Эрина, с Днем Рождения!

---

Эрик Густавссон Ваза - 3

В мае 1577 года Эрик созвал парламент в Уппсале. Он намеревался рассказать там о заговоре, который направлен на его свержение, но события приняли неожиданный характер. Их Стокгольма Эрик направился в Уппсалу с Карен, с ними были Катарина Стенбок и Марта Стуре, которые хотели поддерживать короля в спокойном состояние, быть одной семьей. Тем не менее недалеко от Уппсалы двор короля остановился на ночь, а утром короля не нашли.

Он обнаружился в Уппсале, в каком-то кабаке, с какой-то непонятной компанией. Никого из близких в кабак драбанты не впустили, ссылаясь на приказ короля. Утром король явился перед парламентом в полупьяном-полупохмельном состоянии – и без текста речи. Попытки Эрика в чем-то убедить парламент, поэтому, потонули в смешках присутствующих, чего им делать не стоило: король приказал драбантам арестовать всех Стуре и некоторых их родственников.

Дома его взяли в оборот женщины, Эрик отправился в тюрьму, где торжественно примирился со Сванте Стуре. На следующий день он отправился родственников освобождать, как кое-что случилось по дороге. Все женщины, собравшиеся у окна, видели, как фрейлина Карен, Анна, догнала Эрика и что-то ему сказала. После ее слов, Эрик оттолкнул Анну, выхватил кинжал, и побежал в сторону тюрьмы. Старый Бореллиус попытался его остановить, но Эрик ударил его кинжалом в грудь. Никто из собравшихся у окна уже не сомневался, что будет. Действительно, ворвавшись в ту комнату, где находился Нильс Стуре, Эрик без лишних слов его убил, и приказал драбантам убить всех остальных. А сам исчез.

Когда допросили Анну, она с честными глазами рассказала, что только открыла глаза Эрику на то, что Нильс преследовал ее госпожу (Карен) с гнусными намерениями (что было правдой). Неизвестно только, сделала это Анна по собственной инициативе, или по инициативе кого-то еще. Короля нашли только через сутки, в лесу. Он никого не узнавал, только Карен. Через несколько месяцев она, все-таки, привела короля в более или менее нормальное состояние, и король на ней женился – тогда еще тайно, только сам архиепископ, проводивший обряд, знал об этом. А в 1568 году у короля, наконец, родился долгожданный сын. По этому поводу состоялось великое примирение. Арест Йохана и его жены был отменен, хотя жить они остальсь в Грипсхольме – это, кстати, была не мрачная тюрьма, а любимый замок короля Густава, который тот расширил, снабдил удобствами и украсил, а Йохан и Катарина декорировали его со всей роскошью. На праздник прибыл и Магнус со своей фриллой, и Карл, который держался все это время подальше от Стокгольма.

Но Эрик вовсе не отказался от своих подозрений. Он утверждал, что он – не король, что король – его брат Йохан, которого и встретил, преклонив перед ним колени. Йохан, обладавший не меньшим драматическим талантом, встал на колени в свою очередь, и ответил Эрику, что король, несомненно, Эрик. После чего Эрик сказал, что если все думают, что он король, то ладно, он будет королем. Это доказывает, что даже в начале 1568 года никакого заговора против Эрика не существовало.

Ситуация неожиданно изменилась уже в том же году, когда Эрик весной объявил о том, что он женат на Карен, и желает теперь повторить венчание публично, и сыграть свадьбу. Часто считают, что этот факт привел к свержению Эрика, но и это всего лишь легенда. На самом деле, все шло хорошо почти до самой свадьбы. В конце концов, Карен любили все. И Эрик не был так безумен, чтобы не соблюсти приличия. Карен была возведена в дворянство при помощи старого и действующего закона. Она стала баронессой. Но вот на свадьбу 4 июня почему-то дворяне королевства неожиданно не явились. Разъяренный король приказал арестовать Йохана и Карла, и заключить их в замок Йорби. На этот раз он не ошибся, на этот раз заговор действительно существовал, но с чего он начался, выяснилось только после смерти Эрика.

Француз Понтус Де ла Гард, охранявший братьев короля, выпустил их из замка, те собрали войска, Стокгольм был осажен и взят, и король Эрик XIV был официально смещен с должности в январе 1560 года. После этого его с семьей выслали в Турку, что было местом неплохим: ухоженный замок, где немало поработали над убранством его брат с женой, когда там жили. Но Эрик в Турку не успокоился, и дальше дела пошли все хуже и для него, и для его семьи, но это тоже уже история царствования Йохана. А причиной заговора было то, что немногословный герцог Карл озаботился предупредить всех приглашенных на свадьбу Эрика дворян, что тот собирается всех их на празднике арестовать и убить, как сделал это в Уппсале. Поверили. А Карл оказался на одно место ближе к престолу.

Больше всех в истории с Эриком пострадал его доверенный управляющий, Йоран Перссон. Первый раз он прикрыл короля еще в Уппсале, хладнокровно заявив, что король виноват только в смерти Нильса Стуре, совершенной во время помутнения рассудка, а убить остальных приказал он, Перссон. Перссона помучали, и бросили в тюрьму ожидать суда. Оттуда его освободил пришедший в себя король. Второй раз Перссон пожертвовал собой, спасая короля во время осады стокгольмского замка. Когда Эрик со всем своим высокомерием решил появиться перед осаждающими во всех королевских регалиях, Перссон ответил, что первого же появившегося в воротах замка порвут на части, не разбираясь, кто это. И пошел к этим ворота. Порвали его, правда, чуть позже, но он прекрасно знал, что будет. После смерти Перссона изрядно облила грязью государственная пропаганда, но для него это уже никакого значения не имело.

@темы: "шведы"

---

Эрик Густавссон Ваза - 2

Внутреннюю политику Эрик поручил Йорану Перссону, продолжая невольно этим политику отца выбирать в управляющие государством людей незнатных, пробившихся в жизни своими талантами. Польза была двойная, если не тройная: король получал действительно самых талантливых и стойких, которые были полностью его людьми, и у которых не было никаких сложных социальных связей. В те времена ведь все и каждый принадлежали к какой-то социальной группе, это было нормой, и оказаться самому по себе, вне этих связей, было испытанием страшным. Не каждый мог через такое испытание пройти. Перссон был именно таким человеком. Часто его рисуют эдаким злым демоном больного короля, но это глупости. Когда Перссон стал доверенным лицом герцога, у Эрика не было никакого психического расстройства, да и Перссон не был демоном зла. И Эрика он любил, как показали события, а не просто использовал, как прикрытие для своих дел.


Трогательная картина, написанная каким-то романтиком в 19-м веке. Перссон выглядит очень подло, а Карен одета по моде, отстающей от ее времени лет на 100.

Эрик же сосредоточился на политике внешней. К тому моменту Ливонский Орден приказал долго жить, и Дания, Любек, Россия и Польша боролись за влияние на Балтике. Вот в эту борьбу и решил вступить Эрик со Швецией. В тот момент русские войска владели Нарвой, что угрожало восточной границе Швеции и Ревелю. Ревель в 1561 году попросил у Швеции защиты, но у поляков на Прибалтику были свои планы.

А Балтийское море было для шведов важным каналом для продажи меди, железа, смолы, пеньки и льна – того, что так нужно было в Европе: Голландия и Англия строили себе флот. К тому же, Польша вывозила в Европу зерно тоже через Балтику. Это заставило Европу, в частности французов и англичан, вмешиваться в дела прибалтийских государств, чтобы каким-то образом сбалансировать обстановку, не дав никому преимущества. Когда Эрик ввел войска в Ревель, он положил начало почти 110 годам интриг и войны, но этим же самым он одним махом поставил Швецию в ряд важных европейских государств.

В Ревеле выяснилось, что Йохан, за спиной Эрика, вел с поляками переговоры о том, что он уступит сферы влияния Швеции в Прибалтике Польше, в обмен на польскую поддержку своей внутренней политики. В тот момент он не планировал свержения Эрика, он просто хотел образовать свое королевство. Эрик же не сомневался, что не пройдет и нескольких лет, как поляки захотят контролировать Швецию полностью, что автоматически означало смену короля в Швеции. Турку был окружен, замок был взят, польские советники молодой герцогини и местные влиятельные лица, поддерживающие автономию, казнены, а сам Йохан оказался с молодой женой в замке Грипсхольм, пленником.

На вступление Швеции в Ревель немедленно отреагировали Любек и Дания. В 1563 году датчане вторглись в приграничные области Швеции, на что в ответ Швеция вторглась в датские владения. Северные войны и до этого не отличались особой куртуазностью, но Эрик отправил шведов в Данию с очень конкретным напутствием: «Жечь, грабить, убивать!». Он имеет сомнительную честь быть первым скандинавским королем, применившим стратегию выжженной земли. Началась Семилетняя война. Сам Эрик участвовал в уничтожении Блекинга, о чем с восторгом писал: «Роскошная бойня! Вода в реке стала красной, как кровь, от трупов!... Их можно было закалывать, как диких кабанов, и никто не был помилован, все взрослые были убиты, и в городе осталось несколько женщин и детей, которых потом добили финны».

Битва шла и на море. Эрик вторгся в Норвегию, попытался поднять Исландию против Дании, но без успеха. Датчане в ответ сожгли шведские Йонкопинг, Вадстену, Алвастру, Норркопинг, Сёдеркопинг. Эрик слишком размахнулся, у него не было ни достаточных военных ресурсов, ни настоящего опыта ведения войны. Стратегом-то он был книжным.

Нужно было искать виноватых, и один такой нашелся. Это был Нильс Стуре, сын графа Сванте Стуре, и внук Стена Стуре-младшего, который был регентом Швеции до отца Эрика. Несмотря на родственные связи, отношения Эрика с этой семьей все время были амбивалентны. С одной стороны, он уважал Сванте Стуре, который был несомненным лидером шведских землевладельцев, и который никогда не позволял себе вмешиваться в политику Густава Вазы или Эрика. С другой стороны, у Сванте были столь же, если не более, неоспоримые права на шведский престол, что автоматически делало его в глазах Эрика подозрительным. Что еще хуже, женат Сванте был на сестре мачехи Эрика, которая родила королю Густаву сыновей, соперников. Эрик доверял здравому смыслу отца достаточно, чтобы не подозревать самого Сванте, зато Эрик дал себе волю в отношении сыновей Сванте и Марты.

Вина Нильса Стуре была в том, что он пытался держать в руках те силы наемников, которые были даны ему под командование. Он запретил под страхом смерти грабежи и насилия на шведской территории, где шли как раз военные действия против датчан. Наемникам же было глубоко безразлично, на чьей территории и чьей стороне они воюют. Грабеж и сопровождающиеся им «забавы» они рассматривали, как свое профессиональное право. И они просто ушли от Нильса. Вот и вышло, что и шведов Нильс не спас, и датчанам не смог оказать сопротивление. Наказание, которое придумал Эрик для Нильса, было вытащено им из каких-то книг, описывающих древние обычаи. Нильса Стуре провезли по улицам Стокгольма в позорном шествии, возглавляемом шутом короля. Очень в духе Эрика того периода. Самое интересное, что после этого Эрик, как ни в чем не бывало, послал Нильса Стуре в Лотарингию, сватать для короля Ренату Лоррейнскую.

К тому моменту у Эрика была новая фрилла, Карен Монсдоттер, и она уже родила королю первого ребенка – снова девочку. Историю Карен рассказывают, как историю Золушки, но подобные истории редко бывают правдой, и эта – не исключение. Карен родилась 8 ноября 1550 года, то есть была на 17 лет моложе Эрика. Ей было всего 15, когда она родила дочь Сигрид. То есть, фриллой короля она стала в 14 лет. Не было никой девочки, которая торговала орехами на торговой площади Стокгольма, где ее якобы увидел король. Была юная фрейлина принцессы Элизабет, которая растила королевских бастардов, в том числе бастардов Эрика. К принцессе Карен попала через Марту Стуре, которая воспитывала ее куда как более тщательно, чем просто прислугу. Карен вместе с детьми Марты училась читать, писать, подобающе себя вести, и Марта научила ее работать с зельями. Карен растили для того, чтобы она стала фриллой при дворе короля, и, возможно, самого короля. Было в интересах рода Стуре знать, что в данный момент происходит во дворце.

С рождением Карен связана одна непонятка, на которую стали обращать внимание только в последние годы. Достаточно хорошо известна ее родословная по матери, Ингрид. Братья матери потом получили от Эрика дворянство. Но вот отец? Карен Монсдоттер, но кем был Монс? Чьим сыном? Из какой семьи? Где были его родичи? Сейчас существует мнение, что Карен была дочерью Ингрид и Сванте Стуре, мужа Марты. Ингрид умерла, когда Карен было года два. Так что ничего странного, что Марта взялась за воспитание дочери фриллы своего мужа. Так было принято.

Ничего странного не было и в том, что 14-летняя девочка стала любовницей короля, шведы того времени достаточно трезво смотрели на то, что в 14 лет девочки начинают смотреть на мужчин с томлением, и старались только подгадать, чтобы результатом стал брак или выгодная на будущее связь. Ну, а на незаконных детей вообще косо не смотрели, не те времена. При детской смертности того времени каждый ребенок был ценен сам по себе.

Вот так и стала Карен Монсдоттер хозяйкой Стокгольмского дворца в 16 лет. Ей пришлось полностью взять на себя и управление хозяйством, и ублажение короля, и параллельно заняться образованием. Латыни она практически не знала, а при дворе большая часть умных книг была на латыни, да и Эрик предпочитал говорить о своих планах на латыни. А поговорить он очень любил. Карен же была достаточно умна, чтобы понимать, что привязанность короля можно сохранить только одним способом: быть адекватной слушательницей и уметь задавать правильные вопросы в нужный момент. И она это сделала. В изучении латыни ей помог вполне добровольно Йоран Перссон, и, по приказу короля, Бореллиус. Перссон был рад, что его задача по поддержанию короля в рабочем, адекватном состоянии облегчилась, благодаря Карен. Бореллиус с женщинами не разговаривал принципиально, считая их существами низшими по умственному развитию, но от него и не требовалось больше, чем просто беседовать на латыни с Перссоном при Карен.

В то время с психикой короля уже творилось неладное. Не была его психика приспособлена для долго длящихся стрессовых ситуаций. У Эрика начались периоды, когда он запрещал драбантам впускать к себе кого бы то ни было. Он сидел один, часто в темноте, кусая себя кулаки до крови. Ему начало казаться, что его неудачи – это несомненный заговор, имеющий целью свергнуть его с престола. Эрик почти перестал спать, забываясь только на несколько минут за раз. Об Эрике довольно много известно, как о человеке, благодаря тому, что Карен впоследствии многое рассказывала дочери, а та, в свою очередь, рассказывала потом своим детям о том, кем был их дед, и вела дневник.

Когда Нильс Стуре вернулся из Лотарингии ни с чем, Эрик больше не сомневался, что Стуре решили лишить его возможности продолжить династию. А тут еще в 1566 году у ненавистного брата Йохана в Грипсхольмском замке родился сын! Известно, что Эрик осенью 1566 года посетил и Йохана (чтобы поздравить с рождением сына), и Магнуса (чтобы прощупать почву). Встреча с Магнусом закончилась разговором про эльфов, а с Йоханом – дракой. Вскоре после этого этого Эрик прислал в знак примирения семье брата сладости, большая заморская редкость по тем дням, и дочь Йохана Изабелла, отведав их первой, умерла. Как цинично сказал впоследствии Эрик «Изабелла была ошибкой», яд предназначался или маленькому Сигизмунду, или его родителям.

@темы: "шведы"

---

Эрик Густавссон Ваза - 1

Эрик XIV Шведский, конечно же, не был четырнадцатым королем, носившим это имя. Шестой было бы точнее. Но Эрик представлял себе историю человечества настолько своеобразно, что академик Фоменко на его фоне выглядит серьезным и умеренным ученым. Эрик был совершенно уверен, что все человечество погибло в результате Великого Потопа, и, почему-то, решил, что старый Ной причалил к горе Арарат, находившейся в Швеции. От Ноя произошел Магог, который стал первым шведским королем. Потом были Гог, Эрик, Годерик и так далее. Эту безумную родословную Эрик потом прикажет выткать на гобелене.



Проблема Эрика была в том, что он был Самым Настоящим Принцем. Его отцом был правящий король, а матерью – самая настоящая принцесса, из совершенно незначительного, но несомненно королевского рода. Второй проблемой было то, что он в два года стал сиротой, и в три года – пасынком королевы, которая родила его отцу много сыновей – его, Эрика, соперников. Обиднее всего было то, что брат Йохан был абсолютно равен Эрику по интеллекту, а ведь он не был настоящим принцем, таким, как Эрик. И дрались братья нещадно, за что оба были неоднократно биты строгим отцом до синяков на филейных частях.

Эрик всегда чувствовал себя нелюбимым сыном, хотя вряд ли это было правдой многие годы. Вот когда он повзрослел... Высокомерие Эрика заставляло его постоянно схлестываться с отцом. Возможно, ему просто хотелось от отца особого уважения, по праву перворожденного и Настоящего Принца, которое он не получал. Густаву не нравился вздорно-поперечный характер старшего сына, и он пытался выбить дурь из наследника престола, так как король имеет право на «потому, что я так сказал» только после того, как заслужит это право, когда действительно станет мудрее и дальновиднее окружающих. А Эрик явно считал, что имеет все права просто по факту рождения.

Интеллектуальным глупцом Эрик не был, как раз наоборот. Он прекрасно знал историю, географию, четыре языка (латынь, немецкий, французский, и еще один, но не уверена, какой язык был четвертым – он вел переговоры с русскими, но это не значит, конечно, что на русском. Четвертым языком мог быть и английский), астрономию и астрологию, медицину, математику, химию, литературу, военное дело, архитектуру в некоторой степени. Он играл на нескольких инструментах, увлекался ботаническими экспериментами, сочинял музыку, экспериментируя с разными типами тональностей. Дневники он вел на латыни. Он был неплохим художником (если этот портрет действительно автопортрет).



Но брат Йохан ни в чем ему не уступал, и постепенно Эрику стало казаться, что брат совершенно сознательно планирует отнять у него, старшего брата, его законную корону. Тем более, что с отцом Йохан ладил куда лучше, чем Эрик, потому что обладал еще одним талантом, который у Эрика отсутствовал напрочь: дипломатичностью и пониманием ситуации.

Очевидно, Эрик до конца боялся, что отец назовет своим преемником Йохана, что король мог вполне сделать. Мог, но не смог себя заставить. Густав сделал каждого своего сына герцогом, с единственным ограничением: они должны были подчиняться королю. Надеялся ли он на то, что тяжесть короны образумит? Или просто проявил человеческую слабость? Или, наоборот, дальновидность, потому что цепь драматических событий привела, все-таки, Швецию в первые ряды мировых держав.

Густав совершенно не вмешивался в частную жизнь своих детей, если только она не принимала скандальный оборот (как у Сесилии), но Эрик, получив от отца свое герцогство, начал активно искать себе в жены Настоящую Принцессу, а вот это уже не было частной жизнью. Для начала, Эрик обратил свой взгляд на самую видную невесту своего времени – на английскую Елизавету. Для нее был заказан портрет Эрика в самых модных одеждах, но... Елизавета почему-то не спешила замуж, хотя для Эрика было совершенно очевидно, что Судьба предназначила их друг для друга: они были ровесниками и детьми отцов, во многом действующих одинаково в плане внутренней политики.

Тогда Эрик, с досады, сделал предложение Марии Стюарт, но неизвестно, получил ли он из Шотландии хотя бы ответ, да и ожидал ли он ответа. Вероятно, он просто хотел заставить Елизавету поревновать (они переписывались много лет, хотя мало ли с кем Елизавета годами переписывалась). Чтобы добиться своего личным шармом, Эрик уже совсем было собрался в Англию сам, но отплыть ему не удалось. То ли потому, что шторм чуть не утопил его корабль, то ли потому, что именно в тот решающий момент его отец умер – я встречала эти два объяснения.

Коронация Эрика показала всем, что времена осторожной бережливости и хозяйственности в королевстве закончились. Доставалась из хранилищ золотая и серебряная посуда, заказывалась за границей дорогая мебель для дворца Три Короны, новые придворные и обслуживающий персонал вытеснили старых. При дворе Эрика, еще в его бытность герцогом, собралось довольно много иностранцев – итальянцев (они были везде), французов (кальвинистов), шотландцев, немцев.

Среди них были ученые (Дионисиус Берреуз, Георг Норман), военные (граф де Морни), просто искатели приключений. Даже Эриков шут Эркюль (француз и дворянин) знал 8 языков! Причем, находиться рядом с Эриком было делом непростым, а иногда и просто опасным если не для жизни, то для здоровья: Эрик был из тех людей, которые, пребрав, впадают в буйство, совершенно не соображая, куда и чем они наносят удары. Но не стоит считать Эрика злобным мучителем: желающих принять участие в его феерических попойках всегда было предостаточно, потому что он щедро платил пострадавшим.

В 1561 году Эрик короновался. Были изготовлены из золота и драгоценных камней символы власти, и родственники короля получили звонкие титулы графов (Сванте Стуре, Пер Брахе, Густав Йоханссон Тре Росор) и баронов (Лейонхуфвуд, Грип, Оксенстьерна, Хорн, Флеминг и двое Стенбоков) – так, собственно, была образована шведская аристократия. До Эрика этим значительным господам было вполне достаточно обращения «господин Сванте» и «госпожа Марта», а их родовое дворянство было подтверждено еще королевой Маргаретой. Да что там, сам король Густав никогда не именовал себя ни величеством, ни даже Густавом Вазой – господин Густав, Густав Эрикссон, или безличное «король» в официальных случаях. Себя Эрик велел именовать даже в приватных ситуациях «ваше величество». Он твердо решил сделать Швецию заметной на европейской карте, и начал с введения европейского дворцового этикета.



У Эрика была одна очень серьезная проблема. И у него, и у его брата Йохана, и у Магнуса от фрилл рождались только девочки. Ему же, чтобы почувствовать себя настоящим королем, нужна была королева истинной королевской крови и наследник, мальчик. Йохану пришлось отправиться в Англию к Елизавете, откуда он вернулся ни с чем. Это была очень удобная для Эрика причина приказать брату убраться с глаз долой, что тот и сделал – с неожиданными для Эрика (и для себя) последствиями.

Убрался Йохан в свое герцогство, в Финляндию, в замок Турку. Не будучи любителем открытых конфликтов, он решил приятно удивить брата, и отправился в Польшу, сватать Эрику Катарину Ягеллонку, сестру польского короля. Так получилось, что Катарину не вдохновила мысль стать женой Эрика, но она вышла за Йохана. Этот был тот самый человеческий фактор: они влюбились друг в друга с первой встречи, хотя Катарина была старше Йохана на 11 лет. Теперь известно, что Катарина страстно хотела уехать из Польши, так что полюбить она была вполне готова. А Йохан, очевидно, очень тосковал в Турку без равного себе собеседника. Так или иначе, но огонь вспыхнул, и пара решила пожениться. В Польше ни у кого этот брак возражения не вызвал, но Эрик был в ярости. Снова брат, а не он, получил то, что хотел для себя Эрик: принцессу в жены и возможность рождения наследника. Брату он жениться просто запретил: король он или не король?! Но Йохан хорошо выбрал момент для отплытия в Польшу, и свадьба состоялась. За этим последовало много крови и трагедий, но это уже история Йохана, а не Эрика.

@темы: "шведы"

---

Ричард Глочестер сталкивается с заговором

Несмотря на то, что Ричерд Глочестер сам себя объявил Хранителем королевства в критических условиях, его имя не появляется ни в одном официальном документе до того момента, как королевский совет официально подтвердил его полномочия и постарался внести некоторый порядок в делах управления королевством. После этого эдикты Эдварда V стали появляться с подписью "by the advice of our dearest uncle the Duke of Gloucester, protector of our realm of England during our youth".

После того, как Ричард был утвержден в своем звание, совет, похоже, радостно взвалил на него невеселую обязанность по расчищению того хаоса, который оставил за собой его так неожиданно умерший брат. Не то, чтобы Ричард сопротивлялся. Он делал то, что его готовили делать с самого раннего детства, и что он делать, несомненно, умел. Собственно, в этот период Ричард был королем если не по титулу, то по полномочиям, и ни у кого это возражения не вызывало. Во всяком случае, новый парламент, собравшийся для того, чтобы распустить старый, работавший при короле Эдварде, полностью утвердил Ричарда Глочестере во всех полномочиях, данных тому королевским советом. Причем, авторитет Ричарда не подпирался ни армией, ни внушительным конвоем. В тот момент он был в Лондоне сам по себе.

Это неудивительно, если помнить, что в тот момент страна качалась на гране очередной гражданской войны. Если бы партии королевы и Вудвиллов удалось осуществить свой план, введя войска в Лондон, война бы началась немедленно, потому что старая знать никогда не потерпела бы шанса своего отстранения от управления королевством. То, что в тот момент нашелся человек, остановивший кровопролитие, не вынув меча из ножен, устраивало всех. Не Вудвиллов, разумеется, но всех остальных.

Собственно, единственными пострадавшими в этой истории были лорды Риверс, Грей, Томас Воган и Ричард Харст. Это немножко темная история. Их предположительный заговор расследовал лорд Гастингс, который подтвердил, что заговор действительно имел место быть. Но некоторые детали, как то внезапное освобождение епископа Ворчестерского и прочих вудвилловцев, намекают на то, что «волки от испуга скушали друг друга»: казненных лордов сделали козлами отпущения за гораздо более обширный круг людей, планировавший навсегда раздавить старую знать. Впрочем, в этом расследовании Глочестер никакого участия не принимал, что было сделано, то было сделано.

Разумеется, мира и любви в совете надолго не хватило. После того, как ситуация стабилизировалась, и государственная машина заработала, стали всплывать старые противоречия. Глочестер осмотрелся вокруг, и заметил, что окружают его те самые лорды, которые радостно дали в свое время себя купить, причем даже не за очень большое количество французского золота: лорд Гастингс, 2 000 марок в золоте и драгоценностях плюс ежегодная пенсия; лорд Говард, 24 000 крон в золоте и ценностях плюс пенсия; доктор Ротерхем, Лорд Канцлер и епископ Йорка, 2 000 марок в золоте и драгоценностях плюс ежегодная пенсия; доктор Мортон, епископ Или, Мастер Свитков, 2 000 марок в золоте и драгоценностях плюс ежегодная пенсия. А те помнили, что теперь их команду возглавил тот единственный, который брезгливо от подкупа отказался.

В новом королевском совете, помимо этих господ, оставшихся там в наследство от предыдущего короля, заседали и новые лорды: герцог Бэкингем, коннетабль Ланкастера, лорд Нортумберленд, хранитель Севера, лорд Ховард, сенешаль графства Ланкастер, лорд Лоуэл – старший церемонимейстер королевства. Этих людей можно более или менее считать друзьями герцога Глочестера.

Была в совете и нейтральная партия, никак не связанная ни делами, ни воспоминаниями ни с одной из сторон, ни с «староэдвардианцами», ни с «глочестерцами». Это были арихиепископ Кентерберийский, епископ Линкольнский, и лорд Ганторп, хранитель печати.

Совет собирался не только в Вестминстере, но и в Тауэре, где находился малолетний, еще не коронованный король. В некоторых актах значится " the court was removed to the Castle Royal and chief house of safety in the kingdom" (в документах всегда указывалось и место сбора, и присутствующие). Из этих же документов ясно, что принц Эдвард периодически присутствовал на заседаниях совета.

Компания, собравшаяся в совете, была довольно пестрой и своим прошлым, и своими амбициями. Их объединило вместе только желание передать управление королевства от "queen's blood to the more noble of the king's blood», как пишет Ибид. По какой-то причине члены совета ожидали, что Ричард Глочестер выделит для своей администрации любимчиков и отодвинет подальше любимчиковых оппонентов, и каждый ожидал, что именно ему будет отведено больше власти и влияния, чем остальным. В этом была вечная беда со старой аристократией: они не привыкли двигаться однай стаей за вожаком, каждый из них сам хотел быть вожаком в собственном направлении. А это было именно то, что сделал Ричард: он стал вожаком, а остальных сбил в стаю.

Это произошло потому, что и сам Ричард Глочестер не был свободен от аристократического высокомерия. Напротив, он обладал им в многократной степени: он был Плантагенетом, в конце концов, и кто из этих лордов королевского советам мог восприниматься им даже как более или менее равный? Никто. Даже герцог Бэкингем. И этот курс не мог не привести к краху.

Первыми стали выражать недовольство лорды, служившие при Эдварде IV. В конце концов, они противостояли королеве, пока их господин был жив, но теперь им пришлось наблюдать, что между ими и почестями втала личность Ричарда Глочестера. Начались тайные встречи и рассуждения, что лучше они и малолетний король с его маменькой, чем малолетний король и Ричард Глочестер. К этому времени Ричард переехал из Байнард Кастл в лондонский дом на Кросби Плейс. Потихоньку туда стали стягиваться придвордные из Тауэра, и это было тем показателем нарастающей силы, которая не понравилась ни лорду Гастингсу, ни, особенно, лорду Стенли, который уже пересекался с Глочестером на севере. Между ними было то, что в хрониках культурно называется «невеликая приязнь», а попросту они видеть друг друга не могли.

Тем не менее, начался июль, государственные дела решались, и подготовка к коронации Эдварда V шла полным ходом. Канцелярия Ричарда разослала многочисленные приглашения от имени будущего короля во все уголки страны различным ноблям "to be prepared to receive the order of knighthood at his coronation, which he intended to solemnize at Westminster on the 22d of the same month." Заказывались дорогие одежды, в том числе и для принца Эдварда. Жена Глочестера, Анна, была вызвана им в Лондон с тем расчетом, чтобы она прибыла 5 июня, и успела подготовить свой гардероб к празднику.

Тем не менее, у Ричарда появились серьезные проблемы. Лорды Риверс и Грей все еще были в заключении и живы. И такое создавалось впечатление, что чем дольше эти лорды оставались в крепости, тем больше скучал по родственникам принц, и тем сильнее проникался неприязнью против другого родственника, Глочестера. Очевидно его демарши по поводу того, что он не чувствует себя свободно во дворце епископа, и то, что он редко посещал заседания королевского совета (что странно для юноши накануне коронации), были именно формой протеста простив разлуки с дядей и сводным братом. Ричард, в свою очередь, выпустить Риверса и Грея на свободу просто не мог. Они немедленно подняли бы мятеж. Не прибавило любви принца Эдварда к Глочестеру и то, что придворные из Тауэра практически переехали ко двору Глочестера.

У Ричарда был небогатый выбор: или выпустить Грея с Риверсом, сойтись в альянсе с партией королевы, или продолжать свою линию. Понятно, что он выбрал. Что именно произошло в те дни, мы никогда не узнаем. Из письма Ричарда гражданам Йорка, в котором он прямо просит о помощи "guarding him against the queen and her affinity, which have intended, and do daily intend, to murder and utterly destroy us and our cousin the Duke of Buckingham and the blood of the realm", можно предположить, что пленные лорды в тюрьме спокойно не сидели, и что был раскрыт какой-то заговор. Письмо, кстати, было не частным, это было открытое письмо из канцелярии Лорда Хранителя. Так или иначе, это решило судьбу Риверса, Харста, Грея и Вогана: они были немедленно осуждены и казнены. Очевидно, Ричард серьезно ожидал неприятностей, потому что 11 июня он пишет своемы родственнику Невиллу:
" To my Lord Nevylle , in haste.

My Lord Nevylle, I recommend me unto you as
heartily as I can, and as ye love me, and your own
weal and surety and this realm, that ye come to me
with that ye may make defensibly arrayed in all
the haste that is possible ; and that ye will give
credence to Eichard Radclyff, this bearer,
whom I now do send to you instructed with all my
mind and intent.

And, my lord, do me now good service, as ye
have always before done, and I trust now so to remember
you as shall be the making of you and
yours. And God send you good fortunes.

Written at London, the llth day of June, with
the hand of
our heartily loving cousin and master,
GLOUCESTER

(London, Wednesday, llth June, 1483).

Можно с уверенностью сказать только одно: что бы ни открыл для себя Ричард Глочестер в период между 5 и 10 июня, он не рассказал об этом никому, находящемуся рядом с ним в Лондоне. Ни знакомым, ни членам королевского совета.

Если бы случилось так, что Ричард Глочестер умер бы срезу после избрания Лордом Хранителем Королевства, его память избежала бы любого негативного оттенка. Его действиями восхищались бы, его бы провозгласили героем, а злодеем в истории остался бы его племянник.

@темы: Richard III

---

_Мэйв_, с Днем Рождения!

---

NikkValeriev, привет!

---

Магнус Густавссон Ваза

Для начала, я хочу написать о сыне Густава Вазы, который никогда не стал королем, хотя известно, что Густав часто говорил, что Магнус – единственный истинный принц среди его детей.



Магнус родился в 1542 году, в Стокгольме. Как и его братья, он получил прекрасное образование, был необыкновенно музыкален, но по характеру был человеком мечтательным, тихим, и видел странное. Везде написано, что он был был душевнобольным, но что под этим имеется в виду? Сумасшедшим он точно не был. Из записей о встречах короля Эрика с братом понятно, что Магнус был абсолютно адекватен во всем, кроме одного: он чувствовал себя в постоянном контакте со сказочными существами. Например, он, по его словам, дружил с лесными эльфами, он их видел.

Густав сделал всех своих сыновей довольно независимыми герцогами с широкими правами чеканить в своих герцогствах монету и выбирать самостоятельно свой управленческий аппарат. В личную жизнь подросших сыновей король не вмешивался вообще. Магнус получил в полное владение большую часть восточной Готландии, часть западной Готландии и большие владения в Нёрке. Жить он обосновался в замке Вадстена.



Жениться он не женился, но у него было две фриллы. Первой была Валборг Эриксдоттер, с которой у него было две дочери (Лукреция и Вирджиния, разумеется). О ней ничего не известно, кроме того, что она была из простых. Очевидно, она умерла родами, потому что ни о Вирджении, ни о ней после 1564 года никаких упоминаний нет. А вот Лукреция вышла замуж за Кристофера фон Вернстедта, которого встретила при дворе своего дядюшки, короля Йохана. Фон Вернстедт был из старого, известного с 1295 года рода, так что понятно, что в Швеции ни незаконнорожденность невест, ни их полупростонародное происхождение никакого значения не имели. Ведь и незаконная дочь короля Эрика вышла за наследника одного из старейших и значительнейших родов королевства.

Второй фриллой принца Магнуса была Анна фон Гаубиц, с которой у него была одна дочь, Хелена. Об Анне известно удивительно мало, если учесть, что она всегда была с Магнусом, когда тот принимал у себя родственников, или выезжал встречаться с ними. Несмотря на приставку «фон» дворянкой она не была, ведь «фон» просто означало «из», так что можно лишь предположить, что какие-то земельные владения у ее семьи были. А вот Хелена вышла замуж за соседа, землевладельца прибалтийского происхождения по имени Вольмар Юкскалл, который потом станет дворянином и маршалом у короля Карля IX. Кажется, после смерти Магнуса в 1695 году Анна переехала жить к дочери и зятю, помогая им в управлении разросшимся имением.

В Вадстене Магнус утверждал, что состоит в очень близких отношениях с одной русалкой. Во всяком случае, в 1563 году он прыгнул в ров, чтобы успокоить свою хвостатую подругу, которая испугалась шума, производимого при сооружении подъемного моста. Ну, ничего, то ли выплыл, то ли выловили.

Поскольку именно в Вадстене находился холл для брачных церемоний королевской семьи, с родственниками Магнус встречался часто, и иностранные гости видели его тоже часто. Его описывали, как довольно красивого, приятного, умного, эрудированного собеседника, хорошего композитора и музыканта. Надо сказать, что с посторонними ни об эльфах, ни о русалках он ни словом не обмолвился – эти истории приберегались только для своих.

Поскольку нет ни одного диагностического описания психического расстройства Магнуса (хотя Густав держал при дворе парочку довольно хороших медиков), напрашивается предположение, что расстройства могло и не быть. Известно, когда у Магнуса начались предположительные расстройства психики: после печально известного эпизода с любовником Сесилии. Впоследствии в вину Эрику поставили, помимо прочего, что его жестокость довела брата до сумасшедствия, но ведь можно предположить, что умный и спокойный Магнус в те дни понял, что означает быть членом этой сумасшедшей семейки, и нашел свой выход их ситуации. Иначе в покое его бы просто не оставили. Каждый из братьев справедливо подозревал младших в том, что они хотят корону для себя, а Магнус был младше Карла. Подозрения же Карла обычно были летальны для тех, кого он подозревал. А так Магнуса просто-напросто оставили в покое. Для этого стоило иногда прыгать в ров.

@темы: "шведы"

---

Порция утреннего смеха

Реклама "удивительно легкого" виски



Кстати, всем, кто любит оригинальную рекламу, рекомендую ЖЖ-шный журнал рекламного фотографа Антона Ярошенко, там и его работы, и то, что он показывает из работ других профи: antonio-j.livejournal.com/profile

@темы: "веселая бредь"

---

Несколько акварелей Густава Вазы

Забыла вчера их куда-нибудь втиснуть. Мне одно интересно: акварели разных лет, 1520-х, но на всех присутствует развеселая дамочка в желтом платье. Причем, явно не из достойных матрон. Кто она?



Фрилла? Как ни удивительно, ни о фриллах, ни о внебрачных детях Густава ничего не известно. Значит, их не было. С другой стороны, женщина или женщины были наверняка. Скорее всего, из доверенных куртизанок, ведь Густав приглашал одну определенную куртизанку своих лет (по имени Ингеборг, кажется) "помочь сыновьям стать взрослыми мужчинами".



Дело в том, что в 1500-е все уже знали о дурных болезнях, о том, как они передаются, и как отражаются на здоровье и психике. Впрочем, если рассуждать логически, об этом знали и раньше: это может быть одним объяснением ранних браков, которые падают именно на период полового созревания, и того, что присутствие наложниц в домах неженатых молодых людей было делом обыкновенным.

Рядом с королевским дворцом в Стокгольме был кабак "Виноградная лоза", который содержала очень своеобразная пара. И муж, и жена были музыкантами, которые в молодости много путешествовали по Европе, Гердт и Карин. Вот этот-то кабак и был тем местом, где придворные высшего ранга устраивали неофициальные встречи и выбирали себе девиц для развлечения.



Лучшие потом переселялись во дворец и дома ноблей, становясь фриллами. Делали блестящую карьеру, кстати, если помнить, как заботились нобли о будущем своих наложниц. Гердт и Карин были, конечно, не только музыкантами, но и королевскими шпионами в Европе. Потом, уже при Эрике, Карин станет придворной певицей. Гердт переметнется к датчанам. Но это тоже будет уже потом.

@темы: "шведы"

---

Как они жили в Швеции, во времена Густава Вазы

Мне всегда очень важно видеть предметы, которыми пользовались люди эпохи, мебель, посуду. Решила поделиться тем, что нашла у себя в "Финском Антиквариате". Здесь немного, практически только то, что осталось в замке-крепости Турку после того, как там жили Йохан, сын Густава, и его жена, Катарина Ягеллонка, и то, что было привезено из Европы, из Швеции. Украшений того периода среди финского антиквариата, конечно, нет. Украшения были слишком дорогими вещами, чтобы оставлять их за собой или дарить. Интересно, что стиль ренессанса и барокко в Финляндии вдруг стал повторяться в 1800-х годах среди крестьянской мебели. Так его здесь и называют, "крестьянский ренессанс" и "крестьянское барокко".


Двойной кубок. Серебро. Дизайн нюрнбергца Альбрехта Дюрера, изготовлен около 1526 года


Солонка в форме дельфина. Серебро. Дизайн (предположительно) аугсбургца Кристиана Эргхарда, изготовлена около 1568 года


Серебряная ложка. Сделана, очевидно, в Оулу Кристофером Бонсдорфом около 1600-го.


Такие стеклянные бокалы делали и в Венеции, и в Германии в 1500-х, так что неясно, откуда именны привезены эти


Этот гобелен очень редкий в данных широтах, изготовлен из шелка и шерсти то ли в Бургундии, то ли во Фландрии, то ли еще где по аналогичной технике


Конец 1500-х. Стиль южной Европы.


1500-е, стиль северной Европы, зубчатое украшение - отголосок поздней готики


Конец 1500-х, сундук наверняка сделан в Германии


Конец 1500-х, стол сделан в Швеции, столешница каменная

Понятно, собственно, почему Ваза так старались собрать к себе побольше ремесленников со всей Европы.

@темы: "шведы"

---

Золтан, шведский фолк

@темы: "музыка"

---

Густав Ваза - 3

В 1540 году Густав Ваза был уже достаточно силен, чтобы позаботиться о будущей стабильности королевства. На заседание совета в Йоребро он пришел с двумя сыновьями, Эриком и Йоханом, и приказал двенадцати членам совета и троим епископам встать на колени и поклясться на мече в верности королю и его наследникам. Поклялись, что ж делать. Впрочем, через четыре года парламент подтвердил новое правило: отныне в Швеции король не избирался, королевская власть стала династической.

Никто даже не протестовал: именно в те времена по всей Европе тенденцией было власть централизвывать. На этом заседании было принято еще важное решение: Швеция была официально провозглашена лютеранской страной. На практике это не означало, что католическая вера была напрочь запрещена и на католиков начались гонения. Это случится гораздо позже, при Карле, да и то ненадолго. На практике просто была упрощена процедура церковных церемоний (что никому не понравилось, особенно крестьянам, лишившимся любимого воскресного представления), и, самое главное, церковные службы начались, наконец, на шведском.

Тот самый Олавиус Петри сумел перевести для начала Новый Завет на шведский еще в 1526 году. Это было не так просто, как звучит. Работа была гигантской, и делали ее разные люди. Петри проверял переводы, сверялся с оригинальными текстами, делал правки. Евангелие от Иоганна он перевел на шведский самостоятельно. В 1541 году был уже готов весь перевод Библии на шведский, и вышел в печатном издании.



К 1548 был готов финскоязычный перевод Нового Завета, который сделал Микаэл Агрикола.



То, что люди стали понимать, о чем говорится на богослужениях, было чем-то совершенно новым, неиспытанным с тех времен, когда они поклонялись своим богам на своем языке. Более того, перевод Завета и Библии на национальные языки было огромным шагом в развитии национальной письменности. Отсюда был только шаг до изменения системы образования населения, но для истории этот шаг занял около 100 лет.



Разумеется, и Петри, и его сподвижник Лаурентиус Андреае только книжной работой не ограничились. Они хотели полной реформации немедленно, с преданием анафеме католиков и прочими последствиями борьбы за «правильную» веру. В расчеты Густава Вазы подобный радикализм не входил, и он расходился не на шутку: за разжигание религиозного конфликта Петри и Андреае в 1540 году он приговорил к смерти. Конечно, их не казнили. Им дали время обдумать свое поведение, и потом помиловали.

Петри все понял правильно, и после освобождения сосредоточился на том, что он делать действительно умел: на исторических исследованиях и проектах законодательства. В 1542 году он стал инспектором стокгольмских школ, и в 1543 – деканом церкви Святого Николая, известной, как СторКирка – большая церковь. Он был неплохим историком, работающим только и только с реальными документами, а не с мифами.



В частности, он опровергнул существующие на тот момент представления о том, что король Магнус Эрикссон был хорошим королем, но потом стал плохим, потому что перестал слушать своих духовных советников. Петри доказал, что эти представления базируются только на частных высказываниях св. Биргитты, которую никак нельзя в этом случае считать беспристрастным свидетелем: это ее советы король отверг, потому что базировались они, якобы, на видениях святой, а на деле – на мнениях знати, противостоящей королю.

Также Петри резко возражал против того, что шведы были потомками готов. Он напоминал, что ни одного доказательства этой теории нет, и что, в любом случае, странно восхищаться «бандой негодяев и тиранов, которые отбирали чужие земли и города, не имея на это никакого права».

В законодательстве проекты Петри, в частности, отклоняли анонимные свидетельства, и это правило действует в Швеции до сих пор. Петри также предложил совершенно новую точку зрения на наказание преступников, которое постепенно стало частью лютеранской морали: наказание должно исправлять человека, а не увечить. Наказание не должно быть местью и запугиванием. Эта часть работ Петри вошла в практику намного позже, только в 1700-х годах. В 1500-х Европа к такой точке зрения на наказание просто не была готова. Несогласных уничтожали физически, и вся юридическая система была построена именно на терроре. Те владыки, которые террора избегали, находили обычно впереди то, что оставили позади: недобитого врага.

Что касается Андреае, то он тоже, насколько я поняла, переключился на образовательную работу, работая над грамматикой шведского языка и отшлифовывая перевод Библии. Я не знаю, откуда пошли слухи, перекочевавшие в Википедию и через нее на другие сетевые ресурсы, о том, что Андреае откупился от смертного приговора. Ни он, ни братья Петри не были богаты. Они все были выходцами из простонародья, получившими образование в Германии и Риме, искренними лютеранами, проникнувшимися учением Лютера о чистоте духовных пастырей, которое запрещало им заниматься стяжательством. Да и не мог Андреае собрать богатства в условиях, когда частные дары землей или ценностями церкви были уже запрещены, король стоял во главе церкви, и церковная десятина текла в королевскую казну.

Не говоря о том, что король Густав никогда всерьез и не намеревался казнить людей, при помощи которых он начал прокладывать совершенно новое русло для будущей Швеции. Он был умным, этот король, и хорошо понимал, что за лютеранством и прямая выгода для современной ему Швеции, и будущей. Королю просто было нужно именно на тот момент государство, куда религиозная терпимость будет привлекать и католиков, и протестантов из Европы, уставших от религиозных войн.

И действительно, во время правления Густава, население Швеции стало быстро расти. Отчасти за счет иммиграции, отчасти потому, что этот король предпочитал оставить крестьян заниматься тем, что они делать хотели и умели, используя для оборонительных военных действий наемников, и потихоньку строя основу для новой регулярной армии и флота. Густав Ваза никогда не пытался расширить территорию Швеции, зато умел противостоять попыткам разрушить страну внешними нападками и внутренними восстаниями. Благодаря его политике, особой угрозы извне и не было. У датчан было достаточно проблем и без Швеции, и при Густаве с датскими королями даже поддерживались личные контакты.

Крестьяне времен Густава Вазы представляли собой нечто непонятное для иностранцев, путешествующих по стране с торговыми делами. Например, немец Самуэль Кишель очень удивлялся «наглым манерам этих оборванцев», совершенно не понимая, что «оборванцы» были независимыми землевладельцами, представленными в парламенте своей страны. Жили, конечно, просто, и продолжали так жить еще несколько поколений. Да и сам король не слишком-то роскошествовал, потребности у него были самые скромные. Иностранные корреспонденты в ужасе писали о том, что стены королевского замка не увешаны гобеленами, полы не укрыты коврами, а король вне торжественных приемов ест и пьет из оловянной посуды.

Ела Швеция в то время всевозможные каши из местных зерновых, местные корнеплоды, свою свинину и птицу, молочные продукты, пила пиво – что еще им было нужно? Питались одинаково и владельцы больших поместий, и даже те, кто не имел своей земли и был арендатором. Хорошие арендаторы, кстати, были у землевладельцев в большом уважении, за них держались, и с ними охотно роднились.

Сам Стокгольм немного отстроился, теперь это был город, в котором жили более 10000 человек, где были свои колонии иностранных ремесленников. Но был город еще сильно средневековым, с узкими, извилистыми улицами, с домами, крытыми дерном, на котором паслись козы, с живностью и огородами на задних двориках. При дворце был разбит небольшой сад, но вцелом по стране устройство поместий и замков было чисто функциональным, без красивостей.

Отстроил Густав Ваза свой дворец, отремонтировал и укрепил ключевые крепости и замки, начал расчистку новых земель (в Норланде и Вермланде), чтобы население рассредоточилось по стране более равномерно. В Финляндии крепость в Турку была приведена в порядок и расширена, став королевской резиденцией. Был в 1540-х заложен Хельсинки.

В 1560-м году Густав почувствовал, что болезнь берет над ним верх, и произнес перед парламентом прочувствованную речь: «Если что-то было сделано хорошо, это было сделано по божьей воле, его и благодарите. Если что-то было не сделано, или сделано плохо, прошу вас: ради Бога, простите. Бог знает, что так случилось не по злой воле и не специально, а по человеческой слабости и ограниченности». Густав скромничал.



Он полностью изменил представление нации о короле, сделав его своим, присутствующим во всех делах, активно принимающим решения. Вступив с полуразрушенный Стокгольм с пустым карманом и огромным долгом, он ушел оттуда в вечность, оставив казне, стране и семье деньги, торговлю, банковскую систему, армию, флот, таможню, мир, основы для развития науки и национальной культуры. Пусть он не постороил за свою жизнь готовое, могучее государство, он сделал все, что только мог сделать человек. Последними словами 64-летнего Густава Эрикссона, Густава Вазы, который никогда не требовал, чтобы его называли «Ваше Величество», были: «Что теперь будет, что с вами будет, шведы? В этом странном мире вы разбираетесь еще так плохо»

@темы: "шведы"

---

Fidelity, с Днем Рождения!

---

Жены короля Густава Вазы

В 1527 году появился еще один фактор, с которым надо было что-то делать: Кристина Гулленстьерна с сыновьями вернулась в Швецию, причем отвергнув довольно выгодное брачное предложение. И, чудо: очень скоро в той же Даларне, где Густав набрал для себя первую армию, начался мятеж. Формально – из-за церковной реформации, но только руководил этим мятежом какой-то подросток, называющий себя Нильсом Стуре. И снова король отправился в Даларну под чужой личиной.



Он очень быстро разобрался, кто стоит за этим восстанием, взял на заметку вожаков, но кто-то заметил край шитого золотом воротника рубашки у незнакомца, или просто узнал его. Нильса тихонько предупредили, и он бежал в Норвегию, где его очень душевно приняли губернатор Бергена и местный епископ. Потом Нильс оказался в Германии, очевидно, в попытке нанять себе войска, но в конце 1528 года был там арестован и казнен, как самозванец (Ганза еще не получила своих денег от Густава Вазы). Кстати, во времена событий ему было 14-15 лет. Это к тому, кто в те годы считался ребенком, а кто – нет.

Поскольку Нильс успел уже выпустить длиннейший манефест, в котором объяснял, что он-то и есть настоящий король, он поставил под удар и мать, и брата. Густав лично переговорил с Кристиной, и потом объявил, что настоящий Нильс умер еще за год до восстания, а в Даларне действовал самозванец. Все знали, что это неправда, но так была спасена жизнь Кристины и ее сына Свена. Или, по крайней мере, свобода и положение в обществе.

Приводить в порядок страну Густав стал на доходы от той единственной промышленности, которая была в Швеции действительно хорошо поставлена уже к тому времени: добыча серебра, меди, железа. На эти деньги содержалась наемная армия (своей по-прежнему еще не было), и отстраивались крепости. Очень большой проблемой стало отсутствие обученных чиновников, которые могли бы помочь королю управлять государством. Но этот король решил проблему по-своему: он стал управлять страной на патриархальный манер, словно это была одна большая ферма. Хоть он и имел привычку жаловаться на то, что вынужден все делать сам, ему это явно нравилось.

Поскольку знать была прорежена королем Кристианом, Густав стал набирать управляющих королевством из буржуазии и крестьян, тех, кто получил духовное образование в Германии, и были эти люди лютеранами. Не всё получалось. Например, Олаус Петри, первый лютеранский епископ и священник, который женился, был назначен на короткое время канцлером. Как потом написал король, Петри подходил для этой должности так же хорошо, как «осел для игры на лютне, или фрисландская корова для прядения шелка». В конце концов, Густав стал организовывать свою бюрократию по германскому образцу, благо, немецкий язык был единственным иностранным языком, который он хорошо знал. Но править буквально всеми делами в королевстве ему еще пришлось до 1538 года, когда он получил в помощь квалифицированного франкфуртского юриста Конрада фон Пюхе.

У каждого короля, который думает о своей стране, есть еще одна обязанность: обеспечить продолжение династии. Выбор у Густава, конечно, был небогатый. Неизвестный король неизвестной страны, кто отдал бы ему в жены свою принцессу? В 1528 году начались переговоры о браке с Катариной Сакс-Лауэнбургской, которые продлись аж до 1531 года, благо, невеста была еще очень молода. Об этом браке ходит до сих пор много сплетен, не имеющих под собой никаких оснований. Кто утверждает, что Катарина была меланхоличной и злобной интриганкой, кто-то намекает, что она была влюблена в мужа своей сестры Доротеи, который случился быть следующим королем Дании, есть утверждения, что Густав уже полюбил другую, и двинул всердцах свою опостылевшую половину по уху так, что она упала, ударилась головой и умерла.



Но есть и другая история, рассказанная ее сыном. Эрик родился в 1533 году, и он был на том балу, на котором умерла его мать. Насколько двухлетний ребенок мог запомнить то, что случилось? Мог, очевидно, если учесть, о чем была эта память. Эрик писал в своем дневнике, что он помнит бал, что вокруг было много ног, он испугался, и стал плакать. Его мать подошла к нему после танца, взяла на руки, но через несколько минут стала жаловаться на боль в животе, согнулась, и Эрик, которого она опустила на пол, видел, как на пол стала набегать кровь. У королевы случился выкидыш. Отец, по его словам, так любил жену, что никогда больше не мог нормально общаться с Эриком, которого считал виноватым в случившемся. Густав действительно не любил своего старшего сына, с этим соглашаются все, и сам Эрик, и сам Густав, и хронисты, и сплетники, чьи письма сохранились.

А в большом мире в это время случилось довольна приятная для Густава война: новый датский король сцепился с Ганзой. Под шумок, Густав аннулировал ганзейскую монополию на торговлю в Швеции, и прибрал к рукам все находящееся на тот момент в Швеции состояние Ганзы. Так он вернул с лихвой все, что потерял немецким купцам. Кстати, не слишком-то те и разжидись в этой стране, которая обеспечивала себя сама, и импортировала только хмель да соль. Хмель скоро начали разводить свой, так что торговля шла солью. Предметы роскоши заказывались только частными заказами, и их было совсем немного.

Между 1528 и 1535 годом Густава пытались заколоть кинжалом – отбился. Пытались отравить – но могучий организм с ядом справился. Возможно, тем не менее, что последствием отравления было заболевание, из-за которого король к 55 годам потерял практически все зубы. Также возможно, что каким-то образом эта попытка отравления аукнулась в психической нестабильности Эрика, Магнуса и Софии, детей Густава. Во всяком случае, если с Эриком можно уцепиться за слово «меланхолия» в описание его матери (хотя у Эрика-то была паранойя), то психических заболеваний не было ни в роду Стуре, ни в роду Лейонхуфвудов, из которого была вторая жена Густава, но двое их детей были явно ненормальны.

После изящной экспроприации собственности Ганзы, Густава чуть не взорвали прямо в церкви, где он должен был присутствовать не пасхальной мессе. Это было уже очень основательная работа, хорошо проделанная. Заряд был спрятан под креслом короля. Густава спас человеческий фактор: человек, который должен был поджечь зажигательную нить, по имени Ганс Виндрак, накануне упился в кабаке, и стал бахвалиться. А ведь не секрет, что во всех кабаках всегда присутствовали шпионы королевской канцелярии. Заговор раскрыли, и выяснилось, что он практически полностью немецкий. Виновных казнили, конечно, но Густав продолжал принимать всех желающих лютеранских эмигрантов из Европы в Швецию. Я знаю только эти три попытки покушения, но их, наверное, было гораздо больше, потому что впоследствии Катарина Стенбок, последняя жена Густава, говорила, что в ее время при дворе нужно было двигаться так, чтобы никогда не поворачиваться спиной к мужчинам этой семьи – в спину легче ударить кинжалом под влиянием минутного подозрения.

Маргарет Лейонхуфвуд, на которой король женился через год после смерти первой жены, была на 20 лет моложе Густава, что не помешало им быть очень счастливой парой. Маргарет была умна, образована, очень спокойна в поведении. Она никогда не употребляла своего влияния на короля во вред, всегда сдерживая порывы гнева своего темпераментного супруга, и умела уговорить его смягчать наказания, которые ее муж был щедр раздавать. Удивительно то, что сама она была, наверняка, женщиной стальной воли, не очень-то любившей возражения, только умела держать себя в руках. А ведь ее сестру, которая вышла за Сванте Стуре, в народе звали Король Марта за властность, а ее мать Эбба была так крута нравом, что тещу побаивался и сам Густав.



За 15 лет брака, Маргарет родила восьмерых детей, и все они выжили. Для тех времен это было достижением. Правда, Маргарет в числе своих талантов имела и хорошее знание народной медицины. Она и ее сестра Марта учились приемам знахарства и лекарства у крестьянки Бригитты Андерсдоттер, потому что медицина, которой пользовались в те времена короли, слишком сильно отдавала модной алхимией, и включала далеко не безобидные препараты, как то ртуть и опиум. Почти все знатные шведские дамы тех времен имели при себе крупные перстни в виде ракушки, содержащие тщательно приговленные порошки с противовоспалительным и успокаивающим действием. И, конечно, Маргарет была профетом гигиены, причем ее муж очень быстро проникся пониманием ее правоты. Детям было внушено и даже вбито колотушками, что мыться и чистить зубы – это не обсуждается, хотя хитроумные сыновья и пытались ссылаться на старые латинские писания, где утверждалось, что испытыния плоти укрепляют дух.

В результате, Маргарет с Густавом не потеряли ни одного ребенка, хотя все искусство знахарки не спасло королеву от пневмонии, которую она подхватила на прогулке по озеру. Маргарет умерла 35-летней.

Неизвестно, зачем Густав женился в третий раз. Очевидно, по инерции. Катарина Стенбок стала королевой в 17 лет, но по сути была 8 лет нянькой королю, здоровье которого начало резко сдавать: он уже почти потерял все зубы, и не мог питаться нормально, что, в свою очередь, начало сказываться в желудочных проблемах и общей слабости. Надо отдать должное Густаву, он чувствовал себя виноватым перед женой. Ходили слухи, что он дал ей полную свободу выбрать любовника, но с условием, что он должен знать, кто станет избранником. Почему-то молодая королева от такой любезности отказалась. И еще Густав незадолго до смерти хотел провести закон, запрещающий браки со слишком большой разницей в возрасте.



Катарина предпочла роль медиатора и миротворца в этой большой, шумной и проблемной семье. Определенной головной болью была Сесилия, но больше всего проблем создавали отношения между братьями, Эриком, Йоханом и Карлом. Катарина никому из них не отдавала предпочтания, а просто старалась разгребать те ситуации, которые они создавали, так, чтобы дело не дошло до худшего. Не всегда ей это удавалось. Катарина была первой в Швеции вдовствующей королевой, очень богатой, потому что Густав не пожалел средств, чтобы ее обеспечить, и прожила она очень долгую жизнь, 86 лет. Ее пасынок Карл пытался не раз наложить лапу на состояние мачехи, но оно было полностью защищено указами и Густава, и его сына Йохана. Не то, чтобы у Карла и Катарины были совсем плохие отношения, просто Карл был Карлом: коварным, жадным, честолюбивым. Пожалуй, Карла в семье действительно недолюбливали из-за его грубости и непредсказуемой коварности, но были в нем и неплохие качества.

Интересный вопрос, который как-то просмотрели историки: а почему после смерти первой жены Густав никогда больше не искал в жены принцессу, а женился на шведках? Есть мнение, что семья Ваза вообще на международных брачных рынках не котировалась из-за простых нравов при дворе и крутого характера мужчин семейства. Но я подозреваю, что Густав просто жадничал и своевольничал. Женясь на чужеземной принцессе, любой король был вынужден заключать альянсы и чем-то поступаться. Это стоило дорого, и налагало ограничения. А ни платить, ни связывать себя король не любил. А может, ему просто нравились именно шведки, женщины, с которыми он говорил на одном языке, которые были не только довольно хрупкими созданиями для вынашивания потомства, но и равноценными компаньонками, с которыми можно было делиться заботами, веселиться, говорить о понятном и близком.

@темы: "шведы"

---

Stäm Blod

@темы: Счастье есть!, "музыка"

---

Густав Ваза - 2

Вряд ли свежеиспеченного короля удивило то, что он обнаружил, разбираясь с состоянием дел страны, ведь всю свою жизнь Густав колесил по самым отдаленным провинциям, и знал о том, как и чем живет народ, гораздо лучше любого короля, родившегося во дворце. И все-таки, получить на руки хозяйство в таком состоянии было сомнительной честью.

Стокгольмский дворец Три Короны был в растерзанном состоянии после долгой осады войсками датчан и, конечно, не восстановлен. Населения на всю Швецию и Финляндию было всего около миллиона человек, и те были сосредоточены всего в трех областях. Армии не было. Флота не было. С севера, юга и запада страну окружали датчане. Как государство, Швеция для Европы не существовала и вовсе, ведь официально она все еще как бы считалась частью Северного союза, где избранным королем был Кристиан II.

В городах жило всего 5% населения, да и какие там города, если в самом Стокгольме и в лучшие-то времена население еле дотягивало до 7 000 человек. Экономика была полностью в руках любекских купцов. Система образования блистала полным отсутствием оного. Шведы получали образование либо за границей, либо у частных мастеров-учителей, которых было мало, либо учились в университете Уппсалы, который к 1523 году захирел почти окончательно. Система образования через церкви и монастыри не работала совершенно, потому что приходского священника обычно избирали из своих, он отправлялся ненадолго в Германию, где зазубривал тексты Библии на латыни, и возвращался потом в родную деревню, где продолжал крестьянствовать, приходя в воскресенье проповедовать в церковь в сапогах, и колотя в особо пафосных местах рукавицами по кафедре.

К счастью для себя и Швеции, новый король был не мыслителем, а солдатом. Поэтому за голову он не схватился, и в наемники за границу с престола не сбежал, а быстро вычислил, что деньги в стране, вообще-то, были, и были они у церковных епископов. Католической церкви в Швеции принадлежало 21,3% лучших земель (короне только 5,6%), церковь исправно получала от населения десятину, и за века собрала несказанные богатства в драгоценных металлах и камнях.

Сам Густав был крещеным католиком, конечно, но чем была религия для шведов? Они долго молились своим богам и после того, как христианство официально пришло в Швецию, и латинских молитв не понимали в большинстве. Для простого шведа эти мессы с их причастием были просто ритуалом, ничуть не менее языческим, чем прежние ритуалы. А вот епископы – это были уже конкретные люди, и, по большей части, люди глубоко шведу неприятные. Богатые, заносчивые, подчиняющиеся заморской власти. Тех немногих, которые искренне прониклись к стране, король Кристиан по дури казнил. И кого же увидел Густав в Стокгольме на должности архиепископа страны? Да, Густава Тролле, по списку которого был казнен его отец.

Поэтому долго король не думал, и объявил, что отныне в Швеции Божье слово будет проповедываться чистым. Нет, он не стал разрушать монастыри, как это сделал Генрих VIII Английский, и не стал преследовать католиков, он просто объявил новым архиепископом католика Йоханнеса Магнуса, и потребовал от папы признать этот выбор, на что тот, конечно, не согласился. Так закончились все отношения Швеции с Ватиканом. А Тролле был вынужден эмигрировать в Данию. Потом, он снова свяжется со свергнутым уже королем Кристианом, будет участвовать в его авантюрах, и погибнет, получив рану в битве.

Надо заметить, что задачу Густава Вазы по экспроприации церковных богатств значительно облегчил тот же Кристиан II, в тот самый несчастный для него день Стокгольмской кровавой бани: из 30 человек совета в живых осталось только 9 – те, у кого хватило смекалки не явиться на коронацию Кристиана. Хватило у них смекалки и на то, чтобы не сопротивляться королю в его переделе церковного имущества, а присоединиться к разделу. И об этом они не пожалели. После перераздела церковных земель 50% было по-прежнему в руках крестьян (в Финляндии 64%), 28% - у короны, и 22% - у немногочисленной теперь знати.

Новая ситуация выглядела так: во главе и государства, и (практически) церкви встал сам король Густав, его архиепископом – буржуа по происхождению, католик Магнус, а епископом Стокгольма – лютеранин, Олаус Петри, простолюдин. В 1526 году Густав сделал следующий шаг, наложив руку на церковную десятину. Когда в 1527 году съезд (что-то типа парламента) начал чесать по этому поводу в затылке, Густав просто напомнил, что он в короли не просился, и, если что, запросто может от короны и отказаться, и живите, как хотите. Причем, не забыл добавить, что церковь-то разбогатела на их, кровные, подарки, то есть ничего они не грабят, а возвращают своё, потому что деньги нужны, чтобы заткнуть рот Ганзе, набрать оружие и нанять наемников, которые будут их защищать от датчан. Густав дал им право вернуть те земли, которые их предки по какой-то причине потеряли церкви, с самого 1454 года. Церковь же должна была вернуться к первозданной чистоте, то есть иметь не больше необходимого. И колокола... По одному колоколу на церковь, остальные должны быть переплавлены!

Мысль о возврате "своего законного" членам совета очень понравилась, и король получил добро съезда на все свои новшества. Сразу, не откладывая, он лично конфисковал парочку самых богатых замков себе лично. И драгоценности прибрал. Так король разбогател. Католические епископы потеряли не только деньги и замки, вместе с ними они потеряли и право представительства в совете и в парламете. После чего им осталось только убраться из страны вообще. Йоханнеса Магнуса Густав отправил в 1526 году послом в Россию, и тот правильно догадался, что возвращаться ему не надо. Папа к тому времени понял, что Магнус – не худшее из двух зол, и Магнус даже поехал в Рим, где был рукоположен архиепископом Швеции, но Швеция к тому времени уже стала официально лютеранской страной. Магнус с его братом остались в Италии, и, наверное, были весьма довольны, в конце концов, тем, как сложилась их жизнь.

Итак, в Швеции без шума и гама перешли к тому, за что во Франции было пролито море крови, к веротерпимости. Кто-то молился на католический манер, кто-то – на лютеранский. Королю было все равно, его интересовала организационная и материальная часть. Сам он короновался только в 1528 году (раньше было некогда) по католическому ритуалу, потому что никакого другого просто не было.

@темы: "шведы"

---

shangzungshu, приветствую!

---

Tinlitus, приветствую!

När som jag var på mitt adertonde år

@темы: "музыка"

---

Густав Ваза - 1

Густав Ваза был личностью необыкновенной, словно прямиком из легенд. В дни своей молодости он был типичным авантюристом, только с той искоркой гениальности, которая приводит авантюристов на королевский трон. Он не был ни хорошим человек, ни плохим человеком, его личность под такие простые определения просто не подходит. Он сравнивал себя то с Давидом, то с Моисеем, он с удовольствием объегоривал в переговорах тех, кто верил, что может заставить этого короля делать то, чего он делать не хочет, он играл короной, он пережил невероятное даже для своего времени количество приключений, появляясь в горячих точках своего королевства под чужой личиной. Ни до, ни после него не было у Швеции такого короля.



Хотя отец и пытался отправить его учиться латыни и прочим премудростям, сбежал Густав из школы на войну при первой же возможности. Он прекрасно понимал ценность образования, это видно из того, насколько тщательно он выучил и вышколил своих детей. Просто самому ему было интереснее действовать. Он обладал удивительной харизмой, потрясающей смелостью, сметкой и хитринкой. Сбежав из Дании, он собирал в отдаленных от Стокгольма частях Швеции армию, еще не зная, что Стокгольм сдан, его отец казнен, а его мать и сестры увезены в Данию, где трое из них умрут – видимо, при очередной вспышке чумы.

Переодевшись в крестьянскую одежду, Густав пытался поднять против датчан крестьян в провинции Даларна, но даже его дар красноречия и харизма не могли их расшевелить. Крестьяне Швеции могли воевать за кого-то из личной привязанности, или в надежде на выигрыш, но в тот момент ситуация была полностью в руках датчан, и крестьянам было все равно, кто будет собирать с них налоги.



Ошибка короля Кристиана всё изменила. Ошибка понятная: хотя Кристиан и был королем Северного союза, хотя он и не был глупцом, о шведах он судил, как о датчанах. Но Швеция не знала, в отличие от Дании, крепостного права, и шведский крестьянин вовсе не собирался покорно принимать все, что придет в голову королю. Когда Кристиан объявил о серьезном увеличении налогов, когда он конфисковал в свою пользу земли казненных им дворян, крестьяне встали против. Густав, который мог оценить последствия укрепления датчан лучше, чем простые крестьяне, решил покинуть Даларну без особой спешки, пользуясь снегоступами. Он рассчитал правильно, вскоре его догнали даларнские лыжники, и попросили вернуться. Густав получил костяк для своей армии.

Второй ошибкой Кристиана было ограничение Ганзы в пользу Голландии. Почему – понятно, если вспомнить, кем были самые близкие Кристиану люди. Когда Густав Ваза успел договориться с ганзейцами, неясно. Очень похоже, что именно тогда, когда он прошлепал в снегоступах от Даларны до границы с Норвегией, где его посланцы даларнцев и нашли. Ганзейцы, в частности Любек, финансировали Густава огромной суммой в 120 000 любекских марок. В долг, понятно, потребовав еще и монополии на международную торговлю Швеции. Конечно же Густав согласился! Этот король решал проблемы по мере их возникновения.

В 1521 году повстанцы собрались в Вадстене, где Густав Эрикссон Ваза был объявлен регентом Швеции, то есть, без пяти минут королем. Густав согласился без особого воодушевления, надо сказать, или просто сделал вид, что ему такая должность практически навязана. В будущем ему это сильно пригодилось, а в 1521 году он решительно ничем не рисковал, если действительно хотел стать регентом. Благодаря тому, что датский король прошелся палаческим топором по шеям самых значительных ноблей королевства, альтернативы Густаву просто не было. Было двое сыновей Стуре-младшего, но они были пленниками в Дании, так что оказался Густав единственным живым, взрослым и оказавшимся под рукой членом рода Стуре.

Судя по тому, как один за другим сдавались повстанцам замки, занятые датчанами, в подчинении нового регента была не только крестьянская армия. На что-то же было потрачено любекское золото. И вот в 1523 году Густав, уже избранный риксдагом король, вошел в Стокгольм.

@темы: "шведы"