Разумеется, герцог Йоркский оставаться в Ирландии в стороне от столь интересных событий не собирался. Тем более, что король Генри ухитрился снова расставить фигуры в своей политике так, что хуже и придумать было нельзя.
Вместо казненного повстанцами без суда и следствия Саффолка, он возвысил Эдмунда Бьюфорта, герцога Сомерсета, состоявшего в состоянии перманентной ссоры с великим множеством сэров и пэров – и все из-за непомерной жадности и плохо скрываемого высокомерия отпрыска королевского рода, пусть и от незаконной ветви. Кстати, из-за какого-то очередного «вкусного» кусочка земли разругался Сомерсет и с Варвиком, будущим Кингмейкером, окончательно оттолкнув того в лагерь йоркистов.
читать дальшеСомерсет удивительно быстро нашел общий язык с королевой Маргарет – молодой, бездетной и изнывающей от жажды власти. И очень скоро начали происходить удивительные вещи. Например, королева вдруг, наконец, забеременела, а король вдруг впал в странное состояние «офф», причем не то, чтобы не мог, а скорее не желал реагировать на окружающие раздражители. Что дало повод заговорить о том, что отцом принца был Сомерсет, а король отключился от потрясения.
С моей точки зрения, была еще одна версия развития событий. Сомерсет, на правах ближайшего и старшего родственника, мог просто прямолинейно объяснить его величеству, что ему надлежит делать с ее величеством. Со всеми вытекающими последствиями. Напомню, что мы говорим о короле, который шарахался от женских декольте с воплем «стыд! стыд!», и падал от отвращения к наготе в обморок во время экскурсии в баню.
Впрочем, в 1450 году король был еще в сознании, насколько это было для него вообще возможно, и пытался править. Сомерсет и Йорк были старыми соперниками, но теперь они стремительно становились врагами. Сомерсет только что профукал Францию, дав французам спокойно готовиться к войне во время перемирия, и не пошевелив пальцем ради того, чтобы подготовить к грядущему английские гарнизоны. Йорк, сплавленный в Ирландию, быстро стал там героем и возвращался в ореоле славы.
Незаконно возвращался, кстати, потому что никто ему разрешения на это не давал и патент на возвращение не подписывал. Так что королевский совет, где теперь заправлял Сомерсет, понимавший, что Йорк ринулся в Лондон вовсе не для того, чтобы засвидетельствовать ему, Эдмунду Бьюфорту почтение, впал в панику, и отдал приказ арестовать Йорка в тот момент, когда он ступит на английскую землю. Но ведь и у Йорка опыт боев и интриг был немалый. Он высадился в Уэльсе! Потом, пройдя через земли приграничья, в котором он был одним из наиболее крупных лордов, набрал целое войско, объявил своей задачей и обязанностью свергнуть Сомерсета и восстановить справедливость, увернулся от Томаса Хо, и в сентябре 1450 оказался у стен Лондона.
Королю ничего не оставалось, как дать Йорку аудиенцию. Йорк немедленно начал разговор с претензии, что ему пытались помешать занять его законное место в правительстве. Король, по своему обыкновению не любящий ссор, пристыженно извинился за свое распоряжение об аресте герцога, и пообещал, что впредь у него будет возможность беспрепятственно быть услышанным в совете лордов.
Казалось бы, все хорошо и справедливость восстановлена? Как бы не так.
Во-первых, Йорк совершенно ясно высказал в своей знаменитой речи, что видит себя во главе преобразований по оздоровлению политического климата в Англии. Что автоматически означало отставку Сомерсета-Бьюфорта и чистку рядов палаты лордов от приверженцев покойного Саффолка. Что, в свою очередь, означало, что Йорк стал бы в королевстве вторым человеком после короля. Йорк. С его потенциальными правами на престол все еще бездетного его величества.
Во-вторых, король вовсе не собирался жертвовать своим дорогим родичем Бьюфортом, потому что отставка Сомерсета в тех условиях автоматически означала бы обвинения в коррупции и государственной измене, со всеми вытекающими. При том, что Сомерсет-то на королевский трон претензий не имел, относительно этого озаботился еще Генри IV, проведший через парламент еще одно подтверждение более раннего решения, что Бьюфорты корону не получат при любом раскладе.
Было еще и в-третьих, конечно. Это в-третьих заключалось в том, что в 1450 году лорды королевства были сильнее короля, а такая ситуация всегда была опасной для короны. Но, пожалуй, в тот момент этот раздрай был единственной картой, на которую король мог поставить: пока лорды не торопились признать права Йорка на место своего безусловного лидера, Сомерсет был в относительной безопасности. И, между прочим, сам король был в относительной безопасности, потому что если даже сам Йорк в тот момент не вынашивал планов занять престол, все события именно к этому и вели.
Так что слабый король упирался не по тупости. Слабый король упирался потому, что осознавал, насколько он сам не годится в лидеры, и препятствовал, по мере возможностей, появлению сильного лидера на политическом горизонте. И, полагаю, никогда бы Йорк не поднялся на ту высоту, которая ожидала его в уже недалеком будущем, если бы Сомерсет не оскорбил Ричарда Варвика.
Потому что о Ричарде Йорке хоть и принято говорить хорошо из-за его трагической кончины, харизмой лидера он явно не обладал. Харизма ведь такая штука, что или она есть, или ее нет. Вот у лорда Варвика ее было даже в избытке.
Что касается Йорка, то он был, возможно, представительным вице-королем, но человеком он при этом был заносчивым, гордым и несколько отстраненным. В кризисе 1450-51 гг ему не помогло даже то, что он находился в обычно выигрышном положении критика непопулярного правительства. Да что там, Йорк показал себя в тот период не только никудышным дипломатом, но еще и совершенно никаким интриганом.
Судите сами. Парламент, собравшийся после рождественских праздников, в январе 1451, вернулся ровнехонько к тому, на чем прервался: к требованию удалить от двора Сомерсета, герцогиню Саффолк, лордов Дадли и Гастингса, аббата Глочестера (которого Йорк, собственно, уже давно арестовал по пути к Лондону), а также Сэя, Тревильяна и Дэниэла, против которых была направлена еще петиция Кейда.
Палата общин требовала возвращений розданных земель короны обратно владельцу, т.е. королю, который к 1451 году имел уже личный долг в 372 000 фунтов при личном годовом доходе 5 000 фунтов, при том, что его хозяйство поглощало, вдобавок, 24 000 фунтов ежегодно! Генрих, который обычно при подобных дебатах вводил оппонентов в ступор, торгуясь за интересы каждого когда-то им одаренного, согласился на то, что треть раздаренного можно и вернуть короне.
И вот в мае 1451 года палата общин выпустила, как сказать, кота на стол, выступив с требованием назначить Ричарда Йорка официально наследником престола. Сделал это некий стряпчий из Бристоля, Томас Янг. Причем, в палате общин петиция собрала за собой большинство, тогда как палата лордов в принципе была против. А в те годы палате лордов всегда удавалось настоять на своем, так или иначе. Инцидент закончился так, как обычно заканчиваются подобные инциденты: король просто распустил парламент, а Янга посадил за наглость в Тауэр.
А герцог Йорк все это время сидел у себя в Ладлоу. Сидел до самого января 1452 года, когда он вдруг издал манефест, отказываясь от своей лояльности королю, и 3 февраля обратился с призывом к жителям Шрюсбери помочь ему избавиться, наконец, от Сомерсета «with the help and supportation of Almighty God, and of our Lady, and of all the Company of Heaven».
К Йорку присоединились Девон и Кобхэм, и их объединенные силы двинулись на Лондон. Король, снова вопреки собственной репутации нюни и мямли, поднял лояльные ему силы, и двинулся навстречу герцогу, но – разминулись... В общем, подошел герцог Йорк к Лондону никем не задержанный, но в город, все-таки, не вошел, свернув внезапно в Кент, и разбив лагерь в Дартфорде, где король его, наконец, нашел.
Замечу при этом, что пока Йорк сидел в Ладлоу и лелеял планы о королевской власти, «мямля» Генрих носился по всему королевству, подавляя вспыхивающие то здесь, то там бунты. И приговоры его не отличались мягкостью. Один только Лондонский мост «украсили» 13 голов казненных! Повешенных, разумеется, никто не считал. Причем, такой невероятный для Генриха всплеск почти год длящейся активности наверняка имел ту подоплеку, что у те времена королем считали того, кто способен отстоять свою корону. Генриху отчаянно необходимо было доказать собственным подданным, что он не только молиться умеет, и вовсе не в монастыре его место. А Йорк просидел весь этот период в Ладлоу.
Ладно, теперь они с королем сошлись в чистом поле, и что же предпринял Йорк? Йорк отправился беседовать с королем, словно на дворе стоял двенадцатый век, а не пятнадцатый. Возможно, он не хотел, чтобы его появление в лагере короля выглядело уж слишком воинственным и вызывающим. Но он совершил ошибку, и понял это практически сразу, увидев возле короля... Сомерсета, который, как все считали, находился в Кале. И пришлось Йорку входить в Лондон не победителем, а побежденным, и принять в кафедрале св. Павла клятву никогда не оспаривать действия короля ни словом, ни делом. После этого его отпустили.
Герцога-то отпустили, но вот тех, кто вместе с ним посмел выступить против законного короля, судили. Судили в Ладлоу, и судил сам Сомерсет, который, несомненно, наслаждался властью распоряжаться в самом гнезде своего смертельного врага.
Мартовский парламент 1453 года о Йорке уже и не заикался, лорды-враги Йорка чувствовали себя прекрасно, но тут пришло лето, и случилась неожиданная болезнь короля, которая затянулась на целых 18 месяцев. Возможно, Господь и Пречистая Дева все-таки благоволили к дому Йорков.
А 18 октября 1453 года ее величество Маргарита Анжуйская родила сына и наследника престола. Ричард Йорк больше не мог быть преемником или заместителем Генриха по праву рождения. Максимум, на что он мог рассчитывать – это быть лидером оппозиции, требующей перемен. Воплощение в жизнь более сильных амбиций потребовало бы смены династии. Проще говоря, открытого бунта против короны со всеми вытекающими последствиями. Так что, если небесные силы и благоволили дому Йорков, они не собирались делать работу за герцога
Эдвард IV - тучи над домом Йорков
Разумеется, герцог Йоркский оставаться в Ирландии в стороне от столь интересных событий не собирался. Тем более, что король Генри ухитрился снова расставить фигуры в своей политике так, что хуже и придумать было нельзя.
Вместо казненного повстанцами без суда и следствия Саффолка, он возвысил Эдмунда Бьюфорта, герцога Сомерсета, состоявшего в состоянии перманентной ссоры с великим множеством сэров и пэров – и все из-за непомерной жадности и плохо скрываемого высокомерия отпрыска королевского рода, пусть и от незаконной ветви. Кстати, из-за какого-то очередного «вкусного» кусочка земли разругался Сомерсет и с Варвиком, будущим Кингмейкером, окончательно оттолкнув того в лагерь йоркистов.
читать дальше
Вместо казненного повстанцами без суда и следствия Саффолка, он возвысил Эдмунда Бьюфорта, герцога Сомерсета, состоявшего в состоянии перманентной ссоры с великим множеством сэров и пэров – и все из-за непомерной жадности и плохо скрываемого высокомерия отпрыска королевского рода, пусть и от незаконной ветви. Кстати, из-за какого-то очередного «вкусного» кусочка земли разругался Сомерсет и с Варвиком, будущим Кингмейкером, окончательно оттолкнув того в лагерь йоркистов.
читать дальше