Третий крестовый - люди и судьбы/3

[MirrinMinttu]

Официальные хроники Третьего крестового дружно умалчивают о том, как переносили все эти тяготы и опасности две близкие Ричарду I женщины – его жена, Беренгария, и его сестра, Джоанна. Кое-что можно понять из эпизода на Кипре, когда эти дамы выступали в роли наживки – роли чрезвычайно опасной и требующей железных нервов и известной доли фатализма. Джоанне было не привыкать. Пережив практическое заключение при Танкреде Сицилийском, Джоанна знала не понаслышке, как делается политика. Знала ли Беренгария?



Кое-что она знала, конечно. Длинное и опасное путешествие со свекровью через зимние Альпы вряд ли проходила в полном молчании. Другое дело, что вряд ли эти собеседования были дружескими. Слишком большое эго Алиеноры и позже проявлялось в том, что она даже в официальных документах именовала невестку не иначе как "dilectissima" или "carissima" – две королевы в одну Англию просто не помещались, если одна из них имела тенденцию поглощать всё пространство вокруг себя.

С другой стороны, в глазах Беренгарии Алианора никак не была ни авторитетом, ни моделью для подражания. Это сейчас Алиенора Аквитанская кажется бесстрашной валькирией, свободной и независимой хозяйкой собственной судьбы. В двенадцатом же веке её репутация была просто-напросто скандальной. Она была разведённой женой, из-за своего предположительно некрасивого поведения во время Второго крестового. Она была женой, стравившей своих сыновей с мужем, и открыто объявившая ему войну. И какому мужу! Так что вряд ли Беренгария благодарно впитывала то, чему поучала её высокомерная свекровь. Скорее, она втайне клялась себе не быть похожей на эту женщину.

Я не знаю, удивлял ли кого в то время или позже выбор Беренгарии Наваррской в качестве жены такому амбициозному типу, как Ричард I. В то, что Ричард мог увидеть Беренгарию во время турнира, и написать куртуазный стих сестре друга – поверить можно и должно. Этого просто требовали хорошие манеры того времени. Но поверить в то, что он в девушку глубоко и навсегда в тот момент влюбился, поверить невозможно, учитывая будущее развитие их отношений. Как обычно, если хорошо поискать, то найдётся хотя бы одна видимая причина.

Все помнят, что брак Ричарда был сольным проектом его мамы? Так вот, гордая Алиенора была по уши в долгу у отца Беренгарии, который, похоже, был единственным королём, осмелившимся заступиться за неё перед Генри II, и даже добиться некоторого формального улучшения отношений между рассорившимися супругами, что позволило Алиеноре жить не в изоляции и даже бывать при дворе.

Тем не менее, было бы абсурдным предположить, что Алиенора выбрала дочь Санчо Наваррского в жёны своему обожаемому сыну из чувства человеческой признательности. И как ни пристёгивай сюда предполагаемую важность Наварры, надо признать, что Беренгария явно не рассматривалась перспективной невестой на брачном рынке – ей было от 20 до 25 лет, когда её сосватали королю Англии. Для принцессы, да ещё красивой и умной – просто перестарок. То есть, давайте не будем говорить о том, что брачный союз с Наваррой кого-то в то время интересовал.

И почему брачными предложениями не забрасывали Ричарда – красавца, героя турниров, графа, герцога и короля, в конце концов? Для начала, у него была невеста – французская принцесса Алис, репутацию которой он потом смешает с грязью громко и со вкусом. Во-вторых, Ричарда, как и его мать, открыто винили в смерти Генри II. В третьих, мы снова упираемся во что-то, что было известно современникам этого короля, и не известно нам. И это «что-то» не было гомосексуальностью, кстати. Ричард был способен иметь детей, а шалости коронованных супругов на стороне всегда переносилась их королевами стоически. Ну, почти всегда.

Таким образом, получается, что союз Беренгарии и Ричарда был союзом не ради чего-то, а вопреки чему-то. Возможно, именно вопреки брачному альянсу с Францией? Если Ричард в тот момент не собирался возвращаться в Англию, он теоретически мог опасаться козней Филиппа, усиленных браком с сестрой Филиппа. Кто знает.

А пока всё, что известно о Беренгарии в тот период, так это вступление на Святую землю на руках Филиппа Французского, и то, что они с Джоанной жили в Акре на протяжении всей кампании Ричарда. И всё это время с ними была заложница или пленница, дочь свергнутого Ричардом тирана Кипра. И, как утверждают некоторые источники, за историей с сорванным флагом Лео Австрийского была именно ссора относительно этой девушки, права которой Лео, на правах родственника, защищал.

И в самом деле, какое право Ричард имел держать девушку у себя? Она не была воином, она была христианкой, так почему Дева Кипра держалась в плену у короля-крестоносца? Да просто потому, что оставить её на Кипре, обеспечив соответствующим положению состоянием, Ричард не мог, ни к чему хорошему для девы это бы не привело. Передать её Лео, союзнику Конрада Монферратского, он тоже не мог. Конрад очень быстро оттягал бы Кипр себе под руку, используя права наследницы Исаака Комнина.

Итак, 29 сентября 1192 года Ричард отправил Беренгарию, пленницу-киприотку и сестру Джоанну из Акры, под присмотром старого администратора Стивена де Тёрнема. Все хронисты отмечают «таинственное отчуждение» между супругами, но никто не может объяснить, в чём было дело. Очевидно, в своё время была попытка приплести в эту историю киприотскую принцессу, но идея оказалась несостоятельной, девушка всегда была при Беренгарии. Лично я думаю, что в тот момент Беренгария стала не нужна Ричарду. У него была своя, довольно странная схема, которая привела его в плен к Лео Австрийскому. Какими бы ни были его планы, Беренгарии и Наварра в них не входили.

Что касается «Девы Кипра», то она осталась в истории именно под этим именем просто потому, что так её назвали в хрониках Третьего крестового. Как звали её на самом деле? Шэрон Пенман утверждает, что Анна. Но, по всей видимости, Пенман перепутала Исааков Комнинов. У того, который интересует нас, были сын и дочь. Сын умер где-то в конце 1180-х. У другого был набор из пяти дочерей, и среди них действительно была Анна. Более надёжным источником имени этой таинственной женщины является завещание сестры Ричарда, Джоанны, которая оставила существенные деньги для "Beatrice domicella". Поэтому в дальнейшем я буду называть Деву Кипра принцессой Беатрис.

Женщины благополучно добрались до Неаполя, откуда проследовали в Рим, где Стивена де Тёрнем их оставил, и вернулся в Англию. В Риме дамам пришлось, по всей вероятности, сложно. На какие деньги они существовали целых полгода? Возможно, то, что осталось от казны Ричарда, было в их распоряжении? Вряд ли, потому что именно Ричард швырялся деньгами и нанимал пиратов. Возможно, они жили на доходы от сицилийских владений Джоанны? Снова вряд ли, потому что на Сицилии тогда распоряжались Танкред и, после его смерти, римский император, которые вряд ли считал себя обязанными выплачивать сестре пленного короля её вдовью долю. Скорее всего, их содержала казна Святейшего престола, но через полгода папа отправил дам в Пизу, в сопровождении кардинала Меллара, откуда они отправились в Геную и затем в Марсель, где они и встретились с графом Сент-Жилем, он же Раймунд VI Тулузский.

Правда, историк Гарет Расселл утверждает, что единственной причиной, по которой Беренгария застряла в Риме, была радость от спокойной, лёгкой жизни имеющей отличный банковский кредит аристократки. Расселл совершенно справедливо уточняет, что Беренгария была чуть ли не единственной из имеющих отношение к Ричарду людей, кто не внёс даже символической суммы в его выкуп. И что у неё явно не было ни малейших намерений ехать в Лондон. Она и не поехала, а вернулась в Наварру, где счастливо порхала из одной семейной резиденции в другую, пока в 1194 году ей таки пришлось явиться к супругу.

Агнес Стрикленд даёт более серьёзный портрет Беренгарии. Портрет несколько растерявшейся женщине, старающейся попасть туда, где есть хоть кто-то, знающий её, для кого она не будет пустым местом. В Марсель она стремилась потому, что там был её родственник, король Арагона. С другой стороны, Стрикленд называет Джоанну младшим ребёнком Алиеноры Аквитанской, перепутав, по-видимому, Джона и Джоан. И утверждает, что во время этого путешествия Джоанна и Раймунд влюбились друг в друга. Что так тронуло Алиенору, что она передала свои права на Гиень, которую только что завоевал папенька Раймунда, Джоанне.

Но, если Раймунд в 1193 году влюбился в Джоанну, то почему он в том же году женился на даме из свиты Беренгарии? С которой, правда, развёлся уже в 1194 году. Даму звали (та-дам) Бургонь. Да, это была дочь Амори Иерусалимского, который тогда ещё не был Иерусалимским, а был занят на Кипре.

Хотя, опять же, Шэрон Пенман называет стадом баранов тех, кто говорит подобное про Бургонь. Которая, на самом деле, была женой коннетабля Иерусалимского королевства, Готье де Монбельяра. Но здесь Пенман упускает из вида хронологические рамки. Бургонь вышла за Монбельяра только в 1205 году. И скоропалительный развод в 1194 году, после скоропалительного брака с Раймундом Тулузским, объясняется, скорее всего, тем, что в 1193 году Бургонь по обычаям того времени ещё не считалась готовой к самостоятельным решениям. Её могли выдать замуж, но сама она выбрать мужа не могла. Во всяком случае, без предварительных переговоров, договоров и разрешений. В принципе, этот брак могла одобрить сама Беренгария, в свиту которой девушку определили. Но если так, то здесь Беренгария превысила свои полномочия. Скорее всего, по неопытности.

Что характерно, не все биографии Раймунда дают эту дату развода. Некоторые указывают 1196 год. И знаете, почему? Потому что они не считают следующий брак Раймунда.

Угадайте, с кем…