Но вы-то в глубине души знаете, что никакая вы не таинственная, не туманный призрак и не печальный ангел, что состоите из плоти и крови, и даже (какой ужас!) ходите в туалет. Вся эта плотская материальная возня вызывает у вас отвращение. Вы постоянно витаете в романтических грёзах, вы воображаете себя то эльфийской принцессой, то далёкой галактикой, то бесплотным духом. Слово «готично» тоже к вам относится, если вас привлекает всё связанное со смертью. Одеваетесь вы, если позволяют возможности, необычно, но не броско, украшая себя как можно большим количеством символических фенек. В разговоре томно закатываете глаза и делаете намёки на какие-то несуществующие в реальности тайны. Такие, как вы, изводите парней всякими дурацкими испытаниями, дабы дать доступ к телу. Впрочем, нормальные парни вас мало интересуют, вы ищете себе принца на белом коне, но в отличие от Интеллектуалки вы даже не представляете, что от него ожидать. Есть некий туманный, как ваша жизнь, образ и всё. Скорее всего, вы ещё подросток, но даже с возрастом ваш чрезмерный романтизм не исчерпается, ваша задача – сделать его жизнеспособным. Ваш девиз: я пришла из другого мира!
Около шести часов констебли выстраивались в две длинных шеренги, и инспектор (либо участковый сержант) зачитывал им перечень моментов, на которые при дежурстве следует особенно обратить внимание, а также имена и приметы находящихся в розыске преступников, которые могут оказаться на территории дивизиона. В ночную смену в инструктаж добавлялось перечисление помещений, за которыми нужно было особенно внимательно следить, такие как склады и дома, оставленные без присмотра обитателями. Когда все инструкции были даны, констеблям командовали "смирно". На мгновение они поднимали свои дубинки, затем по команде "Направо! Шагом марш!" в колонну по одному выходили на улицу. По внешнему краю тротуара они группами под руководством сержанта расходились по своим кварталам и далее каждый на свой обход.
Развод полицейских на дежурство "Панч", 1877
читать дальшеДежурство как в Сити, так и в Столичном округе осуществлялось патрулями, имевшими замкнутый маршрут, следование по которому предписывалось производить со скоростью около 4 км/ч. На каждый маршрут назначался только один полицейский. Скорость менять было нельзя, даже если зимой от холода констеблю хотелось идти быстрее. На каждый маршрут назначался только один полицейский. Средняя длина маршрута Столичной полиции составляла днем 7,5 миль, а ночью - 2 мили. В предместьях маршруты были значительно длиннее, и их обход часто занимал до 4 часов.
Маршруты в Сити были гораздо короче и занимали 15-20 минут. Для определения длины маршрута вплоть до 1930-х годов применялось специальное деревянное колесо со спицами диаметром около 2 футов и с круговой шкалой для измерения расстояния. Надзор за констеблями вели инспекторы и сержанты. Маршруты были жестко расписаны, и констебль имел при себе патрульную книжечку, в которой были напечатаны планы улиц для каждого обхода с обозначенными границами ответственности патрульных и зданиями, наиболее уязвимыми для ограблений, а также указаны все пункты, которые он должен был посетить, и время, когда он в этих контрольных пунктах должен был оказаться.
Такие маршрутные книжки в полиции Сити выпускали вплоть до 1960-х гг. Инспектор и сержанты, надзиравшие за своими подчиненными, в любой момент знали, где находится констебль, и могли встретить его в подходящей контрольном пункте. Опоздание без уважительной причины считалось серьезным дисциплинарным проступком и наказывалось штрафом, так что констебли ради соблюдения графика часто отказывались даже от преследования преступника.
Полицейский "день" продолжался с 6 утра до 10 вечера, во внутренних дивизионах дневное дежурство происходило в две смены по 4 часа, тогда как во внешних дивизионах, где протяженность обходов была длиннее, констебль находился на ногах все 8 часов подряд. Если при работе в две смены констебль заступал в 6 утра, он дежурил до десяти, а потом с двух часов дня до шести вечера. Его сменщик дежурил с десяти до двух и с шести до десяти. Как правило, один месяц констебль дежурил днем, а в течение следующих двух месяцев ходил в ночное дежурство.
"Ночь" у полиции продолжалась с 10 вечера до 6 утра (юридически по парламентскому "Закону о ночном браконьерстве" от 1828 года (9 Geo. 4, c. 69, s. 12) ночь начиналась через час после захода солнца и заканчивалась за час до рассвета, "Закон о воровстве" от 1861 (24 и 25 Vict., c. 96, s. 1) более точно определял это время как длящееся с 21 часа до шести утра следующего дня).
Ночью констебль дежурил все 8 часов, причем количество полицейских на дежурстве утраивалось по сравнению с дневным временем. Такое увеличение плотности полиции на улицах в ночное время приводило к тому, что основное количество грабежей и квартирных краж в Лондоне приходилось на промежуток между 20 и 22 часами.
Тем не менее имено выходившим на ночное дежурство констеблям давали сумки со специальными пружинными зажимами из китового уса, которые вставлялись как клинья в щели между дверями и косяком и выскакивали, предупреждая о возможном незаконном проникновении в помещение. Часто также двери пломбировались посредством наклеивания или прикалывания булавками хлопчатобумажных нитей.
Корреспондент "Виндзорского журнала" У. Дж. Уинтл описывал в 1897 году, что полицейские ставили подобные приспособления (от описания которых он уклонился) также на низких стенах и в любых других местах, позволявших ворам проникать в пустые помещения, и что котов, которые часто приводили эти устройства в действие, полицейские считали своими злейшими врагами на ночном дежурстве. Предполагалось, что во время каждого круга констебль проверяет двери, чтобы убедиться в их неприкосновенности за время его отсутствия.
Кроме патрулей, с 10 вечера до часа ночи на фиксированные посты заступали констебли, находившиеся там постоянно и доступные все это время для публики. В случае если кто-нибудь поднимал тревогу при помощи трещотки либо бил в колокол, такой констебль был обязан немедленно проследовать туда и оказать помощь. Любой патрульный констебль, первым оказавшийся близ покинутого поста, должен был занять место ушедшего товарища.
Никаких перерывов на отдых в течение одной смены не дозволялось, но среди констеблей была широко распространена практика отдыхать в черных проходах трактиров. Ночью констебли часто брали с собой оловянные фляги с чаем или кофе, который мог быть разогрет на "бычьем глазе", но чаще патрульные просто взбирались на фонарный столб где-нибудь по пути обхода и ставили фляги около газовой горелки, так что в течение ночи у них всегда наготове был горячий чай.
Некоторые укутывали фляги в сукно п прятали в палисаднике какого-нибуль из домов, чтобы воспользоваться ими, когда подоспеет время. Купить питье в трактире констеблю дозволялось только в присутствии вышестоящего чиновника, но обычно на покупку неалкогольных напитков закрывали глаза. Из еды было принято носить в кармане один-два сэндвича.
Некоторые констебли предпочитали ночные дежурства, так как они были более денежные, чем дневные. В английской полиции было принято получать чаевые за услуги, и вполне реально можно было получить шиллинг за дополнительный надзор за складским помещением, за указание хозяевам на открытое окно или пенни за побудку утром. Хотя констебль редко имел на дежурстве собственные часы, он всегда следил за временем по часам на зданиях, мимо которых пролегал его путь: церквях, почтовых конторах, фабриках, пивоварнях и пр.
Поэтому они охотно брали на себя обязанность в урочное время постучать в ставни и разбудить хозяев. Однако обычай обращаться к полиции за подобного рода услугами в конце XIX века начал быстро выходить из обихода, поскольку будильники становились дешевы и у многих появлась возможность заменить ими стучавшего в ставни полицейского, которого к тому же в любой момент могли вызвать для наблюдения за каким-нибудь подозрительным домом или помощи в аресте.
Имелось у полиции и кое-что посерьезней, чем дубинки: холодное и огнестрельное оружие.
После печального опыта с использованием армии для подавления бунтов и разгона демонстраций (во время гордоновского мятежа в 1780 году от открытого войсками огня погибло по крайней мере 250 человек, в знаменитой "Резне при Петерлоо" в 1819 году кавалерия с саблями наголо рассеяла 60-80 тысячную толпу, в результате чего 15 человек было убито, и 400-700 человек было ранено) британское общество опасалось доверять полиции какое-либо оружие. Однако когда в 1830 году при попытке арестовать двух грабителей был убит констебль Берри, было решено, что каждый полицейский должен быть снабжен тесаком или палашом для самозащиты, но это оружие могло носиться только на ночном дежурстве. Обычно в патрулирование с тесаками ходили констебли, служившие в пригородах либо в особо беспокойных рабочих районах.
Со временем холодное оружие стало все реже выдаваться даже в пригородах. Всплеск интереса к нему возник в конце 1860-х годов, когда после восстания ирландских фениев в 1867 году, в ходе которого был застрелен сержант Чарльз Бретт из полиции Манчестера, Столичная полиция организовала для своих констеблей обучение рубке на саблях в Веллингтонских казармах.
Обучение полицейских рубке на саблях "L'Univers Illustre", 1867
читать дальшеТогда же были разработаны уставные образцы полицейского палаша, тесака и кортика. Палаш был однолезвийный, с двулезвийным боевым концом, с латунной (у констеблей и инспекторов) или стальной (у сержантов) однодужковой или двудужковой гардой, носился он в кожаных ножнах с латунным или стальным прибором. Широкие слегка изогнутые однолезвийные тесаки (cutlass) с обоюдоострым боевым концом изготовлялись по образцу военно-морских абордажных сабель, а кортики представляли собой укороченные тесаки.
В 1869 году по лондонским кладбищам прокатилась волна грабежей, и, чтобы воспрепятствовать дальнейшим подвигам гробокопателей, был организован "кладбищенский патруль", вооруженный саблями. Затем интерес к холодному оружию опять пошел на спад. В 1885 году более 5 тысяч палашей и тесаков хранилось в участках, но практически никогда не выдавалось для патрулирования и годилось только в лом. Чтобы избавиться от этого хлама, большую часть было решено уничтожить, оставив только 728 единиц, распределив их в 20 дивизионах Столичной полиции (по 10 штук в каждый) и в те подразделения, которые обеспечивали порядок в военно-морских портах в Вулидже, Чатаме, Давенпорте, Пембруке и Портсмуте.
Официально холодное оружие так и не было снято с вооружения, и даже в двадцатом веке продолжало иногда использоваться. Конная полиция в дополнение к длинной "кавалерийской" дубинке носила сабли вплоть до 1925 года, когда они были, наконец, изъяты.
О том, чтобы вооружить констеблей не только холодным, но и огнестрельным оружием, зашла речь сразу после уже упоминавшегося убийства констебля Берри. Однако тогда ограничились только тесаками, а комиссар полиции специально указал, "суперинтенданты должны особо озаботиться, чтобы констебли не носили с собой ни пистолеты, ни фактически оружие любого рода без специального разрешения комиссара на это". При том, что в Британии гражданам дозволялось ношение оружия для самозащиты, полицейские оказывались хуже защищены против преступников, чем многие представители публики. Единственными подразделениями, которым было разрешено носить огнестрельное оружие, были конная и речная полиция.
Вооружение конных полицейских состояло первоначально из сабли, пистолета и дубинки, и таким оставалось по крайней мере еще 30 лет. В 1844 году для них были куплены новые однозарядные пистолеты, носившиеся на поясе, с бумажными патронами, заменившими отдельно носимые пули, порох и пыжи. Речные полицейские после присоединения к Столичной полиции сохранили свои личные абордажные сабли и некоторое количество пистолетов морского образца, однако их внушавшие ужас короткоствольные мушкетоны с раструбами были изъяты.
Тем не менее споры о возможности вооружать патрульных полицейских огнестрельным оружием не прекращались. С 1866 года газета "Police Service Advertiser" стала из номера в номер публиковать на своих страницах переписку и мнения разных полицейских чинов на этот счет. К тому времени имевшиеся у Столичной полиции на складах однозарядные пистолеты совершенно устарели, и полиция позаимствовала у армии несколько револьверов на пробу, проведя инструктаж по стрельбе из них для ряда офицеров. В августе 1868 года в Лондонском Тауэре было закуплено 622 револьвера Адамса, которые были распределены по участкам со строгим указанием, что суперинтенданты должны следить, чтобы оружие было заперто в надежном месте. В итоге револьверы практически не выдавалось.
В год знакомства доктора Уотсона с Шерлоком Холмсом был застрелен констебль Фредерик Аткинз, потревоживший грабителя. Хотя преступник так и не был разыскан, убийство привлекло внимание публики к плохому состоянию дел в полиции со средствами самозащиты. Началось обсуждение этого вопроса в прессе.
Министр внутренних дел Уильям Харкорт обратился к комиссару Хендерсону с запросом: желает ли полиция быть вооруженой огнестрельным оружием. Комиссар ответил отрицательно, заявив, что это будет губительно для взаимоотношений с публикой, и что схожего мнения придерживаются все, от констеблей до суперинтендантов. Спустя два дня после ответа комиссара грабитель убил констебля Джорджа Коула.
Спустя два года Харкорт вновь вернулся к вопросу об огнестрельном оружии. На этот раз он обратился за мнением не к комиссару, а к констеблям и сержантам пригородных участков Столичной полиции, где в быстро растущих предместьях виллы среднего класса представляли желанную и значительно более легкую добычу, нежели хорошо укрепленные и охраняемые дома и склады в центре столицы. Из 6325 человек 4430 попросили выдать им револьверы.
Были проведены консультации с юрисконсультом Скотланд-Ярда барристером Джеймсом Дейвисом касательно случаев, когда констебль мог легально применять оружие. В итоге этих консультаций министерство внутренних дел дало санкцию на вооружение полицейских, несших дежурство в Миллбанкской тюрьме, где содержались заключенные фении.
16 октября 1883 года комиссар Харкорт получил официальное разрешение от министерства внутренних дел выдавать револьверы констеблям пригородных дивизионов для ношения в ночных дежурствах. Компания Адамс проиграла тендер, и заказ на новые более легкие револьверы в количестве 931 штуки был размещен у "Филипа Веблея и Сына" из Бирмингема. Новый револьвер 0.450 калибра был разработан на основе популярного револьвера для Королевской ирландской полиции (RIC, Royal Irish Constabulary), впервые представленного в 1867 году. Весил он всего 840 г, имел короткий пятикамерный барабан, ударно-спусковой механизм двойного действия и переломную рамку.
В начале 1884 году револьверы стали поступать полиции, и 30 июня 1884 года последовал приказ по полиции, определявший правила пользования ими. Согласно этим правилам, револьверы выдавались только тем констеблям, которые сами желали носить их в ночном патрулировании, и на которых, по мнению дивизионных суперинтендантов, можно было положиться в том, что они будут использовать их с осмотрительностью.
Прежде чем принималось решение о разрешении выдавать полицейскому оружие, ему следовало пройти инструктаж по обращению с револьвером, после чего рапорт о его компетентности через окружного суперинтенданта поступал комиссару полиции на одобрение. Оружие должно было храниться в участках и дежурные офицеры считались ответственными за их сохранность и боеготовность.
Констебль, заступая не дежурство, должен был лично обратиться с требованием выдать ему револьвер, сам зарядить его и положить в кобуру, при этом книге происшествий записывалось имя и фамилия этого констебля и номер револьвера. Носилось оружие в кобуре на правом боку перед дубинкой и могло быть вынуто исключительно с целью самообороны. По возвращении с дежурства полицейский обязан был сообщить обо всех случаях, когда револьвер вынимался из кобуры во время обхода, вне зависимости от того, был ли он использован или нет. Впрочем, случаи, когда констебли выходили на патрулирование с оружием, были редки.
Револьвер, состоявший на вооружении Столичной полиции
читать дальше«В кофейне Тобиаса, в Пай Корнер, продаётся правильный напиток, называемый Эль Доктора Батлера, тот же, что продавался мистером Лансдейлом на Ньюгейтской ярмарке. Это превосходный напиток для желудка, он способствует пищеварению, изгоняет ветры и растворяет мокроту, сгустившуюся в лёгких, а посему хорош против простуды, кашля, телесного и болезненного расстройства и упадка духа. Если его пить по вечерам, он заметно укрепляет жизненные силы, делает сон хорошим и чрезвычайно улучшает мозг и память». До чего же полезный эль, кто бы отказался от такого.
«Поскольку Джон Пиппин, чей дед, отец и он сам на протяжении более 190 лет были знамениты по всей Англии лечением грыж и делали самые лучшие грыжевые бандажи всех видов, для мужчин, женщин и детей, недавно скончался, настоящим удостоверяется для всеобщего сведения, что Элеонора Пиппин, вдова, которая при его жизни делала все бандажи, которые он продавал, всё ещё живёт в Трёх Голых Мальчиках рядом с мостом Стрэнд, где она делает все виды бандажей. Ей также помогает в надевании бандажей на клиентов джентльмен, который был назначен на это указанным Джоном Пиппином при его жизни». Трудно было бизнесу до регистрации торговых марок. Конструкция предложений особо кошмарная даже по меркам 17 века.
Под вывеской Золотой Шар и Гроб, есть магазин гробовщика, в верхнем конце Олд Чендж, рядом с Чипсайдом, где всегда есть готовые к продаже очень модные, украшенные кружевами и простые одежды для мёртвых всех размеров, а также очень модные гробы, которые могут содержать любые трупы над поверхностью земли без какого-либо неприятного запаха или иного неудобства, так долго, как будет нужно». Эти very fashionable coffins поражают воображение.
читать дальше«В высшей степени одобренные ожерелья Джойнтса, великого путешественника Дж. С., которые полностью облегчают детям вырастание зубов, прорезая их, тем самым предотвращая жар, судороги и прочее, продаются Баррелем в Золотом Шаре близ церкви Св. Дунстана, на Флит-стрит». Непонятно только, почему ожерелья, как именно их использовали, и что делать нам сегодня без столь полезной вещи.
«Некий Роберт Тейлор, учитель танцев, будучи в компании с несколькими соседями в Ковент Гарден в ночь понедельника, около 10 часов, из-за случайных слов убил некоего мистера Прайса в таверне Три Большие Бочки на Шандуа-стрит. Указанный Р. Тейлор является человеком среднего сложения, с разрезом через подбородок, с шрамом на левой щеке, также у него два пальца и большой палец одной руки обожжены на концах и короче чем другие, круглое лицо, толстые губы, собственные волосы под париком светло-коричневые. Он жил на Джеймс-стрит, в Ковент Гарден. Если кто узнает его и сообщит о том мистеру Рейнольдсу, книготорговцу, на Генриетта-стрит в Ковент Гарден, получит 10 фунтов в награду. И хотя было напечатано в объявлениях на прошлой неделе, что он был пойман, знайте, что это явная неправда». Вот вопрос — что за дело было мистеру Рейнольдсу до убитого Прайса и изловили ли в итоге Тейлора? Хоть рассказ пиши на готовый сюжет.
Главным поставщиком наручников и ножных кандалов для Столичной полиции и полиции Сити была фирма Хьятта в Бирмингеме, с конца 18 века обеспечивавшая потребности в кандалах британских тюрем. Сотрудничество началось приблизительно в 1832 году.
Первоначально полицейские наручники имели восьмеркообразную форму (и были известны как "ирландская восьмерка"). Это были довольно дорогие никелированные кованные изделия, представлялвшие собой два шарнирно скрепленных браслета. Каждый из браслетов имел подвижную дужку, позволявшую пропустить запястье арестованного и затем фиксировавшуюся при помощи защелки с тугой пружиной либо закрывавшуюся ключом, поворачиваемым в замке с цилиндрическим барабаном. Для предохранения кожи задержанного от повреждений и ссадин, наручники имели скругленные кромки. Открывались эти наручники либо поворотом вставленного в цилиндрический барабан ключа, либо ввинчиванием в винтовую резьбу замка ключа с нарезанной резьбой, отжимавшего защелку. Они стали выходить из употребления в середине века, хотя отдельные образцы продолжадли изготавливаться и позднее.
читать дальше"Это приспособление не дает арестованному даже той мизерной свободы, которую позволяет его современный аналог, - писал в 1894 году в "Стрэнде" бывший инспектор Морис Моузер в статье, посвященной наручникам. - Оно использовалось в основном для непокорных арестованных, прибегавших к насилию, поскольку удерживало руки в фиксированном положении либо спереди, либо позади тела за спиной. Боль, которую оно причиняло, придавало ему характер наказания, а не просто профилактической меры против сопротивления или нападения. Этого наказания любые арестованные боялись повсеместно, ибо нет более невыносимой боли, чем от неподвижно скованных конечностей."
Ко временам Холмса большее распространение получили две другие разновидности наручников-"дарби" с браслетами, соединенными короткой цепью: наручники фиксированного размера (примером которых могла служить модель 104 фирмы Хьятта) и наручники, позволявшие проиводить в небольших пределах подгонку размера браслета (например, модель 115 той же фирмы). В первом случае наручники выпускались обычно трех типоразмеров: на средних и крупных мужчн, на женщин и худощавых мужчин, на субтильных женщин и детей. Естественно, в полицейской практике первые были наиболее востребованы. Во втором случае с внешней стороны на хвосте поддвижной дужки браслетов были нарезаны несколько засечек, которые позволяли фиксировать его в нескольких положениях.
Сами полицейские довольно критично относились к этой части своего дежурного инструментария. Как писал тот же инспектор Моузер, "английские наручники - это тяжелые, громоздкие, неуклюжие механизмы, которые в лучшие времена и при самых благоприятных обстоятельствах чрезвычайно трудны для применения. Они весят более фунта, их нужно отпирать ключом тем же способом, которым заводят средние восьмидневные часы, и Бог знает как закреплять на запястьях арестованного. Это продолжительное, трудное и весьма неприятное действие, а когда арестуемый сопротивляется и дерется, в известной степени почти невозможное. Фактически арестованного надо одолеть или подчинить своей воле, прежде чем его можно будет окончательно и бесповоротно взять под арест.
Даже надев наручники, мы даем умному и мускулистому головорезу одно из наиболее грозных орудий преступления из тех, что могли бы у него появиться, поскольку он может нанести, - а часто и наносит, - тяжелейшие удары тому, кто его арестовывает. Другим большим недостатком является то, что эти наручники подходят не для всех запястий, и часто офицер обнаруживает себя в затруднительном положении, имея пару наручников, которые слишком малы или слишком велики; если же имеет место последнее, и "браслеты" оказываются в руках арестованного, а не на запястьях, в его распоряжение попадает кастет, удара которого не пожелал бы и храбрейший."
Среди детективов наравне с обычной веревкой, которой продолжала отдавать предпочтение наиболее консервативная часть работников уголовного сыска, пользовалась популярность американская система Джона Тауэра. Как ехидно писал Моузер: "Поскольку английские наручники созданы были исключительно для преступников, которые спокойно смирялись с неизбежностью, сочли целесообразным найти устройство, применимое во всех случаях. Такое усовершенствованное изделие приходит из Америки, и, как более легкое, не столь неуклюжее и которое легче спрятать, находит общее одобрение среди офицеров Скотланд-Ярда."
На регулируемых наручниках системы Тауэра с двойным замком, выпускавшихся с начала 1880-х, была применена дужка округлого сечения, отверстие замка находилось на ребре замочного блока. Чтобы предотвратить самопроизвольное затягивание наручников на руках арестованного и возможное открытие замка наручников при помощи отжатия собачки какой-нибудь металиической пластиной, просунутой вдоль дужки, был предусмотрен режим фиксации. Поворот ключа на полоборота по часовой стрелке открывал замок, а если ключ поворачивали на один оборот в противоположную сторону, то в этом положении язычок замка фиксировался и его уже невозможно было отжать. Для снятия фиксации надо было опять вставить ключ и повернуть его на один оборот против часовой стрелки, а чтобы открыть браслет - еще на полоборота налево.
Неизменным спутником полицейского на дежурствах была дубинка (truncheon). Считается, что английское слово "truncheon" происходит из старофранцузского "tronchon", означавшего короткую палицу или дубину. Дубинки носили сторожа и приходские констебли еще со средних веков, постепенно из средства самозащиты они превратились также в символ власти. В восемнадцатом веке на дубинках рисовались герб городского района или вензель царствующего монарха, в правление королевы Виктории на дубинки наносились буква дивизиона и номер.
Традиционно дубинки были украшены росписью, придававшей им несколько легкомысленный вид. Первые "бобби" носили в кармане, вшитом в фалду фрака, 20-дюймовую (ок. 50 см) бамбуковую или оксандровую дубинку, длину которой уменьшили до 17 дюймов (42 см) в 1856 году. Бамбук был заменен на палисандр (дальбергия), использовалась также древесина дуба, железного дерева (бакаута) и ясеня. Спустя семь лет дубинки перекочевали в специальную застегивающуюся кожаную кобуру для ношения на поясе, которую отменили только в январе 1887 года. Причиной для такой отмены стало желание сделать менее заметным наличие дубинки у полицейских - теперь они должны были носить ее в специальном кармане, нашитом на штаны.
Этот способ ношения дубинки продержался до середины 1990-х, хотя даже в центральных дивизионах отказ от кобур растянулся больше чем на год - пока всем констеблям и сержантам не были выданы новые комплекты с модернизированными штанами. В 1888 году в качестве материала для дубинок стали использовать ямайское или западно-индское эбеновое дерево (cocuswood). У конной полиции дубинки были длиннее - от 21 до 36 дюймов (53-91 см). Чтобы в схватке с преступником или мятежником констебль не потерял свое оружие или оно не было выхвачено у него из руки, на рукоятке дубинки обычно имелся кожаный темляк.
Каждый констебль и сержант обязаны были носить на воротнике букву дивизиона и личный номер. В полиции Сити буквы были желтыми, а в Столичной - белыми.
В 1870 году младшим чинам Столичной полиции, констеблям и сержантам, было дозволено носить усы и бороду такой длины, чтобы они не закрывали личный номер на воротнике мундира. Чтобы избежать обвинений в шпионаже и провокаторстве, полицейским предписывалось не снимать мундир также и вне службы, даже дома. А для отличия полисмена на дежурстве от тех, кто в данное время не исполнял служебных обязанностей, первые носили на запястье специальную нарукавную повязку с вертикальными бело-синими полосами: констебли на левой руке, а сержанты - на правой (у сержантов на повязке были две узкие синие полосы и три широкие белые; с 1886 года и констебли и сержанты носили одинаковые повязки с полосами равной ширины).
Новая униформа "The Graphic", 1887
читать дальшеПолицейские Сити имели точно такую же повязку, но полосы на ней были белыми и красными. При стирке белые полосы приобретали розоватый или голубоватый оттенок, и даже обильное использование мела перед парадами не могло скрыть их подлинный цвет. В 1864 году, вместе с заменой фрака на мундир, для сержантов были введены двухзначные (от 1 до 16) личные номера на воротнике, что позволяло отличить их от констеблей, чьи номера были трехзначными. В связи с этим ношение сержантами повязки на правом запястье было отменено: с этих пор она носилась всеми только на левой руке. Однако еще долго память об этой отличительной черте сохранялась в традиции констеблей теребить правый рукав, когда надо было предупредить товарища о приближении проверяющего сержанта.
С 1895 года на левом рукаве мундира выше обшлага стали пришивать петли, сквозь которые продевалась повязка и которые не давали ей сползать. В таком виде она просуществовала до 1968 года, хотя обязательное ношение мундира вне службы было отменено еще в 1869 году. В 1864 году для сержантов были введены также нарукавные V-образные шевроны (одинарный, двойной и тройной), указывающие на их класс, в 1875 году, с появлением участковых сержантов, их стали обозначать четверным сержантским шевроном.
На год констеблям полагалась две пары форменных ботинок (или ботинки и туфли). Ботинки эти были предметом постоянных нареканий со стороны констеблей из-за их дурного качества, а неуклюжесть привела к распространению веры в то, что у полицейских огромные ступни, и к прозвищу их "плоскостопыми". В 1897 году вместо выдачи ботинок констеблям стали доплачивать к жалованию специальные "обувные" деньги.
Обязательным атрибутом находившегося на дежурстве полицейского был шлем, который он не имел права снимать ни при каких обстоятельствах. Первоначально полицейские носили кожаные цилиндры, замененные впоследствии черным цилиндром со стальным каркасом, не только защищавшим голову, но позволявшем использовать его во время дежурства для многочисленных надобностей: на него можно было встать, чтобы осмотреть местность поверх голов прохожих, или заглянуть через забор, или тайком от сержанта присесть, чтобы передохнуть.
В 1863 году цилиндр сменил шлем с прямыми полями и "петушиным гребнем", напоминавший каску римского легионера. Аналогичный шлем появился и у полиции Сити. С 1870 года, следуя возникшей после разгрома французской армии пруссаками общеевропейской моде на прусскую униформу, старый шлем в Столичной полиции стал заменяться новым шлемом по образцу германских армейских касок "пикельхауб", но без пики, а с навершием в виде черненой металлической розетки - сперва во внутренних, а затем и во внешних дивизионах. Сам шлем был более округлый и имел более милитаристский вид, снаружи пробковый каркас шлема был покрыт чехлом-шестиклинкой из фетра или плотного сукна-мельтона в цвет мундира, а изнутри - зеленым вощеным материалом вроде искусственной кожи.производился из пробки и обтягивался. Полиция Сити продолжала носить старый "гребенчатый" шлем.
Около 1875 г. прежняя кокарда в виде венка, обвивающего подвязку со словами "Столичная полиция" и номером офицера, была заменена новой, в форме брауншвейгской восьмиконечной звезды с короной наверху. Шедшая по кругу подвязка с надписью "Столичная полиция" осталась, в центре звезды обозначался номер владельца шлема и буква полицейского дивизиона, к которому тот принадлежал. Инспекторы носили на парадных шлемах такую же звезду, но без номера, а только с буквой дивизиона. Во время обычного дежурства им полагалось вместо шлема форменная кепи с высокой тульей. Полицейские Сити вместо брауншвейгской звезды носили на головных уборах черненый герб Лондонского Сити, на овальном щите в основании кокарды прикреплялись латунные цифры дивизионного номера, до 1910 года буквы дивизионов в Сити не использовались.
Каждый констебль и сержант имел масляный фонарь "бычий глаз" с линзой, при помощи которой можно было устанавливать ближний либо дальний свет, либо вовсе перекрывать его особой шторкой - о таких фонарях уже говорилось в главе об освещении. В мае 1840 года для полиции был изготовлен образцовый фонарь, в соответствии с которым в дальнейшем было налажено массовое производство, заказы на которое размещались у разных фирм. Полицейские фонари не гасились все дежурство и разогревались так сильно, что в ненастные холодные дни констебли использовали их как грелки и даже умудрялись кипятить на них чай. Фонари обжигали пальцы и пачкали масляными пятнами униформу. По утрам лица многих полицейских были покрыты сажей, которую трудно было смыть. Однако эти фонари оставались в ходу вплоть до 1920-х гг.
Металлические свистки в Столичной полиции появились в 1884 г., до этого полиция в Лондоне использовала трещотки. Они представляли собой деревянную ручку с вращающейся на ее оси дубовой рамкой. При раскручивании рамки одна или две металлические пластины, закрепленные одним концом на раме, задевали за собачку, издавая при этом громкий звук. Трещоткой можно было подать другим констеблям сигнал о помощи и даже напугать скопище социалистов, имитируя звук копыт скачущей на их разгон конной полиции. В 1883 г. опытным путем было выяснено, что звук свистка слышен на расстоянии вдвое большем, чем звук трещотки, и это решило ее судьбу. Производство свистков было поручено компании "Дж. Хадсон и Ко", с 10 февраля 1885 свистки были введены на дневных дежурствах, а с июня 1887 г. они полностью вытеснили трещотку и у ночных патрулей. В полиции Сити тоже отказались от трещотки, но окончательно это произошло на два года позже, чем у коллег из Столичной полиции.
Обязательными на дежурстве были наручники. Полицейские в рассказах о Шерлоке Холмсе называли наручники "дарби" (darbies или derbies) - так делал инспектор Лейстред в письме к Холмсу в рассказе "Картонная коробка" и официальный полицейский агент Питер Джоунс из Скотланд-Ярда в "Союзе рыжих". Название наручников "дарби" восходит, скорее всего, к популярному в 16 веке выражению "оковы отца Дарби (или Дерби)", означавшему жесткие обязательства должника перед кредитором или ростовщиком и происходившему, вероятно, от имени какого-нибудь известного в то время процентщика. Уже в следующем столетии "оковы Дарби" или просто "дарби" ("дерби") стали обзначать не только строгость и твердость кредитора по отношению к должникам, но и собственно настоящие оковы и кандалы.
Мирное время в жизни Ричарда Глочестера закончилось довольно быстро. Король Эдвард IV никогда не мог простить своего французского собрата Луи за то, что тот так умело выстроил интригу против дома Йорков, что Эдварду пришлось бежать из страны буквально в чем был. Поэтому Эдвард более чем охотно ухватился за прямолинейный намек герцога Бургундии повоевать с Луи за ту мизерную помощь, которую герцог в свое время оказал беглецам. В 1475 году он созвал обоих братьев и всех ноблей Англии собрать войска для похода на Францию.
Несомненно, Ричард Глочестер отозвался на этот призыв более, чем охотно – эта война вообще должна была стать высшим проявлением феодальной доблести с времен Генри V во славу дома Йорков – узурпаторами-то Ланкастеров объявили, конечно, но лилиями французской короны оставался увенчан только один король, и именно Генри V Ланкастер. С этим нужно было что-то делать.
читать дальшеСовершенно точно известно, сколько людей привел с собой Ричард – из списков о выплате жалования: «Paid to Richard Duke of Gloucester for the wages of 116 men at arms, including himself as duke, at 13s. 4d. per day, 601 l 13s 4d. ; six knights, at 2s. per diem each, 12s. ; and to each of the remainder of the said 116 men at arms, 12 d. per day, and 6d. per day as a reward, 743 l 18 s 6 d. ; and to 950 archers in his retinue, to each of them 6d. per day.”
Всего Эдвард собрал к июню 1475 года 15 000 конных лучников и 1 500 тяжеловооруженных всадников. С этими силами он и отправился требовать от короля Луи корону Франции. Чем закончился этот поход, известно очень хорошо: король Луи просто откупился. Он подкупил просто неправдоподобно большое количество англичан, начиная с геральда, посланного Эдвардом во Францию, чтобы официально потребовать у Луи его корону, и заканчивая самим королем. Цена, конечно, несколько отличалась. Геральд получил «an honourable reward of 300 crowns and a rich- piece of crimson velvet for himself, and a present of a stately horse, a wild boar, and a wolf for the king, graciously dismissed» (Sandford's GeneaL Hist, of England). Король – « the immediate payment of 75,000 crowns, and 50,000 crowns as an annual tribute : and to render more binding the treaty of peace between the two countries, it was ratified by an engagement entered into by the monarchs, that the Dauphin of France should espouse the Princess Royal of England,as soon as the parties were of age to fulfil this part of the contract» (Rymer).
Единственным, кто категорически отказался от денег, был Ричард Глочестер. "Only the Duke of Gloucester stood aloof, off on the other side, for honour frowned at the accord, and exprest much sorrow, as compassionating the glory of his nation blemished in it. He repeated his jealousy of the world's opinion, which necessarily must laugh at so chargeable a preparation to attempt nothing, and scorn either the wisdom or courage of the English, when they shall perceive them in so full numbers and so well armed to pass the sea, after a defiance sent and challenge to a crown, to return back without drawing a sword," – пишет биограф Эдварда IV Хабингтон.
Нельзя сказать, что от внимательных глаз Луи ускользнула эта оппозиция брата короля. Ведь Ричард даже не явился на празднество в связи с подписанием договора. Тем не менее, король Франции не терял надежды – ведь Ричард прекратил негодовать сразу же после того, как договор был подписан. Луи пригласил Ричарда в Амьен, где попытался одарить его дорогими лошадьми и вооружением, но и этот подарок Глочестер отверг, повторив, что хотя он считает себя обязанным следовать решениям брата, любые попытки денежной компенсации за этот абсурдный поход он расценивает, как бесчестье.
Трагикомедия французского похода продолжилась дома, в Англии. То, что лорды королевства были щедро одарены французским золотом, никак не компенсировало те огромные финансовые потери, которые понесла Англия при подготовке похода. И народ, радостно затягивая ремни в порыве романтического патриотизма, теперь откровенно роптал. В 1476 году Эдварду пришлось выпустить указ, что всё имущество короны, кому бы они ни было ранее подарено, возвращается к короне.
Герцог Кларенс был в бешенстве. Его отношения с Эдвардом оставались довольно натянутыми после демарша Кларенса в сторону Варвика. Эдвард простил, но не забыл, ведь ему в результате пришлось настолько туго, что он мог потерять не только корону, но и жизнь. Такое предательство вообще не забывается, а в случае с Кларенсом оно было подкреплено другим предательством, на этот раз Варвика, и довольно бесчестной попыткой завладеть всем наследством графа, низведя Анну до положения прислуги в своем доме. Не будучи ни дипломатом, ни человеком хотя бы умным, Кларенс не считал нужным сдерживать свое раздражение в присутствии короля: он практически перестал участвовать в работе совета, демонстративно отказывался есть и пить в доме брата, а то и вовсе покидал помещение, когда там появлялся король. Вскоре герцог и вовсе покинул Лондон, уединившись в женой в одном из своих замков.
Причина для этого у него была, конечно: Изабель была на последнем сроке беременности, и вскоре родила сына, Ричарда Кларенса. Роды оказались для нее фатальными. Разумеется, начались разговоры об отраве, и тут герцог повел себя – дико, как минимум. Мало того, что он за три часа обвинил, осудил и казнил горничную жены, обвинив ее в отравлении госпожи (что было совершенно незаконно, проще говоря, герцог совершил уголовное преступление, поступая так), но еще и стал открыто обвинять жену брата (королеву страны!) в том, что та извела Изабель колдовством. Терпение Эдварда трещало по всем швам, но он терпел.
Впрочем, безутешный вдовец очень скоро утешился, узнав о том, что герцог Бургундский погиб, оставив наследницей своих обширных владений малолетнюю дочь. Поскольку замужем за герцогом была сестра Кларенса, Глочестра и короля (Маргарет), Кларенс счел возможным немедленно приступить к переговорам с сестрой о своей женитьбе на наследнице. Надо сказать, что Маргарет и Джордж были очень привязаны друг к другу, и он вполне оправданно расчитывал получить в ее лице защитницу своих интересов.
Эдвард, тем не менее, вовсе не желал наделять своего ненадежного брата могуществом герцогов Бургундии, и браку воспротивился. Против брака Кларенса была и королева Лиз. Отчасти потому, что просто полностью отвечала взаимностью на ненависть к ней герцога, а отчасти и потому, что хотела пристроить к наследнице в мужья своего брата. Эдвард, впрочем, натянул нос обоим, устроив брак наследницы с Максимиллианом, сыном императора Австрии.
Камеры на Кингс-кросс, числом одиннадцать, были расположены в южном конце здания, к ним из комнаты регистрации вел хорошо освещенный коридор с зарешеченными окнами, которые давали достаточно воздуха для вентиляции. Все камеры, кроме одной, были одинакового размера: 2,7 на 1,8 м при высоте 2,7 м. Исключением была камера, которую использовали при слишком большом количестве претендентов на место в кутузке - она была 4,3 на 4 м и на 60 сантиметров выше, и вмещала несколько человек. Камеры имели беленые известью кирпичные стены и сводчатые потолки, цементный пол, двери с внутренней стороны были обшиты железными листами и имели закрывающийся проем для надзора и подачи пищи и воды. Окон в камерах не было, освещение осуществлялось из коридора через забранное толстым прокатным листовым стеклом окошко над дверью, в котором ночью зажигали газовую горелку с рефлектором.
Черная Мария "The Graphic", 1887
читать дальшеУ стены, противоположной двери, была установлена крепкая скамья шириной около 60 см, с холщовой подушкой, набитой соломой, и одеялом. Зимой в камерах подачей горячего воздуха в небольшие полости, устроенные под скамьей, поддерживалась температура 15,5°C, для контроля за ней в коридоре устанавливались термометры.
В каждой камере находился ватерклозет, смывное устройство которого располагалось снаружи в коридоре, а также электрический звонок, который при использовании не только подавал звуковой сигнал, но и показывал номер камеры на индикаторе в инспекторской.
Корреспондент "Виндзорского журнала" У. Дж. Уинтл, побывавший в 1897 году в одном из полицейских участков южного Лондона, описывал тамошнюю камеру как "высокую комнату приблизительно двенадцать футов на шесть футов, со стенами, облицованными белыми плитками, и цементным полом, хорошо нагретую трубами с горячей водой и освещенную большим зарешеченным окном днем, а ночью внутренним окном, снаружи которого горел газовый рожок. : Мебель состояла исключительно из массивной дубовой скамьи, поставленной по одной стороне и надраенной до безупречной чистоты, какой, конечно, была и вся камера. В двери имелся скользящий ставень, и была установлена электрическая кнопка, служившая для вызова надзирателя в случае надобности."
Две камеры были отведены для доставленных в участок пьяных или находившихся в недееспособном состоянии. Поскольку при падении со скамьи такие лица могли получить травмы, в этих камерах вместо голого цементного был сделан деревянный приподнятый пол, имевший уклон в сторону двери. В случае поступления в полицию бесчувственного человека вызывался для его осмотра дивизионный хирург, который выяснял причину такого состояния. Если оно проистекало от опьянения, то человека помещали в камеру, где он, периодически навещаемый приставленным констеблем, находился до момента, пока снова сможет управлять собой, после чего отпускался, давая обязательство явиться перед магистратом.
"Ночная смена' арестантов отправляется в суд "The Graphic", 1887
Постоянных обитателей в этих камерах не было, здесь не задерживались больше чем на ночь. Обычно никого, кто мог раздобыть залог и не обвинялся в совершении серьезных преступлений, в участке не оставляли. Тех же, кого отпустить было нельзя, утром отвозили в полицейские суды, при которых имелись свои камеры. Здесь арестованные дожидались решения магистратов и либо отпускались вовсе после наложения штрафа, либо в 4-5 часов вечера доставлялись из суда в дом предварительного заключения и исправительные дома (если приговор выносился в порядке упрощенного производства).
Та часть участка, которая использовалась как казарма для констеблей, называлась участковым домом (section house), хотя существовали и отдельные участковые дома, предназначенные только для проживания полицейских. Ежегодные доклады комиссара Столичной полиции показывали, что четыре пятых холостых констеблей проживали в участках или участковых домах, которых по Лондону насчитывалось порядка 160. Они были различных размеров и могли разместить от пяти-шести до шестидесяти человек.
В казарме Кингс-Кросской части проживало 80 констеблей. Обеспечение и снабжение этих домов производилось за счет казначейства полиции, но из жалования каждого из живущих вычиталось по 1 шиллингу в неделю. В стоимость проживания включалась кровать, сундук, пользование библиотекой, комнатами отдыха и необходимыми подсобными помещениями, а также - во всех новых участках - банными отделениями с горячей и холодной водой. В Кингс-Кросской полицейской части просторная кухня, общая столовая, банное отделение, комнаты для переодевания и обуви, комнаты-сушильни для одежды, чуланы для хранения неиспользуемой одежды и т.д. и т.п. располагались в цокольном этаже, на втором этаже находились квартиры двух женатых инспекторов (а во многих участках также какого-нибудь женатого констебля, бравшего на себя обязанности смотрителя), читальный зал и несколько спальных помещений, под казармы были отведены и два следующих этажа.
Питание за общим столом происходило раз в день, обязанности распорядителя общей трапезы - как правило это был обед, - брали на себя старшие офицеры, менявшие друг друга через месяц. Подписка на покупку продуктов стоила каждому констеблю в неделю около 6 шиллингов, продукты закупались гуртом, оттого были значительно дешевле. Поставщика провизии и повара констебли выбирали сами. Пищей в остальное время суток они обеспечивали себя уже сами, покупая все необходимое в буфете тут же в участке, причем никакого алкоголя в пределах казармы или участка не дозволялось.
В участковых домах еженедельно констеблям и сержантам, которые нуждались в этом, давались основы начального образования. Для этого нанимались учителя, оплачивавшиеся из Имперского фонда. Уроки давались до тех пор, пока полицейский не получал от учителя свидетельства, что он в состоянии читать, писать и знать первые два арифметических действия.
Позади Кингс-Кросской части находился обширный двор, где осматривались все кэбы, омнибусы и др. наемные экипажи для использования севернее Темзы перед выдачей лицензии. Здесь располагались также конюшня на несколько лошадей, предназначенных для полицейского фургона и кареты скорой помощи, использовавшейся для отправки в больницу членов Столичной полиции в случае обнаружения у них инфекционных болезней как в зданиях участков, так и в их собственных домах.
Во дворе также хранились носилки для переноса нуждающихся в больницы, участки и т.д., правда, к концу 1880-х носилки уже практически не использовались, вместо них полиция предпочитала ручные санитарные тележки которых в Кингс-Кросской части было две. В большинстве участков проверки экипажей перед лицензированием не производилось и дворы использовались для смотров личного состава, тренировок и опознаний. В Гайд-парке и в участках на окраинах Столичного полицейского округа во дворах находились также конюшни конной полиции
читать дальшеГарольд Салазар Джеймс Слизерин - Поттер
*** Когда ты достанешь, то о чем я говорил ранее принесешь мне это , так же по дороге захвати фейри она нужна для ритуала.
*** -Ну наконец-то Поттер, вы почтили нас своим почтением
*** Пес скинул морду и превратился в человека.
*** пошел за Нечтом
*** - Привет, что ты здесь делаешь?- осведомился тот, а Снейп обернулся к юноши лицеем.
*** На полу лежала убитая Миланда, в ее грудь был воткан нож в виде змеи.
*** Небрежно закинув ногу на ногу, в кресле развалился Малфой-младший, с бокалом вина в руке. Вино, как я заметил, было белое и мое.
*** - Драко, а ты откуда? - вдруг спросил меня Сид, уставившись на меня своими безумными лупетками.
*** он увидел свое отражение в широко распахнутых лунных затмениях.
*** Гарри охватило странное чувство, будто ноги его стоят в воде, а плечо, в которое судорожно вцепилась Эленве, - засунули в морозилку, да там и оставили.
*** я - одинокий вол, который желает уйти от всего, и ненавидит весь мир
*** .....Гермиона была безумна от Молфоя с 1 курса. Но сейчас она похорошела. Одевала в юбки.
*** ...Драко пришлось лечь рядом. Он обнял её крепкими руками . И те быстро уснули.
*** Так как семья Малфой до сих пор славилась своими аристократическими корнями, то очень часто устраивала балы.
*** Драко возбудился настолько, что мог почувствовать лужицу собственного пота во впадинке на спине
*** - .. Вы ведь Пожиратели смерти? Вы пришли, чтобы сделать зло: убить или похитить меня, устроить погром в доме или написать зловещие надписи на стенах…
*** - Их всех переловить, да в Азкабан на места для поцелуев!
*** Северус почти сразу же решил, что не будет особо напрягаться на службе зла.
*** Властью данной мне я снимаю с Грифиндора 50 очком
*** Так что молодой златогорец умудрился оказаться в непристойной для мужчины позиции – лежа навзничь.
*** Эту самую полянку вытоптали и украсили еще лесные звери
*** Он был весь мокрый, простыня пропиталась оптом.
*** Если бы он только знал Окклюменцию, он смог бы прочесть мысли Гермионы: он мог практически расслышать свист её мозга около себя.
*** Я слуга Тесного Лорда
*** - Я сильная девушка, - бывало говорила Гермиона
*** Он порывисто взъерошил волосы. А через секунду мы бросились друг другу в объятия прямо по осколкам термометра и ртутным шарикам… Так закончилась долгая и мучительная болезнь. И началась новая, от которой уже не хотелось лечиться…
*** Гермиона придушила стон
*** Драко лежал в углу комнаты, по лбу его катилась кровь.
*** У Снейпа появилась дочь. Для него это также неожиданно, как и для вас. А вот что он будет с ней делать, узнаете, прочитав фик. WARNING!!! инцест, AU
*** Она хотела, нет ей мыло нужно, чтобы он находился внутри ее, наполняя.
*** Он лежал в постели и горел.
*** ваш супруг, мистер Малфой, погиб во время взрыва в Азбакане, навещая своего отца.
*** Когда родной отец, в которого ты верил, как в самого Бога, отдает тебя на растерзание спятившему узкоглазому маньяку…
*** Название: Где вход, там и выход (слэш)
*** …Поттер вместе с командой оседлал метлу…
*** …На первых заданиях, где ты приказывал убивать маглов, я механически выполнял это, но потом я задался вопросом: ради чего я это делаю?...
*** От автора: Долго седя с вордом исправил моного ошибок.
*** девушка с волнистыми бедрами...
*** Ошарашенный Драко все еще неверующее смотрел на декана.
*** Его била дрожь, нет не от волнения, а от старости.
*** - Здравствуй, Гарри Поттер. – Заговорил конь. Поттер остолбенел, но взял в себя в руки и ответил: - Здрасти. А вы кто? - Моё имя Екустенэ. Я чёрный пегас, конь тьмы и ваш слуга. – При этих словах, конь склонил голову. Он говорил спокойно и отстранённо.
читать дальшеЧто такое анархизм? Анархизм не есть философия. Анархизм не существует вне социальных движений. И в то же время анархизм (анархо-коммунизм) - это возможность подлинной свободы - возможность управлять своей жизнью самостоятельно (в тех вопросах, которые касаются только тебя) и коллективно с другими людьми, вступая с ними в диалог. Анархизм – это полное преодоление зависимости от буржуев, чиновников, от законов, установленных этими буржуями и чиновниками. На практике такой подход означает управление обществом через систему собраний (в кварталах, на предприятиях) и подчиненных собраниям координационных советов. Эти собрания будут связаны в прочную федеративную структуру, ассоциацию, объединены общими проектами (хозяйственными, научными, культурными и т.д.).
Вне борьбы общих собраний за свои права, причем борьбы, выходящей за рамки частной собственности и буржуазного права, нет никакого анархизма. Разумеется, можно сидеть дома и рассуждать об анархизме, но это еще не анархизм. Вне борьбы, в ходе которой трудящиеся приобретают навыки солидарности и самоуправления, а параллельно подрывают систему господства и насилия - нет никакого анархизма. Вне борьбы за изменение всего общества – нет анархизма.
Борьба за изменение общества ведется обычно через социальные движения. Мы видим в современном мире, и, в частности, на просторах СНГ пока только робкие зачатки подобных движений. В прошлом, в конце 80х - начале 90х - это были экологические и рабочие инициативы. Сегодня - это рабочее забастовочное движение, движение жильцов против точечной застройки и некоторые другие. Следовательно, сегодня основная задача анархистов - непосредственное участие в подобных движениях, чтобы посредством агитации и живого примера воздействовать на трудящиеся массы.
Цели данного воздействия двояки. С одной стороны анархисты хотели бы видеть социальные движения в качестве общественных самоуправлений, то есть организаций, подконтрольных общим собраниям, независимых от партий, депутатов и СМИ (то есть от сил, связанных с капиталистической системой). С другой стороны, анархисты стремятся распространить среди активистов народных движений свою утопию – представление о гармоничном мире, основанном на самоуправлении низовых инициатив.
Но тут возникает несколько проблема.
Во-первых, анархисты могут быть услышаны только в том случае, если массы увидят, что анархистские методы работают. Вот когда массы в этом убедятся на практике, когда они увидят и ощутят силу прямого действия, тогда призывы анархистов к реконструкции мира перестанут быть пустым звуком. Это самая главная задача, и пока она не решена. Раз за разом рабочее движение и движение жильцов сталкиваются с реальностью, которая неумолимо свидетельствует: борьба в предписанных сверху рамках лишена смысла. Рабочие Форда бастовали в соответствии с действующим законодательством. Но это не помешало власти запретить все стачки на Форде и возбудить уголовное дело против лидера профсоюза. Жильцы неоднократно судились с застройщиками, открыто нарушавшими все мыслимые законы. Но суды не закрыли ни одну стройку. И, тем не менее, общество сковано страхом и пассивностью, а так же отсутствием солидарности; никак оно не может решиться на радикальные действия, а если кто на них и идет, то таких оказывается чрезвычайно мало.
Во-вторых, очень важно адекватное восприятие действительности. Например, среди некоторых левых политических активистов завелась в последнее время мода бороться за права животных, участвовать в совместных действиях с либеральным буржуазным движением геев и лесбиянок и т.п. Эта мода идет с Запада от некоторых автономных групп, состоящих из деток зажиточных представителей среднего класса либо из малоадекватных маргиналов. Однако, в современном мире подобные темы, мягко говоря, не пользуются популярностью. Подавляющему большинству людей они не интересны и вызывают недоуменные взгляды или смех – в отличие от борьбы против точечной застройки или борьбы за улучшение материального положения на производстве. Российский политолог Михаил Делягин справедливо замечает, что когда либералы или их левые союзники говорят о правах человека, они сосредотачивают свое внимание, прежде всего, на вопросах маргинальных, на вопросах не опасных для положения господствующего класса. Эти вопросы не затрагивают большинство людей и не опасны для власть имущих. Даже если власть разрешит вдруг браки геев, это не потребует никаких дополнительных расходов. Иное дело - положение и права большинства наемных работников, жильцов, пенсионеров, иное дело - медицина и образование… или точечная застройка, где крутятся миллиарды долларов, замешанная на чудовищной коррупции. Из истории мы знаем, что народ поднимался на великие революции ради свободы, хлеба и труда, но никогда из-за намеренья 1\10 части общества заняться нетрадиционным сексом. Конечно, анархисты уважают право любого человека устраивать личную жизнь в соответствии со своими вкусами. Со временем, вредные фобии и нездоровый интерес к чужой личной жизни будут изжиты в рамках содружества людей, неразрывно связанных совместной борьбой и трудом.
В-третьих, анархистам - участникам социальных движений, предстоит трудная борьба против старых привычек. Среди этих привычек - надежды на власть, традиция передоверять принятие решений лидерам. Не меньшую угрозу представляет бытовой национализм, вполне способный расколоть любое движение. Впрочем, здесь у анархистов есть одно важное преимущество. Анархисты выступают за единство борьбы всех трудящихся, вне зависимости от национальности. И, действительно, на практике легко показать, что раскол по национальному, половому или любому иному признаку подрывает совместную борьбу за социальные права. Например, если кому-то не нравится форма носа соседа, и он на этом основании отказывается вместе с соседом перекрывать дорогу, то он, таким образом, объективно, становится пособником врага.
Если анархисты хотят выйти из своего узкого мирка, из проклятого гетто, куда их загнала социальная пассивность и привычка подражать западным автономам, то им следует как можно быстрее избавиться от идиотских привычек, сосредоточив все свое внимание на наиболее острых вопросах современности.
читать дальшеВ ноябре 1888 года военный корреспондент иллюстрированной газеты "The Graphic", насмотревшись опытов профессора Балдуина по прыжкам с парашютом из корзины воздушного шара, решил пошутить и сделал предложение использовать парашюты в военном деле, изобразив его в виде карикатуры.
Успехов тебе, прекрасных песен, большой и счастливой любви! А так как культовый герой родился с тобой в один день, говорят, то вот тебе довольно необычный подарок, в котором и песня, и Снейп: