Король Джон - 6

[MirrinMinttu]

В середине января 1205 года Джон созвал своих лордов и епископов в Лондон. Формальной причиной сбора была оборона Англии на случай, если Филипп предпримет высадку – извечная головная боль островного королевства. Причиной истинной было посмотреть в глаза каждому из той самой знати, чьей обязанностью было поддерживать своего короля. Посмотреть и понять, кто уже предал, кто готовится предать, а на кого можно положиться и в какой степени.



Похоже, король решил закрутить гайки, и крепко. После того, как знать по-новому принесла присягу королю, присягу принесла и вся страна. Довольно хорошо работающая система, охватывающая всех поданных от 12 лет и старше. В начале февраля король издал приказ о том, что ни один корабль не может покидать гавань или швартоваться без его личного королевского разрешения. 3 апреля Джон велел, чтобы каждые девять рыцарей нашли достойного рыцарского звания десятого, и чтобы кандидаты явились к нему уже 1 мая.

Что касается высшей администрации, то здесь у Джона были большие проблемы, и главная из них носила имя Хьюберт Валтер, архиеписком Кентерберийский и практический правитель страны от имени Ричарда в течение шести лет. Архиепископ раздражал и беспокоил Джона, как больной зуб: никогда не знаешь, в какую минуту он тебя подведет, и ни на минуту забыть о себе не позволяет. Сэр Хьюберт так привык руководить, что автоматически пытался командовать и Джоном, а тот вовсе не был настроен терпеть новых командиров на свою голову. Что самое обидное, от этого командира было не избавиться – архиепископ Кентерберийский автоматически входил во все мыслимые комитеты, миссии и советы.

Были у Джона сомнения и насчет других лордов. Решил он их довольно странным способом, отправив сэра Хьюберта и Уильяма Маршалла с совершенно разными дипломатическими миссиями к Филиппу где-то в районе великого поста 1205 года. Причем, сэры были совершенно не в курсе миссий друг друга. Маршалл попытался вежливо отказаться, ссылаясь на то, что срок, защищающий его владения в Нормандии от Филиппа, практически истек. То есть, если ему не удастся заключить мир, ему придется принести оммаж королю Франции. И в том же положении находятся многие другие. Похоже, именно на это Джон и рассчитывал, обозначив владения своих подданных во Франции как индикатор лояльности. Он промурлыкал что-то вроде того, что клянитесь, кому хотите, лишь бы ваши сердца были верны мне. И удивительно спокойно дал отмашку на принесение оммажа Филиппу, чем воспользовались действительно многие.

Филипп, разумеется, тоже сразу напомнил Маршаллу, что время-то почти вышло, да еще пригрозил, что если Маршалл не принесет ему вассальную клятву здесь и сейчас, дело может обернуться для него скверно. И Маршалл принес клятву, полагая, очевидно, что короли приходят и уходят, а земля-то постоянна. Впрочем, он, возможно, верил, что ему удастся заключить мирный договор с Филиппом, который, в кои-то годы, был расположен поговорить.

Тем временем Хьюберт Валтер узнал, конечно, о параллельной миссии Маршалла. Сказать, что он обозлился на Джона – это ничего не сказать. Сэр Хьюберт был в ярости. И, как человек действия, он не стал тратить запал на гневные письма королю, а просто отправил Ральфа Арденского к графу Булони с весточкой, что у Маршалла нет никаких полномочий для заключения мира. А уж граф быстренько сообщил об этом Филиппу. То есть, архиепископ успешно торпедировал планы собственного суверена. Филипп был, несомненно, счастлив, что ему подвернулась такая блестящая возможность прервать переговоры, и Маршалл бесславно вернулся в Англию. Где его встретил очень злой король.

В самом деле, ведь Джон встретил одного из первых пэров своего королевства, который перешел в вассалы к его врагу, ничего не получив взамен для короля. Конечно, виноват в ситуации, по сути, был архиепископ, но тот был где-то, а Маршалл – вот он. Опять же, вряд ли старый вояка был действительно столь наивен, что верил на 100% в возможность мира с Филиппом. Скорее всего, землица в Нормандии перевесила государственные соображения. Джон пригрозил Маршаллу судом и умчался в Портсмут, где, наконец, начало что-то происходить. Флот был собран, пехота подтянулась. Король также объявил тотальную амнистию всем заключенным, кроме государственных преступников, и большая часть помилованных была взята в армию.

Правда, сильно похоже на то, что Джон не очень тщательно информировал своих баронов о том, что именно он собирается делать с собранным войском. Людей собирали «на службу королю», и как-то предполагалось, что для защиты Англии от высадки врага. Тем более, что какие-то потомки Стивена Булонского и правда предъявляли права на английский престол, и Филипп даже пообещал им всемерную помощь. Любопытно, что и здесь было очень заметно разделение между знатью английской и англо-норманнской.

Для англичан, Джон был королем англичан, терявшим континентальные владения из-за происков врага, короля Франции, и предательства лордов. И англичане были вполне готовы наказать врагов на континенте.

Для англо-норманнов, имевших значительные связи и владения на континенте, картина выглядела по-другому. Они были готовы защищать Англию, где у них тоже были богатые владения, но на континенте предпочитали служить двум господам сразу. Для них защитой Англии было просто укрепление береговой защиты, не более того.

Достаточно трогательно недавно поссорившиеся Маршалл и Хьюберт Валтер воссоединились с целью помешать Джону отправиться воевать во Францию. В принципе, Маршалл не был политиком, и не был, конечно, двуличным предателем. Он просто влип в непростую лично для него ситуацию. Что касается Валтера… Этот-то был политиком до мозга костей. Только вот он, архиепископ Кентерберри, шесть лет выкачивал из своей страны средства для Ричарда, и своими глазами видел, чего стоят англичанам ангевинские владения. Возможно, он персонально пришел к выводу, что Англии эти владения просто не нужны.

Сложность ситуации, в которую попал Маршалл, стала особенно неприятной для него в начале июня 1205 года, когда король Джон действительно призвал сэра Уильяма к ответу. С точки зрения короля, тот принес вассальную клятву его врагу, ничего не получив взамен для короля. И единственным способом оправдаться было отправиться в Пуату воевать за Джона и против Филиппа.

Маршалл, конечно, понимал, что воевать с Филиппом, его нынешним сюзереном во Франции, ему нельзя – это бесчестие. Это бунт. Но ведь и отказаться поддержать своего второго сюзерена, в Англии – это тоже бесчестье и бунт. И что ему оставалось? Только припугнуть высших баронов страны тем, что если его признают виновным в государственной измене, подобное обвинение ждет их всех.

А Джон понаблюдал за реакцией своих пэров, помянул зубы Христовы, и заявил: "I see plainly that not one of my barons is with me in this ; I must take counsel with my bachelors about this matter which is beginning to look so ugly". Это была многообещающая фраза, которая не обещала ничего хорошего присутствующим в будущем.

Что касается королевских юристов, то лично Маршаллу обращение к ним короля сулило только хорошее. Дело в том, что они справедливо не нашли, кто из присутствующих баронов вправе судить запутавшегося пэра. Рыльце в пушку было у всех, а вот таких заслуг, как у Маршалла, не было ни у кого. Дело можно было бы решить поединком, «Божьим судом», если бы кто-то из пэров решился вызвать Маршалла на дуэль, но желающих ожидаемо не нашлось. В конце концов, тот только на турнирах победил около 500 рыцарей за свою жизнь, не проиграв ни одного поединка.

Похоже, Джон был вполне доволен решением, потому что прямо с заседания отправился на обед, куда пригласил и Маршалла. В конце концов, король убедился в том, в чем хотел убедиться.