Коридоры власти при Тюдорах - 3

[MirrinMinttu]

Ситуация в начале царствования Генри VIII сложилась интересная. Над всеми был очень молодой король, грезивший о военной славе, рыцарских подвигах, спорте и веселом времяпровождении.



Правда, совсем уж безголовым юный король не был. Он мечтал покорить Францию, но понимал, что без союзников ему это вряд ли удастся. Благо, выход был, и под рукой: одинокая и печальная Катарина Арагонская, а через брак с ней – сила ее батюшки, Фердинанда. Скорее всего, Катарина ему нравилась на самом деле. В конце концов, жениться королю наверняка очень хотелось, а его батюшка, Скряга, принял все меры предосторожности для того, чтобы сексуальная жизнь его единственного наследника не началась слишком рано. Тогда верили, что плотские утехи истощают жизненные силы формирующегося организма. Женитьбы королей – дело, обычно, весьма неспешное, а ждать этот король никогда не любил. Поэтому женитьба на Арагонке устраивала и его, и всех вокруг.



Вторым моментом, в котором король не сразу дал себе волю, была его страсть к турнирам. Он ждал почти 9 месяцев, прежде чем начал стопроцентно участвовать в ближних боях. На тот момент его жена выглядела вполне фертильной, и молодым в кошмарном сне не могло присниться, что их в плане наследников ожидает. Сдержанность короля на поприще турнирных подвигов объяснялась тем, что он, все-таки, довольно давно упражнялся, и знал, что дело это действительно довольно опасное. Например, на одном из турниров Комптон, с которым король в шутку поменялся доспехами, был чуть ли не смертельно ранен. Паника была неописуемой.

В чем король не желал себя сдерживать, так это в тратах. На одну коронацию он спустил больше денег, чем его папаша на всю представительскую жизнь двора за 10 лет. Возможно, внезапное сияние, окружившее королевский дом Англии, было созданием плюсов на арене международной политики. Но, скорее всего, это сияние просто было внешним результатом отсутствия управления в области администрации и финансов. Золото просто черпалось из казны и раскидывалось. Аристократия, окружившая короля, ничего о тонкостях администрирования не знала и знать не хотела. Старые советники, доставшиеся королю от отца, терпелись при дворе только в качестве объектов для насмешек, ни власти, ни влияния у них больше не было.

Пока умные люди ужасались происходящим, король развлекался, а гуманисты, осыпаемые дотациями, пели дифирамбы наступившему «золотому веку», один человек увидел в создавшейся ситуации свой шанс. Томас Волси, еще не сэр и не кардинал, а скромный раздатчик милостыни его королевского величества. И креатура Ричарда Фокса, который во многом помог Генри VII выстроить его систему административного управления, выполняя при леди Маргарет Бьюфорт роль, схожую с ролью Дадли при Елизавете I: был ее голосом там, где ей, как женщине, было невозможно высказываться.

Фокс всегда умел держать нос по ветру, и достаточно быстро понял, что при новом дворе ничего, кроме унижений и уколов, ему не светит. И удалился от политики в академический мир, оставив при дворе своего человека – умницу Волси. Благо, Фоксу было уже за 60, и у него было слабое зрение, так что фактическая отставка выглядела достойной пенсией.

Что касается Волси… В 1511 году он был еще, несомненно, человеком Фокса, о чем говорят его постоянные отчеты патрону, в которых он описывает финансовый и административный ахтунг при дворе молодого короля. На закончившийся пшиком совместный с королем Фердинандом поход, Генри щедро дал лорду Дарси 1 000 фунтов. Предполагалось, что это будет займом, который оплатится легко из военной добычи. Но, поскольку добычи не случилось, а случились сплошные расходы и неприятности, короля легко уговорили превратить заем в подарок. Волси, тогда еще сторонник партии мира, радуется в сентябрьском отчете немилости к Томасу Говарду, будущему герцогу Норфолку. Он пытается уже в тот период смоделировать будущее и убедить через нужных людей короля, что Говарда надо сослать на север навсегда, отняв у него право на апартаменты во дворце. И разве не лучше было бы поселить в освободившиеся апартаменты мудрого Фокса?



Оказалось, что не лучше. Эдвард Говард, сын сэра Томаса и любимчик короля, захватил парочку шотландских кораблей, и военная партия снова оказалась сверху. И Волси примкнул к выигравшим. Будущий кардинал к 1512 году понял кристально четко, что в королевстве все будет так, как хочет король, а король хочет войны и славы. Более того, аристократическая молодежь и более старшие родственники королевских фаворитов знать ничего не знали о том, как сделать желания короля реальностью. Не знал этого и король. Опять же, аристократы не сидели постоянно возле короля в полном составе. Они воевали, носились с дипломатическими миссиями, сновали по поручениям короля, и тратили изрядную часть своего времени на управление собственным хозяйством.

Томас Волси взял управление государством в свои руки так плавно, что никто этого поначалу и не заметил. Кухню управленческих хитростей Волси постиг еще в свою бытность при Маргарет Бьюфорт и Фоксе. Но для того, чтобы стать, по сути, административным заместителем короля, этого было мало. Волси понимал, с кем он имеет дело. Он понимал, что его величество Генрих VIII превыше всего ценит красивое слово и красивый жест. Несомненно, Волси увидел еще одну особенность этого монарха: неуправляемость. Это, несомненно, упрощало задачу завоевания доверия короля. Не надо было тратить порох на умасливание спесивых пэров, из которых даже самые безмозглые никогда не приняли бы сына мясника всерьез. В том, что он-то королем управлять сумеет, Томас Волси не сомневался.



Король Гарри умел ценить нужных ему людей. Волси раздобыл денег на войну 1513 года, чем заслужил веру короля в его деловые способности. Да еще и война оказалась удачной. Так что в 1514 году Волси стал епископом Турне и Линкольна, и архиепископом Йоркским, а через год – кардиналом и лордом канцлером. Неплохой взлет, не так ли? А все благодаря тому, что он постоянно находился возле короля.

В самом деле, кто мог быть ему конкурентом? Война с Францией унесла Эдварда Говарда и Томаса Найветта, к которым король Гарри был, пожалуй, по-настоящему привязан. Канцлер Вархам сложил с себя обязанности в 1515 году, и в том же году Фокс сдал королю малую печать, хранителем которой был столько лет. Старая гвардия стала настолько старой, что предпочла потратить оставшиеся годы жизни на примирение с Богом, а не на службу королю.



Чарльз Брэндон, единственный из друзей юности короля, переживший все повороты королевской политики, всегда отличался примерной гибкостью.

Брэндон в детстве

Бэкингем практически выпал из ближнего круга короля, еще не войдя в этот круг как следует. Никто не потерпит возле себя придворного, который даже колено перед королем преклоняет неохотно.

Норфолк, несмотря на аппетит к королевским милостям, был исполнителем, не архитектором, и сам об этом знал. Болейн занимался дипломатий и подолгу отсутствовал. Комптон, конечно, оставался Комптоном, но он никогда не имел амбиций в больших масштабах.

После коронации Генриха VIII прошло каких-то пять лет, но эти годы унесли и отдалили от него почти всех, с кем он вырос из принца в короля. Лишь Волси оставался всегда рядом, всегда готовый исполнить, выслушать, найти способ, порадовать своего господина оригинальным подарком.