Густав Ваза - 1

Густав Ваза был личностью необыкновенной, словно прямиком из легенд. В дни своей молодости он был типичным авантюристом, только с той искоркой гениальности, которая приводит авантюристов на королевский трон. Он не был ни хорошим человек, ни плохим человеком, его личность под такие простые определения просто не подходит. Он сравнивал себя то с Давидом, то с Моисеем, он с удовольствием объегоривал в переговорах тех, кто верил, что может заставить этого короля делать то, чего он делать не хочет, он играл короной, он пережил невероятное даже для своего времени количество приключений, появляясь в горячих точках своего королевства под чужой личиной. Ни до, ни после него не было у Швеции такого короля.



Хотя отец и пытался отправить его учиться латыни и прочим премудростям, сбежал Густав из школы на войну при первой же возможности. Он прекрасно понимал ценность образования, это видно из того, насколько тщательно он выучил и вышколил своих детей. Просто самому ему было интереснее действовать. Он обладал удивительной харизмой, потрясающей смелостью, сметкой и хитринкой. Сбежав из Дании, он собирал в отдаленных от Стокгольма частях Швеции армию, еще не зная, что Стокгольм сдан, его отец казнен, а его мать и сестры увезены в Данию, где трое из них умрут – видимо, при очередной вспышке чумы.

Переодевшись в крестьянскую одежду, Густав пытался поднять против датчан крестьян в провинции Даларна, но даже его дар красноречия и харизма не могли их расшевелить. Крестьяне Швеции могли воевать за кого-то из личной привязанности, или в надежде на выигрыш, но в тот момент ситуация была полностью в руках датчан, и крестьянам было все равно, кто будет собирать с них налоги.



Ошибка короля Кристиана всё изменила. Ошибка понятная: хотя Кристиан и был королем Северного союза, хотя он и не был глупцом, о шведах он судил, как о датчанах. Но Швеция не знала, в отличие от Дании, крепостного права, и шведский крестьянин вовсе не собирался покорно принимать все, что придет в голову королю. Когда Кристиан объявил о серьезном увеличении налогов, когда он конфисковал в свою пользу земли казненных им дворян, крестьяне встали против. Густав, который мог оценить последствия укрепления датчан лучше, чем простые крестьяне, решил покинуть Даларну без особой спешки, пользуясь снегоступами. Он рассчитал правильно, вскоре его догнали даларнские лыжники, и попросили вернуться. Густав получил костяк для своей армии.

Второй ошибкой Кристиана было ограничение Ганзы в пользу Голландии. Почему – понятно, если вспомнить, кем были самые близкие Кристиану люди. Когда Густав Ваза успел договориться с ганзейцами, неясно. Очень похоже, что именно тогда, когда он прошлепал в снегоступах от Даларны до границы с Норвегией, где его посланцы даларнцев и нашли. Ганзейцы, в частности Любек, финансировали Густава огромной суммой в 120 000 любекских марок. В долг, понятно, потребовав еще и монополии на международную торговлю Швеции. Конечно же Густав согласился! Этот король решал проблемы по мере их возникновения.

В 1521 году повстанцы собрались в Вадстене, где Густав Эрикссон Ваза был объявлен регентом Швеции, то есть, без пяти минут королем. Густав согласился без особого воодушевления, надо сказать, или просто сделал вид, что ему такая должность практически навязана. В будущем ему это сильно пригодилось, а в 1521 году он решительно ничем не рисковал, если действительно хотел стать регентом. Благодаря тому, что датский король прошелся палаческим топором по шеям самых значительных ноблей королевства, альтернативы Густаву просто не было. Было двое сыновей Стуре-младшего, но они были пленниками в Дании, так что оказался Густав единственным живым, взрослым и оказавшимся под рукой членом рода Стуре.

Судя по тому, как один за другим сдавались повстанцам замки, занятые датчанами, в подчинении нового регента была не только крестьянская армия. На что-то же было потрачено любекское золото. И вот в 1523 году Густав, уже избранный риксдагом король, вошел в Стокгольм.

@темы: "шведы"

---

Частные детективы. Часть 4

Кроме «колонки страданий», деятельность Поллаки изредка находила отражение и в обычных газетных статьях, хотя повествовалось в них скорее о курьезных случаях из жизни Поллаки, чем о его серьезных делах. Так, в 1866 году к Поллаки по рекомендации австрийского консула обратился глава респектабельной венской фирмы консигнаторов, которая получила заказ от прусского торговца Августуса Венделя из Англии, утверждавшего о своем особом положении при дворе, на изготовление мужского кольца на мизинец из чистого австралийского золота, с большим изумрудом, но без каких-либо украшений, стоимостью не более 400 флоринов, и крест с бриллиантами, который надлежало изготовить в соответствии с приложенным к заказу рисунком, стоимостью не более 2000 флоринов.

Этот заказ следовало срочно отправить вместе с гарантийными обязательствами в офис Венделя на Каллум-стрит. В качестве аванса он прислал чек на 250 фунтов с требованием погасить за ним не менее 200 фунтов. Драгоценности были изготовлены, отправлены и благополучно доставлены на Каллум-стрит «достопочтенному Августусу Венделю», как велел именовать себя клиент. Вендель также собирался разместить заказ на 20 тысяч пар перчаток для британской армии, но в связи с ожидавшейся сменой военного министра временно приостановил его.

Фирма отправила чек в Англию, где он был представлен в банк, но в акцепте было отказано, и чек возвращен, так как выписавший чек не имел средств на своем счету. Глава фирмы желал возвратить свои деньги, но консул отговорил его обращаться в полицию, поскольку вопрос был только вопросом долговых обязательств, ведь Вендель не совершал никакого подлога.

Поллаки тотчас начал свое расследование, и вскоре установил, что Вендель снял шикарную квартиру на Джермин-стрит в районе Сент-Джеймс и заказал фортепьяно за 50 гиней у фабриканта с Мальборо-стрит. Домовладелица, не будучи прежде знакома с новым постояльцем, запросила с него аванс, и он дал ей чек на 4 фунта, выписанный на Объединенный банк Лондона, который также был возвращен с пометкой «Нет средств». Домохозяйка тотчас сообщила об этом фабриканту музыкальных инструментов, который не стал никуда отправлять заказ. Не получив фортепьяно, Вендель в расстройстве отправился в устричную лавку на Стрэнде, где отужинал, но когда с него потребовали оплату, выразил удивление тем, что они просят Иисуса Христа заплатить за то, что он съел и выпил. Закончилось все обращением владельца лавки в полицию и установлением совершенной невменяемости Венделя. Свихнувшийся пруссак был помещен в психиатрическую лечебницу в Фишертоне близ Солзбери, а на долю Поллаки осталось отвезти венского торговца к г-дам Малленам, солиситорам Общества банкиров, которые тотчас получили в суде лорд-мэра Сити приказ на арест драгоценностей, имевшихся у Венделя, что гарантировало их возврат владельцу, хотя и со значительными издержками.

В 1879 году английские газеты перепечатали сообщение венской «Neue Freie Presse» под заголовком «Фотография — лучший детектив». За некоторое время до того некоему англичанину по фамилии Грей, он же Мартин, удалось обмануть венского банкира Розенбаума, выудив из него внушительную сумму при помощи поддельных чеков Объединенного банка Лондона. Каким-то образом павшему жертвой мошенника банку удалось заполучить фотографию Грея, и она тотчас была передана имперскому комиссару Брейтенфельду, который со временем переслал ее Игнатиусу Поллаки как австрийскому подданному в Лондоне.

За две недели до публикации газеты Поллаки посчастливилось проезжать через Гамбург по пути в Вену, где он отправился в «Stadt Theatre» и во время антракта проводил свое время, как и положено профессионалу, в пристальном изучении публики. К своему великому удивлению среди театральной публики он приметил изящно одетого господина, который весьма напоминал фотографию мошенника из Вены. Поллаки действовал решительно и быстро, и вскоре Грей был арестован. Мошенник остановился в одной из лучших гостиниц Гамбурга и уже оплатил счета, чтобы рано утром отбыть в Лондон. В номере было найдено около 5 тысяч фунтов в звонкой монете (несложный подсчет показывает, что если это были золотые соверены, Грею нужно было таскать за собой 36,6 кг золотых монет), и по требованию австрийского правительства этот мошенник был отправлен в Вену, где предстал перед судом по обвинению в подлоге. Оказалось, что настоящая фамилия Грея была Фрейр, он был французом, возглавлявшим шайку мошенников, несколько лет действовавших в Одессе, Петербурге, Мюнхене и многих других местах, а англичанином он прикидывался, чтобы было легче подсунуть в банке поддельные чеки.

Поллаки не брезговал и делами, связанными с международной политикой. В июне 1861 года, за несколько лет до Гражданской войны в Америке, он был нанят североамериканским консулом в Бельгии Стэнфордом для слежки за конфедератами, закупавшими оружие в Европе (секретарь дипломатической миссии в Лондоне Бенджамин Моран отозвался о нем как о "немецком еврее..., который действует как частный детектив, и которого С[тэнфорд] имел глупость нанять"), а в 1870 году, после начала осады прусской армией Парижа, Поллаки наводил справки в отношении экспорта оружия во Францию и обнаружил, что вечером 6 сентября [напомню, что осада началась 7 сентября — С. Ч.] пароходом «Fanuie» из Саутгемптонских доков в Гавр были отправлены доставленные из Бирмингема 227 ящиков, содержавших 4540 винтовок Снайдера (с приложенным к каждой штыком); впрочем, на тот момент запрет на поставку оружия, которым и был, видимо, вызван интерес Поллаки, уже сняли.

Более пятидесяти лет Поллаки был лондонским корреспондентом «Международной полицейской газеты» — так он указывал в рекламных объявлениях, так утверждалось и в его некрологе, но мне, признаюсь, не удалось найти ее следов в газетных каталогах Французской национальной и Британской библиотек, а также Библиотеки Конгресса. Правда, искал я недостаточно настойчиво, возможно, это была какая-нибудь австрийская или германская газета.

6 марта 1882 года в «Таймс» появилось странное объявление: «Слух, что я мертв, неверен». Неизвестно, что стояло за этим объявлением, возможно, оно было связано с его сообщением от 6 января в любимой колонке в «Таймс» некоему «Сэру Т.»: «На нашей последней встрече было условлено, что вы пришлете мне свой адрес. Я еще не слышал его от вас.»

Надо полагать, именно это объявление насчет слуха о смерти привело к повторяющемуся в современных исследованиях утверждению, что Поллаки отошел от дел в 1882 году. Последняя его реклама появилась в «Таймс» 7 апреля 1882, в действительности он оставил свой бизнес на два года позже, хотя в газетах его деятельность больше никак не отражалась. В январе 1884 он дал объявление в «Таймс» о продаже своего дома, а в конце апреля трижды пропечатал там извещение о прекращении занятий сыском: «М-р Поллаки находит необходимым публично объявить, что он УДАЛИЛСЯ от ДЕЛ; что все записи и переписка с бывшими клиентами уничтожена; и что любой человек, заявляющий, что является его преемником, делает это обманным путем. 25 апреля 1884 года ». Именно 1884 год как год отхода Поллаки от дел называет и запись брайтонского переписчика в переписной ведомости 1901 года.

Продав дом в Паддингтон-Грин, Игнатиус Поллаки перебрался в Суссекс, в пригород Брайтона Престон, где прожил с женой до самой своей смерти в феврале 1918 года. Он был неплохим шахматистом, и его часто видели в публичной шахматной комнате во дворце Роял-Павильон, построенном Георгом IV в бытность его принцем-регентом.

В Суссексе он продолжал внимательно следить за положением с иммиграцией в Англию подданных других стран. Он предлагал Мелвиллу Макнотену план по введению континентальных линиях регистрации пребывающих на, который бы позволил вести учет иностранцем, не создавая особых неудобств респектабельным гражданам. В 1907 году, в связи с обсуждением «Закона об иностранцах», он написал в «Таймс» ряд писем, подписанных «Ritter von Pollaky», где яростно выступал за регистрацию иностранцев.

Эта тема была весьма болезненна для него, потому что самому ему было в свое время отказано в британском гражданстве из-за сомнительности его профессии, и не помогла даже ссылка на то, что его нанимал сам премьер-министр Пальмерстон. Австрийское гражданство не помешало ему, однако, принести присягу в качестве «специального констебля» X-дивизиона (что-то вроде народного дружинника) в 1867 году, когда власти, напуганные взрывом Клеркенуэллской тюрьмы, срочно формировали в Лондоне отряды самообороны против ирландских повстанцев. В конце жизни британское гражданство Поллаки все-таки дали, и 17 сентября 1914 года, спустя месяц после начала Первой мировой войны, среди прочих натурализованных иностранцев он был приведен к присяге.

svetozarchernov.livejournal.com/83128.html

@темы: Англия

---

Частные детективы. Часть 3

Будущий частный детектив Игнатц Полак родился в 1828 году в семье Йозефа Франца Полака, жителя городка Прессбург (совр. Братислава) на границе Венгрии и Австрии. По какой причине он оказался в Лондоне — неизвестно, его современные потомки полагают, что он бежал в Лондон от нищеты в 1850 году. Во всяком случае, в 1850 году он уже был в Англии, где превратился в Игнатиуса Пола Поллаки и начал принимать участие в частных расследованиях, а в 1852 году возглавил иностранный отдел в сыскном бюро Филда.

Игнатиус Поллаки
Карикатура из "Лондонского Фигаро" от 28 января 1874 года

В отличие от Шерлока Холмса, Игнатиус не имел никаких предубеждений против брака и в 1856 году женился на младшей дочери доктора Эрасмуса Девоналда с Хоули-плейс (Майда-Хилл) Джулии Сьюзанне, но в начале октября 1859 года она умерла после продолжительной болезни. Поллаки недолго был вдовцом. Уже в июне 1861 года он женился на единственной дочери квартирной хозяйки дома, где он снимал меблированные комнаты, Мери Энн Хьюз. От этого брака у него родилось шесть детей (двое сыновей и четверо дочерей), из них один сын умер еще в младенчестве, а старшая дочь Полайн – в возрасте семи лет. Поллаки с женой пришлось пережить и смерть старшего сына Френсиса — он скончался в госпитале в Кейптауне в 1899 году в возрасте 34 лет. Интересно, что сын Френсиса, тоже Френсис, доктор медицины и специалист по пищевой гигиене, не пожелал носить фамилию Поллаки и в 1939 году сменил ее на пошловатую, зато английскую фамилию Гамильтон.

Женившись во второй раз, Игнатиус решил открыть собственное дело и основал в том же 1861 году «Частное континентальное сыскное бюро», о чем поместил объявление в газетах. Как было сказано в объявлении, Поллаки «открывает вышеупомянутое учреждение с целью защиты интересов британской публики в ее общественных, юридических и коммерческих отношениях с иностранцами».

Новое агентство развило активную деятельность. Уже на следующий год Поллаки был нанят Лондонским обществом защиты молодых женщин для расследования подозрений в отношении некоего Ф. Робертсона, который давал в газеты объявления с предложением об устройстве молодых девиц в богатые французские семьи в качестве гувернанток. Поллаки удалось выяснить, что Робертсону (в действительности оказавшемуся французом, а не англичанином) удалось заманить около 20 юных дам на континент, где они оказались в борделях.

Он часто давал рекламу в разделе частных объявлений «Таймс», предлагая помощь в «выборных, бракоразводных делах и делах о клевете» или «осторожные расследования в Англии или заграницей» и сопровождая ее девизом «Audi, Vedi, Tace» («Слушай, смотри, молчи»). С 1865 года он также часто помещал связанные со своими расследованиями сообщения в «Колонке страданий» (Agony column), где обычно давали объявления о розыске исчезнувших родных, вещей, просьбы о помощи и просто личные объявления.

При той скудной информации, которую мы имеем о Игнатиусе Поллаки (впрочем, как и о частных детективах викторианской эпохи вообще), эти объявления представляют значительный интерес. Их можно условно разделить на две группы: объявления, отмечавшие начало какого-либо расследования, главным образом поиска пропавшего человека (а в некоторых случаях и извещения об удачном его окончании), либо дающие возможность представить суть дела, которым Поллаки занимался, и объявления, таинственный смысл которых будит воображение, но не дает при этом реальной зацепки к тому. что же действительно стояло за газетным объявлением.

«Таинственное исчезновение юной немецкой протестантской леди, Хелен Вальтер, которая покинула гостиницу Кролла, Америка-сквер, Майнорис, 15 марта, и с тех пор о ней ничего не слышали, — объявлял Поллаки в «Таймс» весной 1881 года. — Приметы: 22 года, очень светлые волосы, свежий цвет лица, черные маленькие глаза, толстые губы, курносый нос. Она небольшого роста, и с очень маленькими руками; одета, вероятно, в оливковое платье, отделанное бархатом. Багаж: маленький ручной чемодан, покрытый парусиновым чехлом. У нее были золотые часы, но не было денег. Помещение данного сообщения ставит целью не контролировать ее действия, но ослабить беспокойство ее родителей и дать им возможность (если в том возникнет необходимость) помочь в ее нынешнем несчастном положении. У нее были имена и адреса некоторых известных лондонских священников, к которым она, возможно, обращалась с целью получения места. Информация о ее теперешнем местоположении будет с радостью принята и вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

«ТАЙНО ОСТАВИЛИ свои ДОМА в Стаффордшире, 8-го с.м., ЛЕДИ (незамужняя) и ДЖЕНТЛЬМЕН (женатый), в компании с мальчиком семи лет, не их ребенком, с намерением отплыть в Америку, имея, однако, свой багаж помеченным бирками в Капскую провинцию. — извещает он в сентябре того же года. — Приметы джентльмена: 33 года, 5 ф. 8-9 дюймов, темный цвет лица, черные волосы, немного вьющиеся на лбу, узкое лицо, чисто выбрит, нос особо хорошей формы. ИНФОРМАЦИЯ об их нынешнем местонахождении будет вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

Легко представить себе, особенно начитавшись Вудхауза, чем могло быть вызвано объявление с предложением значительного вознаграждения в начале 1878 года:

«ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В ТЫСЯЧУ ФУНТОВ (никакой дальнейшей суммы предложено не будет): за ИНФОРМАЦИЮ (в течении 15 дней), которая приведет к ИДЕНТИФИКАЦИИ ЛИЧНОСТЕЙ тех, кто участвовал в ПОЛУНОЧНОМ ПРИКЛЮЧЕНИИ в ДОМЕ МЕРРИФИЛДСКОГО СВЯЩЕННИКА, Торпойнт, 9-го января сего года.»

А вот пара летних объявлений того же года, с разницей в один месяц открывающих и закрывающих дело (причем последнее написано явно с учетом печального опыта по предложению вознаграждения без извещения в последующем о том, что оно более не действует):

«ТАИНСТВЕННО ИСЧЕЗЛА из Парижа, 17 июня, знатная МОЛОДАЯ ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ, 18 лет, белокурая и невысокая, сопровождавшаяся маленькой девочкой (ее дочерью), одного года, и своей горничной. ИНФОРМАЦИЯ о ее местонахождении будет щедро ВОЗНАГРАЖДЕНА м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13».

«Знатная ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ и т.д. — Поскольку леди была обнаружена, НАГРАДА, обещанная в «Таймс» за информацию о ее местонахождении, настоящим ОТМЕНЯЕТСЯ. — ПОЛЛАКИ.»

Некоторые из объявлений загадочны и напоминают о переписке, которую вел Холмс через этот газетный раздел с Гуго Оберштейном в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона». Например:

«МАРКИЗА. — НАШЕЛ и хорошо снабдил средствами к существованию. 11 окт. 1867, Поллаки».
«Маркиза, имейте терпение; в 10 минут после полуночи.— ПОЛЛАКИ».

Или такое, в апреле 1870-го года:

«Бенедиктинскому монаху. Коадъютор требует вашего присутствия в замке вечером 1 мая в 11 пополудни ровно. — ПОЛЛАКИ».

А вот зачем, скажем, Поллаки понадобилось через газету искать контакта с председателем Мальтузианского общества, ратовавшего за контроль рождаемости? Между тем в 1879 году он давал такое объявление:

«МАЛЬТУЗИАНЦЫ. — Председатель премного обяжет, если свяжется с м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»

Отсюда: svetozarchernov.livejournal.com/83128.html

@темы: Англия

---

Хвалебное о Википедии - в кои-то годы...

Разбираясь с семейством Ваза, наткнулась на интересный парадокс: единственным добросовестно систематизированным источником оказалась именно англоязычная Википедия, где даже сумели хоть пару строк собрать практически о каждом члене семьи. Некоторые из этих строк на довольно варварском английском, но это лучше, чем ничего.

А с другими источниками совсем беда. Была я вчера в библиотеке. О Сигизмунде там никогда не слышали, но имя Густав Ваза показалось знакомым. В результате поиска, получила аж две книжки, "Короли, цари и президенты Финляндии" и "История Швеции" Германа Линдквиста. Понятно, что в первой обо всем с точки зрения Финляндии, это ожидаемо. Хотя не знаю, почему надо гордиться тем, что когда король Густав говорил с народом в церкви Лохьи, подпившие крестьяне вели себя шумно. Впрочем, ценная деталь для понимания духа времени и отношений народа и короля. Да и для понимания характера и личности самого короля.

Но вот Линдквист... Ладно уж то, что он не может писать по сабжу, не удаляясь от него сильно в окрестности уже на пятой строке. Но создается такое впечатление, что пишет он о своих смертельных врагах, причем особенно его заносит в негатив на моментах перехода от католицизма к протестантизму. И то, что за этим переходом стояла не вера сама по себе, а политика, только подливает масла в огонь его негодования.

Честно говоря, если читатель попытается составить свое первое впечатление о королях Швеции по книге Линдквиста, он точно решит, что это была банда полубезумных тиранов, которые ничего хорошего не сделали. Такой пламенный республиканец, что даже неловко становится

В общем, хвала Вики. Да, там надо немного сверять статьи между собой, и немного сверяться с другими известными данными, но в статьях о династии Ваза там дан хороший костяк, вокруг которого можно уже работать с деталями. Молодцы, это было явно нелегко.

@темы: "шведы"

---

Состояние шведских дел до Густава Вазы

Король Густав Ваза был от рождения просто Густавом Эрикссоном. Хотя Вики и утверждает, что он принадлежал к «могущественному аристократическому роду», это утверждение верно ровно наполовину.

Его отца звали Эрик Йоханссон, и да, он уже был одним из вассалов клана Стуре, известным своим взрывным характером, который упорно передастся потом из поколения в поколение его потомкам. Но вот отцом Эрика был некий Йохан Кристиерссон, и в финских источниках 19 – начала 20 вв. можно часто встретить утверждение, что отец Йохана был просто зажиточным крестьянином (сквайром) – и о крестьянских корнях великого короля (а Густав Ваза был великим королем) говорится с большой гордостью. Женился Йохан действительно на дворянке, девице из рода Стуре, по имени Биргитта.

Справки говорят, что эта Биргитта была сестрой Стена Стуре - старшего, и это правда, потому что Биргитта было родовым именем Стуре, а вот имя Кристиер больше в роду Ваза не встречается. Что ж, времена и в самом деле были своеобразные: гордая шведская аристократия была признана аристократией только в 1397 году, во времена образования датской королевой Маргаретой Северного союза.



Знать в Швеции к тому времени, конечно, уже существовала, хоть и была организована по-другому, чем в Европе. В частности, по закону 1280 года (эдикт Альсно) дворянином мог стать абсолютно любой швед, который мог поставить короне одного кавалериста (по другим источникам – троих). Это было не очень дешево, потому что «поставить» означало и содержать, но такая система поддерживалась и социальным повышением, и налоговой политикой. Очевидно, родичи Биргитты смогли таким способом произвести в дворяне крестьянского сына, вот и получился из Эрика, сына Йохана и Биргитты, уже урожденный дворянин. Этим приемом в Швеции пользовались и позже. Как минимум, сын Густава Вазы, Эрик, прежде чем жениться на своей Карен, произвел и ее, и ее родичей в дворяне именно так.

О шведских королях писал еще Тацит, но в его времена королевская должность в Швеции была административной. Настоящая сила была у варлордов и жрецов храма Уппсалы. В центре тройного трона сидел Тор, а по бокам - Водан и Фрейр. Сохранилось много рунических камней в память воинам, но только три из них говорят о королях.

Тор

Водан

Фрейр

Христианство начало проникать в Швецию только в 11-м веке, принеся с собой некоторое усиление королевской власти, но еще долго шведы избирали своих королей на священных камнях Мура, в Мурастене. Последним избранным там королем был Кристиан I в 1457 году! Но вот в 1515 камни были разрушены, в ходе войны против датчан. После избрания король должен был объехать все провинции своей страны, чтобы познакомиться самому с тем, как живут его подданные. Надо сказать, что эта традиция продержалась аж до 1604 года. Карл IX хоть и был уже династическим королем, а не избранным, счел нужным сделать полный объезд провинций по древнему закону – это было вполне в его характере.

К моменту появления на сцене Эрика Вазы, ситуация в Швеции была следующей:

Йоханнес Датский в 1483 году должен был быть избран королем Дании, Норвегии и Швеции. Только вот шведская избирательная делегация на выборы не прибыла. Все сделали вид, что ничего не случилось, и что шведы, несомненно, одобрят со временем избранного им норвежцами и датчанами короля, так что Йоханнес был избран. Но вот Швеция одобрить его своим королем не спешила. Там сидел регентом Стен Стуре – старший, ведущий род от короля Сверкера, и другого короля шведам было не нужно.



Только через 10 лет король придумал, как ему приструнить шведов. Он договорился с Иваном III, и русские войска начали вторжение в Швецию через Финляндию. Безуспешно, потому что Стуре это вторжение остановил.



Свалили этого регента внутриродственные распри. Стен Стуре был в контрах со своим родственником Сванте Нильссоном. А поскольку война требует централизованного управления и денег, скоро Стуре восстановил против себя и членов совета. В результате, Стен Стуре остался только с крестьянским ополчением, и был разбит профи короля Йоханнеса. В июле датчане, таким образом, завоевали Швецию. Осенью Стуре с королем помирился, и тот дал ему самый возможно высокий пост.

Несомненно, Эрик Йоханссон Ваза, родившийся в 1470 году, принимал в этих событиях самое деятельное участие. В 1501 году Стуре, рассчитав, что Йоханнес Датский крепко завяз в Германии, снова объявил себя регентом Швеции. Действительно, Йоханнес не смог больше подавить шведов силой, но те снова почти уничтожили себя внутренними распрями. И снова с теми же действующими лицами. В 1503 году старший Стуре умер, и Сванте Нильссон стал, наконец, регентом. Но он не был в одной весовой категории со Стуре, и максимум, чего он смог добиться с датчаними, был компромисс. Йоханнес Датский был признан королем Швеции, но без права въезда в страну и ее столицу.

Преемника Йоханнеса, Кристиана II, шведы тоже отказались признать своим королем. К тому времени старый Сванте уже умер. Кристиан был своеобразным монархом. Он укреплял свое королевство через укрепление буржуазии, в любовницах у него была незаконнорожденная голландка Дивеке Сигбритсдаттер, а ее безродная матушка Сигбрит практически занимала в королевстве пост министра финансов – она была просто прирожденным администратором и финансистом.



Кристиан и завоевал Швецию во второй раз. И снова не без внутренней помощи: в Швеции была про-датская партия, и делегация шведов, отказавшаяся признать Кристиана своим королем, знала, что впереди у Швеции гражданская война. К тому моменту регентом в Швеции сидел Стен Стуре Младший, а про-датскую партию возглавлял архиепископ Уппсалы с милым именем Густав Тролле.

Победа не далась Кристиану легко. Похоже, что и младший Стуре был в контрах с частью местного дворянства, потому что Тролле он разбил и выгнал в Данию при помощи крестьянской армии. Второй раз Кристиан сошелся со Стуре в 1519 году, и снова был разбит. На следующий год он пришел в Швецию с наемниками из Франции, Германии и Шотландии. Стуре был смертельно ранен, но его вдова, Кристина Гулленстьерна, отстояла Стокгольм, что подняло крестьян по всей стране. Даже для армии профессиональных наемников крестьянская армии под предводительством женщины оказалась твердым орешком. Шведов разбили только через 4 месяца после смерти Стена Стуре-младшего. Но Кристина продолжала удерживать Стокгольм! И удерживала, пока не получила исключительно полную и абсолютную амнистию.



В ноябре Кристиан принял вассальную клятву от шведского дворянства, и был коронован епископом Тролле. Сознавая, очевидно, что коронация без избрания недорого стоит в глазах шведов, он прибегнул к террору. Поздним вечером, в день своей коронации, он произвел массовые аресты. Кого арестовывать, указал епископ Тролле, заранее составив лист. За ночь и последующий день непрерывных казней были убиты 82 человека, от епископов-патриотов до простых горожан. Кристиан даже приказал вырыть тело Стена Стуре и его сына, умершего в детстве, и публично сжечь трупы. Кристина Гулленстьерна, ее двое сыновей и прочие вдовы казненных были увезены в Данию, в плен. Причем, Кристину хотели казнить, но побоялись. К смерти приговорили ее мать, Сигрид, но та откупилась. Такова была цена королевской амнистии: король ее дал, король и отменил. Среди сложивших головы на площади Стокгольма был и Эрик Ваза.

Кристина жила в плену, пока сами датчане не сместили короля Кристиана. Тогда она вернулась в Швецию. Датский адмирал сделал ей предложение до ее отъезда, но она ему отказала. В Швеции она еще раз вышла замуж, и умерла в 1559 году, в возрасте 65 лет.

Густав Эрикссон Ваза попал в плен к датчанам еще в 1519 году, так что под волну террора он не попал. Но он был в 1520 году уже снова в Швеции, бежав из Дании. Добравшись морем до Кальмара, он без особого успеха пытался собрать армию, с которой мог бы воевать с датчанами. Так начался путь этого короля, который в тот момент и не думал о короне.

@темы: "шведы"

---

@темы: "зверята"

---

Анна-Мария и София Ваза

Были у короля Густава Вазы еще две дочки, Анна-Мария и София. Вот о них вообще известно чрезвычайно мало, хотя жизнь у них была довольно интересная. Попробую кратко описать все, что нашла в сети.

Наверное, дело в том, что мало кто сейчас может разобраться в том суповом наборе крошечных немецких графств, которых было хоть пруд пруди на территории Великой Римской Империи. А роднились с этими графчиками шведы по двум причинам. Во-первых, вера. Пока старая Европа гоняла протестантов и кальвинистов, набирающая силы Швеция лучших из них принимала.

Я уже говорила, что у шведов отношение к религии было своеобразным, а у семейства Ваза еще более своеобразным. Религию эта семья воспринимала только как политическое оружие, ну и факт, что практически все учителя и врачи того времени имели духовное образование. Кальвинистам шведский, довольно либеральный, протестантизм не нравился, но большого выбора у них не было, так что адаптировались.

Во-вторых, Германия учень удобно располагалась за спиной Дании, с которой Швеция в тот период систематически воевала. В третьих, именно эти крошечные княжества поставляли миру армии наемников. Наемников повсюду ненавидели, держать их в каких-то рамках было трудно, но они были лучшей альтернативой, чем свои мужики от сохи. Вот и выдавали шведских принцесс замуж в неметчину.

Анну-Марию, которая родилась в 1549 году, выдали замуж за пфальцграфа Вельденцского, Георга Иоганна, в конце 1562 года. Жених был на 2 года старше невесты. Брак был довольно счастливым, и за 30 лет пара нажила 11 детей, трое из которых умерли в младенчестве. Пфальцграф пытался запустить гигинтский проект, выстроив целый отдельный город Пфальцбург для протестантских беженцев из Франции, но проект оказался слишком дорогим, и город был потом продан Франции.

Известно, что Анна-Мария пыталась, по мере сил, притормаживать особо экстравагантные прожекты своего супруга, но не очень-то в этом преуспела, потому что тот после смерти оставил за собой долги на 300 000 флоринов, которые вдове пришлось выплачивать по мере сил. Дети, очевидно, пошли в папочку, потому что Анне-Марии пришлось каким-то образом сдерживать их от войны за наследство, которое заключалось в территориях. В конце концов, она просто разделила графство между сыновьями, оставшись сама регентом оспариваемых территорий.

Очевидно, в 1598 году соглашение между братьями было достигнуто, потому что Анна-Мария удалилась от дел, каждый из братьев получил свою долю от спорных территорий, и больше ничего о них история не знает. Нет упоминаний в истории и о том, чем занималась Анна-Мария поледние 12 лет своей жизни (она умерда в 1610).

Есть о ней еще одно упоминание, которое кажется на первый взгляд чисто бабским, но которое имело для Европы далеко идущие последствия: Анна-Мария сосватала своему брату Карлу свою новую родственницу по мужу, пфальцграфиню Симмернскую Марию. Девушке было 18 лет, она была красива, умна, кротка, но по-своему тверда и решительна. Идеальная пара для самого грубоватого из братьев Ваза, Карла. Поскольку Мария была единственной наследницей, шведы стали полноправными правителями одного из германских графств. И еще от этого брака осталась выжившая дочь, Катарина, которая стала прародительницей всех последующих королей Швеции из династии Ваза (за исключением троих, один из которых был приемышем, а двое других стали королями через браки).

О Софии Шведской известно совсем мало. Почему она была выдана чуть ли не тайно, в весьма приватной церемонии, замуж за известного алкоголика и бретера Магнуса Сакс-Лауэнбургского? Тот находился в состоянии перманентного конфликта со своим братом, и было вполне очевидно, что ничего, кроме обузы, Швеция от такого брака не приобретает.

В том же году шведский король Эрик женился на своей королеве-простолюдинке, уже пережив кровавую баню в Уппсале. Пытался ли он обеспечить себе личных друзей среди германских ноблей, или для брака были другие причины?

Дело в том, что среди четверых братьев Ваза у двоих была нестабильная психика. Судя по тому, что отчебучивала София, оставшись самостоятельной хозяйкой в замке, подаренном братом, она тоже было более, чем нестабильна. Например, в своем хозяйстве она сменила 21 дворецкого и 23 управляющих. Очень похоже, что София, как и Эрик, страдала параноидальным расстройством, только более острым.

Что касается самого брака, то есть запись немецкого хрониста, что с женой Магнус вел себя откровенно по-хамски, то есть, был самим собой, не делая для жены исключения. Ему пришлось искать в Швеции приюта после того, как он проиграил в своей войне брату, и король Йохан счел за благо расторгнуть брак сестры через 10 лет после свадьбы. Впрочем, сам Магнус умер только через четверть века, но София его, все-таки, пережила. Она прожила большую часть жизни, за исключением 10 лет, под покровительством братьев, и умерла в возрасте 64-х лет, в 1611 году.

У Софии от брака остался сын, который стал губернатором Кальмара. Он был женат с 1594 года на Анне Кнутсдоттер Лилли, и у них был сын Магнус Густавссон Рутенкранц. Почему он умер, сказать не могу, потому что об этом есть только пара строк на шведском, которого я не знаю.

@темы: "шведы"

---

Принцесса Катарина Ваза

Старшая дочь Густава Вазы, Катарина, была очень похожа на своего отца, и не только внешне. Она тоже была дамой властной, умной, и авторитарной. Густав лично занимался вопросом ее брака, и выбрал в качестве подходящего государства для своей доченьки Восточную Фризию. Во-первых, Восточная Фризия была поставщиком прекрасно квалифицированных ремесленников для Швеции, а у Густава чувство национальнальной гордости не мешало ему отчетливо видеть, как еще убога его столица. Ремесленники Швеции были нужны.



Во-вторых, Эмден, порт в Восточной Фризии, успешно конкурировал с самим Любеком, а товары Швеции тоже были нужны. И не только соль, хотя без соли шведам приходилось очень туго во времена торговых осад. Король Густав был достаточно богат, чтобы скупать самые дорогие товары, доставляющиеся аж из Америки, но для себя ему мало что нужно было (он был экономен, мягко говоря), а вот на семью он денег не жалел. Пусть и полуварварский двор был у короля Густава, но одевались и питались там так же, как в Европе, и книги те же читали, и ту же музыку слушали, и учились, учились...

В общем, выбор короля Густава был сделан в пользу графа Эдзарда, и переговоры начались. Хотя, на самом деле, желание или его отсутствие жениться у самого графа во внимание не принималось, в Восточной Фризии, по сути, правила его матушка, Анна Олденбургская. Эта распорядительная дама основала в своей стране полицию, модернизировала уголовное право, но в переговорах со шведами начала тормозить. Ей совсем не хотелось, чтобы ее страна стала шведским пригородом. Король Густав долго терпеть не стал, и довольно темпераментно заметил уважаемой графине, что его дочь, хвала Богу, не слепая, не хромая и не убогая, чтобы переговоры о ее замужестве заняли столько времени. Графиня Анна спохватилась, что так невесту можно и упустить, и в 1559 году 20-летняя Катарина вышла замуж за Эдзарда в Вастдене.

Анна Олденбургская

Правда, не обошлось без некоторых осложнений. Предусмотрительная графиня Анна успела разделить Восточную Фризию между всеми своими сыновьями, храбро отменив закон о правах перворожденного. Во время свадебных торжеств брат жениха, подгулявший с сестрой невесты, угодил сначала в тюрьму, а затем стал кастратом. Порт Эмден был более кальвинистским, чем протестантским, и выкрутил у графа Эдзарда для себя изрядные привилегии.

Граф Эдзард

Непохоже, чтобы Швеция так уж выиграла от брака Катарины, как предполагал король Густав, но Катарина на чужбине не грустила. С мужем они за 40 лет брака нажили десятерых детей (5 сыновей и 5 дочерей), при этом Катарина серьезно занималась литературой и теологией, написала свою интерпретацию библии, обсуждала это творение с Виттенбергом, и вообще имела репутацию женщины самостоятельной и очень умной. Муж из-под башмачка маменьки плавно перешел под башмачок жены, и в 1599 году умер, прожив вполне безбедную жизнь. Катарина написала на его смерть оду.

Правила она у себя в графстве до самой смерти, до 1610 года, регентом. Непонятно, почему – ее старшему сыну и наследнику было за 30 в год смерти отца. Скорее всего, она не слишком полагалась на таланты своего старшего сына, в чем была совершенно права (Эмден он голландцам профукал). Кстати, он, граф Энно Третий, был предком английской королевы Виктории.

Умерла Катарина в 1610 году, в возрасте 71 года. Всю жизнь она переписывалась со своими братьями в Швеции, и даже пыталась ими руководить, но те сестре в своенравии не уступали, и жили, все-таки, своим умом.

@темы: "шведы"

---

@Рыжая ведьма@, с Днем Рождения!

---

Раз пошла военщина, то пусть будет и эта

Увидела у Антуана на ЖЖ, клип показался страшно красивым. Да и музыка мне по вкусу.

@темы: "музыка"

---

Ричард Глочестер назначает сам себя Лордом Хранителем

Посланец герцога Бэкингема передал в Йорке Ричарду письмо, в котором подробно описывалось то, что происходило в Лондоне, то есть план Вудвиллов по отстранению от управления государством всех, кроме них самих. Таким образом, протекторат Ричарда на время несовершеннолетия племянника, в планы королевы и ее родичей не входил. Речь шла о самом настоящем переразделе власти, с которым Плантагенеты соглашаться не собирались.

Здесь уместно заметить, что с предполагаемым завещанием короля Эдварда IV связано много неясностей. Полидор Виргил утверждает, что в завещании Эдвард четко передал протекторат своему брату, на основании чего тот и отправился немедленно из Йорка в Нортхемптон, чтобы перехватить конвой племянника по дороге. Два историка, Дьюкарелл и Ример, приводят совершенно разный список исполнителей воли короля, и оба ссылаются на совершенно конкретные документы. Сам текст завещания, кстати, никогда не был оглашен, и из событий, последовавших за смертью короля, ясно, что четверо назначенных им исполнителей его воли почему-то остались бездействовать (они не знали о своем назначении?). Халстед даже предполагает, что речь идет о разных завещаниях, составленных в разное время. Но вот что в них было, вцелом, не знает никто.

Возможно, в Йорке Ричард получил не только письмо от Бэкингема, но и завещание короля, потому что Кройдонские хроники содержат странный пассаж: "that, when the Duke of Gloucester reached Northampton, there came there, to do him reverence, Anthony Earl Rivers, the king's uncle, and Sir Richard Grey, the king's uterine brother, and others sent by the king his nephew, that they might submit all things to be done to his decision"
Вполне понятно, что принц Эдвард не мог послать своих дядю и сводного брата выразить послушание Ричарду Глочестеру, потому что не он ими повелевал, а они им. Сами же Риверс и Грей вовсе не были в тех отношениях с Плантагенетами, чтобы разбежаться добровольно с изъявлениями дружелюбия. Должна была быть какая-то причина, по которой они так поступили. Да и у Ричарда не было никаких причин встретить их "with a pleasant and joyful countenance, and sitting at supper, at table, to have passed the time in agreeable conversation,"
Не о чем им было вежливо болтать. Похоже, что обе партии действовали по чьим-то инструкциям, и этими инструкциями могло быть только завещание короля. Но это, конечно, спекуляции на тему.

Вечером к компании присоединился прибывший с тремя сотнями всадников сам герцог Бэкингем. К тому моменту, очевидно, в результате приятной беседы, Грей и Риверс были уже в таком состоянии, что на коней им было не взгромоздиться, и они остались ночевать у Глочестера в Нортхемптоне. Сам же Ричард практически до утра о чем-то разговаривал с Бэкингемом. Последний, несомненно, привез новые неприятные известия о том, что лорд Риверс, будучи Лордом Казначеем, запустил руки в фонды морского ведомства, чего он делать права не имел: Лордом Адмиралом был Ричард. Возможно, они рассуждали и о том, почему родичи, узнав о приближении Ричарда к Нортхемптону, спешно перевели принца в Стоуни Стратфорд, который был в 13 милях. Было ли это попыткой предотвратить встречу принца и его дяди?

Ричард действовал очень быстро. Когда наутро лорды продрали глаза, оказалось, что все улицы и выезды из города перекрыты. Выехать из Нортхемптона лорды смогли только в компании Ричарда и герцога Бэкингема. На окраине города они были арестованы людьми Бэкингема, а оба герцога помчались в Стоуни Стратфорд. Они еле-еле успели, и то благодаря тому, что люди Риверса и Грея несколько расслабились в отсутствии хозяина, и замешкались с выездом. Стало вполне ясно, что если бы Ричард со спокойной душой отпустил Риверса и Грея, а сам направился позже в Стоуни Стратфорд, он там племянника не застал бы.

Встречу дяди и племянника сердечной назвать было нельзя. Кройдонские хроники пишут: " The Duke of Gloucester, who was the chief of this faction, made no obeisance to the prince, by uncovering, bowing, or otherwise. He merely said that he would take heed for his safety, since he knew that those who were about him conspired against his honour and his life. This done, he caused proclamation to be made, that all the king's servants should forthwith withdraw themselves from the town, and not approach those places whereunto the king should remove, under pain of death. These things were done at Stoney Stratford the 31st April, 1483."
Так же описывает происшедшее и Руис. Но насколько можно доверять ему, объявившему себя вполне официально ненавистником «тирана»?

Странно вот что: вокруг принца находились 2 000 всадников, архиепископ Ворчестерский и другие не последние в королевстве люди. Даже если предположить, что Ричард Глочестер привел с собой всех 600 человек своего сопровождения, а Бэкингем 300 (что было не так, разумеется), все равно конвой принца был мощнее. Почему же люди, конвой возглавлявшие, покорно дали себя арестовать? Ни сопротивлений, ни даже возражений. Очень странно, если только у Ричарда Глочестера не было права действовать именно так, как он действовал. Томас Мор впоследствии добавил в свой рассказ о встрече дяди и племянника еще одну деталь: Ричард объявил Эдварду, что Риверс арестован за то, что переправлял средства из казны за море, на свой счет (это правда, действительно Лорд Казначей казну разворовывал – я уже писала об этом). Непонятно только, откуда Мор откопал эту деталь, в современных хрониках от этом нет ни слова. Разве что Мор писал по известному в его время факту?

Если подумать, то становится понятно, почему Ричард приблизился к своему племяннику, почти королю, без протокольных церемоний. Глочестер сначала взял контроль над ситуацией вцелом, и только потом стал объясняться с принцем. Скорее всего, именно в принятых выражениях. Что могло произойти, если бы Ричард поступил по-другому, формально? Как минимум, схватка между конвоем принца и герцогом, в которой принц мог погибнуть. Принца могли попытаться просто умыкнуть, задержав герцога схваткой. Глочестер в тот момент просто не мог знать, какие инструкции конвой принца получил от Риверса и Грея, он только знал, что что-то неладно, поэтому и действовал, как военный, а не как придворный.

Принца привезли в Нортхемптон, и Ричард с Бэкингемом снова углубились в осмысливание ситуации. День коронации Эдварда V был назначен на 4 мая, до которого оставалась пара дней, но не были назначены члены протектората, не были разосланы приглашения на коронацию, неясно было, кто из баронов на коронацию явится и с каким конвоем, кто принесет присягу новому королю и где, как будет организована коронация и обеспечен порядок в Лондоне в те дни, когда туда съедутся лорды и нобли всего королевства с конвоями – ведь они вовсе не были одной дружной семьей. Было совершенно неясно, кто будет руководить королевством в период между смертью одного короля и совершенолетием другого.

И здесь снова всплыли самые болезненные противоречия. Старая знать всегда ревниво следила за тем, кто именно окажется в непосредственной близости к несовершеннолетнему королю. Само управление государством было делом настолько сложным, что просто не могло быть доверено кому попало, и вестись как попало. Как минимум, должны были быть согласованы принципы внутренней и внешней политики. Ничего этого не было сделано.

И Ричард начал действовать, искренне считая себя единственным, кто на действие имеет право. Или он действительно имел для действий полномочия. Он разослал гонцов созвать лордов в столицу, он собрал на совет ведущих представителей знати королевства. Нельзя приуменьшить или сгладить ту весть, которая была послана: " that it neyther was reason, nor in any wise to be suffered, that the young king, their master and kinsman, should be in the hands and custody of his mother's kindred ; sequestered in manner from theyr companie and attendance; quod he, is neither honourable to hys majestic, nor unto us." – так цитирует Мор, и наверняка так оно и было. Речь шла именно о перехвате власти, о возвращении «правильного» порядка вещей, каким его видела старая знать.

Не подлежит сомнению и факт, что на следующий день Ричард под конвоем отправил Риверса, Томаса Вогана и Грея в Помфрет Кастл, а остальных значимых лиц из их сопровождения – в северные замки под стражу. Себя он сам назначил Лордом Хранителем принца, потому что «вышеупомянутые лорды воспользовались своим авторитетом бесчестно».

Надо еще обратить внимание и на самого принца Эдварда. Викторианцы часто описывают его маленьким ребенком, закутанным в просторные одежды, но ведь мы говорим о пятнадцатом веке. " A male at twelve years of age may take the oath of allegiance, at fourteen he is at discretion ; and if his discretion is actually proved, may make his testament of his personal estate."
И как бы спустя рукава ни готовили принца к его будущей роли, его к ней учили и готовили. Принцу шел тринадцатый год, но ребенком он уже не считался.

Да, над Генрихом VI его заботливый отец назначил протекторат до 16 лет, но это было явным исключением. И даже в его случае должность Лорда Хранителя была прекращена, когда принцу исполнилось 9 лет, и в 14 лет его просто обязали присутствовать на заседаниях регентского совета, чтобы он не отдалял себя от дел королевства. Ричард Второй был моложе принца Эдварда, когда он был коронован, и всего на неполных два года старше, когда практически самостоятельно справился с восстанием Тайлера.

У королей было очень короткое детство, так что описывать принца маленьким, растеряным и хнычущим мальчиком, как это делали Мор и Эббот, просто глупо. Руис в своих хрониках утверждает, что принц был силен в науках не по возрасту. Мор, со своей стороны, прибавляет к восхвалениям способностей принца фразу, что тот был слишком впечатлителен, и легко попадал под влияние. С чего он это взял? Очевидно, просто сама ситуация «несовершеннолетний король на троне» слишком сильно перекликалась у Мора и Эббота с Генрихом Шестым. Но ведь и у того был свой метод абстрагироваться от внешнего влияния, замыкаясь в себе наглухо.

О том, что у Вудвиллов были явные планы на полный перехват власти в королевстве, говорит то, с каким животным ужасом Элизабет, вдовствующия королева, приняла известие о том, что ее сын приближается к Лондону не в сопровождении ее брата, а Глочестера и Бэкингема. Спешно собрав детей и ценности, она бежит в Вестминстерское аббатство искать неприкосновенное убежище. Придворные начинают метаться, одни группируются вокруг королевы в Вестминстере, другие – вокруг Гастингса, а олдермены Лондона бегают между теми и другими, чтобы не пострадать при любом раскладе. Ну не странная ли реакция на прибытие любимого брата покойного короля? Нет, если место имел заговор против старой знати. Только в этом случае прибытие второго по значимости лица в королевстве могло вызвать панику, словно тот шел с карательной экспедицией, а не просто сопровождал родного племянника на коронацию.

Глочестер, Бэкингем и принц Эдвард, сопровождаемые принятым по протоколу эскортом, прибыли к Лондону 4 мая, к назначенному дню коронации. Все были в трауре по Эдварду IV, только принц одет в синий вельвет. У стен Лондона их встретили представители города, олдермены и 500 горожан, и так процессия вступила в Лондон. Ричард с непокрытой головой скакал впереди на пути к Сент-Полю, провозглашая " Behold your prince and sovereign"
Кратко говоря, все шло по протоколу.

Принца расположили с полагающейся пышностью во дворце епископа, и Ричард практически немедленно стал принимать от прибывающих лордов, духовенства, горожан, купцов присягу на верность новому королю. Руис пишет: " The laws were administered, money coined, and all things pertaining to the royal dignity were performed in the young king's name, he dwelling in the palace of the Bishop of London from his first coming to London."

Ситуация выглядела вполне управляемой, но главные вопросы оставались нерешенными, и Ричард, сам себя назначивший Протектором Королевства, созвал генеральный совет. Совет взял на себя управление делами королевства, собираясь во дворце епископа, потому что там жил принц, от которого ожидалось присутствие на заседаниях. Но тому такой распорядок дня не понравился, он чувствовал себя ограниченным в свободе, и было решено, что принц должен поселиться в другом месте. В этом есть что-то странное, бесспорно. Халстед не приводит других объяснений, кроме записи в бумагах совета, что "принц чувствовал себя несвободным". Странное время выбрал принц Эдвард для капризов.

Предлагались Вестминстерский дворец, аббатство Сент-Джон, а Бэкингем предложил Тауэр. Именно с этим предложением совет согласился.

Тауэр в то время, надо сказать, был королевской резиденцией, крепостью, замком. И, как каждый замок, имел тюремное отделение. Но тюрьмой он в пятнадцатом веке не был. Правда, комендант замка, маркиз Дорсет (который тоже там жил) отсутствовал: сын королевы Лиз сбежал к мамочке в аббатство, справедливо боясь быть призванным к ответу за многие некрасивые дела. В Тауэре жили и рождались члены королевской династии, там жил и дед, и отец принца. Более того, Тауэр считался именно тем местом, откуда король следовал на коронацию в Вестминстер. "It had for a long while been the custom of the king or queen to take up their residence at the Tower for a short time previous to their coronations, and thence they generally proceeded in state through the city, to he crowned at Westminster." (Хроники Бейли)

Перед коронацией надо было утрясти очень многое. Лорд Канцлер, например, узнав об аресте Риверса и Грея, собрал всех своих людей, вооружил их, и доставил большую печать королевства прямиком в руки королевы, чего не имел права делать. По поводу чего ему многое было сказано на совете, и ему пришлось эту печать забрать у королевы и доставить в палату, где собирался совет.

Очень интересно, какая паника и нестабильность воцарились в Лондоне между известием об аресте Риверса и прибытием принца в Лондон. Совет искренне опасался погромов в городе. Это само по себе говорит о том, что существовала глубокая линия разлома между теми, кто был за Вудвиллов, и теми, кто был за старую знать, начиная с лордов и ноблей, и заканчивая простыми горожанами. Ситуация действительно была, как на пороге гражданской войны. И Ричард Глочестер проявил свой знаменитый талант администратора и дипломата, действуя так, что за несколько дней эти грозовые тучи рассеялись, словно их и не было.

@темы: Richard III

---

Сорноль, с прибытием!

---

Я и 2010

Однако...


Пойти узнать, что предсказывает тебе нумерология на 2010 год: uborshizzza.livejournal.com/783847.html

Ну вот как чувствовала, что живеньким год получится. Даже отпуск не стала планировать.

@темы: "нетягостная бредь"

---

Рекомендательные письма Сфорца

Поток рекомендательных писем был кровью, дававший жизнь системе патронажа. Их сохранилось очень много, и трудно даже представить, сколько таких посланий было на самом деле. Все, кто обладал хоть какой-то властью и влиянием, вынуждены были рассылать десятки просьб «оказать содействие», «дать тёплое местечко», «зачислить в гвардию» или «хорошо накормить, приодеть». Главным адресатом таких рекомендательных писем, естественно, был папский престол, но и другие не отставали. Просьбы, видимо, доставали правителей пуще современного спама: из имеющихся писем к Козимо де Медичи 70% — это прошения о каких-то благах или рекомендательных письмах к кому-то ещё. Связи, знакомства и рекомендации крутили все шестерёнки итальянской политики Ренессанса, от мелкой торговли до борьбы за тиару, но были секреты и внутри самих рекомендаций.

Люди, к которым обращались за рекомендательными письмами, из-за отсутствия телефонов и прочих современных прелестей связи нередко оказывались в чрезвычайно трудном положении. С одной стороны, нехорошо было обижать ходатаев отказом: щедрость считалась обязательным качеством хорошего правителя, за неё любили и уважали. Если ты можешь быть многим полезен, то многие постараются быть полезными тебе. С другой стороны, частенько просители были явно недостойны желаемого, и их не хотелось отправлять к другу или союзнику, вызывая его раздражение. А иногда интересы рекомендуемых вообще шли вразрез с интересами патрона.

Шифровки мало помогали: чаще всего рекомендуемый хотел видеть, что написано в письме, которое он повезёт, и оно должно было содержать искренние и понятные формулировки. Иногда посылали дополнительное письмо с противоположными инструкциями, но если о нём узнавали другие, было неловко. Патроны тогда решили, что все необходимые знаки должны содержаться в обычном рекомендательном письме, и достаточно только заранее договориться с адресатом о системе кода. Особенно тут отличился миланский герцог Франческо Сфорца, один из лучших людей тогдашней Италии: исключительно коварный человек, но справедливый и человечный правитель в мирное время, умный и удачливый кондотьер на войне.

Ещё до своего восхождения к власти Сфорца использовал сложную систему кодов в переписке со своими кастелянами. Учитывались слова-пароли, тип и размер печатей, мелкие различия в изображениях на печати, их цвет и разные значки до, после или внутри подписи Франческо. Защищались даже приказы выдать подателю бархатную ткань, поскольку подобных просьб было слишком много — они подлежали исполнению, только если после подписи герцога дважды было написано subscripsit. В итоге просители злились за отказ не на патрона, а на исполнителей. Через 3 месяца после восхождения на престол Франческо Сфорца сообщил Папе Николаю V, что изнывает от обилия просящих рекомендательное письмо для получения доходных мест в церковной иерархии. Отказывать он не хотел, поддержка ряда достойных людей была важна для прочности трона самого Сфорца, а потому Папе давался совет принимать во внимание только те рекомендации, которые написаны герцогом собственноручно и содержали перед подписью крестик. Знак этот должны были знать только Папа и Франческо.

Другие влиятельные персоны тоже прибегали к таким уловкам. Например, кардинал Гийом де Эстутевиль (папский легат, родственник Карла VII, помогавший Милану заключить союз с Францией) попросил Сфорцу рекомендовать Папе писца папской курии на тёплое место в церковных владениях в Ломбардии. Одновременно кардинал сообщал, что слишком многие просят у него рекомендаций к миланскому двору, но герцогу следует считать настоящими только те рекомендации, где Гийом поставит после подписи caret (знак вставки, ^). Таких писем сохранилось немало, потому что кардинал был одним из самых богатых и влиятельных среди своих коллег, и образ жизни его больше соответствовал светскому государю, чем князю церкви. Неизвестно, придумал ли он код сам или воспринял Римскую практику, но это был чисто итальянский обычай. Впрочем, один из его секретарей, считал кардинала больше итальянцем, чем французом.



В июне 1455 года Франческо Сфорца отправил в Рим доверенного юриста, Джакомо Калкатерра для ведения самых тонких переговоров. В конце августа Калкатерра отписал в Милан, что его осаждают многочисленные просители, которым нужны какие-то блага от папского престола. Зная, что часто герцог писал рекомендации только чтобы избавиться от назойливых ходатаев, Калкатерра просил указать ему знаки, по которым можно будет понять, можно ли считать рекомендацию искренней и надоедать просьбой папе и кардиналам. Герцог ответил, что инструкции, касающиеся государственных дел, должны исполнять все, без дополнительных знаков. Письма же, касающиеся дел других людей (рекомендации) следовало разделить на три категории: полностью поддерживать просьбы, где после подписи Сфорца есть SSS (сокращение от subscripsit), менее сильно поддерживать просьбы со знаком SS, и непомеченные письма можно поддерживать в наименьшей степени. Видимо, к тому времени крестик стал слишком очевидным знаком. Та же система действовала и при преемнике Калкатерры (утонувшего в Тибре в сентябре 1456 года), Оттонэ дель Карретто. Из сохранившихся писем, посланных Франческо за три года до избрания нового папы Пия II в 1458 году 52 письма содержат знак SS, около сотни подписаны просто секретарями герцога, братьями Симонетта, и только два письма помечены SSS — они касались производства в кардиналы сторонников Милана.

Впрочем, когда дело касалось совсем сложных схем и интриг, писем с тайными знаками становилось недостаточно, и Сфорца обращался к Папе напрямую. Например, когда Гульельмо Монферратский попросил рекомендовать Папе своего брата, протонотария Теодора, Сфорца это делать не захотел. Теодоро был известным сторонником Франции, а Милан всеми силами старался не допустить появления французского плацдарма на итальянской земле. Внешне показывать нежелание было опасно: Гульельмо был одним из главных кондотьеров Сфорца, в будущем должен был занять место брата, а как человек отличался надменностью и амбициями. Короче, не тот парень, который спокойно отнесётся к обману. Франческо собственноручно написал Папе письмо, в котором в самых сильных выражениях рекомендовал Теодоро, а также послал своим послам в Риме инструкции оказывать этой рекомендации полную поддержку. С письмом были направленны друзья монферратцев, мол, сами привезите и не пожалейте тёплых слов. В то же время, герцог послал Оттонэ зашифрованную записку, которую надлежало запомнить и немедленно сжечь. Дель Карретто должен был лично сообщить Папе, что Сфорца извиняется за обилие рекомендаций, которые вынужден писать, но свои истинные намерения всегда сообщает Оттонэ. В данном случае Папе предлагалось не допускать франкомана в коллегию кардиналов.

Папа выполнил тайную просьбу Сфорца и выразил полнейшее восхищение миланской политикой. Пий сообщил миланским послам, что очень благорасположен к Теодоро и будет способствовать его назначению, но предупредил, что иногда другие кардиналы с трудом дают согласие на назначение человека благородного из страха перед новым влиятельным соперником. Если бы секретные инструкции действительно были бы уничтожены, мы бы так и считали, что герцог изо всех сил ратовал за продвижение протонотария, и Папа всецело ему помогал. Возникает вопрос, сколько же других тайн дипломатии Ренессанса мы так и не узнаем. Забавно, но Пий бы так не восхищался герцогом, если бы знал, что Сфорца подобными же методами изо всех сил препятствовал его избранию Папой и продвигал более выгодных для себя кандидатов (интрига, связанная с этим, к сожалению, слишком запутана и не поддаётся короткому изложению). Предполагать неискренность Сфорца будущий Пий при этом никак не мог, так как в своей время помог Франческо получить герцогский титул от императора, и эту парочку связывали не только общие дела, но и и личная дружба, а сразу же после избрания папы герцог послал тёплое письмо, уверяя что хотел этого избрания больше, чем кто-либо из живущих людей.

Тайные дела Сфорца касались не только папского двора. Из заботы о своём здоровье и здоровье семьи ренессансные правители постоянно старались заманить к себе лучших врачей. При дворе Сфорца таким врачом был Бенедетто Регвардати да Норсиа. Его ценили и другие семьи - Бентивольо, Гонзага, Медичи... Козимо де Медичи считал его лучшим из тогдашних врачей. Он потребовал вызвать именно Бенедетто во время своей последней болезни, отказываясь от услуг местных докторов.

В 1451 миланский двор пришёл в ужас: ценный медикус объявил, что хочет продолжить обучение и практику во Флоренции, которую несколько лет назад оставил ради службы Сфорца. Бенедетто попросил у герцога рекомендательное письмо. Такого человека Франческо, как понимаете, ну никак не хотел обидеть. Он даже написал не одно, а два письма. В одном он писал о желании доктора жить и работать во Флоренции, поближе к семье, сокрушался, что казна Милана опустела из-за необходимости содержать постоянную армию, и не позволяет оплачивать такого специалиста. После этого герцог сообщал, что поскольку врач очень нужен герцогине, Сфорца попросил своего человека не обращать внимания на второе письмо и сообщить это Козимо де Медичи, и сделать всё, чтобы Бенедетто не смог получить желаемый пост. Второе письмо было адресовано Синьории Флоренции, а его копии направились массе важных людей. Естественно, врач в итоге не смог закрепиться во Флоренции, но зато пришлось сильно поднапрячься и повысить его жалование, так что неизвестно, кто остался в большем выигрыше.

Отсюда: antoin.livejournal.com/837173.html

@темы: Medieval

---

Принцесса Елизавета Шведская

О Елизавете Шведской, дочери Густава Вазы, написано очень мало. Хронисты Швеции тех времен вообще упоминали о женщинах только в комментариях, считая, что единственная ценность принцесс, аристократок, и даже королев заключается в том, сколько детей они родили. Нет даже более или менее достоверного портрета Елизаветы. А ведь женщиной она была совершенно особого склада, но такого, который сделал ее неинтересной для хроник.


Долго считалось, что это - портрет Карен, жены короля Эрика, но потом выянилось, что надпись сделана гораздо позже портрета, и ученые пришли к выводу, что это - портрет принцессы Елизаветы Шведской

Известно, что у принцессы Елизаветы был свой двор, и что именно ей доверено было воспитание и образование внебрачных дочерей ее братьев. В Швеции тех времен было совершенно нормально, что принцы до официального брака брали себе фрилл, наложниц. Дети, которые рождались у фриллы от ее высокопоставленного любовника, были членами королевской семьи. Самих же фрилл, по мере ослабевания к ним интереса, выдавали замуж за местных ноблей с хорошей репутацией и богато одаривали приданным. Желающих попасть в фриллы было много, особенно среди небогатых девушек (богатые и знатные метили в жены). Желающих взять бывшую фриллу в жены тоже было много, и даже не из-за денег, а из-за связей с королевской семьей, из-за прекрасных манер, красивой внешности, и доказанной способности к продолжению рода. Внебрачным дочерям обычно давалось одно из трех имен: Лукреция, Вирджиния или Констанция, если только у их матери не было другого предложения. Обучали их, как принцесс, и обращались при личном общении «барышня», а при официальных – Ваше Высочество.

При дворе принцессы Елизаветы выросли внебрачные дочери ее брата Эрика:

Маргарета (1558 – 1618), которая стала женой викария в 1592 году.

Вирджиния (1559 – 1633), которая имела более интересную судьбу. Ее отец хотел выдать за сына Ивана Грозного, царевича Ивана, но она наотрез отказалась. Правда, было ей тогда всего 7 лет, так что отказ, скорее всего, был сделан именно принцессой Елизаветой, которая имела твердую уверенность, что у царевича наследственный по отцу сифилис. В 1585 году дядя подарил Вирджинии большое поместье, и через год она сама выбрала себе мужа. Не обошел ее подарками и другой дядюшка, Карл, когда стал королем. Потомки Вирджинии и ее мужа, Хокана Кнутссона, до сих пор есть среди шведских аристократических фамилий.

Констанция (1560 – 1649) тоже благополучно вышла замуж и ее потомки тоже известны.

Лукреция (1564 – 1574) умерла рано.

На воспитании у принцессы были и внебрачные дочки брата Йохана (Или Иоганна, или Джона – как угодно):

София (1556 – 1583), которая вышла за французского барона-эмигранта Понтуса де да Гарда. Барон был у короля Йохана в большом фаворе, потому что ему, по сути, и Йохан, и Карл были обязаны жизнью: он выпустил их из охраняемого им же замка, куда их засадил брат Эрик после очередной ссоры. Зная Эрика, можно не сомневаться, что услуга барона просто не имела цены. Поэтому брак дочки Йохана и барона Понтуса был событием пышным. Правда, в церкви, где они венчались, под гостями провалился один из помостов, и один человек в результате погиб, так что совсем уж благолепной церемония не получилась. Каждый сделал из этого знамения свои выводы. Ведь де ла Гард, как ни крути, являясь спасителем одного короля, был предателем другого.



София умерла родами. Ее сын, Якоб де ла Гард, сделал в будущем блестящую карьеру и был одним из регентов Швеции во время несовершеннолетия королевы Кристины.

Лукреция (1560 – 1585) неожиданно умерла в молодости.

У брата Карла был только один бастард, мальчик.

Впрочем, шведы вообще-то не употребляли слова «бастард», предпочитая оборот «родной ребенок такого-то». Быть внебрачным ребенком в условиях высокой детской смертности, в суровой стране, позором не было.

Любопытно, почему именно принцесса Елизавета была выбрана для такой странной роли, растить чужих детей, будучи еще совсем молодой (она родилась в 1549)? Причин несколько. Во-первых, необыкновенно легкий характер принцессы. В семье, где братья и во взрослом возрасте не могли встретиться, не подравшись и не разругавшись, очень нужен был человек, который мог бы утихомиривать враждующие стороны и более или менее держать семью вместе. Во-вторых, принцесса была девушкой необыкновенно интеллектуальной, постоянно читающей, разносторонне образованной, хорошо разбиравшейся в современной ей медицине. Она, как никто, понимала необходимость женского образования, и ни одна ее фрейлина, не говоря уже о дочерях братьев, не избежала обучению языкам, математике, истории, географии. Наверняка в будущем фрейлины были благодарны за полученное образование, но в молодом возрасте им больше хотелось танцевать, флиртовать и сплетничать, а не учиться. Танцевать любила и сама принцесса, а вот сплетни и флирт при ее дворе запрещались строго: принцесса очень серьезно относилась к своим обязанностям воспитателя и опекуна оравы юных девиц.

Судьба обручения Елизаветы была главной причиной, по которой к принцессе относились, скорее, как к старой деве-монахине, а не как к ходовому товару для заключения союзнических связей.

В 1562 году, еще подростком, она обручилась с Кристофом Мекленбургским, которого полюбила серьезно. О нем тоже не слишком много написано, но известно, почему их брак с принцессой Елизаветой состоялся только в 1581 году, почти через 20 лет после обручения. Кристоф расплатился за амбиции своего папочки, по прозвищу Альбрехт Красавчик. Альбрехт ввязался в борьбу за корону Дании, и был разбит, но некоторые права на датскую корону у Мекленбургов действительно были, поэтому Кристоф радостно ввязался в семилетнюю войну против датчан. Но датским королем к тому времени был довольно воинственный король Фредерик, так что война шла с очень переменным успехом и заключилась в 1570 году миром. Только вот Кристоф Мекленбургский к тому времени сидел уже пленником в Копенгагене, и попал на свободу, только женившись на тетушке короля Фредерика Доротее, которая была на 9 лет его старше. Учитывая, что в 1573 году самому Кристофу было уже 36, новобрачной стукнуло 45. А Елизавете было 24 года.

Братья пытались вести переговоры о ее замужестве. Елизавету даже сватали за Генриха Третьего Французского, потому что этого брака хотела его мать. Но Генрих уперся (у него была его Луиза), и сватовство расстроилось. Несомненно, это избавило Елизавету от крупной ссоры с братом, потому что все годы, которые она была в разлуке с Кристофом, они постоянно переписывались. К их счастью, Доротея умерла в 1577 году, и после положенного периода траура, обручение Кристофа и Елизаветы было возобновлено. Почему на переговоры ушло целых 2-3 года – непонятно. По некоторым данным, Элизабет и Кристоф поженились сразу в 1577, по другим – только в 1581.

Учитывая, что в 1577 году Елизавете было 28 лет, затягивание ее замужества за 30-летие не выглядит слишком вероятным. Уже тогда было слишком хорошо известно, что первые роды у еще недавних девственниц заканчиваются плохо. В любом случае, у этой пары родилась дочь, Маргарета Елизавета, которая в 1608 году вышла замуж за родственника, Иоганна Альбрехта Второго, которому в момент брака было 16 лет. Известно, что у пары был, как минимум, один ребенок, но с определением возраста молодой это не поможет. В любом случае, молодая героцогиня была намного старше юного мужа, но овдовела уже через 2 года. Что стало с ней дальше, я не знаю. Для этого нужно знать историю германских княжеств тех времен.

О необычной судьбе Елизаветы и Кристофа в своем времени говорили, как о примере Истинной Любви и Воли Небес, и наверняка при северных дворах о них слагали баллады.

Кристоф умер в 1592 году, в возрасте всего 55 лет, и Елизавета, которой было 43, вернулась через год домой, в Швецию. Почему-то ее брат вскоре решил начать переговоры о новом замужестве для принцессы, но она внезапно для всех умерла в 1597 году.

Я знаю, что принцессу Елизавету почему-то считают самой счастливой из дочерей Густава Вазы. Дело, наверное, в том, что она жила хоть и по-другому, чем ее сестра Сесилия, но тоже достаточно по-своему. И в том, что ее все любили за милый характер. Мне она представляется женщиной с необычайно сильной волей, спокойно и без шума гнущей свою линию. Она и Катарина Стейнбек, ее мачеха, были единственными, кто не побоялся сопровождать свергнутогоЭрика в ссылку, кто позаботился о том, чтобы его старший сын остался в живых и в безопасности, кто позднее поддержал в требованиях его вдову. И при этом не испортили отношений ни с Йоханом, ни с Карлом. Удивительные личности.

@темы: "шведы"

---

Много музыки

Lamento di Tristano



The Deadly Embrace of Love



'Excalibur'

@темы: "музыка"

---

Полезное для тех, кто интересуется Францией

annuaire-fr.narod.ru/simple.html
и
community.livejournal.com/annuaire_fr/

@темы: "Чтиво"

---

Средневековая Германия

О Германии в Средние века я вообще ничего не знаю, поэтому тащу инфу к себе.

31.01.2010 в 21:53

Пишет medieviste:

Семейное дело
В этом же году достойнейший человек, архиепископ Кёльнский Энгельберт, был коварно убит своим родственником, неким графом Фридрихом Изенбургским
Марбахские анналы. Год 1225.

Это убийство оказало значительное влияние на расстановку политических сил в королевстве Германия и Империи - ведь Энгельберт являлся регентом королевства при несовершеннолетнем короле Генрихе VIII, сыне императора Фридриха II. При этом большая политика не оказала на события практически никакого влияния.

Зато весьма большую роль сыграли родственные отношения прямых и косвенных участников этой истории. А главные действующие лица происходили из весьма влиятельного рода графов Берг. Поэтому логично сначала рассмотреть его историю.

Имена в роду повторяются из поколение в поколение. Адольфы, Энгельберты, Эберхарды, Фридрихи... Так что без гениалогичекой таблицы не обойтись.


Пригодится и карта. Она отображает ситуацию 1225 года. При этом надо иметь ввиду, что разные цвета отражают не столько территории того или иного домена, сколько сферы влияния, в пределах которых находились не только владения соответствующего светского или духовного князя, но и различных церквей, монастырей, городов, а также феодалов помельче, состоявших в весьма запутанных родственных и ленных отношениях как с князьями, так и между собой.


Предки графов Берг впервые упоминаются как управляющие имперскими и церковными владениями по правому берегу Рейна в 10 в. Происходили они из рода пфальцграфов Лотарингии Эццонов и титуловались как графы Кельдахгау. Постепенно они расширяли свои владения, присваивая полученное в управление и заключая удачные браки. К концу XII в. род обладал обширными владениями в Рейнланде и Вестфалии. А в 1101 тогдашний глава рода, носивший имя Адольф, впервые упомянут как Comes de Monte - граф фон Берг, по названию своего главного замка. И хоть его отец и дед тоже носили имя Адольф, именно он считается графом Адольфом I.

Печать Энгельберта

Адольф женился на дочери графа Клеве. Трое его сыновей достигли совершеннолетия. Старший, тоже Адольф, наследовал отцу, а двое других делали церковную карьеру. Эберхард со временем стал аббатом далеко от дома, в Тюрингии, а Бруно первым из рода Бергов сумел получить посох архиепископа Кельна. Адольф же продолжал расширять полученные в наследство владения, земли у старого родового замка он даровал монахам, основав семейный монастырь Альтенберг, а свою резиденцию перенес в новый замок Берг над рекой Вуппер.

Из сыновей графа Адольфа II двое становились архиепископами Кельна, еще один князем-епископом Оснабрюка, один стал аббатом большого и богатого монастыря Верден близ современного Эссена, фогтами которого уже несколько поколений были Берги. Кроме старшего сына Энгельберта, наследовавшего отцу, у Адольфа II был еще один сын, не пошедший по духовному пути – Эберхард. Для него отец в своих вестфальских владениях выкроил отдельное графство, получившее название по имени своего центрального замка – Альтена. Так появилась младшая ветвь рода.

Сын Эберхарда Альтенского Адольф в 1193 году стал кельнским архиепископом. Он играл видную роль в долгой войне за трон Германии между Вельфом Оттоном и Штауфеном Филиппом. В 1205 папа лишил его кафедры за переход на сторону Филиппа, но Адольф вернул ее в 1212 и удерживал до своей смерти в 1216. Естественно, не забывал он и о своем брате, графе Альтенском Арнольде, который получил несколько весьма прибыльных фогтств над монастырями вокруг Эссена. Кроме Адольфа и Арнольда у Эберхарда был еще один сын – Фридрих, получивший небольшое собственное владение с центром в замке Марк.

После смерти брата Арнольда архиепископ Адольф не забывал и его сына Фридриха. В числе прочих молодой граф Альтенский получил от дяди владения у современного города Хаттинген на Руре. Это позволило ему соединить территорию графства Альтена с фогтствами близ Эссена.

Фридрих не был старшим сыном Эберхарда. Поэтому его начали готовить к церковной карьере в Кельне, но старший сын, имя которого нам неизвестно, умер, другие братья уже приняли сан. Так младший Фридрих оказался наследником и после смерти отца в 1209 стал графом. Дела его шли хорошо – прекрасные отношения с дядей Адольфом, архиепископом Кельнским, и дядей Адольфом III, графом Бергским. Полоса удач сопутствовала и после смерти архиепископа Адольфа – кафедру получил другой дядя - Энгельберт, брат Адольфа III. А старший брат Дитрих стал соседом с севера – князем-архиепископам Мюнстера. Фридрих удачно женился на Софии, дочери герцога Лимбурга Варлама III. С разрешения Энгельберта на горе Изенберг у Хаттингена был построен новый замок, куда Фридрих и перенес свою резиденцию. В дальнейшем он именуется в источниках как Фридрих Изенбургский (или Изенбергский). Единственное, что омрачало жизнь – трения с кузеном Адольфом Маркским, соперничавшем со старшим в роду, но младшим по возрасту кузеном.

Архиепископ Энгельберт

Вернемся теперь к старшей ветви Бергов. У графа Энгельберта I было два сына, Адольф и Энгельберт. Старший наследовал отцу как Адольф III, а Энгельберта как младшего с детства готовили к церковной карьере. Уже в 1198, в возрасте 13 лет он числится пробстом прихода св.Георга в Кельне. Надо сказать, что должность пробста не требовала принятия сана, ее мог занимать и светский, кроме того от пробста не требовалось и постоянного присутствия в приходе, зато за ним были закреплены определенные, а у богатых церквей немалые, доходы и владения. Поэтому на этих постах часто оказывались младшие отпрыски аристократии, готовившиеся к церковной карьере. В 1199 он с подачи старшего кузена, архиепископа Адольфа, становится пробстом Кельнского собора, победив на выборах Дитриха Хенгебахского. В 1203 Энгельберта избирают епископом Мюнстера, но он не принимает сан – епископ по правилам не мог быть моложе 30 лет.

В 1206 папа за поддержку Штауфенов лишает дядю Адольфа кафедры, на его место избирается старый соперник Энгельберта Дитрих. Родственник опального архиепископа Энгельберт теряет пробство и отправляется в Рим просить о возвращении должности. Добиться этого ему удалось только в 1208 году, а в 1210 он получает в дополнение еще и место пробста св. Северина в Кельне. В 1212 Энгельберт вместе с братом Адольфом проводит 60 дней в Альбигойском крестовом походе. В 1216, после смерти вернувшего себе кафедру Адольфа Альтенского, Энгельберт становится архиепископом Кельна в возрасте 31 года.

7 августа 1218 года старший брат Энгельберта граф Адольф III погиб при осаде Дамиетты в V крестовом походе. Он не оставил наследников мужского пола. Единственная дочь Ирмгард была замужем за Генрихом, старшим сыном герцога Лимбурга Варлама III. Таким образом, именно Генрих являлся наследником графства Берг. Но Энгельберт не горел желанием передать наследственное владение в руки конкурента. Лимбурги и так доставляли ему немало проблем. В их руках уже находилось большое графство Люксембург, кроме того они поддерживали графа Юлиха Вильгельма III, женатого на дочери герцога Матильде, в непрекращающихся конфликтах с кельнской епархией из-за владений в Северном Айфеле. А если учесть, что и с графами Клеве отношения были неважными, то владения архиепископа могли оказаться в окружении враждебной коалиции. Энгельберт нашел простой выход – он объявил себя наследником своего брата, став графом Энгельбертом II, оставаясь при этом архиепископом Энгельбертом I. Естественно последовал военный конфликт между Лимбургом, Юлихом и Клеве с одной стороны и Энгельбертом и его союзником герцогом Брабанта Генрихом с другой. Вялотекущая война завершилась в 1220 году договором, по которому Энгельберт удерживал графство Берг, но наследовать ему должен был Генрих Лимбургский или его сыновья.

Гербы

В том же году император Фридрих II назначил Энгельберта регентом королевства и опекуном своего сына Генриха, в 1222 году Энгельберт короновал Генриха в Аахене как германского короля. Это была вершина его карьеры. Энгельберт носил титул Gubernator Regni Teutonici, в его руках находились такие королевские привилегии, как выдача прав на открытие рынков, чеканку монеты, строительство и разрушение замков и крепостей. Пользуясь этими возможностями, он сумел расширить личные владения к востоку от графства Берг, объединив территории, ставшие впоследствии герцогством Вестфалия.

Но назревал новый конфликт. В 1221 году ряд монастырей, и в первую очередь большое женский аббатство в Эссене, подали жалобы папе на своих фогтов, присваивающих их доходы и владения. Папа отдал приказ архиепископу Энгельберту наказать виновных. Энгельберт был не в восторге от этого поручения – оно подталкивало его к конфликту с соседями с севера и востока, в то время как с западными соседями отношения и без того были весьма напряженными. Кроме того двое из обвиняемых, родные братья епископ Мюнстера Дитрих и граф Фридрих Изенбургский были его родственниками, при этом Фридрих был женат на дочери герцога Лимбурга и вполне мог сменить сторону, а за ним последовал бы и Дитрих. Но ничего не предпринимать он тоже не мог. Энгельберту до сих пор удавалось лавировать между папой и императором, но позиция регента слишком явно помещала его в императорский лагерь, так что он не хотел давать папе повод сместить себя с кафедры, как это произошло с его кузеном Адольфом. И он решил действовать, но первый удар направил по епископу Падеборна, против которого также имелась жалоба. Энгельберт приказал возвести замки на дорогах между своими владениями в Вестфалии и Падеборном. Началась торговая блокада. Епископ сдался в 1223 году, вернув владения монастырям и выплатив компенсации. Но блокада ударила и по вестфальским сеньорам, сделав их врагами архиепископа. Тем не менее, Фридрих Изенбургский, самый крупный из них, оставался его союзником. Позиции графа Альтенского к этому времени усилились – другой его брат, Энгельберт, был избран князем-епископом Оснабрюка.

Архиепископ Энгельберт вероятно надеялся, что ситуация разрядится. Однако Эссенское аббатство вновь подало жалобу папе, а тот потребовал лишить Фридриха фогтства. Причем не только эссенского, но и монастыря Верден. Воплощение этого решения в жизнь нанесло бы по Изенбургу страшный удар - фогтства давали 2/3 его доходов, как фогт он распоряжался 1440 крестьянскими хозяйствами в 905 населенных пунктах. Энгельберт это прекрасно понимал, так что предложил Фридриху частичную компенсацию из своих собственных владений. Но тот с возмущением отказался, считая, быть может и не без оснований, что архиепископ хочет расширить свои владения за счет его.

Для переговоров между церковью, представленной архиепископом Кельнским, и вестфальскими фогтами на первые числа ноября 1225 года был назначен ландтаг в Зёсте, расположенном в вестфальских владениях кельнской епархии. Съезд закончился эскалацией конфликта. Фогты отказались признать свою вину, вернуть церковное имущество и выплатить компенсации, а архиепископ пригрозил им передачей фогтств министериалам церкви. Съезд пришлось прервать и перенести переговоры на 10 ноября в Кельн.

9 Ноября Энгельберт намеревался освятить новую церковь в Швельме, владении епархии, расположенном на полпути из Зёста в Кельн. Между Швельмом и Гевельсбергом, в месте, где дорога проходила через овраг, на Энгельберта и его небольшой эскорт напал отряд из 20-25 человек во главе с Фридрихом Изенбургским. Историки расходятся во мнении, собирались они убить Энгельберта или взять архиепископа в плен - убийство князя церкви грозило большими неприятностями, а пленного можно было заставить пойти на серьезные уступки. Но, так или иначе, дело закончилось смертью Энгельберта.

Убийство Энгельберта

Вот как выглядит убийство в описании Цезария Хайстербахского, автора Жизнеописания Энгельберта, который принимал участие в допросах участников нападения и других свидетелей:
По дороге в Швельм Энгельберт отправил вперед большую часть свиты во главе со своим келарем Генрихом Химмероде готовить церемонию. С ним остались лишь несколько человек. Когда отряд Энгельберта спустился в лощину, один из рыцарей, заметив засаду, поднял тревогу и крикнул, чтобы Энгельберт пересел на боевого коня. Неназванный по имени оруженосец из рода Хеммерсбахов подвел коня архиепископу. В этот момент их атаковал отряд Фридриха. Начался бой, в котором спутники Энгельберта были перебиты.

Первым к архиепископу пробился Херенберт Реннекой, дорогу которому преградил рыцарь Конрад из Дортмунда. Хереберт зарубил его двумя ударами. Энгельберт, который был опытным воином, отбиваясь попытался скрыться в зарослях, но Херенберт настиг его и стянул с коня. Граф, услышав шум в стороне от основной схватки, закричал «Держите его, не дайте уйти, он слишком могуществен». Энгельберт стал просить о пощаде, но Фридрих крикнул «Убейте разбойника, который лишает благородных их наследства». Подъехавший Гизельхер слез с коня и ударил архиепископа по голове, вторым ударом он отрубил Энгельберту руку, а потом пронзил его мечом. Еще один удар по голове нанес некий рыцарь Йордан, которого архиепископ изгнал из его владений. Затем нападавшие нанесли уже лежащему на земле Энгельберту еще несколько ударов. Гизельхер хотел отрубить голову, но спешивший к месту убийства Фридрих крикнул, чтобы его остановили. Приказ выполнил рыцарь Готфрид, схвативший Гизельхера за руку. После этого нападавшие раздели тело догола и забрали все ценное. Перед тем как уехать они, чтобы еще раз убедиться в смерти Энгельберта порезали ему подошву.

Рыцарь Леон сообщил Генриху Химмероде о нападении (неясно, относился он к уехавшим вперед и вернулся по какой-то причине или был с архиепископом и сумел прорваться). Цезарий сообщает, что при осмотре тела насчитали 47 ран. Это согласуется с исследованием мощей, проведенных в 1979 криминалистами - на костях насчитали следы 40-50 рубящих и колотых ударов (это же исследование показало, что рост Энгельберта был ок.180 см).

Со слов Тобиаса, нотариуса Фридриха и участника нападения, Цезарий записал, что сидя в засаде Фридрих жаловался товарищам, что он единственный из обиженных ноблей решился на месть, называя при этом герцога Варлама, графов Дитриха Клевского, Отто Текленбургского, Годфрида Арнсбергского и владетелей Хайнсбергского и Германна Липпского, при этом он называл и другие имена, по поводу которых Цезарий сделал любоптное замечание, что не имеет права в связи с обстоятельствами называть их имена. Энгельберт, которого при жизни упрекали, что он лучший князь, чем пастырь, настроил против себя всю окресную знать и города. Все это позволяет предположить существование широкого заговора. Но так или иначе большинство подозреваемых не подверглось никакому наказанию.

Тело Энгельберта доставили в Швельм, а на следующий день покойного хотели перевезти в замок Берг, но их не впустили. Тогда его отвезли в монастырь Альтенберг, основанный графом Адольфом II. Здесь из покойника извлекли внутренности и похоронили, труп перевезли в Кельн. Тут тело выварили, чтобы отделить мясо от костей, мясо похоронили в одной из башен старого Кельнского собора, а кости поместили в раку.

Избранный 15 ноября архепископом Генрих Мюленаркский взял ее с собой на хофтаг в Нюрнберге (по средневековому праву останки убитого были необходимы для предъявления обвинения). На съезде Фридрих Изенбургский был объявлен вне закона, кроме того бан наложили и на его братьев, епископов Мюнстера и Оснабрюка, и графа Отто Текленбургского, давшего убежище Фридриху (они были двоюродными братьями). Замки Фридриха Изенбург на Руре и Нинбрюгге на Липпе и еще несколько укреплений были сровнены с землей Адольфом Маркским, к которому отошло графство Альтена. В дальнейшем оно стало называться графством Марк. Жена Фридриха с его маленьким сыном и дочерьми бежала к брату Генриху Лимбургскому, ставшему теперь графом Берг. Она умерла в следующем году.

Епископам Дитриху и Энгельберту было предоставлено право очиститься от обвинений на церквном съезде, назначенном на начало февраля 1226 в Льеже. В начале съезда, 1 февраля, папский легат кардинал Конрад, епископ Порто, провозгласил Энгельберта мучеником. Он так и не был официально канонизирован, тем не менее, почитается как святой в Рейнланде и Вестфалии.

На следующий день было назначено слушание по делу братьев-епископов. Они прибыли на съезд с большим вооруженным эскортом. Обвинителем выступал граф Гельдерна Герхарду IV. Слушание было прервано из-за начавшейся драки мюнстерских и оснабрюкских министериалов с кельнскими и гельдернскими. Каридинал Конрад решил, что следующее заседание состоится при закрытых дверях. На нем епископов лишили их кафедр.

Дитрих и Энгельберт после этого отправились в Рим молить о прощении и доказывать свою невиновность перед папой. С ними поехал и Фридрих. В Риме добиться успеха им не удалось, на обратном пути Дитрих умер. Спустя много лет Энгельберт таки получил прощение и стал епископом Оснабрюка в 1239 году. Отто Текленбургский не покидал своих владений. В своем замке он выдержал осаду, но ему удалось отбиться, а через несколько лет и получить прощение.

Памятник на месте убийства Энгельберта

После неудачи в Риме Фридрих не рискнул ехать назад через Германию и предпочел окружной путь – через Францию, надеясь попасть во владения тестя. В Льеже его, в одежде простолюдина, узнал рыцарь Балдуин фон Геннеп и пригласил на обед, где и схватил, а потом продал за 2100 марок серебра графу Герхарду Гельдернскому. Тот передал (или продал) Фридриха своему союзнику, архиепископу Кельна.

14 ноября 1226 Фридриха казнили у ворот Северинстор. Его колесовали - привязали к колесу, переломали кости и вместе с колесом подняли на каменный столб. Он умер на следующий день. По словам Цезария, он высказал раскаяние и весьма мужественно вел себя на процессе и во время казни, не кричал и не просил о пощаде.

Сын Фридриха Дитрих воспитывался при дворе дяди Генриха, графа Берга и герцога Лимбурга. При поддержке дяди он сумел вернуть часть владений отца в войнах с архиепископами Кельна и графом Марк (так называемая Изенбургская усобица 233-1243). В 1240 он построил замок Новый Изенбург около Эссена, а потом и замок Новый Лимбург на реке Ленне. Дитрих так и не стал самостоятельным игроком на политической сцене Рейнланда, он и его потомки, носившие титул графов Лимбурга (по упомянутому замку) так и остались вассалами графов Берг.

Региональное доминирование герцогов Лимбурга не было долгим. Прямая линия династии пресеклась в 1279, что привело к войне за Лимбургское наследство, в которой Люксембургская и Бергская ветви сражались друг с другом. В конфликт оказались втянуты все соседи. В итоге после битвы при Воррингине в 1288 герцогом Лимбурга стал герцог Брабанта (Адольф IV Бергский продал ему свои права).

А графства, впоследствии герцогства, Берг, Юлих, Клеве, Марк объединялись в различных комбинациях благодаря бракам и распадались с потрясающими регион войнами за очередное наследство вплоть до Великой Французской революции.

@темы: Medieval

---

Антиалкогольная пропаганда в 1600-х

Из памфлета 1682 года, который в предостережение всем пьяницам содержал «более ста двадцати печальных и ужасных примеров сурового божьего суда над самыми злостными выпивохами».



«Околдовывающая, одурманивающая природа пьянства: оно не превращает людей в животных, как некоторые полагают, ибо животные презирают опьянение. Я не думаю, что когда-либо видел пьяное животное (не считая свиней) в своей жизни. Нет, это превращает людей в дураков и горьких пьяниц, белает их бесчеловечными и лишает их собственной сущности. Пьянство означает общее Rendezvouze всех грехов, это общий родитель величайших провокаций. Даже худшие из людей, будучи пьяными, делают то, в чём в трезвом состоянии стыдились быть обвинёнными. Люди, от природы тихие, добродушные, умеренные в грехе, когда они, как говорят, являются сами собой, метаморфозами пьянства толкаются на сумасбродства, так что вы не подумали бы, что это те же люди.



Два слуги пивовара в Ипсвиче, запивая остатки индейки, подрались из-за питья и упали в горячий котёл вперёд спиной, отчего один умер сразу, а другой медленно и мучительно, что я сам слышал, будучи в Ипсвиче.

Человек восьмидесяти пяти лет от роду или около того, в Саффолке, перебрав вина (хотя раньше за всю свою жизнь так не делал, как говорил незадолго до падения, оплакивая своё состояние, и так говорили те, кто знал его), спускался по лестнице (вопреки предупреждению бывшей с ним в комнате женщины) упал и так сильно ударился, что вскоре умер, а от падения до самой смерти не мог сказать ни слова.

В Тенби, в Пемброкшире, пьяница, основательно напившись, разбил себя на куски, упав с высокого и крутого утёса самым страшным образом. И всё же само происшествие и обстоятельства падения были так смешны, что что я не могу это описать в столь серьёзном документе и предоставляю смех читателю.

В Банджи, в Норфолке, трое выходили из пивной очень тёмным вечером, клялись что в самом аду не было темнее. Один из них упал с моста в воду и утонул. Второй упал с лошади. Третий заснул на берегу реки и замёрз до смерти. О таком я часто слышал, хотя нет других доказательств.



Некто Т.А. из Годманчестера, бывший обычным пьяницей, был нанят соседом разгрузить повозку с сеном. Будучи пьяным, он выпустил вилы из рук, наклонился поднять их, упал с повозки вниз головой, и поскольку вилы упали остриями вверх, а он упал прямо на них, то проткнул себе сердце и сразу умер.

Виноторговец, привыкший богохульствовать и напиваться, в воскресенье стоял у себя в дверях с кувшином в руках, чтобы зазывать посетителей, но внезапно налетел свирепый вихрь, который поднял его в воздух, и больше его никогда не видели».

Отсюда:
antoin.livejournal.com/837048.html

@темы: "1600-е"

---

Частные детективы. Часть 2

Наибольшим спросом пользовались услуги частных детективов при розысках пропавших людей, в финансовом шпионаже, при слежке за действиями конкурентов в предвыборной борьбе, в делах о клевете и при расследовании коммерческих преступлений, в особенности подлогов. Толчок бурному росту числа частных сыскных контор и индивидуальных детективов дал «Закон о разводах и брачных процессах» 1857 года, передавший дела о расторжении брака от церковного апелляционного суда гражданскому суду по наследственным, бракоразводным и брачным процессам.


ЛАВКА РАЗВОДОВ
Частный сыщик предлагает услуги по предоставлению свидетельств на бракоразводных процессах
Рисунок из журнала "Панч"

Согласно этому закону, муж теперь имел право подать в суд на развод, предоставив свидетельства о неверности супруги. Добывание таких доказательств и стало едва ли не наиглавнейшей сферой деятельности частных детективов. Когда жены также получили право подавать на развод при наличии доказательств, востребованность частных детективов еще больше возросла.

Кроме того, огромное количество частных детективов было, как их бы сейчас назвали, ведомственным. Кражи на железных дорогах и в пассажирских каютах, в гостиничных номерах и в магазинах, поджоги хозяйского добра и порча скота были настолько широко распространены, что собственных детективов нанимали железнодорожные и пароходные компании, крупные отели, театры и мюзик-холлы, объединения вроде ассоциаций фермеров или кооперативных обществ, и даже магазины.

Среди магазинных детективов мы часто находим женщин, которых нанимали следить за покупательницами и пресекать мелкое воровство с их стороны. В 1873 году частный детектив выступал свидетелем на дознании по азартным играм в одном из трактиров, а год спустя стряпчий, выступавший от имени тех представителей приходских властей, совета попечителей и налогоплательщиков, которые протестовали против выдачи лицензий на проведение музыкальных и танцевальных вечеров в парке Креморн, нанимал частного детектива, чтобы подсчитывать число проституток среди гулявших в парке.

А вот охранные услуги, которые представляло любое мало-мальски уважающее себя американское детективное агентство, в Англии спросом не пользовались — британские граждане предпочитали иметь дело с полицией.

Вопреки представлениям, которые могут сложиться из знакомства с викторианской детективной литературой, частные сыщики в Англии, в отличие от их коллег из США, не составляли реальной альтернативы официальной полиции, они скорее дополняли ее в тех областях, где полиция действовать не могла или где ее действия были не эффективны. Позднее майор Артур Гриффит назвал британского частного сыскного агента «особым продуктом современного времени», «чья изобретательность, терпеливое упорство и стремление преуспеть были с пользой использованы при распутывании сложных проблем, граничащих, если только фактически не входящих, в пределы преступного царства.»

Если посмотреть на судебные отчеты тех времен, мы увидим, что частные детективы редко имели дело с уголовными преступлениями, особенно с такими тяжкими, как убийство, ибо, как гласила распространенная среди сыщиков поговорка, восходившая еще ко временам «боу-стритских приставов», «убийства не приносят денег».

Тот же Филд никогда не упоминался в связи с делами об убийствах, если не считать известного дела об отравителе докторе Уильяме Палмере, отправившем на тот свет ради денег своего приятеля Дж. Парсона Кука, и, вероятно, жену и брата, и повешенном в 1856 году; еще до обвинения в убийстве Филд расследовал финансовые дела Палмера, которому страховая компания отказала в выплате страховки за смерть брата (правда, сам Филд в рекламных объявлениях предпочитал утверждать, что это его детективы раскрыли дело об отравлении Кука).

Дело об убийстве немца-булочника Ибера Наполеона Штангера в 1882 году, которое вел частный детектив Вендель Шерер, бывший в сыскном бизнесе с 1859 года, тоже начиналось не как дело об убийстве, а как рядовое дело о поиске пропавшего из дома человека, о чем свидетельствовали объявления с предложениями 50 фунтов в награду за любую информацию о Штанглере, помещенные в апреле Шерером в прессе. Отыскать Штангера Шереру так и не удалось, зато он представил перед судом вдову Штанглера и хозяина пекарни Франца Штумма. Дело против фрау Штангер развалилось, а Штумм был приговорен к 10 годам исправительных работ за подделку и использование чека на 76 фунтов 15 шилл., выписанного от имени Штангера.

К сожалению, оценить количество частных детективов в викторианский период невозможно, даже записи в бизнес-разделе «Почтового справочника Келли» не могут помочь нам в этом. Под рубрикой INQUIRY OFFICES, «Конторы по наведению справок», что в современном английском скорее обозначает справочное бюро, нежели сыскное агентство, в 1881 году мы находим 18 записей, через десять лет — 31.

Примерно на уровне трех десятков продолжает оставаться количество упомянутых в справочнике частных детективов и детективных контор вплоть до Первой мировой войны, хотя число частных детективов должно было быть как минимум на порядок больше (для сравнения, по оценке Ассоциации профессиональных британских следователей, в настоящее время в Великобритании насчитывается около 10 тысяч частных детективов).

Значительная часть ранних детективных контор благополучно продолжали свое существование и в 1881 году, и позже, о чем свидетельствует все тот же «Почтовый справочник Келли» и рекламные объявления в газетах. Дейт и Форрестер прекратили партнерство, но зато обзавелись собственными конторами (причем к 1890-м Дейт нашел для себя видных австралийских нанимателей — Артура Кабитта, агента по розыску пропавших друзей и наведению справок из Сиднея, и частного детектива Доудена из Мельбурна). Чарльз Филд удалился от дел в 1865 году, а его агентство процветало под названием «Филд и Никколз». Уильям Берджес держал агентство на Лоу-Кенсингтон-лейн вплоть до конца XIX века.

Росло и число вновь возникавших агентств. В Вестминстере, на Литтл-Куин-стрит, 7, обосновался Урия Кук, прежде служивший в отделе уголовного розыска Си-дивизиона. По жалобе магистрата он был переведен в другой дивизион, но отказался отправляться туда и уволился, предпочтя открыть собственное частное детективное бюро под именем Кларка. Вскоре он стал выступать под собственным именем, его агентство имело среди агентов как мужчин, так и женщин, и к середине 1880-х Кук перебрался в Крейгс-корт, во двор по соседству со старым Скотланд-Ярдом, в котором в течение всей жизни Холмса непременно квартировали какие-нибудь детективные агентства. В 1886 году у агентства уже был телефон «3,116», а к 1891 свой телеграфный адрес «Outstrip, Лондон» и фирменный слоган в рекламе: «Долгий опыт обучил лучшим, надежнейшим и наименее дорогостоящим методам расследования».

В 1880 году переквалифицировался в частные детективы Джон Праунсмандел из Центрального управления Департамента уголовных расследований, заведя себе телеграфный адрес «Инквизитор, Лондон» и контору на Эдгуар-роуд неподалеку от Гайд-парка.

Вышедшие из тюрьмы герои «детективного скандала» 1877 года старшие инспекторы Натаниэл Драскович и Джон Миклджон тоже занялись частным сыском (правда, Драскович умер в конце 1881 года, зато Миклджон действовал до начала ХХ века).

В 1881 году было основано «Континентальное сыскное бюро» Джорджа Атвуда, оно располагалось на Катрин-стрит, 6, Стрэнд, и предлагало услуги по поиску пропавших друзей (и. конечно же, непременные «и пр.», куда входили в основном доказательства для бракоразводных процессов). В течении первых десяти лет м-р Атвуд лично (и бесплатно) принимал клиентов в своем офисе с 10 до 17:30, но в начале 1890-х утомился и сократил приемные часы с 11 до 16 часов, предпочитая при необходимости общаться с ними по назначению, но всегда имел наготове опытных помощников, а также агентов заграницей. В 1900 агентство Атвуда перебралось на Тавесток-стрит и существовало там по крайней мере до 1903 года.

Около 1884 года стал частным детективом Томас Ноулз, служивший прежде дивизионным детективом в G и F дивизионах. Он постоянно рекламировал себя в «Таймс», ссылаясь на умеренные цены и наличие филиала в Глазго. К клиентам он выезжал для консультаций лично по назначению, либо его можно было найти в его бюро близ Юстонского вокзала. Также лично (если верить рекламе) он вел и сами расследования. Он называл себя «частный детективный и конфиденциально-справочный агент» либо «частный бизнес-агент».

В 1884 году открыл собственное сыскное бюро Джордж Тинсли (который стал вести дело под именем Генри Слейтера – к нему мы еще вернемся), спустя два года начал свою деятельность на частном сыскном поприще Герберт Трейси, бывший инспектор Столичной полиции (контора его располагалась на Адам-стрит, 9, Стрэнд), в 1888 возникло и существовало до 1910-х годов сыскное агентство, возглавляемое бывшим инспектором Особого отдела Скотланд-Ярда Морисом Моузером, имевшим тесные связи не только с британской, но и с французской полицией, что, несомненно, очень помогало ему в его работе.

В 1893 году вышел в отставку старший инспектор Джон Литтлчайлд, прежний начальник Моузера, и стал весьма успешным частным детективом, обеспечившим приговор к двум годам каторжных работ Оскару Уайльду и сыгравшему значительную роль в знаменитом деле о наследстве «герцога с Бейкер-стрит» Уильяма Портланда и претендентов на него Анны Марии и Джорджа Друсов в 1898-1901 и 1907 гг.

В частных детективах подвизались Томас Баннистер и Эдмунд Рид, многие годы возглавлявшие детективные отделы в Хемпстедском и Уайтчеплском дивизионах. Были в Лондоне и детективы, имевшие опыт работы с американским «Национальным детективным агентством Пинкертона». Так, на Стрэнде, 180, находилась контора «Международного детективного агентства Грейнджера-Старка», имевшая также офис в Нью-Йорке на Бродвее. Старший суперинтендант Эрнст Старк и суперинтендант Эдуард Уикс прежде работали на Пинкертонов. Старшие детектив-инспекторы из Скотланд-Ярда Фредерик Джарвис и Фредерик Абберлайн по выходе в отставку в 1890-х также работали на агентство Пинкертона, в том числе и в качестве глав европейских филиалов.

@темы: Англия