Роберт Дадли вернулся ко двору очень быстро. Эми похоронили 22 сентября, а уже 1 октября Роберт заказывает себе новые наряды. Но траур он носил до апреля. Возвращение Дадли было громким – в буквальном смысле слова: его появление отметили звуками фанфар. И только двое придворных посмели не снять шляпы, когда сэр Роберт шел к трону королевы под фанфары. Вскоре все пошло по-старому, и о происшедшей трагедии старались не вспоминать. Но кое-что изменилось.
Кто-то услышал, как Елизавета убеждала кого-то, что сэр Роберт обладает слишком хорошим характером и высоким положением при дворе для того, чтобы сводить старые счеты. Обычно эти слова списывают на то, что королева пыталась успокоить ноблей, предавших старого Дадли, относительно того, что Роберт будет им мстить, если королева возьмет его в мужья. Не согласна. Учитывая последующие чудные события, развернувшиеся вокруг сводного брата Эми Робсар, речь шла именно о том, чтобы прекратить интриги вокруг самого сэра Роберта.
читать дальшеСам Роберт стал еще более внимателен к людям, хотя он и до этого окружающими не пренебрегал. И он начал выигрывать сердца даже тех, кто изначально его ненавидел и боялся. Очень примечательный факт: уже в 1560 году английский посол в Шотландии, Рэндольф, пишет Дадли о Марии Стюарт, о том, что они с Елизаветой – потомки одной крови, похожи друг на друга, и тот, кто любит одну, должен любить и другую. Странное письмо, не так ли? Если рассматривать его отдельно, то да. Но оно, как мне кажется, указывает на целый клубок интриг и планов, которые получат кульминацией скандально известное предложение Елизаветы Марии взять в мужья и соправители Дадли, в обмен на признание ее прав на наследование английской короны. Похоже, причем, что Дадли никогда не был расположен к этому плану, и скверно относился к Марии еще тогда, когда та была женой французского дофина.
Одновременно сплотилась и оппозиция. Центром ее был Арундел, мечтавший о женитьбе на Елизавете, и рассматривающий Роберта своим злейшим соперником. К Арунделу примкнули граф Пемброк, маркиз Нортхемптон и лорд Рич. В тот момент и зарубежные послы, и английские крестьяне были уверены, что королева вот-вот объявит о своей свадьбе со своим главным конюшим. Сесил именно в этот момент был подозрительно невидим и среди сторонников, и среди противников идеи. Роль активного противника взял на себя друг государственного секретаря – английский посол во Франции, сэр Николас Трогмортон.
Скорее всего, это была стратегия в духе Сесила. Все, включая королеву и Дадли, знали, что главный секретарь видит пути развития Англии совсем по-другому, чем главный конюший. И, поскольку решения принимала, все-таки, королева, Сесилу очень хотелось нейтрализовать своего противника. Николас же Трогмортон, как все знали, Робертом Дадли чуть ли не восхищался, хотя политически был к нему в оппозиции.
Упрощая, «старики» видели возможность только в альянсе Англии с какой-то другой державой через брак королевы. С королем, они считали, агрессивные и жадные соседи будут считаться больше, чем с молодой королевой, имеющей огромное пятно на происхождении и, соответственно, правах на титул королевы. В общем, саму Елизавету они и в грош не ставили, она была для них только фигурой на шахматной доске, которую они хотели бы передвигать по собственному усмотрению.
«Молодежь», предводителем которой был Дадли, стояла за независимую Англию во главе с независимой королевой. Кто спорит, в 1559 -1560 годах Англия была слаба и уязвима. Но эти молодые люди имели неплохое представление о том, как сделать ее сильной и влиятельной. И правы были именно они, как показало время. А пока королева начала многоходовую игру с Испанией, которая довольно быстро стала настолько запутанной, что самые искушенные интриганы довольно потеряли понимание того, что, собственно, происходит. Ролью Елизаветы было обеспечение дорогого для страны времени, в чем она преуспела. Ролью Дадли и тех дворян, которых он вокруг себя собрал, было вооружение страны, обеспечение безопасности королевы, и поиск новых способов ведения войны.
Как ни странно, до конца ноября 1560 года ни Елизавета, ни Дадли словно и не подозревали о том, как выглядят их отношения в глазах посторонних. Причиной переоценки послужили слова Марии Стюарт о том, что «королева Англии выйдет замуж за своего конюха!». Что касается Роберта, то его, возможно, обозлило именно то, что его назвали конюхом. Это было настолько серьезным оскорблением, что служащий Трогмортона, Роберт Джонс, прибывший с рапортом о скандальном выпаде Марии, не посмел повторить эту фразу непосредственно Дадли. Только тот уже все знал, дословно. Всё, что он хотел – услышать подтверждение.
А вот Елизавету должен был подготовить выслушать Джонса сам Сесил. Как оказалось, предосторожности были излишни. Королева приняла Джонса, но на нее его рапорт не произвел решительно никакого впечатления. Она даже спросила, зачем он примчался из Париже в Лондон для того, чтобы повторять старые сплетни? Подобное говорилось и раньше. Она не намерена задумываться над абсурдными выводами, у нее есть более серьезные объекты для раздумий. Джонс продолжал настаивать, что теперь кое-что изменилось. Жена сэра Роберта умерла при подозрительных обстоятельствах, и по всей Европе строятся гипотезы о причастности к этому самого Дадли, потому что никто не сомневается, что он метит в короли, и что королева довольно охотно его в этой роли увидит.
И вот здесь Елизавета посланца Трогмортона просто в шок ввела. Она сказала, что «когда на жену сэра Роберта напали, его там не было, он был при дворе». И добавила, что происшедшее с Эми « не затрагивает ни его честности, ни ее чести». Джонс добросовестно отписался своему патрону, зашифровав именно эти фразы. Что, собственно, королева ему сказала? О каком нападении на Эми Робсар она упомянула, если вердикт был «несчастный случай»? Вторая фраза была более понятна: в ней королева отметает подозрения, что Эми могла покончить с собой, и утверждает, что Дадли не в чем себя упрекнуть.