее даже в Крестовом походе. «В Антиохии невоздержанность этой женщины была общеизвестна. Она вела себя не как королева, а как проститутка» - так писал о ней монах Альберик (Обри) де Труа-Фонтен в «Хронике» (1232-1241).
Тридцатидвухлетний князь Антиохийский был трубадуром, к тому же унаследовавший прославленную материнскую красоту. Связанный двойным родством с двадцатишестилетней Альенорой (со стороны отца и матери), Раймон наверняка пытался повлиять на нее, чтобы добиться военной помощи соотечественников-французов для защиты своих владений в 1147-11148 гг. Конечно, взаимное духовное и кровное влечение близких по возрасту молодых людей не могло не вызвать завистливые толки современников, позднее перекочевавшие в летописи. Как бы то ни было, именно там окончательно обозначилась несовместимость французской королевской четы.
21 марта 1152 г. в соборе Боженси огласили развод Алиеноры с Людовиком VII. Она возвратилась в Пуатье. По легенде, в апреле 1152 г. ее аж дважды пытались похитить, чтобы насильно заставить выйти замуж графы Тибо V Добрый де Блуа (будущий зять) и Жоффруа VI Анжуйский (1134-1158). Герцогиня, однако, в качестве своего нового мужа выбрала не Жоффруа, а его старшего брата Генриха (Анри), герцога Нормандии, графа Анжу и Мэна. В 1154 году, после смерти Этьена (Стефана, 1096-1154) Блуасского, короля Англии в 1135-1154 гг., Генрих стал венценосным правителем.
Роджер Ховден (изв. в 1174-1201), английский клирик и хроникер писал в «Деяниях Генриха II»:
Мне, не юнцу и не невежде, Знавать не доводилось прежде Учтивости, столь неподдельной, В торжественности беспредельной Дворца, где все в прекрасном зале Три дня, три ночи пировали, Король же каждому барону, Вознаграждая верность трону, Удел и вотчину вручал.
Генрих знал провансальский язык и проявлял склонность к поэзии. Неудивительно, что он поддержал Алиенору, которая в память о короле Артуре в 1154 г. основала в корнуоллском замке Тинтагел «Круглый стол». Там и позднее в Пуатье блистали поэты Робер Вас, Бенуа (Бенедикт) де Сент-Мор, Тома (Фома) Английский, Вальтер Шатильонский (1135-1200), Нигел Верекер, Бернарт де Вентадорн.
Хронист Петр Блуаский (ок.1130-1201), оставил очень интересную характеристику молодого короля: «Когда он не держит в руке лук или меч, он находится в совете или занят чтением. Нет человека более остроумного и красноречивого, и, когда он может освободиться от своих забот, он любит спорить с учеными». После 1167 года, родив последнего сына Иоанна, она вернулась домой в Пуатье, где воспитывались сыновья. По ее приказу перестроили родовой Герцогский замок. Там она создала свой «двор любви».
Видимо королева с присущим ей вкусом и тактом решила претворить в жизнь идею деда-трубадура об аббатстве любви. Жизнь, состоящая из ухаживаний, бесед, чтения, пения и музыки позднее послужила основой для кодекса куртуазной любви и поведения многих поколений.
При дворе вращались двенадцать дам и кавалеров, разбирающих, при случае, дела любви друг друга – старшие сыновья Анри и Ричард с невестами-сестрами Маргаритой Французской и с 1169 г. Адель Французской (Аэлис, Алисой,1160-1221). Джауфре с невестой Констанцией Бретонской и младший сын Иоанн с невестой с 1173 г. Аликс Савойской (Алисой, 1166-1178), дочерью Гумберта III Счастливого (Умберто,1135-1189), графа Савойи, Аосты, Морьенн и третьей жены Клеменции фон Церинген (до 1167).
С ними жили еще две супружеские пары вассалов из Нормандии и Англии: второй сын и дочь Симона III Лысого де Монфора (1181), графа д,Эвре, сира Монфора–Л,Амори с 1140 г. и Матильды N – Cимон (IV) де Монфор (1118-1188) с супругой с 1164 г. Амицией де Бомон-Бретейль (ок.1150-1215), графиней Лестер и Бертрада де Монфор (ок.1150-1127), вступившая в брак в 1169 г. с Юком (Хью, Гуго, 1147-1181) де Кевильон, графом Честер, виконтом Авранш и Байе с 1153 г.
Со стороны матери Юк доводился правнуком Генриху I Ученому (1070-1127) и троюрным кузеном сыновьям Генриха II. С этой четой жили их старшие дети – Матильда (Мод, 1171-1233) и Ранульф (1172-1232). Отцы Амиции Лестер и Юка Честер в свое время заключили договор о разделе сферы влияний в северной Англии, и потому эти браки не случайны. Как мы видим, в придворном кругу почти все были ровесниками и связаны родственными и брачными союзами.
Нельзя сказать, что участники «двора любви» постоянно жили в Пуатье. Анри и Ричард, активно вмешиваясь в политику, ездили по «империи Плантагенетов» и во Францию. «В него входили жены и невесты ее сыновей: Маргарита, Аделаида, Констанция Бретанская, обещанная Джеффри, и Аликс де Морьенн, невеста Иоганна, а также граф и графиня Лестерские, граф Честерский и двое его младших детей, Джоанна и Джон. 8 июля 1174 года всех их погрузили на корабль в Барфлере» (Режин Перну). Бертрада де Монфор, возможно, была в то время беременна третьим ребенком Ричардом (до 1181). Их отправили в Англию по приказу Генриха II, который вместе с клириками пристально наблюдал за «двором любви» в Пуатье.
Причиной подобной немилости короля было подстрекательство в 1173 г. к бунту старших сыновей и крупных сеньоров супругой. 13 июля 1174 г. граф Юк де Кевильон был заключен в тюрьму Алнвик до января 1177 г. Маргариту и невест сыновей Генрих оставил под своим присмотром.
Воспитанная Алиенорой в Пуатье четырнадцатилетняя Адель Французская, «некрасивая, но живая и умная», впоследствии (примерно с 1176 г.) составила ей достойную конкуренцию. За свою долгую жизнь Альенора схоронила восемь детей из десяти, причем двое умерли в один год: в 1199 году Ричард 6 апреля и Джованна 4 сентября. Остались в живых Леонор и Иоанн. Далекая дочь и нелюбимый сын.
Умерла она 31 марта 1204 в замке Мирабо в возрасте восмидесятитрех лет от последствий гнева, видимо, инфаркта. Поводом стало известие о взятии французами в 1203 г. ее любимого Веселого Замка (Шато-Гайяр), построенного Ричардом с июля 1196-1198 гг. Замок «проворонил» младший сын «Мягкий Меч», вполне заслуживший и это прозвище.
Королева куртуазии похоронена в бенедиктинском аббатстве Фонтевро, рядом со столь любимым и ненавидимым вторым мужем, с любимым сыном Ричардом и дочерью Джованной.
За свою долгую и бурную жизнь Альенора показала себя достойной наследницей литературно-музыкальных традиций деда и отца и сумела воспитать таких достойных продолжателей, как Мария Шампань и Изабелла Вермандуа, Анри Молодой Король, Мехтильда Саксонская, Ричард Львиное Сердце, Джауфре Бретонский и Леонор Кастильская."
Альенора Аквитанская (Aliénor d'Aquitaine) родилась в 1121 г. в Пуатье или в замке Белин, по другой версии в столице Аквитании Бордо.
Ее отец Гильем X Святой (Гийом, Вильгельм,1099-1137) был десятым герцогом Аквитании и восьмым графом Пуатье с 1126 г. Громкое прозвище получил после смерти, ибо умер при возвращении из паломничества в Сантьяго-де-Компостелу. В 1121 г. он женился первым браком на Аэноре де Шательро (ок. 1103-1132), дочери виконта Аймерика I (1077-1136) де Шательро и Жеральды Опасной де Иль-Бушар (?-1151).
Свою первую дочь Гильем X назвал «другая Аенора» (по-латыни «alia Aenora» – Альенора (Альенора на языке «ок», Элинор на английском, Элеонор на «ойль»). И вообще, Альеноре и ее детям пришлось нести нелегкое бремя сложной, противоречивой наследственности, осложненной к тому же кровосмесительным родством, как со стороны предков, так и в супружестве.
Предшественники и потомки Альеноры, как мы увидим позднее, прославились как распущенностью, так и святостью.
Дед – Трубадур, за свое эпатирующее распутство дважды отлученный от церкви, потомок в пятом колене норвежского разбойника Грольфа-Роллона (Роберт I, ок. 860-932) и крестоносец Иерусалима, паломник в Сантьяго-де-Компостелу, умерший в монастыре.
Бабушка со стороны матери – Опасная (как красотой, так и умением мстить сопернице).
Дедом в седьмом поколении был Джоселин де Лузиньян (965-1015), который вел родословную с одной стороны от волшебницы Мелузины (IX в.), давшей имя Лузиньян своим потомкам-графам, а с другой – от длинноволосого многоженца святого Меровея (Меровига) II (415-458), короля всех франков с 447 г. и Хлодесвинты (418-449), королевы салических франков.
Мать Меровея, Клодио, по легенде, забеременела от двух мужчин – от законного мужа и морского чудовища, купаясь в море.
Знаменитый дядя девятой графини де Пуатье - Раймон де Пуатье (Раймунд, Раймонд,1115-1149), князь Антиохийский с 1136 г. родился от любовной связи Гильема IX Трубадура де Пуатье Аквитанского (1071-1127) с Жеральдой Опасной де Шательро и приходился, таким образом, единокровным братом ее отцу и единоутробным братом ее матери.
Когда дед Гильем Трубадур (1071-1127) умер, Альеноре было пять лет, но она, без сомнения, сохранила достаточно сильные личные воспоминания об этом кареглазом и рыжеволосом красавце высокого роста.
Десятый герцог Аквитании продолжил семейную традицию покровительства искусству и литературе в память об отце-трубадуре. Поэтому Альенора с детства получила прекрасное эстетическое и этическое воспитание в духе куртуазности, знала латынь и мифологию, училась музыке. Это помогло ей стать достойной внучкой своего знаменитого жизнелюбием деда.
Ее мать Аэнора и бабушка Жеральда (Амальберга) Опасная внесли свою, своеобразную лепту в формирование женской сущности будущей повелительницы мужских сердец. Ее общительный, приветливый характер в сочетании с бурным темпераментом и интеллигентностью производил ошеломляющее впечатление.
Правда, мать и младшего четырехлетнего брата Гильема Эгрета унесла эпидемия в марте 1130 г. в Талмоте. Юная герцогиня успела год пожить с мачехой – второй женой отца с 1136 г. Эммой, вдовой, дочерью виконта Адемара III Бородатого Лиможского (1139) и его второй жены Мари де Ке.
Впоследствии при осаде замка Шалю-Шаброль в Лимузине, принадлежащего ее внучатому племяннику Адемару V (Эймар, Бозон,ок.1135-1199), виконту Лиможа и Сегюра, был смертельно ранен арбалетной стрелой Ричард Львиное Сердце. 9 апреля 1137 г. Альенора стала полновластной хозяйкой двух герцогств (Аквитании и Гаскони), нескольких графств (Пуату, Сентонж, Ангумуа, Лимузен, Овернь, Бордо и Ажен) и виконтств.
Первым запоминающимся Рождеством в жизни Генриха Третьего было Рождество 1235 года, когда он встретил прибывшую в Кентербери невесту, Элеонору Прованскую, с которой и обвенчался 14 января 1236 года.
читать дальшеЛондонцы увидели свою королеву несколько позже, но, очевидно, тоже хорошо запомнили рождественско-новогодние праздники того года: "There had assembled together so great a number of the nobility of both sexes, so great a number of religious orders, so great a concourse of the populace, and so great a variety of players, that London could scarcely contain them in her capacious bosom. Therefore was the city adorned with silk hangings, and with banners, crowns, palls, tapers, and lamps, and with certain marvellous ingenuities and devices; all the streets being cleaned from dirt, mud, sticks and everything offensive.
The citizens of London going to meet the king and queen, ornamented and trapped and wondrously sported their swift horses; and on the same day they went from the City to Westminster, that they might discharge the service of butler to the king in his coronation, which is acknowledged to belong to them of ancient right. They went in well-marshalled array, adorned in silken vestments, wrapped in gold-woven mantles, with fancifully-devised garments, sitting on valuable horses refulgent with new bits and saddles: and they bore three hundred and sixty gold and silver cups, the king's trumpeters going before and sounding their trumpets; so that so wonderful a novelty produced a laudable astonishment in the spectators," – пишет Мэтью Пэрис, монах из Сент-Олбани.
Рождество 1241 года в Весминстере было, очевидно, приятным для короля, но не для тех прибывших на праздник баронов, которых пришлось разместить в тюремных помещениях, потому что лучшие места были отданы папскому легату и его свите. Легат, впрочем, скоро отбыл в Рим, "to the sorrow of no man but the king," – как сердито пишет летописец.
На Рождество 1252 года Генрих выдал замуж свою дочь Маргарет за короля Шотландцев Александра, и это событие праздновал весь Йорк. Все 60 шотландских рыцарей, с самим женихом во главе, король произвел в английские рыцари, 600 быков были пущены на жаркое. Выпито было 240 галлонов красного вина, 120 галлонов белого, кларета и гариофилака – «как обычно». Архиепископ Йорка вытряхнулся на 4 000 марок, шерифов Глочестера и Сассекса обязали наделать пирогов из 20 форелей каждого, плюс шериф Сассекса был обязан поставить 10 фазанов и 10 мороженых свиных туш.
Но добрый король Генрих и о бедных не забывал! Например, в 1248 году он распорядился, чтобы его Лорд Казначей неделю кормил и поил в банкетном зале Вестминстера лондонских бедняков на Рождество. Нельзя забыть и Рождество 1265 года, когда в Лондон был созван первый Парламент. Правда, сам король в то время был в плену у лорда Саймона де Мофорта, но именно с этих дней начала работать английская парламентская система.
А еще в канун Рождества 1247 года умер Робин Гуд: "he suffered no woman to be oppressed ... poor men's goods he spared, abundantly relieving them with that which by theft he got from the abbeys, and the houses of rich old earles."
Эдварда Первого подданные любили, прежде всего, за то, что он был «англичанином до мозга костей», за храбрость, справедливость – и за то, что он любил и сам попраздновать, и вовлечь в праздники как можно больше людей. Эдвард возобновил празднование Рождества за круглым столом Кенилворта, где собиралась сотня лордов и леди (на ролевку в стиле «король Артур») – и людям это нравилось. Даже с врагами этот король праздновал Рождество, пригласив в в 1277 году Ллевеллина с его гор. Рождество 1281-2 года Эдвард отмечал в Ворчестере. То Рождество запомнилось невероятными холодами, "such a frost and snow as no man living could remember the like." Реки промерзли, а когда начался ледолом, много мостов было снесено стихией. Рождество 1286 года в Оксфорде закончилось плохо для мэра города: его повесили, но за дело.
Эдвард Второй любил праздники даже еще больше, чем его отец. Рождество 1311 года было для него незабываемым: он праздновал в Йорке, где встречал вернувшегося из изгнания Пирса Гавестона. Рождество 1325 года Этот король встретил в тюрьме, а через год, опять же, под Рождество, он был декоронован Парламентом.
Эдвард Третий короновался на Рождество: "After that the most part of the company of Heynaulte were departed, and syr John Heynaulte lorde of Beamonde taryed, the Quene gave leve to her people to departe, savynge a certayne noble knightis the whiche she kept styl about her and her sōne, to counsell them, and commaunded all them that departed, to be at London the next Christmas, for as than she was determyned to kepe open court, and all they promysed her so to do.
And whan Christmas was come, she helde a great court. And thyther came dukes, erles, barons, knightis, and all the nobles of the realme, with prelates, and burgesses of good townes, and at this assemble it was advised that the realme coud nat long endure without a head and a chief lord. Than they put in wrytynge all the dedis of the kyng who was in prison, and all that he had done by evyll counsell, and all his usages, and evyll behavyngis, and how evyll he had governed his realme, the which was redde openly in playn audience, to thentent that the noble sagis of the realme might take therof good advyce, and to fall at acorde how the realme shuld be governed from thensforth; and whan all the cases and dedis that the kyng had done and cōsented to, and all his behavyng and usages were red, and wel understand, the barons and knightis and al ye coūsels of the realme, drew them aparte to coūsell, and the most part of them accorded, and namely the great lordes and nobles, with the burgesses of ye good townes, accordyng as they had hard say, and knew themselfe the most parte of his dedis.
Wherfore they cōcluded that such a man was nat worthy to be a kyng. But they all accorded that Edward his eldeste son who was ther present, and was ryghtful heyre, shuld be crowned kyng in stede of his father, so that he would take good counsell, sage and true about hym, so that the realme from thensforth myght be better governed than it was before, and that the olde kyng his father shuld be well and honestly kept as long as he lyved accordyng to his astate; and thus as it was agreed by all the nobles, so it was accomplysshed, and than was crowned with a crowne royall at the palaice of Westminster, beside Lōdon, the yong kyng Edward the III. who in his dayes after was right fortunate and happy in armes. This coronacion was in the yere of our Lorde MCCCXXVI, on Christymas day, and as than the yong kyng was about the age of XVI., and they held the fest tyl the cōvercion of saynt Paule followyng: and in the mean tyme greatly was fested sir John of Heynaulte and all the princis and nobles of his coūtre, and was gyven to hym, and to his company, many ryche jewels. And so he and his company in great feast and solas both with lordis and ladyes taried tyll the XII. day."
Рождество 1332 года стало фатальным для недолгого короля шотландцев Эдварда Баллиола: он потерял корону, и был вынужден искать спасения у своего врага, Эдварда Третьего.
Более скромные люди тоже выкладывались под Рождество. Шевалье, который писал историю будущего епископа Ворчестера Вильяма Вайкхема, который был из бедной семьи, описывает это так: "Three days after William's arrival home was Christmas-eve. There were great preparations in the cottage for spending Christmas worthily, for if there was one thing more than another that John Longe believed in, it was the proper keeping of Christmas.
It was a part of the worthy yeoman's faith. He was a humble and thorough believer in all the tenets of Christianity, he worshipped the Saviour and adored His Nativity, but his faith was a cheerful one, and he thought he best honoured his Master by enjoying the good gifts which He sent. Hence it was a part of his creed to be jovial at Christmas-tide.
And so Dame Alice had been busy all that day, and a part of the day before, making Christmas pies, dressing Christmas meats, and otherwise making ready for the great festival. John Longe, too, had not been idle. He and his men had been working hard all day getting in huge Yule-logs for the great kitchen fire, whilst William and little Agnes had been employed in decorating the kitchen with evergreens and mistletoe, displaying in great profusion the red berries of the holly bushes. Everything was decked with evergreens, from the cups and platters on the shelves to the hams and bacon hanging from the ceiling."
Эдвард Третий тоже любил ролевки «про короля Артура», устраивая Рождество с турнирами и церемониями в духе времени. Например, Рождество 1344 года не оставило лордов и леди королевства холодными. Как минимум в 1348 году (а может, и чаще) он устроил костюмированный бал-маскарад. Похоже, что именно в его правление англичане полюбили танцевать. Городские девушки – у своих дверей, деревенские – на лугах.
Рождество 1362 года запомнилось страшным ураганом: "The King held his Christmas at Windsore, and the XV. day following a sore and vehement south-west winde brake forth, so hideous that it overthrew high houses, towers, steeples, and trees, and so bowed them, that the residue which fell not, but remained standing, were the weaker."
Записи хранителей королевского гардерода выдают страсть этого короля к дорогой одежде и составлению сценариев для своих праздников. Когда для дам заказывались охотничьи костюмы, когда – одеяния богинь.
Традиции Эдварда продолжил Ричарл Второй, устраивая спектакли и мистерии. Но партикулярные праздники и представления были далеки от религиозных мистерий. Дворцы королей, эрлов и баронов наполнялись группами менестрелей, жонглеров, танцоров, шутов, актеров, и никто не уходил без хороших денег. Собственно, монашеские группы были вынуждены вести борьбу с партикулярными актерами, не желая упускать возможность подзаработать. Монахи в своих представлениях предпочитали классические диалоги, ну а шуты радостно представляли своих конкурентов идиотами. Монахи возмущались греховностью образа жизни бродячих актеров, а те, в свою очередь, высмеивали реальные и воображаемые грехи монахов. Из тех времен пошло много россказней о пьянстве, распутстве и обжорстве монахов, базирующихся на чистом и незамутненном желании дескридитировать конкурентов, да еще и заработать на этом славном деле.
Ричард был еще гостеприимнее, чем его предшественники, устраивая экстравагантные праздники, типа Рождества 1386 года, когда около десяти тысяч человек много дней веселились за его счет. В 1389 году Ричард, его дядюшки и самые знаменитые бароны королевства устроили небывало блестящий турнир в Лондоне, скопировав его, честно говоря, с того, который проводился в Париже. Шестьдесят английских рыцарей, каждый из которых пригласил на турнир свою даму, решили сразиться с рыцарями Шотландии, Германии, Италии, Фландрии, Брабанта, Ганнау и Франции. Торжественный вход рыцарей в Лондон, их огромные экскорты, шум, музыка – и затем 60 элегантнейших леди королевства... Зрители были счастливы. Турнир длился неделю: дневные бои сменялись ночными пирами и танцами. Иностранные рыцари и их дамы отбыли домой с богатыми подарками, увозя счастливую память об Англии.
После нашей ужасной, темной, узкой, извилистой дороги езда по скоростной трассе ночью - это прелесть, песня, поэзия. Правда, бензобак на заправке упорно не хотел открываться, хотя я точно ничего в своей машине зимой на ключ не закрываю. Замки в этом полете японского инженерного гения зимой вообще не работают. До - 5 еще ничего, а если больше, то никак. Ладно, нашла обитаемую заправку и кинула клич околачивающимся там подросткам. Крутили все, во все стороны, в результате открыли! А больше проблем и не было. Оттранспортировали мужниного коллегу до его дома, и спокойно доехали сами. А двор в свете фар весь переливался и сверкал снегом. И температура всего -14. Жить можно. Только спать пока не могу, такой выброс адреналина всегда от поездки в город получаю.
Даже до этого Загородного клуба долетают отзвуки сражений по вопросам национализма, нацизма, фашизма и т.д. Нашла очень интересную статью об этом, из которой здесь приведу выдержки:
… «Они верят, что они умирают за Класс, а умирают за партийных лидеров. Они верят, что они умирают за Отечество, а умирают за Промышленников. Они верят, что они умирают за свободу Личности, а умирают за Свободу дивидендов. Они верят, что они умирают за Пролетариат, а умирают за его Бюрократию. Они верят, что они умирают по приказу Государства, а умирают за деньги, которые владеют Государством. Они верят, что они умирают за нацию, а умирают за бандитов, затыкающим ей рот. Они верят – но зачем верить в такой тьме? Верят, чтобы умирать – когда все дело в том, чтобы учиться жить?» (François Perroux, La Coexistence pacifique).
читать дальше…при любых раскладах последовательное оперирование императивом национального единства неотвратимо ведет к признанию государства как идеала воплощения суверенитета нации над своей территорией проживания.
Поскольку же развитие национализма как мировоззрения, ориентированного на реализацию прав нации как наивысшей ценности, что практически всегда происходит в классовых обществах, стремление нации к суверенности неразрывно связано с укреплением государственных институтов подчинения господствующими классами трудового большинства населения.
… То есть, коротко говоря, реализация целей последовательного национализма немыслима без укрепления институтов государства, которые, являясь воплощением коллективной воли господствующего класса, в классовом обществе неминуемо выступают средством отчуждения труда, репрессируя тем самым свободное развитие личности.
Самореализация нации, как главного воплощения территориально-временной общности, предполагает, что национальное единство является наивысшим уровнем и самой ценной формой общественной консолидации. В результате классовые противоречия, противоречия между угнетенными и угнетаемыми оказываются порицаемыми в национально-ориентированном континууме общественных ценностей. При таком положении вещей в условиях господства национально-интегрированного общественного сознания любые попытки освобождения от экономического принуждения будут восприниматься как угроза сакральному единству нации.
…В обыденном восприятии нация предстает как вполне материальное явление, представленное совокупностью людей, по сути дела и составляющих ту или иную нацию.Для повседневного … сознания такой образ нации вполне приемлем и функционален. Он позволяет без излишних когнитивных усилий дифференцировать большие сообщества людей с точки зрения значимых для социального взаимодействия характеристик и отождествлять себя с одним из этих сообществ.
Дело в том, что говоря об общности как совокупности людей, мы, по сути дела, имплицитно оперирует двумя смысловыми конструктами:
1) совокупность элементов (личностей) 2) критерии, по которым эти элементы сходны между собой и отличны от других подобных элементов.
При этом следует учитывать тот факт, что личности могут образовывать самые различные совокупности, сообщества, общности, способные выступать значимыми социальными субъектами. Следовательно, для понимания нации сущностно значимы не сами элементы, которые ее образуют, а тот критерий, по которому эти элементы сходны между собой и отличны от других.
Что мы имеем в перечне критериев, ограничивающих сообщество как нацию?
Этнический компонент. Сам по себе не работает. Уже в случае первых наций (консолидация происходила по отличным от этнического принципам. И на сегодня полиэтнические нации – скорее норма, чем исключение из правила.
Экономическая общность. Экономические условие существования отдельных групп внутри нации существенно отличаются. При этом могут быть выделены группы внутри нации, более сходные по экономическим условиям с подобными группами других наций, чем с определенными группами внутри своей нации.
Общность территории. Территории наций зачастую пересекаются. Кроме того остается открытым вопрос, почему именно данное, а нет какое-либо другое территориальное деление оказалось актуальным в процессе образования наций.
Общая история. Предполагает, что на протяжении длительного исторического периода все предшественники общности играли сходную роль в сходных исторических событиях, что заметно отличает их от представителей других наций. Такому требованию вряд ли соответствует большинство современных наций.
Культурная общность. Во-первых, в перспективе этногенеза культурное поле нации менее гомогенно, чем культурное поле ее предшественников – народности, племени и т.д. Во-вторых, культурные особенности определенных групп внутри нации могут быть ближе к культурным особенностям подобных групп, принадлежащим другими нациям, чем к культуре некоторых групп внутри своей нации.
Языковая общность. Существует нации, представители которых говорят на разных языках. Кроме того, носители одного и того же языка зачастую образуют различные нации. В этом отношении особенно плодовитыми оказались языки имперских метрополий – английский, испанский, португальский, французский и др.
Для каждого конкретно члена общества национальность предстает полноценным социальным фактом в классическом его определении Дюркгеймом – не зависящей от индивидуального сознания и имеющей по отношению к нему принудительную силу.
Вот доказательства этому: "в условиях господства национально-интегрированного общественного сознания любые попытки освобождения от экономического принуждения будут восприниматься как угроза сакральному единству нации" вижу массу подтверждений ежедневно. Иногда диву даюсь, неужели люди не заметили, что этого единства и не было никогда, кроме как в дни тяжелейших испытаний, как то войн за независимость.
Боже, какой холод на улице, и мороз все крепчает. Минус 24 на юге Финляндии! Такого я и не припомню. А ведь янки предупреждали, что сюда идут небывалые холода, но финны отбрыкивались. А мне еще ночью ехать супруга с праздника забирать... Надо ходить и периодически прогревать машину.
Норманны привезли с собой в Англию совсем другие представления о том, как подобает праздновать. Как писал лорд Маклей, "the polite luxury of the Normans presented a striking contrast to the coarse voracity and drunkenness of their Saxon and Danish neighbours. They loved to display their magnificence, not in huge piles of food and hogsheads of strong drink, but in large and stately edifices, rich armour, gallant horses, choice falcons, well-ordered tournaments, banquets delicate rather than abundant, and wines remarkable rather for their exquisite flavour than for their intoxicating power." Все это, конечно, так, но историки недаром отмечают невероятную быстроту, с которой произошло превращение норманнов в англо-норманнов, и это означает, что культурное проникновение происходило в обе стороны.
читать дальшеРазумеется, помимо свадьб, коронаций и турниров, удобнейшим способом блеснуть было празднование религиозных праздников: Рождества, Пасхи, Троицы и Духова Дня. Советы старейшин при короле продолжали собираться по этим праздникам, хотя норманны здорово урезали и упорядочили баронскую власть сразу и решительно. В Рождество все нобли королевства были обязаны являться ко дворам своих суверенов, чтобы помогать тем в традиционных рождественских судах и переговорах о важных делах. Собиравшихся ко двору короля тот приветствовал в полном парадном облачении, с короной на голове. Начиналось все с застолья, на котором король раздавал подарки собравшимся в знак своего благоволения. Потом и только потом переходили к делам. Несомненно, таким же образом проходили приемы у младших ноблей.
Где бы ни находился двор, во время праздников туда стекались жонглеры и фокусники, мимы и менестрели. Во время пира были обычны только представления с танцами, фокусами, музыкой и пантомимой. Время менестрелей приходило тогда, когда король и его гости покидали большой пиршественный зал, переходя в королевские покои. Потому что к менестрелям и их песням норманны относились серьезно и трепетно. Кстати, первым атаковал англичан в битве при Гастингсе именно менестрель Тэйллефер, с песней о славных делах Роланда. Он погиб, конечно, и он знал, что погибнет, а король Вильгельм все-таки успел произвести умирающего в рыцари, что говорит о многом, учитывая обстоятельства.
"Before the King he set him down And took his harp of merry soun, And, as he full well can, Many merry notes he began.
The king beheld, and sat full still, To hear his harping he had good will. When he left off his harping, To him said that rich king, To him said that rich king, Minstrel, we liketh well thy glee,
What thing that thou ask of me Largely I will thee pay; Therefore ask now and asay." (Sir Orpheo.)
Рождество 1067 года Вильгельм встретил в Лондоне, пригласив на праздник большинство саксонских лордов, и объявив через церкви, что "all the citizens of London should enjoy their national laws as in the days of King Edward." Рождество 1068 и 1069 годов прошли в Йорке.
В те же времена начался прогресс английской литературы, и появились первые таинственные сказки о Рождестве: "I, Othbert, a sinner, have lived to tell the tale. It was the vigil of the Blessed Virgin, and in a town where was a church of St. Magnus. And the priest, Rathbertus, had just begun the mass, and I, with my comrades, fifteen young women and seventeen young men, were dancing outside the church. And we were singing so loud that our songs were distinctly heard inside the building, and interrupted the service of the mass. And the priest came out and told us to desist; and when we did not, he prayed God and St. Magnus that we might dance as our punishment for a year to come. A youth, whose sister was dancing with us, seized her by the arm to drag her away, but it came off in his hand, and she danced on. For a whole year we continued. No rain fell on us; cold, nor heat, nor hunger, nor thirst, nor fatigue affected us; neither our shoes nor our clothes wore out; but still we went on dancing. We trod the earth down to our knees, next to our middles, and at last were dancing in a pit. At the end of the year release came."
Вильгельм Рыжий праздновал Рождество с таким же размахом, как и все прочие праздники, хотя во время его правления Вестминстер и превратился в "Rufus's roaring hall." Этот король был экстравагантен во всем.
Первое Рождество Генриха I запомнилось всем надолго. В том году его дочь Матильда овдовела, и он твердо вознамерился сделать своей преемницей именно ее. Вот и собрал король на Рождество 1126 года всех ноблей и епископов в Виндзор, где объявил им о своем решении и потребовал от них клятвы в верности Матильде. Они поклялись, но, как показало будущее, большинство бесстыдно лгали, отнюдь не проникнувшись святостью праздника.
Памятным стало и Рождество 1127 года, когда архиепископы Кентерберийский и Йоркский разругались по поводу того, кто должен надевать на короля корону, когда тот отправляется в церковь. Это разногласие решал аж папа в Риме, который повелел, чтобы корону на короля в праздничных случаях надевал архиепископ Кентерберийский, а на королеву – Йоркский.
Стефан Блуасский короновался на Рождество 1135 года. Матильда романтически бежала из осажденного замка, одетая в белое, чтобы быть незаметной на фоне снега, тоже на Рождество (1142 года), и ее сын короновался Генрихом Вторым на Рождество 1154 года. На Рождество 1170 года был убит Бекетт, после того, как провозгласил анафему на семью ДеБроков.
Свое первое Рождество в Бермондсее Генрих Второй ознаменовал декретом, изгоняющим иностранцев из королевства. В 1158 году он же, празднуя Рождество в Ворчестере, снял с себя корону, положил ее на алтарь, и больше никогда не надевал. Наверное, самым веселым для этого Генриха Рождеством было Рождество 1171 года, в Ирландии. Поскольку в Дублине не нашлось места достаточно большого, чтобы вместить всех попутчиков и гостей, Генрих за очень короткое время построи в деревне Хоггс гигантский дом в родовом ирландском стиле, и устроил для ирландских баронов феерический праздник, знакомя их с турнирами, представлениями жонглеров, норманнскими блюдами, песнями и танцами.
(это, конечно, сценка более поздних времен)
Генрих Второй любил праздновать! И делал это с размахом: на его рождественских пирах подавались мясо журавлей, какие-то загадочные блюда dellegrout, maupigyrum, karumpie, значения которых современные словари и не знают, вина с различными наполнителями, сидр, мед, кларет, напиток из меда и сока тутовника, эль. В то время началось интенсивное использовальние различных приправ и фруктов при приготовлении праздничных блюд.
Из тех же времен в истории остались жалобы монахов королю на своих аббатов, которые сочли нужным ограничить этих обжор всего 3-4 переменами блюд. Например, монахи Кентербери привыкли к 17 переменам ежедневно, со всеми приправами, соусами, да еще и десертом!
Любопытно, что норманны прибыли в Англию людьми очень умеренными в употреблении алкогольных напитков и очень набожно относящимися в Рождеству. Через всего-то сто лет капеллан Генриха Второго писал: "When you behold our barons and knights going upon a military expedition you see their baggage horses loaded, not with iron but wine, not with057 lances but cheeses, not with swords but bottles, not with spears but spits. You would imagine they were going to prepare a great feast rather than to make war. There are even too many who boast of their excessive drunkenness and gluttony, and labour to acquire fame by swallowing great quantities of meat and drink." Синергия культур в этом аспекте привела к явной победе англо-саксонских традиций. Что касается Рождества, то
"To English ale, and Gascon wine, And French, doth Christmas much incline— And Anjou's too; He makes his neighbour freely drink, So that in sleep his head doth sink Often by day. May joys flow from God above To all those who Christmas love. Lords, by Christmas and the host Of this mansion hear my toast — Drink it well— Each must drain his cup of wine, And I the first will toss off mine: Thus I advise, Here then I bid you all Wassail, Cursed be he who will not say Drinkhail."
Ричард Львиное Сердце в Англии провел немного времени, празднуя, по большей части, за границей. Не беда! В его отсутствие подданные не терялись. Чего стоят только праздники епископа Или! "Christmas is a time full honest; Kyng Richard it honoured with gret feste. All his clerks and barouns Were set in their pavylouns, And seryed with grete plenté Of mete and drink and each dainté."
Брат Ричарда, Джон, остался в истории королем с репутацией незаслуженно сомнительной. Но даже его злейшие недоброжелатели не могут упрекнуть короля Джона в том, что тот не любил поесть и повеселиться. Любил, и еще как! В 1201 году он задал роскошный рождественский пир, тряхнув мошной не только для себя, но и для своих придворных. Какова же была его досада, когда он увидел, что свита архиепископа Кентерберийского была одета роскошнее! Отомстил король очень на свой лад, назначив следующее празднование Рождества во владениях епископа – и за его счет. После этого все стали праздновать слегка скромнее.
Рождество 1214 года отмечено требованием собравшихся баронов о знаменитой Хартии Вольностей, Магна Карта. Король Джон рвал и метал, ссорился и угрожал, но выторговал лишь небольшую отсрочку. В 1215 году ему пришлось подписать Хартию, что и сделало Англию такой, какой она стала.
Занудством можно испортить всё. Можно так долго и нудно долдонить о вреде курения, что под очередным плакатом "Не отравляйте своих дитей сигаретным дымом" субъекту пропаганды хочется демонстративно закурить. Попав под обстрел Филологов, ратующих за незамутненную и первозданную чистоту языка, хочется заговорить на исключительно нецензурном жаргоне. Прочтя вот такоеpay.diary.ru/~Ega/p88965338.htm#more1, начинаешь автоматически облизываться, представляя вкус "запретных" блюд.
А теперь, под Рождество, одолели здравые, в общем-то, рассуждения о вреде избыточного веса. И под удар попал снова Санта Клаус - не в первый раз, но раньше только американцы пробовали нарядить в красные шубки мальчиков из фитнес-клубов (закончилось флопом, детям жилисто-мускулистые и нервные Санты не понравились). Теперь бомбардирует тяжелая артиллерия: British Medical Journal.
читать дальшеВо-первых, уважаемые британские ученые считают, что Санта-Клаус - слишком влиятельная фигура, чтобы не оказывать своей внешностью влияния на человечество. "Чтобы нанести вред миллиону человек, Санте достаточно повлиять на представление о норме всего лишь на 0,1 %!", - восклицают ученые мужи. "Можно понять внешний вид Санты таким образом, что избыточный вес является синонимом веселья и добродушия!" Они утверждают, что именно в тех странах, которые исторически связывают часть своей культуры с Санта-Клайсом, процент людей с избыточным весом гораздо выше, чем там, где Санта - фигура чисто формальная.
Что еще хуже, у Санты вредные привычки! Во-первых, он ездит на оленях, хотя должен бы - на экологически и этически правильном велосипеде или вообще пешком. Ну на лыжах, в крайнем случае. Пластиковых. Во-вторых, он пьет грог! Грех, грех рекламировать калорийное и опьяняющее!
В третьих, он бесстыдно лопает джинджербреды, которые просто напичканы жирным, пряным и сладким!
А "Coca-Cola", содержащая подозрительные вещества, разрушающие зубную эмаль?
Что хуже всего, он курит!!!!
В общем и целом, британские ученые серьезно рассматривают необходимость изменить облик и образ жизни Санты на более здоровые, хотя бы и законодательно-запретительным методом.
Дожили... Кем считают своих читателей уважаемые британские ученые? И не пошли бы они... лесом...
В тот далекий период, когда Британия была всего лишь римской провинцией (а это целое столетие!), островитяне жили более или менее в манере метрополии, особенно при императоре Константине. И Рождество там праздновали в соответствии с римскими традициями. Строились церкви, избирались епископы (в Лондоне, Йорке и нынешнем Колчестере), устанавливалась иерархия, писались законы. На смену римлянам пришли анго-саксоны и датчане, и христианству пришлось временно отступить перед обрядами и верой северян. Досон очень трогательно пишет: «It was their custom to kill or make slaves of all the people they could, and so completely did they conquer that part of Britain in which they settled that they kept their own language and manners and their own heathenish religion, and destroyed or desecrated Christian churches which had been set up. Hence Christian missionaries were required to convert our ancestral worshippers of Woden and Thunder, and a difficult business it was to Christianise such pagans, for they stuck to their false gods with the same tenacity that the northern nations did».
читать дальшеНа практике все выглядело не столь драматично: эти воины Тора и Одина вовсе не считали себя язычниками. Они считали себя христианами, хотя идея жертвенности и кроткости была настолько далека от их менталитета, что формы раннего христианства среди северных наций – это отдельная тема. Но здесь идет речь о праздновании Рождества, и англо-саксоны его праздновали, только, скорее, как свой исконный праздник Солнцестояния, Колеса – с добавлением в молитвах и восславлениях Христа к Тору и Одину. Впрочем, молитвы в этих праздниках занимали очень скромную часть, люди сосредотачивались на жизненном: еде и питье, сборах кланов, заключении союзов политических и брачных. Кстати, римский император Александр Северус тоже поставил Орфея рядышком с Христом и Моисеем, так что зря Досон считает скандинавов дикарями.
В Англии христианство насаждалось с двух сторон: с юга – из Рима, августинцами, с севера – кельтскими миссионерами из Ионы, терцианцами (или колумбийцами, почему-то – могу и ошибаться в этом названии). Со временем, в результате политических объединений и из соображений удобства, во всей стране был принят уклад римского христианства, и случилось это на синоде в Витби в 664 году. А вот Кент и Эссекс охристианились чисто и быстро под влиянием августинцев, и отпраздновали Рождество 597 года тем, что в Кенте приняли крещение около десяти тысяч человек сразу.
Так христианство и проникло в уклад английской жизни: не столько через проповеди, уговоры и угрозы карами, сколько через слияние с уже существующими традициями и работой над умами в уже подготовленных областях уклада. Например, обычай раздавать помощь малоимущим в декабре существовал всегда. Это была практическая необходимость среди воюющих наций, живущих в суровых климатических условиях. При христианстве практицизм действия был подменен моральной обязанностью сильных заботиться о слабых, что, разумеется, не встретило никакого сопротивления в умах.
В общем, народ радовался празднику, пил эль и мед, и заедал свининой. Удивительно мало изменились рождественские блюда на севере с тех времен: без свиного окорока нет Рождества. Как писал еще Чосер:
"Janus sits by the fire with double beard, And drinketh of his bugle horn the wine: Before him stands the brawn of tuskéd swine, And 'Nowel' cryeth every lusty man."
Помимо еды и питья, праздник требовал и развлечений:
"When they had dined, as I can you say, Lords and ladies went to play; Some to tables, and some to chess, With other games more and less."
Играли в кости, в триктрак, в шахматы. Время Рождества считалось также благоприятным для гаданий, потому что англо-саксоны, причудливо смешав традиционные верования с историей о поклонении волхвов, решили, что в Рождество можно гадать, не опасаясь того, что контакт с духами и ведьмами может человеку навредить. Шекспир упоминает об этом в «Гамлете»:
"Some say that ever 'gainst that season comes, Wherein our Saviour's birth is celebrated, The bird of dawning singeth all night long: And then, they say, no spirit dares stir abroad; The nights are wholesome; then no planets strike, No fairy takes, nor witch hath power to charm»
Во времена Альфреда Великого духовная часть праздника, 12 дней после Рождества, была отделена от фестиваля как такового. Ирония судьбы: если бы Альфред не решил отдыхать и молиться 12 дней, датчанам, возможно, не удалось бы завоевать его королевство в 878 году, когда они объявились, согласно хроникам, «внезапно» в Чиппенхейме: "they rode through the West Saxons' land, and there sat down, and mickle of the folk over sea they drove, and of others the most deal they rode over; all but the King Alfred; he with a little band hardly fared after the woods and on the moor-fastnesses." Но люди любили короля Альфреда, и сложили красивую легенду о том, что он, переодевшись рождественским менестрелем, пришел в оагерь датчан, и развлекал их пением несколько часов, пока не увидел все, что хотел увидеть.
Из датских королей Англии с Рождеством особенно связан король Кнут, который начал плохо, но продолжил хорошо. Этот король обожал церковные рождественские песнопения, и даже сочинил нечто свое: "Merrily sang the monks in Ely when Cnut King rowed by". Этот же король весьма своеобразно отметил еще одно Рождество, воздав по заслугам предателю Эдрику-Саксону: 'Then let him receive his deserts, that he may not betray us as he betrayed Ethelred and Edmund!', - сказал он эрлу Нортумберленду, который тут же одним махом снес интригану голову.
Эдуард Исповедник, воспитанный в Нормандии, привез с собой в Англию норманнские традиции праздновать Рождество, и придал ему больше духовного блеска, тогда как его предшественники сосредоточились больше на земных радостях. Опять же, иронично, что время правления этого более, чем набожного монарха вспоминается несколькими довольно жесткими событиями, произошедними на Рождество. В Глочестере, в 1053 году, на Рождество был казнен Рис, брат короля Южного Уэльса. На Рождество 1065 года был предательски убит эрл Тостинг, поддерживающий Харальда, когда он приехал ко двору в Лондон праздновать. Вряд ли Эдуард придал этому значение: он торопился освятить свое любимое детище, Вестминстерское аббатство, в котором и был похоронен буквально через несколько дней, умерев 5 января 1066 года. Харальд не успел отпраздновать королем ни одного рождества. В 1066 году в Англии началась эра норманнов.
Этот рождественский хоралл, конечно, уже 16-го века, но в таком трогательном исполнении, что вполне мог бы быть и более древним.
Давно у меня дожидалась сезона книга W. F. Dawson (1902) про Рождество. Теперь дождалась, будем входить в предрождественское настороение не добром, так худом!
читать дальшеХотя Рождество, празднующееся, как рождение Христа, зафиксировано на 25.12, точная дата никак не доказана. Клемент Александрийский писал, что Адвент хотели обозначить 20-м мая, или 20-21 апреля. Некоторые колонии христиан праздновали сезон 1-6 января, другие – 29 марта, некоторые – 29 сентября. Ориентальные христиане считали, что рождение и крещение Христа произошли 6 января. Римский епископ Юлиус Первый (337 – 352) назначил днем рождества 25 декабря, и Восточная и Западная церкви эту дату приняли. Только армянская церковь осталась верной 6 января. Иногда фиксация даты приписывается епископу Телесфорусу (127 – 139). С годом дело обстоит еще хуже. Во всяком случае, по любым расчетам годом рождения Христа вовсе не был первый год новой эры, как можно было бы предположить.
Сэр Исаак Ньютон заметил, что христианские праздники были просто-напросто размещены по периодам, в которые люди уже привыкли праздновать свои фестивали: Благовещение – на 25 марта, весеннее равноденствие, день св. Михаила – на 29 сентября, осеннее равноденствие, и Рождество – на 25.12, зимнее солнцестояние. С незапамятных времен люди праздновали эти дни, а было проще придать новый смысл старым праздникам, что отменять их и запрещать. Собственно, остались даже статуи, их просто слегка начали видоизменять и назвали по-другому.
Со знанием античности у меня никак, поэтому если Досон врет, то и я вру.
Он описывает открытие римских катакомб, фрески, и обращает внимание, что у первых христиан Рождество еще было плотно связано с Сатурналиями: тут и Орфей со своей арфой, и Психея, и Вакх.
Характер празднования Рождества стал официально меняться с подачи карфагенского епикопа Киприана:"The much wished-for and long expected Nativity of Christ is come, the famous solemnity is come". А Григорий Назаретский прямо предостерегает: "against feasting to excess, dancing, and crowning the doors; urging the celebration of the festival after an heavenly and not an earthly manner."
Ну что ж, народ со временем сумел прекрасно совместить вполне языческий фестиваль дома, с обильной едой и украшениями, с духовным праздником в церкви. Разве что на ночную церковную службу в рождественскую ночь явиться в подпитии приличный человек себе не позволит.
"Christmas" (says Dean Stanley) "brings before us the relations of the Christian religion to the religions which went before; for the birth at Bethlehem was itself a link with the past. The coming of Jesus Christ was not unheralded or unforeseen. Even in the heathen world there had been anticipations of an event of a character not unlike this. In Plato's Dialogue bright ideals had been drawn of the just man; in Virgil's Eclogues there had been a vision of a new and peaceful order of things. But it was in the Jewish nation that these anticipations were most distinct. That wonderful018 people in all its history had looked, not backward, but forward. The appearance of Jesus Christ was not merely the accomplishment of certain predictions; it was the fulfilment of this wide and deep expectation of a whole people, and that people the most remarkable in the ancient world."