Ну кто бы мог подумать!

Как-то всегда считала, что на карьеру ориентированы люди с доминантой лидерства. А дети, понятное дело, карьере мешают. Да что там, карьеристка - одиночка давно превратилась в классический образ. Оказывается, все не так. В университете Хельсинки, на кафедре психологии, провели интересную работу. Взяли 1313 человек, у которых в переходном возрасте явно просматривалась лидерская доминанта, и проследили, сколько детей у них будет к возрасту 39 лет.

Оказалось, что именно у мужчин и женщин, склонных к лидерству, детей больше, чем у людей, выше головы прыгать не желающих.

Вообще, у женщин высокая социальность обещает высокую вероятность "завести" первого и второго ребенка. Высокая негативная эмоциональность не отражается на решении завести первого ребенка, но почти наверняка проголует против второго, и абсолютно точно - против третьего.

Чем активнее, социальнее мужчина, тем больше его привлекает семья и дети. А вот негативно эмоциональный мужчина после первого ребенка почти наверняка скажет: стоп, дорогая!

Под негативной социальностью здесь подразумевается способность видеть свою жизнь в трагически-драматическом ключе.

Конечно, хочется указать на Анну Брунилу, которой за 40, которая никогда не была замужем и не имеет детей, и которая является самой богатой женщиной страны, заработавшей свое состояние самостоятельно. Человек с негативной социальностью на таких высотах просто сломался бы. С другой стороны, блестящая карьера Анны - заслуга ее блестящего, острого, как бритва ума, но не социальности.

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Аххххх....

13.01.2009 в 14:44

Пишет  Миранда Элга:

Фабрицио де Андре, Khorakhane

@темы: "музыка"

---

Рождение армии Нового времени: от наемников к регулярной армии

В последней четверти XVI в. в вопросах развития военного дела впереди всех оказалась страна, обогнавшая все остальные государства Европы в экономическом развитии точно также, как это сделали итальянцы в начале XV в.

Речь идет о небольшом государстве на севере Европы - Нидерландах. Оказавшиеся под властью Габсбургов в конце XV в., страны нынешнего Бенилюкса, и без того отличавшиеся высоким уровнем экономического развития, будучи включенными в имперскую экономику, использовали представившийся им шанс. К середине XVI в. этот регион, не имевший ни колоний, ни богатых природных ресурсов, не отличавшийся многолюдством, стал едва ли не главным экономическим и финансовым центром северной и центральной Европы.

О размерах экономического потенциала Нидерландов можно судить по таким цифрам - к концу своего правления Карл V извлекал из "Низинных земель" только в качестве прямых налогов 2 млн. гульденов (аналог дуката) в год, и еще столько же уходило на развитие военной инфраструктуры, тогда как собственно Испания приносила в имперскую казну всего лишь 0,6 млн. дукатов. И это при том, что в 1500 г. население Испании составляло около 8 млн. чел., а Нидерландов - 1,9 млн. чел.

По оценкам герцога Альбы, направленного наместником в Нидерланды, в 1570 г. промышленно-ремесленный потенциал Нидерландов составлял 50 млн. гульденов, еще столько же вращалось в аграрном секторе. Объем внутренней торговли в это же время колебался между 17 и 28 млн. гульденов, не говоря уже о размерах импортно-экспортных операций - в середине XVI в. они составляли порядка 36-38 млн. гульденов.

Так что введение предложенной Альбой 10-% налога с оборота (печально знаменитой алькабалы) должно было принести в испанскую казну не меньше 5 млн. гульденов ежегодно - больше, чем ввозилось в это время золота и серебра из Америки.

И это при том, что в Нидерландах не было ни золотых, ни серебряных рудников, и все эти успехи были достигнуты за счет исключительно развития банковского дела, торговли, промышленности и аграрного сектора, т.е. за счет использования преимущественно внутренних ресурсов.

Очевидно, что в этом и заключался секрет того, что маленькие Нидерланды восстали против великой Испанской империи и после 80-летней борьбы сумели одержать верх, получив независимость (правда, не целиком, а лишь частично).

Высокоразвитая по тем временам экономика Нидерландов обеспечила не только создание, но и содержание на протяжении всей войны с Испанией мощной армии и флота, силы которых оказалось достаточно, чтобы заставить испанскую корону в 1648 г. отказаться от намерения восстановить свою власть над Голландией - "Семью провинциями".

Голландский опыт попытался, и не без успеха, заимствовать шведский король Густав-Адольф. И снова Европа была поражена - маленькая Швеция, которую долго никто не воспринимал всерьез, оказалась способной нанести Римской империи ряд серьезнейших ударов и сыграла одну из ведущих ролей в Тридцатилетней войне.

Эта война еще в большей степени, чем войны XVI в. была войной, прежде всего, денежных ресурсов, "золотых солдат". Предпринятые Густавом-Адольфом меры по развитию шведской экономики позволили ему увеличить доходы шведской короны с 600 тыс. талеров в 1613 г. до 3,189 млн. талеров в 1632 г., создать целый ряд крупных мануфактур, обеспечивавших его армию высококачественным оружием и снаряжением.

Вкупе с денежными субсидиями со стороны Франции (640 тыс. талеров ежегодно в начале 30-х гг. XVII в.) и "хлебной" субсидией со стороны России (перепродавая на амстердамской торговой бирже покупаемый в России задешево хлеб, Густав в то же время имел еще столько же талеров ежегодно, а в 1631 г. - даже 1,2 млн. талеров) это позволило "северному льву" провести успешную военную реформу, развернуть мощную армию и вмешаться в Тридцатилетнюю войну, переломив ее ход в пользу антигабсбургской коалиции.

Путь, выбранный голландцами в конце XVI в. и подхваченный в 1-й половине XVII в. шведами, был всемерно развит французами во 2-й половине XVII столетия.

Трудно представить себе, что, например, Людовик XIV, не имевший, в отличие от Филиппа II, богатейших заморских колоний, встал бы на путь внешнеполитической экспансии и достижения французской гегемонии в Европе, если бы не активная деятельность его министра Ж.-Б. Кольбера по развитию французской промышленности и торговли.

Так, если во Франции в XV - XVI вв. возникло ~ 50 мануфактур, то благодаря неустанным трудам Кольбера, в 60-х - нач. 80-х гг. XVII в. их было создано более 300, в том числе 19 производивших оружие и 24, выпускавших корабельные снасти и материалы.
Существенно, ~ на 75-100 % между 1646 и 1686 гг. (по разным данным) вырос тоннаж французского торгового флота. Во любом случае, рост военных расходов, к примеру, с 21,8 млн. ливров в 1662 г. до 46 млн. ливров в 1671 г. и до более чем 100 млн. ливров в 1679 г. был бы невозможен без последовательного осуществления Кольбером политики агрессивного, воинствующего протекционизма, меркантилизма и поощрения развития французской экономики.

В определенном смысле модернизированная Кольбером французская экономика питала войну, а быстрая, победоносная война создавала благоприятные условия для развития экономики (именно быстрая и победоносная война, в противном случае страна становилась на грань экономического и финансового коллапса).

Предложенная Кольбером экономическая политика и тесно связанные с нею политическая и административная реформы, заключавшиеся в дальнейшем усилении королевской власти через завершение процесса централизации власти, сосредоточения всей ее полноты (хотя бы формально, де-юре) в руках короля и его чиновников в конце XVII - начале XVIII вв. в той или иной степени была воспринята ведущими европейским державами.

"L'etat c'est moi" ("Государство - это я!") - эта знаменитая фраза, приписываемая "Королю-Солнце" Людовику XIV и под которой могли подписаться практически все монархи Нового времени (за редким исключением в лице британского и польско-литовского королей), наглядно демонстрирует расширение пределов королевской власти и могущества Государства.

И в итоге, если в 1609 г. в армиях стран Центральной и Западной Европы находилось под ружьем около 300 тыс. солдат, то спустя 100 лет, на завершающем этапе войны за Испанское наследство - уже 860 тыс. Этот резкий рост численности армий был связан с еще одной, чрезвычайно важной чертой военной революции - переходом от временно-контрактных армий к армиям постоянным, взятым целиком и полностью на содержание королевской казны и в основе своей не распускавшихся и в мирное время.

Переход к постоянным армиям имел как свои негативные, так и позитивные последствия.

Сохранение и в мирное время значительных воинских контингентов на королевской службе позволило избежать повторения ужасов войны и в мирное время.

Да, наемные солдаты, набираемые опытными "антрепренерами", были настоящими профессионалами, мастерами своего дела и, что самое главное, всегда готовыми к бою. Дж. Линн приводит такой характерный для того времени пример: французский король Франциск I готовился в 1544 г. отразить вторжение англичан с севера и испанцев с юга, он заключил соглашение с Швейцарской конфедерацией о поставке ему 16 тыс. пехотинцев. Договор был подписан в июле, а в конце августа 16 тыс. швейцарцев, полностью готовых к бою, уже сосредоточились в лагере под Шалоном.

Однако роспуск таких армий в "межсезонье", когда в их услугах не нуждались, неизбежно влек за собой обострение социальной напряженности.

Наемники, как писал Макиавелли, не умели ничего другого, кроме как воевать, и заниматься мирным трудом они не имели никакой склонности. Имея же в руках оружие, они превращались в серьезную опасность для местных властей и населения.
Занимаясь грабежами, убийствами и насилиями, солдаты, временно оставшиеся не у дел, подрывали с таким трудом наведенный властью порядок, спокойствие и внутренний мир.

Печальный опыт такого рода уже имелся. Подобная ситуация, к примеру, сложилась во Франции на рубеже 50-х - 60-х гг. XIV в., а затем в начале 40-х гг. следующего столетия, когда в военных действиях между французским и английским королем наступила пауза и многочисленные наемники, оставшись без работы, занялись грабежами и разбоями. Нечто подобное повторилось спустя полторы сотни лет после завершения Итальянских войн, когда Франция оказалась ввергнута в пучину Религиозных войн.

Как отмечал Дж. Вуд, именно невозможность содержать сильную, многочисленную армию не только в военное, но и в мирное время, обусловила чрезвычайно длительный и разрушительный характер французских религиозных войн конца XVI в.
"Полностью отмобилизованная, королевская армия представляла собой прекрасный инструмент для ведения войны. Но материал и технические средства ведения войны все еще не были полностью монополизированы государством, - отмечал он, - и совмещение ручного огнестрельного оружия и артиллерии с более совершенными системами фортификации делали осады даже плохо укрепленных городов и городков трудным и длительным предприятием.

Более того, финансовый и административный аппарат Французского государства все еще был неспособен обеспечивать растущие вооруженные силы, необходимые для ведения боевых действий в ходе продолжительных кампаний в течение длительного времени. Армия мирного времени была также слишком мала и рассеяна и не могла внушить должного уважения оппозиции для того, чтобы избежать начала или возрождения гражданской войны...".

Создание постоянной армии, находившейся на полном казенном довольствии, позволяло снять еще одну серьезную опасность.
Наемники, для которых война была ремеслом, несмотря на все предпринимаемые меры, сохраняли верность своему слову и своему нанимателю лишь до тех пор, пока получали деньги или же, в крайнем случае, надеялись на их получение. В противном случае их верность была более чем сомнительна, и никто не мог поручиться за то, что не получавшие обещанного жалования или добычи солдаты не взбунтуются и не возьмут того, что им причиталось, силой.

Пример испанской Фландрской армии, пожалуй, в этом плане самый показательный. Несмотря на то, что испанская казна расходовала на ее содержание огромные средства, тем не менее, постоянные задержки с выплатой жалования привели к тому, что армия таяла, как весенний снег, от дезертирства и постоянно сотрясалась бунтами и мятежами солдат.

Так, в ноябре 1576 г. испанская армия в Нидерландах насчитывала реально около 8 тыс. солдат вместо списочных 60 тыс., и большая часть "мертвых душ" дезертировала.

Порой дезертирство достигало огромных размеров - во время осады голландской крепости Берген-оп-Зом с июля по октябрь 1622 г. численность осадной испанской армии сократилась с 20,6 тыс. до 13,2 тыс. солдат - б тыс. из-за дезертирства. Что же касается солдатских мятежей, то между 1572 и 1576 гг. их было 5, а между 1589 и 1607 гг. - 37 (в каждом участвовало не менее 100 солдат).
Особенно страшным был мятеж 1576 г., когда вышедшие из-под контроля своих командиров наемники опустошили южные Нидерланды и устроили погром в Антверпене, где было убито до 8 тыс. мирных горожан.

Мятеж 1576 г. имел для испанского владычества в Нидерландах фатальные последствия - с этого момента все попытки восстановить порядок в восставших провинциях посредством переговоров, поиска некоего компромисса стали невозможны из-за роста антииспанских настроений.
Наемная армия, которая к тому времени давно стала, по словам Дж. Паркера, "государством в государстве с собственными ритмами рождения и смерти, организмом с собственными признаками и мотивациями…", властно вмешалась в расчеты политиков и опрокинула их. Но иначе и быть не могло - многонациональные "банды" наемников объединяло и сплачивало только одно - чувство общности интересов, корпоративность, пресловутый esprit dе corps, привязанность к своим капитанам и лишь в последнюю очередь верность присяге и религии.

@темы: "1600-е"

---

Сокровищницы инфы

Нашла сегодня на виртуальных просторах совершенно умопомрачительный исторический портал, где есть ВСЁ! От истории бус до истории армий, анализы периодов, сражений - словом, чудо какое-то. Это gerodot.ru/sites.php

А еще нашла великолепнейшую галлерею альбомов всевозможного оружия и доспехов: www. myarmoury.com/albums
Причем, настоящее оружие, не сувенирное.

@темы: "1600-е"

---

Стихи Франциско де Кеведа

ЭПИГРАММА НА ОРФЕЯ

Когда Орфей за Эвридикой
В Аид спустился, бог Плутон
Был беспредельно возмущен
Такою дерзостью великой.

Запел пленительный Орфей,
Как никогда не пел. Однако,
Хотя Плутону в царстве мрака
Вдруг стало на душе светлей,
Багровый от негодованья,
Вернул Орфею он жену,
Что было даже в старину
Тягчайшей мерой наказанья.

Засим смягчился грозный бог
И смертному в вознагражденье
За удивительное пенье
Вновь потерять ее помог.

@темы: "Чтиво"

---

Стихи Франциско де Кеведа

ПРЕИМУЩЕСТВА ПЕРВОГО ИЗ МУЖЧИН. ГЛАВНОЕ - ОТСУТСТВИЕ ТЕЩИ

"Ты не жалуйся, не плачься,
Прародитель наш Адам:
Ведь жилось тебе вольготней,
Чем теперь живется нам.

Беззаботно, беспечально
От земных вкушал ты благ:
Не было портных, торговцев
И подобных им плутяг.

И тебе подругу жизни
Бог не всучивал, пока
Не пресытился ты вольным
Бытием холостяка.

Ты когда-то за супругу
Должен был ребро отдать,
Нашим женам ребер мало -
Семь бы шкур с мужей содрать.

Ты с женой своей законной
Спал спокойно по ночам,
Нынче только муж задремлет,
Глядь - с женой другой Адам.

Ты в раю не смел касаться
Лишь запретного плода,
А у нас на все запреты,
Хоть не суйся никуда.

В этот мир явилась Ева
Без мамаши, без отца;
Стало быть, не знал и тещи
Ты по благости творца.

На змею ты в злой обиде -
Дескать, в ней беда твоя,
Но поверь мне, прародитель:
Теща хуже, чем змея.

Та змея вас накормила,
Теща не змее чета:
Съела б вас она обоих
И была бы не сыта.

Будь змеей не черт, а теща,
Сожрала б она весь рай,
От Эдема бы и фиги
Не осталось, так и знай.

Мудры змеи, но добавлю,
Змей отнюдь не понося,
Что еще мудрее тещи:
Теща знает все и вся.

Тещи подают советы
И зятьям своим твердят:
То не съешь, того не выпей!
Мол, вино и пища - яд.

Теща зятю день скоромный
Превращает в день поста,
А сама телка обгложет
От рогов и до хвоста.

Так что ты на змей не сетуй,
Дорогой сеньор Адам,
Жребий твой не столь уж горек,
Как теперь ты видишь сам.

А сменять змею на тещу
Мог бы ты легко весьма,
Ведь охотников меняться
(И с приплатой) будет тьма".

Так взывал однажды некий
Долготерпеливый зять,
Умоляя провиденье
Тещу в рай скорее взять.

@темы: "Чтиво"

---

Финальный удар Абсентиса по романтике Средневековья

"«Дело в шляпе». Д'Артаньян и реверанс

Как хорошо все-таки, что кино не стало одорофонным, то есть способным передавать запахи: насколько бы это подпортило романтику костюмных лент, киноподвигов Д'Артаньяна и т. п.! (доктор искусствоведения А. Липков)

Как писалось в статье журнала «Консьержъ»: «В Париже был принят новый закон, разрешающий-таки выливать помои из окон, прежде трижды прокричав: «Осторожно! Выливаю!» Тех, кто оказывался внизу, спасали только парики».

Эта фраза может вызвать два вопроса: точно ли именно парики спасали, и откуда и зачем эти самые парики взялись.

Журналист здесь неточен: сразу после того, как французский король Людовик IX (ХIII в.) был облит дерьмом из окна, после чего жителям Парижа было разрешено удалять бытовые отходы через окно, лишь трижды предварительно крикнув: «Берегись!», парики еще были не в моде, прикрывались люди капюшонами.

Только позже, когда капюшоны стали считаться уже плебейством и ушли к шутам, знать стала переходить на парики. С выливанием же нечистот из окон в Париже ничего не менялось на протяжении веков — бороться с этим славным обычаем начали лишь в 1780 году (впрочем, Робер Бюрнан указывает, что и к 1830 г. с выливанием помоев ничего не изменилось).

«Заметное распространение шляпы получили с конца XVI века.

Широкополые шляпы, которые носили роялисты в Великобритании и мушкетеры во Франции в XVII веке, могли произвести впечатление, но не были практичными». (журнал «Ателье» №5, 2002 г.)

Так забывается история :-) Действительно ли широкополые шляпы были так не практичны, или, как обычно, причины их появления просто приятней не вспоминать?

Явно, что дорогие и с трудом отстирываемые парики не были призваны служить защитой от льющихся сверху помой и фекалий. Наоборот, нужна была защита самих париков от такой напасти.

Услуги парикмахера, изготовлявшего парики, стоили дорого. Профессия стала модной — в одном Лувре цирюльников было 5000 душ. Прачка обходилась дешевле, но в отсутствие «волшебного просто Тайда» и других стиральных порошков, отмыть дерьмо от парика было сложновато.

Для предотвращения проблем иногда использовался мешочек для волос (Haarbeutel) — в эпоху правления Людовика XIV длинные волосы (собственные или парик) вкладывались в длинный мешочек из тафты, украшенный лентой или розеткой. Мешочек предохранял волосы от «внешних воздействий», а одежду — от пудры и муки в прическе. Но мешочек надевать долго, да и для парадного туалета он, естественно, не использовался.

Если по прочтении всего, написанного выше, вам показалось, что я циник, то, уверяю, вы ошибаетесь. Ибо что же тогда сказать о моем приятеле, который на мой провокационный вопрос сразу ответил: защита голов и париков — широкополые шляпы мушкетеров.

С этим было согласиться нетрудно.

Греки до христианства шляпы (а-ля Гермес) только в путешествия надевали (или на полях, от солнца), а древним римлянам венков на голове было достаточно.
В раннем средневековье вообще без полей обходились, чепец такой носили, типа буденовки — наследник классического фригийского шерстяного колпака.

Широкополые же шляпы стали носить роялисты в Великобритании и мушкетеры во Франции, то есть там, где дерьмо больше всего и выливали. Еще я припомнил, что, к примеру, цилиндры с узкими полями — это изобретение сельских английских джентльменов. Им там на голову ничего не капало. А в ассоциируемых с образом лондонца котелках в начале XIX века красовались только английские лесники! (Опять же, в лесу дерьмо с неба не падает). Лишь к 1850-му году этот головной убор попал в город. Когда же в Европе помои сверху лить перестанут, появятся треуголка Наполеона и кепка Ленина.

Но следующим выводом он даже меня смутил:
— Тогда и возникновение реверанса понятно.
— ???
— Что такое реверанс, помнишь?

Я напрягся и припомнил, что в средневековье к исполнению реверансов и поклонов относились с особым вниманием и в придворном обществе был учитель танцев, он же преподаватель изящных манер, реверансам обучающий. Что реверанс, или поклон, сопровождался снятием головного убора. Далее, не полагаясь на свою память, я взял энциклопедию и голосом Левитана зачитал: «Реверанс — почтительный поклон. Его характер зависел от формы и покроя одежды. Особое внимание в поклоне уделялось умению кавалера обращаться со своим головным убором. Он снимал шляпу перед поклоном и приветствовал даму». Статья словаря заканчивалась утверждением, что реверанс был «не только приветствием, но и танцевальными фигурами, которые придавали бальной хореографии черты торжественного величия».

Я, все еще не понимая, взглянул на приятеля.
Подивившись моей тупости, тот продолжил:
— Ну неужели непонятно, что изначально реверанс имел своей целью всего лишь убрать обосранную вонючую шляпу подальше от чувствительного носа дамы?

Я был сражен такой простотой вывода, и перед моим внутренним взором предстал то самый первый скромняга-мушкетер (или кто он там был), который так поразил некую встретившуюся ему Даму, изогнувшись в танце-поклоне и ловко спрятав за спину свою шляпу, на которую только что вылил свою «ночную вазу» сонный бакалейщик со второго этажа.

На вопрос удивленной Дамы наш Кавалер совершенно честно ответил: — «Это я из великого уважения к Вам!». Дама была поражена и рассказала о таком рыцарском отношении подругам. Те в свою очередь стали требовать аналогичного от своих кавалеров. Очень скоро уже мало кто понимал, зачем все это.

Если же во время исполнения ритуала незадачливого кавалера совсем некстати кусали блохи, то па становились совсем замысловатыми, что и придавало реверансу те самые «черты бальной хореографии». Действие стало Традицией, и теперь мы на полном серьезе читаем о том, какой «величественностью и строгостью отличались реверансы и поклоны XV века».

Что же касается того, откуда вообще взялись парики, то тут додумывать уже почти ничего не приходится, это и так давно известно. Законодателем такой средневековой моды являлся сифилис.

В Средневековье города косила не только чума, проказа и эрготизм но и сифилис, любимое заболевание католической церкви, справедливо теперь иногда называемый «чумой Средневековья».

Оспа, цинга и проказа нанесли относительно меньший вред.

В Средние века католической церковью были объявлены грехом все половые отношения, не направленные на рождение детей. Однако это не помогло верхушке церковной конфессии — сифилисом страдали три Римских Папы: Александр VI (1431—503), Юлий II (1443—1513), Лев Х (1475— 521).

В 1530 году итальянский врач Д. Фракасторо порадовал любителей изящной словесности поэмой «Сифилис, или Французская болезнь».

Считалось, что болезнь распространилась благодаря легкомысленным французам. Сифилисом переболело в то время почти все население южной Европы, от святых отцов до уличных нищих.

Успешное применение ртутных препаратов для лечения столь распространенного в то время сифилиса принесло особую славу Парацельсу. Немецкий историк-эпидемиолог профессор Г. Гезер, чей двухтомный труд «История повальных болезней» был переведен на русский и издан в С.-Петербурге в 1868 году впервые обратил внимание на сифилис и другие болезни, как основу коренного изменения в поведении людей — например на то, что сифилис ХVII—XVIII веков стал законодателем мод.

Гезер писал, что из-за сифилиса (а в основном, как мы теперь знаем, его лечения его ртутью) исчезала всяческая растительность на голове и лице. И вот кавалеры, дабы показать дамам, что они вполне безопасны и ничем таким не страдают, стали отращивать длиннющие волосы и усы.

Ну, а те, у кого это по каким-либо причинам не получалось, придумали парики, которые при достаточно большом количестве сифилитиков в высших слоях общества быстро вошли в моду и в Европе и в Северной Америке.

Сократовские же лысины мудрецов перестали быть в почете до наших дней.

Не только кавалеров коснулась эта проблема, лысины появлялись тогда не только у них, но и у дам. И отнюдь не по причине мудрости последних. Но и эти лысины умело прикрывались париками. От слова парик, сходно зазвучавшего на всех европейских языках (perruque — франц., parrucca — итал., perücke — нем. и т.д.), родилось и название тех, кто эти парики делал — парикмахеров.

Цирюльники ценились, и не только севильские. Эта профессия стала одной из самых высокооплачиваемых в мире. Поэтому разбогатевшие цирюльники наравне с виноторговцами становятся владельцами доходной недвижимости:«Вплоть до XVIII века меблированные комнаты в Париже (их держали виноторговцы или цирюльники) – грязные, полные вшей и клопов – служили прибежищем публичным женщинам, преступникам, чужеземцам, молодым людям без средств, только что приехавшим из своей провинции…» (Ф. Бродель. Структуры повседневности. Возможное и невозможное. Т.1. – М., 1986. – С. 298.)

Те, кто был не болен, стали отращивать и показывать свои волосы — в эпоху позднего средневековья даже замужние женщины начинают открывать волосы, укладывая их соответствии с модой того времени.

Дело, вероятно, также не только в отношениях кавалеров и дам, а и в том, что в средневековье к «нечистым» относили страдающих не только проказой, но и многими другими заболеваниями, тем же сифилисом, например. А «нечистого» могли и вообще из города изгнать, даже поставив диагноз по ошибке — столь распространенный сифилис для врачей средневековья играл такую же роль, как ОРЗ для врачей советских. При любых сомнениях ставили диагноз сифилиса, следуя правилу «In dubio suspice luem» («В сомнительных случаях ищите сифилис»). Как тут без парика?

Это сейчас, на вопрос: «Что делают в парикмахерской?», любой ребенок ответит: «Стригут волосы!», удивляясь неосведомленности взрослых. Но тогда, когда сифилис вместе с сопутствующем облысением распространился и в Англии, семантика названия была вполне понятна: ведь не «haircutter» — «подстригатель волос» — назвали цирюльника, а «hairdresser» — «одеватель волос». Так в Англии появились те самые парики, которыми, как славной и древней Традицией, гордятся поныне судьи и лорды.

Широкие же народные массы же о сифилисе знают мало, слышали только краем уха. Тот же историк Иштван Рат-Вег в книге «Истории человеческой глупости» приводит такой пример народной грамотности:
«Другой отец требовал назвать его новорожденную дочь Сифилидой. Перепуганный чиновник старался убедить его, что речь, может быть, идет о Сильфиде? Но тот настаивал на Сифилиде, что, дескать, имя он слышал, что оно ему нравится. Конец спору был положен тем, что ему предъявили закон об именах от 1803 года и просьбу его отклонили, ибо ни в каком календаре такое имя не встречается, а исторических личностей с таким именем не было».

То что не волновало древних греков — боязнь стать лысым — давно существует уже на подсознательном уровне, борьба с облысением и ныне — доходный бизнес. Например, в Юго-Восточной Азии облысение, достаточно редко сейчас встречающееся, считается большой неприятностью и ассоциируется с каким-то заболеванием. Сейчас никто не помнит, с каким именно, просто существует народное мнение: если лысой — то больной. Но тогда, когда в ЮВА появились первые лысые европейцы — колонизаторы, связь была наглядной. Они женились на местных красотках, те умирали со временим вслед за европейцем, в памяти народа это осталось.

Тогда же сифилис добрался и до России «Если одни умирали от сильных ударов, то других наших предков насмерть сражали венерические болезни. Какие следы оставляет на костях сифилис, можно увидеть на выставке» (www.ladatv.ru, 20.03.03) — это о выставке «Антропология» в Краеведческом музее Самарской области.

Те, у кого еще сохранились свои волосы, их, естественно, не моют, а посыпают мукой. Или пудрой. Представьте себе, что должно было делаться в давным-давно немытых волосах, если их постоянно посыпать мукой. А прусские косы, смазываемые салом?! Не удивительно, что при описанной выше средневековой гигиене, в громадных прическах средневековых благородных дам нередко обнаруживали мышиные гнезда — дама могла месяцами не мыть голову, пока мода на прическу держалась. Ну а уж блохи на Прекрасных Дамах жили перманентно.

Методы борьбы с блохами были пассивными, как например палочки-чесалочки, которые использовали что бы не повредить то сложное сооружение на голове именуемое париком. Из париков этими палочками блох и вычесывали.

Со вшами было бороться сложней.

Французские красавицы и элегантные франты в своих роскошных париках носили сделанные из золота хитроумные приспособления — для ловли тех же блох. В блохоловки (есть и в Эрмитаже), клали кусочек шерсти или меха, политый кровью. Во Франции роль блохоловки играла миниатюрная вилочка с подвижными зубцами-усиками, которую светские модницы носили на шее.

Блошиные ловушки не очень надежно защищали своих хозяев от надоедливых паразитов, зато дамы той эпохи придумали способ, как использовать блох в искусстве флирта. Вскрикивая от мнимых и настоящих блошиных укусов, они приглашали тем самым кавалеров к поискам зловредного насекомого. В ту пору самой эротической забавой мужчин считалось поймать блоху на любимой.

Знать с насекомыми борется по своему — во время обедов Людовика XIV в Версале и Лувре присутствует специальный паж для ловли блох короля. Состоятельные дамы чтобы не разводить «зоопарк» носят шелковые нижние рубашки, полагая, что вошь за шелк не уцепится... ибо скользко. Так появилось шелковое нижнее белье, к шелку блохи и вши действительно не прилипают.

Большое распространение приобрел «блошиный мех» — носимый на руке или возле шеи кусочек меха, куда, по мысли средневековых дам, должны были собираться блохи, и откуда их можно потом вытрясти куда-нибудь на землю.

Лучший подарок возлюбленным и супругам — чучела пушных зверей для этих же целей. Чучела были инкрустированы драгоценными камнями. На картинах вроде «Дама с горностаем» (только это не горностай, а белый хорек — фуро) или «Королева Елизавета I с горностаем», как раз и изображены чучела или зверьки, используемые как блошиный мех. Их носили с собой, как позднее дамы носили декоративных собачек.

Кроме собачек еще держали ласк, как раз для ловли блох. Начиная с XVI века, куницы, хорьки, горностаи и крохотные собачки служили своим хозяйкам живыми блохоловками, защищавшими их от надоедливых насекомых. У мелкого зверя температура тела выше, чем у человека и он в отличие от дамы ловит блох все время и зубами. Наконец те же собачки, водимые под юбкой...

Платок и галстук

Носовой платок вначале появился у монахов. Некоторые монахи, в отличие от всяких там «отцов-пустынников», были, можно сказать, чистюлями — они сами должны были стирать и чистить свою одежду, так постановил Ахенский собор 817 года.

Постановления Бурсфельда требовали от монахов, чтобы они стирали свою сорочку раз в два месяца зимой и один раз в месяц — летом.

В Клюни еженедельные дежурные стирали также носовые платки. Платки были почти метровой длины, и монахи носили их привешенными к поясу.

Пользование носовыми платками также было строго регламентировано — выделения из носа или рта следовало тщательно растереть по полу ногой, не только для того, чтобы не вызвать тошноты у слабонервных братьев (как сказано в сборнике обычаев Эйнсхема), но и для того, чтобы братья во время молитвы не испачкали своей одежды.

Позже гигиеническое предназначение платка забылось, да и «развитие» средневековой цивилизации принесло новые проблемы — мух, например, благодаря которым в готическом Средневековье появляется платок «фаццолетто»: «Модным дополнением стал носовой платок, но не в сегодняшней своей функции. Его не засовывали в карман, а держали в руке, чтобы отгонять мух». («Готическая мода «журнал «Силуэт», Таллинн. 1981 г.

Если вы внимательно прочитали все вышеизложенное, то изобретение специального платка для «отгона мух» удивления вызывать не должно — существование огромного количества мух в тех условиях вполне естественно. В качестве гигиенической принадлежности носовые платки стали применяться только с XVIII века.

Одному из таких платков было суждено стать ...галстуком. Дело в том, что брошенная Людовиком XIV любовница Франсуаза де Блан отомстила очень тонко — подарив ему платок и сообщив при этом, что если король не будет его носить постоянно, то тут же потеряет корону. С тех пор суеверный монарх с платком не расставался. Ненавистный платок, спускавшийся до пупа, пачкался во время застолья, постоянно цеплялся за парик короля, попадал в суп и приводил королевскую особу в бешенство. Дворцовые же подхалимы, бывшие же не в курсе истинных причин такой «новой моды», в подражание стали носить подобные платки, для удобства сделав их поменьше. Так началась история галстука"

От себя: тут автор немного напутал в нескольких местах. Буденовка имитировала, насколько помню, ратный шлем, а отнюдь не фригийский колпак. Обилие мелких хищников около средневековых дам имело целью не столько отманить на себя блох, сколько вылавливать вездесущих мышей и давить особо наглых крыс. Ну а собачки под кринолинами - это была защита от охотников тихонько приподнять кринолин в неподходящий момент. Песик предупреждал тявканием хозяйку о посягательстве.

@темы: "Absentis"

---

Крупнейшие собрания оружия на 1890-й год

Во всяком случае, такими они были в 1890-м году, когда увидел свет справочник Вендалена Бехайма.

1. Королевский цейхгауз в Берлине

При всей грандиозности и значительности собрания оружия королевского цейхгауза в Берлине — это создание самого последнего времени, возникшее под влиянием великих немецких побед как воплощение величия и мощи германской нации и ее деяний в истории.

Собрание оружия цейхгауза значительно не столько с технической, сколько с исторической точки зрения. Оно лишь побочно освещает историю оружейного дела, главная его ценность — материалы по истории армии: экспозиция начинается с предметов, напоминающих о первой силезской войне, и кончается трофеями последней войны с Францией.

Коллекция занимает все помещения королевского цейхгауза на Шлоссбрюкке (Дворцовом мосту), вплоть до 1835 года частично использовавшегося и для практических целей — хранения армейского имущества. Строительство самого здания, архитектурного произведения высшего класса, было, как известно, начато в 1695 году архитектором Нерингом, своими пластическими украшениями оно обязано знаменитому Шлютеру, возможно, принимавшему участие и в проектировании здания. Позже руководство строительством было поручено Мартину Грюнбергу, в 1705 году Иоганн де Бодт завершил постройку. Но только в 1730 году здание было заселено.

22 марта 1875 года император Вильгельм I приказал прусскому государственному министерству внести в ландтаг законопроект о выделении средств на переоборудование этого дома в Зал славы в сочетании с коллекцией оружия. Этот проект 22 марта получил силу закона и немедленно начал выполняться. Большой вклад в строительство внес тайный советник Хитциг, в создание новой коллекции — фон Изинг, тогда подполковник, и тайный советник Вайс.

Коллекция разделена на экспозиции верхнего и нижнего этажей. На верхнем этаже находятся собрания: 1) западного и восточного оружия с XV по XIX век, 2) образцов и 3) отдельно выставленная коллекция принца Карла Прусского, купленная у него. На нижнем этаже — коллекции пушек, инженерного снаряжения и моделей.

Собрание насчитывает порядка 8000 экспонатов, не считая коллекции принца Карла из 1883 предметов; оно состоит в основном из военных форм и снаряжения, планов, моделей, а также исторических вещей, не относящихся к оружейному делу как таковому, но необходимых в связи с историческим характером экспозиции.

2. Оружейный музей в Брюсселе

Двор герцогов Бургундских в XV веке славился во всей Европе пышностью своего облика и особенно красотой, количеством и богатством своего оружия. Антуан Бургундский в 1406 году начал собирать старинное оружие в замке Кауденберг в Брюсселе; в правление Филиппа Доброго и Карла Смелого эта коллекция, под названием «Королевский арсенал», получила богатое пополнение, но, к сожалению, большая часть ее погибла во время последних бургундских войн. При Максимилиане I и Карле V потери Арсенала были с лихвой возмещены, так что он стал одним из прекраснейших и богатейших в мире. Поступления в него продолжались при Альбрехте VII и Изабелле, а также при эрцгерцоге Леопольде-Вильгельме. При последнем в Арсенале оказался знаменитый меч Хильперика, который, однако, потом попал во Францию и теперь находится в Париже.

После неоднократного изменения местонахождения коллекция разместилась в здании на Рю-де-ла-Пей, где во время потрясений войны 1794 года была почти полностью уничтожена.

Сегодняшняя коллекция возникла только в 1835 году; в ней, правда, еще есть предметы из старой, но ее главное нынешнее богатство состоит из ряда удачных приобретений: коллекции графа Хомпеша, части старинного арсенала константинопольских султанов и т. д. В 184 7 году все музейное дело было реорганизовано, основан «Королевский музей древностей и оружия» (Musee Royal d'Antiquites et d'Armures) и размещен в единственной сохранившейся от старинных укреплений Брюсселя башне «Порт де Аль», построенной в 1381 году. Размещение выставки в этом здании нельзя счесть удачным: почти во всех помещениях не хватает света.

Организация музея в Брюсселе полностью сходна с организацией Музея артиллерии в Париже; поэтому здесь выставлены, наряду с этнологической коллекцией, образцы современного оружия. Можно отметить, что среди старинного оружия есть драгоценные экземпляры, имеющиеся в считанных коллекциях. Восточный отдел, правда, мал, но считается одним из лучших и ценных и постоянно пополняется.

Музей насчитывает, за вычетом предметов, не относящихся к оружию, 2400 экспонатов.

3. Королевский исторический музей и королевская ружейная галерея в Дрездене

Основателем исторического музея в Дрездене был курфюрст Август I Саксонский, собравший за время своего более чем тридцатилетнего правления (1553—1586) множество произведений искусства, редкостей, старинного оружия и т. д. и выставивший это в 1556 году в замке курфюрста под названием: «Палата искусств и редкостей» (Kunst-und Raritätenkammer). При его преемнике, Христиане I, коллекция переселилась в роскошное здание конюшни, построенной по его повелению в 1586 году. Усердного покровителя позже она нашла в курфюрсте Августе II Сильном, который распорядился перевести ее в построенный в 1711 году Пеппельманом замок Цвингер. Этот монарх был и основателем ружейной галереи, находившейся с момента ее возникновения в королевском замке. Свою современную организацию коллекция получила в правление короля Антона в 1833 году, когда она разместилась в Иоаннеуме в девяти залах и длинных галереях в приблизительно хронологическом порядке. С этого времени она носит название «Исторический музей».

Музей содержит не только оружие и охотничье снаряжение, но и утварь, мебель и сосуды времен итальянского и немецкого Возрождения, а также интересные с исторической точки зрения предметы, не имеющие ничего общего с оружейным делом.

В отношении оружия собрание Исторического музея в Дрездене относится к самым ценным и богатым в Европе. Предметы, за исключением немногих, не старше XVI века, но их роскошь и красота доказывают хороший вкус тогдашних саксонских монархов. Самыми красивыми изделиями XVII и начала XVIII века музей обязан собирательскому рвению Августа II. Некоторые предметы приписываются определенным лицам. Некоторые из этих легенд подтверждаются документально, другие хоть и опираются только на традицию, но представляются правдоподобными, если предмет первоначально принадлежал к курфюршеской коллекции. Большое значение имеет коллекция турецкого и персидского оружия и военного снаряжения, собранная большей частью Августом II. Ее дополняет ценное этнографическое собрание, постоянно увеличивающееся. По старинным, художественно украшенным седлам и сбруе музей принадлежит к самым богатым в мире.

Королевская ружейная галерея, основанная в 1730 году, содержит более 2000 экспонатов — самые роскошно отделанные охотничьи ружья, в основном французской и немецкой работы. Ее следует считать одним из самых обширных и показательных собраний огнестрельного оружия XVIII века.

Оценивая собрание Исторического музея, трудно количественно определить долю именно оружия. Общее число составляет порядка 30 000 экспонатов. По приблизительной оценке оружие может составлять от силы половину указанного числа.

4. Оружейная палата города Эмдена

Разнообразное собрание оружия города Эмдена в Восточной Фрисландии не свезено, как это обычно бывает, из самых разных мест, но почти исключительно состоит из оружия, приобретенного городом с конца XVI вплоть до XVIII века. На это указывает и старинное, еще употребительное название — «Оружейная палата» (нем. Rüstkammer). Однако первоначальный характер она, как и палаты Вены, Граца и т. д., понемногу утратила и стала чисто музейным учреждением. Отдельные красивые изделия могли попадать сюда в качестве подарков, но и они происходят из окрестностей города.

В эмденской Оружейной палате нет ни одного экземпляра оружия, сделанного раньше XVI века. Но начиная с этого момента она предлагает очень наглядную картину развития местного вооружения. Очень богата она также красивым и интересным огнестрельным оружием.

Собрание и в наше время размещается в первоначально предназначенных для него помещениях — в длинном зале на верхнем этаже построенной, в 1576 году ратуши; в новейшее время, в 1839 году, оно было инвентаризовано на основе самых старых каталогов и выставлено заново. Оно насчитывает порядка 2400 предметов оружия.

5. Коллекция графа Эрбаха в замке Эрбах

В коллекциях графа Эрбаха отдельные разделы образуют военное и охотничье оружие; за свою техническую и художественную ценность, а также за численность и многообразие экспонатов они пользуются всемирной известностью.

Основатель коллекций — прадед нынешнего владельца, граф Франц цу Эрбах-Эрбах, создавший в 1820-х годах коллекцию из маленького арсенала, обнаруженного им в замке. Собрание оружия выставлено в так называемом Рыцарском зале, в Ружейной палате и в Оленьей галерее. Коллекции насчитывают около 1100 предметов, из которых охотничьего оружия только 650 штук.

6. Земельный цейхгауз в Граце

Цейхгауз со всем имуществом и неповрежденным оборудованием первой половины XVII века — явление уникальное в мире. Уже поэтому земельный цейхгауз в Граце не может не вызывать величайшего интереса любителей оружия.

Хотя, по-видимому, оружейная палата земли всегда находилась в загородном доме, стоящем на этом самом месте с XIV века, но какие-то данные о хранившемся там оружии мы имеем только с 1547 года.

Современный цейхгауз построен в 1642 году: это четырехэтажное здание, хранившееся там оружие и складское оборудование удивительным образом сохранились с XVII века. Кроме немногих предметов, относящихся еще к XV веку, содержимое состоит из простого пехотного оружия конца XVI века и всего XVII века, но в необыкновенно большом количестве, при разнообразии и полноте, вызывающих удивление. Цейхгауз Граца очень подходит для изучения оружейного дела с технической и исторической точек зрения. Запас необычайно велик: он достигает 26 000 штук, среди которых, правда, находятся массы одинаковых предметов. Так, насчитывается не меньше 1000 капканов и т. д., но, с другой стороны, имеются и предметы, которые можно встретить только здесь.

7. Историческая коллекция оружия в Копенгагене

Начало исторической коллекции оружия в цейхгаузе восходит к 1604 году, когда король Христиан IV собрал в здании королевской библиотеки оружие времен еще Фридриха II и свез сюда же запасы оружия из отдельных городов. В прошлом веке коллекцию переместили на ее нынешнее место в цейхгауз, где пушки расположились во дворе, а остальные предметы — на двух этажах. Историческая коллекция оружия и здесь только частично соответствует своему названию: это по составу и размещению скорее музей военной истории Дании, поскольку оружие выступает здесь не само по себе, а как свидетель истории, а на его собственное развитие внимание обращается лишь во вторую очередь. Тем не менее данное собрание оружия тоже относится к самым ценным и представительным в мире. Оно включает коллекцию пушек, коллекцию ручного огнестрельного оружия, холодного оружия, защитного вооружения, наконец, коллекцию различных предметов снаряжения, знамен, военных игр и т. д. Собрание насчитывает приблизительно 3000 экспонатов.

8. Собрание оружия Тауэра в Лондоне

Представительное и ценное благодаря имеющимся редким предметам собрание оружия в лондонском Тауэре первоначально служило чисто практическим целям. Оно произошло от арсеналов короля и его вассалов. Как таковое оно могло возникнуть уже при Вильгельме Завоевателе, построившем в 1078 году самую старую часть Тауэра — Белую башню. Правда, ни один экспонат из сегодняшней коллекции не восходит к тому времени. Самое раннее упоминание о королевском арсенале мы находим только в правлении Эдуарда VI — в 1547 году.

Такой характер одной из оружейных палат, находящихся в ведении королевских конюших, Тауэр сохраняет до конца XVII века, и только Карл II преобразует его в музейное учреждение, заново разместив его содержимое в старом Конском арсенале, пристроенном к Белой башне, органически соединив с ним собрание ружей в Малом арсенале и открыв их для публики. В 1841 году коллекция ружей сгорела, при этом погибло не меньше 150 000 старинных ружей. В 1882 и 1883 годах старый Конский арсенал на южной стороне был снесен и тем самым обнажена старинная башня, но оружие перенесли на третий этаж Белой башни, где оно сейчас и располагается в так называемой Палате Совета и примыкающей комнате.

В 1885 году на лестнице, ведущей из часовни Сент-Джон в собрание оружия, произошел знаменитый взрыв динамитного заряда, но коллекции он нанес лишь незначительный ущерб.
Собрание оружия Тауэра относится, как уже упоминалось, к самым обширным и ценным. Как музейное учреждение его оценили благодаря Ллелевину Мейрику, однако его экспозиция все еще сделана по романтическому принципу — в нее включены посторонние культурно-исторические предметы, такие, как орудия пыток и т. д. Большое значение коллекция имеет благодаря многочисленным доспехам и оружию XV века; но и XVI век представлен красивыми и интересными изделиями. Не менее заслуживает упоминания восточное оружие — специальная коллекция, которую превосходит только императорское собрание в Царском Селе; далее — коллекция старинных пушек, выставленная за стенами Белой башни.

О количестве экспонатов данных нет, но можно предположить, что оно составляет не более 6000 штук, включая, правда, кое-что ненужное, а также современное оружие. Организатор попытался представить картину развития военного костюма от Эдуарда I (1272!) вплоть до Иакова II (1688) — идея, которая не могла обойтись без использования копий и не привести к ряду искусственных сочетаний предметов. Легенды о принадлежности оружия определенным лицам устанавливаются только по внешним признакам, поэтому, при всей художественной и исторической ценности предметов, эти легенды не всегда несомненны. Для исследований коллекция Тауэра представляет обширное и очень мало возделанное поле и не должна избегнуть тщательного изучения со стороны любителей оружия.

9. Королевский арсенал (Армерия Реаль) в Мадриде

Арсенал Армерия Реаль, как и дворцовое собрание оружия в Вене, вырос не из простого склада оружия, а из оружейной палаты монархов Габсбургского дома. Его костяк составляют доспехи и оружие Карла V, часть которых хранится также в Симанкасе и Вальядолиде. Больной император взял с собой в монастырь Сан-Юсте четырнадцать лучших доспехов и множество изысканнейшего оружия.

В 1565 году король Филипп II распорядился перенести все оружие из этого монастыря в Мадрид и приказал архитектору Гаспаро де Вега построить для его размещения большое здание конюшен (las caballerizas) напротив королевского дворца, на месте старинного алькасара. В дальнейшем собрание Армерии выросло за счет оружия, передаваемого последующими монархами, и понемногу предназначенная для военных целей оружейная палата превратилась в музей.

Если не принимать во внимание грабеж, которому Армерия подверглась во время наполеоновских войн, ее фонд сохранился до наших дней. Как почитаемый памятник славной истории Испании она во все времена считалась гордостью нации, и все партии проявляли исключительную заботу, чтобы она не потерпела ущерб даже во время революционных восстаний.

Несмотря на все обстоятельства, благоприятствовавшие ее сохранению, несколько лет назад она попала в катастрофу, едва не уничтожившую ее целиком. 9 июля 1884 года в здании возник пожар, с неимоверной быстротой распространившийся во все стороны. Только самообладание покойного короля Альфонса XII дало возможность хотя бы спасти значительную часть содержимого. Он проник в горящее здание, выхватил из огня первый попавшийся предмет и тем побудил многочисленное окружение сделать то же самое. С энтузиазмом и отвагой присутствующие последовали королевскому примеру.

Армерия была и все еще остается самым ценным оружейным собранием Европы. Она содержит колоссальное число как мавританского, так и христианского оружия XIII—XV веков, какого больше нет нигде. В доспехах и оружии Карла V и Филиппа II самые знаменитые оружейники Испании, Германии и Италии постарались проявить все свое мастерство. Ее фонд в целом обладает необыкновенной исторической ценностью, и если даже многие из исторических данных, относящихся к отдельным предметам, основаны только на традиции, то более тщательное изучение архива в Симанкасе могло бы выявить множество важных и интересных документов по истории коллекции. Важным, просто неоценимым документом по ней, основой для ее исследования является сохранившийся рисованный кодекс времен начала правления Филиппа П.

До пожара 1884 года Армерия насчитывала немногим менее 2700 экспонатов; о ее нынешнем, несколько уменьшившемся фонде автор до сих пор не имеет достоверных сведений.

10. Баварский национальный музей в Мюнхене

Если даже выставленная коллекция Баварского национального музея не настолько связана с оружием, как хотелось бы, тем не менее она достаточно богата старинными и ценными вещами, чтобы ее можно было настоятельно рекомендовать для осмотра и изучения любому любителю истории.

Баварский национальный музей был создан в ноябре 1853 года по инициативе барона фон Аретина. Строительство здания по проектам Э. Риделя велось преимущественно на личные средства короля Максимилиана П. Основа богатого собрания образовалась за счет того, что были ликвидированы бывшие «Объединенные коллекций» и вывезено из королевских дворов все пригодное для музея. Немалый взнос в коллекцию составил личный дар короля Людвига I. Фонд музея также значительно вырос в результате приобретения других коллекций: Айнмиллера, Мартиненго, Райдера, благодаря подаркам, например, от Эрлангенского университета и др. Оружие располагается среди предметов домашнего обихода, на втором этаже выставлены экспонаты XIII—XV веков, на третьем — с XVI века по новое время. Отдельные интереснейшие предметы выставлены также как украшения для лестничных площадок.

11. Королевский баварский Музей армии в Мюнхене

Фактическим основателем нынешнего Музея армии считается герцог Максимилиан, велевший вознести за Новой крепостью цейхгауз. Часть его еще долго служила для хранения трофеев. В 1864 году после сноса цейхгауза свидетели славы баварского войска были перенесены в новый, воздвигнутый Глезером Главный цейхгауз на Штаатсштрассе в Дахау. В это время значительное количество оружия поступает в другие музеи страны. Чтобы сохранить фонд и исторический характер собрания, тогдашний военный министр решил присоединить к нему старинные предметы из разных цейхгаузов и военных учреждений и сделать из него Исторический музей баварских вооруженных сил. В 1879 году началось его формирование, и 25 августа 1881 года он смог открыться.

Баварский Музей армии — не коллекция оружия в обычном смысле, т. к. включает другие относящиеся к военному делу вещи, полотна и т. д. Тем не менее он представляет знатокам и любителям оружейного искусства богатую возможность изучить развитие оружия, особенно XVII и XVIII веков. Музей насчитывает, если считать все предметы, около 7000 экспонатов.

12. Оружейное собрание Германского музея в Нюрнберге

Оружейное собрание составляет только малую часть этого удивительного по грандиозности и разнообразию музея естественной истории и истории культуры. Тем не менее оно и само по себе, благодаря последним значительным приобретениям, относится к самым представительным и ценным в Европе и содержит уникальные экспонаты неисчислимой ценности.

Этот музей был основан на проведенном в 1852 году в Дрездене собрании немецких ученых — исследователей истории и старины. Ядро музея составила частная коллекция барона Ганса фон унд цу Ауфзесса, ставшего и первым директором новообразованного института. Средства на содержание и умножение поступают в виде добровольных пожертвований — как от правительств, так и со стороны монархов и народа. В качестве его местонахождения с самого начала был выбран Нюрнберг, где он в первые годы размещался в башне у ворот зоопарка. В 1856 году за счет покупки здания картезианского монастыря площадь музея увеличилась, но вскорости ее снова стало не хватать, так что опять пришлось думать о ее расширении. Это произошло благодаря приобретению и разборке старинного готического монастыря августинцев, который точно в таком же виде был построен заново рядом с картезианским. Сейчас и этих обширных помещений недостаточно для быстро растущих коллекций; поэтому рядом с прежним комплексом в ближайшее время приступят к постройке нового здания, для которого имеется достаточно места.

Костяк коллекции образует собрание оружия Ауфзесса, купленное в 1864 году. Значительный прирост получила она за счет другой коллекции, приобретенной для музея Союзом немецких корпораций. С этого времени она росла благодаря приобретению отдельных предметов, иногда очень ценных. Последним исключительно удачным пополнением собрания была покупка ценнейшей части богатой и бесценной коллекции оружия князя Сулковского во дворце Файштриц в Нижней Австрии, основанной в конце прошлого века в Вене банкиром бароном Йозефом фон Дитрихом. Вместе с этим значительным приобретением, от которого особенно выиграла коллекция турнирного оружия, оружейное собрание стало насчитывать порядка 2000 экспонатов.

13. Музей артиллерии в Париже

Музей артиллерии, выделяющийся среди оружейных собраний числом и ценностью своих экспонатов, своим возникновением в 1684 году обязан командующему артиллерией маршалу герцогу д'Юмьеру. Это первое собрание старинного оружия и военных моделей, предназначавшееся для обучения молодых артиллерийских офицеров, разместилось в залах «Королевского магазина» в Бастилии. В 1755 году генерал-лейтенант де Вайер увеличил собрание на несколько экземпляров старинного оружия, привезенных в Париж из разных арсеналов в провинции, и распорядился выставить еще имеющийся инвентарь.

По инициативе знаменитого генерала Грибоваля собрание в 1788 году было перевезено в новое здание Музея артиллерии, в просторные и красивые залы. Его первоначальное живое развитие было резко прервано революцией. Здание 14 июля 1789 года было разрушено, а собрание расхищено.

Различные попытки (1791—1794) воссоздания подобной коллекции поначалу терпели неудачу, но понемногу удалось из оружия, отобранного при реквизициях, выбрать старинное и сделать из него основу для нового оружейного музея. Декретом Директории от 4 фримера 1796 года было предписано сдавать все достойное сохранения оружие государству. Выполнение этого декрета не обходилось без сопротивления. Так, Страсбург передал свое старинное оружие только в 1799 году, а добиться выполнения декрета от города Седана удалось только Бонапарту в 1804 году. Немалое количество оружия музей получил из дворца Шантийи. В 1814 году собрание было размещено в библиотеке Старого конвента и реорганизовано. В 1815—1830 годах музей получил значительные пополнения. 28 июля 1830 года, во время Июльской революции, несмотря на ожесточенное сопротивление швейцарцев и хранителя Карпеньи, он был опустошен, но население Парижа позаботилось, чтобы уже в ближайшие дни большая часть похищенного вернулась. Недостающая часть была отчасти восполнена приобретением коллекции герцога де Реджо. В 1848-м, а также в 1871 году музей не потерпел урона. Наполеон III создал в 1852 году в Лувре Музей государей, вследствие чего все оружие, имеющее отношение к монархам, в том числе пять доспехов, было отдано туда, но после закрытия этого музея в 1872 году возвращено. В 1879 году богатое собрание оружия Наполеона III в Пьерфоне было передано в собственность государства и присоединено к Музею артиллерии. В настоящее время музей располагается в переднем крыле Дома Инвалидов напротив эспланады на первом и втором этажах, причем экспонаты размещены довольно плотно.

Как видно уже по способу создания и судьбам этого музея, он страдает неполнотой своих экспонатов. Он хранит оружие из всех стран, и все-таки ни одна нация, и меньше всего французская, не представлена достаточно, чтобы была ясна картина своеобразия ее достижений. Почти произвольная расстановка также не способствует изучению. Однако он все-таки обладает одной из лучших коллекций античного оружия и самой богатой, после венской и нюрнбергской, коллекцией турнирного оружия. В любом отношении лучше всего представлен XVI век. Значительной следует назвать коллекцию огнестрельного оружия, а многочисленные уникальные экспонаты составляют гордость музея. Для легенд о принадлежности определенным лицам в основном не используется иных доказательств, кроме внешних признаков, гербов, девизов и т. д., либо по традиции.

Музей артиллерии не является, по нашим понятиям, чисто оружейным собранием: он содержит, кроме оружия, этнографические экспонаты, предметы, напоминающие о военной славе Франции, знаки отличия, трофеи, современное оружие и модели, а также рисунки французской военной формы и т. д. Это, таким образом, больше похоже на культурно-историческую коллекцию на военную тему. За вычетом предметов, не имеющих отношения к историческому оружию, по каталогу Пангийи л'Аридона музей насчитывает с учетом новых известных приобретений до 5000 экспонатов. Пушек и артиллерийского оборудования вышеупомянутый каталог отмечает приблизительно 1419 штук.

14. Музей Клюни в Париже

Старинный Отель Клюни в Париже, построенный в 1340 году на месте античных императорских терм древней Лютеции, содержит богатую коллекцию предметов старины, и хоть хранящееся здесь оружие численно очень невелико, едва ли превышая сто штук, но все же оно так значительно по исторической и художественной ценности, что мы не можем обойти молчанием этот музей.

Начало собрания в 1833 году положил Александр де Соммерар (1779— 1842), известный как исследователь старины; он купил строения женского монастыря, переданные после революции в частные руки, и заполнил их остатками трудов старых мастеров. После его смерти обширное здание вместе с коллекциями было в 1843 году куплено государством и носит с тех пор официальное название: «Музей терм и отеля Клюни» (Musèe des thermes et de I'hôtel de Cluny). С тех пор собрание значительно выросло как за счет государственных закупок, так и за счет частных завещаний и подарков.

15. Княжеский Гогенцоллернский музей в Зигмарингене

Знаменитый Гогенцоллернский музей, включающий произведения искусства и художественного ремесла всех жанров, происходит от фамильного владения княжеского дома. Современную структуру из шестнадцати отделов придал ему князь Карл Антон фон Гогенцоллерн, благодаря любви к искусству и собирательскому рвению которого музей приобрел большую ценность. Он открылся в 1867 году в специально построенном для него здании. Одиннадцатый отдел — это коллекция оружия. Она содержит редчайшие и исключительно искусно выполненные вещи. При ее высокой ценности для истории культуры и особенно для оружиеведения, очень жаль, что она до сих пор не имеет каталога. Коллекция оружия содержит около 2500 экспонатов.

16. Музеи оружия и исторического костюма в Стокгольме

Старейшие предметы оружия в этом богатом музее восходят ко времени первых королей из династии Васа; королевский гардероб тех времен, к сожалению, утерян. Только при королеве Христине с возникновением музея начали собирать историческое оружие. Великий канцлер Аксель Оксеншерна составил в 1633 году план большого музея современного типа, где были выставлены предметы, напоминающие о победах шведских властителей. Замысел остался нереализованным, и старинное оружие и трофеи, остатки старой оружейной палаты, остались в королевском дворце, образуя часть арсенала. С середины XVII века эти сокровища стали [478] доступны для народа, а с тех пор, как к ним добавились предметы, связанные с Густавом Адольфом, оружейный кабинет стал пользоваться у шведов особым уважением. В 1691 году собрание, все еще относящееся к арсеналу, перевели во дворец, прежде принадлежавший графу Магнусу Габриэлю де ла Гарди, и оно оставалось там до 1793 года, когда этот дворец превратили в театр. Тогда оно попало во дворец Фредриксхоф, а через десять лет — в старинную оранжерею королевского парка. Через несколько лет содержимое коллекции странным образом рассеялось: исторические предметы оказались в 1817 году в церкви Риддархольмена, драгоценное оружие — в королевском дворце, оружие для карусельных турниров короля Густава III — в замке Грипсхольм, остальное — в кладовых театра и т. д. Только в 1850 году все было вновь собрано в Стокгольме и размещено во дворце кронпринца. С 1856 года собрание хранилось в снятом для него частном доме, до тех пор, пока его в 1865 году не смогли перевести в Национальный музей. Поскольку он был предназначен для прикладного искусства, король Оскар II в 1884 году дал указание разместить собрание в королевском дворце, в северо-западном флигеле, где оно заняло на первом этаже помещения бывшей королевской библиотеки и галерею, на антресолях — другую галерею и зал, где прежде помещался музей скульптуры. В этом расположении музей был открыт 31 июля 1885 года.

С середины нашего века собрание выросло за счет примечательных приобретений и завещаний: в их число входит дар камергера И. О. де Бломстедта в 1858 году, завещание барона Э. М. Виллебранда от 1859 года, покупка коллекции барона Г. Флитвуда в 1862 году, потом завещание Карла XV от 1872 года, в основном включающее коллекцию М. А. Л. Солдина, которую король забрал себе, завещание графа Акселя Бьельке и т. д.

В музее; считающемся одним из крупнейших в Европе, множество доспехов и оружия в искусном и богатом исполнении. Это богатый источник для изучения старинного производства оружия Швеции и Дании. Не имеет себе равных коллекция исторических костюмов, которая, хоть и не относится к нашей теме, тем не менее за свою необыкновенную ценность достойна упоминания. Музей насчитывает приблизительно 5700 экспонатов.

17. Императорское оружейное собрание в Царском Селе

Императорское оружейное собрание располагается в похожем на дворец, выдержанном в современном неоготическом стиле здании в парке летней императорской резиденции Царское Село. Раньше здесь стоял маленький охотничий дворец императрицы Екатерины II в стиле Трианона. Император Александр I распорядился в 1801 году его снести и выстроить здесь современное здание для хранения многочисленного купленного им самим в разных странах и приобретенного другими путями оружия. Уже при Александре I был принят ориентир на сбор восточных изделий, потом программа расширилась и включила также индийское и древнерусское оружие из областей, входящих к тому времени в империю. В соответствии с занятыми помещениями коллекция имеет шесть отделов. Она делится на первый этаж, кабинет ружей, большой зал, турецкий кабинет, индо-мусульманский и русский кабинеты. Кроме того, многочисленное оружие выставлено также на лестнице. В собрании хранятся почти исключительно отборные по своему художественному исполнению изделия; в отношении способа приобретения надо добавить, что многие вещи попали сюда из других больших коллекций — Парижа, Вены и т. д. Многие из ценнейших изделий приобрел император Александр в Париже и во Флоренции. Восточный отдел — самый богатый и полный в Европе, и он по сей день пополняется по систематическому плану. Коллекция насчитывает до 5000 экспонатов.217)

18. Королевский арсенал (Армерия Реале) в Турине

Основатель ценного собрания Армерия Реале в Турине — Карл Эммануил I Савойский. Подобно Вильгельму V Баварскому, Августу I Саксонскому, эрцгерцогу Фердинанду Тирольскому, этот монарх — любитель искусства стремился собирать выдающиеся произведения искусства и предметы, связанные с памятью знаменитых людей. Здание, где прежде размещалось собрание, было разрушено пожаром. Это было поводом для переноса его в арсенал, где граф Витторио ди Сейссель д'Экс заново скомпоновал его. Его повторное открытие состоялось весной 1837 года. После разрушения старого арсенала король Виктор Эммануил распорядился перевести собрание в королевский дворец, где его разместили в восточном крыле напротив Палаццо Мадама в большом зале наподобие галереи и еще одном поменьше. Королевская Армерия содержит много предметов, которые, строго говоря, не имеют отношения к оружию: это, в частности, многочисленные подарки от князей, коммун и т. д. Основная часть Армерии состоит из настолько изысканных, отчасти — исторически важных, отчасти — искусно сделанных предметов оружия, что, несмотря на ее небольшой объем, ее следует отнести к самым ценным собраниям. Очень богата она парадным оружием XVI века, а что касается ее фонда XV века, то в этом она могла бы потягаться с некоторыми более крупными коллекциями. Легенды о принадлежности определенным лицам базируются на внешних признаках самих предметов. В настоящее время в ней под руководством ее директора, генерал-лейтенанта и сенатора графа Раффаэле Кадорна, производится реорганизация. Армерия насчитывает приблизительно 2500 единиц оружия.

19. Собрание Арсенала в Венеции

Собрание расположено на первом этаже выдвинутого вперед флигеля Арсенала, строительство которого было начато в 1304 году, и занимает всего один, но обширный зал. Для нужд государства уже в XIV веке в Арсенале были накоплены значительные запасы. Но исторические предметы до XVIII века собирались во Дворце дожей. Таким образом, собрание образовалось из цейхгауза, содержимое которого, правда, за века было в основном утрачено: за малым исключением, старейшие экспонаты принадлежат второй половине XV века, а не меньше из более поздних — XVI веку. Хотя вооружение венецианцев с XVI века в основном можно изучать только здесь, но все-таки собрание относительно небогато экспонатами, связанными с многообразной историей Республики. Большая часть была разграблена в угаре революции 1797 года. Кроме того, при военном руководстве исторические традиции, связанные с этими предметами, были преданы забвению, из-за чего безусловно очень ценная коллекция имеет скорее оружейно-технический, чем исторический характер. Выделяются в художественном и техническом отношениях лишь единичные, но изысканные экспонаты. Каталога не существует. По поверхностной оценке, собрание может насчитывать до 2000 экспонатов.

20. Оружейное собрание Императорского дома в Вене

Основу оружейного собрания императорского дома в некоторой степени образует наследие Максимилиана I (ум. в 1519) и Фердинанда I (ум. в 1564). После кончины последнего оружие из его наследства было разделено между его тремя сыновьями. Часть Максимилиана II осталась в Вене, в так называемом Зальцбургском дворце, впоследствии перестроенном и сделанном императорским цейхгаузом, часть Фердинанда Тирольского попала в Прагу и далее — в Инсбрук, в замок Амбрас, часть Карла Штирийского — в Грац. После смерти Карла, в 1599 году, его часть вновь досталась представителям основной ветви, но в Вену была перевезена только в 1765 году. Фердинанд к унаследованному владению добавил коллекцию оружия знаменитых людей прошлого и настоящего и создал таким образом уникальное по историческому и художественному значению собрание. После смерти ее гениального основателя в 1595 году коллекция досталась его старшему сыну, Карлу фон Бургау, у которого ее выкупили в личную собственность императора. Собрание до 1806 года оставалось в замке Амбрас, когда оно из-за войны было переведено в Вену. Хотя теперь оба собрания оказались в Вене, они до сих пор пространственно разделены. Ранее упомянутое императорское оружейное собрание в 1856 году перебралось из старого цейхгауза в построенное заново здание артиллерийского арсенала. Бывшее владение эрцгерцога Фердинанда под названием «Амбрасского собрания» вместе с остальными произведениями искусства из этой коллекции разместилось в нижнем бельведере.

В настоящий момент все музейные сокровища искусства императорского дома переводятся в новый художественно-исторический придворный музей на улице Бургринг. Таким образом объединяются оба собрания — из арсенала и «Амбрасское», т. е. в рамках размещения всего фонда решается задача создания отдела оружия.

Высокая ценность этого относящегося к самым выдающимся в мире собрания состоит не только в богатстве предметами, отличающимися искусством художественного оформления, не в очень интересных формах оружия с точки зрения оружиеведения, но в первую очередь — в его историческом значении: оно хранит колоссальное число доспехов и оружия знаменитых людей. Верность относящихся к ним легенд подтверждается многочисленными инвентарными записями, начинающимися с 1580 года, и не в меньшей степени — скульптурами XVI века.

Собрание содержит в основном оружие со средних веков до начала Тридцатилетней войны; только охотничье оружие захватывает и начало нашего века. Его фонд в целом превышает 5000 экземпляров. Единственным в своем роде является оно по подбору турнирного оружия, среди которого встречаются уникальные экспонаты; с точки зрения истории культуры, его богатство и разнообразие форм также не имеет себе равных.

Важным дополнением для этой уникальной коллекции можно считать библиотеку художественно-исторического собрания императорского дома, содержащую исторически ценные иллюстрированные рукописи и печатные издания по военному и турнирному делу, искусству фехтования и верховой езды и т. д.

21. Оружейное собрание города Вены

Оружейное собрание города Вены происходит от возникшей еще в XV веке городской оружейной камеры, около 1445 года находившейся на старом мясном рынке у церкви Св. Лаврентия. В 1562 году город выстроил во дворе новый цейхгауз, а в 1732 году его перестроили и сделали новый фасад по проекту Антона Оспельса. В 1873 году хранитель Ляйтнер по случаю Всемирной выставки расположил коллекцию в хронологическом порядке. В 1885 и 1886 годах община приняла решение о ее переносе в новое здание ратуши и органичном присоединении к Историческому музею города, где она становится IV отделом.

Собрание, помимо очень значительного числа тарчей, обладает немалым количеством оружия XV и начала XVI века. Однако необычайно богато оно и предметами, сделанными позже 1540 года, пусть простыми, но исторически чрезвычайно интересными. Достойны внимания коллекция турецкого оружия — трофеи 1683 года, а также оружие городского ополчения с начала XVIII века по 1848 год. Собрание насчитывает приблизительно 1500 экспонатов.


Кроме упомянутых выше крупных общественных собраний оружия, известно в Европе просто неимоверное количество коллекций, находящихся в частном владении. Во Франции к самым ценным надо отнести собрания Ароза, Спицера и В. X. Риггса; они славятся во всем мире своим бесценным художественным оружием. В Англии еще Лебер в 1840 году относил к самым значительным до 20 частных собраний, например, коллекцию Кристи в Лондоне, коллекцию в замке Уорик и коллекцию Невилла в Андлей-Энде и т. д. Одно из крупнейших — оружейное собрание королевы в Виндзоре. В Бельгии и Нидерландах выделяются коллекции М. Нейта, Дельпье и Ван Зейлена в Брюсселе и собрание Й. П. Сикса в Амстердаме. В Италии отметим Музео Филанджьери в Палаццо Комо в Неаполе, собрание Польди-Пеццоли и Карло Баццеро в Милане и собрание Рауля Ричардса в Риме, к сожалению, недавно пошедшее с молотка. В Испании самым выдающимся можно считать собрание маркиза де Вилья-Секка в Мадриде.

Не менее богата крупными частными коллекциями и Германия. Назовем собрания князя Фуггер-Бабенхаузена и фон Зетера в Аугсбурге, Франца Липперхайде в Берлине, барона Ротшильда во Франкфурте-на-Майне, Ренне в Констанце, Шпенгеля и Хефнер-Альтенека в Мюнхене, Техтермана во Фрайбурге, Виттмана в Гайзенхайме, Фляйшхауэра в Кольмаре, Форшера в Хауценбюхере и Лилиенталя в Эльберфельде. Собрание во дворце Монбижу в Берлине и в замке Левенбург на холме Вильгельмсхее под Касселем, Клемма в Дрездене и т. д. В Швеции следует отметить собрание, основанное фельдмаршалом Густавом Врангелем в замке Скоклостер на озере Меларзее; в настоящий момент оно принадлежит графу фон Брахе. Здесь же упомянем музеи Христиании, короля Карла XV в Стокгольме, а также коллекцию Хаммера.

В Швейцарии почти каждая столица кантона имеет свою маленькую, но ценную коллекцию оружия: Женева, Люцерн, Золотурн, Шаффхаузен и гимназия в Муртене. В России выделим Оружейную палату в Москве.

В Австро-Венгерской монархии большое количество старинного оружия хранится еще с давних времен. Особенно примечательные собрания мы еще можем найти в отдельных замках Тироля как остатки прежних оружейных палат; самыми ценными из них считаются коллекции графа Траппа в Хурбурге и графа Энценберга в замке Трацберг в долине нижнего Инна. Достойные внимания коллекции мы находим также в Богемии, Австрии и Штирии: это собрания города Эгера, графа Бройнера в Графенегге, графа X. Вильчека в Зеебарне в Нижней Австрии, Аца в Линце, князя Лобковица в Рауднице и т. д. Не менее ценными являются коллекция князя Иоганна Лихтенштейна в Зебенштайне и Фельдсберге, коллекция во Фрауэнберге в Богемии, принадлежащая князю Адольфу Шварценбергу, коллекция графа Аттема в Граце и т. д. Оружием, не имеющим равных по красоте и искусности отделки, владеет барон Натанаэль Ротшильд в Вене. Единственна в своем роде и богата драгоценным итальянским парадным оружием коллекция Модены в Вене, в настоящее время принадлежащая эрцгерцогу фон Эстеррайх-Эсте. В Венгрии, где вообще богатые запасы старинного оружия, оставшиеся в основном от турецких войн, разбросаны по многочисленным замкам, самым обширным и интересным следует считать собрание князя Эстерхази в Форхтенштайне.

@темы: "1600-е"

---

Духи и косметика в средние века

По Абсентису, во всяком случае:

Римские бани, термы, остались только в изображениях на картинах. Христианская Европа бань уже не знала. Духи — важное европейское изобретение — появились на свет именно как реакция на отсутствие бань. Первоначальная задача знаменитой французской парфюмерии была одна — маскировать страшный смрад годами немытого тела резкими и стойкими духами.

Еще король Филипп-Август (тот самый, потерявший сознание от парижской вони) решил с запахами бороться единственным доступным ему способом: в 1190 году он издал поощрительные правила, предоставляя привилегии тем, «кто имеет право приготовлять и продавать все сорта духов, пудры, помады, мази для белизны и очищения кожи, мыла, душистые воды, перчатки и кожаные изделия». Но народу тогда было наплевать, как кто пах, привыкли уже, и духами никто не пользовался.

Это благородное дело борьбы с вонью продолжил Король-Солнце. Проснувшись однажды утром в плохом настроении (а это было его обычное состояние по утрам, ибо, как известно, Людовик XIV страдал бессонницей из-за клопов), король повелел всем придворным душиться.

Речь идет об эдикте Людовика XIV, в котором говорилось, что при посещении двора следует не жалеть крепких духов, чтобы их аромат заглушал зловоние от тел и одежд.

Но хотя французский король велел придворным активно пользоваться духами, чтобы хоть как-то разбавить неприятный запах, исходящий от них, сам монарх мыться брезговал и за всю свою сознательную жизнь умывался всего лишь несколько раз, вследствие чего своим «королевским» запахом смущал послов, что русских, что испанских.

Единственная гигиеническая процедура, которой подвергал себя Людовик XIV — умывание рук винным спиртом. Видимо, так королю идея о духах и пришла. А может лукавая история сместила акценты, и на самом деле придворные сами упросили Людовика озаботиться духами, так как не могли больше выносить запах Его Величества.

Как бы там ни было, Король-Солнце сам не заметил, что законодательно объявил новую концепцию хорошего запаха, обозначив таким образом разность подходов, назовем их условно: Восточный и Западный метод. С давних времен люди боролись с запахом пота, прибегая для этого к различным ухищрениям.

В Древнем Риме, например, с этой целью применяли эфирные масла и принимали ароматические ванны, а в период средневековья стали пытаться запах заглушить. То есть в Риме люди старались пахнуть хорошо, а в Европе — не пахнуть плохо.

Первоначально эти «пахучие смеси» были вполне естественными. Дамы европейского средневековья, зная о возбуждающем действии естественного запаха тела, смазывали своими соками, как духами, участки кожи за ушами и на шее, чтобы привлечь внимание желанного объекта.

Потом средневековые женщины решили, что мужчин привлекают беременные, и Прекрасные Дамы даже носили специальные подкладки под одеждой, имитирующие округлившийся животик, что символизировало их репродуктивную полноценность.

В борьбе за внимание Благородных Рыцарей женщины в средние века, несмотря на отсутствие элементарных понятий о гигиене и на то, что весь косметический арсенал античности был давно предан забвению, продолжали пользоваться средствами макияжа.

Румяна считалась признаком женщины легкого поведения, а Благородные Дамы использовали свинцовые белила, выщипывали брови и красили губы в ярко-красный цвет при помощи растительных красителей или, позже, помады с добавлением спермы быка.

Пудрились цинковыми и свинцовыми белилами слоем миллиметра в три, чтобы скрыть выпирающие прыщи. Одна сообразительная дамочка достигла поставленной цели, всего лишь налепив на свой самый видный прыщик черную заплатку из щелка. Так появилась страшно модная в средние века «мушка» (не путать со «шпанской мушкой») — она позволила сократить количество извести на лице.

Чтобы выглядеть томно-бледной, дамы пили уксус.

Собачки, кроме работы живыми блохоловками, еще одним пособничали дамской красоте: в средневековье собачьей мочой обесцвечивали волосы.

Против такой дамской моды (не против метода с собачкой, а против обесцвечивания вообще) выступал еще архиепископ Кентерберийский Ансельм (тот самый ревностный защитник прав церкви и автор бредового онтологического доказательства существования Бога), публично провозгласивший блондирование волос нечестивым занятием и грозивший проклятием женщинам, которые это делали.

Кроме светлых волос очень модными у женщин в эпоху средневековья стали косы, как реакция на массовый сифилис — длинные волосы призваны были показать, что человек здоров.

Вскоре дамы решили соблазнять мужчин более откровенно — пришла мода на обнаженную грудь, женщины начали подвязывать под грудью пояс, чтобы приподнять корсаж. Церковь всячески боролась с этими предметами одежды, ведь они делали женскую грудь чересчур обольстительной, что никак не подобало христианке.

Ведь по буллам Папы Римского даже жена в постели с мужем «не должна шевелиться, руки должны быть вытянуты по бокам, и не мешать мужу в исполнении его долга», а думать о каком-то соблазнении — вообще грех смертный.

В XVII веке кардинал Мазарини (интересно, от балды ли показанный торговцем кокаином — «дьявольским порошком» в недавнем фильме с Депардье и Буке «Бланш») даже издаст эдикты, запрещающие изготовление деталей женского туалета, ибо по христианским понятиям платья должны были скрывать все изгибы фигуры, дабы не будить вожделение.

Но если запретительные указы не могли заставить женщин отказаться от корсетов и поясов, то указ, предписывающий использование духов, пришелся дамам по вкусу — они увидели в духах возможность обладать индивидуальным запахом, когда от остальных, еще не душившихся соперниц стандартно пахло застарелой спермой, дерьмом и немытым телом.

Поскольку Благородные Рыцари не хотели отставать от Прекрасных Дам (да и тоже должны были указ выполнять), то духам было уготовано большое будущее.

Поскольку характерный запах просто пропитал всю Европу насквозь, вполне очевидно, что одним из самых вожделенных товаров стали индийские благовония. Ну и пряности, способные придать блюду запах, отличный от окружающей атмосферы. И, конечно же, духи.

Мыться — по-прежнему не мылись, зато стали выливать на себя несметное количество разных ароматических снадобий.

Грасские перчаточники, получившие патент на производство духов еще от Людовика XIII в 1614 году, развернули производство. А через столетие Европа уже не могла без содрогания представить свою жизнь без грасских ароматов с французской Ривьеры.

Почему именно перчаточники? Потому что они уже имели определенный опыт по ароматизации перчаток. Моду на этот аксессуар из тонкой кожи, пропитанной ароматами, ввела во Франции Мария Медичи. Знатные дамы имели коллекции из сотен пар перчаток, которые скрывали их (дам) грязные руки. А поскольку обрабатывать кожу, из которой делались перчатки, тогда хорошо еще не умели, то неприятный запах перчаток пытались приглушить разнообразными ароматами. Эти же перчатки служили дамам за столом в отсутствие вилок. Впрочем, иногда мог поухаживать за Дамой и Благородный Рыцарь, подав кусочек мяса или куриную ножку на кончике шпаги или ножа (это пока Ришелье ножи не затупил и если у дамы еще оставались целые зубы).

Парфюмерные лавки наводнили столицы. Гигиене, правда, это никак не способствовало, ее так и не признавали. К чему? Есть духи, есть пудры, есть благовонные масла, и этим набором можно пользоваться хоть сто раз на дню. Чем больше намешано разных запахов, тем обольстительнее — так диктовала мода. Резкая вонь немытого тела плюс столь же резкий запах духов... Это хорошо обыграли Стругацкие в книге «Трудно быть богом», где Антона Румату чуть не вывернуло на прелестную дону Окану, от одного ее запашка, смешанного с дорогими духами.

Духи, вопреки мнению романтиков, пахли не цветами — ароматы были в основном животного происхождения. Это и знаменитая чрезвычайной стойкостью бобровая струя (кастореум), и цибетин из желез цибетовой кошки, и мускус половых желез самца кабарги.

Самый известный и основной компонент — отрыжка кашалота — амбра (отсюда и слово амбре). Это вещество — отходы пищеварения, образующееся в кишечнике кашалота. Оно выносится морем на берег и после удаления из массы «серой амбры» клювов, челюстей, останков каракатиц и рыбьих костей, и сегодня входит в состав духов (как, впрочем, и все другие вышеперечисленные ингредиенты), о чем множество современных дам и не подозревает.

Классический пример — Poison от Кристиана Диора. (Сильный запах амбры связан с интересным аспектом, которого я здесь касаться не буду — связь с проявлениями инстинкта каннибализма, отмеченная известным французским врачом Дидье Гранжоржем в книге «Дух гомеопатического лекарства. Что сказала болезнь», глава «Ambra grisea. Люди меня пожирают», СПб. Центр гомеопатии, 2001).

Перчаточников подстегивали конкуренты: «Алхимики ... составляли остро пахнущие мастики и эссенции, не боясь смешивать воедино мочу младенца с настойкой из лепестков герани, порошок истолченных болотных жаб они перемешивали с цветами индийской пачули» (В. Пикуль).

Еще дальше продвинулся аббат Руссо, медик Людовика XIV, считавший, что «все действие лекарства состоит в передаче им определенного запаха». Он разработал «универсальное средство», своеобразные целебные духи, считая, что: «несмотря на такие компоненты, как яички, половой орган и почки оленя, человеческие экскременты, моча и кровь, этот бальзам должен обладать приятным ароматом» (Le Guerer A. Les parfumus a Versailles aux XVII et XVIII siecles).

В Англии и Голландии XVII-XVIII вв., в отличие от Франции, и косметическими средствами, и духами было пользоваться запрещено.

От себя: довольно мрачная картина((. Насчет пахучих основ у духов - кажется, правда, читала в объяснениях причин аллергий на духи. Мушки, по другим источникам, маскировали дефекты кожи. Перчатки - возрастные признаки.

@темы: "Absentis"

---

Все могут королевы

Если кто помнит, из какого это фэнтезийного романа, шепните, а?

08.01.2009 в 12:11

Пишет  Asia Al-Medham:

У Ритора же обнаружено, из жж, автор неизвестен.

Служанки мечтают о доброй фее, принцессы – о прекрасном принце, королевы не мечтают, а действуют.

Служанки верят, что чудеса случаются, с принцессами они действительно случаются, королевы творят их сами..

Служанки слабы, но кажутся сильными, принцессы сильны, но кажутся слабыми, королевы обходятся без маски.

Служанки приходят заранее, принцессы являются с опозданием, королевы прибывают вовремя.

Служанки во всем винят себя, принцессы – других, королевы делают выводы.

Служанки не умеют побеждать, принцессы не умеют проигрывать, королевы не соревнуются.

Служанками драконы не интересуются, принцесс драконы едят, с королевами драконы дружат.

Потому что служанки драконами не интересуются, принцессы их боятся, а королевы их приручают.

Служанки, даже хорошенькие, считают себя дурнушками, принцессы, даже уродливые, считают себя красавицами, у королев так и не выдалось времени толком рассмотреть себя в зеркало.

Служанку можно не заметить, принцессу нельзя не заметить, королеву нельзя не заметить, когда ей это нужно.
Служанки покорны, принцессы своенравны, королевы дисциплинированны.

Служанки хотят получить похвалу, принцессы – внимание, королевы – опыт.

Служанки сносят унижения, принцессы мстят за них, королеву унизить невозможно.

Служанки любят, принцессы позволяют себя любить, королевы не задумываются – кто кого.

Служанки всё понимают и терпят, принцессы понимают только то, что хотят, королевы всё понимают и уходят.

Служанки не умеют требовать, принцессы не умеют ждать, королевы знают, что всему свое время.

Служанки не хотят взрослеть, принцессы не хотят стареть, королевы знают, что всему свое время.

Служанки видят мир в черном цвете, принцессы – в розовом, королевы – в черном, розовом и всех остальных цветах.
Со служанками легко, с принцессами сложно, с королевами, по крайней мере, интересно.

Быть служанкой сложно, быть принцессой легко, быть королевой, по крайней мере, имеет смысл.

(с. жж, респект автору)

@темы: "Этот мир придуман не мной"

---

Средства украшения оружия

"Когда старинные способы украшения, пришедшие в раннем средневековье в Европу с Востока через Византию, — такие, как эмаль, накладки из чеканной золотой фольги и т. д., — вышли из употребления, то понемногу возникли, в первую очередь в Италии, всевозможные эффективные методы, применявшиеся поначалу грубо и неискусно, но со временем достигшие удивительного расцвета. Нет области прикладного искусства, превышающей по количеству и многообразию требований к мастеру изготовления художественного оружия. Поэтому оценка художественной отделки требует обширных познаний в области средств и способов украшения.

В середине XV века в Италии для доспехов, щитов и т. д. стали использовать гравирование, которое с 1580-х годов нередко сочетали с золочением. Это золочение было химическим, посредством золотой амальгамы, в которую при нагреве до кипения добавляли ртуть. Позолота на всем защитном оружии, клинках и т. д. сделана именно этим способом — огневого золочения. Поскольку техника работы была примитивной, способ был небезопасен для мастера — из-за действия паров ртути. Прочной и красивой позолотой отличаются миланские доспехи работы Фиджино, сделанные в 1560-х годах.


К концу XV века доспехи, щиты и т. д. стали украшать окантовками, полосами и эмблемами, сделанными травлением. Хоть применявшийся в то время способ в целом и известен, но подробностей мы не знаем, и современные подделки пока что очень легко отличить.

Различают высокое травление и глубокое травление, в зависимости от того, является ли изображение выпуклым, а фон соответственно углубленным, или наоборот. В первом случае изображение представляет собой очень плоский рельеф, во втором — приближается к технике гравюры по меди.

По цвету мы различаем травление с чернением и травление с золочением. При травлении с чернением в углубления втирается чернь и едкое минеральное масло, после чего изделие прокаливают, чтобы масло испарилось и чернь соединилась с основой. При травлении с золочением, нередко сочетаемым с чернением, способ тот же, что и при гравировании с золочением.

В принципе способ травления состоял в том, что на поверхность железа или стали наносилась в нагретом состоянии паста, основными ингредиентами которой были воск, битум и древесная смола (однако каждый мастер имел для нее свой рецепт); потом палочкой из дерева, кости или стали либо иглой дикобраза выполнялся рисунок, переведенный с кальки в слабых линиях, причем слой воска процарапывался до металла. После этого вокруг рисунка делали утолщенную рамку из воска и в получившуюся ванночку наливали травитель.

Травитель представлял собой смесь уксусной и азотной кислот и спирта. Рецепт этой смеси каждый мастер тоже хранил в секрете. Впрочем, от нее зависела в основном едкость, а момент удаления травителя, чтобы кислота не разъедала сталь слишком глубоко или рисунок не получился нечетким, определялся по опыту. К повторному протравливанию прибегали весьма редко — только если не была достигнута нужная резкость изображения.

Для отделки немецких доспехов в начале XVI века начали применять очень своеобразные способы. Прежде всего упомянем рисунок на синем вороненом металле. Способ крайне прост. Вороненая поверхность покрывается воском и, как при гравировании на меди, деревянной палочкой на ней процарапывается рисунок — так, чтоб был виден металл. После этого достаточно окунуть обработанное изделие в крепкий уксус, чтобы с очищенных мест сошло воронение. Теперь только надо терпентинным маслом удалить грунт, и остается светлый рисунок на синем фоне. Рисунок на синем вороненом железе нередко и выскабливали. Эту технику мы встречаем еще среди работ XVII столетия.

Другой способ, украшение золотым расплавом (нем. Goldschmelz), в противоположность своему названию представляет собой не более чем вид плакировки золотой фольгой. Украшаемое изделие изготавливают из металла высокой чистоты и нагревают до температуры, когда он начинает менять цвет. Тогда накладывают на поверхность листок фольги и проглаживают полировочным инструментом из стали, благодаря чему фольга прочно сцепляется с основой. На некоторых прекрасных аугсбургских доспехах 1510-х годов мы обнаруживаем украшения, сделанные этим способом.

Один из древнейших способов в отделке металлов — чернение, или ниелло (нем. Niello). Бринкман отмечает, что уже Плиний говорит о подобных египетских работах; этот способ описывает и пресвитер Теофил в своих «Diversarum artium schedula», — столь же полно и даже подробнее, чем Челлини в своих трактатах.

Под чернением (ниеллированием) понимают рисунок, выгравированный на золоте, серебре или другом металле и заполненный темной массой похожего на серу сплава металлов — чернью, «нигеллумом» древних.

Эта техника и поныне используется в крупных центрах прикладного искусства, а также, хотя, возможно, с более низким качеством, — в Туле под Москвой.

Чернь состоит из смеси самых чистых серебра, меди и свинца и пропорции 1:2:3. Этот темно-серый сплав в рисунке на светлом фоне выглядит очень впечатляюще и благородно. Техника ниелло, несомненно, пришла с Востока (где она существует и сейчас, например в Персии) в Италию, откуда в самом раннем средневековье благодаря монахам попала в Германию. Ее можно найти на рукояти и ножнах мечей, вообще на ручном оружии, реже — на защитном. Только на Востоке мы встречаем украшенные чернением шлемы и панцири. В средние века в Европе этой техникой пользовались преимущественно одни итальянцы; в XVI веке ее применение сильно сократилось.

Теперь обратимся к другой декоративной технике, заслуживающей глубокого уважения как за ее не менее древний возраст, так и за огромный художественный эффект, — к инкрустации, или таушировке.

Инкрустирование (нем. Tausia или Tauschierarbeit, ит. и лат. tausia, tarsia, англ. empaistic work) состоит в укладывании золота или серебра в железо или сталь. Некоторые авторы называют ее Damaszierung; это название, аналогичное которому уже многие века применяется во Франции (фр. damasquinage), — неверно и может привести только к путанице. В Италии она появилась в XVI веке как «lavoro all'Azzimina» или «alla Gemina» — оба понятия имеют арабское происхождение.

Техника была известна на Западе еще в античные времена и широко использовалась для колец, пряжек, застежек и т. д. Не была она неведома и германцам, и при Меровингах, у которых, правда, не было оригинального искусства, ее применяли часто и с очень большим мастерством. Позже в Европе она была забыта и существовала только у индийцев, персов и арабов; у последних ей вновь научились испанцы и итальянцы.

С начала XVI века технику инкрустации с чрезвычайным успехом разрабатывали в Толедо, Флоренции и Милане, откуда инкрустированное оружие распространялось по всей Европе, всюду вызывая восхищение.

Способ состоит в том, что на железной пластине резцом гравируется любой орнамент и в сделанные углубления молоточком с плоским бойком забивают маленькие кусочки золота или серебра. Поднутрения канавки, необходимого, как думают многие, для лучшего закрепления инкрустации, в этом случае не делают, потому что пластина с готовым рисунком впоследствии прокаливается и инкрустация прочно соединяется с основой.

Различают два вида инкрустации: плоская, находящаяся на одном уровне с поверхностью пластины, и рельефная, при которой инкрустационный материал выступает над поверхностью изображения, создавая плоский рельеф.

Последняя, встречающаяся в основном в Испании, гораздо сложней, потому что выступающие части требуют дополнительной обработки, в то время как плоскую инкрустацию достаточно отшлифовать и отполировать, прежде чем подвергать железо серой или синей окраске. Следует отметить, что применение способа инкрустирования всегда ограничивается относительно тонкими линиями и участками небольшой площади, а золочение более обширных поверхностей производится золотой фольгой, которая потом разглаживается полировочным стальным инструментом.

Во второй половине XV века в употребление входит декоративная техника, совершенно новая для оружейного дела, — чеканка по железу (нем. Treibarbeit, фр. repoussé.

Правда, чеканка по золоту существовала у разных народов, даже на Крайнем Севере, еще в бронзовом веке (миниатюры, посуда), а в эпоху расцвета Византии она была главной отраслью прикладного искусства, позже чеканные работы по серебру встречаются на шлемах, щитах и т. д. у варварских народов, находящихся под влиянием античной культуры; но характерная для железа твердость до сих пор препятствовала его пластической обработке таким способом.

Только с появлением пластинчатого доспеха искусство оружейников доросло до чеканки по железу, причем в этой технике они сумели создать самые изысканные произведения.

Чеканкой (выколоткой) в узком смысле называют сегодня создание рельефного рисунка на металлической пластине (жести) с помощью различных молотков и чеканов. Это трудная техника, когда дело касается именно железа, потому что заготовку приходится обрабатывать в более или менее нагретом состоянии. Работа всегда начинается с обратной стороны выколоткой общей пластической формы, тонкая обработка производится впоследствии то с лицевой, то с обратной стороны, откуда и французское слово «repoussé» — «противотолкание». Самые знаменитые чеканные работы дали Милан, Флоренция и Аугсбург.

Эмаль как украшение на металле появляется еще в раннем средневековье и много применяется и в ювелирном деле, и в оружейном, Ее развитие мы можем проследить на всех стадиях, от эмали «клуазонне» до совершенных живописных эмалевых полотен.

В самом раннем средневековье перегородчатая эмаль, преимущественно для мечей и щитов, выемчатая эмаль для седел и конской сбруи, а также прозрачная рельефная эмаль, впоследствии часто используемая для отделки эфесов мечей и шпаг, а также обкладки ножен, производились в основном во Франции (Лимож) и Италии (Флоренция).

Слоновая кость, резная или гравированная, в более давние времена применялась главным образом для отделки седел, эфесов мечей и кинжалов, в более новых — также для прикладов, пороховниц.

Резьбой занимались резчики по кости, многие из которых имели вкус и к украшению оружия. Особое ремесло представляло собой гравирование по слоновой кости, ибо эта техника требовала повышенного мастерства: резать поперек волокон кости — это нелегкое дело. Поэтому таким способом выполняли только мелкие работы по слоновой кости.

После завершения гравировки в нее втирали черную или какую-то другую краску, подскабливали и полировали, чтобы цветным оставался только рисунок. Инкрустацию по слоновой кости делали редко, и образцы ее не относятся к шедеврам.

Намного легче поддается обработке дерево, ведь в оружии очень часто встречаются деревянные детали. Это отличный материал и для резьбы.

Но еще более сильное впечатление производит инкрустация по дереву, интарсия (нем. Tarsia или Intarsia), в которой главным образом итальянцы, а впоследствии также немцы создали непревзойденные шедевры.

Удивительно, каких разнообразных эффектов достигает эта техника в зависимости от выбора и состава материала и насколько богатая гамма цветов может быть при этом получена.

В основу, которой здесь всегда является дерево, укладывают кусочки других сортов дерева, но чаще — слоновой кости, оленьего рога, позднее также перламутра, черепахового панциря и даже металла, чтобы они лежали на одном уровне с фоном. Слоновую кость и рог нередко искусно гравируют. Во многих случаях различные инкрустационные материалы сочетаются.

Самое пристальное внимание мастер должен уделить укладыванию частиц в основу, настолько точному, чтобы не оставалось малейшего видимого зазора. Попытки исправить некачественную работу, заполнив зазоры мастикой, видны с первого взгляда, если предмет повернуть к свету: у мастики не бывает блеска материала, она всегда матовая.

Существуют похожие работы, приблизительно 1560-х годов, встречающиеся в основном на прикладах ружей и рукоятках пистолетов, которые выглядят как интарсия на черном мореном дереве, но с таким удивительно тонким рисунком, что изготовление их в этой технике кажется невозможным.

Собственно основу у этих интарсии образует действительно не дерево, а битумная масса, в которую запрессованы кусочки слоновой кости. Самые тщательные исследования показали: эти кусочки вдавливают в черную битумную массу, когда ее в горячем состоянии укладывают на дерево. После охлаждения поверхность выскабливают, слегка полируют и наконец на слоновой кости делают гравировку. Выполненные в этой технике приклады есть во многих коллекциях, но на них до сих пор нигде не обращали внимания. Автор их встречал только на немецких изделиях.

Флоренция, город ювелиров, первой, судя по документам, прославилась как место производства парадного оружия. В начале XV века за ней последовали Милан и Брешия, где оружейный промысел процветал еще в XIII веке, а позже — Болонья и Рим."

@темы: "1600-е"

---

Средневековые застольные манеры

"Вот как описывает обеденные ритуалы Средневековья Иштван Рат-Вег (Istvan Rath-Vegh), венгерский историк, прославившийся своими бытописаниями курьезной истории человечества.

В 1624 году мажордом одного из австрийских великих герцогов счел необходимым предупредить господ кадет инструкцией, как надлежит вести себя за столом великого герцога, если они будут к нему приглашены.
В инструкции говорилось:

«Хотя, вне сомнения, что приглашаемые господа офицеры за столом Его императорского и королевского Высочества всегда соблюдали правила чистоплотности и вели себя как подобает рыцарям, все же необходимо привлечь внимание менее отесанных кадет к следующим правилам.

Во-первых. Его Высочеству надлежит отдавать приветствие всегда в чистой одежде и сапогах и не являться в полупьяном виде.

Во-вторых. За столом не раскачиваться на стуле и не вытягивать ноги во всю длину.

В-третьих. Не запивать каждый кусок вином. Если управились с тарелкой блюда, то можете выпить только половину кубка; прежде чем испить, утрите чисто рот и усы.

В-четвертых. Не лезть в тарелку руками, не бросать костей себе за спину либо под стол.

В-пятых. Не обсасывать пальцев, не сплевывать в тарелку и не вытирать нос о скатерть.

В-шестых. Не напиваться до такой степени, чтобы падать со стула и быть не в состоянии ходить прямо».

Из отеческого наставления следует, что цвет австрийской армии проделывал-таки запрещенные действия. Лез руками в тарелку, швырял кости за спину и на пол, употреблял скатерть вместо носового платка и не только что обсасывал пальцы, но и допивался до степени, «чтобы падать со стула и быть не в состоянии ходить прямо».

Австрия, конечно не была исключением, в Германии, к примере, рыцарские нравы нисколько не отличались, о чем сами немцы и рассказывают, хотя и с оговоркой о записях «хитрых трактирщиков»:

Куринные ножки и фрикадельки раскидывали во все стороны, грязные руки вытирали об рубашку и брюки, рыгали и пукали сколько душе угодно, еду раздирали на части, а затем проглатывали не жуя...

Так или приблизительно так мы, начитавшись записей хитрых трактирщиков или их посетителей-авантюристов, представляем себе сегодня поведение рыцарей за столом.

В действительности все было не столь экстравагантно, хотя существовали и курьезные моменты, поражающие нас. Во многих сатирах, правилах поведения за столом описаниях обычаев принятия пищи отражено, что нравственность не всегда занимала место за столом вместе со своим хозяином.

К примеру, запрет сморкаться в скатерть не встречался бы столь часто, коль эта дурная привычка не была бы весьма часто распространена. (Ronald Vetter «Die Kuche im Mittelalter» 2003 Trina КИР «Берн», СПб Средневековая кухня)

Столовые приборы и посуда.

Первая вилка появилась в 11 веке у венецианца Доменико Сильвио. До этого ели руками или в перчатках, чтобы не обжечься. Хлеб часто служил не только вместо тарелки, но и вместо ложки: супы и пюре из овощей ели следующим образом: брали куски хлеба и, макая их в пищу, опустошали посуду. В остальных случаях за столом обычно действовало старое правило: «Бери пальцами и ешь». Траншир (так называлась почетная должность при дворе, занимать которую мог только дворянин) разделял кушанья на удобные для рук порции и распределял их среди участников трапезы.

Прижиться вилке в Европе из-за ее «дьявольской» формы и византийского происхождения было весьма непросто. Пробиться на стол «трезубец дьявола» с трудом смог только в качестве прибора для мяса, а в эпоху Барокко споры о достоинствах и недостатках вилки ожесточились. Столовый нож с закругленным лезвием ввел кардинал Ришелье — в целях безопасности.

Также тяжело было завоевать себе признание в Средневековье и тарелке индивидуального пользования. Глубокую тарелку для супа придумал сменивший Ришелье кардинал Джулио Мазарини (тот самый, у которого служил реальный Д'Артаньян). До этого первое ели из общего казанка, обтирая на виду у всех демонстративно ложку после каждого опускания в свой рот и перед каждым погружением в общую супницу.

После «изобретения» появляются деревянные тарелки для низших слоев и серебряные или даже золотые — для высших, однако обычно вместо тарелки для этих целей использовался все тот же черствый хлеб, который медленно впитывал и не давал испачкать стол. "

От себя: Вообще-то, правила хорошего поведения и по сей день пишутся, переписываются и переиздаются. Что подумают о нас лет через 500, изучая, скажем, женские журналы? Даже подумать страшно...

@темы: "Absentis"

---

Рыцарская "диета"

Опять цитирую непревзойденного Абсентиса, с легкостью перепрыгивающего через столетия.

"Если в начале средневековья в Европе одним из основных продуктов питания были желуди, которые ели не только простолюдины, но и знать, то впоследствии (в те редкие года, когда не было голода) стол бывал более разнообразным.

Модные и дорогие специи использовались не только для демонстрации богатства, они также перекрывали запах, источаемый мясом и другими продуктами. Мясные и рыбные запасы в средневековье зачастую засаливали, чтобы они как можно дольше не испортились и не стали бы причиной болезни. А, следовательно, специи были призваны заглушать не только запахи но и вкус — вкус соли. Или кислятины.

Сейчас нам кажется странным, что жареное мясо в средние века зачастую еще и доваривали в бульоне, а приготовленную куру, обваляв в муке, добавляли в суп. При такой двойной обработке мясо теряло не только свою хрустящую корочку, но и вкус. Но иначе — не разжевать, не стоит забывать о более чем незначительном развитии зубоврачебного дела в то время.

Дела с гигиеной полости рта в отсутствие волшебного «блендомеда» обстояли не лучшим образом, чем с гигиеной тела. К концу своей весьма недолгой, как правило, жизни, люди лишались практически всех своих зубов. Отнюдь не старая Кормилица в трагедии Шекспира говорит о Джульетте:
Четырнадцать зубов своих отдам
(Хоть жаль — их всех-то у меня четыре),
Что ей еще четырнадцати нет.

При этом, если высокое сословие хотя бы стеснялось многочисленных брешей в зубном ряду (Елизавета Английская, например, драпировала их кусками материи), то бедняки подобных комплексов были лишены напрочь.

Плохо расходилась книга доктора медицины из Салона — магистра Мишеля Нострадамуса (Лион 1572. г., библ. Мазарини N 29289). Нострадамус в книге учил «Как приготовить порошок, вычистить и обелить зубы, как бы красны и черны они ни были...» Это на фиг никому было не нужно, и разочаровавшийся в коммерческом успехе медицинских книг Нострадамус решил, что лучше заняться предсказаниями. (Отметим в скобках, что зубная паста, представляющая собой смесь вина и пемзы, была изобретена египтянами примерно 5000 лет назад.)

Куда более популярным стал рецепт от придворного врача Эдуарда II, медика-монаха Джона Гладдесдена: во избежание кариеса должно регулярно дышать собственными экскрементами, что непременно приведет к гибели «зубного червя». А как же разжевать жесткое мясо совсем беззубой челюстью?

На помощь приходила смекалка: мясо разминалось в ступке до кашеобразного состояния, загущалось с помощью добавления яиц и муки, а полученная масса обжаривалась на вертеле в форме вола или овцы.

Также иногда поступали с рыбой, особенностью этой вариации блюда было то, что «кашку» заталкивали в искусно стянутую с рыбы кожу, а затем варили или жарили. Соответствующее состояние стоматологии повлияло также на то, что овощи обычно подавали в виде пюре (измельченные овощи смешивались с мукой и яйцом). Первым, кто начал подавать овощи к столу порезанными на кусочки был метр Мартино. Генрих VIII-й признан кулинарным революционером за то, что привил своему двору любовь к обильным мясным блюдам."

От себя: как-то все это не совсем вяжется с рецептами средневековых блюд, которые можно найти здесь

fooddownunder.com/cgi-bin/search.cgi?q=medieval (рецепт номер два делала сама - объедение)

Опять же, из вида упускается важный момент относительно того, что повсюду люди держали птицу и свиней, так что солониной пользовались только очень частично.

---

Булатная сталь и пластинчатые доспехи

С Востока в конце XVI века дошел в Европу вид обработки железа, дающий струящуюся текстуру поверхности металла; это так называемое изготовление дамасской стали (нем. Damaszierang).

Название происходит от города Дамаск, где этот вид выделки железа главным образом для клинков, существовал еще в древности. Но зародился этот способ в древнейших в мире очагах железоделательного ремесла, на южных склонах Гималаев. Мы располагаем сегодня старинными индийскими клинками мечей и кинжалов, изготовленными тем же способом. Узорчатые клинки упоминаются уже в европейских источниках VI века, но эти клинки, конечно, вышли из восточных мастерских.

Своеобразная текстура подлинной булатной стали — не внешнее украшение, она распространяется не только на поверхность изделия, но и на весь массив. Эта текстура образуется в результате внутренней кристаллизации, которую претерпевают частицы наполовину расплавленной стали при ее медленном затвердевании. Поэтому мы не можем относить ее к украшениям на металле и тем более, как это часто делается, смешивать с действительно чисто внешней отделкой, такой, как «имитированный дамаск», «матовое травление» или даже «инкрустация», «ниелло» и т. п.

Способ изготовления булатной стали еще до конца неясен, хотя за последние сорок лет благодаря опытам Клуэ, Кривелли, Бреана и в особенности Аносова мы продвинулись так далеко, что можем получить сталь, почти неотличимую от подлинной индийской. В принципе булатная сталь изготавливается сплавлением нескольких пластин из высокоуглеродистой стали либо сплавлением проволоки различных сортов и крайне медленным охлаждением сплава. Различные формы получаются вследствие разного вращения и движения частиц стали. Своеобразную текстуру дает и обработка кислотами, также по-разному действующими на разные частицы железа.

На Востоке из видов булатной стали различают: шам; табан; каратабан (черный табан); хорасан; карахорасан (черный хорасан); гинди; кумгинди и нейрис. Мы в основном различаем струящийся дамаск, ленточный (струнчатый), спиральный (волосяной), розовый (сетчатый), и, наконец, редко встречающийся мозаичный (коленчатый) с различными правильно чередующимися узорами.

Имитированный дамаск получают травлением поверхности металла, и, если лучше приглядеться, его легко узнать.

В пластинчатых доспехах XV века особое значение придавали закалке нагрудника, и наибольших успехов в этом достигли, бесспорно, миланцы. К 1480-м годам способ закалки был, по-видимому, забыт, поскольку Максимилиан I приложил много усилий, чтобы открыть его заново; и ему это якобы удалось.

Инструменты, которые доспешники использовали в своей работе, нам известны по нескольким инвентарным спискам XVI века. Как обрабатывали доспех, прежде чем отшлифовать на шлифовальной мельнице и протереть, сделав его блестящим, — нам показывает детский доспех Карла V от 1511 года. Он не завершен и обработан только молотком, так что каждый след молотка и зубила на нем отчетливо виден.

Прежде чем перейти к видам украшения, бегло упомянем разные виды окрашивания железа.

Если обойти молчанием окраску с использованием красок, то начать надо с синеватого воронения (нем. Blauanlaufen). Оно производилось в огнеупорных раскаленных древесных углях, и оружейники, особенно итальянские, достигли в нем такого мастерства, что могли не только получать равномерную окраску на самых крупных изделиях, но и выдержать любой оттенок. Ценился фиолетовый и особенно красный (сангина).

Способ придания железу нарядного серого тона, которым отличаются самые известные инкрустированные миланские доспехи и современное им арабское защитное оружие, пока заново не открыт.

Известно черное воронение (нем. Schwarzanlaufen), которое получается, если обжигать изделия в горячей золе; часто используемое в настоящее время коричневое воронение (нем. Brunieren) — вошло в употребление в Милане еще в 1530-е годы.

@темы: "1600-е"

---

Маньеризм в испанской моде (1550-1618)

Строгое исполнение церковных предписаний на Пиренейском полуострове — оплоте воинствующего католицизма, который преобразовал средневековые рыцарские традиции по-новому и совершенно неожиданно — вело к эволюционному повороту во всех видах искусства и, вероятно, больше всего в моде.

По сравнению с гармоничной модой итальянского Ренессанса, «уважающего» человеческое тело, испанская мода оказалась под сильным влиянием геометрических форм, которые искусственно изменяют естественные линии тела человека, деформируют их. Взаимоотношения между отдельными частями одежды не уравновешены.

Так, например, мужская одежда стилизована под конус, основание которого передвинуто на уровень бедер, к плечам конус сужается, ноги (в прочно связанных чулках) производят почти неестественное впечатление, на которые как бы «надет» конус. (Первое упоминание о плетеных чулках в Испании относится к 1547 году. В 1589 году Уильям Ли сконструировал первую машину для вязания чулок.)

Естественности итальянской ренессансной одежды Испания противопоставляет свой идеал человеческой фигуры, стилизованный в духе маньеризма. Вероятно, никакая другая эпоха не навязала одежде столько броских, самоцельных и дорогих украшений, чтобы подчеркнуть человеческую красоту. Весь костюм в своей представительной и сказочной красоте представляет собой как бы сундук, сокровищницу или состояние напоказ; он был подобен ларцу с драгоценностями.

Этот костюм сшит из дорогого бархата и парчи темного цвета, вышит золотыми и серебряными нитями, унизан драгоценными камнями и жемчугом, которые после открытия Америки потоком хлынули в страну, дополнен золотыми цепочками и поясами, а также воздушными кружевами, которые в то время тоже были очень дороги и редкостны.

Итальянская ренессансная мода подчеркивает пластичность тела, испанская её попирает и заменяет естественные формы — искусственными, это подбитые набивным материалом мужские куртки («гусиное брюхо»), корсеты, металлические пластинки на лифе женского платья.

Полное различие мужского и женского платья, которого достигла итальянская мода Ренессанса, в испанской моде в отдельных частях одежды стирается, а в других - подчеркиваются лишь натуралистические детали.

Женщина почти теряется в укрепленных расклешенных юбках, называемых вертугадо, райфрок (vertugado, reif-rock). Юбка поддерживалась металлическими обручами, на которые ткань натягивалась как на барабан, и женщина в них выглядела как неприступная крепость. Здесь нет ни одной складочки, ибо эти платья созданы «проволокой и утюгом».

Его неподвижность и твердость связывается со временем Филиппа Испанского, с атмосферой его двора, церемониальные торжества которого напоминали церковные обряды. Лиф платья отвечает конической форме юбки райфрок. Он треугольной формы. Лиф имеет определенную форму: ровную линию плеч и выступ в виде острия, который опускается на юбку. Талия очень сильно заужена.

На лифе платья носили нагрудные крестики, украшенные драгоценными камнями, которые были как бы демонстрацией веры и богатства. Для более бедных горожан эти крестики изготавливались из кости и дерева, которые были разного цвета — красные, чернью, позолоченные.

Лиф женского платья дополнял жесткий кружевной воротник. Для придворного платья характерна комбинация из двух видов одежды: нижней, обычно парчовой, и верхней, бархатной с короткими рукавами. Средневековая система двойного платья нашла здесь свое продолжение, мода маньеризма, как и все это течение, продолжала средневековье.

Еще долго, в течение полустолетия, носили различные рукава, которые меняли, как перчатки, они шнурками прикреплялись в пройме к корсету. К предметам роскоши относились и перчатки, и цены на них были необыкновенно высокие.

Мужской костюм был стилизован под костюм рыцаря — покорителя мира и женщин.

Но теперь средневекового рыцаря сменил кавалер, средневековый панцирь из пластин заменило придворное платье из атласа, бархата и парчи, однако самый торжественный костюм украшается декоративными пластинками.

Испанская куртка, подбитая ватой (т. н. вамс — warns), иными словами — дублет с погонами и подчеркнуто стройной талией, по большей части, с короткими полами, с половины XVI века по форме напоминает латы вплоть до мельчайших подробностей.

Эти куртки, по своему внешнему виду, отвечают элементарным боевым требованиям, хотя и созданы для придворной службы.
Жесткие кружевные воротники, дополняющие дублет, сначала узкие, а со второй половины столетия более широкие, также созданы как бы из металлических нашейных пластин, которые защищали шею.

Короткие, набитые ватой штаны, с позднеготическим прикрытием, т. н. бракетт (braqu&tte), также по форме копировали латы.

Дополнением к этой дворянской одежде является накидка боэмио (boemio) и поэтому предполагают, что этот плащ без рукавов пришел из средней Европы и, судя по названию, может быть, из чешских земель. Он был кругового кроя, короткий, набрасывался на плечи. Дворяне носили его скорее как украшение и в знак принадлежности к своему классу. Мещане носили более длинные плащи, в основном суконные, но и здесь мы имеем данные о многих плащах, «спереди украшенных панбархатом и окаймленных панбархатом».

Панбархат использовался и для пошива обуви. Но постепенно, к последней четверти XVI века, панбархат и атлас перестают использоваться для пошива дамских туфель и мужских ботинок. Их повсеместно заменяет кожа. Архивные источники говорят о «красных кожаных простых» туфлях либо более дорогих, но все-таки в конце XVI века еще были туфли вышитые и отделанные тесьмой, с велюровыми мысами и украшенные жемчугом, с лентами и шнурками, пряжками, пуговицами и розочками.

Манерную позу портретов, на которую позирующего раньше вынуждали латы, испанский кавалер сохраняет и тогда, когда его камзол подбит ватой валиками. «Для этой моды, кукольной и лживой, не годился честный и крепкий меч, для неё нужна была тонкая рапира для парадов и церемоний» - подчеркивает в 1893 году Зикмунд Винтер.

Средневековый шлем, само собой разумеется, был заменен высокой жесткой шляпой с узкими полями, как бы цилиндр из кожи или бархата, форма которого пережила века.

Испанская одежда была совершенным образцом искусного ремесла мастеров периода маньеризма. В её украшении принимали участие золотых дел мастера и вышивальщицы, поэтому в целом испанский костюм того времени напоминал собой драгоценное изделие. Прежде всего это был великолепный образец портновского мастерства, испанского «от кутюр», прославленного тогда на всю Европу. О высоком уровне портновского дела говорят и теоретические сочинения по этому вопросу, выходящие со второй половины XVI века в испанской Валенсии.

@темы: "1600-е"

---

Оружейники - общее

"Оружейник — это прежде всего работа железом, от его умения обрабатывать твердый металл и придавать ему форму зависит качество оружия. Еще в древности человек Востока, прежде всего индиец, значительно превосходил в этом западные нации, и это превосходство сохранилось до сих пор: ведь и сегодня при самых гигантских расходах в Европе не могут сделать клинок, равный по качеству индийскому, персидскому или японскому.

О заготовке железа на Востоке в древнейшие времена известно крайне мало. В Европе выработка железа долгое время была исключительно примитивной. Допотопное измельчение в ступе и просеивание были унаследованы от древности средневековьем, и только в 1519 году в Иоахимстале, в Рудных горах, была основана первая толчея с сырой обработкой руды.

В раннем средневековье изготовление клинка представляло для оружейника величайшую трудность, поэтому хорошие мечи окружали восторженным преклонением и нередко приписывали им чудесные свойства. Старинный хауберт, броня и более поздний лентнер делались всего лишь из кусочков железа и кованой проволоки, щит — из нескольких кусков жести, последовательно соединяемых заклепками; даже шлем состоял из нескольких прокованных кусков, но изготовление клинка, особенно большой длины, да при высоких требованиях к его эффективности, — это была одна из сложнейших задач, чем и объясняется, что первые оружейники стремились окутать свои методы завесой глубочайшей секретности.

Сарацинские мастерские Сицилии и мавританские в Испании отправляли в IX веке свои непревзойденные клинки в Европу в огромных количествах. Позже, в XI веке, начался значительный ввоз оружия из Дамаска через Византию в Венецию, а также из Индии через Геную.

Исключительного мастерства, необыкновенной осторожности и терпения требовала ковка клинка для меча, сваривание его основы с боковыми частями — лезвиями из «крепкой» стали. Эта сложная технология, для которой обязательно нужен падающий молот, пришла с Востока.

Кельто-иберы и другие горные народы изготавливали свои клинки, закапывая железные заготовки в сырую землю и оставляя их там, пока ржавчина не съедала самые слабые, худшие части. Из сохранившихся, самых крепких, кусков они ковали свои клинки, считавшиеся превосходными. Способ не кажется неправдоподобным, коль скоро мы знаем, что ржавчина поражает сталь гораздо в меньшей степени, чем железо; чем оно менее чистое, тем скорее оно разложится, так что сохранятся лучшие части. Сходный способ наблюдался у японцев.

В Японии мастер мечей принадлежал к самым почитаемым ремесленникам; положение обязывало его и его близких ко многому, прежде всего к чистоте нравов и занятиям благотворительностью. Завершение процесса изготовления меча происходило в богато убранной мастерской, причем мастер исполнял работу в полном должностном облачении в присутствии своей семьи и заказчика. Еще лет двадцать назад для мужчины из военной касты, самурая, было позорным поступком продать свой меч: он скорее позволил бы убить себя. Клинки выдающихся мастеров стоили по пять, даже по шесть тысяч гульденов. В соответствующем месте мы приведем список самых знаменитых мастеров мечей в Японии с I по XVII век.

Хороший клинок определялся не только качеством железа, но также остротой и правильностью заточки и тонкостью полировки. Техника заточки, несомненно, заимствована с Востока; но уже в VIII веке в ней достигли удивительного мастерства и европейцы. Заточка производилась полностью механическим способом на так называемых шлифовальных мельницах, приводимых в движение с помощью энергии воды. Только этим можно объяснить поразительно равномерную «полую» заточку, грани которой идеально прямые или состоят из одинаковых повторяющихся дуг. Высочайшего совершенства достигают в XIV веке миланцы. На улице Мулино делле арми на канале у Порта Тичинезе мельницы стояли в ряд, и еще в XVII веке отсюда выходили те самые вожделенные для многих клинки с прерывными долами, клинки «Патер ностер» и т. п.

В начале XI века более серьезные задачи встали перед оружейниками при выпуске защитного оружия. Раньше теменную часть шлема всегда делали из одного куска металла, эта техника очень мастерски применялась на Востоке уже многие столетия.

Для этого куску железа нужной толщины в форме диска, раскаленному докрасна, придавали чашеобразную форму тяжелым падающим молотом и только после этого обрабатывали начисто молотком и зубилом. Кузнецы шлемов в XVI веке достигли такого уровня мастерства, что к концу века, в 1580-е годы, умели выковать из одного куска не только теменную часть, но и гребень высотой до 12 см — для ручной работы результат невероятно высокий.

Уже в начале XI века из одного куска делали итальянские круглые щиты-рондаши, но это свидетельствует не столько о мастерстве ремесленника, сколько о размере обрабатываемых кусков железа. С развитием техники обработки металла возникла и соответствующая гильдия — кузнецов шлемов (нем. Helmschmiede), только к концу XV века постепенно растворившаяся в гильдии доспешников (нем. Plattner), занимавшихся изготовлением полных пластинчатых доспехов.

Из XII века до нас дошли известия, что производством шлемов была знаменита Павия. Но шлемное производство там гораздо старше, средневековье унаследовало его еще от римских времен.

Новые сложности возникли в 1560-х годах у итальянских доспешников в связи с необходимостью изготовления новейших турнирных доспехов для копийного поединка через барьер, на которых отдельные усиления достигали колоссальных размеров.

Не менее авторитетную гильдию с раннего средневековья составили кольчужники (нем. Brunner, старонем. prûner, или Sarwurcher, старонем. sarburner) — изготовители панцирей из колец, переплетенных различными способами. Она возникла с появлением доспехов из кожаных ремней с нанизанными кольцами; когда они устарели, стала выпускать так называемые кольчуги (кольчужную ткань Panzer- или Mußzeug, позже собственно кольчуги — Panzerhemden). Кольца для них делали из кованых, похожих на сплющенную проволоку кусков железа, соединяемых в кольцо холодной клепкой. В позднейших кольчугах XIV и XV веков одно кольцо спаивали, другое заклепывали. Позже кольца только заклепывали.

Тянутую проволоку даже в XVI веке ни в кольчугах, ни в воротниках никогда не применяли. В 1570-х годах кольчуги окончательно вышли из употребления, и с ними исчезла некогда высокочтимое ремесло."

@темы: "1600-е", Medieval

---

Легенды о прекрасных рыцарях

Absentis не ограничился крушением мифов о средневековье. В своей статье он обрушился и на легенды о прекрасных рыцарях.

Статью он начинает эпиграфом - выплеском чувств какой-то дамы на каком-то форуме: "Мужчины вырождаются — а жаль....
Посмотрела фильм о мушкетерах... Господи! Я не в свое время родилась... Железный век — железные сердца... Так печально — похоже, в прошлое ушли шпаги, широкополые шляпы со страусиными перьями, конные прогулки на рассвете — атрибуты жизни, главная ценность которой — Честь!"

А потом продолжает статьей Ильи Райхера:

«Да, измельчали современные мужички, – думают женщины. – Нет больше благородных рыцарей, готовых бросить к женским ногам весь мир, сразиться ради прекрасной дамы сердца с десятком великанов и любить ее беззаветно всю жизнь. Но приходится терпеть и таких, деваться-то некуда».
И тут дамы начинают мечтать о том, какие раньше «были мужчины», как хорошо было бы жить в средневековом рыцарском замке, с прислугой, готовой выполнить любой дамский каприз… И до чего, наверное, увлекательно было наблюдать за турнирами, на которых рыцари бьются не на жизнь, а на смерть за твой носовой платок…

Короче, дамы рисуют в своем воображении образ прекрасного романтического героя и мифического «золотого бабьего века», когда женщинам жилось вольготно, а все мужики были не «сволочи» (как сейчас), а благородными кавалерами и рыцарями.

Увы, все это не более чем миф, и, повстречай современная женщина на своем пути настоящего рыцаря, поверьте, она была бы в ужасе от этой встречи.

Созданный женским воображением и подкрепленный романтическими рассказами образ сильного, красивого и добродетельного рыцаря, беззаветно преданного своей возлюбленной, не имеет ничего общего с реальностью. Слишком уж не похож настоящий рыцарь на того, о ком можно мечтать…

Вот как, например, по данным европейских археологов, выглядел настоящий французский рыцарь на рубеже XIV-XV вв: средний рост этого средневекового «сердцееда» редко превышал один метр шестьдесят (с небольшим) сантиметров (население тогда вообще было низкорослым). Небритое и немытое лицо этого «красавца» было обезображено оспой (ею тогда в Европе болели практически все). Под рыцарским шлемом, в свалявшихся грязных волосах аристократа, и в складках его одежды во множестве копошились вши и блохи (бань в средневековой Европе, как известно, не было, а мылись рыцари не чаще, чем три раза в год).

Изо рта рыцаря так сильно пахло, что для современных дам было бы ужасным испытанием не только целоваться с ним, но даже стоять рядом (увы, зубы тогда никто не чистил). А ели средневековые рыцари все подряд, запивая все это кислым пивом и закусывая чесноком — для дезинфекции.

Кроме того, во время очередного похода рыцарь сутками был закован в латы, которые он при всем своем желании не мог снять без посторонней помощи. Процедура надевания и снимания лат по времени занимала около часа, а иногда и дольше. Разумеется, всю свою нужду благородный рыцарь справлял… прямо в латы. Кроме того, на солнцепеке в латах ему было невыносимо жарко…

Но снимать свою броню во время боевого похода бесстрашный рыцарь не рисковал – в смутные времена средневековья было полно киллеров. Лишь в исключительных случаях, когда вонь из-под рыцарских лат становилась невыносимой и под лучами полуденного солнца они раскалялись так, что терпеть уже не было мочи, благородный рыцарь орал слуге, чтобы тот вылил на него сверху несколько ушатов холодной воды. На этом вся рыцарская гигиена заканчивалась. Но наверняка это было райское наслаждение…

Что касается пресловутого рыцарского отношения к женщинам, то и здесь писатели-романисты все перевернули с ног на голову. О ком мечтает большинство девиц, ожидающих своего рыцаря на белом коне? О благородном защитнике, всегда готовом подставить свое рыцарское плечо даме, беззаветно влюбленном в нее, оказывающем ей знаки внимания и ради одного ее поцелуя совершающем необыкновенные подвиги. Увы, как свидетельствуют историки, в природе таких рыцарей никогда не было.

Средневековые архивы дают массу свидетельств того, что женщинам во времена рыцарей жилось весьма и весьма несладко. Особенно худо было простолюдинкам. Оказывается, в рыцарской среде было принято во время походов насиловать молодых деревенских девственниц, и чем больше таких «подвигов» совершал странствующий рыцарь – тем больше его уважали.

Никакого трепетного отношения к женской чести у рыцарей не было и помине. Напротив, к дамам средневековые рыцари относились, по нынешним меркам, весьма грубо, абсолютно не считаясь с мнением и пожеланиями последних.

Представления о защите женской чести у рыцарей тоже были весьма специфичными: по понятиям того времени каждый рыцарь считал, что его собственные честь и достоинство оскорблены, если он видел женщину, принадлежащую другому рыцарю. Отбить женщину у собрата по мечу каждый рыцарь считал своим долгом. С этой целью он либо сразу бросался в бой, либо, говоря нынешним криминальным языком, «забивал стрелку» конкуренту на ближайшем рыцарском турнире. Причем мнения той, из-за которой разгоралась драка, никто не спрашивал – дама автоматически доставалась тому, кто побеждал в рыцарской разборке.

От меня: по-моему, это, скорее, памфлет, чем описание. Зубы люди чистили, конечно, и тогда - косметические и гигиенические прибамбасы появились, наверное, еще до того, как у наших предков отвалились хвосты. Не помню точно, какие именно смолки жевали средневековые дворяне, но это было чем-то вроде жевательной резинки, очищающей зубы. Мылись и вправду редко, да. И пахли наверняка не фиалками, а ржавчиной и потом, да и кое-чем другим наверняка припахивали, особенно после требующих резкого физического напряжения размахиваний тяжеленными мечами. Да и справлять нужду, будучи днями закованным в железную скорлупу, тоже было как-то надо...

Только при чем здесь дамы? Когда рыцарь добирался до дома, первое, что с ним делали - это раздевали, давали вина и сладостей, а потом вели-таки в местный эквивалент ванной комнаты. Обычно с пригожей девицей для "потереть спинку". Потом героя усаживали за стол, кормили-поили, и вот только после этого с ним, снявшим все стрессы героического образа жизни, начинали общаться благородные дамы. Так было, во всяком случае, в Швеции еще в настоящее средневековье.

Рост - понятие относительное и сильно зависящее от местного типа. Замечу, что рост 160-170 см для мужчины не так уж мал, если учесть, что длинной еще во второй половине 19-го века считалась женщина ростом в 168 см. Достаточно в доме-музее посмотреть на портрет довольно пухленькой хозяйки, а потом на ее одежду, которая выглядит сшитой на современную девочку-подростка лет 13-ти. Но при этом они были довольно сильны физически, те, кто не были, просто умирали молодыми, при первых же родах. Рядом с теми женщинами современная моделька будет выглядеть неуклюжей, большерукой и большеногой великаншей.

Ну, отношение к женщине было действительно неоднозначным. Простолюдинок рыцари, вероятно, за дам и не считали. Своих женщин, понятное дело, защищали, потому что и любовь тогда, все-таки, существовала, и нормальная, родственная привязанность. И с похищенными дамами все было не так однозначно. Ту же Элеонору Аквитанскую, жившую в 11-м веке, похитил сосед-злодей, чтобы выдать за своего сына замуж (очень ему хотелось наложить лапу на владения молоденькой вдовы). А вот она взяла, да и не согласилась. И отказывалась до тех пор, пока ее не освободил рыцарь, который ей нравился, и за которого она с радостью вышла замуж. Похоже, что похищали тех, которые временно оказывались без защитника, но и опасались совсем уж дурно с ними поступать, потому что это автоматически означало войну с теми, кому эта дама безразлична не была, и уж автоматически - с родом, к которому она принадлежала. Да и существовали свои "жалобные инстанции" и для обижаемых в своей семье дам - через исповедника к церковным властям и к самому королю.

Да, женская доля не была легкой в Средневековье, но для средневековых женщин она была просто нормальной жизнью. И еще мне всегда хочется сказать женщинам, которые говорят, что все мужики - сволочи: Посмотрись в зеркало, дорогая. Каждый видит других через призму собственной личности.

@темы: "Absentis"

---

Развитие оружейного искусства в Испании

Нашла в сети целую книгу, и в ней много всего интересного об оружейном деле. Как водится, скопировала себе то, что меня интересовало, и даже внимания не обратила на авторов. Если когда-нибудь набреду на эту страницу снова, то дам ссылку. Там вообще все, что нужно ролевикам и пишущей братии знать об истории оружия, доспехах и пр.

Прекрасное художественное оружие Испании не связано с именами мифологических героев, как итальянское; художественная жизнь Испании, более уравновешенная сама по себе, накладывала отпечаток однообразия и на прикладное искусство, в котором можно уловить только реминисценции мавританского стиля и сильное влияние итальянцев, особенно миланцев.
Испанская оружейная промышленность концентрировалась со средних веков, как почти везде, вокруг центров добычи самого главного для нее материала, железа, и здесь мы видим три основных области: одна — вдоль Тахо, от гор Толедо до склонов Сьерры де Сан-Мемеде; вторая — на побережье Бискайского залива, от Гипускоа до Леонской низменности. Наконец, область Мурсии, простирающаяся к северу до Альбасете, к югу — до Альмерии. Главным центром промышленности первой области был Толедо, второй — Бильбао, Мондрагон и Саагун, третьей — Альбасете и Альмерия. Отдаленным от мест добычи был только один крупный центр — Севилья.

Если оба южных центра, Толедо и Альбасете, достигли огромного значения благодаря мастерству мавров, то Бильбао представляет собой древнейший очаг оружейного промысла, начало которого восходит к временам иберов и который щадили даже римляне и галлы. Но производство имело самый примитивный уровень и не менялось с незапамятных времен.

В регионе Мурсии в первую очередь осели мавры после их вступления в Испанию. Аль-Маккари сообщает в своей «Истории мусульманского владычества в Испании», что в королевстве Мурсия находились самые знаменитые фабрики кольчуг, художественных доспехов и инкрустированного золотом стального оружия. С продвижением арабов вперед промышленность распространялась вдоль Тахо. К сожалению, с того времени до нас дошло не много дат, но мы все же знаем, что Абд ар-Рахман II (822—852) реформировал тамошнее производство оружия и что Аль-Хаким II около 965 года сделал королю дону Санчо Леонскому богатый подарок толедской работы.

Лучше известна нам промышленность Толедо только с момента, когда этот край оказывается под властью христиан (1492). С этим связано имя его нового основателя Хулиана дель Рея, мавра и вассала Боабдиля, который, попав в плен, принял христианство. Его крестным отцом якобы был Фердинанд Католик. Знаком Хулиана (возможно, идентичного мавританскому оружейнику Редуану) было некое четвероногое животное, возможно — подражание «Волку» мастерских Пассау, которое испанцы принимали за собачку — «perrillo».

Тем не менее самые знаменитые клинковые мастера Испании относятся только ко второй половине XVI и к XVII веку: это Хуан Мартинес из семьи Менчака, работавший в Лиссабоне, потом в Севилье и Мадриде в 1560-х годах; Хуан де ла Орта (ок. 1545), Хуан де Альман (ок. 1550), Мигель Кантеро (ок. 1564), Люпус Агуадо (ок. 1567), Алонсо де Саагун Старший (ок. 1570), Младший, Луис (ок. 1620), Ортуно де Агирре (ок. 1604), оба Франсиско Руиса, отец и сын (1580—1617), Томас де Айяла, изготовитель знаменитых «томасовских клинков» (ок. 1625), наконец, оба Себастьяна Эрнандеса, отец и сын, относящиеся к XVII веку.

Вскоре после этого местная промышленность так быстро пошла на спад, что, к примеру, при Карле III в 1760-х годах не нашлось ни одного мастера клинков, которому можно было доверить руководство вновь создаваемой государством клинковой фабрикой. Наконец его поручили 70-летнему Луису Калисто, которому эта промышленность и обязана своим возрождением.

Производство огнестрельного оружия было освоено Испанией только в конце XVI века, первые стволы еще выписывали из Германии. В XVII веке и приблизительно до 1780-х годов оно удивительно быстро развивалось. Причина ее последующего упадка состоит в том, что испанцы не захотели приспособиться к выпуску ружей с нарезными стволами и постепенно утратили влияние на рынке. Мельчиор Альварес в 1780-х годах был первым, кто стал выпускать нарезные и двуствольные ружья.
Если мы еще упомянем отличные кольчуги, которые рассылались по всем градам и весям, изготовление превосходных седел в Галисии и Кордове, наконец, авторитетные мастерские арбалетов в Сарагосе, то мы опишем в общих чертах оружейную промышленность Испании.
Если мы наконец зададимся вопросом — что дала Испания в сфере искусства в оружейном деле, то мы сможем обнаружить множество замечательных произведений, достойных высокой оценки прежде всего с технической точки зрения. Ни у одного из мастеров, которых мы знаем, нет столь же высокой славы, как у итальянцев, творивших в тесной связи с первыми величинами в мире искусства. И все-таки пусть не отдельные мастера, но испанское оружейное дело (по свидетельству самих испанцев) так высоко ценилось при немецких и других дворах, что испанские «золотильщики оружия» конкурировали там с итальянскими.

@темы: "1600-е", Medieval

---

Так выглядели города средневековой Европы

Если руку на сердце положить, они и сейчас выглядели бы не лучше, если бы не была придумана система избавления от отходов жизнедеятельности человека. В основном урегулированная законами и больно наказывающая в денежном отношении пренебрежение оными. И то случается. В прошлом году мусорный кризис в Италии привел к кризису правительственному, и даже в законопослушной Финляндии прихватили фирму, занимающуюся сбором нечистот за немалую плату, на том, что опоржняли они цистерны с дерьмом где придется, лишь бы от бдящих глаз подальше. Так что продолжаю Absentis'ом, который пишет о злободневной проблеме с невероятной пылкостью:

"Разные эпохи ассоциируются с разными запахами. Средневековье вполне заслуженно пахнет нечистотами и смрадом гниющих тел.

Города отнюдь не походили на чистенькие павильоны Голливуда, в которых снимаются костюмированные постановки романов Дюма. Патрик Зюскинд, известный педантичным воспроизведением деталей быта описываемой им эпохи, ужасается зловонию европейских городов позднего средневековья: «Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом, кухни — порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни — жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь. Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов — луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял как и священник, ученик ремесленника — как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, а королева, как старая коза, и летом, и зимой».

В то время, пишет Зюскинд, «не существовало не единого вида человеческой деятельности, ни созидательной не разрушительной, ни единого выражения зарождающейся или загнивающей жизни, которую бы постоянно не сопровождала вонь».

Европейские города утопали в нечистотах:

"Жители домов выплескивали все содержимое ведер и лоханок прямо на улицу, на горе зазевавшемуся прохожему. Застоявшиеся помои образовывали смрадные лужи, а неугомонные городские свиньи, которых было великое множество, дополняли картину». (Книга для чтения по истории Средних веков. Ч. 2./ Под ред. С.Д. Сказкина. – М., 1951. – С. 12 – 13.)

«Свиньи гуляли по улицам; даже когда это запрещалось, все же в определенные часы дня они могли свободно ходить по городу; перед домами были выстроены хлева для них, которые загораживали улицу; дохлые собаки, кошки лежали повсюду; нечистоты выбрасывались в реки или же на улицу и лежали перед домами и на площадях. Король Филипп-Август, привыкший к запаху своей столицы, в 1185 г упал в обморок, когда он стоял у окна дворца и проезжавшие мимо него телеги взрывали уличные нечистоты». (Кулишер И.М. История экономического быта Западной Европы.М.,1978.Т.1)

«Ночные горшки продолжали выливать в окна, как это было всегда – улицы представляли собой клоаки. Ванная комната была редчайшей роскошью. Блохи, вши и клопы кишели как в Лондоне, так и в Париже, как в жилищах богатых, так и в домах бедняков." (Ф. Бродель. Структуры повседневности. Т.1. – М., 1986. – С. 317 – 332.)

Увернуться от льющегося из окон дерьма было ох как не просто:

"Наиболее типична улица шириной в 7 – 8 метров (такова, например, ширина важной магистрали, которая вела к собору Парижской Богоматери). Маленькие улицы и переулки были значительно уже – не более двух метров, а во многих старинных городах встречались улочки шириной и в метр. Одна из улиц старинного Брюсселя носила название «Улица одного человека», свидетельствующее о том, что два человека не могли там разойтись. Уличное движение составляли три элемента: пешеходы, животные, повозки. По улицам средневековых городов часто гнали стада». (А.Л. Ястребицкая. Западная Европа XI – XIII веков. – М., 1978. – С. 52.)

Антисанитария, болезни и голод — вот лицо средневековой Европы. Даже знать в Европе не всегда могла есть досыта, из десяти детей выживало хорошо если двое-трое, а при первых родах умирала треть женщин... Освещение — в лучшем случае восковые свечи, а обычно — масляные светильники или лучина. Голодные, обезображенные оспой, проказой и, позже, сифилисом лица выглядывали из окон, затянутых бычьими пузырями...

Вышедшая не так давно книга итальянского историка, профессора Анконского университета, Эрколе Сори «Эпоха галантных дам» рассказывает о санитарном состоянии средневековых городов и гигиене их обитателей. Эрколе Сори не первый раз обращается к этой проблеме, считая, что «мусор и отбросы позволяют исторической реконструкции исследовать самые темные углы способов производства и социальной организации».

Выводы ученого неутешительны.
Моющих средств, как и самого понятия личной гигиены, в Европе до середины ХIХ века вообще не существовало. Вот как, например, описывает свое путешествие в Париж один итальянский дворянин ХVI века: «Представьте, что по улице несется поток мутной воды, в который из каждого двора вливаются грязные ручьи. Вонючие испарения заполняют все пространство. Чтобы не проблеваться, мне приходилось постоянно держать под носом надушенный платок или букетик цветов».

Однако атмосферу отравляли не только экскременты. Мясники забивали скот прямо на улицах и там же потрошили туши, разбрасывая кишки и сливая кровь на тротуары. Вонь распространялась на всю округу.

В позднем средневековье люди научились перерабатывать мусор и экскременты. Мочу, например, собирали для обработки кожи и отбеливания ткани, а из костей животных делали муку. В старину художники ставили возле ферм бочки для мочи, на которой они замешивали краски (в Древнем Риме использовали даже мочу из общественных уборных — ее продавали красильщикам шерсти и дубильщикам кожи). То, что не подлежало переработке, оставалось валяться на улице.

Улицы мыл и чистил единственный существовавший в те времена дворник — дождь, который, несмотря на свою санитарную функцию, считался наказанием господним. Дожди вымывали из укромных мест всю грязь, и по улицам неслись бурные потоки нечистот, которые иногда образовывали настоящие реки. Так, например, во Франции возникла речушка Мердерон («мерд» в переводе — дерьмо).

Если в сельской местности рыли выгребные ямы, то в городах люди испражнялись в узеньких переулках и во дворах. «Города утопали в грязи в буквальном смысле слова, — пишет Сори. — Вокруг царила сплошная антисанитария. Только после «гидравлической революции» появились акведуки и сточные канавы, которые приносили воду в дома и удаляли нечистоты».

Не имевшие канализации средневековые города Европы зато имели крепостную стену и оборонительный ров, заполненный водой. Он роль «канализации» и выполнял. Со стен в ров сбрасывалось дерьмо. Во Франции кучи дерьма за городскими стенами разрастались до такой высоты, что стены приходилось надстраивать, как случилось в том же Париже — куча разрослась настолько, что говно стало обратно переваливаться, да и опасно это показалось — вдруг еще враг проникнет в город, забравшись на стену по куче экскрементов. Стену надстроили. Но внутри, за стеной, было не лучше. В дождливые дни потоки дерьма неслись по улицам, бурля под десятками никогда не пустовавших виселиц — мрачного украшения города — от Гревской площади до Круа дю Тируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста.

Иногда Париж пытались от говна чистить. Первый такой «коммунистический субботник» в Париже был произведен в 1662 г., и это событие так поразило современников, что по его поводу была выбита медаль.

«Руанский сифилис и парижская грязь исчезают только вместе с теми, кого они коснутся», — говорит старинная пословица. Необходимость вдыхать удушающий запах этой грязи вынудила монсеньора Альфонса дю Плесси де Ришелье, кардинала-архиепископа Лионского, примаса Галлии, который, не дрогнув, лечил больных чумой в своей провинции, отказаться от поездок в Париж даже тогда, когда его призывали туда важные дела, связанные с религией». (Эмиль Мань Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII)

В Латинском квартале Парижа еще в конце XIX века нечистоты просто пускали течь по улицам — там до сих пор в середине каждой улицы есть такая характерная ложбинка. Тогда дамам самое главное было — чтобы туда не попал подол платья...

Лондон не сильно отличался от Парижа. Простые люди, не владеющие каминами и «частными комнатами», также, как и по всей Европе, выливали продукты своей жизнедеятельности из окон. Разница была только в том, что власти, не полагаясь на сознательность граждан, не выпускали, как в Париже, заведомо неисполняемые указы, запрещающие выливать дерьмо на головы соседям, а учредили специальных городских сторожей. Одной из главных забот этих сторожей было предупреждение ночных прохожих об опасности. Сторож был обязан следить за окнами второго этажа, и если оттуда показывалась рука с горшком, то страж порядка кричал, предупреждая прохожего.

Введена эта должность была первоначально указом английского короля, так как по по тогдашним устоям морали не было ничего более обидного, чем попасть под выплеск ночной вазы или помоев. А для горожан это был неплохой спорт, так как не было более веселого занятия, чем окатить говном вельможу познатнее. При этом вломиться тут же, по горячим следам, в дом обидчика было нельзя. Правда вламывались, и закалывали кинжалами — но тогда и сами подвергались судебному преследованию. В общем в городе оказалось проще ввести ночного смотрителя, чем изменить мораль и построить закрытую канализацию.

Говно текло по улицам и переулкам, а воду брали в основном из колодцев — естественно, для питья и приготовления пищи. Заметьте — в итоге это была одна и та же вода. Грязная вода просачивалась в подземные водоносные горизонты, отравляя колодцы. Поэтому так и получалось, что вода оказывалась средой переноса всякой дряни.

Когда эпидемии чумы, а к XIX веку и холеры, унесли больше жизней, чем многочисленные войны, постепенно пришло осознание того, что чистое белье и тщательное мытье тела — лучшие предохранительные средства от повальных болезней.

Английский парламент даже издал в XVII в. специальный билль о постройке бань, прачечных и об удешевлении стоимости воды. Несмотря на билль о банях, еще в конце XVIII века по Лондону ходила реплика одной знатной дамы, которой во время ужина сделали замечание по поводу ее грязных рук, на что она возмущенно парировала: «И это вы называете грязью? Видели бы вы мои ноги!»

Только к середине XIX века уход за телом постепенно становился правилом приличия. Тогда же появляются зачатки канализации и унитазы (как тот, голландский фаянсовый, XIX века, в «квартире» Шерлока Холмса на Бейкер Стрит). Бывало, случались казусы — иногда унитазы делали такими красивыми, что гости с непривычки принимали их за супницы, как и расписные ночные горшки раньше. До того же времени, например в английских пабах высокого класса (для эсквайров и джентльменов), стулья всегда были с дырой по центру и горшком внутри.

Вплоть до середины XIX века окна английского парламента практически никогда не открывались, потому что они выходили на Темзу, куда стекали все городские нечистоты. А даже просто постоять возле Темзы, игравшей таким образом роль главного коллектора городской канализации, было испытанием не для слабонервных. Закончилось это, вполне закономерно, Днем Великого Зловония, когда задохнувшиеся в смраде Темзы члены парламента вынуждены были прервать заседание и разбежаться по домам, что, наконец, поспособствовало строительству канализации.

В домах от вони, впрочем, и раньше было не спрятаться и без всякой Темзы, как окна не завешивай. Эразм Роттердамский еще в начале ХVI в. писал об Англии: «Все полы здесь из глины и покрыты болотным камышом, причем эту подстилку так редко обновляют, что нижний слой нередко лежит не менее 20 лет. Он пропитан слюной, экскрементами, мочой людей и собак, пролитым пивом, смешан с объедками рыбы и другой дрянью. Когда меняется погода, от полов поднимается такой запах, какой, по моему мнению, никак не может быть полезен для здоровья».

В Германии улицы утопали в грязи и дерьме настолько, что в распутицу не было никакой возможности по ним пройти. Именно тогда, согласно дошедшим до нас летописям, во многих немецких городах появились ходули, «весенняя обувь» горожанина, без которых передвигаться по улицам было просто невозможно.
Германская мода на ходули, с помощью которых только и можно было перемещаться по засранным улицам, распространилась так широко, что во Франции и в Бельгии в средние века даже проводились состязания на ходулях между двумя лагерями, на которые разделялись жители.

«Свиньи свободно разгуливали по улицам, настолько грязным и ухабистым, что переходить их приходилось на ходулях либо же перебрасывать деревянные мостки с одной стороны на другую. Во Франкфурте накануне ярмарок поспешно устилали главные улицы соломой или стружкой 24. И кто бы подумал, что в Венеции еще в 1746 г. приходилось запрещать разведение свиней «в городе и в монастырях» (Фернан Бродель. Структуры повседневности)

Вонь от городских речек стояла невыносимая, находиться рядом было невозможно, и названия таких речек от французских не отличались. Во Франции — «Дерьмовка», в Германии — «Вонючка».

Только в 1889 году было организовано «Немецкое общество народных бань» с девизом: «Каждому немцу баня — каждую неделю». Энтузиастов чистоты не особенно поддерживали, и к началу Первой мировой войны на всю Германию было только 224 бани, зато в центре Берлина еще существовали общественные выгоны для скота."

@темы: "Absentis"

---

К вопросу о том, куда же и король пешком ходил

Тема не слишком изящная, зато довольно злободневная и в наше время - достаточно пройти по улицам крупных городов ранним утром, особенно - в субботу и воскресенье, когда город еще не успели отмыть от следов ночной жизни. Продолжаю цитировать по частям огроменную статью Absentis'a.

"Если уже две тысячи лет назад в семье китайского императора ежегодно использовалось 15 000 листов туалетной — толстой, мягкой, опрысканной благовониями — бумаги, то в Европе туалетная бумага будет изобретена наново только в 1860-е гг. (Заметим в скобках, что британский изобретатель Джеймс Олкок чуть было не разорился — товар поначалу шел плохо, спроса не было. Современная мягкая туалетная бумага появится в продаже в Америке только в 1907 году).

В средние же века — грязь и дерьмо священны и сакральны. Маразм доходил даже до того, что в уставе католического женского монастыря св. Клариссы в Мюнхене сестрам строго запрещалось пользоваться бумагой после посещения уборной.

Изобретение туалета уходит корнями в глубь веков, и уже сложно сказать, где этот признак цивилизации появился впервые.

По одной из версий, первый туалет был построен на острове Крит задолго до начала нашей эры. «Продвинутые» жители Крита уже тогда делали внутренние туалеты со смывом. Выглядели они, как каменные стульчаки, к которым при помощи сложной системы труб подводилась вода. 3800 лет назад их придумала царица Крита, присевшая облегчиться возле ручья и увидевшая, как все, что она извергла, было смыто течением.

Прообраз туалета, предназначенного для практического применения, появился приблизительно 3000 лет до н.э. в Месопотамии.
Канализация уже существовала в Древнем Египте: археологи обнаружили там сточные каналы, которым свыше 2500 лет, а стульчак из известняка, найденный близ Тель-эл-Амарны, датируется ориентировочно 1350 г. до н. э.

Такой же древний туалет относится к цивилизации Мохенджо-Даро (2500 лет до н.э. на территории нынешнего Пакистана). Это кирпичное сооружение со стульчаком, связанное с подземной сточной системой.

Более продвинутые системы подземного отвода дождевых и бытовых стоков существовали в Вавилоне, Карфагене, Иерусалиме. Как отхожее место клозет впервые повсеместно встречается в V в. до н.э. в Афинах, где воду и нечистоты с площадей отводили при помощи специального канала глубиной и шириной 1 метр.

В Китае, в захоронении императора западной династии Хан (206 год до н.э. – 24 год.н.э.), следопыты нашли каменное сидение с подлокотниками и сливной бачок, наполнявшийся проточной (водопроводной!) водой

Однако самая известная из клоак — Cloaca maxima — была проведена в Риме. Построенная в VII—VI веках до нашей эры, она имела она около пяти метров в ширину и оставалась самой совершенной системой еще многие века после того. История канализации хранит сведения о роскошных уборных (фриках), которые в Древнем Риме служили местом встреч и бесед под журчание сливных ручьев. Развитию сортиров не помешал даже налог на латрины (общественные туалеты), введенный в I-ом веке римским императором Веспасианом. Этот туалетный налог обогатил мировой лексикон выражением «деньги не пахнут» (Pecunia non olet).

Что касается территории современного Евросоюза, то единственное упоминание о сортире — в саге о Торстейне Морозе, а это — Исландия века как максимум XI -го.

С приходом христианства будущие поколения европейцев забыли о туалетах со смывом на полторы тысячи лет, повернувшись лицом к ночным вазам. Роль забытой канализации выполняли канавки на улицах, где струились зловонные ручьи помоев.

С вонью и антисанитарией Средневековья пытались бороться деятели эпохи Возрождения. Вот формула одного из изобретений Леонардо да Винчи: «Сиденью нужника так поворачиваться, как окошечку монахов, и возвращаться в свое первое положение противовесом. Крышка над ним должна быть полна отверстий, чтобы воздух мог выходить». Но теоретические разработки Да Винчи на практике оказались никому не нужны. Народ продолжал испражнятся где придется, а королевский двор — в коридорах Лувра.

Верх сортирного комфорта в те времена выглядел примерно так, как показано в фильме «Черный Рыцарь» — дыра с лежащим рядом пучком соломы... Взгляните на старинные гравюры: небольшие пристройки на внешних стенах замков и домов — это вовсе не сторожевые башенки для стрелков, а сортиры с отверстиями системы «очко», только испражнения стекали не в отстойники или в выгребные ямы, а падали на зазевавшегося под стенами замка крестьянина. Подобные «ласточкины гнезда» можно увидеть в орденских замках в Прибалтике.

В Шато-Гайаре все было устроено примерно так же и рутьеры (бандиты-наемники) взяли Шато-Гайар, ворвавшись через те самые сортирные отверстия. В этих сортирных башнях висели крючья для одежды — но не удобства ради, а потому что считалось, что амбре убивает блох. Зато в замках Люксембурга и Швейцарии наличие туалета приветствовалось, ибо сток направлялся в подконтрольное ущелье — враг не пройдет!

Отдельные экзотические попытки «унитазостроения» были лишь забавой. В XVI веке сэр Джон Харрингтон порадовал английскую королеву Елизавету (которая гордилась тем, что педантично мылась раз в месяц, «нуждаюсь ли я в этом или нет») занятной вещицей под названием «ватерклозет» — устройством с автоматическим смывом того, что туда наложили (в Китае аналогичный «ватерклозет» был за две тысячи лет до того). Над изобретением Харрингтона посмеялись, как над забавной безделушкой, и забыли о нем на пару веков, продолжая выбрасывать содержимое всех ночных горшков и помойных ведер на улицы.

В Лувре, дворце французских королей, не было ни одного туалета. Даже типа описанных выше башенок с отверстиями и соломой. Опорожнялись во дворе, на лестницах, на балконах. При «нужде» гости, придворные и короли либо приседали на широкий подоконник у открытого окна, либо им приносили «ночные вазы», содержимое которых затем выливалось у задних дверей дворца.

То же творилось и в Версале, например во время Людовика XIV, быт при котором хорошо известен благодаря мемуарам герцога де Сен Симона. Придворные дамы Версальского дворца, прямо посреди разговора (а иногда даже и во время мессы в капелле или соборе), вставали и непринужденно так, в уголочке, справляли малую (и не очень) нужду.

Известна история, которую так любят рассказывать Версальские гиды, как однажды к королю прибыл посол Испании и, зайдя к нему в опочивальню (дело было утром), попал в неловкую ситуацию — у него от королевского амбре заслезились глаза. Посол вежливо попросил перенести беседу в парк и выскочил из королевской спальни как ошпаренный. Но в парке, где он надеялся вдохнуть свежего воздуха, незадачливый посол просто потерял сознание от вони — кусты в парке служили всем придворным постоянным отхожим местом, а слуги туда же выливали нечистоты.

Король-Солнце, как и все остальные короли, разрешал придворным использовать в качестве туалетов любые уголки Версаля и других замков. Стены замков оборудовались тяжелыми портьерами, в коридорах делались глухие ниши. Но не проще ли было оборудовать какие-нибудь туалеты во дворе или просто бегать в тот, описанный выше, парк? Нет, такое даже в голову никому не приходило, ибо на страже Традиции стояла ...диарея. Беспощадная, неумолимая, способная застигнуть врасплох кого угодно и где угодно. При соответствующем качестве средневековой пищи понос был перманентным. Периодически из Лувра выезжали все его знатные жильцы, чтобы дворец можно было помыть и проветрить.

Леонардо да Винчи был настолько напуган парижским зловонием, что спроектировал для короля Франсуа Первого туалет со смывом. В плане великого Леонардо были и подводящие воду трубы, и канализационные трубы, и вентиляционные шахты, однако... Как и в случае с вертолетом и подводной лодкой, Леонардо поторопился и с созданием туалета — всего-то на каких-нибудь пару сотен лет. Туалеты построены не были.

В те же времена среди знати был популярен некий вид «портативного унитаза» – банкетки с дыркой сверху и вынимающимся изнутри резервуаромМебельщики изощрялись, вуалируя стульчаки под стулья, банкетки, письменные столы и даже книжные полки! Все сооружение обычно богато украшалось деревянной резьбой, тканевой драпировкой, позолотой.

В те времена помпезность туалетных процедур могла означать действительно реальную власть. Король Франсуа (правил с 1515 по 1547 год) был первым, кто придумал «королевские приемы на горшке». Королева-мать Екатерина Медичи также устраивала у себя подобные приемы, а когда ее муж умер, сменила бархат на стульчаке на черный. Следуя моде, вся французская знать также ввела в свой обиход «тронные приемы».

Но наконец впереди забрезжило будущее без запаха. В 1775 году некий британец по имени Александр Каммингс догадался-таки согнуть отводную трубку унитаза в виде буквы «V», чтобы небольшое количество воды не выпускало запах испражнений. Каммингс — тот самый человек, перед которым за изобретение современного туалета со смывом человечество должно склонить голову.

А до эт ого у англичан в «приличных» домах содержимое ночных горшков выливалось в камины. Не возбранялось и попросту мочиться в пылающий огонь. Пованивало, конечно, но зато в огне погибали зловредные бациллы.

В начале XIV века в королевском дворе Лондона была устроена, рядом с банкетным залом, «частная комната», ее можно увидеть и сегодня. В этой комнате стоял стульчак, содержимое которого по покатому желобу скатывалось в расположенный под стеной замка ров с водой. Рвы, как известно, служили замкам защитой.

В богатых домах Германии рыли ямы для нечистот под домами. «История сохранила печальный случай, имевший место в 1183 году в Эрфуртском замке, где рыцари утонули в нечистотах. Под императором Фридрихом и его рыцарями провалился пол большого зала, и все попадали с 12-метровой высоты в выгребную яму и многие потонули, сами понимаете в чем» (А. И. Липков).


За последующие триста лет ничего, естественно, не изменилось, и император Фридрих III чуть было не повторил судьбу своего незадачливого предка: «Еще в конце XV века жители города Рейтлинга уговаривали императора Фридриха III (1440 – 1493) не приезжать к ним, однако он не послушался совета и едва не погиб в грязи вместе лошадью…». (А.Л. Ястребицкая. Западная Европа XI – XIII веков. – М., 1978. – С. 53.) В германских замках иногда все же делали сортиры даже со сливом. Например в замке Бург Эльц в средние века туалет находился в круглой боковой башне. Наверху во время дождей собиралась вода, потом открывалась заслонка, и все смывалось. Но вот в засушливый год...

Профессор, доктор искусствоведения, А. И. Липков заинтересовался историей сортира, ибо, его же словами: «что ж за культура без цивилизованного унитаза?»
После глубокого изучения вопроса пораженный профессор воскликнул: «Я всегда был против того, чтобы именовать средние века темными. А сейчас, углубляясь в сортирологию, поневоле задумываюсь: «А так ли уж не правы так говорящие?» С плодами исследований основателя «сортирологии» можно ознакомиться в его статьях «Шаланды полные фекалий», «Лицо нации, или Всемирная история сортира» и в первом российском монументальном труде об уборных под названием «Толчок к размышлению». Из этих познавательных материалов можно узнать, что возрождение древней канализации — дело лишь очень недавнего прошлого."

@темы: "Absentis"