Томас Кромвель - 19

[MirrinMinttu]

В данных обстоятельствах для Кромвеля, скорее всего, стало полным сюрпризом, что на парламентском заседании 17 мая 1539 года герцог Норфолк внезапно поставил на голосование то, что впоследствии получило название «Шесть статей».

Во-первых и в-главных, первая из статей подтверждала, что тело Христово физически участвует при сакраменте во время мессы. Отрицание этого становилось самой страшной ересью, наказуемой сжиганием на костре, даже после признания ошибки, что могло спасти душу грешника, но не его тело. Остальные моменты касались целибата монахов и монахинь, запрещения браков для духовных лиц, поощрения приватных месс и святости тайны исповеди. С точки зрения реформистов, эти статьи стали «плеткой о шести концах» и поставили увесистый крест на надеждах тех, кто хотел бы видеть Англию лютеранской.

То, что в Шести статьях полностью отражались воззрения Гардинера, было бы для Кромвеля делом неприятным, но лишенным драматизма. Хуже было то, что его демарш, имеющий целью столкнуть носами его величество и милорда епископа, провалился. Но еще хуже было то, что подобный документ просто не мог быть поставлен на голосование без того, чтобы над ним не поработал король. Действительно, поработал – нынче в Британской библиотеке есть черновик проекта, собственноручно во многих местах исправленный королем (как известно, герцог Норфолк был натурой, поэтически увлекающейся, и стиль его проектов был хотя и чудесен, но далек от канцелярского).

Если учесть, что Кромвель уже многие годы был вторым лицом в королевстве, то внезапное для него появление такого серьезного документа, требующего серьезной и довольно длительной работы полной секретности, не могло его не встревожить.

С другой стороны, обширность шпионской сети Кромвеля была легендарной. Могло ли случиться так, что приватные посиделки короля, герцога Норфолка и епископа Гардинера ускользнули от внимания этой сети? Верится слабо. Может быть, что Кромвелю эти Шесть статей были просто-напросто безразличны. Что бы потом о нем ни говорили, реформистом он никогда не был. Вера его была традиционной, католической – такой же, как и у короля, и у Норфолка, и у Гардинера. Все они были добрыми католиками, не желавшими подчиняться далекой и зачастую враждебной национальным интересам власти папского престола.

Кромвелю следовало бы обеспокоиться, тем не менее. Религиозные вопросы были его епархией, и ни чрезвычайная занятость, ни пошатнувшееся той весной здоровье не могли быть причиной того, что его «освободили» от участия в проекте.

Не участвовал Кромвель и в дебатах, развернувшихся в парламенте 19 – 21 мая. А ведь против этого закона, испросив королевского разрешения, выступил даже уклончивый Кранмер! Более того, сам Большой Гарри усидчиво присутствовал на заседаниях каждый день, и усердно принимал участие в прениях. Да, его личное участие практически гарантировало то, что закон пройдет, но, судя по более поздним комментариям участников того парламента, король действительно выставлял аргументы, и делал это грамотно.

Впрочем, после принятия закона 28 июня 1539 года, компания в составе короля, Кранмера, Кромвеля, и герцогов Норфолка и Саффолка собралась на неформальный обед в Ламберт Палас. Словно и не было никакой размолвки.

Но размолвка, все-таки, была. Кромвель, решив оказать поддержку подавленному Кранмеру, начал его расхваливать, сравнивая с Волси, который «потерял друзей из-за высокомерия и гордости», тогда как Кранмер «покорил своих врагов добротой и кротостью».

Норфолк фыркнул, что кому, как ни Кромвелю знать привычки покойного архиепископа.

Кромвель вспыхнул и возразил, что да, он работал на Волси, но никогда не одобрял его методов. Кроме того, он никогда не был от Волси в таком восторге, чтобы выслуживаться ради него в Риме, как это делал в свое время Норфолк. Еще бы, ведь стань Волси папой, Норфолк стал бы Лордом Адмиралом. Норфолк разразился проклятиями, и этот эпизод положил конец их дружеским отношениям, которые длились много лет.

Отчасти жаль, что Кромвель и Норфолк поссорились. Кранмер, трусливо уславший прочь свою жену, после принятия Шести статей, этой ссоры не стоил. Впрочем, дальнейшее развитие событий показало, что Кромвель был просто раздражен принятием Шести статей, отсюда и выражение симпатии тому, кто хотя бы теоретически попытался возразить возведению их в статус закона. Потому что в террор этот закон не перерос только благодаря влиянию Кромвеля.

Нет, он не сочувствовал женатым духовникам. Через два года он заметил французскому послу Марильяку, что если что-то вызывало у него большей протест, чем папская супремация, так это именно духовенство, состоящее в браке и имеющее наследников, которым будут передаваться значительные средства и положение в обществе. С его точки зрения, какой-то баланс силы в отношениях между королем и его лордами еще можно было создать, но вмешательство наследственного, а не назначаемого духовенства, могло ввергнуть королевство в хаос.

Причиной того, что Кромвель не участвовал в парламентских дебатах, была его уверенность в том, что дебаты бессмысленны, а бессмысленными делами он заниматься не любил.

Он достаточно знал своего заклятого приятеля Норфолка, всегда держащего нос по ветру, чтобы понять, что король решил. Причем, как почти всегда, последствия его решения интересовали Гарри слабо. Вот результаты – да, но не детали. Что бы ни думал Кромвель о еретиках, женатых попах и прочем, террора он допускать был не расположен.

На тот момент в королевстве около трех сотен священников состояли в браке. Большинство, как Кранмер, просто услали жен с глаз подальше. Хочется верить, что хотя бы обеспечив как-то жизнь женщин, вдруг рухнувших из состояния респектабельного брака в положение непонятно кого. Некоторые сбежали вместе с женами в лютеранские государства Германии, потеряв все, кроме жизни.

Кромвель, как обычно без лишних эмоций и паблисити, организовывал побеги тем, о чьих арестах было вынесено решение. Скорее всего, не делая из этого секрета, и вполне возможно, что с ведома короля, который, по представлению Кромвеля, объявил генеральную амнистию пяти сотням арестованных. В любом случае, несмотря на массовые аресты, величайший шум и жуткие угрозы, по Шести статьям были казнены всего шестеро.

Для сравнения, дам пример того, как действовал в тех же обстоятельствах Кранмер, который, как раз, протестантом и реформистом был, в отличие от Кромвеля.

Кранмер, разумеется, писал трактат для короля. Он просил Гарри отменить Шесть статей, приводя бесчисленные цитаты и аргументы. Потом вручил свое послание секретарю, и секретарь отправился в Ламбет – на лодке, по реке. В лодке были и другие пассажиры, которые отправлялись в Саутварк поглазеть на медвежий бой.
Когда они причалили, один из медведей сорвался с цепи, и кинулся к реке, преследуемый собаками. В результате паники лодка, на которой был секретарь, опрокинулась. Не факт, что этот Ральф Морис умел плавать. Во всяком случае, когда его вытащили на берег, бумаг Кранмера при нем не оказалось. Долг он, правда, не забыл, и потребовал, чтобы хозяин медведя выловил для него бумаги, которые тот, выудив из реки, внезапно передал в руки священника, стоявшего рядом.

Возможно, он опознал секретаря Кранмера, возможно, ему просто показалось подозрительным беспокойство почти утопленника о каких-то бумагах. Священник, пробежав глазами текст, сообщил окружающим, что это – страшная ересь, направленная против Шести статей, и тот, у кого она была найдена, должен быть арестован.

Секретарь заверещал, что текст не его, а его работодателя, архиепископа Кранмера, и вообще он требует, чтобы с вопросом разбирался Кромвель. Надо признать, что ужас его имел основание, потому что за такую ересь ему грозила смертная казнь.

Ну, по пути в Вестминстер Кромвель увидел, что хозяин медведя, у которого по-прежнему находились спасенные из реки бумаги, переговаривается с одним из врагов Кранмера, явно с намерением бумаги ему продать. Кромвель выхватил опасный документ из рук барыги, рявкнул, что тот вмешивается в дела Тайного совета, и пригрозил всяческими напастями. Тем не менее, весь Лондон узнал о случившемся, и, разумеется, о случившемся быстро узнал король. И узнал в свете, для Кромвеля невыгодном.

Одни неприятности окружающим от этого Кранмера.

И все это время параллельно Кромвель занимался вопросом женитьбы короля, чья международная репутация с каждым месяцем становилась все более жуткой.