Do or die
Посланец герцога Бэкингема передал в Йорке Ричарду письмо, в котором подробно описывалось то, что происходило в Лондоне, то есть план Вудвиллов по отстранению от управления государством всех, кроме них самих. Таким образом, протекторат Ричарда на время несовершеннолетия племянника, в планы королевы и ее родичей не входил. Речь шла о самом настоящем переразделе власти, с которым Плантагенеты соглашаться не собирались.
читать дальшеЗдесь уместно заметить, что с предполагаемым завещанием короля Эдварда IV связано много неясностей. Полидор Виргил утверждает, что в завещании Эдвард четко передал протекторат своему брату, на основании чего тот и отправился немедленно из Йорка в Нортхемптон, чтобы перехватить конвой племянника по дороге. Два историка, Дьюкарелл и Ример, приводят совершенно разный список исполнителей воли короля, и оба ссылаются на совершенно конкретные документы. Сам текст завещания, кстати, никогда не был оглашен, и из событий, последовавших за смертью короля, ясно, что четверо назначенных им исполнителей его воли почему-то остались бездействовать (они не знали о своем назначении?). Халстед даже предполагает, что речь идет о разных завещаниях, составленных в разное время. Но вот что в них было, вцелом, не знает никто.
Возможно, в Йорке Ричард получил не только письмо от Бэкингема, но и завещание короля, потому что Кройдонские хроники содержат странный пассаж: "that, when the Duke of Gloucester reached Northampton, there came there, to do him reverence, Anthony Earl Rivers, the king's uncle, and Sir Richard Grey, the king's uterine brother, and others sent by the king his nephew, that they might submit all things to be done to his decision"
Вполне понятно, что принц Эдвард не мог послать своих дядю и сводного брата выразить послушание Ричарду Глочестеру, потому что не он ими повелевал, а они им. Сами же Риверс и Грей вовсе не были в тех отношениях с Плантагенетами, чтобы разбежаться добровольно с изъявлениями дружелюбия. Должна была быть какая-то причина, по которой они так поступили. Да и у Ричарда не было никаких причин встретить их "with a pleasant and joyful countenance, and sitting at supper, at table, to have passed the time in agreeable conversation,"
Не о чем им было вежливо болтать. Похоже, что обе партии действовали по чьим-то инструкциям, и этими инструкциями могло быть только завещание короля. Но это, конечно, спекуляции на тему.
Вечером к компании присоединился прибывший с тремя сотнями всадников сам герцог Бэкингем. К тому моменту, очевидно, в результате приятной беседы, Грей и Риверс были уже в таком состоянии, что на коней им было не взгромоздиться, и они остались ночевать у Глочестера в Нортхемптоне. Сам же Ричард практически до утра о чем-то разговаривал с Бэкингемом. Последний, несомненно, привез новые неприятные известия о том, что лорд Риверс, будучи Лордом Казначеем, запустил руки в фонды морского ведомства, чего он делать права не имел: Лордом Адмиралом был Ричард. Возможно, они рассуждали и о том, почему родичи, узнав о приближении Ричарда к Нортхемптону, спешно перевели принца в Стоуни Стратфорд, который был в 13 милях. Было ли это попыткой предотвратить встречу принца и его дяди?
Ричард действовал очень быстро. Когда наутро лорды продрали глаза, оказалось, что все улицы и выезды из города перекрыты. Выехать из Нортхемптона лорды смогли только в компании Ричарда и герцога Бэкингема. На окраине города они были арестованы людьми Бэкингема, а оба герцога помчались в Стоуни Стратфорд. Они еле-еле успели, и то благодаря тому, что люди Риверса и Грея несколько расслабились в отсутствии хозяина, и замешкались с выездом. Стало вполне ясно, что если бы Ричард со спокойной душой отпустил Риверса и Грея, а сам направился позже в Стоуни Стратфорд, он там племянника не застал бы.
Встречу дяди и племянника сердечной назвать было нельзя. Кройдонские хроники пишут: " The Duke of Gloucester, who was the chief of this faction, made no obeisance to the prince, by uncovering, bowing, or otherwise. He merely said that he would take heed for his safety, since he knew that those who were about him conspired against his honour and his life. This done, he caused proclamation to be made, that all the king's servants should forthwith withdraw themselves from the town, and not approach those places whereunto the king should remove, under pain of death. These things were done at Stoney Stratford the 31st April, 1483."
Так же описывает происшедшее и Руис. Но насколько можно доверять ему, объявившему себя вполне официально ненавистником «тирана»?
Странно вот что: вокруг принца находились 2 000 всадников, архиепископ Ворчестерский и другие не последние в королевстве люди. Даже если предположить, что Ричард Глочестер привел с собой всех 600 человек своего сопровождения, а Бэкингем 300 (что было не так, разумеется), все равно конвой принца был мощнее. Почему же люди, конвой возглавлявшие, покорно дали себя арестовать? Ни сопротивлений, ни даже возражений. Очень странно, если только у Ричарда Глочестера не было права действовать именно так, как он действовал. Томас Мор впоследствии добавил в свой рассказ о встрече дяди и племянника еще одну деталь: Ричард объявил Эдварду, что Риверс арестован за то, что переправлял средства из казны за море, на свой счет (это правда, действительно Лорд Казначей казну разворовывал – я уже писала об этом). Непонятно только, откуда Мор откопал эту деталь, в современных хрониках от этом нет ни слова. Разве что Мор писал по известному в его время факту?
Если подумать, то становится понятно, почему Ричард приблизился к своему племяннику, почти королю, без протокольных церемоний. Глочестер сначала взял контроль над ситуацией вцелом, и только потом стал объясняться с принцем. Скорее всего, именно в принятых выражениях. Что могло произойти, если бы Ричард поступил по-другому, формально? Как минимум, схватка между конвоем принца и герцогом, в которой принц мог погибнуть. Принца могли попытаться просто умыкнуть, задержав герцога схваткой. Глочестер в тот момент просто не мог знать, какие инструкции конвой принца получил от Риверса и Грея, он только знал, что что-то неладно, поэтому и действовал, как военный, а не как придворный.
Принца привезли в Нортхемптон, и Ричард с Бэкингемом снова углубились в осмысливание ситуации. День коронации Эдварда V был назначен на 4 мая, до которого оставалась пара дней, но не были назначены члены протектората, не были разосланы приглашения на коронацию, неясно было, кто из баронов на коронацию явится и с каким конвоем, кто принесет присягу новому королю и где, как будет организована коронация и обеспечен порядок в Лондоне в те дни, когда туда съедутся лорды и нобли всего королевства с конвоями – ведь они вовсе не были одной дружной семьей. Было совершенно неясно, кто будет руководить королевством в период между смертью одного короля и совершенолетием другого.
И здесь снова всплыли самые болезненные противоречия. Старая знать всегда ревниво следила за тем, кто именно окажется в непосредственной близости к несовершеннолетнему королю. Само управление государством было делом настолько сложным, что просто не могло быть доверено кому попало, и вестись как попало. Как минимум, должны были быть согласованы принципы внутренней и внешней политики. Ничего этого не было сделано.
И Ричард начал действовать, искренне считая себя единственным, кто на действие имеет право. Или он действительно имел для действий полномочия. Он разослал гонцов созвать лордов в столицу, он собрал на совет ведущих представителей знати королевства. Нельзя приуменьшить или сгладить ту весть, которая была послана: " that it neyther was reason, nor in any wise to be suffered, that the young king, their master and kinsman, should be in the hands and custody of his mother's kindred ; sequestered in manner from theyr companie and attendance; quod he, is neither honourable to hys majestic, nor unto us." – так цитирует Мор, и наверняка так оно и было. Речь шла именно о перехвате власти, о возвращении «правильного» порядка вещей, каким его видела старая знать.
Не подлежит сомнению и факт, что на следующий день Ричард под конвоем отправил Риверса, Томаса Вогана и Грея в Помфрет Кастл, а остальных значимых лиц из их сопровождения – в северные замки под стражу. Себя он сам назначил Лордом Хранителем принца, потому что «вышеупомянутые лорды воспользовались своим авторитетом бесчестно».
Надо еще обратить внимание и на самого принца Эдварда. Викторианцы часто описывают его маленьким ребенком, закутанным в просторные одежды, но ведь мы говорим о пятнадцатом веке. " A male at twelve years of age may take the oath of allegiance, at fourteen he is at discretion ; and if his discretion is actually proved, may make his testament of his personal estate."
И как бы спустя рукава ни готовили принца к его будущей роли, его к ней учили и готовили. Принцу шел тринадцатый год, но ребенком он уже не считался.
Да, над Генрихом VI его заботливый отец назначил протекторат до 16 лет, но это было явным исключением. И даже в его случае должность Лорда Хранителя была прекращена, когда принцу исполнилось 9 лет, и в 14 лет его просто обязали присутствовать на заседаниях регентского совета, чтобы он не отдалял себя от дел королевства. Ричард Второй был моложе принца Эдварда, когда он был коронован, и всего на неполных два года старше, когда практически самостоятельно справился с восстанием Тайлера.
У королей было очень короткое детство, так что описывать принца маленьким, растеряным и хнычущим мальчиком, как это делали Мор и Эббот, просто глупо. Руис в своих хрониках утверждает, что принц был силен в науках не по возрасту. Мор, со своей стороны, прибавляет к восхвалениям способностей принца фразу, что тот был слишком впечатлителен, и легко попадал под влияние. С чего он это взял? Очевидно, просто сама ситуация «несовершеннолетний король на троне» слишком сильно перекликалась у Мора и Эббота с Генрихом Шестым. Но ведь и у того был свой метод абстрагироваться от внешнего влияния, замыкаясь в себе наглухо.
О том, что у Вудвиллов были явные планы на полный перехват власти в королевстве, говорит то, с каким животным ужасом Элизабет, вдовствующия королева, приняла известие о том, что ее сын приближается к Лондону не в сопровождении ее брата, а Глочестера и Бэкингема. Спешно собрав детей и ценности, она бежит в Вестминстерское аббатство искать неприкосновенное убежище. Придворные начинают метаться, одни группируются вокруг королевы в Вестминстере, другие – вокруг Гастингса, а олдермены Лондона бегают между теми и другими, чтобы не пострадать при любом раскладе. Ну не странная ли реакция на прибытие любимого брата покойного короля? Нет, если место имел заговор против старой знати. Только в этом случае прибытие второго по значимости лица в королевстве могло вызвать панику, словно тот шел с карательной экспедицией, а не просто сопровождал родного племянника на коронацию.
Глочестер, Бэкингем и принц Эдвард, сопровождаемые принятым по протоколу эскортом, прибыли к Лондону 4 мая, к назначенному дню коронации. Все были в трауре по Эдварду IV, только принц одет в синий вельвет. У стен Лондона их встретили представители города, олдермены и 500 горожан, и так процессия вступила в Лондон. Ричард с непокрытой головой скакал впереди на пути к Сент-Полю, провозглашая " Behold your prince and sovereign"
Кратко говоря, все шло по протоколу.
Принца расположили с полагающейся пышностью во дворце епископа, и Ричард практически немедленно стал принимать от прибывающих лордов, духовенства, горожан, купцов присягу на верность новому королю. Руис пишет: " The laws were administered, money coined, and all things pertaining to the royal dignity were performed in the young king's name, he dwelling in the palace of the Bishop of London from his first coming to London."
Ситуация выглядела вполне управляемой, но главные вопросы оставались нерешенными, и Ричард, сам себя назначивший Протектором Королевства, созвал генеральный совет. Совет взял на себя управление делами королевства, собираясь во дворце епископа, потому что там жил принц, от которого ожидалось присутствие на заседаниях. Но тому такой распорядок дня не понравился, он чувствовал себя ограниченным в свободе, и было решено, что принц должен поселиться в другом месте. В этом есть что-то странное, бесспорно. Халстед не приводит других объяснений, кроме записи в бумагах совета, что "принц чувствовал себя несвободным". Странное время выбрал принц Эдвард для капризов.
Предлагались Вестминстерский дворец, аббатство Сент-Джон, а Бэкингем предложил Тауэр. Именно с этим предложением совет согласился.
Тауэр в то время, надо сказать, был королевской резиденцией, крепостью, замком. И, как каждый замок, имел тюремное отделение. Но тюрьмой он в пятнадцатом веке не был. Правда, комендант замка, маркиз Дорсет (который тоже там жил) отсутствовал: сын королевы Лиз сбежал к мамочке в аббатство, справедливо боясь быть призванным к ответу за многие некрасивые дела. В Тауэре жили и рождались члены королевской династии, там жил и дед, и отец принца. Более того, Тауэр считался именно тем местом, откуда король следовал на коронацию в Вестминстер. "It had for a long while been the custom of the king or queen to take up their residence at the Tower for a short time previous to their coronations, and thence they generally proceeded in state through the city, to he crowned at Westminster." (Хроники Бейли)
Перед коронацией надо было утрясти очень многое. Лорд Канцлер, например, узнав об аресте Риверса и Грея, собрал всех своих людей, вооружил их, и доставил большую печать королевства прямиком в руки королевы, чего не имел права делать. По поводу чего ему многое было сказано на совете, и ему пришлось эту печать забрать у королевы и доставить в палату, где собирался совет.
Очень интересно, какая паника и нестабильность воцарились в Лондоне между известием об аресте Риверса и прибытием принца в Лондон. Совет искренне опасался погромов в городе. Это само по себе говорит о том, что существовала глубокая линия разлома между теми, кто был за Вудвиллов, и теми, кто был за старую знать, начиная с лордов и ноблей, и заканчивая простыми горожанами. Ситуация действительно была, как на пороге гражданской войны. И Ричард Глочестер проявил свой знаменитый талант администратора и дипломата, действуя так, что за несколько дней эти грозовые тучи рассеялись, словно их и не было.
читать дальшеЗдесь уместно заметить, что с предполагаемым завещанием короля Эдварда IV связано много неясностей. Полидор Виргил утверждает, что в завещании Эдвард четко передал протекторат своему брату, на основании чего тот и отправился немедленно из Йорка в Нортхемптон, чтобы перехватить конвой племянника по дороге. Два историка, Дьюкарелл и Ример, приводят совершенно разный список исполнителей воли короля, и оба ссылаются на совершенно конкретные документы. Сам текст завещания, кстати, никогда не был оглашен, и из событий, последовавших за смертью короля, ясно, что четверо назначенных им исполнителей его воли почему-то остались бездействовать (они не знали о своем назначении?). Халстед даже предполагает, что речь идет о разных завещаниях, составленных в разное время. Но вот что в них было, вцелом, не знает никто.
Возможно, в Йорке Ричард получил не только письмо от Бэкингема, но и завещание короля, потому что Кройдонские хроники содержат странный пассаж: "that, when the Duke of Gloucester reached Northampton, there came there, to do him reverence, Anthony Earl Rivers, the king's uncle, and Sir Richard Grey, the king's uterine brother, and others sent by the king his nephew, that they might submit all things to be done to his decision"
Вполне понятно, что принц Эдвард не мог послать своих дядю и сводного брата выразить послушание Ричарду Глочестеру, потому что не он ими повелевал, а они им. Сами же Риверс и Грей вовсе не были в тех отношениях с Плантагенетами, чтобы разбежаться добровольно с изъявлениями дружелюбия. Должна была быть какая-то причина, по которой они так поступили. Да и у Ричарда не было никаких причин встретить их "with a pleasant and joyful countenance, and sitting at supper, at table, to have passed the time in agreeable conversation,"
Не о чем им было вежливо болтать. Похоже, что обе партии действовали по чьим-то инструкциям, и этими инструкциями могло быть только завещание короля. Но это, конечно, спекуляции на тему.
Вечером к компании присоединился прибывший с тремя сотнями всадников сам герцог Бэкингем. К тому моменту, очевидно, в результате приятной беседы, Грей и Риверс были уже в таком состоянии, что на коней им было не взгромоздиться, и они остались ночевать у Глочестера в Нортхемптоне. Сам же Ричард практически до утра о чем-то разговаривал с Бэкингемом. Последний, несомненно, привез новые неприятные известия о том, что лорд Риверс, будучи Лордом Казначеем, запустил руки в фонды морского ведомства, чего он делать права не имел: Лордом Адмиралом был Ричард. Возможно, они рассуждали и о том, почему родичи, узнав о приближении Ричарда к Нортхемптону, спешно перевели принца в Стоуни Стратфорд, который был в 13 милях. Было ли это попыткой предотвратить встречу принца и его дяди?
Ричард действовал очень быстро. Когда наутро лорды продрали глаза, оказалось, что все улицы и выезды из города перекрыты. Выехать из Нортхемптона лорды смогли только в компании Ричарда и герцога Бэкингема. На окраине города они были арестованы людьми Бэкингема, а оба герцога помчались в Стоуни Стратфорд. Они еле-еле успели, и то благодаря тому, что люди Риверса и Грея несколько расслабились в отсутствии хозяина, и замешкались с выездом. Стало вполне ясно, что если бы Ричард со спокойной душой отпустил Риверса и Грея, а сам направился позже в Стоуни Стратфорд, он там племянника не застал бы.
Встречу дяди и племянника сердечной назвать было нельзя. Кройдонские хроники пишут: " The Duke of Gloucester, who was the chief of this faction, made no obeisance to the prince, by uncovering, bowing, or otherwise. He merely said that he would take heed for his safety, since he knew that those who were about him conspired against his honour and his life. This done, he caused proclamation to be made, that all the king's servants should forthwith withdraw themselves from the town, and not approach those places whereunto the king should remove, under pain of death. These things were done at Stoney Stratford the 31st April, 1483."
Так же описывает происшедшее и Руис. Но насколько можно доверять ему, объявившему себя вполне официально ненавистником «тирана»?
Странно вот что: вокруг принца находились 2 000 всадников, архиепископ Ворчестерский и другие не последние в королевстве люди. Даже если предположить, что Ричард Глочестер привел с собой всех 600 человек своего сопровождения, а Бэкингем 300 (что было не так, разумеется), все равно конвой принца был мощнее. Почему же люди, конвой возглавлявшие, покорно дали себя арестовать? Ни сопротивлений, ни даже возражений. Очень странно, если только у Ричарда Глочестера не было права действовать именно так, как он действовал. Томас Мор впоследствии добавил в свой рассказ о встрече дяди и племянника еще одну деталь: Ричард объявил Эдварду, что Риверс арестован за то, что переправлял средства из казны за море, на свой счет (это правда, действительно Лорд Казначей казну разворовывал – я уже писала об этом). Непонятно только, откуда Мор откопал эту деталь, в современных хрониках от этом нет ни слова. Разве что Мор писал по известному в его время факту?
Если подумать, то становится понятно, почему Ричард приблизился к своему племяннику, почти королю, без протокольных церемоний. Глочестер сначала взял контроль над ситуацией вцелом, и только потом стал объясняться с принцем. Скорее всего, именно в принятых выражениях. Что могло произойти, если бы Ричард поступил по-другому, формально? Как минимум, схватка между конвоем принца и герцогом, в которой принц мог погибнуть. Принца могли попытаться просто умыкнуть, задержав герцога схваткой. Глочестер в тот момент просто не мог знать, какие инструкции конвой принца получил от Риверса и Грея, он только знал, что что-то неладно, поэтому и действовал, как военный, а не как придворный.
Принца привезли в Нортхемптон, и Ричард с Бэкингемом снова углубились в осмысливание ситуации. День коронации Эдварда V был назначен на 4 мая, до которого оставалась пара дней, но не были назначены члены протектората, не были разосланы приглашения на коронацию, неясно было, кто из баронов на коронацию явится и с каким конвоем, кто принесет присягу новому королю и где, как будет организована коронация и обеспечен порядок в Лондоне в те дни, когда туда съедутся лорды и нобли всего королевства с конвоями – ведь они вовсе не были одной дружной семьей. Было совершенно неясно, кто будет руководить королевством в период между смертью одного короля и совершенолетием другого.
И здесь снова всплыли самые болезненные противоречия. Старая знать всегда ревниво следила за тем, кто именно окажется в непосредственной близости к несовершеннолетнему королю. Само управление государством было делом настолько сложным, что просто не могло быть доверено кому попало, и вестись как попало. Как минимум, должны были быть согласованы принципы внутренней и внешней политики. Ничего этого не было сделано.
И Ричард начал действовать, искренне считая себя единственным, кто на действие имеет право. Или он действительно имел для действий полномочия. Он разослал гонцов созвать лордов в столицу, он собрал на совет ведущих представителей знати королевства. Нельзя приуменьшить или сгладить ту весть, которая была послана: " that it neyther was reason, nor in any wise to be suffered, that the young king, their master and kinsman, should be in the hands and custody of his mother's kindred ; sequestered in manner from theyr companie and attendance; quod he, is neither honourable to hys majestic, nor unto us." – так цитирует Мор, и наверняка так оно и было. Речь шла именно о перехвате власти, о возвращении «правильного» порядка вещей, каким его видела старая знать.
Не подлежит сомнению и факт, что на следующий день Ричард под конвоем отправил Риверса, Томаса Вогана и Грея в Помфрет Кастл, а остальных значимых лиц из их сопровождения – в северные замки под стражу. Себя он сам назначил Лордом Хранителем принца, потому что «вышеупомянутые лорды воспользовались своим авторитетом бесчестно».
Надо еще обратить внимание и на самого принца Эдварда. Викторианцы часто описывают его маленьким ребенком, закутанным в просторные одежды, но ведь мы говорим о пятнадцатом веке. " A male at twelve years of age may take the oath of allegiance, at fourteen he is at discretion ; and if his discretion is actually proved, may make his testament of his personal estate."
И как бы спустя рукава ни готовили принца к его будущей роли, его к ней учили и готовили. Принцу шел тринадцатый год, но ребенком он уже не считался.
Да, над Генрихом VI его заботливый отец назначил протекторат до 16 лет, но это было явным исключением. И даже в его случае должность Лорда Хранителя была прекращена, когда принцу исполнилось 9 лет, и в 14 лет его просто обязали присутствовать на заседаниях регентского совета, чтобы он не отдалял себя от дел королевства. Ричард Второй был моложе принца Эдварда, когда он был коронован, и всего на неполных два года старше, когда практически самостоятельно справился с восстанием Тайлера.
У королей было очень короткое детство, так что описывать принца маленьким, растеряным и хнычущим мальчиком, как это делали Мор и Эббот, просто глупо. Руис в своих хрониках утверждает, что принц был силен в науках не по возрасту. Мор, со своей стороны, прибавляет к восхвалениям способностей принца фразу, что тот был слишком впечатлителен, и легко попадал под влияние. С чего он это взял? Очевидно, просто сама ситуация «несовершеннолетний король на троне» слишком сильно перекликалась у Мора и Эббота с Генрихом Шестым. Но ведь и у того был свой метод абстрагироваться от внешнего влияния, замыкаясь в себе наглухо.
О том, что у Вудвиллов были явные планы на полный перехват власти в королевстве, говорит то, с каким животным ужасом Элизабет, вдовствующия королева, приняла известие о том, что ее сын приближается к Лондону не в сопровождении ее брата, а Глочестера и Бэкингема. Спешно собрав детей и ценности, она бежит в Вестминстерское аббатство искать неприкосновенное убежище. Придворные начинают метаться, одни группируются вокруг королевы в Вестминстере, другие – вокруг Гастингса, а олдермены Лондона бегают между теми и другими, чтобы не пострадать при любом раскладе. Ну не странная ли реакция на прибытие любимого брата покойного короля? Нет, если место имел заговор против старой знати. Только в этом случае прибытие второго по значимости лица в королевстве могло вызвать панику, словно тот шел с карательной экспедицией, а не просто сопровождал родного племянника на коронацию.
Глочестер, Бэкингем и принц Эдвард, сопровождаемые принятым по протоколу эскортом, прибыли к Лондону 4 мая, к назначенному дню коронации. Все были в трауре по Эдварду IV, только принц одет в синий вельвет. У стен Лондона их встретили представители города, олдермены и 500 горожан, и так процессия вступила в Лондон. Ричард с непокрытой головой скакал впереди на пути к Сент-Полю, провозглашая " Behold your prince and sovereign"
Кратко говоря, все шло по протоколу.
Принца расположили с полагающейся пышностью во дворце епископа, и Ричард практически немедленно стал принимать от прибывающих лордов, духовенства, горожан, купцов присягу на верность новому королю. Руис пишет: " The laws were administered, money coined, and all things pertaining to the royal dignity were performed in the young king's name, he dwelling in the palace of the Bishop of London from his first coming to London."
Ситуация выглядела вполне управляемой, но главные вопросы оставались нерешенными, и Ричард, сам себя назначивший Протектором Королевства, созвал генеральный совет. Совет взял на себя управление делами королевства, собираясь во дворце епископа, потому что там жил принц, от которого ожидалось присутствие на заседаниях. Но тому такой распорядок дня не понравился, он чувствовал себя ограниченным в свободе, и было решено, что принц должен поселиться в другом месте. В этом есть что-то странное, бесспорно. Халстед не приводит других объяснений, кроме записи в бумагах совета, что "принц чувствовал себя несвободным". Странное время выбрал принц Эдвард для капризов.
Предлагались Вестминстерский дворец, аббатство Сент-Джон, а Бэкингем предложил Тауэр. Именно с этим предложением совет согласился.
Тауэр в то время, надо сказать, был королевской резиденцией, крепостью, замком. И, как каждый замок, имел тюремное отделение. Но тюрьмой он в пятнадцатом веке не был. Правда, комендант замка, маркиз Дорсет (который тоже там жил) отсутствовал: сын королевы Лиз сбежал к мамочке в аббатство, справедливо боясь быть призванным к ответу за многие некрасивые дела. В Тауэре жили и рождались члены королевской династии, там жил и дед, и отец принца. Более того, Тауэр считался именно тем местом, откуда король следовал на коронацию в Вестминстер. "It had for a long while been the custom of the king or queen to take up their residence at the Tower for a short time previous to their coronations, and thence they generally proceeded in state through the city, to he crowned at Westminster." (Хроники Бейли)
Перед коронацией надо было утрясти очень многое. Лорд Канцлер, например, узнав об аресте Риверса и Грея, собрал всех своих людей, вооружил их, и доставил большую печать королевства прямиком в руки королевы, чего не имел права делать. По поводу чего ему многое было сказано на совете, и ему пришлось эту печать забрать у королевы и доставить в палату, где собирался совет.
Очень интересно, какая паника и нестабильность воцарились в Лондоне между известием об аресте Риверса и прибытием принца в Лондон. Совет искренне опасался погромов в городе. Это само по себе говорит о том, что существовала глубокая линия разлома между теми, кто был за Вудвиллов, и теми, кто был за старую знать, начиная с лордов и ноблей, и заканчивая простыми горожанами. Ситуация действительно была, как на пороге гражданской войны. И Ричард Глочестер проявил свой знаменитый талант администратора и дипломата, действуя так, что за несколько дней эти грозовые тучи рассеялись, словно их и не было.
@темы: Richard III