Забыла вчера их куда-нибудь втиснуть. Мне одно интересно: акварели разных лет, 1520-х, но на всех присутствует развеселая дамочка в желтом платье. Причем, явно не из достойных матрон. Кто она?
читать дальшеФрилла? Как ни удивительно, ни о фриллах, ни о внебрачных детях Густава ничего не известно. Значит, их не было. С другой стороны, женщина или женщины были наверняка. Скорее всего, из доверенных куртизанок, ведь Густав приглашал одну определенную куртизанку своих лет (по имени Ингеборг, кажется) "помочь сыновьям стать взрослыми мужчинами".
Дело в том, что в 1500-е все уже знали о дурных болезнях, о том, как они передаются, и как отражаются на здоровье и психике. Впрочем, если рассуждать логически, об этом знали и раньше: это может быть одним объяснением ранних браков, которые падают именно на период полового созревания, и того, что присутствие наложниц в домах неженатых молодых людей было делом обыкновенным.
Рядом с королевским дворцом в Стокгольме был кабак "Виноградная лоза", который содержала очень своеобразная пара. И муж, и жена были музыкантами, которые в молодости много путешествовали по Европе, Гердт и Карин. Вот этот-то кабак и был тем местом, где придворные высшего ранга устраивали неофициальные встречи и выбирали себе девиц для развлечения.
Лучшие потом переселялись во дворец и дома ноблей, становясь фриллами. Делали блестящую карьеру, кстати, если помнить, как заботились нобли о будущем своих наложниц. Гердт и Карин были, конечно, не только музыкантами, но и королевскими шпионами в Европе. Потом, уже при Эрике, Карин станет придворной певицей. Гердт переметнется к датчанам. Но это тоже будет уже потом.
Мне всегда очень важно видеть предметы, которыми пользовались люди эпохи, мебель, посуду. Решила поделиться тем, что нашла у себя в "Финском Антиквариате". Здесь немного, практически только то, что осталось в замке-крепости Турку после того, как там жили Йохан, сын Густава, и его жена, Катарина Ягеллонка, и то, что было привезено из Европы, из Швеции. Украшений того периода среди финского антиквариата, конечно, нет. Украшения были слишком дорогими вещами, чтобы оставлять их за собой или дарить. Интересно, что стиль ренессанса и барокко в Финляндии вдруг стал повторяться в 1800-х годах среди крестьянской мебели. Так его здесь и называют, "крестьянский ренессанс" и "крестьянское барокко".
Двойной кубок. Серебро. Дизайн нюрнбергца Альбрехта Дюрера, изготовлен около 1526 года
читать дальше Солонка в форме дельфина. Серебро. Дизайн (предположительно) аугсбургца Кристиана Эргхарда, изготовлена около 1568 года
Серебряная ложка. Сделана, очевидно, в Оулу Кристофером Бонсдорфом около 1600-го.
Такие стеклянные бокалы делали и в Венеции, и в Германии в 1500-х, так что неясно, откуда именны привезены эти
Этот гобелен очень редкий в данных широтах, изготовлен из шелка и шерсти то ли в Бургундии, то ли во Фландрии, то ли еще где по аналогичной технике
Конец 1500-х. Стиль южной Европы.
1500-е, стиль северной Европы, зубчатое украшение - отголосок поздней готики
Конец 1500-х, сундук наверняка сделан в Германии
Конец 1500-х, стол сделан в Швеции, столешница каменная
Понятно, собственно, почему Ваза так старались собрать к себе побольше ремесленников со всей Европы.
В 1540 году Густав Ваза был уже достаточно силен, чтобы позаботиться о будущей стабильности королевства. На заседание совета в Йоребро он пришел с двумя сыновьями, Эриком и Йоханом, и приказал двенадцати членам совета и троим епископам встать на колени и поклясться на мече в верности королю и его наследникам. Поклялись, что ж делать. Впрочем, через четыре года парламент подтвердил новое правило: отныне в Швеции король не избирался, королевская власть стала династической.
Никто даже не протестовал: именно в те времена по всей Европе тенденцией было власть централизвывать. На этом заседании было принято еще важное решение: Швеция была официально провозглашена лютеранской страной. На практике это не означало, что католическая вера была напрочь запрещена и на католиков начались гонения. Это случится гораздо позже, при Карле, да и то ненадолго. На практике просто была упрощена процедура церковных церемоний (что никому не понравилось, особенно крестьянам, лишившимся любимого воскресного представления), и, самое главное, церковные службы начались, наконец, на шведском.
читать дальшеТот самый Олавиус Петри сумел перевести для начала Новый Завет на шведский еще в 1526 году. Это было не так просто, как звучит. Работа была гигантской, и делали ее разные люди. Петри проверял переводы, сверялся с оригинальными текстами, делал правки. Евангелие от Иоганна он перевел на шведский самостоятельно. В 1541 году был уже готов весь перевод Библии на шведский, и вышел в печатном издании.
К 1548 был готов финскоязычный перевод Нового Завета, который сделал Микаэл Агрикола.
То, что люди стали понимать, о чем говорится на богослужениях, было чем-то совершенно новым, неиспытанным с тех времен, когда они поклонялись своим богам на своем языке. Более того, перевод Завета и Библии на национальные языки было огромным шагом в развитии национальной письменности. Отсюда был только шаг до изменения системы образования населения, но для истории этот шаг занял около 100 лет.
Разумеется, и Петри, и его сподвижник Лаурентиус Андреае только книжной работой не ограничились. Они хотели полной реформации немедленно, с преданием анафеме католиков и прочими последствиями борьбы за «правильную» веру. В расчеты Густава Вазы подобный радикализм не входил, и он расходился не на шутку: за разжигание религиозного конфликта Петри и Андреае в 1540 году он приговорил к смерти. Конечно, их не казнили. Им дали время обдумать свое поведение, и потом помиловали.
Петри все понял правильно, и после освобождения сосредоточился на том, что он делать действительно умел: на исторических исследованиях и проектах законодательства. В 1542 году он стал инспектором стокгольмских школ, и в 1543 – деканом церкви Святого Николая, известной, как СторКирка – большая церковь. Он был неплохим историком, работающим только и только с реальными документами, а не с мифами.
В частности, он опровергнул существующие на тот момент представления о том, что король Магнус Эрикссон был хорошим королем, но потом стал плохим, потому что перестал слушать своих духовных советников. Петри доказал, что эти представления базируются только на частных высказываниях св. Биргитты, которую никак нельзя в этом случае считать беспристрастным свидетелем: это ее советы король отверг, потому что базировались они, якобы, на видениях святой, а на деле – на мнениях знати, противостоящей королю.
Также Петри резко возражал против того, что шведы были потомками готов. Он напоминал, что ни одного доказательства этой теории нет, и что, в любом случае, странно восхищаться «бандой негодяев и тиранов, которые отбирали чужие земли и города, не имея на это никакого права».
В законодательстве проекты Петри, в частности, отклоняли анонимные свидетельства, и это правило действует в Швеции до сих пор. Петри также предложил совершенно новую точку зрения на наказание преступников, которое постепенно стало частью лютеранской морали: наказание должно исправлять человека, а не увечить. Наказание не должно быть местью и запугиванием. Эта часть работ Петри вошла в практику намного позже, только в 1700-х годах. В 1500-х Европа к такой точке зрения на наказание просто не была готова. Несогласных уничтожали физически, и вся юридическая система была построена именно на терроре. Те владыки, которые террора избегали, находили обычно впереди то, что оставили позади: недобитого врага.
Что касается Андреае, то он тоже, насколько я поняла, переключился на образовательную работу, работая над грамматикой шведского языка и отшлифовывая перевод Библии. Я не знаю, откуда пошли слухи, перекочевавшие в Википедию и через нее на другие сетевые ресурсы, о том, что Андреае откупился от смертного приговора. Ни он, ни братья Петри не были богаты. Они все были выходцами из простонародья, получившими образование в Германии и Риме, искренними лютеранами, проникнувшимися учением Лютера о чистоте духовных пастырей, которое запрещало им заниматься стяжательством. Да и не мог Андреае собрать богатства в условиях, когда частные дары землей или ценностями церкви были уже запрещены, король стоял во главе церкви, и церковная десятина текла в королевскую казну.
Не говоря о том, что король Густав никогда всерьез и не намеревался казнить людей, при помощи которых он начал прокладывать совершенно новое русло для будущей Швеции. Он был умным, этот король, и хорошо понимал, что за лютеранством и прямая выгода для современной ему Швеции, и будущей. Королю просто было нужно именно на тот момент государство, куда религиозная терпимость будет привлекать и католиков, и протестантов из Европы, уставших от религиозных войн.
И действительно, во время правления Густава, население Швеции стало быстро расти. Отчасти за счет иммиграции, отчасти потому, что этот король предпочитал оставить крестьян заниматься тем, что они делать хотели и умели, используя для оборонительных военных действий наемников, и потихоньку строя основу для новой регулярной армии и флота. Густав Ваза никогда не пытался расширить территорию Швеции, зато умел противостоять попыткам разрушить страну внешними нападками и внутренними восстаниями. Благодаря его политике, особой угрозы извне и не было. У датчан было достаточно проблем и без Швеции, и при Густаве с датскими королями даже поддерживались личные контакты.
Крестьяне времен Густава Вазы представляли собой нечто непонятное для иностранцев, путешествующих по стране с торговыми делами. Например, немец Самуэль Кишель очень удивлялся «наглым манерам этих оборванцев», совершенно не понимая, что «оборванцы» были независимыми землевладельцами, представленными в парламенте своей страны. Жили, конечно, просто, и продолжали так жить еще несколько поколений. Да и сам король не слишком-то роскошествовал, потребности у него были самые скромные. Иностранные корреспонденты в ужасе писали о том, что стены королевского замка не увешаны гобеленами, полы не укрыты коврами, а король вне торжественных приемов ест и пьет из оловянной посуды.
Ела Швеция в то время всевозможные каши из местных зерновых, местные корнеплоды, свою свинину и птицу, молочные продукты, пила пиво – что еще им было нужно? Питались одинаково и владельцы больших поместий, и даже те, кто не имел своей земли и был арендатором. Хорошие арендаторы, кстати, были у землевладельцев в большом уважении, за них держались, и с ними охотно роднились.
Сам Стокгольм немного отстроился, теперь это был город, в котором жили более 10000 человек, где были свои колонии иностранных ремесленников. Но был город еще сильно средневековым, с узкими, извилистыми улицами, с домами, крытыми дерном, на котором паслись козы, с живностью и огородами на задних двориках. При дворце был разбит небольшой сад, но вцелом по стране устройство поместий и замков было чисто функциональным, без красивостей.
Отстроил Густав Ваза свой дворец, отремонтировал и укрепил ключевые крепости и замки, начал расчистку новых земель (в Норланде и Вермланде), чтобы население рассредоточилось по стране более равномерно. В Финляндии крепость в Турку была приведена в порядок и расширена, став королевской резиденцией. Был в 1540-х заложен Хельсинки.
В 1560-м году Густав почувствовал, что болезнь берет над ним верх, и произнес перед парламентом прочувствованную речь: «Если что-то было сделано хорошо, это было сделано по божьей воле, его и благодарите. Если что-то было не сделано, или сделано плохо, прошу вас: ради Бога, простите. Бог знает, что так случилось не по злой воле и не специально, а по человеческой слабости и ограниченности». Густав скромничал.
Он полностью изменил представление нации о короле, сделав его своим, присутствующим во всех делах, активно принимающим решения. Вступив с полуразрушенный Стокгольм с пустым карманом и огромным долгом, он ушел оттуда в вечность, оставив казне, стране и семье деньги, торговлю, банковскую систему, армию, флот, таможню, мир, основы для развития науки и национальной культуры. Пусть он не постороил за свою жизнь готовое, могучее государство, он сделал все, что только мог сделать человек. Последними словами 64-летнего Густава Эрикссона, Густава Вазы, который никогда не требовал, чтобы его называли «Ваше Величество», были: «Что теперь будет, что с вами будет, шведы? В этом странном мире вы разбираетесь еще так плохо»
В 1527 году появился еще один фактор, с которым надо было что-то делать: Кристина Гулленстьерна с сыновьями вернулась в Швецию, причем отвергнув довольно выгодное брачное предложение. И, чудо: очень скоро в той же Даларне, где Густав набрал для себя первую армию, начался мятеж. Формально – из-за церковной реформации, но только руководил этим мятежом какой-то подросток, называющий себя Нильсом Стуре. И снова король отправился в Даларну под чужой личиной.
Он очень быстро разобрался, кто стоит за этим восстанием, взял на заметку вожаков, но кто-то заметил край шитого золотом воротника рубашки у незнакомца, или просто узнал его. Нильса тихонько предупредили, и он бежал в Норвегию, где его очень душевно приняли губернатор Бергена и местный епископ. Потом Нильс оказался в Германии, очевидно, в попытке нанять себе войска, но в конце 1528 года был там арестован и казнен, как самозванец (Ганза еще не получила своих денег от Густава Вазы). Кстати, во времена событий ему было 14-15 лет. Это к тому, кто в те годы считался ребенком, а кто – нет.
читать дальшеПоскольку Нильс успел уже выпустить длиннейший манефест, в котором объяснял, что он-то и есть настоящий король, он поставил под удар и мать, и брата. Густав лично переговорил с Кристиной, и потом объявил, что настоящий Нильс умер еще за год до восстания, а в Даларне действовал самозванец. Все знали, что это неправда, но так была спасена жизнь Кристины и ее сына Свена. Или, по крайней мере, свобода и положение в обществе.
Приводить в порядок страну Густав стал на доходы от той единственной промышленности, которая была в Швеции действительно хорошо поставлена уже к тому времени: добыча серебра, меди, железа. На эти деньги содержалась наемная армия (своей по-прежнему еще не было), и отстраивались крепости. Очень большой проблемой стало отсутствие обученных чиновников, которые могли бы помочь королю управлять государством. Но этот король решил проблему по-своему: он стал управлять страной на патриархальный манер, словно это была одна большая ферма. Хоть он и имел привычку жаловаться на то, что вынужден все делать сам, ему это явно нравилось.
Поскольку знать была прорежена королем Кристианом, Густав стал набирать управляющих королевством из буржуазии и крестьян, тех, кто получил духовное образование в Германии, и были эти люди лютеранами. Не всё получалось. Например, Олаус Петри, первый лютеранский епископ и священник, который женился, был назначен на короткое время канцлером. Как потом написал король, Петри подходил для этой должности так же хорошо, как «осел для игры на лютне, или фрисландская корова для прядения шелка». В конце концов, Густав стал организовывать свою бюрократию по германскому образцу, благо, немецкий язык был единственным иностранным языком, который он хорошо знал. Но править буквально всеми делами в королевстве ему еще пришлось до 1538 года, когда он получил в помощь квалифицированного франкфуртского юриста Конрада фон Пюхе.
У каждого короля, который думает о своей стране, есть еще одна обязанность: обеспечить продолжение династии. Выбор у Густава, конечно, был небогатый. Неизвестный король неизвестной страны, кто отдал бы ему в жены свою принцессу? В 1528 году начались переговоры о браке с Катариной Сакс-Лауэнбургской, которые продлись аж до 1531 года, благо, невеста была еще очень молода. Об этом браке ходит до сих пор много сплетен, не имеющих под собой никаких оснований. Кто утверждает, что Катарина была меланхоличной и злобной интриганкой, кто-то намекает, что она была влюблена в мужа своей сестры Доротеи, который случился быть следующим королем Дании, есть утверждения, что Густав уже полюбил другую, и двинул всердцах свою опостылевшую половину по уху так, что она упала, ударилась головой и умерла.
Но есть и другая история, рассказанная ее сыном. Эрик родился в 1533 году, и он был на том балу, на котором умерла его мать. Насколько двухлетний ребенок мог запомнить то, что случилось? Мог, очевидно, если учесть, о чем была эта память. Эрик писал в своем дневнике, что он помнит бал, что вокруг было много ног, он испугался, и стал плакать. Его мать подошла к нему после танца, взяла на руки, но через несколько минут стала жаловаться на боль в животе, согнулась, и Эрик, которого она опустила на пол, видел, как на пол стала набегать кровь. У королевы случился выкидыш. Отец, по его словам, так любил жену, что никогда больше не мог нормально общаться с Эриком, которого считал виноватым в случившемся. Густав действительно не любил своего старшего сына, с этим соглашаются все, и сам Эрик, и сам Густав, и хронисты, и сплетники, чьи письма сохранились.
А в большом мире в это время случилось довольна приятная для Густава война: новый датский король сцепился с Ганзой. Под шумок, Густав аннулировал ганзейскую монополию на торговлю в Швеции, и прибрал к рукам все находящееся на тот момент в Швеции состояние Ганзы. Так он вернул с лихвой все, что потерял немецким купцам. Кстати, не слишком-то те и разжидись в этой стране, которая обеспечивала себя сама, и импортировала только хмель да соль. Хмель скоро начали разводить свой, так что торговля шла солью. Предметы роскоши заказывались только частными заказами, и их было совсем немного.
Между 1528 и 1535 годом Густава пытались заколоть кинжалом – отбился. Пытались отравить – но могучий организм с ядом справился. Возможно, тем не менее, что последствием отравления было заболевание, из-за которого король к 55 годам потерял практически все зубы. Также возможно, что каким-то образом эта попытка отравления аукнулась в психической нестабильности Эрика, Магнуса и Софии, детей Густава. Во всяком случае, если с Эриком можно уцепиться за слово «меланхолия» в описание его матери (хотя у Эрика-то была паранойя), то психических заболеваний не было ни в роду Стуре, ни в роду Лейонхуфвудов, из которого была вторая жена Густава, но двое их детей были явно ненормальны.
После изящной экспроприации собственности Ганзы, Густава чуть не взорвали прямо в церкви, где он должен был присутствовать не пасхальной мессе. Это было уже очень основательная работа, хорошо проделанная. Заряд был спрятан под креслом короля. Густава спас человеческий фактор: человек, который должен был поджечь зажигательную нить, по имени Ганс Виндрак, накануне упился в кабаке, и стал бахвалиться. А ведь не секрет, что во всех кабаках всегда присутствовали шпионы королевской канцелярии. Заговор раскрыли, и выяснилось, что он практически полностью немецкий. Виновных казнили, конечно, но Густав продолжал принимать всех желающих лютеранских эмигрантов из Европы в Швецию. Я знаю только эти три попытки покушения, но их, наверное, было гораздо больше, потому что впоследствии Катарина Стенбок, последняя жена Густава, говорила, что в ее время при дворе нужно было двигаться так, чтобы никогда не поворачиваться спиной к мужчинам этой семьи – в спину легче ударить кинжалом под влиянием минутного подозрения.
Маргарет Лейонхуфвуд, на которой король женился через год после смерти первой жены, была на 20 лет моложе Густава, что не помешало им быть очень счастливой парой. Маргарет была умна, образована, очень спокойна в поведении. Она никогда не употребляла своего влияния на короля во вред, всегда сдерживая порывы гнева своего темпераментного супруга, и умела уговорить его смягчать наказания, которые ее муж был щедр раздавать. Удивительно то, что сама она была, наверняка, женщиной стальной воли, не очень-то любившей возражения, только умела держать себя в руках. А ведь ее сестру, которая вышла за Сванте Стуре, в народе звали Король Марта за властность, а ее мать Эбба была так крута нравом, что тещу побаивался и сам Густав.
За 15 лет брака, Маргарет родила восьмерых детей, и все они выжили. Для тех времен это было достижением. Правда, Маргарет в числе своих талантов имела и хорошее знание народной медицины. Она и ее сестра Марта учились приемам знахарства и лекарства у крестьянки Бригитты Андерсдоттер, потому что медицина, которой пользовались в те времена короли, слишком сильно отдавала модной алхимией, и включала далеко не безобидные препараты, как то ртуть и опиум. Почти все знатные шведские дамы тех времен имели при себе крупные перстни в виде ракушки, содержащие тщательно приговленные порошки с противовоспалительным и успокаивающим действием. И, конечно, Маргарет была профетом гигиены, причем ее муж очень быстро проникся пониманием ее правоты. Детям было внушено и даже вбито колотушками, что мыться и чистить зубы – это не обсуждается, хотя хитроумные сыновья и пытались ссылаться на старые латинские писания, где утверждалось, что испытыния плоти укрепляют дух.
В результате, Маргарет с Густавом не потеряли ни одного ребенка, хотя все искусство знахарки не спасло королеву от пневмонии, которую она подхватила на прогулке по озеру. Маргарет умерла 35-летней.
Неизвестно, зачем Густав женился в третий раз. Очевидно, по инерции. Катарина Стенбок стала королевой в 17 лет, но по сути была 8 лет нянькой королю, здоровье которого начало резко сдавать: он уже почти потерял все зубы, и не мог питаться нормально, что, в свою очередь, начало сказываться в желудочных проблемах и общей слабости. Надо отдать должное Густаву, он чувствовал себя виноватым перед женой. Ходили слухи, что он дал ей полную свободу выбрать любовника, но с условием, что он должен знать, кто станет избранником. Почему-то молодая королева от такой любезности отказалась. И еще Густав незадолго до смерти хотел провести закон, запрещающий браки со слишком большой разницей в возрасте.
Катарина предпочла роль медиатора и миротворца в этой большой, шумной и проблемной семье. Определенной головной болью была Сесилия, но больше всего проблем создавали отношения между братьями, Эриком, Йоханом и Карлом. Катарина никому из них не отдавала предпочтания, а просто старалась разгребать те ситуации, которые они создавали, так, чтобы дело не дошло до худшего. Не всегда ей это удавалось. Катарина была первой в Швеции вдовствующей королевой, очень богатой, потому что Густав не пожалел средств, чтобы ее обеспечить, и прожила она очень долгую жизнь, 86 лет. Ее пасынок Карл пытался не раз наложить лапу на состояние мачехи, но оно было полностью защищено указами и Густава, и его сына Йохана. Не то, чтобы у Карла и Катарины были совсем плохие отношения, просто Карл был Карлом: коварным, жадным, честолюбивым. Пожалуй, Карла в семье действительно недолюбливали из-за его грубости и непредсказуемой коварности, но были в нем и неплохие качества.
Интересный вопрос, который как-то просмотрели историки: а почему после смерти первой жены Густав никогда больше не искал в жены принцессу, а женился на шведках? Есть мнение, что семья Ваза вообще на международных брачных рынках не котировалась из-за простых нравов при дворе и крутого характера мужчин семейства. Но я подозреваю, что Густав просто жадничал и своевольничал. Женясь на чужеземной принцессе, любой король был вынужден заключать альянсы и чем-то поступаться. Это стоило дорого, и налагало ограничения. А ни платить, ни связывать себя король не любил. А может, ему просто нравились именно шведки, женщины, с которыми он говорил на одном языке, которые были не только довольно хрупкими созданиями для вынашивания потомства, но и равноценными компаньонками, с которыми можно было делиться заботами, веселиться, говорить о понятном и близком.
Вряд ли свежеиспеченного короля удивило то, что он обнаружил, разбираясь с состоянием дел страны, ведь всю свою жизнь Густав колесил по самым отдаленным провинциям, и знал о том, как и чем живет народ, гораздо лучше любого короля, родившегося во дворце. И все-таки, получить на руки хозяйство в таком состоянии было сомнительной честью.
Стокгольмский дворец Три Короны был в растерзанном состоянии после долгой осады войсками датчан и, конечно, не восстановлен. Населения на всю Швецию и Финляндию было всего около миллиона человек, и те были сосредоточены всего в трех областях. Армии не было. Флота не было. С севера, юга и запада страну окружали датчане. Как государство, Швеция для Европы не существовала и вовсе, ведь официально она все еще как бы считалась частью Северного союза, где избранным королем был Кристиан II.
читать дальшеВ городах жило всего 5% населения, да и какие там города, если в самом Стокгольме и в лучшие-то времена население еле дотягивало до 7 000 человек. Экономика была полностью в руках любекских купцов. Система образования блистала полным отсутствием оного. Шведы получали образование либо за границей, либо у частных мастеров-учителей, которых было мало, либо учились в университете Уппсалы, который к 1523 году захирел почти окончательно. Система образования через церкви и монастыри не работала совершенно, потому что приходского священника обычно избирали из своих, он отправлялся ненадолго в Германию, где зазубривал тексты Библии на латыни, и возвращался потом в родную деревню, где продолжал крестьянствовать, приходя в воскресенье проповедовать в церковь в сапогах, и колотя в особо пафосных местах рукавицами по кафедре.
К счастью для себя и Швеции, новый король был не мыслителем, а солдатом. Поэтому за голову он не схватился, и в наемники за границу с престола не сбежал, а быстро вычислил, что деньги в стране, вообще-то, были, и были они у церковных епископов. Католической церкви в Швеции принадлежало 21,3% лучших земель (короне только 5,6%), церковь исправно получала от населения десятину, и за века собрала несказанные богатства в драгоценных металлах и камнях.
Сам Густав был крещеным католиком, конечно, но чем была религия для шведов? Они долго молились своим богам и после того, как христианство официально пришло в Швецию, и латинских молитв не понимали в большинстве. Для простого шведа эти мессы с их причастием были просто ритуалом, ничуть не менее языческим, чем прежние ритуалы. А вот епископы – это были уже конкретные люди, и, по большей части, люди глубоко шведу неприятные. Богатые, заносчивые, подчиняющиеся заморской власти. Тех немногих, которые искренне прониклись к стране, король Кристиан по дури казнил. И кого же увидел Густав в Стокгольме на должности архиепископа страны? Да, Густава Тролле, по списку которого был казнен его отец.
Поэтому долго король не думал, и объявил, что отныне в Швеции Божье слово будет проповедываться чистым. Нет, он не стал разрушать монастыри, как это сделал Генрих VIII Английский, и не стал преследовать католиков, он просто объявил новым архиепископом католика Йоханнеса Магнуса, и потребовал от папы признать этот выбор, на что тот, конечно, не согласился. Так закончились все отношения Швеции с Ватиканом. А Тролле был вынужден эмигрировать в Данию. Потом, он снова свяжется со свергнутым уже королем Кристианом, будет участвовать в его авантюрах, и погибнет, получив рану в битве.
Надо заметить, что задачу Густава Вазы по экспроприации церковных богатств значительно облегчил тот же Кристиан II, в тот самый несчастный для него день Стокгольмской кровавой бани: из 30 человек совета в живых осталось только 9 – те, у кого хватило смекалки не явиться на коронацию Кристиана. Хватило у них смекалки и на то, чтобы не сопротивляться королю в его переделе церковного имущества, а присоединиться к разделу. И об этом они не пожалели. После перераздела церковных земель 50% было по-прежнему в руках крестьян (в Финляндии 64%), 28% - у короны, и 22% - у немногочисленной теперь знати.
Новая ситуация выглядела так: во главе и государства, и (практически) церкви встал сам король Густав, его архиепископом – буржуа по происхождению, католик Магнус, а епископом Стокгольма – лютеранин, Олаус Петри, простолюдин. В 1526 году Густав сделал следующий шаг, наложив руку на церковную десятину. Когда в 1527 году съезд (что-то типа парламента) начал чесать по этому поводу в затылке, Густав просто напомнил, что он в короли не просился, и, если что, запросто может от короны и отказаться, и живите, как хотите. Причем, не забыл добавить, что церковь-то разбогатела на их, кровные, подарки, то есть ничего они не грабят, а возвращают своё, потому что деньги нужны, чтобы заткнуть рот Ганзе, набрать оружие и нанять наемников, которые будут их защищать от датчан. Густав дал им право вернуть те земли, которые их предки по какой-то причине потеряли церкви, с самого 1454 года. Церковь же должна была вернуться к первозданной чистоте, то есть иметь не больше необходимого. И колокола... По одному колоколу на церковь, остальные должны быть переплавлены!
Мысль о возврате "своего законного" членам совета очень понравилась, и король получил добро съезда на все свои новшества. Сразу, не откладывая, он лично конфисковал парочку самых богатых замков себе лично. И драгоценности прибрал. Так король разбогател. Католические епископы потеряли не только деньги и замки, вместе с ними они потеряли и право представительства в совете и в парламете. После чего им осталось только убраться из страны вообще. Йоханнеса Магнуса Густав отправил в 1526 году послом в Россию, и тот правильно догадался, что возвращаться ему не надо. Папа к тому времени понял, что Магнус – не худшее из двух зол, и Магнус даже поехал в Рим, где был рукоположен архиепископом Швеции, но Швеция к тому времени уже стала официально лютеранской страной. Магнус с его братом остались в Италии, и, наверное, были весьма довольны, в конце концов, тем, как сложилась их жизнь.
Итак, в Швеции без шума и гама перешли к тому, за что во Франции было пролито море крови, к веротерпимости. Кто-то молился на католический манер, кто-то – на лютеранский. Королю было все равно, его интересовала организационная и материальная часть. Сам он короновался только в 1528 году (раньше было некогда) по католическому ритуалу, потому что никакого другого просто не было.
Густав Ваза был личностью необыкновенной, словно прямиком из легенд. В дни своей молодости он был типичным авантюристом, только с той искоркой гениальности, которая приводит авантюристов на королевский трон. Он не был ни хорошим человек, ни плохим человеком, его личность под такие простые определения просто не подходит. Он сравнивал себя то с Давидом, то с Моисеем, он с удовольствием объегоривал в переговорах тех, кто верил, что может заставить этого короля делать то, чего он делать не хочет, он играл короной, он пережил невероятное даже для своего времени количество приключений, появляясь в горячих точках своего королевства под чужой личиной. Ни до, ни после него не было у Швеции такого короля.
читать дальшеХотя отец и пытался отправить его учиться латыни и прочим премудростям, сбежал Густав из школы на войну при первой же возможности. Он прекрасно понимал ценность образования, это видно из того, насколько тщательно он выучил и вышколил своих детей. Просто самому ему было интереснее действовать. Он обладал удивительной харизмой, потрясающей смелостью, сметкой и хитринкой. Сбежав из Дании, он собирал в отдаленных от Стокгольма частях Швеции армию, еще не зная, что Стокгольм сдан, его отец казнен, а его мать и сестры увезены в Данию, где трое из них умрут – видимо, при очередной вспышке чумы.
Переодевшись в крестьянскую одежду, Густав пытался поднять против датчан крестьян в провинции Даларна, но даже его дар красноречия и харизма не могли их расшевелить. Крестьяне Швеции могли воевать за кого-то из личной привязанности, или в надежде на выигрыш, но в тот момент ситуация была полностью в руках датчан, и крестьянам было все равно, кто будет собирать с них налоги.
Ошибка короля Кристиана всё изменила. Ошибка понятная: хотя Кристиан и был королем Северного союза, хотя он и не был глупцом, о шведах он судил, как о датчанах. Но Швеция не знала, в отличие от Дании, крепостного права, и шведский крестьянин вовсе не собирался покорно принимать все, что придет в голову королю. Когда Кристиан объявил о серьезном увеличении налогов, когда он конфисковал в свою пользу земли казненных им дворян, крестьяне встали против. Густав, который мог оценить последствия укрепления датчан лучше, чем простые крестьяне, решил покинуть Даларну без особой спешки, пользуясь снегоступами. Он рассчитал правильно, вскоре его догнали даларнские лыжники, и попросили вернуться. Густав получил костяк для своей армии.
Второй ошибкой Кристиана было ограничение Ганзы в пользу Голландии. Почему – понятно, если вспомнить, кем были самые близкие Кристиану люди. Когда Густав Ваза успел договориться с ганзейцами, неясно. Очень похоже, что именно тогда, когда он прошлепал в снегоступах от Даларны до границы с Норвегией, где его посланцы даларнцев и нашли. Ганзейцы, в частности Любек, финансировали Густава огромной суммой в 120 000 любекских марок. В долг, понятно, потребовав еще и монополии на международную торговлю Швеции. Конечно же Густав согласился! Этот король решал проблемы по мере их возникновения.
В 1521 году повстанцы собрались в Вадстене, где Густав Эрикссон Ваза был объявлен регентом Швеции, то есть, без пяти минут королем. Густав согласился без особого воодушевления, надо сказать, или просто сделал вид, что ему такая должность практически навязана. В будущем ему это сильно пригодилось, а в 1521 году он решительно ничем не рисковал, если действительно хотел стать регентом. Благодаря тому, что датский король прошелся палаческим топором по шеям самых значительных ноблей королевства, альтернативы Густаву просто не было. Было двое сыновей Стуре-младшего, но они были пленниками в Дании, так что оказался Густав единственным живым, взрослым и оказавшимся под рукой членом рода Стуре.
Судя по тому, как один за другим сдавались повстанцам замки, занятые датчанами, в подчинении нового регента была не только крестьянская армия. На что-то же было потрачено любекское золото. И вот в 1523 году Густав, уже избранный риксдагом король, вошел в Стокгольм.
Кроме «колонки страданий», деятельность Поллаки изредка находила отражение и в обычных газетных статьях, хотя повествовалось в них скорее о курьезных случаях из жизни Поллаки, чем о его серьезных делах. Так, в 1866 году к Поллаки по рекомендации австрийского консула обратился глава респектабельной венской фирмы консигнаторов, которая получила заказ от прусского торговца Августуса Венделя из Англии, утверждавшего о своем особом положении при дворе, на изготовление мужского кольца на мизинец из чистого австралийского золота, с большим изумрудом, но без каких-либо украшений, стоимостью не более 400 флоринов, и крест с бриллиантами, который надлежало изготовить в соответствии с приложенным к заказу рисунком, стоимостью не более 2000 флоринов.
читать дальшеЭтот заказ следовало срочно отправить вместе с гарантийными обязательствами в офис Венделя на Каллум-стрит. В качестве аванса он прислал чек на 250 фунтов с требованием погасить за ним не менее 200 фунтов. Драгоценности были изготовлены, отправлены и благополучно доставлены на Каллум-стрит «достопочтенному Августусу Венделю», как велел именовать себя клиент. Вендель также собирался разместить заказ на 20 тысяч пар перчаток для британской армии, но в связи с ожидавшейся сменой военного министра временно приостановил его.
Фирма отправила чек в Англию, где он был представлен в банк, но в акцепте было отказано, и чек возвращен, так как выписавший чек не имел средств на своем счету. Глава фирмы желал возвратить свои деньги, но консул отговорил его обращаться в полицию, поскольку вопрос был только вопросом долговых обязательств, ведь Вендель не совершал никакого подлога.
Поллаки тотчас начал свое расследование, и вскоре установил, что Вендель снял шикарную квартиру на Джермин-стрит в районе Сент-Джеймс и заказал фортепьяно за 50 гиней у фабриканта с Мальборо-стрит. Домовладелица, не будучи прежде знакома с новым постояльцем, запросила с него аванс, и он дал ей чек на 4 фунта, выписанный на Объединенный банк Лондона, который также был возвращен с пометкой «Нет средств». Домохозяйка тотчас сообщила об этом фабриканту музыкальных инструментов, который не стал никуда отправлять заказ. Не получив фортепьяно, Вендель в расстройстве отправился в устричную лавку на Стрэнде, где отужинал, но когда с него потребовали оплату, выразил удивление тем, что они просят Иисуса Христа заплатить за то, что он съел и выпил. Закончилось все обращением владельца лавки в полицию и установлением совершенной невменяемости Венделя. Свихнувшийся пруссак был помещен в психиатрическую лечебницу в Фишертоне близ Солзбери, а на долю Поллаки осталось отвезти венского торговца к г-дам Малленам, солиситорам Общества банкиров, которые тотчас получили в суде лорд-мэра Сити приказ на арест драгоценностей, имевшихся у Венделя, что гарантировало их возврат владельцу, хотя и со значительными издержками.
В 1879 году английские газеты перепечатали сообщение венской «Neue Freie Presse» под заголовком «Фотография — лучший детектив». За некоторое время до того некоему англичанину по фамилии Грей, он же Мартин, удалось обмануть венского банкира Розенбаума, выудив из него внушительную сумму при помощи поддельных чеков Объединенного банка Лондона. Каким-то образом павшему жертвой мошенника банку удалось заполучить фотографию Грея, и она тотчас была передана имперскому комиссару Брейтенфельду, который со временем переслал ее Игнатиусу Поллаки как австрийскому подданному в Лондоне.
За две недели до публикации газеты Поллаки посчастливилось проезжать через Гамбург по пути в Вену, где он отправился в «Stadt Theatre» и во время антракта проводил свое время, как и положено профессионалу, в пристальном изучении публики. К своему великому удивлению среди театральной публики он приметил изящно одетого господина, который весьма напоминал фотографию мошенника из Вены. Поллаки действовал решительно и быстро, и вскоре Грей был арестован. Мошенник остановился в одной из лучших гостиниц Гамбурга и уже оплатил счета, чтобы рано утром отбыть в Лондон. В номере было найдено около 5 тысяч фунтов в звонкой монете (несложный подсчет показывает, что если это были золотые соверены, Грею нужно было таскать за собой 36,6 кг золотых монет), и по требованию австрийского правительства этот мошенник был отправлен в Вену, где предстал перед судом по обвинению в подлоге. Оказалось, что настоящая фамилия Грея была Фрейр, он был французом, возглавлявшим шайку мошенников, несколько лет действовавших в Одессе, Петербурге, Мюнхене и многих других местах, а англичанином он прикидывался, чтобы было легче подсунуть в банке поддельные чеки.
Поллаки не брезговал и делами, связанными с международной политикой. В июне 1861 года, за несколько лет до Гражданской войны в Америке, он был нанят североамериканским консулом в Бельгии Стэнфордом для слежки за конфедератами, закупавшими оружие в Европе (секретарь дипломатической миссии в Лондоне Бенджамин Моран отозвался о нем как о "немецком еврее..., который действует как частный детектив, и которого С[тэнфорд] имел глупость нанять"), а в 1870 году, после начала осады прусской армией Парижа, Поллаки наводил справки в отношении экспорта оружия во Францию и обнаружил, что вечером 6 сентября [напомню, что осада началась 7 сентября — С. Ч.] пароходом «Fanuie» из Саутгемптонских доков в Гавр были отправлены доставленные из Бирмингема 227 ящиков, содержавших 4540 винтовок Снайдера (с приложенным к каждой штыком); впрочем, на тот момент запрет на поставку оружия, которым и был, видимо, вызван интерес Поллаки, уже сняли.
Более пятидесяти лет Поллаки был лондонским корреспондентом «Международной полицейской газеты» — так он указывал в рекламных объявлениях, так утверждалось и в его некрологе, но мне, признаюсь, не удалось найти ее следов в газетных каталогах Французской национальной и Британской библиотек, а также Библиотеки Конгресса. Правда, искал я недостаточно настойчиво, возможно, это была какая-нибудь австрийская или германская газета.
6 марта 1882 года в «Таймс» появилось странное объявление: «Слух, что я мертв, неверен». Неизвестно, что стояло за этим объявлением, возможно, оно было связано с его сообщением от 6 января в любимой колонке в «Таймс» некоему «Сэру Т.»: «На нашей последней встрече было условлено, что вы пришлете мне свой адрес. Я еще не слышал его от вас.»
Надо полагать, именно это объявление насчет слуха о смерти привело к повторяющемуся в современных исследованиях утверждению, что Поллаки отошел от дел в 1882 году. Последняя его реклама появилась в «Таймс» 7 апреля 1882, в действительности он оставил свой бизнес на два года позже, хотя в газетах его деятельность больше никак не отражалась. В январе 1884 он дал объявление в «Таймс» о продаже своего дома, а в конце апреля трижды пропечатал там извещение о прекращении занятий сыском: «М-р Поллаки находит необходимым публично объявить, что он УДАЛИЛСЯ от ДЕЛ; что все записи и переписка с бывшими клиентами уничтожена; и что любой человек, заявляющий, что является его преемником, делает это обманным путем. 25 апреля 1884 года ». Именно 1884 год как год отхода Поллаки от дел называет и запись брайтонского переписчика в переписной ведомости 1901 года.
Продав дом в Паддингтон-Грин, Игнатиус Поллаки перебрался в Суссекс, в пригород Брайтона Престон, где прожил с женой до самой своей смерти в феврале 1918 года. Он был неплохим шахматистом, и его часто видели в публичной шахматной комнате во дворце Роял-Павильон, построенном Георгом IV в бытность его принцем-регентом.
В Суссексе он продолжал внимательно следить за положением с иммиграцией в Англию подданных других стран. Он предлагал Мелвиллу Макнотену план по введению континентальных линиях регистрации пребывающих на, который бы позволил вести учет иностранцем, не создавая особых неудобств респектабельным гражданам. В 1907 году, в связи с обсуждением «Закона об иностранцах», он написал в «Таймс» ряд писем, подписанных «Ritter von Pollaky», где яростно выступал за регистрацию иностранцев.
Эта тема была весьма болезненна для него, потому что самому ему было в свое время отказано в британском гражданстве из-за сомнительности его профессии, и не помогла даже ссылка на то, что его нанимал сам премьер-министр Пальмерстон. Австрийское гражданство не помешало ему, однако, принести присягу в качестве «специального констебля» X-дивизиона (что-то вроде народного дружинника) в 1867 году, когда власти, напуганные взрывом Клеркенуэллской тюрьмы, срочно формировали в Лондоне отряды самообороны против ирландских повстанцев. В конце жизни британское гражданство Поллаки все-таки дали, и 17 сентября 1914 года, спустя месяц после начала Первой мировой войны, среди прочих натурализованных иностранцев он был приведен к присяге.
Будущий частный детектив Игнатц Полак родился в 1828 году в семье Йозефа Франца Полака, жителя городка Прессбург (совр. Братислава) на границе Венгрии и Австрии. По какой причине он оказался в Лондоне — неизвестно, его современные потомки полагают, что он бежал в Лондон от нищеты в 1850 году. Во всяком случае, в 1850 году он уже был в Англии, где превратился в Игнатиуса Пола Поллаки и начал принимать участие в частных расследованиях, а в 1852 году возглавил иностранный отдел в сыскном бюро Филда.
Игнатиус Поллаки Карикатура из "Лондонского Фигаро" от 28 января 1874 года
читать дальшеВ отличие от Шерлока Холмса, Игнатиус не имел никаких предубеждений против брака и в 1856 году женился на младшей дочери доктора Эрасмуса Девоналда с Хоули-плейс (Майда-Хилл) Джулии Сьюзанне, но в начале октября 1859 года она умерла после продолжительной болезни. Поллаки недолго был вдовцом. Уже в июне 1861 года он женился на единственной дочери квартирной хозяйки дома, где он снимал меблированные комнаты, Мери Энн Хьюз. От этого брака у него родилось шесть детей (двое сыновей и четверо дочерей), из них один сын умер еще в младенчестве, а старшая дочь Полайн – в возрасте семи лет. Поллаки с женой пришлось пережить и смерть старшего сына Френсиса — он скончался в госпитале в Кейптауне в 1899 году в возрасте 34 лет. Интересно, что сын Френсиса, тоже Френсис, доктор медицины и специалист по пищевой гигиене, не пожелал носить фамилию Поллаки и в 1939 году сменил ее на пошловатую, зато английскую фамилию Гамильтон.
Женившись во второй раз, Игнатиус решил открыть собственное дело и основал в том же 1861 году «Частное континентальное сыскное бюро», о чем поместил объявление в газетах. Как было сказано в объявлении, Поллаки «открывает вышеупомянутое учреждение с целью защиты интересов британской публики в ее общественных, юридических и коммерческих отношениях с иностранцами».
Новое агентство развило активную деятельность. Уже на следующий год Поллаки был нанят Лондонским обществом защиты молодых женщин для расследования подозрений в отношении некоего Ф. Робертсона, который давал в газеты объявления с предложением об устройстве молодых девиц в богатые французские семьи в качестве гувернанток. Поллаки удалось выяснить, что Робертсону (в действительности оказавшемуся французом, а не англичанином) удалось заманить около 20 юных дам на континент, где они оказались в борделях.
Он часто давал рекламу в разделе частных объявлений «Таймс», предлагая помощь в «выборных, бракоразводных делах и делах о клевете» или «осторожные расследования в Англии или заграницей» и сопровождая ее девизом «Audi, Vedi, Tace» («Слушай, смотри, молчи»). С 1865 года он также часто помещал связанные со своими расследованиями сообщения в «Колонке страданий» (Agony column), где обычно давали объявления о розыске исчезнувших родных, вещей, просьбы о помощи и просто личные объявления.
При той скудной информации, которую мы имеем о Игнатиусе Поллаки (впрочем, как и о частных детективах викторианской эпохи вообще), эти объявления представляют значительный интерес. Их можно условно разделить на две группы: объявления, отмечавшие начало какого-либо расследования, главным образом поиска пропавшего человека (а в некоторых случаях и извещения об удачном его окончании), либо дающие возможность представить суть дела, которым Поллаки занимался, и объявления, таинственный смысл которых будит воображение, но не дает при этом реальной зацепки к тому. что же действительно стояло за газетным объявлением.
«Таинственное исчезновение юной немецкой протестантской леди, Хелен Вальтер, которая покинула гостиницу Кролла, Америка-сквер, Майнорис, 15 марта, и с тех пор о ней ничего не слышали, — объявлял Поллаки в «Таймс» весной 1881 года. — Приметы: 22 года, очень светлые волосы, свежий цвет лица, черные маленькие глаза, толстые губы, курносый нос. Она небольшого роста, и с очень маленькими руками; одета, вероятно, в оливковое платье, отделанное бархатом. Багаж: маленький ручной чемодан, покрытый парусиновым чехлом. У нее были золотые часы, но не было денег. Помещение данного сообщения ставит целью не контролировать ее действия, но ослабить беспокойство ее родителей и дать им возможность (если в том возникнет необходимость) помочь в ее нынешнем несчастном положении. У нее были имена и адреса некоторых известных лондонских священников, к которым она, возможно, обращалась с целью получения места. Информация о ее теперешнем местоположении будет с радостью принята и вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»
«ТАЙНО ОСТАВИЛИ свои ДОМА в Стаффордшире, 8-го с.м., ЛЕДИ (незамужняя) и ДЖЕНТЛЬМЕН (женатый), в компании с мальчиком семи лет, не их ребенком, с намерением отплыть в Америку, имея, однако, свой багаж помеченным бирками в Капскую провинцию. — извещает он в сентябре того же года. — Приметы джентльмена: 33 года, 5 ф. 8-9 дюймов, темный цвет лица, черные волосы, немного вьющиеся на лбу, узкое лицо, чисто выбрит, нос особо хорошей формы. ИНФОРМАЦИЯ об их нынешнем местонахождении будет вознаграждена м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»
Легко представить себе, особенно начитавшись Вудхауза, чем могло быть вызвано объявление с предложением значительного вознаграждения в начале 1878 года:
«ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ В ТЫСЯЧУ ФУНТОВ (никакой дальнейшей суммы предложено не будет): за ИНФОРМАЦИЮ (в течении 15 дней), которая приведет к ИДЕНТИФИКАЦИИ ЛИЧНОСТЕЙ тех, кто участвовал в ПОЛУНОЧНОМ ПРИКЛЮЧЕНИИ в ДОМЕ МЕРРИФИЛДСКОГО СВЯЩЕННИКА, Торпойнт, 9-го января сего года.»
А вот пара летних объявлений того же года, с разницей в один месяц открывающих и закрывающих дело (причем последнее написано явно с учетом печального опыта по предложению вознаграждения без извещения в последующем о том, что оно более не действует):
«ТАИНСТВЕННО ИСЧЕЗЛА из Парижа, 17 июня, знатная МОЛОДАЯ ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ, 18 лет, белокурая и невысокая, сопровождавшаяся маленькой девочкой (ее дочерью), одного года, и своей горничной. ИНФОРМАЦИЯ о ее местонахождении будет щедро ВОЗНАГРАЖДЕНА м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13».
«Знатная ЗАМУЖНЯЯ ЛЕДИ и т.д. — Поскольку леди была обнаружена, НАГРАДА, обещанная в «Таймс» за информацию о ее местонахождении, настоящим ОТМЕНЯЕТСЯ. — ПОЛЛАКИ.»
Некоторые из объявлений загадочны и напоминают о переписке, которую вел Холмс через этот газетный раздел с Гуго Оберштейном в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона». Например:
«МАРКИЗА. — НАШЕЛ и хорошо снабдил средствами к существованию. 11 окт. 1867, Поллаки». «Маркиза, имейте терпение; в 10 минут после полуночи.— ПОЛЛАКИ».
Или такое, в апреле 1870-го года:
«Бенедиктинскому монаху. Коадъютор требует вашего присутствия в замке вечером 1 мая в 11 пополудни ровно. — ПОЛЛАКИ».
А вот зачем, скажем, Поллаки понадобилось через газету искать контакта с председателем Мальтузианского общества, ратовавшего за контроль рождаемости? Между тем в 1879 году он давал такое объявление:
«МАЛЬТУЗИАНЦЫ. — Председатель премного обяжет, если свяжется с м-ром Поллаки, Паддингтон-Грин, 13»
Разбираясь с семейством Ваза, наткнулась на интересный парадокс: единственным добросовестно систематизированным источником оказалась именно англоязычная Википедия, где даже сумели хоть пару строк собрать практически о каждом члене семьи. Некоторые из этих строк на довольно варварском английском, но это лучше, чем ничего.
читать дальшеА с другими источниками совсем беда. Была я вчера в библиотеке. О Сигизмунде там никогда не слышали, но имя Густав Ваза показалось знакомым. В результате поиска, получила аж две книжки, "Короли, цари и президенты Финляндии" и "История Швеции" Германа Линдквиста. Понятно, что в первой обо всем с точки зрения Финляндии, это ожидаемо. Хотя не знаю, почему надо гордиться тем, что когда король Густав говорил с народом в церкви Лохьи, подпившие крестьяне вели себя шумно. Впрочем, ценная деталь для понимания духа времени и отношений народа и короля. Да и для понимания характера и личности самого короля.
Но вот Линдквист... Ладно уж то, что он не может писать по сабжу, не удаляясь от него сильно в окрестности уже на пятой строке. Но создается такое впечатление, что пишет он о своих смертельных врагах, причем особенно его заносит в негатив на моментах перехода от католицизма к протестантизму. И то, что за этим переходом стояла не вера сама по себе, а политика, только подливает масла в огонь его негодования.
Честно говоря, если читатель попытается составить свое первое впечатление о королях Швеции по книге Линдквиста, он точно решит, что это была банда полубезумных тиранов, которые ничего хорошего не сделали. Такой пламенный республиканец, что даже неловко становится
В общем, хвала Вики. Да, там надо немного сверять статьи между собой, и немного сверяться с другими известными данными, но в статьях о династии Ваза там дан хороший костяк, вокруг которого можно уже работать с деталями. Молодцы, это было явно нелегко.
Король Густав Ваза был от рождения просто Густавом Эрикссоном. Хотя Вики и утверждает, что он принадлежал к «могущественному аристократическому роду», это утверждение верно ровно наполовину.
читать дальшеЕго отца звали Эрик Йоханссон, и да, он уже был одним из вассалов клана Стуре, известным своим взрывным характером, который упорно передастся потом из поколения в поколение его потомкам. Но вот отцом Эрика был некий Йохан Кристиерссон, и в финских источниках 19 – начала 20 вв. можно часто встретить утверждение, что отец Йохана был просто зажиточным крестьянином (сквайром) – и о крестьянских корнях великого короля (а Густав Ваза был великим королем) говорится с большой гордостью. Женился Йохан действительно на дворянке, девице из рода Стуре, по имени Биргитта.
Справки говорят, что эта Биргитта была сестрой Стена Стуре - старшего, и это правда, потому что Биргитта было родовым именем Стуре, а вот имя Кристиер больше в роду Ваза не встречается. Что ж, времена и в самом деле были своеобразные: гордая шведская аристократия была признана аристократией только в 1397 году, во времена образования датской королевой Маргаретой Северного союза.
Знать в Швеции к тому времени, конечно, уже существовала, хоть и была организована по-другому, чем в Европе. В частности, по закону 1280 года (эдикт Альсно) дворянином мог стать абсолютно любой швед, который мог поставить короне одного кавалериста (по другим источникам – троих). Это было не очень дешево, потому что «поставить» означало и содержать, но такая система поддерживалась и социальным повышением, и налоговой политикой. Очевидно, родичи Биргитты смогли таким способом произвести в дворяне крестьянского сына, вот и получился из Эрика, сына Йохана и Биргитты, уже урожденный дворянин. Этим приемом в Швеции пользовались и позже. Как минимум, сын Густава Вазы, Эрик, прежде чем жениться на своей Карен, произвел и ее, и ее родичей в дворяне именно так.
О шведских королях писал еще Тацит, но в его времена королевская должность в Швеции была административной. Настоящая сила была у варлордов и жрецов храма Уппсалы. В центре тройного трона сидел Тор, а по бокам - Водан и Фрейр. Сохранилось много рунических камней в память воинам, но только три из них говорят о королях.
Тор
Водан
Фрейр
Христианство начало проникать в Швецию только в 11-м веке, принеся с собой некоторое усиление королевской власти, но еще долго шведы избирали своих королей на священных камнях Мура, в Мурастене. Последним избранным там королем был Кристиан I в 1457 году! Но вот в 1515 камни были разрушены, в ходе войны против датчан. После избрания король должен был объехать все провинции своей страны, чтобы познакомиться самому с тем, как живут его подданные. Надо сказать, что эта традиция продержалась аж до 1604 года. Карл IX хоть и был уже династическим королем, а не избранным, счел нужным сделать полный объезд провинций по древнему закону – это было вполне в его характере.
К моменту появления на сцене Эрика Вазы, ситуация в Швеции была следующей:
Йоханнес Датский в 1483 году должен был быть избран королем Дании, Норвегии и Швеции. Только вот шведская избирательная делегация на выборы не прибыла. Все сделали вид, что ничего не случилось, и что шведы, несомненно, одобрят со временем избранного им норвежцами и датчанами короля, так что Йоханнес был избран. Но вот Швеция одобрить его своим королем не спешила. Там сидел регентом Стен Стуре – старший, ведущий род от короля Сверкера, и другого короля шведам было не нужно.
Только через 10 лет король придумал, как ему приструнить шведов. Он договорился с Иваном III, и русские войска начали вторжение в Швецию через Финляндию. Безуспешно, потому что Стуре это вторжение остановил.
Свалили этого регента внутриродственные распри. Стен Стуре был в контрах со своим родственником Сванте Нильссоном. А поскольку война требует централизованного управления и денег, скоро Стуре восстановил против себя и членов совета. В результате, Стен Стуре остался только с крестьянским ополчением, и был разбит профи короля Йоханнеса. В июле датчане, таким образом, завоевали Швецию. Осенью Стуре с королем помирился, и тот дал ему самый возможно высокий пост.
Несомненно, Эрик Йоханссон Ваза, родившийся в 1470 году, принимал в этих событиях самое деятельное участие. В 1501 году Стуре, рассчитав, что Йоханнес Датский крепко завяз в Германии, снова объявил себя регентом Швеции. Действительно, Йоханнес не смог больше подавить шведов силой, но те снова почти уничтожили себя внутренними распрями. И снова с теми же действующими лицами. В 1503 году старший Стуре умер, и Сванте Нильссон стал, наконец, регентом. Но он не был в одной весовой категории со Стуре, и максимум, чего он смог добиться с датчаними, был компромисс. Йоханнес Датский был признан королем Швеции, но без права въезда в страну и ее столицу.
Преемника Йоханнеса, Кристиана II, шведы тоже отказались признать своим королем. К тому времени старый Сванте уже умер. Кристиан был своеобразным монархом. Он укреплял свое королевство через укрепление буржуазии, в любовницах у него была незаконнорожденная голландка Дивеке Сигбритсдаттер, а ее безродная матушка Сигбрит практически занимала в королевстве пост министра финансов – она была просто прирожденным администратором и финансистом.
Кристиан и завоевал Швецию во второй раз. И снова не без внутренней помощи: в Швеции была про-датская партия, и делегация шведов, отказавшаяся признать Кристиана своим королем, знала, что впереди у Швеции гражданская война. К тому моменту регентом в Швеции сидел Стен Стуре Младший, а про-датскую партию возглавлял архиепископ Уппсалы с милым именем Густав Тролле.
Победа не далась Кристиану легко. Похоже, что и младший Стуре был в контрах с частью местного дворянства, потому что Тролле он разбил и выгнал в Данию при помощи крестьянской армии. Второй раз Кристиан сошелся со Стуре в 1519 году, и снова был разбит. На следующий год он пришел в Швецию с наемниками из Франции, Германии и Шотландии. Стуре был смертельно ранен, но его вдова, Кристина Гулленстьерна, отстояла Стокгольм, что подняло крестьян по всей стране. Даже для армии профессиональных наемников крестьянская армии под предводительством женщины оказалась твердым орешком. Шведов разбили только через 4 месяца после смерти Стена Стуре-младшего. Но Кристина продолжала удерживать Стокгольм! И удерживала, пока не получила исключительно полную и абсолютную амнистию.
В ноябре Кристиан принял вассальную клятву от шведского дворянства, и был коронован епископом Тролле. Сознавая, очевидно, что коронация без избрания недорого стоит в глазах шведов, он прибегнул к террору. Поздним вечером, в день своей коронации, он произвел массовые аресты. Кого арестовывать, указал епископ Тролле, заранее составив лист. За ночь и последующий день непрерывных казней были убиты 82 человека, от епископов-патриотов до простых горожан. Кристиан даже приказал вырыть тело Стена Стуре и его сына, умершего в детстве, и публично сжечь трупы. Кристина Гулленстьерна, ее двое сыновей и прочие вдовы казненных были увезены в Данию, в плен. Причем, Кристину хотели казнить, но побоялись. К смерти приговорили ее мать, Сигрид, но та откупилась. Такова была цена королевской амнистии: король ее дал, король и отменил. Среди сложивших головы на площади Стокгольма был и Эрик Ваза.
Кристина жила в плену, пока сами датчане не сместили короля Кристиана. Тогда она вернулась в Швецию. Датский адмирал сделал ей предложение до ее отъезда, но она ему отказала. В Швеции она еще раз вышла замуж, и умерла в 1559 году, в возрасте 65 лет.
Густав Эрикссон Ваза попал в плен к датчанам еще в 1519 году, так что под волну террора он не попал. Но он был в 1520 году уже снова в Швеции, бежав из Дании. Добравшись морем до Кальмара, он без особого успеха пытался собрать армию, с которой мог бы воевать с датчанами. Так начался путь этого короля, который в тот момент и не думал о короне.
Были у короля Густава Вазы еще две дочки, Анна-Мария и София. Вот о них вообще известно чрезвычайно мало, хотя жизнь у них была довольно интересная. Попробую кратко описать все, что нашла в сети.
читать дальшеНаверное, дело в том, что мало кто сейчас может разобраться в том суповом наборе крошечных немецких графств, которых было хоть пруд пруди на территории Великой Римской Империи. А роднились с этими графчиками шведы по двум причинам. Во-первых, вера. Пока старая Европа гоняла протестантов и кальвинистов, набирающая силы Швеция лучших из них принимала.
Я уже говорила, что у шведов отношение к религии было своеобразным, а у семейства Ваза еще более своеобразным. Религию эта семья воспринимала только как политическое оружие, ну и факт, что практически все учителя и врачи того времени имели духовное образование. Кальвинистам шведский, довольно либеральный, протестантизм не нравился, но большого выбора у них не было, так что адаптировались.
Во-вторых, Германия учень удобно располагалась за спиной Дании, с которой Швеция в тот период систематически воевала. В третьих, именно эти крошечные княжества поставляли миру армии наемников. Наемников повсюду ненавидели, держать их в каких-то рамках было трудно, но они были лучшей альтернативой, чем свои мужики от сохи. Вот и выдавали шведских принцесс замуж в неметчину.
Анну-Марию, которая родилась в 1549 году, выдали замуж за пфальцграфа Вельденцского, Георга Иоганна, в конце 1562 года. Жених был на 2 года старше невесты. Брак был довольно счастливым, и за 30 лет пара нажила 11 детей, трое из которых умерли в младенчестве. Пфальцграф пытался запустить гигинтский проект, выстроив целый отдельный город Пфальцбург для протестантских беженцев из Франции, но проект оказался слишком дорогим, и город был потом продан Франции.
Известно, что Анна-Мария пыталась, по мере сил, притормаживать особо экстравагантные прожекты своего супруга, но не очень-то в этом преуспела, потому что тот после смерти оставил за собой долги на 300 000 флоринов, которые вдове пришлось выплачивать по мере сил. Дети, очевидно, пошли в папочку, потому что Анне-Марии пришлось каким-то образом сдерживать их от войны за наследство, которое заключалось в территориях. В конце концов, она просто разделила графство между сыновьями, оставшись сама регентом оспариваемых территорий.
Очевидно, в 1598 году соглашение между братьями было достигнуто, потому что Анна-Мария удалилась от дел, каждый из братьев получил свою долю от спорных территорий, и больше ничего о них история не знает. Нет упоминаний в истории и о том, чем занималась Анна-Мария поледние 12 лет своей жизни (она умерда в 1610).
Есть о ней еще одно упоминание, которое кажется на первый взгляд чисто бабским, но которое имело для Европы далеко идущие последствия: Анна-Мария сосватала своему брату Карлу свою новую родственницу по мужу, пфальцграфиню Симмернскую Марию. Девушке было 18 лет, она была красива, умна, кротка, но по-своему тверда и решительна. Идеальная пара для самого грубоватого из братьев Ваза, Карла. Поскольку Мария была единственной наследницей, шведы стали полноправными правителями одного из германских графств. И еще от этого брака осталась выжившая дочь, Катарина, которая стала прародительницей всех последующих королей Швеции из династии Ваза (за исключением троих, один из которых был приемышем, а двое других стали королями через браки).
О Софии Шведской известно совсем мало. Почему она была выдана чуть ли не тайно, в весьма приватной церемонии, замуж за известного алкоголика и бретера Магнуса Сакс-Лауэнбургского? Тот находился в состоянии перманентного конфликта со своим братом, и было вполне очевидно, что ничего, кроме обузы, Швеция от такого брака не приобретает.
В том же году шведский король Эрик женился на своей королеве-простолюдинке, уже пережив кровавую баню в Уппсале. Пытался ли он обеспечить себе личных друзей среди германских ноблей, или для брака были другие причины?
Дело в том, что среди четверых братьев Ваза у двоих была нестабильная психика. Судя по тому, что отчебучивала София, оставшись самостоятельной хозяйкой в замке, подаренном братом, она тоже было более, чем нестабильна. Например, в своем хозяйстве она сменила 21 дворецкого и 23 управляющих. Очень похоже, что София, как и Эрик, страдала параноидальным расстройством, только более острым.
Что касается самого брака, то есть запись немецкого хрониста, что с женой Магнус вел себя откровенно по-хамски, то есть, был самим собой, не делая для жены исключения. Ему пришлось искать в Швеции приюта после того, как он проиграил в своей войне брату, и король Йохан счел за благо расторгнуть брак сестры через 10 лет после свадьбы. Впрочем, сам Магнус умер только через четверть века, но София его, все-таки, пережила. Она прожила большую часть жизни, за исключением 10 лет, под покровительством братьев, и умерла в возрасте 64-х лет, в 1611 году.
У Софии от брака остался сын, который стал губернатором Кальмара. Он был женат с 1594 года на Анне Кнутсдоттер Лилли, и у них был сын Магнус Густавссон Рутенкранц. Почему он умер, сказать не могу, потому что об этом есть только пара строк на шведском, которого я не знаю.
Старшая дочь Густава Вазы, Катарина, была очень похожа на своего отца, и не только внешне. Она тоже была дамой властной, умной, и авторитарной. Густав лично занимался вопросом ее брака, и выбрал в качестве подходящего государства для своей доченьки Восточную Фризию. Во-первых, Восточная Фризия была поставщиком прекрасно квалифицированных ремесленников для Швеции, а у Густава чувство национальнальной гордости не мешало ему отчетливо видеть, как еще убога его столица. Ремесленники Швеции были нужны.
читать дальшеВо-вторых, Эмден, порт в Восточной Фризии, успешно конкурировал с самим Любеком, а товары Швеции тоже были нужны. И не только соль, хотя без соли шведам приходилось очень туго во времена торговых осад. Король Густав был достаточно богат, чтобы скупать самые дорогие товары, доставляющиеся аж из Америки, но для себя ему мало что нужно было (он был экономен, мягко говоря), а вот на семью он денег не жалел. Пусть и полуварварский двор был у короля Густава, но одевались и питались там так же, как в Европе, и книги те же читали, и ту же музыку слушали, и учились, учились...
В общем, выбор короля Густава был сделан в пользу графа Эдзарда, и переговоры начались. Хотя, на самом деле, желание или его отсутствие жениться у самого графа во внимание не принималось, в Восточной Фризии, по сути, правила его матушка, Анна Олденбургская. Эта распорядительная дама основала в своей стране полицию, модернизировала уголовное право, но в переговорах со шведами начала тормозить. Ей совсем не хотелось, чтобы ее страна стала шведским пригородом. Король Густав долго терпеть не стал, и довольно темпераментно заметил уважаемой графине, что его дочь, хвала Богу, не слепая, не хромая и не убогая, чтобы переговоры о ее замужестве заняли столько времени. Графиня Анна спохватилась, что так невесту можно и упустить, и в 1559 году 20-летняя Катарина вышла замуж за Эдзарда в Вастдене.
Анна Олденбургская
Правда, не обошлось без некоторых осложнений. Предусмотрительная графиня Анна успела разделить Восточную Фризию между всеми своими сыновьями, храбро отменив закон о правах перворожденного. Во время свадебных торжеств брат жениха, подгулявший с сестрой невесты, угодил сначала в тюрьму, а затем стал кастратом. Порт Эмден был более кальвинистским, чем протестантским, и выкрутил у графа Эдзарда для себя изрядные привилегии.
Граф Эдзард
Непохоже, чтобы Швеция так уж выиграла от брака Катарины, как предполагал король Густав, но Катарина на чужбине не грустила. С мужем они за 40 лет брака нажили десятерых детей (5 сыновей и 5 дочерей), при этом Катарина серьезно занималась литературой и теологией, написала свою интерпретацию библии, обсуждала это творение с Виттенбергом, и вообще имела репутацию женщины самостоятельной и очень умной. Муж из-под башмачка маменьки плавно перешел под башмачок жены, и в 1599 году умер, прожив вполне безбедную жизнь. Катарина написала на его смерть оду.
Правила она у себя в графстве до самой смерти, до 1610 года, регентом. Непонятно, почему – ее старшему сыну и наследнику было за 30 в год смерти отца. Скорее всего, она не слишком полагалась на таланты своего старшего сына, в чем была совершенно права (Эмден он голландцам профукал). Кстати, он, граф Энно Третий, был предком английской королевы Виктории.
Умерла Катарина в 1610 году, в возрасте 71 года. Всю жизнь она переписывалась со своими братьями в Швеции, и даже пыталась ими руководить, но те сестре в своенравии не уступали, и жили, все-таки, своим умом.