Приближалась осень 1571 года, и в Англии надо было решать, что делать со всей полученной с начала года информацией. Арестовать такое количество аристократических предателей, пусть потенциальных, было невозможно. К тому же, и королева, и ее ближний круг прекрасно понимали, что поведение этих ноблей диктовалось двумя причинами. Первой был протест против планов Сесила провести более жесткую политику Реформации. Второй – страх. Несколько поколений сменилось после Войны Роз, но травма осталась. Елизавете было 38 лет. Все уже поняли, что замуж она действительно не собирается. Да если бы и собралась, то шанс на то, что она может родить наследника, был шатким. Преемника она называть отказывалась. Поэтому те, кто считал себя ответственным за судьбу королевства, пытались сделать этот выбор за нее.
читать дальшеЕлизавета сама отказалась вынести решение о виновности Марии Стюарт в деле по убийству лорда Дарнли. Теперь было уже поздно. Детали забылись, эмоции утихли. Мария снова превратилась для многих в законную преемницу власти по праву крови. Более того, было чревато даже назначить ей более надежного охранника, чем граф Шрюсбери, потому что Елизавета сама хотела доказать всем, что Мария находится под опекой человека, к ней благоволящего.
Сесилу вообще не нравилось общее настроение в королевстве. Он знал, что в особняке Норфолка просто двери не закрываются, такое количество средней и мелкой знати со всей страны его посещает в Лондоне. Но даже Норфолка в тот момент прижать было невозможно, потому что его влияние в стране было слишком велико. Но ищущий находит, нашел способ и Сесил. Вернее, способ ему доставили на дом.
Все время к Марии Стюарт стекались деньги. Их передавали разными способами, часто используя совершенно посторонних торговцев, которые и знать не знали, что именно везут. И в конце лета 1571 года нашелся, наконец, один сообразительный малый, догадавшийся заглянуть в необыкновенно тяжелую сумку. Увидев в сумке золото и шифрованное письмо, торговец направился прямиком к Сесилу. Тому шифрованное письмо дало повод прижать одного из секретарей герцога, тот указал, что ключ к шифру находится у Норфолка. Ключа у Норфолка не нашли, но нашли письмо от Марии, из которого был сделан вывод, что герцог, поклявшийся королеве забыть само имя Марии Стюарт, продолжал с ней переписываться. На самом деле, это было то письмо Марии, которое он получил еще зимой, на которое не ответил, но которое, тем не менее, не уничтожил.
«Спрятано» это письмо было таким жалким образом, под ковриком у двери в спальню, что невольно приходит в голову нехорошая мысль. Уж не приобрел ли его незаконным способом сам Сесил, еще до описываемых событий, и не подложил ли компромат под коврик кто-то из производивших обыск?
Теперь это дурацкое, в общем-то, письмо, оказалось в руках Елизаветы, и она приказала арестовать Норфолка и препроводить его с Тауэр. И что же первым делом сделал герцог? Царственно написал письмо своим людям, в котором велел уничтожить списки и шифры. И велел отнести его в свой особняк… стражнику Тауэра. То и отнес – лейтенанту Тауэра. Начались аресты. Среди мелочи, секретарей и штата герцога. Их можно было пытать, они были разменной монетой, да и говорили они достаточно охотно, не имея желания жертвовать собой ради целей их господина. А остальные потенциальные предатели сидели тихо, как мыши под метлой. Эта тактика спасла не всех: Ламли был заключен в Маршалси, Саутхемптон – в Тауэр, Арундела посадили под домашний арест. Шрюсбери был послан приказ уменьшить штат Марии Стюарт, которому он с готовностью подчинился.
Шрюсбери пришлось увидеть драму в нескольких действиях, которую разыграла Мария. Она приказала одному из своих секретарей немедленно отправиться во Францию, и рассказать, как с ней обращаются. Сесилу она написала гневное письмо несправедливо оскорбленной праведницы. С покидающими ее членами штата она прощалась так, словно ей никогда было не суждено увидеть их вновь. А потом приказала привести к ней священника, заявив, что ей надо приготовиться к неминуемой смерти. Но Шрюсбери был так напуган событиями в Лондоне, что на него разыгрываемые драмы не подействовали. Он даже успокаивать разошедшуюся Марию не стал.
Убрали от Марии тех, кто передавал ее корреспонденцию. Отныне даже ее белье, и белье ее дам, передаваемые прачке, тщательно осматривались. Осматривали мужчины, лично преданные графу, потому что довериться более жалостливым женщинам (как он полагал) Шрюсбери не хотел. С ее дверей сняли внутренние задвижки. «Да пусть ее хоть пять тысяч человек явятся освобождать, - писал Шрюсбери Сесилу, - Они получат такой банкет, что пожалеют о том, что сунулись в Шеффилд». Граф сделал выбор. Отныне Елизавета могла не сомневаться в его преданности.
Вот теперь Сесил с огромным удовольствием принялся за архиепископа Росса. Тот, впрочем, получил от французского посла записку, что Норфолк ни в чем детальном не признался. Так, писал слезливые уверения в своей невиновности. Поэтому Росс, поначалу, заговорил с Сесилом достаточно нагло. Тот привычно пригрозил архиепископу дыбой, тонко выложил пару деталей из полученной им секретной информации, и отправил Росса подумать в камеру Тауэра на пару деньков. Росс не мог знать, что эти секреты Сесил знает не от Норфолка. Он не мог знать, что Елизавета категорически запретила применять пытки к благородным пленникам. Поэтому через два дня Росс заговорил.
Теперь Сесил узнал во всех деталях всё, происходившее в течение четырех лет, и постарался, чтобы об этом узнали и во Франции. Уж больно про-испанскими выглядели действия Марии. Реакция Парижа была предсказуемой. И король, и королева-мать наотрез отказались даже думать о помощи Марии. Зато они загорелись еще сильнее породниться с Елизаветой. Не без поддержки Сесила, который не сдался и в будущем, когда Елизавете было почти 50 лет. Елизавете решили сватать Алансона.